Я тебя придумала

Пролог

Как жаль, что свечка почти догорела. У неё осталось совсем мало времени — пара часов, и огонёк погаснет. Но ничего другого она так и не сумела достать.

Маленькая девочка в длинной белой ночной рубашке скользила по коридору, загораживая ладошкой дрожащее пламя свечи, и с тревогой оглядывалась по сторонам. Только бы не заметили! Только бы не засекли! А то с отца станется, он запрёт библиотеку, и она больше не сможет проникать туда по ночам. А ей это жизненно необходимо, потому что вопросы она может задавать только книгам.

Спустившись по лестнице, на каждой секунде замирая, боясь, что скрипнет половица, девочка наконец достигла массивных дверей в библиотеку. Осторожно приоткрыла их, скользнула внутрь и также осторожно закрыла. Как только створки сомкнулись, она важно кивнула — не хватает ещё, чтобы кто-нибудь из слуг, страдающих бессонницей, увидел слабый огонёк в щели между дверьми.

Обернувшись, девочка покосилась на огромные книжные шкафы, смотревшие на неё, как ей казалось, с укоризной. Но что она могла ответить? Другого времени, чтобы добыть нужную информацию, у неё не было.

Сколько книг… Она приходила сюда каждую ночь на протяжении вот уже трёх месяцев, но пока поиски заканчивались только очередным разочарованием и досадой. Никто почему-то не писал о том, что её интересовало.

В этот раз девочка, покосившись на догорающую свечку, решительно подошла к полке со старыми легендами и сказками. Вряд ли, конечно, она что-то там найдёт, но лучше сейчас не затевать ничего грандиозного — скоро свет погаснет, и если она не успеет убрать книги на полку…

Нужно обязательно следить за огнём!

Девочка провела по корешкам тонкими, изящными пальцами. Вытащила одну из книг, наугад, потому что ей понравилось ощущение бархатистой кожи под рукой.

Томик был старым и пыльным. Захотелось чихать. Девочка уселась на диван посреди библиотеки, осторожно поставила свечку на стол, рядом положила книжку и трепетно открыла её.

Так, что тут у нас… Оглавление! Отлично. Какой предусмотрительный составитель. В старых книгах обычно не бывает указателей или хотя бы простого содержания, и девочке частенько приходилось перелистывать весь том. Но не в этот раз.

Она не верила глазам. Да! После трёх месяцев поисков, которые уже начинали приводить её в отчаяние, кажется, она наконец нашла то, что хотела.

Девочка заскользила тонким пальчиком по странице, лихорадочно вчитываясь в потускневшие от времени слова.

По какой причине они появились и как их уничтожить — никому неведомо. Сила их безгранична, природа магии непонятна, возможности до конца не известны. И опасны они, как голодные хищники, потому что нет Света в их душе, потому что рождены они проклятыми и ненавистными собственным родителям, и не могут они умереть, как обычные люди, потому что не живут. Не живут они, потому и умереть не могут, ибо не люди, и судьба их горька и незавидна, а называют их вышедшими из Тени, проклятыми магами…

Девочка сморгнула выступившие на глазах слёзы и глубоко вздохнула.

Правда оказалась мучительной.

Но ничего… ничего. Она выдержит. Да и поиски ещё не закончены.

— Жаль только, что ответа на главный вопрос я в книгах не найду, — прошептала она и усмехнулась. — Они ведь не смогут мне рассказать… за что ты так ненавидела меня, мама?

Глава первая, в которой вымысел становится явью

— С чего начинать, Ваше Величество? — спросил он.

— Начни с начала, — важно ответил Король, — продолжай, пока не дойдёшь до конца. Как дойдёшь — кончай!

«Алиса в стране чудес»

Глубоко вздохнув, я поставила последнюю точку в рукописи.

Ну, вот и всё. Четыре месяца работы — и передо мной законченная книга… Моя книга. Я удовлетворённо улыбнулась. Осталось только несколько раз перечитать, возможно, переписать несколько неудачных сцен, но в целом — рукопись можно считать завершённой.

Настенные часы показывали полдевятого утра. Я специально встала пораньше, чтобы успеть до работы закончить все дела, да и по пути нужно будет заглянуть к подружке, она редактором в издательстве работает, обещала всё прочитать и отредактировать.

Зашуршал принтер, выплёвывая листы. Олеся предпочитала смотреть распечатку — так было проще, на полях она сразу писала замечания. Для такого дела мне и картриджа не жалко было.

Я впрыгнула в джинсы, нацепила тоненькую футболку — на дворе стоял июль — и только выскочила в коридор, как раздался звонок в дверь.

— Привет, — устало сказал Игорь, мой муж, заходя в квартиру. — Уже уходишь?

— Ага, — кивнула я, выуживая из-под скамейки свои сандалии. — Там чайник ещё горячий, можешь чайку попить.

— Не, — махнул рукой муж, — я сразу спать. Еле на ногах стою. Ты дописала свою книжку?

Я встала с коленей, выпрямилась, гордо подбоченилась и заявила:

— Да!

Представляю, как это забавно выглядело со стороны — росту во мне метр с кепкой в прыжке, и стоя перед двухметровым Игорем в такой позе, я чувствовала себя мышью, которая хвастается литературными талантами перед жирафом.

— Здорово! — муж радостно улыбнулся, наклонился и обнял меня. — Понесёшь Олесе?

Я закивала, уткнувшись в его шею. Она, как это у него всегда бывало после работы, пахла булочками. Игорь работал в булочной-кондитерской, и после смены от него так вкусно пахло, что мне иногда хотелось его укусить.

— Ой, слушай! — я подпрыгнула и уставилась мужу в глаза в полнейшем восторге. — Чуть не забыла! Мне та-а-акой сон снился!..

Необычные сны — это моя особенность. С детства их вижу почти каждую ночь. Да и сюжеты своих книжек часто из снов беру.

— Мне снилось, что я лечу! Причём летела я не просто абы где, а в своём мире. Ну, из этой книжки, которую сегодня дописала. Значит, лечу я себе, вижу — замок какой-то, красивый, только мрачный очень. Подлетаю ближе, смотрю — девушка стоит на балконе. Платье такое серебряное, краси-ивое! А девушка такая печальная-печальная, только что не плачет. А потом понимаю, что это я! Я так удивилась, что проснулась. Здорово, правда? Ни разу ещё саму себя во сне не видела.

— Да уж, — хмыкнул Игорь. — Завидую тебе, честно говоря.

— Ты уже это говорил, — я хихикнула. Мужу за всю жизнь ни одного сна не приснилось. Я раньше думала, что это невозможно, пока Игоря не встретила. Он клялся и божился, что ни разу не видел никаких снов — ни странных, ни смешных, ни страшных… никаких.

— Говорил, — Игорь зевнул. — Хотел бы я, чтобы мне приснилось что-нибудь… эдакое. Вот как тебе сегодня.

— Договорились, — важно кивнула я, вздёрнула нос и чмокнула мужа в щёку. — Я дарю тебе свой сон! Наслаждайся!

— Ну-ну, — он скептически хмыкнул. — Думаешь, сработает?

— Честное авторское! Это же мой сон, я его автор, так ведь? Вот я его тебе дарю!

— Ну тогда пойду я, смотреть твой подарок, — рассмеялся Игорь, направляясь к кровати. — А то сегодняшняя ночная смена меня доконала.

Я проводила мужа взглядом, натянула сандалии, метнулась к принтеру и вытащила напечатанную рукопись. И уже перед выходом, запихнув пачку листов в сумку, крикнула:

— Ты запоминай, если вдруг чего приснится! Может, я потом по твоему сну книгу напишу.

В ответ из-под одеяла раздалось невнятное бормотание.

.

Жара на улице стояла почти невыносимая. Я быстро шла к метро, пытаясь догнать время — на работу я уже опаздывала, а ведь нужно ещё рукопись Олесе занести.

Да, кстати! Надо её предупредить, что я загляну, а то вдруг она спит. Заодно проснётся! А что? Много спать вредно!

Угораздило же меня подумать об этом посреди проезжей части. Я зарылась в сумку в поисках мобильного телефона и, конечно же, не заметила внезапно вынырнувшей из-за поворота машины. Перекрёсток у нас вообще опасный, по сторонам нужно обязательно смотреть…

И под визг тормозов и вспышку ослепительной боли успела только подумать: «Какая глупая смерть…»

***

Мне было мокро.

Да, именно так — очень-очень мокро в районе пятой точки. Всё тело болело так, будто меня кто-то переехал.

А, ну да! Так оно и есть. Видимо, я в больнице.

Хм. Нет, не может быть! Тогда почему мне мокро?! Хотя ладно, это ещё можно объяснить. Но откуда в больнице птички?! А я совершенно точно слышала их щебетание у себя над головой.

Глава вторая, в которой я пытаюсь понять, что делать дальше

Вот что, сэр! Я буду говорить с вами откровенно. Мне не нравится эта экспедиция, мне не нравятся эти матросы. И вообще… Что? Да! Нет! Мне вообще ничего не нравится, сэр!

«Остров сокровищ»

Тёмное, хмурое небо, несколько грязно-серых домов вдалеке, жухлая трава под ногами, холодный, пронизывающий до костей ветер. Я иду вперёд, к светящимся окнам, а позади меня прячется тот, кто когда-то разделил мою жизнь на две неравные части. Я спешу, я пытаюсь убежать, но всё равно слышу позади себя его тяжёлое дыхание и понимаю: я не убегу.

Ещё ни разу мне не удалось убежать.

И тут внутри меня что-то вспыхивает. Я не хочу оставаться здесь! Я не хочу переживать это ещё раз!

Меня выворачивает. Всё тело горит, как будто я только что побывала в огромной печке… А потом я слышу тихий хриплый голос.

— Никогда в жизни мне так дерьмово не было.

— А что произошло, Рым? Почему вы с Линн упали в обморок? И почему она так кричала?

— Почему кричала Линн, я не знаю. А вот я… я будто… — Грым запнулся.

— Будто — что? — Это Браш. — Ты смог её прощупать?

В напряжённом молчании, воцарившемся после реплики мага, мне слышалось даже жужжание насекомых. Казалось, что они тоже ждали ответ орка.

— Да, — наконец сказал Грым. — И не только. Я слишком глубоко опустился в стремлении понять… Не нужно было этого делать.

— Что ты видел, Рым? — обеспокоенно спросила Милли. Да уж, меня тоже это очень интересовало. Потому что видеть он мог только одно и вряд ли что-то понял.

— Ничего определённого. Но теперь я точно знаю — в ней нет зла. Мы можем взять её с собой в Лианор.

Я попыталась пошевелиться, чтобы привлечь внимание. Бесполезно. Тело повиноваться отказывалось. Конечно, подслушивать нехорошо, но я же не виновата, что не могу двигаться, а они очень громко разговаривают прямо у меня над ухом?

— Рым… Понимаешь, когда вы с Линн упали, я кое-что вспомнила, — вздохнула Милли. — Не зря я с самого начала чувствовала — это всё что-то мне напоминает. И вспомнила наконец. Помнишь, почему я пошла в ту сторону, где нашла Линн?

— Ну. Вспышка странной силы. Ты сказала, что эта сила не пахнет опасностью или смертью и пошла одна.

— Так всё и было. И в том месте, где была эта вспышка, я нашла Линн. Она ничего не помнит о себе, она очень странно одета… Браш, скажи, ты никогда не слышал о пророчестве Альгиуса?

— Альгиуса? — в голосе мага слышалось недоумение. — Это ведь темноэльфийский предсказатель? У него было много пророчеств, ты сейчас о каком?

— В том-то и дело, что я не помню точное его содержание. Но там было что-то про явление странной силы, причём ей не будет равных среди живущих. Мой отец… он всегда был одержим именно этим пророчеством и всю жизнь ждал, как он говорил, «пришествия». В общем… Ребята, мне кажется, у нас больши-и-ие неприятности. Потому что эту странную магическую вспышку наверняка почувствовали не только мы с Брашем, но и все маги Эрамира.

— Ты хочешь сказать… — протянул Грым, — что теперь им нужна Линн? Но зачем? Что такого в этой её силе?

— Я не помню! — в голосе Эмиландил слышалось отчаяние. — Я всегда считала это пророчество абсолютным бредом!

М-да. Тут явно есть, над чем подумать. Если бы могла, почесала бы в затылке. Сила, значит. У меня? У меня, у маленькой Линн? То есть, у Полины. Может, я горы могу двигать взглядом?

Нет, но ведь это ерунда! В конце концов, это МОЙ мир! Так почему я не могу понять, что у меня должна быть за сила?!

Какая-то мимолётная мысль, словно слабый огонёк, мелькнула в сознании, и почти сразу погасла. Спряталась. А ведь я почти ухватила её за хвост…

И тут я почувствовала, что могу двигаться. С наслаждением сжала и разжала пальцы на руках, прогоняя онемение, повела плечами и открыла глаза.

Мир расплывался, разбивался на сотни оттенков. В ярком свете костра (это ж сколько мы времени без сознания валялись?!) я рассматривала своих спутников. Грым тоже задумчиво меня разглядывал, и в глазах его плясали язычки пламени. Это было красиво.

Волосы Милли серебрились и казались сейчас продолжением лунного света. Она нервно кусала губы и теребила край своей рубашки. А вот в глазах Браша я видела настороженность. Я слегка улыбнулась ему, словно извиняясь… Да уж, добавила я им проблем, а ведь и так сладко не было.

Торгис задумчиво грыз твёрдый сухарь, а Бугалон уставился в чашку с чаем, будто мечтая в ней утопиться.

— Кх-м… — я откашлялась, — я очень извиняюсь… Можно мне чего-нибудь попить?

К моему удивлению, именно Грым встал с места, взял кружку и налил туда чего-то обжигающе горячего, пахнущего горькими травами и мёдом. Первый же глоток этого напитка придал мне столько сил, сколько не мог бы придать даже сытный ужин.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с Грымом. На его лице застыла странная и какая-то нежная улыбка, а в глазах по-прежнему плясали огоньки.

Вы когда-нибудь видели нежную улыбку у орка? Думаю, это достаточно сложно представить. Особенно учитывая грозное зелёное лицо и клыки. Но в тот момент мне почему-то подумалось, что я не видела ничего прекрасней этой клыкастой улыбки. Захотелось протянуть руку и дотронуться до неё.

Глава третья, в которой я спасаю, но не спасаюсь

Никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть.

«Алиса в стране чудес»

Поспать той ночью я так толком и не смогла. Нет, не потому, что мне мешали, будили или сопели над ухом. Так бывает, когда мыслей слишком много. Так бывает, когда никак не можешь вычленить из этого бесконечного потока рассуждений что-то одно, и дорассуждать его таки до конца.

А ещё я скучала по Игорю. Я даже не представляла, насколько привыкла засыпать рядом с ним каждый день, чувствуя жар его кожи, его губы по утрам на своих щеках. Мы были женаты всего три года, и ещё ни разу не расставались надолго. А теперь я даже не знала, вернусь ли когда-нибудь к мужу? Увижу ли его?

Я помнила последние мгновения своей жизни в том мире, когда меня сбила машина. Теперь я была уверена, что не лежу в коме. Я погибла. Только вот почему я оказалась здесь? Я должна что-то сделать, как это обычно бывает в фэнтези о попаданцах? И если я сделаю это… и вернусь в свой мир… я умру? Или, всё же, останусь в живых?

Я никогда не думала, что это вообще возможно — оказаться в собственной книге. И всё вокруг такое… настоящее. Совсем не похоже на сон или бред. И что будет, если я умру и здесь тоже? Может, я перемещусь в какой-нибудь из своих ранних рассказов?

Главной героиней моей книги была Милли, но… теперь я чувствовала, что события начали стремительно вращаться вокруг меня. Моё появление здесь изменило структуру сюжета.

Я уже упоминала о том, зачем отряд Грыма направлялся в Лианор. У Эмиландил не было чёткой цели, она просто сбежала из дома, подальше от властного отца, Повелителя тёмных эльфов. Милли была третьим ребёнком в семье, единственной дочерью и… изгоем. Белой вороной.

Почему? Рождение у Повелителя Робиара девочки с серебряными волосами двадцать лет назад обсуждали все злые языки. Обычно таких детей тёмные эльфы сразу убивали — они считали их выродками, дурной кровью. Также поступали и светлые эльфы, но с малышами, рождавшимися рыжими. Они считали рыжий проклятым цветом.

Но Повелитель решил пощадить единственную дочь — в конце концов, её вполне можно будет удачно выдать замуж в будущем, а пока… Пусть старшие братья вдоволь помучают новую игрушку.

Имя «Эмиландил» означает «серебряный свет», и вряд ли найдётся другая тёмная эльфийка, носящая его. И таких детей не зря убивали сразу после рождения — магия Милли не была похожа на магию тёмных эльфов. Впрочем, светлых тоже. Но именно благодаря этой особенной магии Эмиландил удавалось убегать от старших братьев. А кроме них, обижать принцессу больше никто не отваживался. Только Виану и Тимирею Повелитель прощал абсолютно все выходки.

Чаша терпения Милли переполнилась год назад, когда брат Виан решил попробовать сестричку в постели. Эмиландил осталась цела и невредима, а вот Виана потом все дворцовые целители по кусочкам собирали.

Целый год Милли искала хоть какой-то безопасный путь из замка. Кроме того, она штудировала родовую библиотеку в поисках заклинания, которое могло бы заглушить зов крови. Потому что даже если Эмиландил сбежит, отец и братья сумеют найти её — в них ведь течёт та же кровь.

Конечно, если бы Милли была обычной тёмной эльфийкой, сбежать от Повелителя ей бы не удалось. Но… собственная, непонятная никому, кроме неё самой, магия помогла Милли выжить. Заклинание было трудным и вытянуло из неё много сил, кроме того, его нужно было постоянно обновлять с помощью специального амулета, но главное, что оно работало! И теперь никто из родственников не мог обнаружить беглянку.

Найти потайной ход из замка оказалось непростой задачей, но Эмиландил справилась и с ней. Пришлось, правда, увести из ближайшей деревни коня, но взамен Милли оставила пару золотых монет — на такую сумму можно было купить трёх подобных лошадей.

Через пару дней путешествия эйфория от побега схлынула, и эльфийка наконец всерьёз задумалась о том, что делать дальше. О том, что её кто-нибудь узнает, Милли не волновалась — она повесила на себя качественно сделанную иллюзию и казалась всем окружающим крупным бородатым мужиком в недорогой одежде. И Эмиландил полагала, что снять эту иллюзию не сможет никто… пожалуй, кроме Аравейна. В том, что великий маг разберётся даже с её непонятной магией, Милли не сомневалась. Но его на горизонте видно не было.

Решение ехать в столицу пришло внезапно. Снять там небольшую квартирку — а денег у Милли было предостаточно — а потом уже подумать, как жить дальше. Можно, например, открыть парикмахерскую. Делать красивые причёски Эмиландил умела очень хорошо.

Повернув на одну из дорог, ведущих в Лианор, эльфийка столкнулась с отрядом Грыма. Почему она доверила им свою тайну всего через три дня совместного путешествия, Эмиландил не знала. Так или иначе, известие о том, что они путешествуют в компании дочери Повелителя тёмных эльфов, Рым и его команда восприняли стойко. Браш так вообще обрадовался — ещё бы, такая возможность узнать побольше о магии тёмных! Правда, все заклятия сородичей у Милли работали как-то не так, но от этого Брашу становилось только интереснее. Он всерьёз решил разобраться с тем, что из себя представляет магия «белой вороны» Эмиландил.

Правда, для этого Милли пришлось объяснять ему, как работает магия тёмных эльфов и чем отличается от магии светлых. Почти всю дорогу она лихорадочно вспоминала всё, что читала в книгах из основополагающих принципов. А Браш впитывал эти знания, как губка.

Глава четвёртая, в которой всё становится ещё хуже

—Сердцу не прикажешь… Так народ говорит.

— Глупости он говорит, ваш народ. Сердце такой же орган, как и иные… И подвластен приказу свыше.

«Формула любви»

Попасться так по-дурацки… Пожалуй, на это способна только я. Не знаю, как эти тёмные эльфы вычислили, что я сорвусь на защиту Рыма, но тем не менее — они оказались правы.

Когда меня накрыло чёрное облако, я пыталась вырвать ладонь из руки эльфа, но куда там! Проще её топором отрубить, чем освободиться.

Я уже примерно представляла, куда меня занесёт. Всё-таки я не совсем дура… Тёмные эльфы — значит, Робиар, папенька Милли. А это… знаете, это действительно плохо. Если я хоть что-то понимаю в собственной книге, то меня ждёт прекрасная в своей мучительности смерть. А может, что-нибудь похуже. В любом случае, ничего хорошего.

Почему-то внутри оставалась какая-то невнятная, смутная надежда, что Рым всё-таки меня спасёт. Хотя… зачем это ему? Кто я ему? Он знает меня со вчерашнего дня, и ничего, кроме неприятностей, я его отряду не принесла. Зачем ему меня спасать?

Но, тем не менее, вспоминая его последний отчаянный крик, я понимала, что не всё так просто… и у меня ещё есть шанс. Пусть небольшой, но он есть.

Рым… миленький, спаси меня! И если ты это сделаешь, я тебя никогда-никогда не убью… Честное авторское!

Между тем, пока я предавалась мрачным мыслям, чёрное облако рассеялось, и я оказалась в большом зале со стеклянным полом, зеркальным потолком и стенами. Прямо передо мной стояла троица из ночных кошмаров Милли — Робиар, Повелитель тёмных эльфов, и два её братика — Виан и Тимирей.

Что ж, я так и думала. Только вот почему-то от этого совсем не легче.

— Добро пожаловать, — Робиар улыбнулся… вполне очаровательно, кстати. Ох, дорогой, если бы не я тебя придумала, возможно, уже валялась бы в ногах от восторга! Ведь тёмные эльфы — мастера кровной любовной магии и способны вызвать в женщине — особенно в обычной человеческой женщине — желание одним взглядом.

Но вот только не хватало мне сейчас этого ушастого возжелать. Милли мне этого не простит!

Видимо, не заметив никаких признаков энтузиазма на моём лице, Робиар улыбнулся шире, и даже сделал какой-то жест ручкой.

Да, была бы обыкновенной человечкой, а не попаданкой из другого мира — уже пускала бы глупые влюблённые слюни.

— Здрасти, — поздоровалась я весьма невежливо. — Не подскажете, куда это меня занесло? И кто вы такие?

На мгновение в глазах Робиара мелькнуло восхищение, Виан же недовольно скривился, а Тимирей сказал отцу на ухо:

— Это будет не так просто, как хотелось бы.

— Я и не обещал, что будет просто, — усмехнулся Робиар, а затем вновь обратился ко мне: — Я — Повелитель тёмных эльфов Робиар, а это — мои сыновья Виан и Тимирей. И место, где ты оказалась, называется Эйм — это личная резиденция Повелителя. Можно сказать, императорский замок.

— Императорский замок в Лианоре находится, — возразила я. — А у тебя — Повелительский.

Думаете, это хамство? Мол, как я смею обращаться к столь важному вельможе на «ты»? А вот так — смею. Нет, ну это ведь глупо — я же сама его придумала! Разве можно «выкать» собственным фантазиям?

Кроме того, я банально трусила. От страха даже живот сводило.

— Логично, — эльф хмыкнул. — Но ты так и не представилась. Как тебя зовут, прекрасная незнакомка?

Ну так уж прям и прекрасная… По сравнению с этими тремя эльфами я вообще — чучело немытое. И нечёсаное.

— Линн, — я чуть наклонила голову, изображая почтение. — Но чем я обязана тому, что вы затащили меня в свой замок?

Тут в пространстве вокруг меня закружились чёрные вихри… И спустя пару мгновений из порталов вывалилась оставшаяся «группа захвата». К моей радости, больше никого из отряда Рыма эльфы с собой не притащили. Я бы этого не пережила.

Впрочем… И сама «группа захвата» тоже вернулась не вся.

— Четверо из восьми магов погибли, Повелитель, — сказал один из вернувшихся, тут же опустившись на колени перед Робиаром. — Я готов понести наказание.

Видимо, это был главарь «банды».

Правитель поморщился.

— Что случилось, Гром? Почему половина группы погибла?

— Там была ваша дочь, Повелитель, — склонил голову Гром. Интересно, это имя или прозвище?

— Ах вот оно что… — протянул Робиар. — Это многое объясняет. Видимо, моя предприимчивая дочурка применила заклятье крови, лишающее силы? Теперь я жалею, что не удавил её ещё при рождении.

— А потом, Повелитель, когда Минтирель разбил амулет перемещений, захватив с собой девчонку, орк будто обезумел и порешил троих ближайших к себе магов, — Гром поморщился. — Я пытался его остановить, но… Если бы мы предприняли попытку захватить принцессу Эмиландил, то погибли бы все, я уверен.

— Оставь, Гром, — Робиар махнул рукой. — Моя дочь совершенно не нужна мне. Жаль только, что вы её не убили.

Меня передёрнуло. Да уж, прекрасный папашка! Мечта для любой девушки. Спит и видит, чтобы собственную дочь в капусту порубить.

Глава пятая, в которой я учусь летать

— Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы?

— Обязательно! Мыслящий человек обязан время от времени это делать.

«Тот самый Мюнхгаузен»

Несколько минут мы с Громом смотрели друг на друга, ничего не говоря. Вошла служанка с ужином, состоящим из каких-то запечённых овощей, фруктового сока и сладостей, поставила всё на стол, пожелала приятного аппетита и вышла из комнаты. А я всё смотрела на Грома, не понимая — почему его отношение ко мне переменилось? Ведь во взгляде того эльфа, который назвал меня человеческой шлюхой, не должно было быть никакого сочувствия.

А потом он подошёл и сел в кресло напротив.

— Извини, — сказал Гром. — Повелитель приказал мне попробовать вывести тебя из себя, как-то разозлить. Я вёл себя неподобающим образом, прошу прощения.

— А… зачем было меня злить? — нахмурилась я.

Гром грустно усмехнулся.

— Я понял это только сейчас. Если бы мне удалось по-настоящему разозлить тебя, а потом Повелитель рассказал бы о пророчествах Альгиуса… Как думаешь, удержалась бы ты от искушения попробовать свою силу?

— Вряд ли.

— Вот именно. И наш мир, признав в тебе демиурга, немедленно свёл бы тебя с ума. А со спятившим человеком проводить тот ритуал, что задумал Робиар, гораздо проще и больше шансов на успех.

— Слушай, Гром… А что это за ритуал? Он ведь так и не рассказал.

Я вздохнула. Вроде я сама придумывала этот мир, однако же о подобном ритуале не имею ни малейшего представления. Как-то странно получается — о чём-то я хорошо знаю, о чём-то нет. Интересно, у всех демиургов так, или я просто двоечница?

— Стал бы он тебе про него рассказывать, как же. Это запрещённый ритуал. Сначала Повелитель воздействует на твою кровь, чтобы вызвать у тебя определённые чувства к собственной персоне, а затем… В общем, чтобы отнять силу у любящей женщины, нужно всего лишь на рассвете изнасиловать её в центре пентаграммы. Только перед этим совершить жертвоприношение, чтобы заручиться поддержкой демонов Тьмы.

Меня передёрнуло. Робиар всё-таки извращенец! Ради какой-то непонятной силы он собирается, я извиняюсь, поиметь человеческую девушку, да ещё и замочить кого-то!

— Жуть какая! И кто будет жертвой?

— Думаю, кто-то из слуг, — пожал плечами Гром, — Робиару всё равно, кого из них убивать. Он бы хотел заполучить для этой цели Эмиландил, но захватить принцессу у нас не получилось.

— И хорошо, — нахмурилась я. Гром улыбнулся.

— Но я не понимаю… — продолжила я, немного помолчав. — Почему, или зачем, ты всё это мне рассказываешь? По какой-то причине твоё мнение изменилось после рассказа Робиара, так?

— Всё просто, — вздохнул Гром, и в его глазах промелькнуло какое-то непонятное выражение. А затем он протянул руку к цепочке, что висела у него на шее, и снял её. И, внимательно следя за выражением моего лица, эльф положил цепочку с каким-то странным кулоном на стол прямо передо мной.

Приглядевшись, я поняла, что это вовсе не кулон, а кольцо. Перстень-печатка с изображением льва и розы — знак императорского дома Эрамира.

— Но… что это значит? — выдохнула я, с жадностью исследователя рассматривая перстень. Имперский флаг мог быть двух видов — белый, с золотым львом и красной розой под ногами у льва (роза символизировала войну и кровь, а лев — мир и свободу); или золотой с алой полоской по низу. Первый использовался в официальных мероприятиях, а второй — на поле боя.

— Я восемь лет провёл при дворе императора Эдигора Второго, правда, тогда он был ещё принцем. Я был его наставником, учил стрелять из лука, драться на мечах, метать ножи и кинжалы. Сам Аравейн попросил Повелителя выделить принцу воина для обучения наследника, и Робиар отправил меня в Лианор. По контракту я должен был служить Эдигору до того дня, когда он станет императором.

Я с изумлением следила за изменившимся лицом Грома — сейчас передо мной сидел эльф, который вспоминал о чём-то хорошем, о чём-то таком, что давало ему силы и поддерживало в трудную минуту.

— Поначалу, до приезда в столицу, я почти ненавидел этого мальчишку. Я думал, что Эдигор такой же, как Виан с Тимиреем, но вскоре понял, что ошибался. Те восемь лет стали лучшими в моей более чем столетней жизни. Это кольцо, Линн, — Гром поднял перстень кончиками пальцев к моим глазам, — не просто знак императорского дома. Подобные кольца Эдигор давал всем, кому доверял. Он предложил мне его в день своего четырнадцатилетия. На свой страх и риск предложил, потому что для эльфа служить человеку — это позор.

— И ты принял его? — выдохнула я изумлённо.

— Линн, — эльф улыбнулся, — до того дня я четыре года общался с Эдигором каждый день, и его высочество всячески показывал, насколько он уважает меня и моё мастерство воина. Ты не представляешь, как это важно для того, кто всю жизнь от подобных властителей не ждал ничего, кроме многочисленных претензий и требований. И когда Эдигор предложил мне кольцо, я взял его, этим поклявшись служить его высочеству до своей смерти или пока он сам не отпустит меня.

Кажется, пазл сложился.

— Робиар не знает об этом?

Глава шестая, в которой мы начинаем путешествие к столице

Туда ехали — за ними гнались. Обратно едут — за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!

«Не бойся, я с тобой»

Сборы заняли не более получаса — все проверяли свои вещи, подтягивали подпругу на лошадях, о чём-то тихо переговаривались, Рым раздавал указания. Особенно это касалось Милли и Браша. Я ошарашенно косилась на своего «клона», которая упрямо и совсем не по-моему иногда встряхивала лохматой головой, думая о том, как же всё-таки странно…

Я здесь всего пару дней. Я чужая, Эрамир не принимает меня — и никогда не примет, как свою создательницу. Таков закон, правила, традиции, и что там ещё может быть. Если я хоть как-то выдам в себе демиурга, воспользуюсь этой силой — хоть я понятия не имею, как — Эрамир уничтожит меня, сведёт с ума, выкинет прочь, словно захватчика.

Но, вопреки здравому смыслу, меня почему-то приняли эти люди — и не-люди — которых я когда-то сама придумала, сидя перед монитором. Хотя они тоже являлись частью Эрамира, хотя я появилась здесь при весьма странных обстоятельствах и в целом была очень странной, хотя из-за меня они влипли в огромные неприятности… Но почему-то принялись мне помогать, не задавая лишних вопросов, без колебаний, сомнений и упрёков.

И теперь я тихо сидела на брёвнышке и рассматривала их всех — Милли, сейчас полную мою копию, которая осторожно подпитывала свой артефакт, позволяющий ей скрываться от отца и братьев; Браша, сосредоточенно роящегося в мешке с вещами; Тора, чистящего свой меч; Гала, проверяющего, туго ли затянуты ремни седла; и, наконец, Рыма, разглядывающего карту этих земель при помощи крошечного магического огонька, выпущенного Брашем…

В моей прошлой жизни, которую так неосторожно оборвали автомобиль и моя рассеянность, никто из знакомых не стал бы делать ради меня ничего подобного. Рисковать собственной жизнью и спокойствием, тратить силы, даже просто отдавать одежду, потому что моя благополучно почила в недрах Эйма. Только Игорь сделал бы ради меня всё, что в его силах, а возможно, даже больше. Но его теперь нет рядом. И, скорее всего, я никогда не увижусь со своим мужем.

Смотреть правде в глаза оказалось неожиданно очень больно — изнутри что-то неприятно кольнуло, и я с силой сжала кулаки, стараясь справиться с накатившими эмоциями. Встала, чтобы отвлечься, и подошла к Рыму.

Завидев меня, орк поднял глаза от карты.

— Скоро выдвигаемся, — сказал он тихо. — Поедешь со мной?

Это был, скорее, не вопрос, а утверждение, но я, тем не менее, кивнула. А потом так же тихо спросила:

— Зачем нам Тропа Оракула, Рым? Что ты хочешь у него спросить?

Глаза орка опасно вспыхнули. Он отложил карту и взял меня за руку, обронив:

— Пойдём.

Я не очень поняла, куда именно мы пойдём, но послушно потрусила за Рымом.

Мы отошли от лагеря всего на десять шагов, скрывшись за ближайшими кустами. Магический огонёк Браша каким-то чудом не отставал, и только благодаря этому я не сломала шею. Если вы когда-нибудь были в ночном лесу, то сможете меня понять.

Рым остановился очень резко, развернул меня лицом к себе и, положив большие ладони мне на плечи, чуть сжал их.

— Ты ведь знаешь, что такое Тропа Оракула, Линн? Верно?

Я кивнула. Ещё бы мне не знать! Только Милли пошла туда в самом конце книги. А мы прёмся сейчас, и не понятно, за каким хреном Рыму это понадобилось.

Тропа Оракула — кратчайший путь в Лианор. Но им пользовались только те, кому действительно нужно было к Оракулу, чтобы что-нибудь у него спросить. Он давал ответ на один вопрос, и только раз в жизни, дважды попасть к Оракулу было невозможно.

Но дело не только в этом. Пришли — спросили — ушли, дело житейское. Тропа Оракула всегда испытывала людей, причём никто заранее не знал, какой сюрприз она приготовила именно для него. Если ты не справлялся с испытанием, то не имел права идти к Оракулу, нужно было поворачивать обратно.

И проходить эти извращённые «испытания» мне вовсе не улыбалось. Оракул имеет весьма странное чувство юмора… да, пожалуй, моё чувство юмора. Я помню, как придумывала его. Но тогда я в тёплой комнате сидела, попивая сладкий чай, а сейчас… Я не хочу! Я боюсь!!

Кажется, я сказала это вслух, потому что Рым вдруг усмехнулся, наклонился ближе к моему лицу и прошептал:

— Совсем недавно ты уверяла, что ничего не боишься, маленькая.

Я вздохнула. Да, так было… Но, наверное, в другом мире. Этот, созданный мной самой, действительно меня немного пугал. И хуже всего было именно осознавать то, что я сама всё придумала, сочинила и описала. Но фантазии фантазиями, а жизнь жизнью. И мне совсем не улыбалось проходить испытание Тропы Оракула. Тем более что я представляла, каким именно оно будет.

Я уже открыла рот, чтобы ответить Рыму, как вдруг поняла — он наклонился уже так близко, что я не вижу его лица. Зато чувствую обжигающее дыхание на своей щеке.

— Всю жизнь я ненавидел людей, Линн, — от хриплого голоса Рыма у меня почему-то странно, но радостно забилось сердце. — Ненавидел с того самого дня, как твои сородичи сожгли мою деревню, убив на моих глазах мать, отца и сестру. Никого не пощадили, даже детей. Меня спасло только то, что с раннего утра я ушёл в лес за ягодами для праздничного пирога — на следующий день сестре должно было исполниться пять лет — и когда вернулся, то застыл, увидев свой горящий дом, мёртвые тела соседей, родителей, которых забивали камнями, плачущую сестру. Они прирезали её, как свинью, Линн. А меня спасло только то, что от страха я даже пошевелиться не смог. И потом тысячу раз проклинал себя за трусость, за то, что отсиживался в кустах, пока твои сородичи убивали моих родных и знакомых.

Глава седьмая, о Тропе Оракула

… Скажи: есть память обо мне,

Есть в мире сердце, где живу я…

А. С. Пушкин

Чем дальше мы шли, тем сильнее густел туман. Сначала он стелился по земле, обвивая кольцами ноги, затем поднялся до уровня талии, потом — груди…

Минут за тридцать пути серый, клубящийся дым достиг моих глаз. Я чувствовала себя так, как будто кто-то окунает меня в мерзкую, грязную лужу, при этом ещё и издевательски подхихикивая, прекрасно понимая, насколько сильно мне это не нравится.

Мы шли в полном молчании, но я почти физически чувствовала напряжение спутников. Рым стискивал мою руку так, что казалось, сейчас он сломает мне пальцы, а Тор пыхтел не хуже своего скакуна, нервно раздувая ноздри.

Через какое-то время я вообще перестала что-либо видеть, в том числе и собственный нос. Пространство вокруг стало серым, как грязное стекло, воздух резко похолодел, пробрав до самых костей, и Рым, резко сжав пальцы, тихо приказал:

— Стойте!

Очень правильная мысль — дороги не видно совсем.

— Кто бы мне объяснил, зачем я сюда попёрся, — проворчал Тор, и в любой другой момент я бы рассмеялась, но не сейчас. Потому что мою ладонь внезапно выдернуло из руки Рыма, причём без всяких усилий, как будто орка кто-то перенёс в другое место.

Серое пространство вокруг потемнело, холодный воздух проник в лёгкие, больно сжал сердце. Я почувствовала, что совсем замёрзла — руки затряслись, плечи сжались, и единственное, чего мне хотелось, — это оказаться подальше отсюда, в каком-нибудь тёплом месте. А ещё было страшно.

И когда я об этом подумала, рядом со мной кто-то мерзко захихикал.

— Трусишка.

Я резко обернулась, словно надеясь поймать этот тяжёлый, давящий взгляд, который сейчас сверлил мне спину.

— Я не… — шепнула я замерзшими губами, почти забыв о том, что Оракула нельзя увидеть.

— Трусишка, — ещё один ехидный смешок. — А ещё уверяет всех, что ничего не боится. Глупая девчонка. Хочешь, я покажу тебе то, чего ты боишься больше всего в жизни? Боишься думать, вспоминать, чувствовать…

Я резко вздохнула и чуть не закашлялась, когда ледяной воздух в очередной раз вошёл в лёгкие и пронзил тело до самых пяток.

Оракулу нельзя отказывать… Я знала это. Чёрт, я ведь сама, сама его создала! Но разве я могла тогда подумать, что однажды мне придётся испытывать его сомнительные таланты на себе?

И как же не хотелось отвечать. Показалось, внутри меня что-то зашевелилось — что-то совсем маленькое, но очень больное, окровавленное, страдающее, — и, подняв несчастные глаза, прошептало:

— Нет…

Я с силой сжала кулаки, впившись ногтями в кожу ладоней и, зажмурившись, под тихое хихиканье выдохнула одно лишь слово:

— Показывай.

Туман вокруг превратился в густую, клубящуюся тьму. А потом она обняла меня, заглянула в глаза, несмотря на то, что они были закрыты, ласково охладила спину между лопаток, словно коснувшись этого места ладонью, и тихо сказала уже без всякого хихиканья:

— Договорились.

***

Был в моей жизни человек, который значил для меня больше, чем все на свете шоколадные конфеты, булочки и пирожные. Больше, чем любимые книжки, волшебные сказки и собственные фантазии. Больше, чем весёлые игры — прятки, догонялки и лазанье по деревьям. Больше, чем солнечный свет, зелёная листва на деревьях, птичье пение весной и запах осенних листьев. Больше, чем родители. Больше, чем сама жизнь.

Этого человека звали Олег. И мы всегда были вместе — с того самого момента, когда почти одновременно вылезли из маминого живота. Брат и сестра.

Мы никому не говорили, кто из нас старше, потому что это не имело никакого значения.

Я не представляла жизни без него. Все радости и горести мы делили пополам, и мои детские воспоминания так же неразрывно связаны с братом, как дерево связано со своими корнями. Мы делали это добровольно, сами не хотели разлучаться ни на секунду, часто даже засыпали, обнявшись.

Я понимала Олега, как саму себя, а он понимал меня. И нам обоим не нужны были никакие друзья, потому что мы давали друг другу всё. Конечно, мы общались со сверстниками, но по сравнению с тем, что для меня значил Олег, остальные казались просто бледными тенями.

Родители считали, что со временем эта странная связь пройдёт хотя бы потому, что мы разного пола. Мол, мальчикам — мальчиковое, девочкам — девчачье. Но они ошиблись. С каждым годом мы всё больше понимали, что не можем друг без друга, наша связь только становилась крепче.

Мы с Олегом были не похожи. Весь рост, видимо, при рождении достался ему, поэтому, когда я становилась рядом с братом, казалось, что я младше его года на три. Я была кудрявой и сероглазой, Олег же сражал девчонок наповал прямыми светло-русыми волосами и каре-зелёными глазами. С семи лет он ходил в различные секции, занимался каратэ и боксом, и поэтому к четырнадцати годам развил внушительную мускулатуру. Рядом с ним я всегда выглядела крошечной и очень тощей мышью.

Глава восьмая, в которой мы попадаем в плен

В такой день трудно жить, но легко умирать.

«Тот самый Мюнхгаузен»

Вы, наверное, тоже хорошо знаете это чувство — когда оглядываешься назад, понимаешь, что прошло уже — бог мой! — почти десять лет, а кажется, что всего пару мгновений. Да и разве эти годы имели значение? Разве они были важны?

Разве они вообще… были?

Полноте! Не было их. Ничего не было.

В ту самую минуту, когда в одной из московских больниц остановилось сердце моего брата, я тоже умерла. Может быть, у меня по-прежнему есть тело, и я порой даже чувствую физическую боль. Может быть, я могу улыбаться, смеяться и видеть сны. Но разве это — жизнь?

Что это вообще такое — жизнь? И разве я могу сказать про себя, что я живая?

О потерях, подобных моей, написано столько книг, снято много фильмов, это обсуждается врачами-психиатрами и просто любителями в телепередачах. Со мной беседовали, меня убеждали, уговаривали… лечили.

Скажите мне, разве можно вылечить… от любви?

Разве можно вылечить мать, потерявшую собственного ребёнка?

Разве можно вылечить человека, лишившегося родителей?

Разве можно вылечить сестру, у которой отняли брата? Это ведь не насморк, не диарея и даже не рак. Любовь. Как писал Ремарк, чудо и чудовищная насмешка.

В моём случае, пожалуй, только чудо.

И всё же… Что же было дальше? Смешно, но я действительно почти ничего не помню. Мне говорили, так и должно быть — мол, сознание защищается от неприятных воспоминаний, как-то так. Неприятных… Но почему тогда я отчётливо помню те минуты, когда брат дрался со своим убийцей, и совсем не помню несколько месяцев, прошедших после его смерти, когда я лежала в больнице?

Вы спросите, что же со мной было. И мне останется лишь ответить — всё. Постоянная температура, головная боль, желудочные и кишечные боли, а ещё — абсолютное равнодушие и нежелание двигаться, отказ от пищи. Пожалуй, я не буду рассказывать об этом. Тем более что и сама помню немногое.

Примерно через год после смерти Олега я вдруг осознала, что осталась у родителей одна. И с тех пор я всё время пытаюсь жить за двоих. Быть лучшей, как брат. Поступила в тот самый институт, куда хотел пойти учиться он, стала читать его любимые книги… Перестала писать собственные. Почему? Для того чтобы писать о ком-то ещё, нужно хотя бы жить самой, а я в действительности не жила — существовала.

Именно в то время я поняла, что Олега родители любили больше, чем меня. Им гордились и восхищались. Теперь же в их глазах я читала: «Почему он, а не ты?!»

Хороший вопрос. Я тоже задавала его себе. Брат… такой мужественный, талантливый, нужный, настоящий… И я. Несуразная, нелепая, неказистая, бездарная. Он — плюс, я — минус.

Почему он, а не я?

Я пыталась стать Олегом, как бы смешно это ни звучало. Я старалась — училась, зубрила изо всех сил, ходила на дополнительные курсы, даже бегала на занятия восточными единоборствами. Ничего не получилось. По всем пунктам. Лучшей, как брат, я не стала, только одной из. Спортивные секции все бросила после того, как сломала руку.

Даже дружить по-настоящему у меня ни с кем не получалось.

Отношения с родителями становились всё хуже и хуже. Думаю, они меня так и не простили за то, что не позвонила тогда, за то, что не помогла Олегу, за то, что осталась жива.

Да и… разве это можно простить?

Я ненавижу себя. До сих пор. Это чувство — единственное, которое я испытываю к самой себе.

Вот так… Всего один осенний вечер, но он разбил мою жизнь на две части — до и после. Как много было «до», и как пусто «после».

Всё изменилось только после появления Игоря.

Нет, он не был принцем на белом коне, который приехал и спас прекрасную принцессу. Да и из меня принцесса, пожалуй, при всём желании не выйдет.

Просто Игорь… стал первым человеком, который вызвал у меня улыбку. Не вымученную, неискреннюю и горькую, а настоящую.

Игорь стал первым человеком, который поверил в меня. В такую, какой я была — разбитую, несчастную и нервную, безо всякой напускной бравады. Он увидел во мне… что-то. До сих пор не знаю, что.

Мы познакомились на вечеринке в честь свадьбы наших, как оказалось, общих друзей. Я пошла туда только потому, что не могла отказаться, хотя для меня это был ужасный день — шесть лет после гибели Олега.

Я гасила все мысли и всю тоску в бокалах с шампанским, когда вдруг увидела Игоря. Нет, сейчас не будет того самого описания «и она увидела его — он был прекрасен — у неё замерло сердце — и она поняла, что безумно влюблена», как это пишут в женских романах.

Игорь стоял неподалёку, сжимая в руке бокал с шампанским так, что я видела, как побелели его пальцы. Высокий, до ужаса тощий, усатый и бородатый, он показался мне таким смешным, что я улыбнулась. Впервые за шесть лет — просто улыбнулась, без задней мысли, без горечи в уголках губ, без затаённых слёз в глазах.

А потом я увидела, что он смотрит на невесту тем самым безумно-отчаянным взглядом несчастного влюблённого, и почувствовала вспышку жалости и почему-то одновременно — безудержного веселья.

Глава девятая, в которой мы знакомимся с реформаторами

От всей души поздравляю вас. Царствия вам небесного.

«Обыкновенное чудо»

От случившегося я пребывала в состоянии тяжёлого шока. Смерть Тора, непонятная руна на моём лбу, сдача в плен мирнарийцам… Тут было, от чего сойти с ума.

А мы, между тем, продолжали шагать в самую чащу леса, и наших конвоиров нисколько не смущали ни густые колючие кустарники, ни огромное количество репейников, ни сгустившееся в небе тучи — собирался дождь.

Мы с Рымом шли в центре отряда, со всех сторон окружённые мирнарийцами, среди которых каким-то образом затесались два орка. Ничем не скованные, мы шагали след в след за проводниками, и приходилось только гадать о том, что будет дальше.

«Не бойся, Линн, — раздался в моей голове голос Рыма. От неожиданности я подпрыгнула и чуть не свалилась на землю, но он вовремя подхватил меня под руки. — Это всего лишь я, не нервничай так».

«Тьфу на тебя, Рым! — мысленно укорила его я. — Нельзя же так людей пугать. Я чуть концы не отдала».

«Прости».

«Ладно, неважно. Лучше объясни мне, зачем ты сдался им в плен?»

«Ты предпочла бы умереть?»

«Какая разница, где умирать — в лесу или в плену?! Хотя, нет. Разница есть! В лесу приятнее!!» — мысленно завопила я. Рым поморщился.

«Не кричи так, а то у меня мозги через уши выльются. С чего ты взяла, что умрёшь в плену? У меня есть план».

«Да-а? Это какой же?» — нахмурилась я.

«Тор за несколько часов достигнет Лианора, откуда за нами придёт помощь — у меня там много друзей, которые никогда не откажутся надрать задницы мирнарийцам».

«Погоди… Тор?!! Но ведь он…»

«Он жив, Линн».

Словно камень свалился с моих плеч.

«Жив… Господи…»

Рым мысленно хмыкнул.

«Ну что ты, маленькая, конечно, он жив. Тор выпил зелье временного сна — с того момента, как оно коснулось его губ, он стал неуязвим для магии. Ты не знала об этом?»

Знала. Но в горячке успела основательно забыть.

«Так значит, он просто притворился мёртвым?»

«Конечно. Мы с ним обсуждали этот план заранее, ты же помнишь, что я сказал ему…»

«Ты знаешь, что делать», — припомнила я, кивнув.

«Да. И он сделал всё, как я приказал. Тор пойдёт в Лианор и обратится к моим знакомым, потому что Милли с Брашем в столице ещё нет. Нам нужно лишь потянуть время, и я думаю, у нас всё получится».

«Ты уверен?» — я нахмурилась.

«Абсолютно. Они никак не смогут снять эту руну с твоего лба — это невозможно, её может снять только тот, кто её нарисовал. Да и на тебя не действует ничья магия, кроме моей. Поэтому… я думаю, пока мирнарийцы будут разбираться с тем, как обойти эту руну, нам помогут».

«Погоди-ка. А как наши так называемые спасители узнают, где мы?!»

«Милли постаралась. Магия крови тёмных эльфов. На каждом из нас «маячок», мы связаны между собой, примерно как нити в одной паутине. Любой маг, «прощупав» Тора — с его согласия, разумеется, узнав парочку кодовых слов, — найдёт и нас с тобой».

«Милли всё-таки гениальна».

«Это точно».

«Рым, а… Что за руну ты нарисовал на моем лбу?»

Краем глаза я заметила, что орк улыбнулся.

«Не бойся, маленькая, я не собираюсь тебя убивать».

«Да не боюсь я! Просто хочу знать, что за штуковина у меня на лбу».

«Руна Заложника. Слышала о такой?»

Я нахмурилась, а потом вздохнула. Конечно! Как я сразу не догадалась…

Грубо говоря, эта руна превращала носителя в ходячую бомбу, активировать которую мог лишь тот, кто её рисовал. При этом взрыв, который произойдёт, если руну наполнить энергией, сметёт всё на расстоянии примерно в десять метров.

Да уж. Для мирнарийцев это, должно быть, очень неприятно — захватить долгожданную цель, при этом понимая, что ничего с ней не смогут сделать. Потому что если хоть один из них захочет забрать мою силу, Рым может активировать руну.

Что ж, если так, то, возможно, помощь действительно успеет прийти до того, как меня поимеют извращённым способом на каком-нибудь алтаре.

«Я никому не позволю сделать это с тобой, маленькая», — прошептал в моей голове голос Рыма, от которого внутри почему-то всё радостно заискрилось, совсем как в далёком детстве.

.

Мирнарийцы, как оказалось, скрывались под землёй, в помещении вроде бункера. Вход в него был прикрыт листьями и ветками так, что я его даже не заметила, пока мы не подошли вплотную. А потом главный в этой «группе захвата» лёгким, невесомым движением руки убрал со входа всё лишнее, и я сразу увидела небольшой люк, сделанный, как мне показалось, из дерева.

Внутри был длинный коридор с серыми стенами и множеством дверей. Нас с Рымом отвели к дальней.

— Побудьте пока тут, — сказал главный мирнариец. — Скоро с вами придут побеседовать.

Глава десятая, в которой я теряю и приобретаю

Ты мне скажешь: «Не может быть этого! Мы с тобой — на разных планетах!» Я рассмеюсь и окна открою. Я — это ты, и всегда был тобою.

Белая гвардия. «Я с тобой»

Рым был ещё жив, когда дверь за Ибором и Эллейн закрылась. Он умирал медленно. Я чувствовала, как постепенно гаснет руна на моём лбу, смотрела, как стекленеют его глаза, слабеет дыхание.

Кровь из моей груди, рассечённой ножом Эллейн, капала на рану Рыма, смешивалась с его кровью, но я не обращала на это никакого внимания. Медленно подняв руку, я прикоснулась кончиками холодеющих пальцев к пока ещё тёплой щеке орка и прошептала:

— Прости меня, Рым. Я всё-таки погубила тебя. Второй раз в жизни я погубила того, кто был мне дорог. Сначала Олег, теперь ты. Это я во всём виновата…

Я опустила голову и осторожно прижалась ухом к груди Рыма. Сердце ещё билось.

И вдруг он вздрогнул. Очень слабо, но всё-таки вздрогнул. Я резко подняла голову и наткнулась на напряжённый, почему-то странно знакомый взгляд Рыма.

— Я хочу… сказать… — каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Я люблю тебя, маленькая…

Я вздохнула.

— Знаю. Я тоже люблю тебя.

Я думала, что говорю это только для того, чтобы поддержать его и утешить. Чтобы на пороге смерти он знал, что был небезразличен мне. Но, сказав «я тоже люблю тебя», вдруг поняла, что это правда.

А Рым уже, слабо улыбнувшись, закрыл глаза.

Мне хотелось кричать. Стучать кулаками по стене, топать ногами, что-то делать… Но что может изменить ситуацию? Что способно остановить саму смерть, если она решила забрать Рыма?

Медленно и плавно мне на нос опустилась снежинка, ласково пощекотав переносицу. Чьё-то дыхание коснулось щеки, остудив злые слёзы, и прямо передо мной вдруг мелькнули знакомые голубые глаза.

— На самом деле ты знаешь, что нужно делать. Подумай хорошенько, Линн.

Глаза моргнули и исчезли. Я не успела даже рта раскрыть, чтобы спросить что-нибудь у Хранителя. Но он, видимо, был уверен — я догадаюсь.

Кажется, меня многие переоценивают. Я не врач и не маг. Да, я демиург, но пользоваться своей так называемой силой не умею. Да и нельзя вроде как. Что в такой ситуации я могу сделать?..

Я задумчиво наклонила голову, и взгляд упал на царапину, оставленную на моей груди кинжалом Эллейн, с которой всё ещё медленно капала кровь… прямо на рану Рыма.

И внезапно я вспомнила.

Просто. Чертовски просто. Ведь я же сама всё это придумала!

Когда Милли только-только встретила отряд Рыма, через пару дней они, остановившись на ночлег посреди Тихого леса, впервые разоткровенничались. И тогда орк и рассказал кое-что о себе своим попутчикам.

— Вы когда-нибудь слышали о ритуале Слияния? Для того чтобы его провести, не обязательно быть магом. Когда тот, кто тебе дорог, находится на пороге смерти, ты можешь осуществить Слияние. Это значит, что ты отдашь умирающему часть своей жизненной силы, своих способностей, если они есть. Вы всегда будете ощущать друг друга, как будто являетесь единым целым. Только так можно вырвать законную добычу из рук Дариды. Крепко связанного с живым она не сможет забрать в своё царство.

— К чему ты это, Рым? — спросила Эмиландил, нахмурившись.

Орк усмехнулся, нервно сжимая в руках чашку с бодрящим травяным настоем.

— Мой отец был странным орком, Милли. Он дружил со светлым эльфом. Наверное, за всю историю Эрамира ты днём с огнём не сыщешь другой подобной дружбы. Они встретились в детстве, когда ни тот, ни другой не знали, что вообще-то им положено друг друга ненавидеть, и однажды отец помог Митаэлю победить его обидчиков при помощи рунной магии. Они пронесли эту дружбу через всю жизнь, скрывая её ото всех. А когда им обоим исполнилось по двадцать, на деревню, где жил отец, напали разбойники. Люди. Их тогда разбили, но отец получил смертельную рану. Узнав об этом, Митаэль, не колеблясь, провёл обряд Слияния. Это было странно для всех, кроме них. Связанные всегда умирают одновременно — один не может жить без другого, так как является его продолжением. И Митаэль умер в ту же ночь, когда погиб отец. Так и получилось, что, кроме рунной магии, я ещё немного владею магией светлых эльфов …

Я улыбнулась. Такой же необычный, как и Милли с её странной, непохожей на других тёмных эльфов, магией, Рым понравился мне сразу. С первого «взгляда». И хоть я никогда не описывала подробности проведения обряда Слияния, всё же я прекрасно знала, как именно нужно его проводить.

На пол полетела одежда. Мне нужно быть обнажённой, чтобы жизненная сила текла через все поры в коже, проникая в Рыма. Ему, конечно, тоже лучше раздеться, но снимать с него сейчас штаны и рубашку я не хотела — вдруг он умрёт в процессе? Нет уж, и так сойдёт.

Дальше нужно было смешать мою кровь с кровью умирающего, что уже случилось ранее. Эллейн, как оказалось, очень кстати меня так сильно ранила — иначе бы пришлось что-то придумывать, чтобы выжать из себя хотя бы капельку драгоценной жидкости, а никакими острыми предметами я не обладала. Мечи и ножи у Рыма отняли ещё в лесу.

Я прижалась к орку, широко раскинув руки и ноги, как морская звезда. Грудь к груди. Так, всё правильно.