Я - Янис

11. О снах, которых лучше бы и не было

Мама открыла кухонное окно. Из цирка доносилась музыка. Кажется, ей тоже нравилось. Она слегка подпевала. И вдруг умолкла.

Зак хлебал гороховый суп, не говоря ни слова. Когда у него такое настроение, всем не по себе.

Мама даже не сказала ему, чтобы не хлюпал. Если бы я так ела, она прикрикнула бы: «Янис! Ешь потише!»

Но она только вытянула шею над цветочными горшками. Я так мало знаю о маме. Например, почему в ту минуту у нее был такой вид, словно она только и хотела исчезнуть. Правда, мамы не исчезают, как папы.

— Как хорошо, что к нам приехал цирк! У них, наверное, и лошади есть?

— Вонючий цирк! — фыркнул Зак над желтовато-коричневым бульоном.

— Откуда тебе знать! — крикнула я ему.

— Настоящий цирк идиотов! — дразнил он.

— Ну-ка замолчите, — сказала мама. Вид у нее был грустный. — Я думала, что мы туда пойдем. Втроем.

— Never, — сказал Зак. — Тухлятина чертова.

— Мы не ругаемся дома, Зак, и ты это знаешь.

Зак вздохнул. Мама решила закончить воспитание. Момент был не самый подходящий.

— А ты, Янис? — Казалось, она и вправду очень хочет в этот голубой шатер.

— Не знаю, — сказала я, помешивая суп в тарелке.

— Понятно, — сказала мама.

Я чувствовала себя предателем. Стоило мне пошевелиться, как в кармане шуршало. И уже начинало жечь.

Я закрылась в туалете и почувствовала себя ужасно несчастной. Ради Зака я украла пятьсот крон. А он этого не заслуживал.

— Что с тобой? — спросила мама через дверь.

— Все хорошо, — ответила я и спустила воду.

Зак лежал на кровати. Руки он спрятал под одеялом.

Я опустила пятисотенную купюру на его живот.

— Что? — Зак поднялся и сел. Он стал вертеть купюру в руках и проверять ее на свет, как будто думал, что я сама ее нарисовала.

Потом улыбнулся.

— Где ты ее достала?

Но я не ответила.

Зак вскочил с кровати. Он схватил меня — то ли обнял, то ли танцевать собрался — и закричал:

— Ты лучшая в мире сестра, знаешь?

Я, конечно, не знала, но слышать это было приятно.

— Черт, Янис, какая ты классная!

Пришлось шикнуть на него — не очень-то хотелось, чтобы мама пришла в эту самую минуту. Ни один из нас не смог бы объяснить, откуда взялись деньги.

— Это от старухи? — спросил Зак, когда мы оба уселись на его кровать.

— Ни за что не взяла бы ничего у нее.

— Но не у мамы же ты их украла?

Он произнес эти слова, но это была такая глупость, что я даже отвечать не стала.

А Заку больше нечего было сказать.

Приятно лишить кого-нибудь дара речи.

Жалко только, что это бывает так редко.

Я убрала со стола и налила полную раковину пенной воды.

Мама словно и не видела, что я делаю. Сначала она смотрела в окно, как будто замечталась.

— Пойдем в цирк? — спросила я, вымыв уже половину посуды. Мама по-прежнему не говорила ни слова. Если бы на моем месте был Зак, она захвалила бы его еще до того, как он включил воду.

— Ты моешь посуду? — она неуверенно улыбнулась, как будто не могла поверить своим глазам.

Я ничего не ответила, только терла из всех сил. Тогда она засмеялась. Жаль, что она смеется так редко.

— Ты хочешь? — спросила она.

— Мыть посуду?

— Пойти со мной в цирк.

— Конечно.

Обману ли я Глорию? — подумала я. Если сначала пойду с мамой? Наверное, нет.

Вечером, когда Зак забрался в окно, я еще не спала. Он ставил горшки с цветами на место, тихонько насвистывая. Скоро его голова оказалась рядом с моей.

— Ты меня спасла, понимаешь?

— Больше не буду.

— И не надо. Можешь носить перчатки сколько хочешь.

Он совсем сбил меня с толку. Как-то неправильно было сравнивать перчатки, которые он дал мне на время, и украденные деньги.

— Ты спишь? — прошептал он.

— Кажется, да, — ответила я. — Пошли Адидаса куда подальше.

— Обещаю.

— Даже если он будет дарить тебе вещи?

— Не нужно мне его барахло. Все краденое. Нет у его отца никакого магазина. Да и отца тоже нет, наверное.

— И у нас нет.

— Есть!

— Не замечала.

— Скоро мы с ним встретимся. На летних каникулах.

— На неделю, ага.

— Ну и?

— Я не собираюсь ехать. Плевать мне на него.

— Не плевать, я знаю.

— Ему же плевать на нас!

— Он подарит нам кучу всего…

— Вот именно. Наверное, думает, что нас можно купить.

— Он наш отец.

— Тихо! Спи! — кажется, я разозлилась.

— Что такое?

— Больше не хочу о нем слышать, понятно?

— Ладно, больше трепаться не будем. Спи!

Я знала, что теперь будет: как только я усну, начнутся сны. Такие сны, которых мне совсем не хочется.

Если у меня будут дети, я их никогда не брошу. Даже если у меня появится новая любовь, детей я не забуду. Ни за что! Хотя у меня не будет детей. И вообще, становиться взрослым — такая засада. Если б только можно было гонять и гонять на велике. Или завести «ХД» и гонять на нем. И ни о чем не думать. Вот бы отказаться расти.

А потом мне приснился тот сон, который снится каждый раз, стоит подумать о папе: мы вместе идем по улице, у него хорошее настроение, у меня тоже. Но он прибавляет шагу и идет все быстрее и быстрее. Наконец, мне приходится бежать, но я все равно не успеваю. Я кричу и прошу подождать, но он только смеется и отвечает, чтобы я поспешила. И я спешу, и, наконец, бегу со всех ног, но папа все равно далеко впереди. Потом он скрывается за углом, и, когда я поворачиваю, его нет, и я не знаю, куда мне идти. Я стою одна, мимо проходят люди и смотрят на меня. И тогда я замечаю, что я в чужом городе, не узнаю дома и людей. Они что-то говорят, может быть, спрашивают, почему я стою там. Я не понимаю их язык и не могу ответить, поэтому снова бегу. Мне не хватает дыхания, хочется упасть на землю и заплакать.

Когда я просыпаюсь, подушка мокрая. Иногда и в постели мокро. Ужасно стыдно. Мама ничего не говорит, но матрас обернула целлофаном. И это тоже позор. Когда поворачиваюсь, он шуршит, и я обо всем вспоминаю.

Этой ночью я проснулась и успела в туалет.

И увидела, что там лежит мама — то есть, в ванне. Она зажгла стеариновые свечи и слушала плеер на большой громкости. Рэгги, любимая мамина музыка.

— Привет, — сказала я. — Купаешься?

Кажется, она кивнула мне — а может, просто в такт музыке.

— Можно, я пописаю?

Она открыла глаза и сняла наушники.

— Как хорошо, что ты успела.

Справившись, я не стала сразу уходить. Наша ванная выглядела необычно. Как зал вечеринки, с музыкой и светом. Правда, я боялась, что она уснет и — вдруг утонет. Такое же случается во сне? Ведь можно и не проснуться. Даже если нос и рот окажутся под водой. Если ты очень устал. Как мама, например.

— Наверное, и мне пора в постель, — сказала она и встала.

Я немного застеснялась, она ведь была совсем голая. Странно было бы, конечно, если бы она купалась в одежде, но все равно, не очень-то хочется смотреть на мамину грудь и то, что там, пониже. В детстве, конечно, казалось, что кустик под животом — это смешно, но потом, когда чувствуешь, что становишься такой же, с кустиком и прочим, не очень-то приятно смотреть на голую маму. Сразу вспоминаешь, что происходит с тобой. Хотя тебя и не спрашивают, хочешь ли ты себе две булки и кустик посередине. А если булок нет, то тебя за это дразнят. Все самое важное всегда решают за тебя и не спрашивают. Так что я отвернулась, пока мама оборачивалась полотенцем. Я ужасно боялась, что она снова начнет эти занудные разговоры про месячные. Что в какой-то момент это случится и не надо бояться. Это совершенно естественно! И гораздо хуже, когда этого нет! Просто надо попросить маму купить прокладок. Так говорила тетка из психологической службы для подростков, когда пришла в наш класс. Или можно попросить тампоны, если больше нравится. «Свобода в коробочке», как они называются. Я и слышать не хочу про это безобразие — истекать кровью, пока тебе не стукнет пятьдесят! Не понимаю, как это можно пережить.

— Ты скучаешь по папе? — спросила я.

Она вздохнула.

— Хотела бы ответить «нет». Но ответ — да. Да, скучаю.

— Может, ему надоест та, другая? — попробовала я утешить ее.

— Лучше бы он ей надоел. Чтобы узнал, каково это, когда тебя бросают.

— И чтобы он пришел и плакал, и просился обратно?

— И тогда бы я ответила… НЕТ!

— Почему? Ты же по нему скучаешь?

— Если человек тебя предал, то нельзя просто…

— И я бы сказала «нет». Нет. Нет! НЕТ!

Она засмеялась, выключила плеер, вытащила пробку в ванне, задула свечи.

Потом мы легли спать. В разные кровати. В разных комнатах. Хотя в тот вечер мне хотелось забраться к ней. Но просить об этом — слишком по-детски.

Я долго лежала и слушала, как вода вытекает из ванны. Звук свободы. Если бы можно было стать пенной водой в ванне! Хлынуть по трубе в… Ну, в очистные сооружения, конечно, не хочется. Лучше прямо в море. А в море в эту минуту пусть купается папа. Потому что он любит плавать. Если я правильно помню. В нашем фотоальбоме есть снимок. Папа купается вместе с двумя детьми. Мальчик умеет плавать, а у девочки розовый плавательный круг. «Янис, 5 лет, Зак, 7 лет», — написано под фотографией. И папа улыбается и смеется, и можно подумать, что он ни за что в жизни не уедет и не оставит этих детей, потому что это его дети.

Снимков, на которых он собирает вещи и уезжает, у нас нет. Как и снимков того, как он ссорится с мамой, закрыв дверь в комнату, где спят его дети, о которых он скоро забудет.

Кроме одной недели летом, когда он вдруг о нас вспоминает.