Несмотря на, то что в школе я была круглой отличницей и мне одинаково легко давались и гуманитарные, и точные науки, довольно рано стало понятно, что ни гениальным математиком, ни перспективным филологом я вряд ли стану. Науки меня не привлекали никак. И было очевидно, что, скорее всего, успех меня будет ждать на артистическом поприще. Подавляющее большинство детей ненавидели, когда мамы ставили их на табуретку и просили прочитать стихи для Дедушки Мороза. Меня упрашивать не приходилось, я залезала на табуретку при любом удобном случае и декламировала стихотворения километрами. Я их легко заучивала и звучным голосом, с выражением, трогательно и торжественно читала перед собравшимися родственниками. На этой же самой табуретке был впервые исполнен незабвенный хит «Эй вы там, наверху». Я брала в руки швабру и, пародируя Аллу Борисовну Пугачеву, стучала ею в потолок. Потом был «Синенький скромный платочек» в сопровождении дедушкиного аккордеона и множество других песен. В общем, было очевидно, что мое будущее – артистическая карьера.
Мама тоже разглядела во мне артистку и в один прекрасный день повела меня на прослушивание в ансамбль народной песни. Меня прослушали, на меня посмотрели, пожали плечами и сказали: «Ну, ничего особенного, конечно. Солисткой вашей девочке не быть. Но если у вас время есть – ходите к нам». И я стала ходить. Времени у меня было не очень много – после обычной школы я каждый день ходила еще и в музыкальную, а до места, где базировалась репетиционная база ансамбля, надо было ехать час на автобусе, шесть остановок на метро и потом еще идти пешком. Но я как-то справлялась с таким графиком, трижды в неделю мотаясь через весь город на репетиции хора.
Алименты, деньги, вещи, квартиру – сколько я помню, они всегда что то делили. Не делили они только одно: меня
Мне нравилось петь в хоре, даже несмотря на то, что я никогда не была там солисткой. Я была девочкой, которой говорят: «Слушай, ты встань где-нибудь там, сбоку, в третьем ряду, ладно?» Любой детский хор тогда был устроен следующим образом: на выступлениях в первом ряду стояли красавицы с хорошими голосами. Во втором – девочки попроще с голосами похуже. А в третьем располагались все остальные (ну надо же их было куда-то девать). Внешность у меня была средненькая, голос средненький, и я считала, что третий ряд – это вполне заслуженное место. И даже то обстоятельство, что абсолютно у всех участников хора, кроме меня, были свои сольные номера, меня не смущало. Главное – я на сцене. Остальное неважно.
Самым большим счастьем на свете были для меня поездки с хором на гастроли. Можете себе представить, каково было мне, девочке, жившей в бандитском районе, в подъезде, где никогда не горел свет, в квартире, где из игрушек был только плюшевый Бимка, оказаться первый раз в Германии или во Франции? Это было путешествие в мир счастливых людей, где никто не ругался, все друг другу улыбались. В этом мире я выходила на сцену в красивом наряде и пела, а все на меня смотрели и аплодировали. В моем обычном мире я была никем, а там становилась кем-то, пусть даже третьим в пятом ряду. Конечно, это были гастроли далеко не люксового уровня, бизнес-классом там и не пахло, запахи были совсем другими. Мы добирались до места назначения на автобусе – на старом разбитом «Икарусе». Бесконечно колесили по дорогам Европы для того, чтобы доехать до небольшого городка где-то в немецкой или чешской глубинке и дать единственный концерт в местной школе или в церкви. Получалось обычно так: пять дней не выходишь из автобуса, который везет тебя через всю Европу, два дня на выступление и обратно домой, еще пять дней в пути. Ели и спали мы прямо там, в автобусе. Особым шиком считалось, если тебе удалось застолбить место для сна в проходе между сиденьями. Там, на полу, было жутко холодно, ледяные сквозняки и железный пол, но почему-то спать там считалось очень круто. Мы брали с собой в поездку все теплые вещи, которые у нас были дома, чтобы создать хоть какое-то подобие комфорта и уюта. Но на самом деле мы не особо заморачивались какими-то там условиями проживания. Мы едем в путешествие, мы вместе, мы – дружная компания. И вот она, наконец-то, семья, которой у меня никогда не было и которую я всю жизнь искала. Что еще нужно?
Изучить как следует те страны, в которые мы приезжали, нам не удавалось, расписание было очень плотным. Но даже того, что нам удавалось разглядеть из окна нашего «Икаруса», было достаточно, чтобы понять – мы попали совсем в другой мир, совершенно не похожий на тот, что ждал нас дома. Мы смотрели на людей, на деревеньки и маленькие городки, сквозь которые проезжали, на школы, в которых оказывались в день выступления, и мечтали только об одном: жить в таком городке и учиться в такой школе. И именно там и тогда я поняла, что надо приложить максимум усилий, много работать, чтобы как-то выбраться самой из той нищеты, в которой мы все жили, и по возможности вывезти оттуда всю семью – маму, брата и бабушку.
В одной из этих поездок случился и первый романти́к в моей жизни. На тот момент мне уже исполнилось 14 лет, а я ни разу еще ни с кем не целовалась. Не сказать, чтобы меня особо тяготило это обстоятельство, но время от времени я размышляла, каким он будет, мой первый поцелуй. А чтобы быть хоть немного подготовленной к волнующему событию, я тренировалась… на помидорах. Брала из холодильника помидор, уединялась с ним на втором этаже нашей с братом двухэтажной кровати, чтобы никто из домашних не видел, и репетировала. И вот однажды отправились мы в Португалию, и там, помимо нашего хора, оказалось еще несколько ансамблей из разных стран. Мальчики быстренько все передружились, и, слово за слово, у них возник какой-то животрепещущий спор. Не знаю, что они там делили, но по условиям этого спора проигравшая сторона должна была поцеловать самую страшную девчонку. В результате спор проиграл один парень из Польши. А самой страшной девчонкой всего объединенного состава международных хоров назначили… меня. Парень, надо отдать ему должное, ничего мне про этот спор не сказал. Он обставил событие невероятно романтичным образом – пригласил меня ночью на стадион неподалеку от нашей гостиницы. Взял за руку, вывел на поле и поцеловал. Парень был очень худенький и не очень красивый, но мне в тот момент было совершенно все равно, как он выглядел. Свершилось то, чего я так долго ждала, – первый поцелуй.
Разумеется, как только я вернулась в отель, добрые подруги тут же доложили мне все как есть – и о том, что этот парень поцеловал меня только потому, что проиграл пари, и о том, что я, по общему мнению, стала самой некрасивой девчонкой. Но моего настроения ничто не могло испортить. Это все было неважно. Я была счастлива. Пусть смеются, сколько им влезет.
В тот момент я впервые поняла значение выражения: «Если жизнь тебе отгрузила лимоны – сделай из них лимонад». Да, меня назначили самой страшной девчонкой, но эта страшная девчонка только что целовааааалааась! И не с помидором, а с живым человеком. Ну и кто после этого лузер?!
А еще я стала воровкой. Будучи в городе Андорра, мы зашли в один сувенирный магазинчик, и я увидела там браслетик. Такой совсем пустячный, но очень красивый – коричневые и красные нити были переплетены в причудливый узор, и на нем бусинками было вышито что-то типа «Люблю тебя бесконечно». И мне вдруг ужасно захотелось подарить этот браслетик маме. Он стоил три евро, которых, конечно, у меня не было и в помине. Но как вернуться домой без подарка? И тогда я сделала жуткую вещь. Я осторожно стянула браслет с крючка, на котором он висел, незаметно положила себе в карман и вышла из магазина. Чуть не сгорела от стыда и страха, пока проделывала этот трюк. Стыдно до сих пор.
В 16 лет меня из ансамбля выперли. Попросили освободить место. Я стала слишком взрослая, слишком высокая, переросла всех участников, и даже то обстоятельство, что я стояла в третьем ряду, уже не спасало. Я ушла. И передо мной вплотную встал вопрос: что же теперь делать дальше? Ясно было одно: надо начинать зарабатывать деньги. Семья жила настолько бедно, что не хватало средств на самые элементарные вещи типа еды и одежды. А потребности росли, да и помочь семье хотелось. И я начала искать работу.
Надо сказать, что к тому времени я постепенно начала превращаться из заморыша, которым была в подростковом возрасте, во вполне себе интересную женщину. Начала прорисовываться фигура, лицо изменилось. На меня начали обращать внимание мужчины, но я совершенно искренне не понимала, чем вызван столь резко возросший интерес ко мне и что мне самой делать с этой зарождающейся и стремительно растущей женской энергией. Каждый раз вздрагивала, ловя заинтересованные взгляды. Почему они на меня смотрят? Что со мной не так? Может, в одежде какой-то изъян? И до сих пор, надо сказать, когда мне кто-то говорит, что я красавица, мне становится неудобно. Комплекс некрасивой девочки, который развился у меня в детстве и юности, не отпускает по сей день.
Однажды в метро я наткнулась на парня, раздающего флаеры рекламного агентства. «Приходите к нам на кастинг», – было написано в объявлении. Поскольку раздавали флаеры всем девушкам, независимо от роста и веса, я решилась попробовать и приехала по указанному в объявлении адресу. Фигура у меня была далекой от стандартов подиумной модели – я была невысокая (всего 168 сантиметров) и довольно пухленькая. Разумеется, с первых же секунд я услышала, что с таким ростом, как у меня, о карьере модели даже и помыслить нельзя. Я собралась уже развернуться и уйти восвояси, но вдруг услышала: «Впрочем, не все потеряно. Мы попробуем сделать из тебя фотомодель». И действительно, агентство организовало мне несколько фотосессий, одна из них была напечатана на страницах популярного модного журнала – мои пышные кудрявые волосы отлично подошли для рекламы каких-то причесок. А потом, неожиданно для меня, я была отобрана в числе других для показа коллекции одежды из трикотажа в киевском ЦУМе. Тогда ЦУМ даже близко не был похож на тот роскошный магазин, каким мы знаем его сейчас. Это был обычный советский универмаг, серый и скучный. Но показ у них получился солидный, на подиум вышли очень известные модели, роскошные, высокие. И я среди них. Плохо помню, как все прошло, в памяти осталось только, как я в каком-то вязаном ужасе иду по подиуму. Я была абсолютно счастлива, к тому же заработала первые в своей жизни деньги – целых сто гривен! Хватило на торт для мамы и на ролики, о которых я давно мечтала, но денег на них никогда не было. Я чувствовала себя самым богатым и счастливым человеком на земле. У меня появилось что-то по-настоящему роскошное – роскошные ролики!
Закончилась моя карьера модели, едва успев начаться. Дело было так. Однажды меня пригласили на очередной кастинг, я пришла, встала в очередь и стала разглядывать божественно красивых девочек, которые меня там окружали. Это были совершенно неземные красотки. Одна невероятнее другой. Подходит моя очередь, я в числе десятка других девочек захожу в комнату, где сидит отборочная комиссия. Девочки вертятся во все стороны, мужчины, восседающие в комиссии, смотрят на них, как на товар. Я перехватываю взгляд одного из них и внезапно выхожу из себя. Ну какое он право имеет смотреть на женщин, как на куски мяса?!! Они же все личности! Они наверняка невероятно умные, с чувством собственного достоинства. Они, может быть, стихи читают хорошо, поют божественно. А он на них смотрит, как на рынке: повернись, подними, опусти. И так меня накрыло, что я не смогла сдержаться и все это высказала прямо дяденьке в лицо:
– Подонки, не смейте так смотреть на девушек! Мы, женщины, – нечто большее, чем просто тело! – После чего гордо удалилась, хлопнув дверью.
Я не смогла спасти их брак
В тот день я узнала значение слова «манипуляция»
– Можешь к нам больше не приходить, – сказали мне в агентстве. Но я ничуть не расстроилась, наоборот, была горда тем, что не побоялась сказать правду в лицо этому мерзкому дяде.
Параллельно с карьерой модели я начала свою работу в шоу-бизнесе, и начала я ее с самого «сока» – с телевизионной массовки. Я была среди тех всем известных трехсот человек, которые сидят на трибунах позади ведущей и устраивают овации, когда она делает особенно крутые вещи, например лихо достает огурцы из банки. Я смотрела на ведущую и мечтала: «Когда-нибудь и я так же мастерски буду доставать огурцы, и публика будет реветь от восторга». Денег мне за это никаких не платили, но опыт я приобретала бесценный. Мои аплодисменты день ото дня становились все убедительнее, и карьера пошла в гору. Сначала я, как водится, сидела в последнем ряду, потом переместилась на 4-й, и наконец наступил день, когда режиссер попросил меня сесть в первый ряд. Это был триумф! А однажды я пережила настоящий звездный час. Я сидела в зале на съемках программы «Как стать звездой», которую вел Сергей Сивохо, и меня, в компании еще одной зрительницы, выбрали для участия в конкурсе – кто лучше споет. Из всех зрителей выбрали нас двоих, вы представляете? Я думала: «Вот она, победа, сейчас спою – и зал упадет от восторга к моим ногам». Ничего из этого не вышло. Победила моя соперница. Впрочем, это не имело никакого значения. Важно было то, что из всех зрителей, а их там было около сотни, выбрали именно меня. Значит, я что-то все-таки могу! Значит, я небезнадежна. В тот момент я по-настоящему поверила в себя.
На поисках работы моя зарождающаяся вера в себя никак не отражалась. Меня никуда не брали. Я круглосуточно смотрела телевизор, выискивала в эфире объявления о кастингах и ходила на все подряд в надежде, что куда-то возьмут. Я была везде. На всех телеканалах, во всех программах. И даже прошла кастинг на отбор солистки в группу «Hi-Fi» – музыканты группы организовали целый тур для поиска девушки в свою команду, приехали они в том числе и в Киев. Когда очередь на кастинге дошла до меня, на вопрос, как меня зовут, я ответила: «Дана». Мне показалось, что «Аня» – это невероятно скучно, а хотелось как-то выделиться. «Дана – это другое дело, это роскошное имя», – решила я. Но пока пела – напрочь забыла о том, что меня отныне зовут Дана. Спустилась со сцены и пошла себе, не обращая никакого внимания на крики: «Дана, куда же вы, останьтесь!» Я же – Аня, правильно? Значит, кричат не мне. Если бы память у меня была получше, может быть, я бы сейчас пела в группе «Hi-Fi».
Пока я металась по городу в поисках работы, пришло время заканчивать школу и поступать в институт. Поскольку я была круглой отличницей и медалисткой, в любой вуз меня брали вне конкурса – надо было только сдать экзамены по специальности. Первым в списке вузов, куда мне хотелось бы поступить, значился театральный институт. Рассчитывать я могла только на бюджет, платить за мою учебу мама бы точно не смогла. Критически оглядев свой гардероб, я сделала вывод, что одежды, подходящей для подачи документов в театральный, у меня нет, выпросила у одной подружки джинсы, у другой кофту и отправилась в приемную комиссию. А для того, чтобы выглядеть солиднее, прихватила с собой тот самый модный журнал, где была реклама причесок со мной в главной роли. И вот я прихожу, вся такая себе модная, спасибо подружкам, даю членам приемной комиссии журнал со своей фотографией, они переглядываются, кивают друг другу и принимают у меня документы.
Мы доедали эти объедки, откусывали маленькие кусочки и медленно пережевывали, чтобы растянуть удовольствие
Начинаются творческие экзамены. В первом туре надо было рассказать стихотворение и прочитать отрывок из прозаического произведения. Я, полностью уверенная в своих силах, выхожу на середину аудитории, рассказываю приемной комиссии все, что выучила, получается просто превосходно. И вдруг – бабах – мне ставят тройку. Тройка – это неплохо, это означает, что я прохожу в следующий тур, но баллов маловато. Второй экзамен – песня и танец. Это вообще моя родная стихия. Я демонстрирую максимум того, на что способна, – и опять получаю тройку. В третьем туре – собеседование. Я легко выполняю все просьбы экзаменаторов. Мне говорят: «Заплачьте», – я плачу. Просят засмеяться – смеюсь. То есть, вроде бы, с актерской точки зрения ко мне претензий нет. И тут вдруг экзаменатор спрашивает:
– А кем работают твои папа и мама? Кто они? Мы их знаем?
– Вряд ли, – говорю, – папы у нас нет, а мама – обычная учительница.
Экзаменаторы, услышав это, почему-то страшно удивляются. «Откуда же тогда у вас фото в журнале?» И ставят мне третью тройку подряд. Я чувствовала себя полнейшим ничтожеством. Я – бездарь. Все, что я себе придумала, все, что намечтала, – мыльный пузырь. Нету у меня никакого таланта! Все кругом талантливы, а я – пшик на тройку с минусом. Я оказалась недостойна своей мечты.
Потом выяснилось, что все не так уж и плохо и это не я – ничтожество. Ничтожествами оказались люди, которые принимали у меня экзамены. Выяснилось, что все эти тройки были неслучайны. Правила приема в этот институт гласили, что абитуриенты, набравшие низший балл, могли попасть в вуз и учиться там, но только на платной основе. И перед членами приемной комиссии стояла задача – на глаз определить платежеспособных студентов и нарочно завалить их, чтобы потом предложить платное обучение. Меня, с моим модным прикидом, доставшимся от подружек, и фотосессией в глянце, еще на этапе подачи документов определили как дочку платежеспособных родителей и ставили тройки в надежде, что мои папа и мама раскошелятся на обучение. Они придумали себе деньги, которых у меня не было, и страшно разозлились, когда оказалось, что их фантазии не имеют ничего общего с реальностью.
Документы из театрального я забрала. Помню этот день, как сейчас. Шел проливной дождь. Я вышла из метро «Золотые ворота», добежала до приемной комиссии театрального, вымокнув насквозь. Забрала свою папку с аттестатом и бегом побежала обратно под дождь. Это был последний день приема документов в Институт культуры, и времени у меня оставалось – в обрез. Насквозь мокрая, проехала на метро через весь город, стремглав неслась из метро до дверей Института культуры, прибежала и… мне оставалось только поцеловать дверную ручку. Дверь была закрыта на замок. Прием документов закончился за 10 минут до того, как я туда прибежала. Все. Конец. «Приходите в следующем году».
И вот представьте картину. Я стою на крыльце Института культуры, вся насквозь мокрая, с меня течет, я размазываю по лицу слезы вперемешку с дождевой водой. И тут ко мне подходит солидная женщина и спрашивает: «Девочка, почему ты плачешь?» Я говорю: «Да вот, бежала подавать документы, на 10 минут опоздала». Женщина, по счастливому стечению обстоятельств, оказывается заместителем ректора Института культуры, она лично ведет меня в приемную комиссию и просит принять у меня документы. Я сдаю все экзамены на пятерки, и с этого момента начинается замечательная студенческая жизнь в институте, которому я очень благодарна. Там были прекрасные преподаватели, которые не только учили меня, но и были очень добры ко мне, позволяя со второго курса работать, а с третьего – гастролировать с группой «ВИА Гра», не ставя, как это делается в других вузах, палки в колеса, а, наоборот, помогая и поддерживая.
Знаете, я часто вспоминаю историю, которую в свое время рассказывала Людмила Гурченко. Ее не приняли в Киевский театральный. И однажды, много лет спустя, оказавшись в Киеве и проезжая в машине мимо несостоявшейся альма-матер, она остановилась, вышла и поклонилась зданию, в котором ей не суждено было учиться.
– Спасибо огромное за то, что вы меня не приняли, – сказала актриса тем, кто ее в свое время завернул.
Я сейчас могла бы сделать то же самое. Если бы я поступила в театральный, наверняка закончила бы свои дни, играя 18-го лебедя в каком-нибудь заштатном театре. А Институт культуры сделал из меня стильную, модную молодежную звезду.
Едва поступив в институт, я поняла, что сидеть на шее у мамы, перебиваясь случайными заработками, я уже не могу и пора бы начинать работать по-настоящему. Однажды, будучи в Русановке (спальном районе с, мягко говоря, не очень хорошей репутацией) и проезжая в автобусе мимо клуба под названием «Парк», я заметила объявление, в котором приглашали всех желающих на кастинг ведущих шоу-программ, проходивших в этом клубе. Я туда отправилась. На собеседовании соврала, что мне 20 лет, хотя мне тогда едва исполнилось 17, и это сработало. Если бы наниматели знали о моем настоящем возрасте, меня бы туда ни за что не взяли – это был клуб, где время от времени танцевали стриптиз. Я должна была вести мероприятие под названием «Женский день». В обычные дни клуб наводняли мужчины, а на сцене работали стриптизерши. Идея «Женского дня» состояла в том, что сначала в клуб пускали только женщин, за исключением стриптизеров-мужчин, услаждающих их взоры. А позже с улицы запускали посетителей-мужчин, которые с успехом находили среди разгоряченных стриптизом женщин легкую добычу. Я все это вела – объявляла выход артистов, подбадривала публику. Платили мне 10 долларов за ночь, за эти деньги я, тогда еще совсем робкая и не знавшая жизни девочка, которая до этого целовалась только с помидорами (не считая того поляка, который на меня поспорил), выходила на сцену и говорила:
– А сейчас, девочки, приготовьтесь визжать и кричать, потому что на сцену выйдет неподражаемый и великолепный Тарзан. – И уходила в гримерку, где все эти тарзаны разминались перед выходом на сцену. Постепенно я стала в клубе своей, и меня повысили – предложили самой составлять программу, искать артистов стриптиза, контролировать их, вводить в курс дела. Потом одна рабочая ночь в неделю превратилась в три, получать я стала в 4 раза больше, но уставала при этом неимоверно. Три раза в неделю я заканчивала работать в 4 утра. Возвращалась домой на такси (метро в такое время не работало) и всю дорогу молилась только об одном: не заснуть во время этой ночной получасовой поездки. Буквально держала руками закрывающиеся глаза. Потому что даже не сомневалась: стоит мне уснуть, и водитель тут же этим воспользуется и увезет меня в лес. Или на заброшенный пустырь. И там отрежет голову. Или изнасилует (я была уверена, что со всеми уснувшими пассажирками таксисты именно так и поступают). В 5 утра приезжала домой и ложилась спать, а в 7.30 вставала и ехала в институт на пары. С тех пор мне отлично известно состояние под названием «двухчасовой ночной сон».
Меньше всего в этой истории меня смущало то, что приходилось работать со стриптизерами. Обнаженное тело никогда не казалось мне чем-то порочным, и я всегда отделяла профессию человека от его повседневной жизни. Парням и девушкам надо было зарабатывать себе на хлеб и на учебу, а иногда, поскольку время было тяжелое, они кормили и мать, и отца. И, выходя на сцену, они были жаркими Игуанами и Тарзанами, а возвращаясь в гримерку и надевая тренировочные штаны и кеды, становились обычными милыми уставшими мальчиками и девочками, которые точно так же, как и все, едут после рабочего дня в метро домой, думают о том, как бы растянуть свою зарплату до конца месяца, сколько «дошираков» они себе могут позволить и как выкроить копейку на оплату телефона. А некоторые из девчонок-стриптизерш еще и детей своих маленьких кормили, выкраивая им из скудных гонораров копейки на куклы Барби и на пластмассовые грузовички. Мне тяжело давались мои 10 долларов, и я видела, что артистам они доставались с таким же трудом. С тех пор я ни разу в жизни никого не осудила за выбор профессии. И не проводила параллели между сценическим образом и тем, как человек ведет себя в реальности. У меня ведь тоже есть фото для журнала «Плейбой», но дома, облачаясь в пижаму и тапочки, я становлюсь обычным человеком, мамой, подругой, точно такой же женщиной, как и все остальные.
Несмотря на то что я работала в таком специфическом заведении, мои помыслы оставались все такими же чистыми, как и были во время учебы в школе. Я ловко уворачивалась от разных липких и грязных рук, которые мечтали залезть ко мне в разные места. Я убегала от всех уродов, которые пытались соблазнить меня деньгами. И я по-прежнему не до конца понимала, что они все от меня хотят. Боженька хранил меня, оберегал и вел правильной дорогой.
Собрался весь двор, и все дети, как щеночки на мясо, кидались на это лакомство, ловя его на лету ртом
Однажды ко мне в клуб пришел один известный боксер. За несколько дней до этого мы познакомились на пляже, он спросил, где я работаю, и совершенно неожиданно навестил меня на работе, а потом проводил до дома, до двери нашего задрипанного грязного подъезда. Но, поскольку я совершенно искренне не понимала, чего он от меня хочет, мой ухажер предпочел исчезнуть. А на следующий день я увидела, как он обнимал в телеэфире свою красавицу жену. Я ждала большую, настоящую, чистую любовь, ту любовь, о которой все говорили в книжках и в кино, но мало кто ее видел в реальной жизни. И я не хотела предавать эту любовь, которая обязательно ждет меня за поворотом (я в это искренне верила), заводя какие-то мелкие и недостойные интрижки. Мне казалось, я тогда совершу преступление перед этой любовью. И я ждала.
Однажды я шла по улице, и около меня остановилась машина. За рулем сидел приятный мужчина, он представился, спросил, как меня зовут, и пригласил на чай. Он был очень обаятельным, приятным, похожим на плюшевого мишку. Мы проговорили в кафе два часа. Вторая наша встреча совпала с моим днем рождения. Он, узнав об этом, достал из кармана ключи от своей машины – трехлетней «BMW» – и отдал их мне. «Теперь эта машина твоя». Я попыталась было отказаться, но он и слушать не хотел. Сказал загадочную фразу: «Плохие люди должны помогать хорошим. А ты хорошая девочка». Повода для такого подарка у него не было никакого – мы с ним даже не целовались. Но он был очень необычным. За ним по пятам, я успела заметить, всегда следовали какие-то неприятные, очень страшные люди. А через несколько дней после моего дня рождения его убили. Мужчина этот оказался главой ОПГ из Рязани, приехал в Киев, чтобы прятаться от преследователей, но это его не спасло. Мой друг знал, что его убьют не сегодня-завтра, и под конец жизни хотел непременно сделать что-то хорошее и доброе. Машина, подаренная хорошей девочке в день ее совершеннолетия, и была таким вот хорошим, добрым поступком. В тот момент я узнала, что не все, кажущееся плохим, на самом деле таковым является.
Примерно в это же время, глядя в телевизор, я увидела там объявление, что каналу «Биз-ТВ» требуются новые ведущие. Всех, кто уверен в своем таланте и неотразимости, приглашали на кастинг. Я, по своей привычке не пропускать ни одного кастинга, собралась и поехала туда. Картина, представшая перед моим взором, была ошеломляющей. Очередь, состоявшая не меньше чем из тысячи человек, головой упиралась в двери здания, а хвост ее змеился где-то вдали, его не было видно. Понуро побрела я вдоль очереди в поисках этого самого хвоста, не переставая удивляться, какие красавицы встречались мне на пути. Я, напялившая на себя в тот день единственную приличную вещь в гардеробе – связанный мною собственноручно топик, – не шла с ними ни в какое сравнение. Мужественно отстояв в этой очереди несколько часов, я все-таки попала внутрь, вошла в комнату, где предстала пред ясны очи сидевших за столом строгих мужчин, поговорила с ними и была отправлена домой. Но едва я добралась до своей квартиры, как мне сообщили: «Тебе тут звонили. Сказали, что ты прошла в следующий тур кастинга участниц группы „ВИА Гра“». Я страшно удивилась: «Какая еще „ВИА Гра“?! При чем тут „ВИА Гра“? Это же был кастинг ведущих канала!» И тут до меня дошло, почему мужчины, говорящие со мной на собеседовании, показались мне знакомыми. Потому что это были продюсеры группы «ВИА Гра» – Тим и Том.
Что со мной было – не передать словами. Первый раз в жизни меня накрыло ощущение, что я на вершине мироздания. The world is mine. Потом последовал второй тур, который я тоже успешно прошла и после которого меня познакомили с участницами группы Грацией и Любой. «Это Аня, – сказали девочкам, – она будет третьей участницей группы и снимется с вами в клипе „Бомба“». Девочки на меня посмотрели внимательно, и во взглядах их не было ни радости, ни приветливости. Ни грамма. А я подумала: «Вот оно, счастье. Вот это я схватила удачу за хвост!»
После этого визита мне никто не перезвонил. Ни девочки, ни Том, ни Тим. Все пропали, как не было их. Спустя некоторое время я узнала из новостей, что клип на песню «Бомба» все-таки был снят, но участвовали в съемках только две солистки – Грация и Люба. Как выяснилось позже, в то время в группе начался небольшой разлад, девочки, по мнению продюсеров, стали вести себя не совсем подобающим образом. Продюсеры решили пригрозить им третьей участницей, чтобы они немного присмирели. Уловка сработала, Грация и Люба образумились, и необходимость во мне отпала. Я продолжила смотреть на группу «ВИА Гра» по телевизору. То есть вновь оказалась на том же дне, с которого попыталась всплыть, но мне не дали.
Через какое-то время мне «на дно» позвонили. Это был менеджер канала «Биз-ТВ», которым тогда владел Тим и куда я ходила на кастинг, и сообщили, что меня готовы рассмотреть на роль ведущей. «Чтооооо?» – сказала гордая тигрица внутри меня. «Я к вам не пойду! Вы мне отказали, не взяли меня в артистки, и я никогда в жизни вам этого не прощу! И на кастинг к вам не пойду! Пойду к другим, и вы еще будете локти кусать, узнав, кого потеряли!» Я узнала, какой канал является главным конкурентом «Биз-ТВ», и пошла к ним проситься в администраторы. Так «Биз-ТВ» потерял девушку, которая целых полгода носила бумажки из офиса «А» в офис «Б» и делала кофе ведущим конкурирующего канала. Думаю, локти они себе искусали аж до плеч!