Камаев
- Машина подана, как вы и просили, Игорь Павлович. Как прошел перелёт?
Не успел я вывалиться на воздух и вдохнуть в легкие больше воздуха, в дверях меня встретил охранник, которому было приказано сразу же ехать к клинике. Здесь, в этом огромном здании, на больничной койке, находится мой мальчик. Авария, которая произошла несколько дней назад, едва не забрала жизнь единственного сына.
- Как состояние Давида?
- Пришёл в сознание, но всё ещё в критическом состоянии. Сразу же пытался рассказать о своей попутчице. Нам нужно срочно отыскать эту Рудковскую.
Извлекаю из внутреннего кармана пальто пачку сигарет, пытаюсь прикурить, но пальцы не слушаются. Чертовы нервы. Я едва из ума не выжил, узнав о том, что случилось с Давидом позавчера в ночь. Делаю глубокую затяжку, поворачиваюсь к зданию клиники и смотрю на окна палаты, в которой сейчас пытается выкарабкаться из лап смерти мой пацан. Меня совершенно не волнует жизнь вокруг, люди, которые снуют под носом. Голова на грани взрыва.
- Ты уверена, что в порядке?
- В полном, хоть в космос отправляй.
Голоса рядом раздражают. Оступаюсь и понимаю, что происходит столкновение. Кто-то вываливается из лап клиники цел и невредим, а кто-то пройдет все круги ада, прежде чем пойдет на поправку.
- Ой, простите, - улыбается смазливая девчонка, касаясь моей груди ладонью, но тут же отводит её и отворачивается к своему спутнику.
- Так что ты говорил про вечер? Марафон Гарри Поттера с пиццей?
- Да, и не отвертишься. Ты волшебник, Гарри, - хмыкает, подтягивая её под локоток к себе.
- И не стала бы, это именно то, что мне сейчас нужно. Немного магии.
Я лишь хмуро посмотрел на парочку и сделал ещё одну глубокую затяжку. Пытаясь просчитать ходы, которые сегодня же составлю, чтобы разрулить ситуацию с сыном. Разбитая нульсовая машинка – полбеды. А погибшая в аварии пенсионерка просто предел.
- Это и есть разыскиваемая Рудковская, - слышу словно из далека, дергаю головой, поворачиваюсь в ту сторону, куда свернула пара.
- Какого хера молчал?!
- Я вам сразу же доложил, Игорь Павлович.
- Кто и откуда, всю инфу в кратчайшие сроки мне на стол. Где живет, кто этот сосунок рядом, чем промышляет?!
- Будет сделано. Домой?
- Нет, в полицию, а потом в офис компании, есть неотложные дела.
Иду к стоянке автомобиля, а глаза до сих пор пасут веселящуюся пару. Эта дрянь умеет пудрить мозги мужикам. В этом убеждаюсь лично, мне не нужны сотни доказательств. Что-то задорно рассказывает, размахивает руками, а очередная мишень с обожанием смотрит в рот этой суке. Первое чувство, которое я испытал к этой Алине – ненависть. Я сотру с её смазливого лица улыбку. Под суд пойдет эта шлюха, которая привыкла брать от жизни по максимуму. А парень тоже не на помойке себя нашел, садит Рудковскую в такси, а не ведёт к ближайшей остановке.
Остаток дня прошел в сумасшедшем ритме. В полиции пробыл долго, с юристом компании изучали детали, прощупывали возможные варианты, но ничего утешительного. Результат аварии – смерть пожилой женщины. И откуда эта старушка взялась на остановке в десять вечера? Я едва не рвал у себя волосы на голове, понимая, что сын пойдет под суд… если выживет. Но место ли ему под следствием, даже если после множества травм со временем восстановится?
Я неторопливо вышел из салона автомобиля. Евгений уже давно маячил возле дома требуемого объекта. Я должен поговорить с этой дрянью. И выведу её на чистую воду. Если будет нужно, за волосы утащу в полицию, чтобы не врала.
Узнав детали её показаний, просто взорвался. Лишь Тимур Антонович смог меня осадить, увидев моё бешенство. Мой сын – насильник? Я заставлю её подавиться этими словами.
Нервно кручу сигарету пальцами, когда вижу Алину и её Романа. Держит его за руку, что-то опять рассказывает и смеется.
- Алина Рудковская? – обращаюсь к девушке, плохо скрывая презрение к ней. – Нам нужно поговорить. Я отец Давида Камаева.
- Мне не о чем с вами говорить, - сразу же изменилась в лице девчонка, вжавшись в своего кавалера, - я всё сказала следователю. Рома, пойдём.
- Рома твой сейчас идет нах*й. А тебе лучше по-хорошему сесть и поговорить, - сжимаю пальцами едва начатую сигарету и ломаю её, остатки летят на тротуар, но мне плевать.
- Мне не о чем говорить с вами, - повторяет пигалица, поёжившись.
- Вы слышали девушку, - твёрдо заявляет её сосунок, потянув девушку на себя. - Пойдём, Аля.
- То есть поговорить добровольно мы не хотим? – искривляю губы в ироничной насмешке, уточняю у ломающейся шлюшки. – Ты же не хочешь, чтобы твоему кобельку сделали больно?
Жестом даю знак Евгению, тот появляется за спинами пары, но парня без указки не трогает. Я даю этой девке ещё шанс на нормальное общение.
Девушка столбенеет от неожиданности, а паренёк явно не осознаёт всей опасности ситуации и начинает бычить.
- Оставьте Алину в покое! Вам мало того, что уже произошло? Ваш сынок её чуть не угробил! Мало крови старушки на руках?
- Рома, хватит, - затравленно говорит Рудковская, но её кобелёк не останавливается.
- Хотите ещё? - бросает с вызовом.
- Цела твоя шлюха, ни единой царапины, - гаркнул сосунку в ответ, испепеляя взглядом девку, - садись в машину добровольно, есть разговор.
Девчонка смотрит на меня оскорбленным взглядом, а затем высокомерно цедит сквозь зубы:
- Идите к чёрту!
Поворачивается к своему покемону и взглядом ему показывает, что пора валить.
Тупая тварь!
- Евгений, действуй.
Я отворачиваюсь. Иду неторопливо к автомобилю. Стараюсь не слушать визг этой тупицы. Прикуриваю ещё одну сигарету. Смотрю на звездное небо и выпускаю дым. Внутри всё клокочет. Мимо меня проходит Евгений, открывает заднее сидение мерседеса и пакует упертую суку. Я ещё некоторое время просто курю, потом поворачиваю голову в сторону скрючившегося парня. Возвращаюсь и приседаю.
- Евгений, едем по городу. – Только потом поворачиваю лицо к Рудковской и говорю. – Сейчас я вытяну кляп, и только попробуй орать. Всё поняла? Если не тупая, то согласно качай головой.
Девчонка ошалело смотрит на меня, в глазах застыли слёзы. Видно, что она не понимает, что происходит и что ей чертовски страшно. Ответа на мой вопрос так и не дала, продолжила таращиться.
Тупая. Значит всё слишком запущено. Даровал всевышний сексуальное тело и рожу, а на мозгах экстренно вызвали в командировку. Комплектация прошла со сбоем. Мне не привыкать работать с тугими клиентами. Прорвёмся.
- Я читал показания в полиции. Ты утверждаешь, что мой сын насильно тебя усадил в автомобиль, залив водкой. Самой не смешно? Ему всего девятнадцать. Хотел тебя изнасиловать? А может это ты хотела его трахнуть?
Я вынимаю кляп и брезгливо смотрю в милое ангельское личико. Её внешний вид не портит даже размазанная тушь под глазами.
- Зачем мне врать полиции? - брезгливо кривит лицо, бросает взгляд на окно и тут же меняет тему, - что вы сделали с Ромой?
- У твоего тупого героя асфальтная болезнь, но жить будет. – Отвечаю изначально на второстепенное. - Сегодня Давид пришел в себя и рассказал совершенно другую историю. Ты видимо надеялась, что он отдаст Богу душу и поэтому пыталась себя обелить?
Я чувствую, как закипела моя кровь, как бурно взыграла по венам. Я хватаю эту дрянь за горло и сжимаю так, что она стала задыхаться.
- Он не умер! Он будет жить, а ты пойдешь соучастницей преступления!
- Отпустите, - дёргается, хрипит, пытаясь освободиться из хватки, - я не могу дышать.
Я отдергиваю руку и ошалело смотрю на скрюченные пальцы. Черт! Я едва не придушил эту тупую девку. Никогда не позволял себе поднимать руку на женщин. Никогда. Теперь же во мне бушует тигр, который требует делать своей беспечной жертве больно.
- Завтра же пойдешь в полицию с повинной. Расскажешь, как на ходу сосала, как отвлекала внимание моего влюбленного сына. Это, мать твою, дорога! Или настолько между ног зудело, что терпеть не могла до первого отеля?
Девчонка жадно хватает воздух ртом, по щекам из глаз катятся слёзы.
- Мне нечего добавить к тому, что я уже рассказала! Я не знала вашего сына, когда он втащил меня в свою машину, и лучше бы никогда не узнала!
- Ты врёшь!
Гаркнул я, стукнув кулаком по спинке кресла. Сын предупреждал меня, что эта проходимка умеет хорошо пудрить мозги. Осведомлен – вооружен. Меня бесит её вид загнанной лани. Пальцами хватаю лицо за подбородок и заставляю смотреть себе в глаза.
- Плохо услышала? Завтра идёшь в полицию с повинной. Не пойдешь добровольно, поможем.
Девчонка вздрогнула, когда я очередной раз ударил кресло.
- Я никуда не пойду и не буду лжесвидетельствовать. Хоть убейте, но не буду. Ваш сын сделал всё то, что я сказала. Если бы он смотрел на дорогу, а не тянул меня за волосы к своей ширинке, трагедии бы не случилось, и он за неё в ответе.
- Тогда будем лечить твой склероз. Ты сама подписала себе приговор. Евгений, за город.
Я откидываюсь на спинку кресла, правой рукой роюсь в кармане, чтобы извлечь очередной порцию никотина. Тяжёлой будет ночка.
- Куда вы меня везёте? - паникует девка. - Что не так с вашей семейкой?! Вы понимаете, что незаконно так поступать с людьми?!
- Решение проблемы простое: ты говоришь с полиции правду, а потом валишь на все четыре стороны. Мой сын мотать срок в одиночку не будет.
- Я уже сказала правду. Сколько не пытайтесь вы уговорить меня солгать, чтоб вашему отпрыску не пришлось мотать срок в одиночку, у вас ничего не получится. Я не стану врать полиции. А правда не на стороне вашего сына-чудовища.
- Упрямая. Тогда будем бить по самому больному, не таких ломали.
Смотрю этой смазливой курице на слишком привлекательную грудь и скалюсь. Почему бы не начать с её благоверного? Если он чем-то ей как бы дорог, то включит себе какие никакие мозги.
- Что вы имеете в виду? - не поняла и насторожилась девчонка. Щёки полыхнули красным, когда она поняла, куда я уставился.
Я лишь окинул девку презрительным взглядом и отвернулся к окну, сделав затяжку. Пусть додумывает сама, шестерёнки включатся и процесс согласия пройдет на ура.
Автомобиль вынырнул из города и на полной скорости устремился к моему загородному дому. Очередная сигарета не принесла успокоения. Да и есть ли шанс на то, что мои мозги смогут успокоиться в ближайшем будущем?
- Отсюда не сбежать, сразу предупреждаю.
Смотрю на то, как Евгений помогает гостье выйти из автомобиля и развязывает руки.
- Джой, охранять.
Из затененного угла вальяжно выходит огромный доберман и садится рядом со мной.
- По территории бродит ещё несколько. Рискнешь - лишишься важных частей тела. Всё понятно?
Девица сглотнула, глядя на пса, а затем повернулась ко мне.
- Зачем вы это делаете?
- Мой сын не будет мотать срок в одиночку, если выживет. Его кровь на твоих руках, Рудковская. За сына я пойду в огонь и воду.
- Грёбаный извращенец, - не выдержав, взрывается вдруг девчонка, - такой же, как и сын! Когда выскочат камеры и скажут, что всё это чья-то злая шутка? - прислоняет ладони к лицу, пытаясь спрятаться в них от кошмара, в котором оказалась.
Хватаю её за длинные волосы, когда она делает несколько неправильных шагов к выходу из усадьбы, сильно сжимаю эту светловолосую копну и рычу ей на ухо, не сразу замечая, что мой голос подобен взрыву.
- Шлюхам слово не давали, будешь много лишнего пиздеть, пущу по кругу. Парни любят смазливых кисок трахать во все щели. Если будешь сговорчивой, тебя буду трахать только я - извращенец. Понятно? - дёргаю волосы одной рукой, а второй сжимаю горло, чтобы не вздумала дернуться и всё хорошо расслышала.
Девка запищала в моих руках, когда рука сомкнулась на волосах и дрожала как осиновый лист, слушая угрозы. Я не шутил, и эта сука это понимала.
Девка уже не то, что дрожит, а просто колотится в моих руках.
- Отпустите мен-ня, - от страха начинает заикаться, выставив вперёд свои ладони, и пытается оттолкнуть. Ноги тем временем пятятся назад, но тело тут же налетает на стену.
- Ты любишь играть в сопротивление? Или тебя возбуждает принуждение? В чём твоя фишка? - хриплю на ухо Алине, не прекращая стаскивать с неё одежду.
Её страх превращает меня первобытного поддонка, но я не верю её игре, она лишь пытается что-то выиграть в этой битве. Та, что прошлась по десяткам мужиков, научилась доминировать и играть по своим правилам.
Девчонка цепляется за одежду, как утопающий за соломинку. Пытается прикрывать обнаженную грудь руками, пока есть возможность. Но когда я стал расстегивать джинсы, она пальцами вцепилась в них, не отпуская.
- Вы меня с кем-то спутали, ничего во мне особенного нет. Пожалуйста, отпустите меня, пожалуйста, умоляю вас, не надо.
Полы моего халата давно разошлись, а каменный член таранил тощий живот этой потаскухи. Как я мог хотеть её , если единственны желанием было её просто убить? Свернуть эту тонкую шею, а тело скормить псам. Других эмоций не вызывала.
- Сейчас мы это проверим.
Я открываю Алину от стены и животом бросаю на спинку дивана. Её аппетитная задница сверкнула перед моим носом. Красивая задница, упругая.
- Куда предпочитаешь? - сверкнул глазами, головкой упираясь между двух половинок.
Девчонка в панике уползает вперёд, резко перевернувшись на спину и пряча с глаз свой аппетитный задок. Глаза испуганные, ошалевшие, смотрит на мой член в упор, не поднимая взгляда. Руки сами подтягивают к себе плед, пытаясь спрятать тело от меня. Хороша актрисулька, играет правдоподобно. Может этим мужиков берёт?
- Я буду кричать, - хриплым голосом предупреждает, стоит мне наклониться сильнее.
- Намек понял, - тяну Алину на себя, широко разводя ей ноги, врываюсь на всю длину, шумно выдыхаю, когда чувствую тугую плоть.
Она удивительно тугая, что сводит с ума до осатанения. Я трахаю эту девку так, что искры из глаз сыплются, а её слезы только сильнее разжигают моё мужское самолюбие.
- Течешь, сука, - ладонью хватаю Алину за затылок и притягиваю к лицу заплаканное лицо, - теперь я понимаю, чем ты всех берёшь. Своими наивными глазами и наигранной стыдливостью. Но твоё тело кричит о другом, видишь, как она принимает его, не смотря на то, что я тебя даже не ласкал.
Я лишь на мгновение извлекаю член, пальцами проникаю внутрь влагалища, скалюсь, когда мои пальцы блестят от смазки. Растираю доказательство по животу Алины и опять до упора заполняю девку.
- Тебе ведь это нравится? Смотри в глаза!
Сжимаю ей горло и требую смотреть мне в глаза. Алина ничего не отвечает, смотрит на меня ненавидящим взглядом. Если до этого пыталась дёргаться, отбиваться, вырываться, сжимать ноги, словно хоть что-то из этого могло бы её спасти, то теперь я чувствую, как её тело расслабилось. Наблюдаю, как запрокинулась голова, открывая тонкую шею, которую сжимают мои пальцы. Чувствую, как по коже проехалась молодая, упругая грудь с твёрдыми, как камень, сосками, когда её тело выгнулось сильнее. Теперь я даже хочу услышать обещанные крики, но девчонка уперто молчит, словно воды в рот набрала.
Чёртова баба. Я не хотел касаться губами её губ, но это сильнее меня. Они сладкие, но с примесью слёз. Красивая девочка, и трахается так же красиво. Мои губы терзают этот красивый ротик до тех пор, пока я не взрываюсь от удовольствия. Горячая сперма заливает её лобок, я чувствую, как пульсирует разрядившийся ствол, упираясь в клитор головкой.
- Мы же ещё не закончили правда?- хриплю ей в припухшие губы, а потом целую шею, не выпуская Алину из объятий.
- Ты, вроде, закончил, - голос девчонки звучит бесстрастно, когда она взглядом указывает на залитый моим семенем лобок.
- Я не настолько стар, чтобы обойтись одними разом. А ночи осенью длинные, Алина, а я давно не был с женщиной. Особенно с такой податливой, как ты. Я хочу, чтобы эти пухлые губки сослали мой член, порадуешь своего хозяина?
Девчонка поднимает на меня потемневший от ненависти взгляд.
- Никогда. Хоть псам своим меня скорми.
-Это будет кровавое зрелище, - хрипло смеюсь и подхватываю лёгкую, как пушинка, Алину на руки, несу к себе в спальню.
Не удержался, прижался к губам, заставляя девушку приоткрыть ротик и пустить мой язык внутрь. Это сопротивление кружит мне голову, а её противное упрямство вновь заводит.
- Ты сегодня моя до утра, полностью и без остатка, Алина. Мне нравятся такие сладкие киски, очень нравятся.
Ногой толкаю дверь в ванную и ставлю гостью в душ, сбрасываю халат к ногам и ступаю следом. Хлопаю рукой по включателю, и приятно вздрагиваю, когда наши разгоряченные тела орошает вода. Мои руки вжимают Алину спиной к животу, настойчиво скользят по груди вниз, к промежности и смывают сперму. Член вновь крепнет, и это меня злит.
- Сожми его рукой.
Встречаю яростный взгляд. Девчонка медлит, сжав губы так сильно, что они побелели. Снова словно взвешивает что-то, а затем протягивает руку к своему трофею. И сжимает, сжимает так, что сначала прошибает током от удовольствия, а затем резко становится больно, но пальцы этой глупой бабы сцепились мёртвой хваткой.
- У тебя ровно секунда, чтобы ослабить хватку. Клянусь, выброшу в этом же виде на улицу и оставлю на растерзание псам, - сжимаю зубы от боли.
Грудь девчонки вздымается, словно она пробежала стометровку. И я снова буквально вижу, как в ней борются внутренние демоны. Хватка разжимается резко, но ствол не отпускает, скользит ладонью от основания к головке, где небрежно растирает большим пальцем каплю смазки, моментально приводя его в полную боевую готовность.
Смотрит мне в глаза непонятным, потемневшим взглядом, подносит ладонь ко рту и берёт свой большой палец в рот, слизывая свой трофей так эротично, что вся кровь моментально отхлынула вниз.
Алина
Я резко распахиваю глаза. Мне не нужно много времени на дурацкие вопросы, где я и что со мной. Я прекрасно помню, где я. Как здесь оказалась. Почему здесь.
И как надо мной насмехались.
У меня нет времени страдать. Я должна найти своего обидчика. И убить.
Мозг работает быстро и хладнокровно, и предлагает сразу два варианта: зарезать или удушить? Я понимаю, что с ножом у меня больше шансов, но брезгую. До одури боюсь крови. И эта авария и её последствия лишь возродили этот страх с новой силой.
Поэтому не нож. Душить безопаснее, только бы сил хватило.
Резко, как кошка, встаю с кровати. Меня не заботит, что я обнажена, мозг даже не концентрируется на этой детали. Хватаю подушку и отправляюсь на поиски своего мучителя.
Нахожу его на том диване, на котором он меня взял. Как символично.
Крепко спит. В гостиной приятный запах, но не соображаю, чем пахнет. Элитным алкоголем. На столе так и стоят бутерброды с красной икрой, но я не шибко рассматриваю обстановку. Здесь всё элитное.
И мой кошмар в том числе. Перед тем, как занести над его головой подушку, я внимательно рассматриваю мужика. Красив, чертовски красив и знает об этом. Уже в возрасте, но ухаживает за собой. Как такой видный самец может быть такой мерзкой тварью - не знаю. Но есть, что есть, и это должно прекратиться немедленно.
Я подхожу близко, слишком близко, и опускаю подушку на его лицо, душу изо всей силы. Воодушевляюсь сперва, пока не начинаю ощущать сопротивление.
Эта сволочь, не смотря на то, что изрядно выпила, ловко выкручивается и сваливает меня на пол. Его бешенные глаза едва не убивают наповал.
- Я же одной левой скручу тебе голову, дрянь!
Итак, бой проигран. Нужно было брать нож.
Что делать дальше? Он уже давал понять, что может убить. Я снова спровоцировала насилие. Включить дуру и петь про лунатизм, спасая свою шкуру? Не хочу. И не буду.
- Тебе придется убить меня после всего этого, - вскакиваю резко, как кошка, - потому что если я переживу это... Я тебя уничтожу!
Он прижимает ладони к лицу, сваливается на ковер и дико ржёт.
- Ещё ни одна баба мне не угрожала таким смехотворным способом. Твоё место под мужиком. И ты сейчас же обязана загладить свою вину.
Я вижу его восставший член, который крепнет на глазах.
- Твоё место в психушке, - качаю головой, не веря в происходящее.
Я хотела его убить. А он хочет трахаться. Опять.
Меня это раздражало. Когда в голове мелькнула мысль о том, что мне не нужно так часто, я выбесилась тому, что я вообще думаю в таком ключе.
Мне не нужно это с ним. Никак. Ни редко, ни часто, вообще не нужно. Зачем это нужно ему?
- Сколько раз ты будешь меня трахать прежде, чем отпустишь? - осенило меня вдруг гениальной мыслью, которую я и озвучила.
- Тупая курица!
Этот танк срывается на ноги, хватает меня за волосы и вновь швыряет на спинку дивана.
- Ты знаешь условия: показания в полиции или жизнь твоего Ромео. А ты как приятный бонус в виде подстилки. Я буду брать тебя столько, сколько захочу и как захочу.
Делает резкое движение и проникает в меня на всю длину, огромной ладонью сжимая мои груди, пока трахает моё тело, как сумасшедший. Я часто дышу, сжимая ткань подушечки, кусаю губы и не могу заставить себя не реагировать. Его зубы кусают кожу моей спины, от лопаток до шеи, делают больно, не парясь над тем, что чувствую я.
Чувствую, как его семя заполняет меня, когда он изливается, а сама не чувствую ничего, кроме того, как саднит промежность после его огромного члена.
Он ещё тяжело дышит и пытается прийти в себя, а я отрезаю:
- Хорошо. Что вам нужно, чтобы я сказала?
- Что это ты отвлекла Давида, когда он на скорости не смог усмирить тебя, твою похотливую душонку.
- Он был за рулём. Закон жесток в этом плане. Не умеешь концентрироваться на дороге - не лезь за руль, ходи пешком, - развожу руками. - Даже если я совру, что сосала ему, ну будут все говорить что я шлюха, но вашего сына это никак не спасёт. Он убил человека.
- Это моя проблема, как и каким способом облегчить сыну приговор. Я не утверждаю, что буду откупать его от правосудия, но как отец я должен потянуть за все ниточки.
Мужчина отрывается от меня, обходит диван, садится в кресло и трёт пальцами глаза.
- Как отец, вы облажались и хоть за волоски на яичках себя потяните - ситуацию не исправить.
Я, видимо, решила, что бессмертна, раз позволила себе такое. Но в какой-то мере понимаю, что дошла до той точки, когда мне уже нечего терять. Я спаслась от одного Камаева, чтобы меня поимел другой. Младший - убийца, а старший того хуже. Я до сих пор не знаю, как там Ромка, но его крови на своих руках не хочу.
- Иди в душ, оставь меня, я позже приду.
Мужчина, имя которого я до сих пор не знаю, встал с кресла и отправился искать ещё одну бутылку элитного пойла.
- Ты глухая или тебе мало? Любишь анальный секс? Можем попрактиковаться. Или это единственное отверстие, где ты ещё ни-ни? - скривил губы, плеснув янтарной жидкости в стакан, презрительно бросив взгляд, полный цинизма.
Я ответила ему столь же презрительным и ядовитым взглядом и поспешила ретироваться.
Потому что он меня испугал.
Я не знаю, кто пустил мерзкие слухи о моей шлюшести, потому что не первый мужчина этой семьи пытается доказать мне, что я либо лунатик, либо у меня есть злой двойник или близнец, который зарабатывает мне дурную славу.
"Открывай рот и начинай работать, сучка, чтобы по приезду сразу перешли к десерту", - слышу в голове голос молодчика.
Это была его предпоследняя фраза перед тем, как раздался глухой стук тела о лобовое стекло.
В последней фразе он обещал засадить мне по самые помидоры в обе щели за непослушание.
Сердце стучит как у зайца, когда забегаю в комнату и захлопываю за собой дверь. Адреналин так и гуляет по крови, не давая расслабиться. Даже душ не помогает. Мозг готов взорваться от того, что происходит и организм не находит ничего лучше, чем выключить меня, отправив в беспробудный сон.
Я проснулась от того, что мне жарко. Чьи-то руки настойчиво ласкают моё расслабленное тело. И губы, чужие губы всасывают поочередно соски, короткими поцелуями опускаются к животу, к чувствительной точке между ног. Язык штурмует мой клитор, а руки сжимают бедра.
Я боюсь дышать, боюсь шевелиться, боюсь открывать глаза. Боюсь увидеть того, кто делает это со мной. Боюсь, что он увидит, что я уже не сплю и реагирую. Я реагирую и это так стыдно!
Меньше всего на свете я хочу показать своему мучителю, что хоть одно его прикосновение мне нравится. Но я не дура и всегда честна сама с собой, и этот мужчина прекрасно знал каждую точку на теле, каждый поцелуй и движение языка он совершал с одной целью - выбить из моего тела одобрение того, что он делает.
Было мучительно трудно сдерживать стоны, когда наглый язык, прекрасно знающий, как доставить удовольствие, касался каждой чувствительной точки. Когда к нему присоединились пальцы, я от неожиданности громко простонала в ещё спящем доме. Не открывая глаз, почувствовала кожей ухмылку мужчины. И это меня убивало. А потом его губы присосались сильнее, а пальцы трахали грубее и настырнее. Я вся горела от этих прикосновений, прижимала ладонь к губам, подавляя предательский всхлип. И как я не старалась заставить себя переключиться, не реагировать, волна болезненного удовольствия была всё ближе.
И тут меня осенило. Нужно открыть глаза! Если я увижу его красивое, отталкивающее лицо, нега и дурман уйдут.
Я распахнула глаза и встретилась взглядом с потемневшим от страсти взглядом мужчины, и именно в этот момент меня накрыл мощный, болезненный, оглушительный оргазм. Я чувствовала, как тело содрогается в новых для меня ощущениях, испытывает кайф. Я дала этому извергу то, чего так боялась: свою полную капитуляцию, поражение. И он, возвышаясь надо мной, наслаждался победой. Мне хотелось провалиться сквозь эту кровать от злости, обиды и стыда.
- Маленькая нехочуха получила удовольствие?
Камаев взял мой подбородок своими пальцами и заставил смотреть в глаза. Оскалился, считывая остатки моего вожделения на лице.
- Продолжим?
Смотрю ему в глаза с бешенством и ненавистью.
- Что ты хочешь, чтоб я сказала? Возьми меня, мой жеребец? Что я хочу тебя? Не будет этого. Ты хорошо работаешь языком, это была реакция сонного организма. Я не хочу тебя. Я боюсь тебя, ты мне омерзителен!
- Проверим ещё раз? - ехидно скользит взглядом по груди, вниз, второй рукой касаясь моих скадочек.
Как же он меня бесит! Эту ухмылку хочется навсегда стереть с его красивого лица.
И я затеваю рисковую игру.
- Хотя о чём это я? С каких пор мои желания тебя волнуют?
С вызовом расставляю ноги, вижу, как дёрнулся его налитый толстый член.
- Ни в чём себе не отказывай.
Он хмурит брови и отпускает меня. На лице Камаева застыла гримаса гнева смешанная ещё с чем-то непонятным. Он сваливается на спину, шумно выдыхает и трет руками лицо. Я думала на этом всё, но он резко поворачивает голову ко мне, ладонью хватает мою голову и целует до боли, до полного отсутствия воздуха в наших легких.
- Ты мне сейчас нужна, девочка, - тянет меня к себе на грудь, заставляет лечь сверху, руками сжимая бедра.
Я внимательно наблюдаю за его действиями и мимикой, считывая его настроение, и вдруг понимаю, что ему страшно. Ему страшно и он один.
Только вот мне тоже страшно. И я в спальне с мужчиной, который не может определиться, тварь я, шлюха или девочка. В доме фиг пойми на каком отшибе, окруженная его бойцовскими псами. И охраной, которая может пустить меня по кругу, в случае, если их пахан останется недоволен.
После нескольких эпизодов вчерашнего вечера и ночи я верю, что он не врал и так оно и будет, стоит мне рыпнуться.
Агрессия всегда порождает агрессию. Сейчас он не агрессирует, и мой огонь притупился, давая размышлять здраво. Включая на всю мощь механизмы самозащиты.
В очередной раз ублажить хозяина дома или оказаться с его псами? Выбор, кажется, очевиден.
Он в очередной раз наблюдает за моей внутренней борьбой, пока я лежу на нём и пристально смотрю ему в глаза. Тяжко вздыхаю. Присаживаюсь, разглядывая мощное тело, оказавшееся подо мной. Эта поза даёт обманчивое ощущение собственной власти над огромным мужчиной. Мозг почему-то вспоминает Игру Престолов, хотя в моей жизни настали страсти не меньше сериальных. Именно в этой позе объезжала своего Кхала Кхалисси. Именно так она положила огромного, злобного варвара к своим ногам. Что если?..
Голова соображает, а ладони уже взялись за дело. Подушечками пальцев провожу по стальному, накаченному прессу. Его мышцы словно высечены из камня, все кубики играют при каждом его движении. Я, правда, не видела никогда таких мужчин вживую, и зрелище было завораживающее.
Ещё он был очень красив. От этого только хуже. Такой красавец и такой подонок.
Я старалась не смотреть ему в глаза, чтоб он не считывал мои мысли. Ладони скользнули вверх по груди, коснулись пульсирующей венки на шее, на секунду подарив соблазн придушить его. Но не моим слабым ладоням тягаться с этой толстой, тугой шеей, слишком мало каши ела.
Пальцы скользнули выше, очертив волевой подбородок и скулы, коснулись чувственных губ прежде, чем один нырнул внутрь его горячего рта. Я почувствовала, как вмиг свело низ живота, когда он пососал мой палец, и вспыхнула, вновь преданная собственным телом.
Не знала, что я извращенка, и что, оказавшись в такой ситуации, смогу возбуждаться вообще, но он был прав. Чёрт бы его подрал. Он был прав, он заводил меня.
Огромный, каменный член скользнул в меня так легко, что мне стало стыдно за своё тело и всю эту влагу, которая сдавала меня с головой.
Задвигала бёдрами сильнее, яростнее, увлечение танцами и выносливые ноги отработали своё - мышцы горели, но мне удалось довести его до такого же оглушительного оргазма, как он довёл меня своими пальцами и языком. Сама кончила следом, понимая, что потерялась в процессе, и он меня слишком затянул. Всё слишком возбуждало и заставляло терять связь с реальностью. Прикрыла глаза и обессилено рухнула на грудь Камаева, сжимая ногами его бедра.
Дышит часто, пальцами перебирает волосы, а потом неожиданно сильно сжимает руками, до боли, что дышать сложно.
- Теперь я понял, что твоим бывшим нравилось в тебе, огонёк.
Сваливает меня на спину, припадает губами к пульсирующей венке, жадно присасывается.
- Таких, как ты, всегда мало, сколько бы не брал.
Он рычит, болезненными поцелуями покрывая мою грудь, кусая соски, кожу.
- Нам нужен душ, кофе и еда.
Сваливается на спину и рычит, вновь потирая неотоспавшиеся глаза. Сползает с кровати, тянет меня за ногу на себя, подхватывает и несет в душ.
Я слушаю и не возражаю. А в чём смысл? Одно лишь моё нахождение здесь кричит о том, что никому не нужна моя правда, а нужно лишь, чтобы я подтвердила, что жарко сосала водителю во время движения. Я. Дочь водителя. Сама водитель.
Я не представляла, как буду врать следователю, но понимала, что совру. Я дам этому чёрту то, что он хочет, только чтобы он выпустил меня. Я не знаю, как буду смотреть отцу в глаза, когда он вернётся из рейса, но плевать. Я в принципе не знаю, как буду смотреть ему в глаза после всего произошедшего. После того, как меня имел, как хотел, почти его ровесник, и я дарила ему оргазмы.
- Как тебя зовут? - спросила внезапно, не в тему, когда он водил мочалкой по моему телу.
Ни как зовут его не знаю, ни сколько ему лет. Стоим такие вдвоём в душе после секса. Как низко я пала.
- Игорь, - застывает и смотрит мне в глаза, а потом ехидно улыбается, - тебе восемнадцать есть?
Я неуместно для ситуации рассмеялась.
- Правильный вопрос, - позволила себе съехидничать, - а то в компетентные органы едем, там за такое и получить можно.
Окинула его насмешливым взглядом с лёгкой долей презрения, и не стала мучить.
- Мне двадцать. А тебе? Спрашивает она и боится услышать ответ, - проговариваю вслух, с сарказмом скрепив пальчики типа на удачу.
- Сколько дашь? – хмыкает, склонив голову набок, левой рукой прижавшись в стену.
- Не знаю, - честно пожимаю плечами. - Могу рискнуть определить на глаз возраст до тридцать, но ты явно пролетаешь эту категорию.
Не потому, что он плохо выглядит, он слишком красив для своих лет, сколько бы ему не было. Просто я знаю, что у него девятнадцатилетний сын. Но ему я этого озвучивать не стану, много чести.
Папе было пятьдесят в прошлом году, рискну предположить, что что-то в этом роде.
- Пятьдесят?
- Сорок... девять, ты почти угадала, - кладет мочалку на полочку, распахивает дверь душевой кабинки и выходит с полу смытой пеной на коврик, - я буду на кухне, у тебя есть пять минут.
Надевает халат, ноги сует в тапки и идет прочь. Провожаю мужчину несколько удивленным взглядом, пожимаю плечами и подставляю лицо под струи воды. И к лучшему, что он ушёл. Пусть даст мне выдохнуть спокойно и смыть с себя весь стресс и позор.
Я не знаю, насколько растянулись данные барином пять минут, но я вышла из душа, вдоволь накупавшись и смыв с себя кучу негатива.
Окрыляло больное предвкушение скорой свободы. Участок, лжесвидетельство, и я ему больше не нужна. Я вернусь домой. Позвоню Роме. Закажу суши. И напьюсь.
Захожу в кухню, и желудок сразу сводит от голода, во рту собирается слюна от аромата кофе. Беру протянутую мне чашку и довольно улыбаюсь этому маленькому подарку судьбы. Делаю жадный, обжигающий язык глоток, но мне всё равно.
- Можем отрепетировать ещё раз мои показания, чтобы я не накосячила. Что конкретно я должна сказать?
Он швыряет салфетку на стол и едва не рычит на всю комнату.
- Ты должна сказать правду, ни больше, ни меньше! Это ж так легко и просто: ты - правду, Рома твой цветет и пахнет.
- Правду я уже рассказала, тебе она не нравится, - прищуриваю глаза и рычу в ответ, - Поэтому давай чётко и подробно рассказывай, что ты хочешь, чтоб прозвучало. Мне уже всё равно.
Игорь подходит ко мне в плотную, забирает чашку и садит на стол. Разводит мои ноги, вжимается слишком откровенно животом и носом трётся о моё ухо.
- Я даже думать не хочу, что у вас было с моим сыном, как вы это делали, сколько раз и в каких позах. Как глубоко ты делаешь минет, какой оргазм от этого получаешь. Мне лучше не знать, для твоей же безопасности. Поэтому включи свою черепную коробку и не заставляй меня проявлять агрессию, когда вдруг решу дать тебе подробные наставления.
- У меня ничего не было с твоим сыном и мне не за что краснеть. Жаль, что не могу сказать подобное и о тебе.
Я опять играю с огнём, глупо и беспощадно. Дура. Срочно исправляй ситуацию! Смысл был трахать его утром, чтобы потом все усилия пошли коту под хвост, а ты псам на завтрак.
Он дёрнулся, чтобы отстраниться, а мои ладони отчаянно и цепко схватили его бока. Дальше всё происходит чисто на инстинктах. Прижимаю сильное тело к себе и целую, руками вцепившись в его шею. Не отпускаю и не позволяю отстраниться, пока не чувствую, что бугор в его брюках настолько окреп, что вот-вот прорвёт свой путь наружу. Превращать его агрессию в страсть, вот единственный выход, который я видела. Осталось только научиться контролировать собственное тело, чтоб оно меня с потрохами ему не сдавало.
- Твоё слово, против слова моего сына, – пустой звук.
Игорь отталкивает меня, хотя я понимаю, что он сильно перевозбужден. Его сильные руки упираются в столешницу до тех пор, пока тишину не взрывает трель мобильного.
- Слушаю, Тимофей Генрихович! Как впал в кому? В смысле прощаться? Вы что мне трете!
Камаев швыряет телефон о стену, руками смахивает все приборы со стола. А я едва успеваю слететь самостоятельно подальше от гнева хозяина. Этот огромный мужчина мгновенно превращается в разбушевавшегося терминатора и крушит всё на своём пути.
Я врастаю в пол, не зная, куда бежать, когда услышала новости. Я была бесконечно зла на его полудурка-сына, с блажи которого моя жизнь превратилась в беспробудный кошмар и чуть вообще трагически не оборвалась, но смерти ему не желала. Теперь я стала думать, что может лучше бы и оборвалась. Мне всё равно не будет жизни теперь. Он меня на этом же участке и закопает. Моя жизнь превратилась в беспробудный кошмар.
Бегу с кухни, не разбирая дороги, позади слышу звон стекла, лай собак и крики. По спине градом стекает пот. Залетаю в первую попавшуюся комнату, распахиваю платяной шкаф и от страха юркаю туда, плотно закрывая дверь. Я тут задохнусь. Может оно и к лучшему? Лучше так, чем то, что его извращённый, пылающий местью мозг выдаст. Почему-то снова вспоминаю Игру Престолов, где брат говорит Дени, что дал бы оттрахать её всему кхаласару и лошадям, если бы это помогло ему вернуть престол, и трясусь мелкой дрожью.
- Где девчонка?!
Холодею, услышав этот крик. Судорожно пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь из самообороны, как мозг парализует от крика Игоря, который по звуку больше напоминает раненное животное, чем человека.
Я умру здесь. Это однозначно. Не так я думала, что закончится моя жизнь, но видимо это её конец.
Дверца шкафа резко открывается, и сильная рука грубо вытаскивает меня наружу за волосы. Затылок обожгло болью от сильной хватки.
Не кричу, голос пропал и охрип. Тело онемело и превратилось в вату. Неприятного вида молодчик запрокидывает мою голову, рассматривая лицо слишком пристально. У него красивое лицо, но глаза холодные, даже ледяные. Пугающие. В моих глазах застыл ужас и слёзы. Звука не могу из себя выдавить.
Вторая рука парня отодвигает мой халат, обнажая грудь. Он больно щипает меня за сосок.
- Девка здесь, - говорит он, прокрутив нежный сосок в шершавых пальцах, - куда её?
Если я правильно помню уроки медицины, то сейчас мое состояние походило на предынфарктное. Горло сжал спазм, сердце выдавало двести ударов в секунду, тело парализовало от страха. В комнату вбежал тот, которого я видела раньше. Который связывал меня вчера и затыкал кляпом рот. Паническая атака, кажется, сейчас достигнет своего пика, потому что увидев его, тело наконец-то подарило блаженство черноты и обмякло, когда потеряла сознание.
- Девку, нахрен из этого дома! Живо! – слышу голос Игоря, боясь открыть глаза. – У вас ровно полчаса, Евгений. Ты знаешь, что с ней сделать. Артур, ты за рулем. Мобильный мне срочно.
Игорь
- Артур, держи Камаева. Быстро!
Я чувствую, как сзади меня перехватывают крепкие руки рослого орангутанга Артура. Я чувствую? Я ещё могу хоть что-то чувствовать? Обезумев от прилетевших новостей, я в ту же секунду больше ничего не соображал и не контролировал. Я не знал, куда подевалась Алина. Как оказалось разбито стекло в окне, как рядом появился Джой и подвывал, когда парни пытались меня скрутить. Не соображал от слова совсем. Мне хотелось здесь взять и сдохнуть от отчаяния.
- Где эта сука? – мой голос раскатисто разносится по дому, а глаза готовы убить каждого, кто посмеет мне перечить.
- Где-то в доме, Игорь Павлович, найдем. Артур, действуй.
Меня отпускают. Я же сгибаюсь пополам, падая на колени. Руками упираюсь в идеально чистый пол и понимаю, что наружу вырывается звериный рёв отчаяния. Только не он! Не мой мальчик! Так не должно быть! Молодые не должны умирать рано.
Это просто какое кошмарное кино, это не может оказаться правдой. Может я просто сплю и мне снятся кошмары? Даже голос охранников настоящий. Я почти ничего вокруг не вижу и не соображаю. Мне что-то говорят, а я смотрю и ничего не воспринимаю.
- Что произошло? Это девчонка вас так, босс?
Я до сих не понимаю, о чём толкует охранник. Лишь случайно вижу, как на белоснежную плитку падают крупные капли крови. Откуда это? Кручу головой и понимаю, что руки в мелких порезах стеклом. Капля за каплей кровь капает на пол и образует небольшие лужицы. А мне не больно! Я не чувствую физическую боль. Меня раздирает душевная боль за моего мальчика. Он теперь лежит там, один, в палате. Его молодое тело пришла забрать старуха с косой. Она в очередной раз от меня забирает тех, кого я безумно люблю. Прости, Сонька, не смог уберечь твоего пацана. Хреновый из меня отец. Я не достоин носить это почётное звание. Природа умнее, она знает, что делает.
С двух лет я растил этого сорванца, полюбил как родного. А после неожиданной болезни Сони полностью взял на себя заботы о парне. У него были лучшие репетиторы, лучшая гимназия в городе и высшие награды за достижения. Малой меня никогда не разочаровывал. И пусть я всегда много работал, Давид не роптал. Он всегда находил время и для учёбы, и для развлечений. И это я виноват в том, что за глобальным проектом нашей компании не заметил, как парень влюбился, как слетел с катушек, помешавшись на девке. Был бы его биологическим отцом, то с уверенностью бы сказал – моя копия. Но, увы.
Давид был сыном моего армейского друга. Нас связала очень крепкая мужская дружба. Он стал моим наставником, помог стать твёрже и увереннее в себе. Мы многое с ним прошли. И я гордился тем, что имею такого товарища.
После армейской службы, Виктор остался в части, его манила к себе война, горячие точки, а позже – служба в полиции. Он слишком рано женился, наигрался в семейную жизнь, развёлся. Но попав в бандитскую перестрелку, был серьёзно ранен и взял с меня слово заботиться о сыне, как о крестнике. Я клятвенно обещал, что не брошу мальца, что сделаю всё, что от меня зависит. Друг умер с верой в то, что его семье ничего не угрожает.
Но вышло всё по-другому. Я не ожидал того, как резко изменится моя жизнь, когда я увижу, а позже проникнусь теплом к семье друга. Давид стал мне сыном. Сонька тоже неожиданно стала для меня той женщиной, которую не хотелось выпускать из кровати день и ночь. Я долго охотился за её аппетитной задницей, прикрываясь встречами с пацаном. Только в этом она никогда не смела мне отказывать. Бывшего она давно не любила, но уважала за героизм. Мне даже казалось, что я совершенно не в её вкусе. Это позже узнал, что она старалась не окунаться с головой в отношения, которые причиняют боль. Она боялась остаться одна. В очередной раз с разбитым сердцем.
Камаев
А потом была очередная пытка. Которую я провалил с треском. Я рыдал в светлой палате больницы, стоя на коленях у кровати, держа похолодевшую руку сына своими не менее холодными руками. Я едва успел ворваться в стены медицинского учреждения, едва успел увидеть его последние попытки держаться на плаву, а потом монотонный звук аппарата оповестил о том, что Давида не стало. Его не стало!
Смутно помню те полчаса после. Именно: после. Потому что тогда меня словно не существовало в мире живых. Я хотел, чтобы меня никто не трогал. Чтобы ко мне никто не прикасался. Мне просто ничего не нужно было.
Меня приводили в чувство долго и настойчиво. Я несколько раз срывался с кушетки, резко садился, словно проснувшись от жуткого сна, и спрашивал о сыне. Думал, что всё случившееся просто какой-то банальный, дикий, но слишком реалистичный сон. Нет, не сон. Это грёбанная реальность, которая затянула меня в чёрные сети отчаяния и мрака. Когда видел в глазах медсестры сожаление – вновь проваливался в темноту, из которой не хотел выбираться. Там было легче. Даже не так: там ничего не было. Вообще.
Похороны были не менее трагичными. И заниматься их подготовкой я тоже не мог. Всё сделали мои проверенные люди. Я же просто сидел в кресле и сжимал пустой стакан из-под водки. Тошно, безумно больно. Ничего не помогало. Ко мне боялись лишний раз подойти и что-то уточнить. Лишь верный Евгений брал на себя огонь и действовал. Парень толковый, и он меня крепко в тот сложный момент поддержал.
Я едва держался. Евгений не отходил ни на шаг. И я понимал, что парню досталось больше всех. Но за это ему и плачу в полтора раза больше. Хотя его помощь порою была просто бесценна. Только вот деньги – единственное, что было у меня и то, чем я мог отблагодарить человека за дискомфорт, который я причинял в невменяемом состоянии.
А потом потянулись монотонные серы дни, состоящие из работы, алкоголя и частых поездок на кладбище. Ничего не помогало. Ничего не спасало, от слова совсем. Сколько бы это продолжалось – я не знаю. Мозг совершенно не работал, не слушался. Я был мыслями в прошлом. Я жил воспоминаниями. В тех пьяных бреднях видел их, свою семью, говорил с ними. Я рыдал и умолял их забрать к себе. Мои молитвы не были услышаны.
Городская квартира стала для меня чем-то запретным. Не мог себя туда заставить съездить. Там была атмосфера, которая напоминала о них. И если со смертью Сони я со временем смирился, продолжал жить в нашей квартире, то теперь словно стена. И эту стену ничто сдвинуть или разрушить не сможет. Блок в голове. Там всё пропахло ими. Там слишком много воспоминаний. И эти воспоминания убивали медленно, но уверенно что-то в моей душе.
Сейчас же я временно ютился в своей спальне, живя у родителей. Мама с отцом первое время пытались на меня влиять, не помогло. Смирились, не трогали. Отец сдал, мама каждый раз хваталась за тонометр и мерила давление. А я если не пил, то просто валялся в темной комнате и пытался спать. Как жить дальше? Бизнес? Он у меня отлично налажен. И эта стезя меня уже так не вдохновляла. Женщины? Увы, но мысли не о них. Какая-то прострация. Тяжёлый камень на груди и безысходность.
Продать квартиру, в которой столько воспоминаний о них, не смог. Спустя некоторое время смог себя заставить туда наведаться. Заезжал, ходил вокруг да около дома, тоскливо смотрел на окна. Уезжал. Приезжал. Смотрел на окну и уезжал. А в один день смог войти. Ходил огромными просторными светлыми комнатами и сжимал кулаки. Я даже вещи сына не разобрал. Их мне заботливо собрала в коробок медсестра, передала Евгению.
И теперь я видел любимые гаджеты парня, портмоне, какие-то пацанские брелки и полуразбитый мобильник. Пнул ногой коробку и вылетел из комнаты. Меня всё бесило. Гнев не испарился из моего нутра. Мне хотелось выть раненым зверем. На всех, на каждого.
Поездка в супермаркет. Алкоголь. Много алкоголя. А потом путь на кладбище с бутылкой коньяка. Из раза в раз так, этому нет конца. Это меня убивало.
Алина
- Ты готова?
- Да, - кричу из комнаты, - минуту, - хватаю шарф и выхожу в коридор, где уже стоит и ждёт меня Рома.
- Ух ты, - улыбается он, и я довольно улыбаюсь в ответ, понимая, что ему нравится. Не зря провела столько времени у зеркала.
Худшие сутки в моей жизни однозначно научили меня одному: теперь я безоговорочно видела похоть в мужских глазах, смотрящих на меня. Я могла различить её и физически почувствовать. До этого я, как и все наивные девочки, не сильно загружала свою голову, допридумывая романтический бред за мужчин. Теперь всё было чётко, и мужчин я боялась.
В глазах Ромы не было похоти. Он был трогательно влюблён в меня, и меня это тоже пугало. Я помню, как его из-за меня избили. Помню, чем мне угрожали, и старалась держаться подальше от него, но он был на удивление настойчив и слишком мужественен для своих лет. Просто не знает, с чем имеет дело. И не стоит ему знать этой грязи.
Раньше думала, что я смелый человек, но тогда поняла, что трусиха. И мне не было стыдно. Никто в своей жизни не должен сталкиваться с такими выборами и попадать в такие ситуации, как угораздило меня.
- Нужно заехать в одно место, мама напомнила, что я забыл кое о чём важном и неприятном.
Нужно было заехать на кладбище и отвезти цветы бабушке, по которой сегодня сорок дней. Я слегка приподняла брови, но тут же дала себе мысленного пинка. Такое себе, конечно, мероприятие перед первым свиданием, но как можно отказать.
Рома ни в чём мне не отказывал, а за прошедший месяц негатива и грязи хватало. Я не хотела даже вспоминать и окунаться в это. Универ превратился в поле боя после того, как в больнице умер Давид. Естественно, сплетни мигом полетели по всем потокам. И я стала изгоем и обьектом для травли. Потому что я, конечно же, оказывается, делала минет парню, который убил бабушку, разбился сам, а мне хоть бы что. Мне приписывали такие детали, что волосы шевелились в голове. Хуже стало, когда прилетел из командировки отец и всё это следователь и деканат озвучил ему прямо в лицо. И озвучил, кто активно топил за эту версию.