Ячейка

1 Собрание

У высокого крыльца нардома секретарь комсомольской ячейки Гришка Левтеев, выжимая из «тальянки» всю душу, наяривает «Камаринскую». Его брат Митька, по прозвищу Тюмень, трамбует снег тяжелыми резиновыми галошами, надетыми на пимы для форсу, и громко выводит:

Подошел учитель Чистяков Валентин Данилович. Не вынимая рук из карманов отороченного серой мерлушкой черного полушубка, молча слушает ребят. А потом просительно:

— Комсомольцы и приглашенный актив бедноты, заходите в нардом, пора начать комсомольское открытое собрание.

Все гурьбой полезли в избу.

В нардоме тепло и светло. На видном месте у стены сели приглашенные ветераны гражданской войны Евстаха Лесников, Нестор Федотович, Насонов Иван. Они пришли на собрание, подчеркнув этим свое уважение к созданной на селе комсомольской ячейке.

Костя сел рядом с Чистяковым за столом президиума и ведет регистрацию прибывших.

Палька, глядя на них, весело комментирует:

— Валентин у нас, что те трефовый король, а Костя бубенный.

Чистяков откликается:

— Пелагея, мы еще жидковатые валеты, а ты сразу — короли!

Когда смех в избе стих, он начал говорить о затруднениях с хлебом в стране. О необходимости перевода отсталого сельского хозяйства единоличного крестьянства на социалистические рельсы, о коллективизации.

Для всех нас это казалось чем-то неведомым, недоступным.

— А как будем объединять в коллективы, добровольно или?.. — спросил Костя и замялся, не находя слов: «А как еще может быть?»

Иван Насонов пробасил:

— Договаривай, чего испугался. Нажиму боишься? А в этом деле без нажиму не обойтись!

— Я думаю, и без принуждения, крестьянин сам поймет выгоду коллективного труда, — вставил Чистяков. — Ленин говорил: «Чтобы крестьянин на собственном опыте убедился в преимуществе коллективной формы, без принуждения».

Но Евстаха Лесников поддержал своего друга:

— А где у нас этот опыт? Пока мы его иметь будем много воды утечет. А в районе о сплошной коллективизации поговаривают.

— Вон от соседних сел к коммуне Ленина лучшие пашни отрезали, чтобы мужик в коммуну шел, — продолжает басить Иван. — И нам надо так же всем селом в коммуну и больше делать, чем языком чесать. Слово-то хорошо, но узда надежнее.

Увидев, что тянет руку первый бездельник и выпивоха Ванька Шин, Палька ехидно подначивает его:

— Что, Шин, видать, тоже в коммуну лыжи навострил?

— Я, конечно, за коммунию, там, говорят, обеды общие, за так дают. И одежда бесплатная.

Серьезный Лесников встал, взмахнул рукой, мол тихо, и говорит:

— Вот я всю гражданскую штыком и шашкой торил дорогу к социализму. Казалось, все просто. А до дела дошло — задумался, По-честному скажу, что не знаю, Ваньку ли слушать и собирать мужиков силком в коммуну, или Чистякова, чтобы все было по-добровольному. Наших-то чалдонов нелегко оторвать от дедовской пуповины. Это же надо понять.

— А что тут понимать, — отвечает Нестор Федотович.

— Вон Насонов об узде говорит, А где узда, там кнут.

— Дай Ваньке волю, он захочет боле! — крикнул кто-то из задних рядов под одобрительный смех ячейки.

— На словах-то мы все за демократию, а как до дела дойдет, за кнут и беремся, — режет свое Насонов.

Долго шел спор. Надо было все взвесить, обдумать. Ведь шли нетореной дорожкой в новую, еще никем не ведомую жизнь.

За полночь единогласно приняли предложение докладчика:

1. Одобрить линию партии на коллективизацию,

2. Всем комсомольцам вступить в колхоз «Бугорки» и заразить молодым энтузиазмом всех членов артели,

3. Рекомендовать в правление колхоза: секретаря ячейки Гришку Левтеева и его зама по ячейке и сельсовету Саньку Камчугова.