Я слежу за тобой

Глава пятая

Мистер Блинкерс взирает на меня с нижнего яруса кровати, а я давлюсь слезами. Как это вообще возможно? К утру вчерашнего дня наш дом в Ванкувере практически опустел. Рабочие забрали все предназначенные для отправки коробки, а мебель мы продали или раздали. Джейкоб ничего не говорил весь день до самого отъезда в аэропорт вчера вечером, пока не сообразил, что нигде не может найти мистера Блинкерса. А потом его понесло. Я его успокаивала, а Дэниел тем временем обыскал каждый угол дома, бунгало и бассейн. Кролик исчез. Джейкоб был вне себя, а мы ничего не могли поделать, потому что должны были успеть на рейс в Торонто.

Возможно, Джейкоб оставил кролика во дворе? Но что, если Холли сама взяла его? Она ведь так и не вернула мне ключ. И она единственная знала о том, как сильно Джейкоб любит эту мягкую зверушку именно из-за того, что это был ее подарок. Она заставила его полюбить этого кролика. Она всех нас заставила себя любить.

Минимум косметики и этот шикарный золотисто-каштановый каскад волос, рассыпавшийся по ее загорелым плечам. Она без усилий завлекла Джейкоба в сети своего обаяния. Она вселяла уверенность, порождавшую во мне зависть и благоговение. Гордиться тут нечем, но так оно и есть. В ее возрасте я не была беззаботной. У меня не было такой привилегии. И к двадцати двум годам я успела обзавестись семилетним стажем работы параллельно с учебой. Моей единственной отдушиной была фотография. У меня не было ни ухажеров, ни выпускного платья, ни шикарных светских мероприятий, куда я могла бы пойти со своим отцом. Мне не дарили машин.

И все же я понимаю, что была к Холли несправедлива. Может, от нее исходила уверенность, но не счастье. Я знала, что она ранима и одинока. Я поняла это по тому, как она меня обнимала, таяла в моих объятиях, будто я… будто я была ее матерью.

Ей не хватало любви. А мы с Джейкобом были рады щедро поделиться ею с Холли. Но в ее глазах было что-то еще – пугавшая меня пустота. И пугающая до сих пор. Она подталкивала меня к мыслям о том, как далеко может зайти Холли ради того, чтобы заполнить эту пустоту? И что именно она хотела найти в нашей семье?

Теперь, глядя на сидящую передо мной мягкую игрушку, я жалею о том, что мало слушала свой внутренний голос. Я жалею, что просто отмахнулась от своих страхов, свалив все, как обычно, на паранойю.

Я беру мягкого кролика в руки и прощупываю, ища острые предметы, камеру, провод.

Там ничего нет. Кролик оказывается просто кроликом.

Вот до чего я дошла.

До разговора о мистере Блинкерсе с Дэниелом я положу кролика в коробку и уберу в примыкающую к спальне гардеробную, где до него не доберется Джейкоб. Я открываю коробку с нашими паспортами и свидетельствами о рождении и кладу игрушку туда. Когда я с силой запахиваю створки коробки, руки у меня дрожат. В гардеробной темно, и я вылетаю оттуда, едва переводя дух.

Ладно, думаю я. Если за мной кто-то – или пусть это будет Холли – следит, пытаясь запугать, я тоже буду следить за ним.

Я знаю, что Дэниел уехал с Джейкобом в магазин на арендованной машине. Они еще не вернулись, но я могу ходить пешком. По дороге из аэропорта Пирсона мы проезжали мимо магазина электроники недалеко отсюда. Свежий воздух мне не повредит, к тому же надо выбраться из этого темного дома с его гнетущей атмосферой и не поддающимися разгадке секретами.

Я выхожу из дома, запираю за собой дверь и обозреваю улицу. Все спокойно. Я иду по мощеной подъездной дорожке и замечаю мужчину. С кружкой в руке он сидит на крыльце дома из серого кирпича, расположенного прямо напротив нашего. Крыльцо узкое, как у всех домов в этом квартале. Там нет места даже для стола. Просто белый пластиковый крутящийся стул справа от коричневой входной двери.

Он неотрывно на меня смотрит. Я изучаю его: худое, вытянутое лицо изможденного вида; тонкие волосы соломенного оттенка; острые узловатые колени, выпячивающиеся под рыжевато-коричневыми штанами. Мог ли он установить камеры у нас в доме? Это смешно, и я снова ловлю себя на том, что поддаюсь мною же раздутой панике.

Надо подойти и представиться, как полагается нормальной соседке, но я не чувствую в себе желания. Да и взгляд у него не очень-то дружелюбный. Поэтому я направляюсь в конец Сиреневой аллеи, потом возвращаюсь назад. Он по-прежнему на меня смотрит. Проигнорировав его, я поворачиваю налево к витиеватой вывеске, гласящей: «Добро пожаловать в Блоссом-Корт – ваш район».

Плотные серые тучи грозят разразиться дождем. Я совсем не знаю Торонто. Мы находимся далеко от центра города, и здесь нет захватывающих дух видов на горные хребты, океан или реку. Только другие люди по соседству, что может таить в себе опасность еще большую, чем та, от которой мы уехали.

Вся взмокшая и взвинченная, сорока́ минутами позже я добираюсь до магазина. Там под люминесцентными лампами при виде знакомой витрины я успокаиваюсь и направляюсь в отдел товаров для безопасности дома. Сердцебиение снова учащается, когда я прохожу мимо отдела фототоваров с «Никонами», «Лейками», штативами и экспонометрами. Но я не останавливаюсь. Я бросила свое занятие фотографией, потому что оно не шло на пользу ни мне, ни семье. Как бы это ни было больно, я выбрала Дэниела и Джейкоба.

Мне на глаза попадаются лампочки, которые на самом деле представляют собой беспроводные камеры видеонаблюдения. Беру одну в руки, испытывая при этом чувство вины, которое появляется всякий раз, когда я трачу деньги. Это результат того, что я выросла бок о бок с просроченными счетами на оплату отопления и уведомлениями о выселении.

– Вам помочь? – слышу я голос.

Быстро обернувшись, я вижу парня чуть за двадцать с мужским японским пучком в форменной синей футболке магазина.

– Да. Как вот эти, хорошие? – Я показываю на видеокамеры в виде лампочек.

– В зависимости от того, как вы собираетесь их использовать.

– Просто для безопасности вокруг дома.

– Только снаружи?

Не знаю. Как далеко я готова зайти? Кто-то пытается меня запугать, но я отказываюсь становиться пленницей в собственном доме с постоянно направленным на нас глазком видеокамеры. Дэниел и Джейкоб имеют право на частную жизнь, даже если этого права нет у меня.

Я не перестала подглядывать за Холли после той первой ночи в лесу рядом с террасой. Вовсе нет. Это превратилось практически в ночную привычку. Я ждала, пока Дэниел точно уснет, если он вообще находился в этот час дома, ибо он частенько проводил время с членами клуба «Каньон», внезапно ставшими его друзьями. Потом потихоньку шла к заднему выходу и, затаив дыхание, открывала раздвижную дверь к бассейну. На шее у меня болтался фотоаппарат, на ногах надеты беговые кроссовки с хорошим протектором, чтобы не убиться, соскользнув со скалы.

Те фотографии были искусством, ни в коей мере не скабрезные, однако вызывающие. Мои снимки Холли с мужчиной через окно ее дома. Или мужчинами. Я ведь не знаю наверняка, был ли это один и тот же или их было больше. Мои снимки получились красивыми отчасти благодаря своей утонченности и едва уловимым очертаниям. Они были неочевидной, интригующей историей, которую зритель пытается прочитать, глядя на изображение в кадре. Кого бы ни приводила Холли к себе в спальню, я прекрасно понимаю, что это делалось втайне. Если Джон с Лизетт и находились дома, то либо ничего не знали, либо им было наплевать.

А для меня было важно эти фотографии спрятать. Я представляю, как бы это смотрелось, попадись фотографии кому-нибудь на глаза: женщина средних лет фотографирует няню в ее собственной спальне. Но на самом деле все было не так. В тех снимках не было ничего незаконного или явного. То было искусство, предназначенное исключительно для меня одной.

Я держала фотографии в запертом ящике у себя в красной комнате в ванкуверском доме, и Дэниел ничего о нем не знал. Я ему никогда не рассказывала. Это могло бы стать очередным доказательством того, что я уступаю ему в выдержке, что он был прав, когда сглаживал и даже отметал мои страхи, считая их невротическими наклонностями ревнивой, боящейся потерять контроль над собственной семьей мамаши.

До переезда я уничтожила все фотографии в камине. Черт. Вот к чему свелась вся моя страсть к фотографии. А после того как у меня не осталось другого выбора, кроме как показать Дэниелу все, чем занималась Холли в нашем доме, я молотком разнесла на кусочки обе мои радионяни. Я навсегда удалила все видео из приложений на смартфоне, а затем снесла сами приложения.

Не осталось никаких улик.

– Мэм? Вам нужны камеры только снаружи дома или внутри тоже?

Я резко возвращаюсь в настоящее и отвечаю на вопрос продавца:

– Только снаружи.

– Тогда эта модель – хороший выбор. Можете установить по одной над гаражом, входной дверью и окнами, чтобы засечь злоумышленника. Если вы опасаетесь именно этого.

Я опасаюсь, что кто-нибудь будет стоять, возвышаясь над нашей кроватью, пока мы будем спать, но вслух этого не произношу.

– Она срабатывает на движение?

– Конечно, срабатывает. Она посылает вам уведомление, если улавливает движение.

Я мысленно подсчитываю выходящие на улицу окна на первом этаже, прибавляю входную дверь и выход на задний двор.

– Я возьму четыре.

Помимо этого, я покупаю пять датчиков дыма, чтобы заменить прежние, включая найденную в спальне имитацию. Мне плевать, работают остальные или нет: я должна установить свои. Выхожу из магазина и иду пешком по улице Дюфферин, которая, кажется, считается здесь главной. Внезапно я улавливаю рычание автомобильного двигателя и звук медленно катящихся по асфальту шин.

Я поворачиваюсь.

– Привет, мамочка!

От облегчения у меня слегка подкашиваются колени. Какое-то мгновенье я держусь за стальной поручень и изображаю на лице широкую улыбку.

– Привет, ребята!

Я открываю пассажирскую дверь и прыгаю в машину. Джейкоб улыбается в своем автокресле на заднем сиденье. У него на голове новая бейсболка с логотипом бейсбольной команды «Блю Джейс» и солнечные очки с Человеком-пауком на размер больше, чем надо. Дэниел тоже выглядит довольным.

– Мы прикупили еды, одежды и всякого разного.

Я, разинув рот, смотрю на Дэниела, который обычно даже нижнее белье себе не покупает сам. Как правило, эта задача ложится на меня. Не знаю, что стало причиной такой перемены, что в конце концов заставило его прислушаться к моим словам о том, как сложно мне справиться со всеми заботами о ребенке и домашними делами в одиночку. Надеюсь, это не чувство вины. Мне хотелось бы верить, что теперь у него появится время, которое он сможет уделить нам, потому что сейчас на своей новой работе он будет сам составлять свой график и начнет нарабатывать собственную базу клиентов, которым будет помогать приводить в порядок их компании. К тому же здесь нет загородного клуба или группы влиятельных людей, с которыми ему захотелось бы наладить дружеское общение. Надеюсь, что все обстоит именно так.

Муж гордо кивает, разглядывая фирменные пакеты с камерами, которые я ставлю на пол.

– А это что?

– Потом. – Я поворачиваю голову назад.

Дэниел смотрит на меня через зеркало заднего вида.

– Джейк, расскажи маме, что мы ей купили.

– О, да!

Шуршит пластиковый пакет, я поворачиваюсь всем телом и вижу сияющего Джейкоба. Он протягивает мне что-то похожее на часы. Я теряюсь.

– Это фитнес-трекер. Чтобы ты считала шаги, когда будешь отводить меня в школу и забирать обратно!

Я принимаю из протянутых рук Джейкоба пакет, изображаю на лице выражение восторга и признательности. У меня уже есть верный «Таймекс», который я предпочитаю новым технологиям. Дэниелу это известно. Но я не могу ранить чувства Джейкоба. Он так счастлив, что выбрал для меня этот подарок.

– Спасибо, ребята. Видимо, маме надо привести себя в форму. – Я посмеиваюсь, но избегаю смотреть Дэниелу в глаза.

Он откашливается.

– Раз уж ты больше не занимаешься фотографией, мы подумали, что это послужит неплохим стимулом.

– Это очень любезно, – говорю я ему, но в действительности без фотографии в жизни я просто не знаю, куда себя девать. Я точно не из общительных, хоть и пытаюсь. Прошлой зимой, когда мы ходили ужинать со Стэном Филдингом и его женой Глорией, я чувствовала себя не в своей тарелке. Мы ужинали в клубе «Каньон» – эксклюзивном, до нелепости дорогом гольф-клубе, в который Дэниелу вдруг захотелось во что бы то ни стало попасть. На том ужине Глория упомянула фотовыставку в галерее Одена, и я набралась смелости и спросила, не ищут ли они еще фотохудожников.

Дэниел засмеялся и чмокнул меня в щеку.

– Там профессионалы, милая. У тебя хватает забот по дому и с Джейкобом.

Я так крепко сжала бокал с вином, что, боялась, он лопнет. Мне представилось, как я разбиваю его о голову Дэниела. Но вместо этого только вежливо кивнула. Однако несколько месяцев спустя он изменил свою позицию и, кажется, понял, что мне нужна помощь. Тогда он организовал собеседование с Холли.

Может, Дэниел был прав на том ужине. С меня было достаточно того, что я обеспечивала своему ребенку стабильность.

И сейчас, когда мы вместе едем обратно в наш новый дом, я знаю, что никогда уже не испытаю таких чувств по отношению к своим занятиям фотографией, как этим летом. У меня кружилась голова от заново разгоревшейся страсти к своему занятию и от того, что мне удалось найти способ убедиться, что няня подходит нашему сыну. Но в конечном итоге все, что я увидела в объектив, в дальнейшем принесло мне только страх и боль.

И как только Дэниел заезжает в гараж, ко мне возвращается тревога. Когда Джейкоб убегает наверх искать место для своих новых игрушек и мы остаемся в прихожей одни, я рассказываю Дэниелу о других обнаруженных мной камерах, купленных лампочках и мистере Блинкерсе.

Его лицо бледнеет.

– Покажи.

Я в изумлении смотрю на мужа.

– Ты серьезно? Ты мне не веришь?

Он чешет себе затылок.

– Конечно, верю. Просто некоторые вещи нужно увидеть собственными глазами.

Я веду его к лестнице. Внезапно на меня наваливается усталость от недостатка света в этом доме и от постоянного мрачного предчувствия, укоренившегося где-то у меня внутри. Мы с Дэниелом подходим к нашей огромной гардеробной, я открываю коробку и даю ему мистера Блинкерса.

Дэниел растерянно моргает, явно пребывая в расстроенных чувствах.

– Как это возможно? – спрашивает он у меня.

Прежде, чем я успеваю ответить, нас замечает Джейкоб и вбегает в комнату.

– Вы его нашли! – вопит он, выхватывая мистера Блинкерса у отца из рук и прижимая к себе так крепко, что, будь кролик живой, он бы его задушил.

Дэниел смотрит на меня выпученными глазами.

– Дружок, может, ты случайно положил его в коробку или к себе в сумку, когда мы собирали вещи в Ванкувере? – спрашивает Дэниел у сына более высоким голосом, чем обычно.

Наверное, он прав. Я не понимаю, почему об этом не подумала. Из-за своей паники я, конечно же, не заметила очевидного.

– Золотце, – обращаюсь я к сыну, присаживаясь перед ним на одно колено. – Все хорошо. Ты там положил его в коробку, а здесь вытащил и оставил на кровати, верно?

Джейкоб смеется.

– Глупости. Я не клал мистера Блинкерса в коробку. – Он держит кролика на вытянутой руке. – Больше не убегать и не оставлять меня одного, – наказывает он мистеру Блинкерсу с выражением искренней радости на своем идеальном личике. – Подожди, я тебе покажу свою новую двухъярусную кровать!

Джейкоб вместе с кроликом выбегает из гардеробной, и я поворачиваюсь к мужу:

– Что за чертовщина, Дэниел? Мы же везде искали. Все коробки облазили.

– Знаю. Но, очевидно, одну мы пропустили, понимаешь? Хоть одной загадкой меньше. – Он выходит из гардеробной.

Я иду следом.

– Какая-то фигня. Сначала камеры, точь-в-точь как мои видеоняни в гостиной на Клифсайд, а теперь одна из любимейших вещей Джейкоба появляется из ниоткуда? – Я хватаюсь за живот, потому что его крутит от волнения. Мне хочется, чтобы Дэниел все прояснил, сказал мне, что я себя накручиваю. Вместо этого он широкими шагами подходит к окну, выходящему на Сиреневую аллею, и пялится через стекло на тихую улицу внизу. Так он стоит долгое время.

Все это напоминает какую-то игру в кошки-мышки, правила которой мне неизвестны.

– Я… Я ее ненавижу. Холли, – произношу я.

В тот самый миг, когда я только произношу эти слова, я уже понимаю, что не должна была этого делать. Я знаю, что это только все осложнит.

– Все закончилось, Сара. Забудь ее. Холли.

Я двигаюсь в его сторону, касаюсь локтя, заставляя повернуться к себе.

– А что, если она тоже приехала сюда за нами?

Дэниел поражен.

– Сара, брось. Чего ради Холли ехать сюда за нами? Да, она на нас сердита за то, что уехали почти без предупреждения. Но она всего лишь няня. Я говорил тебе, что она только няней всегда и была. Я уверен, что у нее есть занятия получше, чем прыгать в самолет и мчаться за нами на окраину Торонто. – В его голосе слышится раздражение.

– Конечно, – отвечаю я. – Не знаю, что на меня нашло. Наверное, стресс от переезда, – говорю я, хотя понимаю, что дело не в этом. Пора отпустить все, что было, но я не знаю, смогу ли.

Я чувствую себя одинокой и неприкаянной. Мне не хочется провести первый день в новом доме в расстроенных чувствах и в ссоре.

– Я купила видеокамеры для наружного наблюдения. И новые детекторы дыма.

Дэниел потирает лицо своими большими руками, которые я всегда очень любила.

– Ты считаешь, что я свихнулась, – констатирую я.

– Ты не… свихнулась, – отзывается он. – Я думаю, мы оба измотаны этим резким переездом, и к тому же… произошедшим в Ванкувере. И прошу заметить, я не считаю, что нам следует чего-то бояться, однако обеспечить свою безопасность – вполне благоразумное решение. Я не пытаюсь тебя принизить. – Муж тяжело опускается на кровать. – Все приборы я установлю.

Я сажусь рядом с ним и кладу голову ему на плечо.

– Агент по недвижимости не перезванивала?

– Пока нет. Сейчас позвоню ей снова. – Дэниел встает и выходит из спальни.

– Ты куда?

– За телефоном.

– Он у тебя в кармане. – Я показываю на выпирающий прямоугольник в кармане его спортивных штанов.

Муж вздыхает.

– Я умотался, Сара. Правда. Позвоню ей позже, ладно?

– Сейчас быстренько постелю постель, и сможешь лечь.

– Сара, – негромко окликает меня Дэниел.

– Да?

– Если хочешь, чтобы Джейкоб адаптировался к новому месту, забудь про лето. Все это в прошлом. Сейчас новый старт.

Я всей душой надеюсь, что муж прав. Я встаю, подхожу к нему и целую в щеку.

– На улице хорошо. Пойду выведу Джейкоба поиграть.

– Я сам это сделаю, – неуверенно предлагает муж, но я прекрасно знаю, что он завалится на кровать и вырубится раньше, чем я успею выйти из комнаты. Завидую его умению засыпать где угодно и когда угодно. Прекрасный навык отключения.

Наскоро пообедав готовыми макаронами с сыром, которые купил Дэниел, мы с Джейкобом идем к выходу. Сын упражняется с привезенным из Ванкувера баскетбольным мячом, водя его по дорожке туда и обратно. С крыльца на него взирает мистер Блинкерс. Джейкоб двигается очень быстро, и я усилием воли заставляю себя держать рот на замке, чтобы не выкрикивать ему предостережений быть осторожнее. Мужчины из дома напротив не видно; слева высится в тишине дом Тары из коричневого кирпича. Наш газон пора стричь, зато у крыльца есть маленькая клумбочка рудбекий. Район действительно симпатичный.

Именно это я и пишу в коротком сообщении маме. С учетом трехчасовой разницы во времени в Ванкувере сейчас только половина десятого утра, а суббота – единственный день, когда мама может поспать подольше. Все остальные дни недели она на ногах уже с рассветом. Так что ответ я получу позже.

– Мамочка, там собачка! – Джейкоб останавливается на тротуаре. По Сиреневой аллее в нашу сторону идет женщина в бейсболке цвета хаки, а с ней милый черно-белый меховой комочек.

Она останавливается напротив нашего дома, чтобы Джейкоб погладил собаку. Та встает, опираясь передними лапками ему на ноги. Джейкоб хихикает, и для меня это самый желанный звук в мире.

– Роско, отстань, – женщина легонько шлепает песика, а Джейкоб протягивает руку, чтобы почесать его за ушком.

– Все в порядке. Мой сын любит собак. У вас очень милый песик. У него такие симпатичные ботиночки. – Я показываю на маленькие красные башмачки и протягиваю руку. – Меня зовут Сара.

Женщина снимает бейсболку, открывая стриженные под пажа волосы цвета электрик и розовые щеки. Она пожимает мне руку.

– Эмили. А это Роско, мой бунтарь.

Я смеюсь, и впервые за долгое время это искренне.

– Что это за порода? – с горящими глазами интересуется Джейкоб.

– Хороший вопрос. Он спасеныш, так что я не уверена. А ты как думаешь, какой он может быть породы?

Джейкоб склоняет голову набок: знак того, что он воспринял вопрос со всей серьезностью.

– Он может быть вестиком[3]. Или пуделем. А может, шнауцер.

Меня удивляет, что сын знает столько пород. Эмили широко улыбается.

– Ты просто специалист по собакам.

– Я хочу себе собаку, – говорит Джейкоб.

Меня опять захлестывает чувство вины. Джейкоб умолял нас завести ему собаку, но я не могла взять на себя ответственность еще и за нее, прекрасно понимая, что прогулки и кормление лягут именно на меня.

– Я живу в таунхаусах в тупиковом конце улицы, – говорит Эмили, показывая в конец улицы напротив оврага, – так что можете приходить играть с Роско в любое время. – Потом она переводит взгляд на наш дом. – Вы давно тут живете?

– Нет. Мы только переехали. – Я отвечаю немного отрывисто, потому что мужчина из дома напротив снова появляется на крыльце. Он в тех же рыже-коричневых штанах, что были на нем утром, и в черной стеганой куртке, явно видавшей и лучшие дни. Я переключаю внимание обратно на Эмили и натянувшего поводок Роско.

– Сидеть, Роско. – Песик слушается, и хозяйка дает ему лакомство.

Не спросив разрешения, Джейкоб выхватывает из руки Эмили пакетик с собачьим лакомством.

– Джейк! – одергиваю я сына, стыдясь за его поведение.

Эмили смеется.

– Ничего страшного. – Она ласково объясняет Джейкобу: – Отломи кусочек и протяни его на ладони, чтобы он понюхал.

Джейкоб делает, как ему сказали, и улыбается во весь рот, когда Роско проглатывает угощение за одну наносекунду.

– Молодец! – От комплимента Эмили сын сияет.

– Ну, я пойду, – говорит Эмили. – Ко мне сейчас должен ученик прийти.

– Вы учитель?

– Репетитор. Математика и чтение с первого по шестой классы.

– Ну что ж, очень приятно было познакомиться с вами, Эмили. И с Роско.

– Мне с вами тоже. Добро пожаловать в наш район. – Она снова широко улыбается, идет дальше по улице и исчезает, свернув налево.

– Разве не милая была эта собачка, мамочка? Мне понравилось его имя. Как ты думаешь, она разрешит мне его выгуливать?

Я диву даюсь, насколько резко меняется сын. И все благодаря плюшевому кролику и собаке. Этот разговорчивый, энергичный мальчик и есть сын, которого я знаю, а не тот печальный и апатичный ребенок, которым он был с тех пор, как Холли ушла от него не попрощавшись. Надеюсь, скоро мы снова увидимся с Эмили и Роско.

– Почему бы нам не заказать вечером пиццу? – обращаюсь я к Джейкобу, и он воодушевляется пуще прежнего.

Мы вместе заходим в дом. Минутой позже спускается еще не отошедший ото сна Дэниел и просит Джейкоба помочь с установкой лампочек-камер и датчиков дыма. Я тем временем стараюсь распаковать как можно больше вещей. Обустроив комнату Джейкоба, чтобы ко времени отхода ко сну у него появилось чувство дома, мы рассаживаемся за удобным круглым столом на кухне и устраиваем уютный ужин из пиццы пепперони для Джейкоба и второй с острым перцем и фетой для нас с Дэниелом. Я стараюсь не думать о странностях этого дома и о том, что за нами может следить тот, у кого есть доступ к камерам. Не важно. Камеры ведь все равно сняты, а все новые под моим контролем.

В восемь вечера начинает моросить дождь. Я укрываю Джейкоба новым одеялом с героями «Мстителей», которое купил ему Дэниел, и сижу с ним, пока он не закрывает глаза и его на зависть длинные ресницы не опускаются на нежную кожу. Наконец, я на цыпочках выхожу из комнаты. Мне хочется спросить у Дэниела, звонил ли он агенту по недвижимости, но он опять задремал. Я ныряю под одеяло и сворачиваюсь, прижавшись к нему. Тепло его тела согревает меня.

Я не знаю точного времени, когда среди ночи раздается грохот. Я подскакиваю, тут же проснувшись, и протягиваю руку, чтобы разбудить Дэниела. Но он спит очень крепко. Возможно, это просто енот рылся в мусорном баке. Но я все равно иду в комнату Джейкоба проведать. Сын крепко спит, засунув большой палец в рот, а рядом на подушке лежит мистер Блинкерс. Переполняемая любовью к Джейкобу, я сажусь на пол в его комнате и прислоняюсь к стене под окном. Серебристые жалюзи открыты, и в окно льется такой яркий лунный свет, что от него исчезают даже тени под глазами Джейкоба. Надеюсь, сын привыкнет к нашей новой жизни здесь. Я должна сделать то же самое.

Я не хочу, чтобы лунный свет разбудил Джейкоба, поэтому встаю, собираясь закрыть жалюзи, и смотрю в окно.

На улице кто-то есть. Во дворе.

Сердце у меня замирает. Я выхожу из комнаты Джейкоба и тихонько подкрадываюсь к задней двери не кухне. Смотрю через стекло, но луна светит под другим углом. Снаружи кромешная тьма. Дождь прекратился, и облаков не видно из-за густого жуткого тумана.

Я уже собираюсь включить снаружи свет, но необходимость в этом отпадает. Свет вспыхивает в одном из окон Тариного дома, и мне становится видна аккуратная клумбочка желтых хризантем и маленькая песочница, которую надо было бы накрыть брезентом от животных. Но тот, кто находился во дворе, уже исчез.

Отодвигаю дверь, и от внезапно пронизавшего сквозь тонкую пижаму холода меня бросает в дрожь. Босиком по мокрой траве я подхожу к земляному кругу вокруг ствола большого клена. Мне ясно, что все могло почудиться. Я пережила шок и еще не оправилась полностью. Мне просто нужно убедиться. Если во дворе ничего нет, никаких следов, я просто пойду наверх, залезу под одеяло и постараюсь уснуть.

Разглядеть можно одно: два грязных отпечатка ног на узкой дорожке, развернутых носками к дому.

Свет в окне Тары гаснет.

Я поднимаю взгляд. Перед моими глазами как раз окно комнаты Джейкоба, где крепким сном спит мой невинный мальчик.