Я тебя… никогда!

Разобраться в себе

Как это нелепо и больно – расставаться с женщиной, с которой пять долгих лет после свадьбы и три до ритуального таинства путешествовал наедине по сказочным астральным мирам любви, сплетая из тончайших энергий бытия и неправдоподобно прекрасных минут слияния запредельно причудливую, прекрасную в своей неповторимости ткань жизни.

Восемь лет обожания, восхищения, безумно пылкой влюблённости и внезапное, стремительное падение в беспросветную бездну.

Звёзды, как и прежде, посылали начинающим романтикам и опытным любовникам телепатические импульсы взаимного влечения, так же ярко светились лунные дорожки, переливаясь на зыбких речных волнах, указывая направление движения от сердца к сердцу.

Вокруг горели многочисленные костры из пламенных чувств, соловьиные менестрели привычно одурманивали доверчивые парочки, заманивая в липучие сети сладострастия, ночные птицы пугали таинственными звуками, разрывающими тишину, заставляя прижиматься теснее, искать спасение в продолжительных поцелуях.

Назойливо-тревожные мысли ритмичными, болезненными акустическими волнами перетекали из одного полушария моего воспалённого ревностью мозга в другой и обратно: пузырились, топорщились, лоснились, как плохо проглаженная ткань, в которую вдруг превратилась семейная идиллия.

Вероника изменила: обыденно, равнодушно, буднично.

– Ты уехал к родителям, я скучала. Вадик успокаивал. Красивая музыка, полумрак кафе, бокал игристого вина. Потом ничего не помню. Не более чем случайность.

– Потерялась на целый месяц. Ты же и после с ним встречалась, я знаю. Блуждала в лабиринте страстей, искала свет в конце тоннеля? Почему, зачем? Неужели монотонность и скука – объективно достаточная причина предать любовь? Или это было любопытство?

– Не спрашивай. У меня нет ответа. Он не такой как ты, только и всего. С ним интересно.

Зачем она откровенничала?

Бросила бы соломинку, за которую можно ухватиться, покаялась.

После развода я вспоминал не только то, что было на самом деле – гораздо больше, гораздо. Наверно успел вложить в образ Вероники сокровенные глубинные смыслы, лишившись которых обнаружил неожиданно, что темнота, пустота и тишина – это очень страшно: падаешь в гулко звенящую бездну, не имея возможности остановить или замедлить катастрофу, после которой… ничего, совсем ни-че-го.

Я помнил жену разной, даже такой, с которой ещё не был знаком, какой любимая была задолго до того момента как полюбил её, когда лишь увлечённо рисовал в воображении совершенный образ.

Звёзды, предвкушение грядущего блаженства, первый поцелуй. Бесконечно прекрасный праздник.

Каждое следующее прикосновение добавляло волнения, казалось особенным: исключительным, удивительным, уникальным.

Вам доводилось когда-нибудь неожиданно просыпаться от резкого звука или по иной причине в полёте, когда внизу пустота, провал, когда сердце пытается вырваться за пределы тела, чтобы избежать немедленного разрушения, когда раскаляется дыхание, закипает кровь?

Я падал так каждую ночь.

Наверно привычные чувства не желали покидать бренное тело, оставляя возможность чем-либо похожим заполнить пустоту. Когда-нибудь потом, в следующей жизни или немного раньше.

Закрывая глаза, я думал о ней, только о ней: беседовал, делился эмоциями, спорил; открывая их – сдувался наподобие проколотого воздушного шарика, превращался в её тень.

Вероника исчезла из реальной жизни, не проявляла себя никак в материальном мире, но к чувствительным каналам души подключилась её бесплотная голограмма, не позволяющая себя отделить.

Справиться с состоянием тошнотворной зависимости, ампутировать больной орган, вызывающий фантомные страдания, не получалось: он врос в душевную ткань, кровоточил, саднил.

Я понимал, подобного рода измена – не агрессия и не преднамеренное предательство, это декларация о наличии в общении фатальных ошибок, способ избавиться от накопившейся сверх меры негативной энергии, но природная брезгливость не оставила шансов обернуть события вспять.

Изменяют обычно с тем, кто намеренно или случайно сумеет окружить непривычной заботой, создал привлекательной планировки тёпленький кокон, в котором появляется чувство защищённости и комфорта. Особенно впечатляют в такие минуты искреннее сочувствие и нежные прикосновения.

Я не слабак, не сентиментально озабоченный нытик. У меня достаточно сил, чтобы не впасть в беспросветное уныние. Наверно потеря слишком значительна, возможно, невосполнима.

Пустота угнетает. Необходимо было хоть чем-то её заполнить: несколько капель взаимного интереса, горсть доверительного разговора, щепотка душевной теплоты способны облегчить невыносимую тяжесть бытия.

Так я себя настроил, на это рассчитывал.

Знакомиться с женщинами я не умел. Незачем и негде было обрести опыт легкомысленного флирта.

Первая влюблённость настигла меня в тот трогательно наивный период жизни, когда мальчишки в любой девочке видят сказочную фею. Мужское начало было в зачаточном состоянии.

С тех пор был пройден долгий путь синхронизации отношений, тонкой настройки храма любви, вхождения в состояние резонирующей гармонии.

Иной женщины я не познал.

Нужно было учиться жить отдельно от Вероники.

Одиночество тяготило.

Годы жизни в семейной команде требовали любым способом восстановить статус-кво, но вернуть Викторию не хватало мужества.

Холодный ум подсказывал, что чувственный опыт жене обязательно захочется повторить. Соблазнить женщину, которая по-настоящему любит, невозможно.

Где та трещина, с которой начал крошиться фундамент? Как избежать ошибок, если удастся довериться какой-либо женщине вновь?

Так или иначе, я стал ненавязчиво, но усердно искать возможность познакомиться, где только мог.

Описывать похождения начинающего любовника – занятие скучное: мне категорически не везло.

И всё же, и всё же.

Выглядела Анна не изысканно, но безупречно. В ней не было даже тени вульгарности, желания удивить женскими штучками, пустить пыль в глаза.

Общительная, но печальная, в значительной мере загадочная женщина, облик которой поражал скромностью. В ней удивительно сочетались робкая мягкость характера, неуверенность в себе, застенчивость, смирение и покорность с множеством талантов: Анюта на слух могла подобрать на гитаре любую мелодию, вдохновенно пела, контурными штрихами за пару минут делала в блокноте замечательные карандашные наброски, украшала великолепными самодельными вышивками и кружевами свою одежду, легко и непринуждённо исполняла зажигательные танцы, умела носить простую одежду так, что завидовали женщины, имеющие возможность одеваться от кутюр.

Внимания поклонников она получала в достатке, но практически не откликалась на ухаживания.

– Почему вы всегда один, – спросила однажды она, – неужели вам никто не нравится, даже я?

– Что вы, просто меня пугает настоящая женственность. Мужчины как ни странно существа застенчивые. Лично я ужасно боюсь отказа.

– Пригласите меня на танец. Смелее.

– Не хочу показаться неуклюжим.

Анна достала из малюсенькой дамской сумочки блокнот, раскрыла.

– У вас прекрасная пластика. Смотрите. Как забавно вы отклоняете в танце голову, как бережно держите партнёршу за талию. У вас природное чувство ритма, поверьте. Приглашайте. Или стесняетесь?

– Подарите один из эскизов. На память.

– Сделаем иначе. С вас танец, с меня – полноценный портрет. Выбирайте, какой больше нравится.

– Выбрать затруднительно. Можно подумать?

– Вы про рисунок… или про танец?

– Давайте просто поговорим. Я – Евгений Борисович.

– Анна Леонидовна… Головина. Для друзей – Анюта.

– Тогда меня называйте Женя.

Так начался этот роман.

Сначала были случайные встречи, позже оба начали настойчиво искать уединённых свиданий.

Анюта хотела знать обо мне всё; о себе говорила неохотно.

Как прекрасны были бесконечно долгие часы, когда мы прогуливались по набережной или в парке. Тем для разговоров находилось невероятное множество.

Я был предельно изобретателен в фантазиях. Переживания, мечты и желания толпились в воображении, где я практически из ничего выстраивал воздушные замки изысканно расрашенных форм, в проект которых искусно вплетал тщетно сдерживаемые пикантные замыслы.

Парадокс, но перед свиданием я тщательно вымокал в ароматической ванне, надевал новые трусы, детально подбирал антураж, хотя, даже спустя месяц с момента знакомства, мы с Анной ни разу не целовались, обязательно покупал цветочек с учётом возможного цвета её наряда.

Прикосновения к миниатюрной ладони прожигали меня насквозь, но я был терпелив.

Возвращаясь в прошлое, с удивлением обнаружил, что с Вероникой первый шаг всегда делала она.

Меня устраивал неспешный темп событий, но хотелось большего.

В момент, когда давление эмоций, усиленных галлюцинациями и избыточной фантазией, дошло до предельно допустимых значений, Анна неожиданно пригласила меня в гости, видно боялась передержать.

Не представляете, что я чувствовал. Это был фейерверк ослепительных эффектов, сдержать проявление которых было попросту невозможно.

Мечтать о любви ночь напролёт в тридцать лет, занятие несколько странное, особенно, если учесть пять лет счастливого брака со всеми предоставляемыми этим статусом фенечками и плюшками.

Возможно, Анюта была целомудренной и невинной, об этом я ничего не знал, чего нельзя сказать обо мне, мужчине, несколько изумительно трепетных лет ежедневно наслаждавшимся интимными запахами любимой супруги, дерзко проникавшим во все без исключения женские тайны.

Было стыдно грезить в подобном ключе с участием Анны, но природа предпочитала поступать иначе: нескромные, но сладкие видения рвали мою плоть на части, предвкушая обязательный триумф, хотя рассчитывать на удачное стечение обстоятельств было опрометчиво: в моральных качествах любимой я мог убедиться неоднократно.

– Волнуюсь, – прошептала еле слышно Анюта, принимая из моих рук букет и шампанское, так решительно я поступила впервые.

– Будем бояться вместе, – ответил я, пунцовый от неуверенности и смущения, неловко чмокая подругу в ямочку на ключице, где под нежно прозрачной кожей чувственно пульсировала набухшая от избытка давления жилка.

Анна побледнела, отвела взгляд взгляд, но движением плеча дала понять, ей приятно, отчего меня мгновенно обнесло жаром.

На современной, технично оборудованной, со вкусом обставленной кухне я отчётливо понял – Анна замужем.

Почему она не обмолвилась об особом социальном статусе? Ведь это меняло проекцию отношений, превращая меня в соблазнителя, а её в любовницу.

Тем не менее, я был на взводе, остановить запущенный, долго сдерживаемый импульс, заставляющий мужчину делать охотничью стойку, было почти невозможно.

Я смирился с этим знанием, хотя подобное положение дел было нечестным не только по отношению ко мне.

Анна действительно волновалась: это было видно по поведению: по неловким движениям, неуверенному, скользящему сквозь меня взгляду.

Задать свербящий, безжалостно ломающий мозг вопрос я не решился, пытался вести себя непринуждённо.

Стол украшал подсвечник в форме обнажённой женщины с блюдами в обеих руках, была постелена белоснежная льняная скатерть. Столовые приборы и затейливо декорированные блюда стояли по разные стороны, обозначая дистанцию.

– Не так всё просто, – подумал я, – стоит ждать сюрпризов.

– Это тебе, – протянула Анна удивительно натуралистический чёрно-белый портрет, – присаживайся.

Момент был довольно удачным, чтобы обозначить формат встречи. Я задержал её руки, с надеждой заглянул в глаза.

– Не смотри так. Выпьем, постараюсь успокоить нервы. Мне не шестнадцать лет. Знаю, что для взрослого мужчины любовь без разрядки – испытание, почти пытка. Не хочу напрасно провоцировать. Всё, о чём ты мечтал, сегодня исполнится. Слово даю. Только не спеши. Мне нужно настроиться.

– Какие удивительные у тебя руки, – прошептал я, целуя запястья и пальчики.

– Только руки?

– Потанцуем…

– Позже. Сначала вина… и поцелуй. Ну же!

– Давай выключим свет.

Для поцелуя вино не понадобилось: опьянение обволокло, ударило в голову.

Мы танцевали, точнее, обнимались под музыку. Анна дрожала так, что я понял – она никогда не изменяла мужу.

Что заставило женщину искать связь на стороне, почему романтические отношения зашли так далеко, догадаться было невозможно. Я чувствовал себя проходимцем, мошенником, нагло пользующимся мгновением её слабости, грабителем, мечтающим бессовестно умыкнуть самое ценное, без чего любимая не сможет выжить – добродетель.

– Муж тебе изменил,– неожиданно для себя спросил я, сжав Анюту так, что она едва не задохнулась, – это месть?

Анна вздрогнула, напряглась, после чего я почувствовал, как намокает плечо.

– Неважно. Мне необходимо испытать то, что чувствовал он, когда…

– Надеешься, после этого станет легче? Так нет. Реши для себя – что важнее: сохранить семью, сделать ему больно, отморозив душу, или сохранить собственное достоинство. Я с женой после предательства расстался, не смог преодолеть отчуждение и брезгливость. До сих пор не знаю, правильно ли поступил. Ты возвратила меня к жизни. Спасибо, но воспользоваться несчастьем не могу. Готов предложить честные отношения на своей территории. Думай. Знаю, непросто принять подобное решение. Торопить не буду. Сыграешь для меня?

– С удовольствием. Гитара, пианино, скрипка?

– На твоё усмотрение. Но сначала выпьем. За тебя. Не хочу искушать… и всё же: ты так соблазнительна, так прекрасна и желанна… только, увы, не моя, не моя. А подметила правильно: я столько всего напридумал – жизни не хватит осуществить. И тебя хочу, не по-детски хочу.

– Так возьми. Теперь можно.

– Нет, Анюта, нет, нет и нет. Нет любви после вынужденного секса. Не хочу, чтобы ты меня возненавидела. Целоваться будем, до потери пульса целоваться. Вино пить будем, танцевать будем. Подожду, пока остынешь, и домой. Не жили богато, нечего начинать.

– Ты серьёзно? Ради меня готов наступить на горло собственной песне, сопротивляться древнейшему инстинкту, который способен превратиться в действующий вулкан? Прости, не предполагала, что могу встретить такого сильного мужчину.

– Слабого, Анюта, совсем слабого. Сильный никогда не отдаст обречённую на съедение, загнанную, обездвиженную добычу. Давай выпьем… за порядочность, за преданность и верность.

– Если передумаешь, я пойму. Честное слово пойму. Смотри, – Анна решительно задрала подол, – эти трусики я купила специально для тебя. Постельное бельё тоже новое.

– Не искушай, не раскачивай желание… своё и моё. Я понял. Поцелуи и танцы отменяются. Нам нужно подкрепиться, расслабиться… возможно, покаяться. Поспешные решения, тем паче действия – фатальны. Лично я отправляюсь под холодный душ. Полотенце дашь?

– Где ты раньше был?

– Там же, где сейчас. На Земле. Ты в курсе, что случайность – закономерность иной мерности, другого порядка? Выясни для начала – бабник твой муж, слабое звено, или случайно попавшая в силок дичь. С собой разберись. Ты ведь тоже, если вдуматься, изменила. Сознайся, сколько раз ты ложилась со мной в постель? Пусть мысленно, но ложилась.

– Тебе об этом лучше не знать.

– То-то и оно. Ладно, в душ передумал, целоваться, пить и закусывать тоже. Гони искусителя к чёртовой матери, пока зверь окончательно не проснулся. Я на созвоне. Спасибо, что ты есть!

Во сне я ласкал её упругую грудь, целовал вишнёвые губы, погружался в податливую плоть. Сложно, ох как сложно обмануть физиологию.

Но что делать, когда внутри поселилась любовь.