Церетели говорил, что в первую встречу этим рассказом Керенский вызвал в нем чувство “презрения” (буквальные слова Церетели. — Р.Г.), ибо он увидел, что “у него все вертится вокруг него самого”. “Ведь у него за душой ничего нет, гроша ломаного, — говорил Церетели. — Он — и ничего больше. Вот у Корнилова была идея, была Россия, за нее он и погиб. А у Керенского — ничего. Паяц”.