Я всегда буду с тобой

Глава 2

Первые Катины воспоминания детства были туманными. Она с упоением вспоминала прекрасные выходные дни, полные счастья, когда она, еще совсем маленькая девчушка, помогала бабушке Федоре на кухне. Крепко сжимая в руках палку железного рогача, она засовывала в горячую печь пышное, почти живое тесто, которое через час превращалось в румяный и самый вкусный на свете хлебушек. Затем, с замиранием сердца, мысленно возвращалась в огромную полутемную спальню для девочек, где почему-то всегда было грязно и холодно, а в тумбочке копошились огромные рыжие тараканы. А потом из прошлого доносился самый строгий на свете голос воспитательницы Маргариты Петровны:

– Кто хоть раз пошевелится, немедленно будет поставлен на табуретку без трусиков!

И маленькая Катя, боясь нарушить этот дикий запрет, долго не могла заснуть оттого, что болели ее затерпшие ручки и ножки. А самым страшным кошмаром во сне была придирчивая «наставница», гоняющаяся за ней по спальне за то, что Катя повернулась на правый бок.

Поэтому, когда после выходных бабушка Федора отвозила ее назад в интернат, Катя со слезами на глазах умоляла старушку:

– Бабулечка, милая, пожалуйста, забери меня к себе в пятницу! Я тебе все-все сделаю, постираю белье, уберу, а вечером помогу довязать носочки, хорошо? Я же была послушная, правда?!

И снова целую неделю девочка мечтала о том, как подъедет на автобусе к родному селу Лозоватка и со всех ног помчится к дому самой доброй бабушки на земле Федоры Семеновны. Пожилой женщины, пустившей ее не только в свой дом, но и в свое сердце.

Много лет тому назад Федоре Семеновне не спалось. Она долго крутилась в постели, все думая о своей дочери Марии, которая вместе с семьей давно жила далеко от родных мест. Муж бабы Федоры к тому времени уже умер, вот она и прозябала одна в большом доме. Выйдя на пенсию, старушка целыми днями копалась в огороде, обхаживала немалую живность да приторговывала на рынке. Все ее денежные сбережения, которые Федора Семеновна годами старательно копила «на книжке», съела инфляция. А выжить на одной пенсии было уже сложно. Вот хозяйство ее и выручало.

В доме было тихо и невыносимо душно. Немного поворочавшись с боку на бок, Федора Семеновна встала, подошла к окну и распахнула его настежь. В лицо ударил свежий воздух, пропитанный нежным ароматом ночной фиалки и пряным запахом черной смородины.

Упоительно вдохнув, Федора Семеновна хотела вернуться в постель, но неожиданно услышала какой-то странный, приглушенный звук, похожий на писк. Затаив дыхание и прислушавшись, она с удивлением узнала знакомый каждой матери плач новорожденного ребенка. Не веря собственным ушам, пожилая женщина взволнованно прижала руки к груди и замерла. Но звук умолк. Затем, переведя дух, ребенок запищал снова. Баба Федора, не колеблясь, накинула поверх ночной рубашки халат и, прихватив фонарик, торопливо выбежала во двор. Звук вновь пропал. В полной тишине двора было только слышно, как в будке возится старый соседский пес. Выругав себя, баба Федора повернула обратно в дом. В это время опять отчетливо послышался детский плач. Федора Семеновна остолбенела. Это было даже более чем странно. Она никак не могла предположить, кто мог так поздно прогуливаться возле ее дома вместе с новорожденным ребенком. Да и не слышала, чтобы кто-то из ее соседок недавно рожал. Включив фонарик, старушка медленно пошла на звук. Каково же было ее замешательство, когда она увидела на скамейке возле забора маленький белый сверточек, откуда жалобно и протяжно, словно прося о помощи, плакал ребенок.

– Мать честная! – удивленно воскликнула баба Федора и, посветив фонариком, огляделась по сторонам. – Есть еще кто живой?!

Но вокруг не было ни души.

Подхватив сверток с младенцем, Федора Семеновна стремглав понеслась в дом. Развернув тоненькое одеяльце, она с изумлением увидела маленькую новорожденную девочку, которой, судя по еще незажившему пупку, не исполнилось и недели. Догадку подтвердила записка, лежавшая между пеленками: «Катя. Родилась 13 июля 1990 года. Люди добрые, помогите не пропасть дитю. А ты, дочка, прости меня, если сможешь. Я иначе не могу». Ребенок выглядел, мягко говоря, неважно. Девочка была худенькая, с тонкой синеватой кожей, ручки и ножки ее судорожно сжимались и неестественно дрожали. Наверное, она замерзла. Накинув на подкидыша теплое пуховое одеяло, баба Федора растерянно села на табуретку. Она все еще не могла сообразить, что ей делать, тогда как младенец нуждался в ее помощи немедленно.

Взяв себя в руки, Федора Семеновна натаскала из колодца воды и, хорошенько ее нагрев, налила в корыто. Добавив ароматный отвар ромашки, она осторожно опустила девочку в воду. Судя по тому, как малышка притихла, стало понятно, что это купанье в ее жизни первое. Чистую и отогретую девочку баба Федора аккуратно запеленала в свежую простыню и уложила к себе на кровать. Но уже через минуту она опять начала плакать. Причем так, как это делают голодные дети – требовательно и беспрерывно. Федора Семеновна совсем растерялась.

То, что грудные дети не переносят коровьего молока, она, конечно же, знала, но у нее просто больше ничего не было… Перекипятив вечернее молоко от своей коровы Зойки и разбавив его наполовину водой, баба Федора попробовала накормить изголодавшуюся девочку с чайной ложки. Однако грудной ребенок пить с ложечки еще не умел. Малышка постоянно кашляла, молоко разливалось, и в результате большая его часть оказывалась на полотенце. Но кое-что ей все-таки досталось. Поздно ночью уставшая, но сытая девочка уснула.

До самого утра Федора Семеновна думала о том, что ей делать с подкидышем. Сама поднять девочку она не сможет. На это у нее уже не было ни сил, ни денег. Хорошо все взвесив, пожилая женщина решила ехать с девочкой в райцентр. Но где-то в глубине души ее мучили угрызения совести: ведь это именно ей Бог послал несчастного ребенка, именно она обязана о нем заботиться. А она от него вроде как избавляется. И как только первый луч солнца заглянул в ее комнату, баба Федора поставила перед собой икону Богородицы и, опустившись перед ней на колени, поклялась, что никогда не бросит эту девчушку на произвол судьбы. И покуда у нее на столе будет краюха хлеба, половину она всегда отдаст ребенку.

Передав девочку в руки врачей, Федора Семеновна дала ей свою фамилию и действительно никогда ее уже не оставляла. Даже когда маленькая Катя поначалу оказалась в детском доме в Черкассах, она раз в месяц обязательно ее навещала. Девочка привыкла к ней, искренне радовалась ее нехитрым гостинцам. А когда Катюша получала от доброй бабы Федоры сладости и лимонад, у нее был настоящий праздник. Воспитатели хорошо знали Катину бабушку, знали и о том, как старушка, пересаживаясь из одного автобуса в другой, преодолевает девяносто километров пути, чтобы пару часов провести с осчастливленной малышкой.

Поэтому, когда Кате исполнилось семь, директор дома ребенка приложила немало усилий для того, чтобы Катю Ткаченко перевели в Шполянский интернат, до которого от небольшого села Лозоватка было всего восемь километров. С тех пор жизнь Кати разделилась на две части: пасмурную и солнечную. В пасмурной были строгие учителя и воспитатели, докучливый холод и постоянное чувство голода. Подружек у нее не было. Обозленные и завистливые одноклассницы ненавидели ее за то, что на выходные она уезжала «домой», что училась лучше всех в классе, да еще мальчишки-старшеклассники все время заглядывались на нее. Ее ненавидели даже тогда, когда она привозила для них вкусные домашние пирожки с вишнями и когда она на праздники дарила им собственноручно связанные шапочки и шарфы.

– Девочка моя, – тяжело вздыхая, гладила ее по голове баба Федора, – ты должна их понять. У тебя есть я, а у них, бедолаг, нет никого. Будь к ним добрее, и добро тебе воздастся сторицей.

И Катя старалась изо всех сил. Она старалась быть прилежной и отзывчивой, выполнять все поручения воспитателей, ведь только тогда она сможет снова поехать к любимой бабушке, отогреться на ее восхитительно теплой печке и от души наесться самого вкусного на свете борща и перепички. Ради этого она готова была стать Золушкой.

Каждый день Катя прилежно училась, а после ужина до блеска, с песком, как учила ее бабушка Федора, начищала в столовой засаленные кастрюли. Вместо детских игр она усердно вязала учителям красивые вещи и обшивала детишек из младших классов. И все это ради тех солнечных дней, когда она снова сможет обнять свою добрую бабушку Федору и, глядя в звездное небо, заснуть под самую интересную на свете сказку про Ивасика Телесика.

Шел год за годом. И что бы ни случалось, какую бы боль и обиду она ни переживала, ее грела любовь, которую дарила ей бабушка Федора. Катя знала, что однажды придет день, когда она, прижавшись к теплой груди старушки и выплакавшись, расскажет ей о всех своих печалях и горестях. И бабушка Федора ее поймет и пожалеет, прижмет к груди и посоветует, как поступить дальше.

Но когда Кате исполнилось пятнадцать лет, жизнь нанесла ей новый, ошеломительный удар. В тот не по-летнему серый и пасмурный день, в пятницу, она, как всегда, пришла на остановку возле озера, ожидая автобуса. Умостившись на высокой скамейке, девочка незатейливо рисовала ногой на земле какую-то абракадабру. Настроение у нее было отличное! Ведь впереди ее ждали почти три выходных дня в Лозоватке! В этот момент Катя издалека увидела племянника бабы Федоры, Анатолия Ивановича Поповича. Для нее – дядю Толю. Сорвавшись со скамейки, Катя со всех ног понеслась ему навстречу.

– Добрый день, дядя Толя! – весело поздоровалась она.

– Здравствуй, Катюша, – кивнул он и отчего-то нахмурился. – Ты куда собралась?

– А куда еще, если не к бабе Федоре! – весело, щурясь на солнце, ответила Катя.

– Вот как, – задумчиво протянул сосед и как-то странно, пристально посмотрел на нее.

Его взгляд и тон, которым он произнес эти слова, Катю насторожили. Она знала Анатолия Ивановича как очень веселого и разговорчивого человека. Сердце девочки сжалось в дурном предчувствии.

– Дядя Толя, а у вас все хорошо, ничего не случилось? – с беспокойством спросила она.

Анатолий Иванович ничего не ответил. Тяжело вздохнув, мужчина взял ее за руку и повел к скамейке.

– Сядь-ка, – как-то по-особому, с лаской велел он и, присев рядом, спросил: – А ты, выходит, ничего не знаешь?

– А что я должна знать? – глухо шепнула Катя, чувствуя, что случилось нечто ужасное.

– Нет больше бабушки Федорки. Два дня уже как похоронили, – с болью сказал он и крепко сжал ее руки.

Что было дальше, Катя помнила смутно. Казалось, время остановилось. Тяжело дыша, она не могла поверить, нет, не хотела верить тому, что услышала. Девочка обессиленно откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза. Перед ней все поплыло. Мимо проезжали машины, смеялись и разговаривали прохожие. Но она ничего не видела, ничего не слышала, словно замкнувшись в коконе собственной боли. По ее щекам, обжигая, беспрерывно лились слезы.

Катя пришла в себя только в доме Федоры Семеновны. Приехавшая на похороны дочь бабы Федоры Мария долго плакала, обнимая и прижимая к себе последнюю материнскую любовь, а теперь одинокую и беззащитную девочку Катю.

Мария жила в небольшом военном городке в Закарпатье, на границе с Румынией. Муж Марии служил в погранвойсках. Поэтому в Лозоватку Мария приезжала нечасто. Но за время их редких встреч Катя полюбила эту простую и такую же добрую, как ее мать, женщину. Однако заменить бабушку Федору ей не мог никто.

Свалившееся горе в одночасье заставило девочку повзрослеть. Катя поняла, что больше никто и никогда не будет заботиться о ней так, как бабушка Федора. Никто и никогда больше не скажет ей, как говорила она:

– Моя дитино, я піду попереду, а ти йди слідом, аби тебе осока по ніжках не била!

Катя поняла, что теперь ей придется идти по жизни одной. И уже она, как пятнадцать лет назад баба Федора, опустившись на колени перед иконой Богородицы, поклялась:

– Бабулечка, любимая, я буду такой, какой ты хотела меня видеть. Я никогда не забуду того, чему ты меня учила, я никогда не забуду тебя, бабушка…

Так, оставшись одна, пятнадцатилетняя Катя пустилась в свое дальнее плавание, имя которому – жизнь. Неожиданно для себя она подружилась со Светой Мосиенко, веселой и общительной девчонкой из ее класса. Настоящая сорвиголова, она стала для Кати своеобразной защитой от множества проблем и войн, которые беспрерывно велись в интернате. Светка научила ее бороться и защищаться, не унывать и никогда не сдаваться. Катя помогала подруге в учебе, привила ей честолюбие и доброту.

Все летние каникулы девочки прожили в Лозоватке. Как оказалось, больше года назад баба Федора, словно предчувствуя свою смерть, переоформила свой дом на Катю. Мария решение матери поддержала. Весной девочки посадили возле дома овощи и зелень. Днем ухаживали за огородом, приводили в порядок дом, а по вечерам бегали на танцы или в кино. Но каждое утро, просыпаясь, Катя кланялась фотографии бабушки Федоры и благодарила ее за то, что даже после смерти она согревает ее теплом и защищает крышей родного дома.

Быстро пролетели погожие летние дни. Наступила осень. Потянулись школьные будни. Для Кати это был последний учебный год в стенах опостылевшего интерната. Тайно от всех девушка мечтала о поступлении в университет. Но в выборе профессии пока еще не определилась. Кате нравились точные науки, как и языки. Конечно, пределом ее желаний было поступление на экономический факультет или иняз. Но девушка понимала, что там она не потянет, поэтому все чаще и чаще стала задумываться о специальности «прикладная математика», овладеть которой можно было в Черкасском университете. Узнав о ее планах, Света шутила, что Катя станет засушенным статистиком, будет нервной, худой и злой, и никто не возьмет ее замуж. Она изо всех сил пыталась убедить Катю поехать с ней в Умань, поступать в педагогический институт. Вот тут-то и вмешался его величество Случай.

Как-то зимой, в конце второй четверти, классная руководительница объявила, что лучшую ученицу класса на праздники ждет настоящая награда: победительница будет приглашена на празднование Нового года к очень уважаемым людям Шполы. О таком можно было только мечтать! Закрыв глаза, Катя представляла себя в огромной светлой комнате, в углу которой стоит большая нарядная елка, а посредине – накрытый праздничный стол. За ним сидят милые, добрые люди, которые улыбаются ей и дарят новогодние подарки в красивых разноцветных коробках. Она видела, как празднуют Новый год в кино… А может, она так этим людям понравится, что они предложат ей у них погостить! Для Кати это казалось нереальным счастьем. Она ложилась и вставала с этой мечтой и делала все, чтобы стать лучшей.

И вот, перед самым Новым годом, в класс вошла директор интерната Галина Терентьевна. Поздравив всех с наступающим праздником, директриса торжественно объявила, что Кате Ткаченко, как лучшей ученице не только класса, но и школы, выпала большая честь встретить Новый год в лучшей семье города, в компании очень достойных людей. А поскольку их дети давно выросли, им хочется поделиться своей добротой и нерастраченной лаской с девочкой, которая этого заслуживает. Обрадовавшись, Катя с трудом сдерживала свои эмоции. Она просто готова была кричать от счастья!

Постепенно радость начала перерастать в волнение. Катя начала думать о том, как ей себя вести, что делать и как говорить, чтобы не допустить ляпов. А когда ее нарядили в праздничную одежду и повели к директрисе, колени девушки начали дрожать, словно ей предстоял экзамен. Катя изо всех сил пыталась взять себя в руки, но это у нее получалось с трудом. Волнуясь, она переступила порог просторного кабинета директора интерната и огляделась. Справа, возле окна, за широким дубовым столом гордо восседала Галина Терентьевна, а рядом, в кресле, закинув ногу на ногу, сидела немолодая, но очень красивая женщина лет сорока пяти. Роскошно одетая, с идеальной прической, изысканным макияжем, она казалась чем-то восхитительным и инородным в этих убогих стенах. Таких дам Катя раньше видела только на обложках журналов.

– Добрый день, – едва слышно шепнула девушка и нервно затеребила поясок от платья.

Гостья плавно перевела на нее взгляд и широко улыбнулась.

– Ткаченко, чего это ты пищишь! Не стесняйся! Давай, подойди к нам ближе, – кивнув, строго выкрикнула Галина Терентьевна.

Катя медленно подошла к столу.

– Знакомься, это Роза Николаевна. Работает в городском управлении образования, очень любит детей. Вместе с мужем Роза Николаевна приглашает тебя на встречу Нового года к себе домой.

Катя с благодарностью посмотрела на даму и робко улыбнулась. Постепенно ее волнение отступило. Дама показалась ей очень милой и доброй.

– Огромное вам спасибо! Это, наверное, будет лучшая новогодняя ночь в моей жизни!

Дама устало поднялась с кресла и ласково потрепала Катю по голове.

– Собирайся, деточка. Я буду ждать тебя в машине. Только поживее, мне некогда!

Не помня себя от счастья, Катя понеслась к раздевалке. Быстро одевшись, девушка выбежала на улицу. Недалеко от входа она увидела огромную черную машину, в которой сидела Роза Николаевна. Рядом с ней, облокотившись о дверцу, стояла директриса и что-то громко, весело рассказывала. Катя стремглав подбежала к ним.

– Я готова! – радостно выпалила она.

– Смотри, Катерина, не подведи меня, не опозорься перед людьми, – насупив брови, напутствовала директриса и, на мгновение замолчав, грозно добавила: – Не сиди там сложа руки. Если надо, помогай, не ленись!

– Что вы, Галина Терентьевна, я себе никогда такого не позволю, – глотнув от волнения буквы, заверила ее девушка и для большей убедительности прижала руки к груди.

– Ладно, садись! – снисходительно кивнула директриса и подтолкнула ее в машину.

Так Катя поехала навстречу своей мечте. Умостившись на заднем сиденье автомобиля, она вдыхала головокружительный аромат духов величественной дамы и, слушая веселую, праздничную музыку, гордо рассматривала прохожих из окна настоящего, а не киношного «мерседеса». Такого невероятного приключения в ее жизни еще никогда не было.

Подъехав к высокому кованому забору, машина плавно остановилась.

– Ну-ка, деточка, выходи! – бодро, по-военному скомандовала дама.

Катя торопливо выскочила из машины и побежала следом за Розой Николаевной. Закрыв за собой калитку, девушка залетела во двор и замерла от восхищения. Она еще никогда не видела, чтобы вокруг дома было так красиво. Просторный ухоженный двор разделяли прямые, тщательно очищенные от снега дорожки, вдоль которых росли невысокие зеленые кустики самшита. Со всех сторон виднелись элегантные каменные композиции, окруженные пушистой туей, можжевельником и прочими неизвестными Кате кустарниками. В углу двора стояла большая деревянная беседка и каменный мангал, рядом широкие качели.

Девушка тяжело вздохнула и, еще раз оглянувшись на окружающее ее великолепие, вошла в дом. В первое мгновенье ей показалось, что она попала на съемки какого-то заморского фильма, ибо то, что она увидела, могло быть только в кино. Необыкновенная роскошь просто резала глаза. Катя даже не знала, зачем нужны многие находящиеся здесь вещи. Сравнив убожество своего интерната и убранство этого дворца, она ощутила необъяснимое разочарование и горечь. Хрустальные люстры, дорогая темная мебель, пушистые ковры, кожаные диваны… Это было что-то нереальное, то, о чем она раньше даже не знала… Но здесь не было того света, того умиротворения и тепла, которые всегда ощущались в доме ее бабушки Федоры.

– Деточка, – деловито позвала ее Роза Николаевна, успевшая облачиться в бордовый китайский халат, – что это ты стоишь как окаменевшая, даже сапоги не сняла!

Катя испуганно опустила глаза. О ужас! Она в самом деле все еще была в сапогах, вокруг которых разлилась маленькая, но совершенно неподходящая для этого сверкающего паркета лужица. Лицо девушки залила яркая краска стыда. Как же она забыла! Растерявшись, Катя торопливо отступила назад и растерянно залепетала:

– Простите, я сейчас все вытру… Вы не подумайте, мы всегда у порога снимаем обувь. Просто у вас так красиво, так красиво, что я засмотрелась!

Наверное, простодушная искренность Катиного ответа пришлась даме по душе. Глаза Розы Николаевны подобрели, кончики губ дрогнули, и она улыбнулась:

– Ладно, я тебя не ругаю. Все это поправимо, а помочь тебе и впрямь придется. Скоро к нам придут гости, и мне без твоей помощи не обойтись. А пока, – она снова нахмурила брови, – идем, я тебя познакомлю с Николаем Петровичем. Это мой муж. Он депутат горсовета и главный бухгалтер нашего сахарного завода. Очень, очень занятой человек. Вот и сейчас работает у себя в кабинете, – строго пояснила она.

Быстро раздевшись, Катя бросила на лужу свои варежки и побежала следом за Розой Николаевной. Пройдя две огромные комнаты, в одной из которых светилась новогодняя елка и горел настоящий камин, они вошли в такой же большой кабинет, все стены которого сверху донизу были заставлены книжными стеллажами. Ошеломленная Катя прикусила губу. Признаться, такого количества книг, наверное, не было даже у них в интернате. Девушка сразу почувствовала уважение к хозяину этого кабинета, которого еще не знала. Наконец, выглянув из-за спины Розы Николаевны, она увидела большой письменный стол, за которым, склонившись над документами, корпел высокий грузный мужчина.

Услышав, что кто-то вошел, хозяин недовольно поднял голову и с удивлением посмотрел на Катю.

– Николай Петрович, посмотри, какая у нас гостья! Это ученица нашей Галины Терентьевны. Она встретит Новый год у нас! – проворковала Роза Николаевна и легонько подтолкнула Катю вперед.

– Здравствуйте, – чувствуя некую недосказанность, шепнула девушка и сжалась.

В комнате повисло тягостное напряжение. В это мгновение Кате показалось, что она здесь лишняя. Но уже через минуту мужчина встал из-за стола и, по-доброму улыбнувшись, подошел к ней. Неторопливо одернув мягкий трикотажный джемпер, он слегка наклонился вперед и вежливо протянул ей руку.

– И как зовут столь прелестное создание? – участливо поинтересовался он, прищурив свои и без того маленькие глаза.

– Катя. Екатерина Ивановна Ткаченко, – сдержанно улыбнувшись, представилась девушка.

– А мы сегодня даже не сможем уделить внимание такой прекрасной принцессе. Розочка, ты ведь пригласила так много гостей, – с легкой укоризной произнес Николай Петрович и покачал головой.

– Потом это обсудим, – раздраженно буркнула Роза Николаевна и, подхватив Катю под руку, потянула ее за собой.

Выйдя из кабинета, Катя на ходу оглянулась и, улыбнувшись, мысленно поблагодарила Николая Петровича за доброту и те необыкновенные слова, которые она еще никогда не слышала в свой адрес.

– Так, Катерина, кушать хочешь? – приведя девушку на кухню, строго спросила Роза Николаевна.

По правде говоря, Катя была очень голодная. В животе ее неприятно бурчало, и все время сосало под ложечкой. В интернате в это время как раз заканчивался обед. Но судя по тому, каким тоном ей предложили поесть, ответ напрашивался сам собой.

– Нет, спасибо, – лаконично сказала девушка, – я не голодная.

– Ну и хорошо! – облегченно вздохнула Роза Николаевна и небрежно бросила Кате кухонный фартук. – Тогда беремся за дело, через пару часов придут гости, а у нас еще ничего не готово.

Весь вечер, забыв о новогоднем празднике, Катя под бдительным руководством хозяйки готовила салаты, чистила картошку, убирала, подавала, жарила и варила. А когда в дом пришли гости, Катю никто за праздничный стол не позвал, никто не дарил ей подарков и абсолютно не нуждался в ее присутствии. На нее просто никто не обращал внимания, лишь изредка окликая:

– Девочка, подай! Девочка, убери!

Наклонившись над раскаленной плитой, Катя все время посматривала на часы, с нетерпением ожидая окончания этого, так сказать, праздника. Пережарив огромное количество отбивных, она аккуратно уложила их на тарелку и выставила на поднос. Нести это блюдо в зал было велено после двенадцати. В это время из комнаты послышался радостный хохот гостей, взрывы хлопушек и громкие выстрелы пробок шампанского. Катя с грустью вздохнула. Снова и снова радость и счастье прошли мимо нее. Опустившись на табуретку, девушка тихо заплакала.

И только после наступления Нового года на кухню зашел Николай Петрович.

– С Новым годом тебя, наша Золушка! – искренне поздравил он и, наклонившись, ласково погладил Катю по голове.

– Спасибо, вас тоже, – тихо ответила она и подняла на мужчину заплаканные глаза.

– А ты чего плачешь, Катюша?! – участливо поинтересовался Николай Петрович. – Что-то не так? Тебя кто-то обидел?!

– Нет, все хорошо, – стыдливо смахнув слезы, пробормотала девушка и опустила глаза.

– Понимаю. Оторвали от компании друзей. Телевизор не смогла посмотреть. Но это не страшно, поверь! У тебя впереди еще столько новогодних праздников! Будет и у тебя веселье. Зато теперь тебе за помощь Розочке Галина Терентьевна поставит тройку и выпустит из интерната, – заговорщически произнес мужчина и весело подмигнул.

Катя недоуменно захлопала глазами и встала:

– Какую тройку?

– Да ладно, – хихикнул Николай Петрович, – не стесняйся! Мне Розочка все по секрету рассказала. Ничего страшного, у меня тоже была тройка, правда по химии.

– А у меня никогда не было и не будет троек, у меня даже четверок нет! – в сердцах выпалила Катя. Из глаз ее безудержно полились слезы. Всхлипнув, девушка по-детски шмыгнула носом и уже тихо добавила: – А еще Галина Терентьевна говорит, что я могу окончить школу с золотой медалью и что в истории школы такое случалось всего трижды. А к вам я попала как лучшая ученица интерната для того, чтобы встретить Новый год в семье.

– Понятно, – угрюмо протянул Николай Петрович и, почесав лысеющий затылок, опустился на стул. – Н-ну, сучки, Бога у них в душе нет! А что же ты не поехала встречать Новый год к родственникам, почему захотела к нам?

– У меня никого нет, – обиженно прошептала Катя и, сжав полотенце, снова опустилась на табуретку.

Николай Петрович ошеломленно молчал. Обхватив голову руками, он свел на переносице брови и задумчиво сосредоточился. Глядя исподлобья, он переводил взгляд то на Катю, то смотрел в никуда. Наверное, услышанное все-таки задело его сердце. Так, ни о чем не разговаривая, они просидели минут пять. Затем, тяжело вздохнув, Николай Петрович поднялся и, наполнив стакан минеральной водой, протянул его Кате.

– Возьми, девочка, выпей! И, пожалуйста, успокойся.

– Не надо, я пила из-под крана. Спасибо. И вообще у меня еще много дел. Если что-то будет не так, мне знаете, как от Галины Терентьевны достанется, – вежливо отодвинув его руку, сказала Катя и поднялась.

– Ладно, Катя, – с грустью вздохнул Николай Петрович, – я сейчас не буду перечить этим горгонам, а то только тебе наврежу. Но, поверь мне на слово, мы очень скоро с тобой встретимся. Я хочу и смогу тебе помочь! Как, скажи еще раз мне, твоя фамилия?

– Ткаченко, – безразлично ответила Катя и подхватила поднос с отбивными.

– С Новым годом тебя, дорогая Катя Ткаченко! Пусть этот год будет одним из самых счастливых в твоей жизни! – еще раз поздравил ее Николай Петрович и вышел из кухни.

Всю ночь Катя обслуживала хозяев дома и их гостей. Лишь под утро, перемыв всю посуду, она устало опустила голову на ладошку и заснула, сидя за кухонным столом. Ее разбудил громкий, развязный смех Розы Николаевны.

– Деточка моя, ты устала? – с пьяной лаской защебетала она, глядя на сонную Катю. Глаза женщины горели бурным весельем и радостью от хорошо проведенного праздника. – А ну-ка идем к елочке, тебе там Дедушка Мороз оставил подарочек!

Катя устало подняла на нее заспанные глаза. Она бы с удовольствием сейчас послала эту даму куда подальше вместе с ее подарочком, но девушка понимала, что это будет себе дороже. Как же она ждала того дня, когда, покинув стены интерната, она сможет почувствовать себя независимой от этих алчных и тщеславных людей! Но пока выбора у нее не было, и ей приходилось терпеть их прихоти.

Поднявшись, Катя поплелась за Розой Николаевной. В углу комнаты, весело подмигивая, сияла новогодняя елка, а рядом с ней в кресле, громко похрапывая, спал Николай Петрович.

– Посмотрите, сказал, что хочет тебя поздравить, а сам уснул, – кивнув на супруга, сокрушенно вздохнула Роза Николаевна, – ну да ладно, деточка, ищи под елкой подарок!

Едва сдерживая негодование, Катя стиснула зубы и, наклонившись, увидела под елкой небрежно брошенный простой полиэтиленовый пакет-майку с логотипом магазина «Фуршет». В нем скрывалось что-то большое и мягкое.

– Ну, деточка, вынимай, это тебе от Деда Мороза и от нас, за хорошую учебу и помощь, – поторопила «благодетельница».

Катя без интереса вынула содержимое пакета. Каково же было ее удивление, когда в ее руках оказались красивая голубая шапочка и шарф, которые она недавно связала якобы для дочки Галины Терентьевны. В голове у Кати застучали тысячи молоточков. Главное, не сорваться! Главное, не сорваться!

– Ну как? – поинтересовалась Роза Николаевна. – Нравится комплектик? Фирменный!

– Великолепный! – искренне ответила Катя, по достоинству оценив свою работу.

Лицо дамы зарделось от удовольствия.

– Ну что ж, деточка, пора спать. Я бы тебе у нас постелила, да боюсь, ты не заснешь. Николай Петрович так сильно храпит! Может, пусть тебя шофер отвезет в интернат?

– Конечно! – обрадовалась Катя. – Я очень хорошо отдохнула, и мне не терпится похвастаться перед девочками своим новогодним подарком.

– Вот и хорошо, – облегченно выдохнула Роза Николаевна и почему-то заискивающе спросила: – А как тебе новогодний вечер?

– Я его никогда не забуду! – честно призналась Катя.