Глава 2

– Я всегда говорил, его нужно было убрать два месяца назад. Ищи теперь!

– Не кипятись, Олег, уберём.

– Страна большая, попробуй найди.

– А вот это как раз не твоя забота. Кому надо – найдут, он не невидимка, фото во всех городах, никуда не денется, завалим.

– Твоими бы устами…

– Ты лучше скажи, что с остальными исполнителями.

– Оба прекратили своё существование ещё в марте, концы спрятаны надёжно. А из-за вашего желания сэкономить деньги и использовать одного из них ещё раз, мы имеем головную боль и геморрой в заднице.

– Он лучший и свою работу сделал на пять, а вы, Олег, его упустили. И не надо мне указывать, мы партнёры, но старший я. Вам всё ясно, Олег Игоревич?

– Да, конечно, извините, погорячился.

Вот такой разговор имел место в офисе одного из крупнейших банков столицы. А начиналось всё три месяца назад. Впрочем, если быть до конца точным, почти четыре. И, возможно, никто и никогда не узнал бы о тех событиях, если не дневник девушки с именем Лена.

Не знаю и не хочу знать, что в нём правда, что вымысел, а что просто девичьи мечты, но история началась и закончилась. Вам судить, хорошо или плохо, а я лишь умываю руки.

* * *

Белый пушистый снег мягко опускается на его ондатровую шапку. Снежинки искрятся в чуть морозном воздухе и едва слышно скрипят под подошвами его ботинок. Ночь, – тёмное время суток.

Ранняя весна, воздух ещё чуть морозен.

Человек торопится, но старается, чтобы его поспешность выглядела незаметно. Он привык чувствовать себя уверенно, но основы его мира пошатнулись и, кажется, вот-вот рухнут.

Пар горячего дыхания клубами вырывается из его широко раскрытого рта. И горе тем снежинкам, белым красавицам, что попадают в облачко пара. Их век недолог, они тают, не успев долететь до земли.

Город спит. Человек испуганно озирается, для него тёмный город не друг, скорее враг. Ему есть куда спешить, по его следам идёт смерть. Он знает, что поздно, всё равно не успеть, но идёт, и старуха с косой дышит в его широкую спину зелёного кашемирового пальто.

Два часа. Поздняя ночь или раннее утро? Фонари на улицах не горят, лишь в редких глазницах окон пятиэтажных коробок виден свет, но там ждут не его. Его некому ждать и некому оплакивать. Он один в целом свете. Впрочем, его тоже ждут, но об этом позже.

Человек идёт спотыкаясь. От него отвернулись все – жена, любовница, друзья по бизнесу. Он неудачник, и он обречён. Старуха-смерть давно дышит в его затылок, и он знает об этом.

Но ему кажется – есть ещё шанс, и человек верит, что тот, от кого зависит его жизнь, выслушает его, и поэтому он торопится несмотря ни на что.

* * *

Зелёное кашемировое пальто с ондатровой шапкой продолжали одиноко мелькать сквозь снег и ночь. Он почти у цели, всё хорошо, должен успеть, удар в череп – и всё.

С расстояния в триста пятьдесят метров звук выстрела из снайперской винтовки с оптическим прицелом не слышен. Человек лежит и смотрит в небо изумлённо остекленевшими глазами, лишь снежинки продолжают таять на его замерзающем лице. В эту ночь или раннее утро ещё одним неудачником стало меньше.

* * *

Иннокентий Владимирович, а для друзей просто Кеша, был доволен своей жизнью. Он попал в нужный вагон – крутые друзья, своё дело, неслабая бригада в районе, сытные угодья.

Последнее время ему везло, жизнь баловала подарками и призами. Казалось, судьба и удача навечно поселились в его четырёхкомнатной квартире с недавним евроремонтом.

«Мерс», бритый затылок, массивная золотая цепь и «гайка» с бриллиантом на пальце, что ещё нужно в жизни. Ах да, дача и девочки у него тоже были, по вызову. Иногда две, три, но чаще одна, строго по средам и пятницам.

Особенно ему нравилась Люся, недавнее приобретение. Он подцепил её в баре, или она его. Ноги от ушей, грудь с вызывающе торчащими сосками выше всяких похвал, попка! А как самозабвенно Люся трахалась! Вот и сейчас он собирался вставить ей по полной программе.

* * *

Кеша умер быстро, лишь недоумённо раскрылись глаза после того как коротко чмокнул пистолет с глушителем. Его глаза так и остались открытыми. Люся оделась, посмотрев на часы, собрала свои вещи, стёрла отпечатки тонких наманикюренных пальчиков и ушла в ночь, даже не попрощавшись с покойным.

* * *

Вова умер нелепо. Вообще-то юрисконсульта крупнейшего банка устраивало всё. Он также до недавнего времени устраивал всех, если бы не один грешок.

Сегодня вечером ему наконец повезло, он познакомился с красивым парнем лет двадцати, тот сам подошёл к нему и предложил выпить. Вова обрадовался, вот уже третий месяц он не мог найти себе партнёра и сильно переживал. Тем не менее он удивился, так как всегда комплексовал по поводу своей неказистой внешности. Длинный и худой как швабра, он производил впечатление дистрофика, имея при росте метр девяносто три всего шестьдесят пять килограммов веса. Прыщавое, мятое лицо и редкие растрёпанные чёрные волосы дополняли его облик.

В этот злополучный для него вечер Владимир Алексеевич решился и, долго простояв перед зеркалом, поехал в бар для геев. Дальнейшее происходило как в женском романе с одним небольшим отличием: женщина как раз и не присутствовала.

Вова пребывал в состоянии эйфории, предвкушая дальнейшее развитие событий и не веря своему педерастическому счастью отхватить такого красавца. Мучили сомнения, но он, захлебнувшись в своей щенячьей радости, гнал их прочь.

Доехали быстро, поднялись на четвёртый этаж, и Вова открыл дверь квартиры номер тринадцать. Он любил мистические числа, и ему всегда везло, но только не в этот раз.

Совершенно к месту вспомнился анекдот:

Рассказывает «голубой» своему старому приятелю: – Представляешь, снял вчера такого красивого парня, губы, попка – просто чудо, приехали в гостиницу, двуспальный номер. Я разделся, принял душ, встал раком возле своей постели и жду.

Пять минут – ничего, десять минут – тихо. Встаю, включаю свет, а мой парень стоит раком возле своей кровати. Ну не педераст ли?!

Вова хотел сказки, любви и нежности. Он любил, когда за ним ухаживают, ему не нравились партнеры, сразу тащившие в койку. И его новый друг не подвёл.

Леонид ухаживал за Вовочкой, как дон Жуан за очередной жертвой своей сексуальной страсти. Говорил ласковые слова, шептал в ухо милую чушь, подливая в бокал шампанское.

Владимир Алексеевич умер до смешного нелепо и гадко. В то же время, когда горячая сперма его нового партнёра потекла по его кишкам, пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, размозжила его затылок.

Миллионы маленьких, суетливых сперматозоидов, смешно вибрируя хвостиками, искали её – ту единственную яйцеклетку, которую можно оплодотворить, но где ей взяться в прямой кишке мужского остывающего трупа. Их попытки были тщетны, жизнь ушла, смерть пришла. Кровь вперемешку с серыми ошмётками мозгов брызнула на подушку.

* * *

Три пули в эту тихую зимнюю ночь оборвали три непохожие друг на друга судьбы. Три жизни, три смерти, но что-то их всё же связывало. Три пули, три прерванные жизни и один заказчик. Зачем?

А белые безмолвные мухи всё падали и падали.

* * *

Последний, серый снег умирал среди городских улиц, стекая грязными ручейками в канализацию. По захламлённым апрельским дорогам шла победным маршем весна. На робком ещё весеннем солнышке грелся зимний мусор. В чуть влажном свежем воздухе витали любовь, секс и приключения. Скоро май.

* * *

Сан Саныч сладко зевнул и потянулся, проснувшись окончательно, поморщился, как от зубной боли – после вчерашнего застолья болела голова. Шаркая ногами в смешных домашних тапочках, подошёл к двухкамерному холодильнику и, открыв дверцу, критически осмотрел содержимое.

Ободрённый сытым видом сверкающего белизной гиганта он крякнул, в задумчивости поводил справа налево пухлыми пальчиками и, сделав окончательный выбор, выстрелил в потолок пробкой от весьма дорогого шампанского, надолго приложившись к холодному горлышку. В следующие тридцать-сорок секунд с кухни слышалось ритмичное бульканье.

Напившись, Александр Александрович зашипел, выпуская воздух, и довольно рыгнул. «Хорошо», – подумал он и плюхнул свои без малого сто килограммов в велюровое кресло.

Действительно, быть начальником управления хорошо, да и люди, которых некоторые чересчур радивые служаки кличут мафией, доплачивают за вредность или скорей наоборот. Сан Саныч для своих, конечно, мужик не вредный и жить хочет не хуже, а то и лучше других. На зарплату всего себе не позволишь, вот и приходится… как говорят, – крутиться.

Свой район Александру Александровичу нравился не так чтобы очень, но показатели не хуже среднестатистических, высокое начальство не придирается, да и деньги есть. Опять же с мэром в приятельских отношениях, правда, губернатор, как говорится, не наш человек, – ну что ж, бывает. Да и губернатору пока, похоже, не до них – уж больно хозяйство досталось разбитое, фабрики стоят, заводы обанкротились, а народ кушать хочет.

В общем, Сан Саныч ел икру, пил шампанское и радовался жизни, не гнушаясь и остальными её прелестями. Девочки, именно девочки, азартные игры – он любил разнообразие. Служба идёт, винтики его отлаженного милицейского механизма работают как часы, преступников ловят и даже сажают, а чересчур ретивых на этом нелёгком поприще сотрудников всегда можно одёрнуть, если что.

* * *

Сергей Олегович, жена звала его просто и ласково – Серёжа, собирался на службу. Молодой следователь в звании лейтенанта звенел, как натянутая струна, в предвкушении: вчера, именно вчера ему дали настоящее дело – убийство. Пусть не потому, что он самый опытный в двадцать с небольшим лет, но дело дали ему, и Сергей радовался оказанному доверию.

Второпях жуя бутерброд с маслом и запивая его горячим чаем, Сергей жил предвкушением. В милицию он, как ни странно, попал по призванию.

Ему, спортсмену и отличнику, золотому медалисту, после школы пророчили блестящее будущее, которое было кому устроить. Дядьки и тётки по материнской линии – отец погиб, когда ему было семь лет, – наперебой предлагали лучшие вузы и тёплые места. Сергей предал их надежды и подал заявление в школу милиции.

Честность и стойкость, накопленная в его душе годами, требовала выхода. Сергея всегда волновала и возмущала несправедливость этого мира, он ненавидел зло. Именно поэтому Сергей Олегович от всей души пламенно и нежно поцеловал жену, хлопотавшую на кухне, и легко чмокнул в щёку спящую дочь. Хлопнула дверь, и лейтенант милиции вышел в раннее, искристое утро.

Пять минут до метро, и можно вздремнуть полчасика в сонных, мерно качающихся вагонах подземки. Мелькали картинки снов, какая-то неясная пока ещё тревога мешала полностью отключиться. Время.

Сергей встал, вышел из вагона и по длинному, как жизнь, эскалатору поднялся к выходу. Ещё пятнадцать минут среди вечно спешащих куда-то москвичей – и он в родном ОВД. Дело, у него настоящее дело за номером сорок, немного неприятная цифра, но будут и другие. А сейчас Сергей спешил к своему сороковому делу. Убийство.

Первое убийство, которое он расследует, первое настоящее дело, кражи и прочее не в счёт. Нет, конечно, он не против и других расследований, он готов искоренять зло во всех его проявлениях, но по значимости… Убийство, чья-то оборванная жизнь, – для него это гораздо важнее и украденных из сумочки ста рублей, и даже взлома квартиры, который начальство приказало взять на особый контроль.

Сергей Олегович, а для жены и коллег просто Серёжа, иногда Серж, открыл папку и прочитал первые сухие строки печатного текста. В детстве много читавший, он любил сосредоточиться, а потом представить себя одним из героев детектива – Холмсом, Пуаро или кем-то ещё, погружаясь в известный ему одному мир жанра. Идея приходила почти сразу – он был сыщиком, как говорят, от бога.

Все дела давались ему легко, в сухих строчках протоколов, в кипе подколотых листов он успевал увидеть и понять саму суть, что-то подчас неуловимое и оттого самое важное. Дальше, как всегда, кропотливая работа, сбор и сопоставление фактов, но главное Сергей уже знал, звериным чутьём зная, где и что искать.

Вот и сейчас он сразу заметил неясный, ускользающий пока мотив заказного убийства. Читая досье на покойного, перебирая факты его жизни, Сергей понял, что это не бытовуха, как думало или хотело представить начальство, иначе материал никогда бы не попал к нему, молодому ещё работнику.

Радостно и тревожно ёкнуло сердце. Продолжая сопоставлять детали, Сергей набрал номер и позвонил в банк, одному из многочисленных дядек.

– Доброе утро. Волков. Соедините, пожалуйста, с Юлием Игоревичем. Да, он в курсе.

«Юлий» – «июльский» (с латыни). Юлий пунктуален, трудолюбив и обаятелен; у него хорошая память, буйное воображение, отлично подвешенный язык – и всевластное стремление к лидерству любой ценой.

Он не терпит насилия над своей личностью, не желает никому подчиняться. Любую преграду на пути норовит смести… Но слишком умён и хитёр для этого: предпочитает повернуть обстоятельства себе на пользу.

На телефоне не было установлено прослушивающее устройство, поэтому их разговор останется для нас тайной.

Сергей, заметно повеселевший в начале разговора, нахмурился, ответил «да» и повесил трубку. Застыв на секунду, он потёр лоб, схватил карандаш и, черкнув два слова на первом листе сорокового дела, в спешке побросал бумаги в сейф. Выскочив на улицу, он побежал к метро.

Нашли его только на следующее утро, случайно, в реке.

* * *

Сослуживцы скинулись, кто сколько мог, похоронили через три дня, как положено, выпили за упокой. Жену никто не утешал, видели в первый раз, да и Сергея-то почти не знали. Одно слово – новичок.

– Иваныч, принимай дела, твой подчинённый, – сказали на очередной планёрке, и старый, умудрённый опытом капитан, чертыхаясь и ежесекундно матерясь, полез в сейф.

Лениво перебрасывая папки, он наткнулся на дело номер сорок, внимание привлекла надпись, сделанная явно наспех карандашом. Киллер и название банка в кавычках.

Иван Иванович Устюгин считался среди своих хорошим следаком, но начальство его почему-то не жаловало. Предпенсионный возраст, капитан, многие сверстники уже в подполковниках ходят. Судьба ли виновата или облизывать начальство не умеет, кто знает.

Иваныч задумался. Дело Сергей получил вечером, почему-то как бытовое убийство, и сразу запер в сейф, так как должен был до часу ночи дежурить в засаде. Утром его видели всего десять минут, потом пропал.

Вопрос: когда он успел сделать надпись и связано ли это с его убийством? Иван Иванович мог поручиться своей головой – ответ «да». Нужны доказательства и подход.

Дело дрянь. Иваныч подумал, а надо ли ему рыть себе могилу, и решил, что надо, хотя бы ради таких, как Сергей. За всех тех, кто не щадя своей жизни честно защищает Родину.

Можно долго спорить о том, любит ли Родина своих сыновей, скорей всего да, но это просто эфемерное слово, звук, хотя и с глубоким душевным смыслом.

А вот государство явно никого, кроме себя и близко кормящихся чиновников, не любит. Впрочем, как знать, возможно, и любит, но какой-то своей извращённой любовью, как овец, с которых можно стричь шерсть. Иногда оно даже заботится о своих чадах, бросая им подачку к зарплате или пенсии и тут же повышая цены.

Жизнь ползёт своим чередом, и Иваныч знает, что судьбу на кривой кобыле не объехать. Решение принято, пора в банк.

Загрузка...