Ябеда

Я рад, мой друг, что мы с тобою здесь столкнулись.

Да вы, сударь, зачем в дом этот завернулись?

Неужли за грехи какая вас напасть

Иль тяжба, Бог храни, втащила в эту пасть?

Так именно: процесс на шею навязался;

Я от него уйти хоть всячески старался,

Мирился, уступал, но потерял весь труд.

И так уездный уж и верхний земский суд

Прошед, где моему не льстили супостату,

Вступило дело к вам в Гражданскую палату.

Боюсь я, чтоб оно не оступилось здесь.

Да с кем же вы, сударь, имеете процесс?

Сосед мой Праволов не весть с чего вцепился…

Кто? Праволов?

Да, он. Чему ж ты удивился?

Дивлюся, право я, как с умной головой

Могли связаться вы с такой, сударь, чумой?

Сутяга хитрый он, однако ж не опасен.

Кто? Он?

Уж в двух судах был труд его напрасен.

Не знаете, сударь, сего вы молодца.

Другого в свете нет такого удальца.

Напрасен в двух судах! Да там лишь разбирают,

А ведь в Гражданской вдруг решат и исполняют.

Что за беда ему, что в тех его винят;

Лишь только для него в Палате был бы лад,

То он получит вдруг и право и именье.

Вас с Праволовым в суд? Какое дерзновенье!

Да чем же страшен так он мне? Прошу сказать.

Я, в армии служа, не мог соседей знать.

По замирении я в отпуск отпросился;

Лишь в дом – он на меня с процессом и взвалился,

И тут-то я узнал уж не от одного,

Что он злой ябедник, да только и всего.

Да только и всего! Так этого и мало?

Вы добрый человек, мне жаль, сударь, вас стало!

Покойный ваш отец мне благодетель был, —

Я милостей его отнюдь не позабыл:

Я помню, что его хлеб-соль едал довольно.

В сетях сих видеть вас мне, право, очень больно.

Коль нужен в чем, готов для ваших я услуг.

Чувствительно тебя благодарю, мой друг!

Я должен искренно теперь тебе признаться,

Что я не знаю, как за дело мне приняться.

Во-первых, мне скажи: чем так соперник мой

Мне страшен?

Господи! что за вопрос такой!

Он ябедник: вот всё уж этим вам сказали.

Но чтоб его, сударь, получше вы узнали,

То я здесь коротко его вам очерчу:

В делах, сударь, ему сам черт не по плечу.

В Гражданской уж давно веду я протоколы,

Так видны все его тут шашни и крамолы,

Которы, зеркалу судебной правоты

Представ, невинности явили в нем черты.

А сверх того еще, глас Божий – глас народа,

Подлоги, грабежи, разбои разна рода,

Фальшивы рядные, уступки, векселя.

Там отмежевана вдруг выросла земля,

Тут верхни мельницы все нижни потопили;

Там двести десятин два борова изрыли,

Здесь выморочных сел наследничек воскрес;

Там, на гумне, его дремучий срублен лес;

На брата иск за брань и за бесчестье взносит,

А пожилых с того и за умерших просит;

Там люди пойманы его на воровстве,

Окраденным купцам сыскалися в родстве

И брали то, что им лишь по наследству должно.

Но всех его проказ пересказать не можно:

Довольно и того, что вам слегка сказал.

Притом как знает он всех стряпчих наповал!

Как регламе́нт нагнуть, как вывернуть указы!

Как все подьячески он ведает пролазы!

Как забежать к судье, с которого крыльца,

Кому бумажек пук, кому пуд сребреца,

Шестерку проиграть, четверку где иль тройку,

Как залучить кого в пирушку, на попойку;

И, словом, дивное он знает ремесло

Неправду мрачную так чистить, как стекло.

Так вам возможно ли с сим молодцом тягаться?

И подлинно, его мне должно опасаться.

Но дело ведь мое так право, ясно так!..

Как солнце ясно будь, то будет аки мрак.

Но на судей ужли не можно положиться?

Хозяин здешний?..

Ах! Боюсь проговориться,

Но вы не скажете, не слышит нас никто.

Извольте ж про себя, сударь, вы ведать то,

Что дому господин, гражданский председатель,

Есть сущей истины Иуда и предатель,

Что и ошибкой он дел прямо не вершил,

Что с кривды пошлиной карманы начинил,

Что он законами лишь беззаконье удит

И без наличного дово́да дел не судит.

Однако хоть и сам всей пятерней берет,

Но вящую его супруга дань дерет:

Съестное, питьецо – пред нею нет чужаго,

И только что твердит: даянье всяко благо.

Вот на! Возможно ль быть? А члены?

Всё одно:

У них всё на один салтык заведено.

Один член вечно пьян, и протрезвленья нету, —

Так тут какому быть уж путному совету?

Товарищ же его до травли русаков

Охотник страстный: с ним со сворой добрых псов

И сшедшую с небес доехать правду можно.

А заседатели?

Когда сказать не ложно,

В одном из них души хотя немножко знать;

Так что ж? Лих та беда, что не горазд читать,

Писать и поготовь, а на словах заика;

И так, хотя б и рад, помеха лих велика;

Другой себя к игре так страстно пристрастил,

Что душу бы свою на карту посадил.

В суде по чермному с ним фараон гуляет,

И у журналов он углы лишь загибает.

А прокурор? Ужли и он…

О! прокурор,

Чтоб в рифму мне сказать, существеннейший вор.

Вот прямо в точности всевидящее око:

Где плохо что лежит, там зетит он далеко.

Не цапнет лишь того, чего не досягнет.

За праведный донос, за ложный он берет,

Щечит за пропуск дел, за голос, предложенья,

За нерешение решимого сомненья,

За поздний в суд приход, за пропущенный срок,

И даже он дерет с колодников оброк.

А о секретаре?..

Дурак, кто слово тратит.

Хоть гол будь, как ладонь, он что-нибудь да схватит.

Указы знает все, как пальцев пять своих.

Экстрактец сочинить без точек, запятых,

Подчистить протокол, иль лист прибавить смело,

Иль стибрить документ – его всё это дело;

И с Праволовым он запазушны друзья.

Он вам накаверзит, весьма уверен я.

И дельцо, знать, к себе он прибрал по секрету,

По крайности его в моем повытье нету.

Изрядно мне ты эту шайку описал!

Какая сволочь!

Я вам истину сказал,

Но Бога ради…

Будь, пожалуй, будь спокоен.

Но чем же мне начать? Я, право, так расстроен…

Из слов, сударь, моих могли вы то понять,

Что нечем тут начать, как тем, что дать и дать.

Изволь тебе, мой друг! Так, как знакомцу древню…

Никак: благодарю. Давно бы я деревню

Купил, когда б так брал, как многие берут,

Впредь до решенья дел, за предлежащий труд.

Таких неправедных нажитков я чуждаюсь;

С женой, с детьми трудом и правдою питаюсь.

А если правое чье дело верх берет

И правый мне за труд в признательность дает,

То, признаюсь, беру. Мне совесть не пеняет:

Я принимаю дар, бездельник вынуждает.

И не из прибыли я вам служить хотел,

Я уж сказал, сударь, я вашу хлеб-соль ел.

Ну, как же ты, мой друг, совет мне предлагаешь,

Которого ты сам исполнить не желаешь?

Ты бедный человек, имеешь малый чин,

Породы ты простой, не князь, не дворянин;

Ты дому моему уже служил довольно,

Но ты не взял, что я хотел дать добровольно.

А мне советуешь, чтоб я пошел дарить, —

Кого ж? Мне равного! Как может это быть!

И как мне сметь его унизить, уничтожить!

Не должно это вас, поверьте мне, тревожить.

До рода, до чинов какая нужда тут?

Давайте тем, сударь, которые берут.

А чтоб предохранить их от уничтоженья,

То придержитеся вы только умноженья:

Чтоб чина пред другим вам не уничтожать,

То по чинам лишь им извольте прибавлять.

Но оставляя их, о мне бы что сказали,

Когда б меня одни лишь деньги оправдали?

Не вправе ли тогда б и мой соперник был

Сказать, что в кошельке я совесть задушил?

Пусть врал бы он тогда, что на язык попало,

Не переделалось тем дело бы нимало.

И вы б сказать могли, что право в деле сем

Вы были подкрепить должны не только тем,

Что требовал закон, но и закона руки.

Нет, нет, не сроден я на эдакие штуки.

Пускай подарками мой враг марает руки.

Я мыслю, что мою тем правость помрачу,

Когда я за нее монетой заплачу.

Вы слишком песенку поете нам высоку,

А на Руси твердят: не всяко лыко в строку.

Но я всё правдою привык, мой друг, строчить,

Имений могут всех они меня лишить,

Но не принудят ввек на подлость и пронырства.

Что ж, вам от этого прибудет богатырства?

Честь.

Честь, сударь, не в честь, как нечего с ней есть!

Но надобно же вам подумать как ни есть…

Я думаю, я прав.

И неужель стоите

Упрямо в том?..

Стою.

И им вы не дадите?

Ни шелега не дам.

Однако истец ваш,

Я думаю, прислал тяжелый свой багаж

И под фортецию суда подкоп уж роет.

Пусть.

Ну, а как он залп из кошелька откроет,

То праву вашему на воздухе гулять.

Ну что ж? Хоть здесь они изволят сплутовать,

То я наместнику на них подам прошенье.

О Боже! положи устам моим храненье!

Но хоть подумайте – и это, ей, не вздор, —

Что исполняется палатской приговор

И что ощиплют вас, как коршуны синицу,

А с апелляцией уж голый дуй в столицу.

Нет, права моего ничто не помрачит.

Я не боюсь: закон подпора мне и щит.

Ах, добрый господин! Ей-ей, законы святы,

Но исполнители – лихие супостаты.

Закон желает нам прямого всем добра,

Но мы хотя и все из одного ребра,

Но не равно мы все к добру расположенны.

В Зерцало взглянь судов: Петра черты священны

Безмездно там велят по истине судить,

Божествен суд таков! Да где судей найтить?

Закон старается вселить в нас души новы,

Навычки умягчить развратны и суровы,

Ко бескорыстию желание вперить

И с правдою судей сколь можно примирить,

Наградою их льстит и казнью угрожает,

Но против ябеды ничто не помогает.

Ее-то бойтесь вы, сударь, а то роса,

Покуда солнышко взойдет, пробьет глаза,

И чтоб насущного вам хлеба не лишиться,

То должны с ябедой как ни на есть сойтиться.

Всё так, мой друг, но я из правил уж моих

Ни для каких причин не выйду ни на миг.

И я решился раз; что скажешь, всё пустое.

Но…

Перестань, прошу. Да это что такое?

Судейской красный стол, мой друг, я вижу здесь!

Не знаю, как сказать: иль ангел, или бес,

Вняв челобитчиков умильному моленью,

Присутственны места все предал всесожженью;

А как домов таких нельзя здесь вдруг найтить,

Где выгодно суды могли бы поместить,

То председатель наш в свой дом вместил палату,

С казны себе за то приобретая плату.

Так мы нечаянно в святыню забрели?

Но святость, знать, в ней спит, а день уж на земли.

Дивлюсь: для праздника хозяйска именинна

И для сговора…

Чей сговор?

У них едина

Лишь дочь. Я слышал вскользь, – таят,

Да за кого?

Не знаю истинно. Да вам что до того?

Как что? Но на тебя могу ль я положиться?

Я предан вам, сударь! Нет нужды и божиться,

Уж после всех тех тайн, что вам…

Так знай, мой друг,

Что страстью нежною пылает к ней мой дух.

В Москве у тетки, где она и воспиталась,

Увиделся я с ней, – она мне показалась;

Влюбился, был ей мил. Но сколько ни влюблен,

Я на войну спешить был честью принужден.

Простились горестно. Она мне поклялася

Любить меня по смерть. Потом война зажглася.

Я дрался, отличен; и сведал наконец,

Что в город сей велел ее привезть отец.

Спешил сюда, – в дому процессом задержался;

Приехал, к ней иду, с тобою повстречался,

И слышу, – Боже мой! Но может ли то быть?

Возможно ль клятву ей так скоро позабыть?

Да за кого?

Таят, сударь, к чему-то.

Да вот ее идет служанка к нам.

Анюта!

Ах! как я рад тебе!..

И я вам. Да отколь

Принес вас Бог?

Постой, и прежде мне позволь

Спросить – правдив ли слух по городу несется,

Что барышня твоя уж замуж отдается?

Что отдается, в том, наверное, вам лгут,

Но то не солгано, сударь, что отдают.

Скажи мне искренно, скажи все, что ты знаешь;

Или и ты меня в печали оставляешь?

Хоть словом успокой, Анютушка! меня.

Нет, я всегда, сударь, желала вам добра,

Но вспомнить бы о нас давно, давно пора.

Как в воду канули; где сгибли вы, пропали?

По этот день, сударь, ведь вовсе мы не знали.

Как, вы ведь знаете, что я был на войне.

Но средь опасностей и между пуль, в огне

Любезный образ той, котору обожаю,

Преследовал меня; я к ней писал, и чаю,

Сто писем, но представь, от ней ни на одно

Мне ни полстрочкою ответа не дано.

Я был в отчаяньи, в отчаяньи и ныне.

Анюта, пожалей ты о моей судьбине:

Хоть словом услади жестокости ея.

Да что мне вам сказать?

Скажи, любим ли я?

Хотя и не совсем, сударь, вы правы сами,

Но правды потаить я не хочу пред вами.

Вас любят, но беда, что принуждают нас

Женою быть того, кто не похож на вас…

Вот это плод, сударь, походов да сражений,

А больше не могу я дать вам объяснений.

За перву весть тебя я рад поцеловать,

И сердце несколько уж стало отдыхать.

Пожалуйста, поди, скажи ты ей, Анюта.

Да вот она сама.

Счастливая минута!

Я вижу вас опять, с восторгом вижу вас.

Ах, да откуда вы?

Я в город лишь сейчас

Приехал, и мое желание сердечно…

Вы позабыли нас!

Ах, нет! Я помнил вечно

И вечно и в уме и в сердце вас носил,

Но вам я?..

Признаюсь, ты мне всегда был мил.

Ах! что сказала я?

Что вдруг все те печали,

Которые мой дух доселе отягчали,

Разбило и меня в миг драгоценный сей

Счастливейшим из всех соделало людей.

Где был ты долго так? Ах, друг мой! ты не знаешь

Несчастья нашего, всего, что ты теряешь.

Ах, нет! Уж я узнал, что нежну нашу страсть

Стремится разорвать родительская власть,

Но льщусь надеждою, когда они узнают,

Что горесть вам одну лишь тем приготовляют,

То переменят мысль и отдадут тому,

Кого вы избрали по сердцу своему.

Желаю, чтобы ты тем не напрасно льстился

Открыться им во всем теперь же я решился.

О деле разговор подаст к тому мне след.

Но кто счастливой тот?

Вот батюшка идет.

Позвольте вам, сударь, отдать мое почтенье.

Я Прямиков. Процесс мой к вам на рассмотренье

Вступил. Я в правости на ваш надеюсь суд.

А! Знаю…

А ты что, чего зеваешь тут?..

Поди в уборную: ты видишь, челобитчик.

Осмелюсь вам сказать…

А! господин повытчик!

С днем ангела, сударь, я поздравляю вас,

Желаю новых благ на всякий день и час.

Благодарю, дружок!

Я смелость принимаю…

О деле вам моем…

Да я сказал, что знаю.

Надолго ль в город к нам?

То должно вам решить.

Мы рады гостю.

И… без тяжбы здесь прожить

Я несколько хотел. Позвольте мне о деле…

Рассмотрим мы его на этой же неделе.

Но я хотел, сударь, вам прежде изъяснить…

Напрасно вы себя изволите трудить:

Мы дело на письме увидеть можем ясно,

И предуведомлять хотите вы напрасно.

Однако я прошу…

Вам не о чем просить:

Мы по законам все должны дела вершить.

Без просьбы оправдим, коль право ваше свято,

А сколько ни просить, коль дело плоховато…

Не о потачке я упрашивать хотел,

Бесчестьем вам и мне такую б просьбу счел.

Но дело в сторону; я к вам имею ну́жду,

Процесса всякого и всякой тяжбы чужду,

Важнейшую всего на свете для меня.

Простите мне, что вам откроюсь прямо я.

Вам дом известен мой, порода и поместья:

Я льщусь, сударь, что вам не сделаю бесчестья

И искренность моих поступков докажу,

Когда вам как отцу признательно скажу,

Что вашей дочери прелестной красотою

Пленен смертельно я, что счастливой судьбою

Почту я сыном вам, а ей супругом быть.

Дочь! Как? Где вы ее успели полюбить?

В столице, как она у тетушки бывала,

Имел я счастие…

И тетка это знала?

Я страсти перед ней не думал и скрывать.

Она с ума сошла! Да как же так спущать?

Мне странно: неужель я этим вас обижу?

Никак, но в первый раз я вас сегодня вижу,

Она же молода; у ней же есть и мать.

Прошу за честь сию спасибо вас принять,

Однако же нельзя так скоро нам решиться.

Я только лишь хотел об этом изъясниться,

Узнать, могу ль себя я хоть надеждой льстить?

На сей седмице вас потщимся мы решить.

Так вы даете мне надежду, что я буду?..

Надейтесь, вашего я дела не забуду.

Я с восхищеньем вас, сударь, благодарю.

Добро; явитеся лишь вы к секретарю.

Зачем к секретарю?

Он силу в деле знает.

Да, ба! Повытчик тут с делами ожидает,

Мне резолюцию на них потребно дать.

Позволите ль мне честь к вам и вперед бывать?

Добро пожаловать. Я ваш слуга покорный.

Вот на! Какой востряк! о, да какой проворный!

Лишь только на порог – и к дочке уж успел!

Да как сестра моя?.. Кто ей на шею сел?

Знать, что волочутся, и не сказать ни слова!

Да может быть, сударь, что женишка такого

Хотела приласкать. Ведь с тысячью-то душ

Красавец эдакой хоть бы кому так муж.

Чин подполковничий, через четыре года

Полк тысячный, а Бог коли не даст похода,

То с сих двух тысяч душ! – Позвольте мне сказать,

Преданнейшу слуге, чем он и вам не зять!

Вот эти молодцы всё ветер лишь гоняют,

И родовых наследств беречь они не знают,

А что и говорить о благонажитых!

Кто первый захотел, тот и ощиплет их.

Не знают, что за зверь экстракт и протоколы,

Лишь только разными языки и глаголы

С своими ж русскими на площади, везде

Лепечут, а язык прильпе их на суде.

Ты знаешь, нажил я ведь лишь трудом да потом,

Ну так не жаль ли, брат! как в прах пойдет всё мотом?

Такого зятя я хочу себе найтить,

Который бы умел к нажитому нажить.

Да у меня и есть уж некто на примете.

Три дела тут, сударь, которы, по помете,

Уж более трех лет не решены лежат:

Пора бы кончить их…

Да кто же виноват?

Лежат! – вот на! затем, что николи не ходят

Просители ко мне.

Да, чай, они и бродят

Под окнами, сударь, но чтоб сюда прийтить,

Так не с чем им.

Так что ж? За ними мне ходить

Прикажешь?

Нет, сударь, но я за них таскаюсь,

Их прав иск: я нашел…

Так я и не мешаюсь,

Когда ты что нашел; находка пред тобой.

Да вот у этого последнею землей

Грабительски его соседи завладели

И дом его сожгли.

Хозяина, знать, грели.

А бедных сих дворян в подушный всех оклад

Помещик записал.

Я был бы очень рад,

Когда б в крестьянску чернь, чтоб носа не взносили,

Всех мелкотравчатых дворян перекрестили.

А этот, наконец, за поземельный спор,

Обманом заведен к помещику на двор,

Обруган там, прибит; домой чуть дотащился

И в три дни отдал дух.

Знать, дурно он лечился.

Ну! вот и приговор!

Да что ж хоть первым двум?..

Да дела не могу решить я наобум:

Кто прав, кто виноват, мне это видеть должно.

Из дела…

Ничего увидеть невозможно.

Но внятно говорит тут письменный дово́д.

Потребен – слышишь ли? – изустный перевод.

Но дело на письме гласит довольно ясно.

Но дело на письме, хоть бей об стол, безгласно.

Да полно пустошью мне голову ломать,

Поди: к обедне мне пора уж поспешать.

Хоть взгляньте…

Ах! поди, не говори мне боле.

При белом их, сударь, принес я протоколе,

Лишь подписать.

Поди.

Для ангела!

Поди!

Для праздника!

Поди, поди и пропади!

Тьфу! Бешеный какой! чуть к горлу не придрался,

И с челобитчиком скорея б развязался!

«Лишь только подписать, готов и протокол!»

Нет, друг мой! да и я ведь также не осел.

Когда всё наголо подписывать я буду,

То скоро работа́ть и челюстьми забуду.

Перо, и то в себя черчилы ведь берет:

Так мне ли одному сидеть разиня рот

И, видя под носом летящих куропаток,

Из сотни не схватить одну или десяток?

Прост был бы я и впрямь!

Вот, милый муженек!

К нам Праволов прислал Наумыча.

Дружок!

Здорово. Господин каков твой?

Вас проздравить

Велел с днем ангела, и сим…

Изволь поставить.

Поклон вам отдает.

Благодари его;

Но много так на что?

И, сударь ничего!

Но, право, совестно.

Домашне всё ведь это.

А нам бы всё платить наличною монетой.

Неуж, сударыня?

Но будет ли он к нам

На дружеский обед?

Когда угодно вам.

Пожалуй, попроси.

Мы будем дорогого

Ждать гостя.

Я скажу. О деле я два слова

Хотел промолвить вам. Соперник прибыл наш.

Он был уж у меня.

В бутылках «Эрмитаж».

Но я его оттер. О деле он рассказы

Занес было, но я замял речь.

Тут колбасы.

И с рук сжил.

Сколько ж вам мой господин, сударь,

Обязан!

На роброн атлас.

Какой хабар!

Но как он намекнул, то дело плоховато!

Всё ложно.

На кафтан тут бархатец косматый.

И вы словам, сударь, не верьте.

Ну, добро;

Посмотрим.

Фуро.

На деле мы, сударь, доказываем ясно.

Добро, добро.

За нас словцо – шампанско красно.

Ужо посмотрим.

Да, мой милый, посмотри:

Одной провизии не съесть недели в три.

Ба, ба! что вижу впрямь! да это двор гостиной!

Изволите шутить.

Обернуто холстиной?

Швейцарской сыр…

Так мы надеемся на вас?

Ну, кланяйся; добро.

Обед наш ровно в час.

Наверно будет.

Ну, спасиба!

Ну, спасиба.

Спасиба!

Там в сенях в кульке прове́сна рыба.

Какой же умница Наумыч!

Не дурак!

И Праволов какой досужий.

Не простяк!

Как любит он наш дом и как не оставляет!

Зато и делать уж чего не заставляет!

Вот друг, каких теперь в диковинку сыскать!

Всё знает наперед, что думаешь сказать;

Все памятует дни: крестины, именины,

Родины…

Плохо лишь он помнит день кончины!

Им живы, кормит нас, и дом наш, и весь скот;

И, словом, им живем без нужды, без хлопот,

Но до хлопот, смотри, чтоб с ним нам не добиться,

Уж стал он несколько тяжел мне становиться:

Я слышу, на него отвсюду вопиют.

Лишь утушим одно, другое дело в суд;

И сделал для него уж я таких премного,

Из коих и одно б могло, судить коль строго,

Во уголовный суд меня препроводить,

Чтоб лакомством его оскомы не набить!

Пустое: ты дела ведь все вершишь гладенько.

Что черно, как ни гладь, а будет всё черненько.

Пустое: мы ль одни? Всех не переведут.

А как по жеребью придет отведать тут?..

Пустое: знать, с утра ты левой встал ногою,

Что голову набил такою чепухою.

Ты только посмотри, как оборотлив он:

В столице у него, ты знаешь, есть патрон,

И сверх того еще приятелей имеет.

Куда ни кинется, везде уж он поспеет.

Так ты, пожалуйста, пустого не страшись

И на него в делах его ты положись.

Что делать!

Ах, на ум теперь пришло мне кстати:

На Прямикова иск в Гражданской ведь палате.

Так точно.

Он о нем давно мне говорил.

А мне не так давно.

Как он со мной судил,

То с стороны его казалось дело свято.

А я скажу тебе, что очень плоховато;