Ядвига и Тамариск

Хозяйка вошла в комнату первая, а вслед за ней с чемоданом в руке вошёл Роберт.

В комнате стояли шкаф, стол и тахта. Был ещё рукомойник с зеркалом над ним.

— Для творческого работника — идеальная обстановка, — сказала хозяйка.

Роберт согласился.

— В соседней комнате живёт ещё один молодой человек, — продолжала хозяйка. — Он композитор. Между прочим, ваш земляк.

— Замечательно, — сказал Роберт.

— Вам очень помогло письмо Манаджарова, — сказала хозяйка. — Манаджаров о вас хорошо отзывался.

Роберт смутился.

— А вы значит, архитектор?

— Архитектор. Я хочу участвовать в конкурсе.

— Какой конкурс? — поинтересовалась хозяйка.

— На лучший проект Дворца пионеров.

— Вон что, — сказала хозяйка с уважением. — Это серьёзное дело.

— Ещё бы, — вздохнул Роберт.

— Вы не думайте, что композитор барабанит на рояле, — успокоила его хозяйка. — У него совсем другой метод, он мне объяснил. Он сразу пишет на нотной бумаге.

— Это признак очень высокой квалификации, — сказал Роберт.

Хозяйка согласилась с ним.

— Ну, не буду вам мешать. — Она направилась к двери. — Отдыхайте.

В зеркале Роберт увидел знакомое лицо. Чёрные волнистые кудри, живой взгляд небольших каштанового цвета глаз, немного пухлые щёки и губы.

В дверь постучали.

— Прошу, пожалуйста, — пригласил Роберт.

В комнату вошёл молодой человек. Внешность у него была приятная. Слегка редеющие волосы разделял боковой пробор. Нос был немного великоват, но внушал симпатию.

— Я подумал, — сказал молодой человек, — что нельзя же нам жить рядом и не быть знакомыми.

— Очень было бы глупо, — сказал Роберт.

— А как же вас зовут? — спросил гость.

— Роберт. А вас?

— Георгий. Вы друг Манаджарова?

Роберт удивился.

— Вы знаете Манаджарова?

— Нет, — сказал Георгий, — хотя мы все земляки. Хозяйка рассказывала. Так вы архитектор?

— Архитектор. А вы композитор?

— Композитор. Это вам хозяйка сказала?

— Да, она, — улыбнулся Роберт. — Сказала, что вы хотите здесь трудиться.

— Очень хочу, — сказал Георгий. — Много надо сделать.

— Да, надо работать, — сказал Роберт.

— Ну сегодня вы, конечно, ещё не начнёте? — спросил Георгий.

— С дороги, конечно, не получится, — согласился Роберт.

— Тогда, может быть, пройдёмся по городу? — предложил Георгий. — Вам надо бы на него взглянуть.

— Очень хорошая мысль, — сказал Роберт.

Город Роберту понравился. Улочки, разбегавшиеся вверх, вниз, вкривь и вкось, сообщали ему уют и своеобразие. Море было торжественно и спокойно. Стояла осень, курортный сезон, строго говоря, закончился, но погода была тёплая, мягкая, отдыхающих было много, и Роберт подивился тому, как людно на набережной.

— Ну как? — спросил Георгий.

— Очень мило, — сказал Роберт. — Хотя новостройки могли быть и получше.

— Они немножко на одно лицо? — спросил Георгий осторожно.

— И это есть, — кивнул Роберт, — но главное, они неудачно привязаны к местности.

— Ах вот в чём дело. — Георгий нахмурился.

— Построить санаторий или ресторан — это полдела, — пояснил Роберт свою мысль. — Очень важно, чтобы здание вписывалось в пейзаж, помогало бы увидеть его с новой стороны.

— Это было бы здорово, — вздохнул Георгий.

— Город даёт к тому много возможностей, — сказал Роберт. — Дали бы мне его в руки, я бы его преобразил.

— У вас так много замыслов? — спросил Георгий с уважением.

— Замыслов очень много, — подтвердил Роберт.

— А здесь будете делать проект?

— Да, на конкурс. Дворец пионеров.

— Это ответственное дело, — сказал Георгий.

— Ещё бы, — сказал Роберт озабоченно.

Они шли по набережной и разглядывали гуляющих. Навстречу прошла молоденькая женщина в фиолетовом плаще.

— Ничего, а? — спросил Георгий.

— Ничего, — согласился Роберт, — но их надо избегать.

— Вы совершенно правы, — сказал Георгий с жаром. — Я это сразу решил.

— Женщины страшно отвлекают, — сказал Роберт.

— Особенно в курортной обстановке, — сказал Георгий. — Они ведь не знают, что мы сюда не развлекаться приехали.

— Откуда им знать! — Роберт усмехнулся. — Думают, мы вроде них, баклуши бьём.

— Скажи им, что я приехал сюда писать симфонию, они расхохочутся. — Георгий покачал головой.

— Да уж, — сказал Роберт, — для них это китайская грамота. А вы симфонию будете писать?

— Почти уже нашёл главную тему, — сказал Георгий.

— Уже нашли? — восхитился Роберт.

— Почти нашёл, — сказал Георгий. — Ещё сам не верю. Главная тема — это пятьдесят процентов успеха.

— Уж не меньше, — кивнул Роберт.

— Видите этот ресторанчик? — спросил Георгий. — Очень милый.

— Фасад решён неизобретательно, — сказал Роберт.

— Зато внутри очень уютно, — заверил его Георгий. — Зайдём?

— Давайте говорить друг другу «ты», — предложил Георгий.

— Я и сам хотел внести предложение, — обрадовался Роберт.

— Тогда будь здоров, — сказал Георгий.

— И ты будь здоров, — пожелал ему Роберт.

Они чокнулись.

Георгий признался:

— Ты мне сразу понравился.

— И ты тоже пришёлся мне по душе, — сказал Роберт.

— Как интересно бывает в жизни. — Георгий осушил фужер. — Живём в одном городе, а познакомились здесь.

— Это судьба, — сказал Роберт. — Ешь, а то остынет.

— Чебуреки они делают неплохо, — сказал Георгий, кивнув на официантку, — а вино бывает и лучше.

— Манаджаров вина вообще не пьёт, — сказал Роберт.

— Совсем не пьёт вина? — Георгий был заинтригован.

— Зато водки он может выпить практически сколько угодно.

— Ты шутишь!

— В принципе — неограниченные возможности. Он её сам настаивает.

— И настаивает сам?

— Да, — сказал Роберт. — Он автор рецепта.

Георгий был восхищён.

— Интересный человек, — сказал он, — я бы хотел с ним познакомиться.

— Будь спокоен, — пообещал Роберт, — я вас познакомлю, как только вернёмся.

Георгий подозвал официантку.

— Вас как зовут? — спросил он.

— Галя, а вам зачем?

— Я хочу культурно обратиться, а говорить «девушка» — это дурной тон.

— Ну так что вам нужно-то?

— Галя, повторите нам, пожалуйста.

Когда Галя ушла, Георгий сказал:

— Лицо у неё приятное, но обрати внимание, какие манеры. Она прямо-таки уверена, что мы начнём с ней заигрывать.

— Они в этом городе к этому привыкли, — сказал Роберт. — Все гуляют, все ищут развлечений.

— Неужели не видно, что мы из другого теста? — расстроился Георгий.

— Не принимай близко к сердцу, — посоветовал Роберт. — Здесь очень несерьёзная атмосфера.

Роберт проснулся и потянулся за часами.

Было начало первого. Роберт хотел укоризненно покачать головой, но голова была такая тяжёлая, что Роберт раздумал. С четверть часика он ещё повалялся, потом встал и решительно пошёл умываться. Проходя мимо комнаты Георгия, приоткрыл дверь и заглянул в неё. Георгий спал, уткнувшись лицом в подушку. Роберт вздохнул и вернулся к себе.

В доме было тихо. Люся Аркадьевна ушла на работу. Роберт распахнул обе створки окна. Солнце светило, как летом. Белые пуховые облака текли по синему, совсем летнему небу. Роберт застелил тахту, натянул тренировочные брюки, взял карандаш и тетрадь, положил их на стул рядом с тахтой и лёг поверх одеяла.

«Интересно, долго ли продержится такая погода? — подумал он. — Хорошо бы, чтоб подольше. В такую погоду и работать будет приятно. Когда ветер, дождь, слякоть, тогда и работать не тянет».

Он прикрыл глаза. Спустя некоторое время в дверь постучали.

— Прошу, пожалуйста, — сказал Роберт.

Вошёл Георгий.

— Ты не спал? — спросил он.

— Да нет, — сказал Роберт. Он зевнул и присел на тахте.

Георгий посмотрел на карандаш и тетрадь.

— Так ты работал? — спросил он с уважением.

— Так… — сказал Роберт, — немножко.

— Молодчина, — сказал Георгий. — Значит, я тебе помешал?

— Что ты, что ты… Садись.

Георгий сел. Помолчали.

— Голова побаливает, — пожаловался Георгий.

— Пройдёт, — сказал Роберт.

— Плохое вино, ты был прав.

— Я тебе сразу сказал.

— Правильно делает Манаджаров, что его не пьёт, — сказал Георгий.

— Он его никогда не пьёт, — подтвердил Роберт.

— Ты нас не забудь познакомить.

— Моя забота, — сказал Роберт.

Помолчали.

— Я тебя на отвлекаю? — спросил Георгий.

— Нет, что ты…

— Голова ещё не прошла, — сказал Георгий со вздохом.

— Надо пройтись, — сказал Роберт.

— Ты думаешь?

— Безусловно. На воздухе тебе сразу станет легче.

— Ты прав, — согласился Георгий. — Тем более с тяжёлой головой много не наработаешь.

— Я тоже с тобой пойду, — сказал Роберт.

— Нет, правда? — Георгий был обрадован.

— Мне и самому надо освежиться, — сказал Роберт. — А кроме того, мне так будет спокойнее.

Эти слова растрогали Георгия.

— Ты настоящий друг, — сказал он.

Было уже около трёх, когда они вышли на набережную.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Роберт.

— Хорошо, а ты?

— Совсем хорошо.

— Вот что значит воздух! — сказал Георгий.

— Тем более морской воздух, — добавил Роберт. — В нём очень много полезных элементов.

— Хорошо бы придумать такую штуку, — вздохнул Георгий, — в которой постоянно хранился бы морской воздух, и постоянно носить её с собой в кармане. Ты представляешь, сидишь в каком-нибудь подвальчике. Духота, угарно, тяжёлая атмосфера. Достал из кармана коробочку, нажал на какую-то пупочку, вдохнул и сидишь, как новенький.

— Такие работы уже ведутся, — сказал Роберт.

— Ты шутишь!

— Мне говорил один друг. Он инженер и точно знает.

— Замечательно, — сказал Георгий. — Изобретатель будет иметь огромные заслуги перед всем миром.

— Ещё бы!

— Сильно придётся ему поработать, — вздохнул Георгий.

— Ничего, — сказал Роберт. — Для настоящих людей в работе вся радость.

— Есть люди, которые этого не понимают, — сказал Георгий.

Роберт пожал плечами.

— Их можно только пожалеть.

— Который час? — спросил Роберт. — Смотри, уже пять минут четвёртого.

Георгий догадливо улыбнулся.

— Ты, наверно, хочешь обедать?

— Да, — признался Роберт. — Я обычно обедаю в это время. А ты?

— Около этого. У нас всё совпадает.

— Это очень показательно, — сказал Роберт.

Георгий пожал ему руку. Внезапно лицо его затуманилось.

— Какой я… — Он что-то хотел сказать, но передумал.

Роберт взволновался.

— В чём дело?

— Я совсем забыл, — простонал Георгий. — В три часа у почты она меня ждёт.

— Кто ждёт?

— Вчерашняя официантка, помнишь? Из «Прибоя».

Роберт нахмурился.

— Она всё-таки навязала тебе своё общество?

— Понимаешь, иначе получалось невежливо.

— Ты напрасно пошёл у неё на поводу, — вздохнул Роберт. — Они сразу видят, с кем имеют дело.

— В том-то и штука, — сказал Георгий. — Я органически не способен нанести женщине какую-нибудь обиду.

— Прекрасно тебя понимаю, — сказал Роберт. — Я сам такой. Ну, хорошо, идём к почте.

Они прошли мимо почты раз, другой. На третий раз к ним подошла девушка.

— Долго так будете ходить? — спросила она.

— Ах, это вы? — изумился Георгий.

— Здравствуйте, — протянула она не то насмешливо, не то обиженно. — По-моему, вы меня не узнали.

— Как вы так можете говорить? — Георгий был потрясён.

— Конечно, не узнали. Ходите туда-сюда.

— Знаешь, — сказал Георгий Роберту, — девушки меня просто поражают. Поранить человека им ничего не стоит.

— Галя, как вам не стыдно? — Роберт вспомнил имя. — Он о вас второй день говорит.

— Так я вам и поверила.

— Я не понимаю, — вздохнул Георгий. — Что за люди вас окружают? Вы, наверно, страшно обожглись в жизни.

— Так я вам и сказала.

— Напрасно вы обижаете Георгия, — сказал Роберт. — Георгий искренний и прямой человек. И вы действительно произвели на него большое впечатление.

— Слышите? — оказал Георгий торжествующе. — Ну что, стыдно вам?

— Так это ж ваш друг говорит.

— Ну и что, если он друг! Если друг, так не человек, что ли? Кстати, я вас ещё не познакомил.

Девушка протянула ладошку со сжатыми пальцами.

— Галя.

— Роберт.

— Вы знаете, кто он? — спросил Георгий. — Знаменитый архитектор.

— Скажите пожалуйста…

— Он сюда приехал работать. Он создаёт Дворец пионеров.

— Георгий тоже приехал сюда трудиться, — сказал Роберт. — Он пишет симфонию. Он уже нашёл главную тему.

— Может быть, я ему помешала? — сказала Галя кокетливо.

— Что делать? — Роберт развёл руками. — Говорю же вам, вы произвели на него впечатление…

— Прямо уж… — протянула она недоверчиво. Но чувствовалось, что девушка довольна.

— Сколько в ней подозрительности, — сказал Георгий печально.

— Не суди её, — остановил его Роберт. — Просто она мало знает южан.

— А чем вы, южане, такие особенные? — спросила Галя, взяв их под руки.

— Мы не особенные, — объяснил ей Роберт, — мы очень искренние и прямые.

Они поравнялись с ресторанчиком, и Роберт вслух прочёл вывеску:

— «Ядвига»!

Почему-то название его восхитило, и он восторженно произнёс:

— Какая прелесть!

— Все одобряют, — сказала Галя.

— Так зайдём внутрь, — предложил Георгий. — Тем более, час обеда давно настал.

Они вошли в небольшой овальный зал, отделанный под орех.

С потолка свисали багровые фонари, мерцавшие тусклым загадочным светом.

— Сергуня, — сказала Галя официанту, — мы к тебе сядем.

Официант вяло кивнул.

— Этот юноша может обслужить, когда в настроении, — сказала Галя.

— Настроение мы ему создадим, — посулил Георгий.

Они сделали заказ, и официант удалился.

— Значит, тебе здесь нравится? — спросил Георгий.

— Ничего, — кивнул Роберт, — но дизайн оставляет желать лучшего.

— Ты полагаешь?

— Дали бы мне эту «Ядвигу» на полгода, я бы сделал из неё конфетку.

— У него поразительный вкус, — сказал Георгий девушке.

— Пусть она сама составит мнение, — сказал Роберт. — В наши годы надо жить своей головой. Во всяком случае, в мои годы.

— Какой старый, — засмеялась Галя. — А какие ваши годы?

— Мне уже двадцать шестой пошёл.

— А мне двадцать пять, — сказал Георгий озабоченно.

— Ты ещё молодой, — сказал Роберт.

— Не скажи, — сказал Георгий.

— Да будет вам, — засмеялась Галя. — Это я старая, мне уж двадцать второй. Для девушки страшный возраст.

— Вы выглядите моложе своих лет, — сказал Роберт. — Ваше здоровье! Я очень рад, что мой друг Георгий встретил вас на своём творческом пути.

— Я тоже рад, — сказал Георгий, — хотя её насмешливость и подозрительность меня огорчают.

— Это пройдёт, — выразил надежду Роберт. — Просто она общалась с северянами, и они её ожесточили.

— Почём вы знаете, с кем я общалась? — сказала Галя недовольно. — Какие наблюдательные.

— Слушай, — сказал Георгий растерянно, — она обиделась.

— Стану я на всех обижаться…

— Галя, успокойтесь, — сказал Роберт. — Наш Георгий тут совсем ни при чём. Он человек очень солидный. Не далее как вчера он мне говорил, что мечтает создать домашний очаг.

— А я так говорил? — спросил Георгий.

— Конечно, говорил, — сказал Роберт. — Ты уже ничего не помнишь.

— Удивительное дело, — произнёс Георгий озабоченно.

Он положил руку на плечо Гале и мягким баритоном пропел:

— Если ты живёшь на свете, это хорошо. Знают взрослые и дети: это хорошо…

К столику подошёл Сергей и сказал:

— Петь не нужно.

— Почему? — спросил Георгий.

— Гости обижаются.

— А на что они обижаются? — Георгий был уязвлён. — Может быть, я фальшивлю?

— Ничего ты не фальшивишь, — сказал Роберт. — Ты идеально верно спел. Они не догадываются, что ты и музыка — всё равно, что брат и сестра.

— Открой рояль, — предложил Георгий, — я им докажу.

— Нельзя, — сказал Сергей. — Невозможно.

— Тогда подай счёт, — потребовал Георгий. — Я минуты здесь не останусь.

— Можешь передать своим гостям, что они сами себя наказали, — сказал Роберт. — Люди его песни за деньги слушают, а им их дарили от чистой души…

Галя их остерегла:

— Мальчики, не заводитесь.

— Не волнуйтесь, — успокоил её Роберт, — мы культурные люди и умеем себя держать. Чихал я на эту «Ядвигу».

Сергей принёс листок, испещрённый цифрами, и Георгий щедро расплатился.

Когда они вышли, Галя сказала:

— Много ты ему дал.

Георгий отмахнулся.

— Какая разница.

— Он после смеяться будет.

— Будет смеяться, отберём, — сказал Роберт.

— Поэтому нам, южанам, трудно, — сказал Георгий. — Мы очень бескорыстные.

— Мы камня за пазухой не держим, — подтвердил Роберт. — Нас можно голыми руками взять.

— Если ты живёшь на свете, это хорошо! — пропел Георгий.

В полдень к Роберту постучали. Роберт сначала открыл глаза, потом проснулся.

— Прошу, пожалуйста.

Вошёл Георгий.

— Извини, ради бога, ты работал?

— Нет, ничего. Пора вставать. Ты давно встал?

— Только что.

Роберт сел на постели и провёл рукой по щеке.

— Надо побриться.

Он подошёл к рукомойнику и ополоснул лицо.

— Ты уже работал? — спросил он, включая в розетку электробритву.

— Так, немного. Вообще говоря, я вздремнул.

— Конечно, надо выспаться. Бессонница разрушает организм. — Роберт повысил голос, чтобы шум бритвы не заглушал его.

— Но ведь мы работаем и во сне. — Георгий тоже повысил голос. — Мне объяснял это один учёный. Творческая работа происходит даже тогда, когда человек спит.

— Но это не у всех, — напомнил ему Роберт. — Исключительно у творческих людей.

— Само собой, — согласился Георгий. — Так уж мы устроены.

— Поэтому мы живём на износ, — вздохнул Роберт и вынул бритву из розетки. Потом без видимой связи сказал: — Галя — красивая девушка.

Георгий подумал и согласился.

— Девушка она, безусловно, хорошая. И даже чем-то меня волнует. Возможно, в ней есть определённая искренность. И всё-таки я боюсь: для неё все лица уже слились в одно.

— Ты так полагаешь? — спросил Роберт, одёргивая водолазку.

— В этом городе у них страшная турбулентность.

— И заметь, больше всего виноваты девушки. Нету принципов, нету правил.

— Ты собираешься выйти? — спросил Георгий.

— Да, надо сходить на почту. Мне может прийти письмо до востребования. Подкрепиться тоже не мешает.

— Пожалуй, я пойду с тобой.

— Буду очень рад.

Роберт и Георгий закусывали в «Ядвиге».

— Неплохое название — «Ядвига», — сказал Роберт.

— Здесь названия вообще хорошие. Я тут видел одно местечко, оно называется «Тамариск».

— Надо будет туда зайти.

— Видишь, — сказал Георгий, — название тоже имеет значение.

— Всё имеет значение, — сказал Роберт. — Если предприятие питания плохо спроектировано и плохо смотрится, то самый умелый повар окажется бессилен.

— Конечно, кусок во рту застрянет.

— В том-то и дело, — сказал Роберт. — Я однажды хотел соорудить один ресторан, у меня была очень свежая идея.

— Я уверен, что у тебя это здорово вышло б, — сказал Георгий.

— Да, но обстоятельства сложились против меня. Меня все отвлекали.

— Вот люди! — Георгий тяжело вздохнул.

— Дома невозможно работать, — сказал Роберт.

— Тебе надо было уехать, вот как сейчас.

— Надо было, но ничего не вышло.

— Здесь тоже можно наскочить на человека, который ни с чем не хочет считаться, — сказал Георгий. — Я тут жил в прошлый раз с одним соседом, вот как с тобой.

— У Люси Аркадьевны?

— Нет, в другом месте. И там вторую комнату снимал один приезжий.

— Откуда? — поинтересовался Роберт.

— Насколько я помню, из Дербента. Вообще-то он был человек неплохой, не хочу сказать о нём ничего дурного. Но он совершенно не мог понять, что я приехал сюда работать.

— Вот это самое неприятное, — покачал головой Роберт. — Отсутствие взаимопонимания.

Георгий кивнул.

— Он ничего не мог понять. Человек неплохой, сердечный, искренний, но тут была полная несовместимость.

— Чем же это кончилось? — спросил Роберт.

— Кончилось очень неудачно. Я попал под его влияние и не смог работать.

— Я таких людей не понимаю, — сказал Роберт. — Не хочешь работать — не работай, но не мешай работать другим.

— Ему это нельзя было втолковать, — сказал Георгий. — Он даже в этом не виноват. Уж так он устроен.

Приятели молча осушили фужеры.

— Вино не из худших, — сказал Георгий.

— И не из лучших, — улыбнулся Роберт.

— Говоришь, Манаджаров совсем не пьёт?

— Вина? Ни под каким видом.

— Я бы хотел с ним познакомиться.

— Считай, что ты с ним уже знаком.

Внезапно Георгий выхватил из стаканчика бумажную салфетку и что-то лихорадочно стал на ней записывать.

— Тема? — спросил Роберт.

— Тим-там-там, — помурлыкал Георгий, — том-тим-том… Нет, не то…

Он порвал салфетку.

— Жаль, — сказал Роберт.

— Что поделаешь.

— Ничего, — успокоил Роберт, — она не уйдёт.

На улице Роберт сказал:

— Зайдём на почту.

— Ты хочешь отправить письмо?

— Нет, письма я ещё не написал, — сказал Роберт.

— Ах, так ты сам ждёшь письма?

— Очень возможно, что пришло и письмо. Но вообще говоря, я жду перевода.

— Ох, не обольщайся, — сказал Георгий, — из этих учреждений всё очень медленно идёт. Такая волокита.

— Это правда, но я жду перевода от матери.

— Это другое дело, — согласился Георгий. — И письмо от неё?

— Может быть. А может быть, от женщины.

— От какой? Извини, если я задал нескромный вопрос.

— Почему нескромный? От моей женщины.

— Ах, так у тебя есть женщина? — удивился Георгий.

— А у тебя, что ли, нет?

— В таком определённом смысле, пожалуй, нет, — сказал Георгий. — Я знаю, что способен на большое чувство, и немножко сдерживаю себя. Каждый раз при встрече волнуешься: а если это любовь?

— Да, ты должен быть начеку, — сказал Роберт. — Современная девушка может тебя не пощадить.

— Потому я их и опасаюсь, — вздохнул Георгий. — Встретить девушку с устоями — большая редкость.

— Мало в них чистоты, — сказал Роберт.

Георгий грустно кивнул. Помолчав, спросил:

— А как зовут твою девушку? Прости, если это нескромный вопрос.

— Нет, почему же. Её зовут Нонна.

— И в ней ты, надеюсь, не разочаровался?

— Этого я не могу сказать. У неё, конечно, есть достоинства.

— Очень счастлив за тебя, — сказал Георгий.

— Она, разумеется, не вертушка. Этого я сказать не могу.

— Уже немало, — порадовался Георгий.

— Да, конечно. Но есть свои сложности.

— Такова жизнь. — Георгий покачал головой.

— Я, безусловно, к ней привязан и отношусь к ней очень искренне, — сказал Роберт.

— Не сомневаюсь, — сказал Георгий.

— Но мне уже не семнадцать лет, и я вижу некоторые недостатки.

— Надеюсь, они не носят решающего характера? — спросил Георгий.

— Решающего характера они не носят, — задумчиво произнёс Роберт. — Но лучше, конечно, если б их не было.

— Понимаю тебя, — вздохнул Георгий.

— Но могу сказать, что я к ней привязан. Сильно привязан.

— Это очень ценно. — Георгий приподнял указательный палец.

С моря повеяло свежестью. Роберт запахнул плащ.

На почте было довольно людно. Роберт и Георгий встали в очередь. Впереди стояло четверо — двое мужчин и две женщины. Один из мужчин был довольно пожилой человек, все верхние и нижние зубы у него были золотые. Другой был ещё относительно молод. Молоды были и обе женщины. Та, что постарше, была полновата, с лёгким намёком на второй подбородок, с крупными чертами яркого лица; та, что юней, — худенькая, с миндалевидными глазками.

Роберт сказал Георгию:

— Интересно, они все вместе или порознь?

— Наверно, порознь, — сказал Георгий.

— Мужчины могли бы уступить женщинам очередь, — сказал Роберт.

— Да, — кивнул Георгий, — это было бы элементарной вежливостью.

Молодые женщины оглядели их, фыркнули и стали перешёптываться. Золотозубый мужчина посмотрел недружелюбно. Молодой человек, поглощённый разговором с девушкой, выдававшей письма, не обернулся.

Пожилой мужчина окинул приятелей испепеляющим взглядом.

— Ты видел, как он на нас посмотрел? — спросил Георгий.

— Кто?

— Этот, с золотыми зубами.

— Совсем ему нечего на нас смотреть, — произнёс Роберт недоуменно. — Посмотрел бы он лучше на этих женщин. У них уже ноги подгибаются.

— Слушай, — сказал золотозубый мужчина, — ты помолчать не можешь? Эти женщины со мной.

— Как? — удивился Роберт. — Обе?

— Обе, обе, — сказал золотозубый.

— Ты только не нервничай, — попросила его толстушка и успокоительно положила ладошку ему на грудь.

— Простите, — сказал Роберт, — произошло недоразумение. Я думал, что вы стоите раздельно. Надеюсь, ваша красавица дочь меня извинит.

— Какая дочь? — крикнул мужчина, яростно багровея. — Это моя жена! Же-на!

— Поздравляю и вас и её, — сказал Георгий.

— Ребята, отвяжитесь, — сказал молодой человек. Он наконец закончил свои дела и повернулся.

Георгий вскрикнул:

— Арсений!

Молодой человек вскрикнул, в свою очередь:

— Гогочка, это ты?

Георгий и Арсений долго обнимались. Роберт широко улыбался. Женщины перемигивались. Только пожилой мужчина хмурился.

Наконец Георгий отпустил Арсения и сказал Роберту:

— Это Арсений, с которым я жил в прошлом году.

— Ах, тот самый? — Роберт всё понял. — Ты ещё попал под его влияние?

— Вот-вот, — радостно кивал Георгий. — Именно о нём я и говорил. Арсений, дорогой, разреши тебе представить моего друга и земляка. Это Роберт, известный архитектор. Он здесь трудится над проектом. Он создаёт Дворец пионеров.

— Очень, очень счастлив, — сказал Арсений. — Вы друг Георгия, этим всё сказано. А это мой дальний родственник, но близкий моей душе Христофор. Это его очаровательная жена Тамара, а это её не менее очаровательная сестра. Её зовут Нина. Нина, Тамара, это Георгий. Композитор, о котором я рассказывал. Христофор, это Георгий. Это Роберт, знакомьтесь!

Все пожали друг другу руки, но Христофор оставался мрачен.

— Вы обязательно должны нас посетить. — Арсений говорил почти без паузы. — Завтра исполняется ровно месяц со дня свадьбы нашего уважаемого Христофора, и мы, естественно, отметим такую важную дату. Георгий, дорогой, у тебя есть при себе ручка? Спасибо. Сейчас я запишу тебе адрес. Сначала мы думали пойти в «Прибой», но Христофор не любит людных мест. Он предпочитает посидеть дома, в узком, но тесном семейном кругу. Надеюсь, вы не обидите ни Христофора, ни Тамару в такой торжественный день?

— Да, пожалуйста, — сказала Тамара.

Христофор пробурчал что-то невнятное.

— Спасибо, мы глубоко растроганы, — сказал Роберт.

Когда они распрощались, Георгий сказал:

— Как видишь, Арсений очень обаятельный. Неудивительно, что я попал под его влияние.

— Всё-таки это нехорошо, что ты тогда не работал.

— Да уж, хорошего ничего.

— Ещё надо очень и очень подумать, стоит ли принять его приглашение, — задумчиво сказал Роберт.

— Тем более в этом Христофоре я не ощутил теплоты.

— А жена его очень милая дамочка.

— Он, наверно, обиделся, что ты назвал её дочерью.

— Я ему польстить хотел, — сказал Роберт. — Иначе бы я её назвал внучкой.

— И сестра у неё красивая девушка. Какие глазки!

— Хорошие глазки. Но интересно, какой у неё голос.

— Удачно вышло, что они не идут в «Прибой», — сказал Георгий.

— Христофор боится выводить её на люди, — объяснил ему Роберт.

— Это понятно, но я не о том, — сказал Георгий. — Ты ведь помнишь, в «Прибое» работает Галя. Она бы стала переживать.

— Прекрасно, что ты об этом думаешь, — сказал Роберт.

Очередь у окошка пришлось занять снова.

Когда она наконец подошла, Роберт обнаружил, что оставил паспорт дома.

— Невезенье, — сказал он.

— Да, обидно.

— Ничего, завтра зайдём.

— Можно? — раздался голос Георгия.

— Прошу, пожалуйста, — отозвался Роберт.

— Я думал, ты уже встал, — сказал Георгий, входя.

— Как раз собираюсь, — сказал Роберт.

— Ты работал, я тебе помешал.

— Ничего, всё равно пора подниматься.

— Я подумал, что ты собирался на почту, — сказал Георгий.

— Да. Может быть, пришёл перевод.

— Ты ведь ждал и письма?

— И письмо должно быть.

Роберт подошёл к рукомойнику, ополоснулся и начал бриться.

— Нас сегодня вечером ждёт Арсений, — сказал Георгий задумчиво.

— Да, сегодня вечером он нас ждёт, — кивнул Роберт, вытягивая перед зеркалом шею, чтобы удобнее было пройтись бритвой.

— Но я не убеждён, что туда следует идти, — сказал Георгий.

— Семь раз надо отмерить, — сказал Роберт веско.

— Дело даже не в Христофоре, — объяснил Георгий, — хотя я в нём и не чувствую искренности.

— А в ком же дело?

— Ты понимаешь, я как-то опасаюсь Арсения. Чтобы он не выбил меня из колеи.

— Ну поскольку я с тобой, тебе нечего опасаться.

— Не будь тебя, я бы сразу сказал ему, что занят, — сказал Георгий.

Роберт продул бритву и надел свежую сорочку.

— Очень надеюсь, что перевод пришёл.

— Да, это было бы очень кстати.

— Тем более, если мы к ним пойдём, неудобно являться с пустыми руками.

— Естественно, — согласился Георгий. — Как работалось?

— Боюсь сглазить, — сказал Роберт, — но, как будто мелькнула одна идея.

Георгий радостно пожал ему руку.

— Я уже чувствовал, что ты на пути.

— Нет, нет, об этом говорить ещё рано. — Роберт проявлял осторожность. — Это ещё только намёк.

Они вошли в здание почты.

Перевод Роберту был, а письма не оказалось.

— Вот видишь, — сказал Роберт, — письма нет.

— А перевод от кого?

— Перевод от матери.

— Почему же Нонна не написала? — поинтересовался Георгий.

— Да уж верно, на что-нибудь дуется, — пробурчал Роберт.

Георгию захотелось его утешить.

— Ничего, — сказал он. — Письмо придёт. На этом этапе перевод важнее.

Приятели вышли на набережную и зажмурились. Облака, застилавшие небо, разошлись, солнце золотило крыши и стены. И море точно щурилось под прикосновением света, тёмно-зелёные складки мягко обозначались на его поверхности. Из винного подвальчика доносились шумные, перебивающие друг друга голоса, а из магазина грампластинок неслась мелодия.

— А где-то дождь и слякоть, — сказал Георгий восторженно.

— Где-то даже снег, — сказал Роберт. — И, может быть, даже собачий холод. Не умеют люди ценить солнце.

— И вообще даров природы, — обобщил Георгий.

— Люди любят дёргать друг друга, им не хватает теплоты.

— И доброжелательности, — добавил Георгий.

— Особенно это относится к женщинам, — сказал Роберт. — Ну что ей стоило черкнуть несколько слов? Я ж не прошу написать диссертацию.

— Ты очень переживаешь, — покачал головой Георгий. — Я просто в тебе узнаю себя. Если я привяжусь, я мучаюсь.

— Я живу с открытой душой и не признаю этих штучек, — пояснил Роберт, — у неё много достоинств, но характер нелёгкий. Когда бы ты ни вырвался к ней, она тебе непременно скажет: «Я не хочу сидеть в четырёх стенах». Слушай, Георгий, мне не семнадцать, чтоб ходить по улицам. Мы взрослые люди.

— Может, ей хочется и ресторан? — спросил Георгий.

— В ресторане я могу посидеть с Манаджаровым. Неужели она не в силах понять, что, если уж я к ней прихожу, прерывая творческую работу, бросаю друзей, дела, обязанности, то, значит, мною владеет потребность домашнего уюта, пристанища, чего-то истинного, изолированного. Хочется другой атмосферы.

— А ты объясни ей, как ты занят.

— Десять тысяч раз объяснял.

— Она должна бы ценить твоё отношение.

— Каждый нормальный мужчина так скажет, — у Роберта был огорчённый вид, — но для женщин не существует логики.

— Трудно с ними, — сказал Георгий.

— Вдруг она захотела ребёнка, — Роберт пожал плечами, — говорит, это — право женщины. Я полгода ей объяснял: так нельзя, должно быть чувство какой-то ответственности. Материнство — это серьёзная вещь. Куда там! Она меня даже не слышит.

— Они думают, главное — это родить, — сказал Георгий. — Родить — пустяк. Воспитать — вот в чём сложность.

— Примерно это я ей говорил. Будет ребёнок. С течением времени. Но на неё резоны не действуют. Она чувствует, что у меня мягкий характер. Систематически осуществляет прессинг. Хорошо, говорю ей, нет проблем. Готов пойти тебе навстречу.

— Ты уступил ей?

— Я ей уступил. И что же я выиграл? Мир и дружбу? Одни только слёзы, горькие вздохи и красноречивое молчание. Я просто не мог полноценно работать. И я ей искренне заявил: «Нонна, я переоценил свои силы. Ты не созрела для материнства». И я, знаешь, тоже извёлся вконец. У меня горит Дворец пионеров. Поэтому я уезжаю трудиться, а ты сделай необходимые выводы.

— Ты думаешь, она сделает выводы?

— Я не сомневаюсь, что сделает. Она порядочный человек и понимает, что в этом вопросе моё согласие необходимо.

Некоторое время приятели шли молча. Потом Георгий сказал:

— Женщины не могут понять, как они подрывают свои позиции слезами и постоянными жалобами.

— Как они все нас расстраивают, — пожаловался Роберт, — как портят нам нервную систему, как не дают нормально жить.

— Когда-нибудь они поймут, что себе рыли яму, — убеждённо сказал Георгий. — Этим кончается всегда.

— Когда мы прославимся, — сказал Роберт. — А мы прославимся. Правда, Георгий?

— Конечно. И в недалёком будущем.

— Ты напишешь свою симфонию, а я сделаю проект Дворца пионеров. Надеюсь, он выиграет конкурс.

— Вообще, слава — хорошая вещь, — сказал Георгий, — особенно когда она заслуженная.

— С завтрашнего дня основательно примемся за наши дела, — сказал Роберт.

— С завтрашнего дня работаем вовсю, — произнёс Георгий с подъёмом.

— Сегодня так уж и быть пойдём к Арсению, — сказал Роберт.

— Думаешь, надо всё-таки пойти?

— А что делать? Не пойдёшь, он обидится.

— То-то и оно, — вздохнул Георгий. — Но задерживаться мы, конечно, не будем.

— А чего мы там не видали? — усмехнулся Роберт. — Поздравим молодожёнов и пойдём спать.

Арсений и Христофор снимали две просторные комнаты и застеклённую веранду в доме на краю города. Молодые женщины, как смогли, украсили комнаты, всюду поставили кувшины и графины с цветами, и в комнатах стало уютно и празднично.

Когда Георгий и Роберт явились, стол был уже накрыт. Арсений в белой рубашке с закатанными рукавами открывал бутылки, Тамара с Ниной расставляли стулья, а Христофор в сером костюме и ярко-красном галстуке ходил из угла в угол с напряжённым, нахмуренным лицом.

— От души приветствуем дорогих хозяев, — сказал Роберт. — Примите в этот знаменательный день очень скромный подарок от нас с Георгием.

Он протянул вазу, наполненную розами.

— Мы там сделали надпись, — сказал Георгий. — Если есть ошибки, просим нас не судить, гравёр не внушил мне никакого доверия.

Женщины засуетились.

— Спасибо, спасибо!

— Какая ваза!

— Какие розы!

— Христофор, — сказала Тамара, — что ты молчишь? Прочти, что они написали.

Христофор разжал губы, и золотое сияние полилось из его рта.

— Благодарим вас, — сказал он, — будьте гостями.

— Садитесь, садитесь, — приглашал Арсений, — вот сюда, здесь не дует. Я сегодня весь день рассказывал моим дорогим родственницам, как прекрасно мы здесь жили с Георгием в прошлом году.

— Да, — сказал Георгий, — это были незабываемые дни.

— Разумеется, — рассмеялся Арсений, — всего я не мог рассказать, учитывая нежный возраст Нины. Тамара — другое дело, она уже зрелая женщина.

Тамара взглянула на него со смутной улыбкой.

— Перестань, — сказал Христофор.

— А что я такого сказал? — опросил Арсений. — Недаром же мы отмечаем сегодня тридцать дней супружеской жизни. Первый месяц брака для девушки — университет. — Эти слова он обратил к Нине, и девушка смущённо потупилась.

— Перестань, — повторил Христофор.

— Не понимаю. — Арсений развёл руками.

— На вашем месте, Арсений, я бы не спорил, — сказал Роберт. — Даже в том случае, если вы не сразу улавливаете смысл предупреждения нашего уважаемого Христофора. Уважаемый Христофор старше вас лет на тридцать с порядочным хвостиком, прошёл большую школу жизни и уж, верно, знает, что говорит.

Поддержка Роберта почему-то не обрадовала Христофора.

— Дело не в том, насколько я старше, — сказал он. — Я чувствую себя достаточно молодым, но и молодой человек должен воздерживаться от непристойных речей. Особенно в присутствии юных женщин.

— Я совершенно с вами согласен, — сказал Роберт. — Приличие прежде всего. А выглядите вы действительно молодым. Никогда бы я вам не дал ваших лет.

Христофор посмотрел на него мутным взглядом, а Тамара вновь одарила общество своей неопределённой улыбкой.

— Я бы хотел услышать голос Нины, — сказал Георгий. — Почему она всё время молчит?

— Наша Нина не очень-то разговорчива, — сказал Арсений.

— Георгий, оставь в покое Нину и вспомни лучше, зачем мы пришли, — мягко сказал Роберт. — Мы пришли в этот прекрасный гостеприимный дом, чтоб поздравить две души, которые долго искали друг друга в этом мире и наконец друг друга нашли.

— Душа Христофора искала долго, — сказал Георгий, — а душа Тамары искала сравнительно недолго.

Христофор неодобрительно на него покосился.

— Георгий, не мешай мне, — сказал Роберт. — Нет ничего удивительного, что такое сокровище, как Тамара, с налёта не найдёшь. Такой перл приходится искать тщательно, перебирая много раковин, и иной раз на это не хватит и всей жизни. Поэтому надо сказать, что нашему Христофору ещё повезло, что уже в почтенные годы, подводя итоги долгого пути, он отыскал подобную жемчужину.

— Слушай, — сказал Христофор, — я итогов не подвожу, умирать не собираюсь.

— Что вы, что вы!.. — Роберт замахал руками. — Живите на здоровье ещё сто лет, на радость друзьям, на зависть врагам. Я хотел только воздать должное Тамаре за её выбор. Потому что неудивительно, что наш Христофор, прошедший большую школу жизни, своим умудрённым и всё ещё зорким взглядом увидел, какие алмазные россыпи, какие богатства самоотверженной души скрывает это юное прекрасное лицо…

— Изумительно говорит, — сказал Георгий Нине. — Правда?

Нина что-то прошуршала в ответ. Георгий погладил её кисть.

— Удивительно то, что наша Тамара, — развивал свою мысль Роберт, — в свои молодые, неопытные годы, когда девушка обращает больше внимания на стройную фигуру, разворот плеч, на бицепсы и красивую внешность, удивительно, что наша Тамара посмотрела вглубь и смогла увидеть, какие достоинства, на первый взгляд, может быть, совсем незаметные, глубоко запрятаны в Христофоре.

— Ты освети подробно его достоинства, — попросил Арсений.

Христофор молчал. Лицо его было багровым, пальцы то сжимались, то разжимались.

— Охотно попытаюсь, — сказал Роберт, — хотя меня и ограничивает краткость нашего знакомства, которое, как я надеюсь, будет приятным и долгим. Наш Христофор принадлежит к тем людям, которых голыми руками не возьмёшь. Наш Христофор хорошо знает всему на свете настоящую цену.

— Чувствуется, что он прошёл большую школу, — вставил Георгий.

— Это я уже говорил, — кивнул Роберт. — Но радостно отметить, что громадный опыт не сделал его сухим и чёрствым. Он глубоко родственный человек, и верится, что не только Тамара нашла в нём второго отца…

— Я ей не отец, а муж, — нервно бросил Христофор.

— Само собой, — сказал Роберт, — но мужем может быть каждый молодой бычок. Значительно более ценно, когда супруг в силу своего знания жизни может наставить жену, как дочь. Христофор, будьте здоровы ещё долгие годы! Вам ещё рано покидать этот мир.

— Здоровье вам теперь нужнее всего, — поддержал Роберта Георгий.

— Я здоров, — сказал Христофор, — сколько вам говорить…

— Вот об этом я и хотел бы сказать. — Георгий поднялся со стаканом в руке. — Надеюсь, что Христофор, известный своей широтой, не посетует на меня, если я вспомню и того, кому мы обязаны этим прекрасным вечером. Год назад я встретился здесь с Арсением, покорившим меня своим обаянием, любовью к жизни и щедростью души. Неудивительно, что у такого человека такая симпатичная родня. Здесь уже говорилось о патриархе нашего стола почтенном Христофоре…

— Ну и довольно обо мне говорить! — крикнул Христофор.

— Но и прекрасная Тамара и прелестная Нина, глубоко трогающая своей чистотой и стыдливостью, — все они достойно представляют свой славный город Дербент, за который я поднимаю небольшой стакан.

Речь Георгия произвела сильное впечатление на дам. Тамара потрепала его пухлой ладошкой по подбородку, а Нина на миг подняла ресницы и прошелестела нечто невнятное.

— Я очень уважаю таких людей, — сказала Тамара. — Я имею в виду актёров и музыкантов. И художников я тоже люблю.

— Немного от них толку, — пробурчал Христофор.

— Многие не понимают нашей специфики, — мягко заметил Роберт.

— Очень многие, — подтвердил Георгий.

— Я бы им очень посоветовал посмотреть хотя бы на нашего Георгия, — сказал Роберт. — Посмотреть, с каким самозабвением он ищет главную тему своей симфонии. Это каторжный труд.

— Обо мне говорить не стоит, — смутился Георгий. — Но что же сказать о моём друге, который даже во сне занят Дворцом пионеров!

— Как во сне? — ахнула Тамара.

— Это научно доказано, — сказал Георгий, любовно глядя на Роберта. — Клянусь, иногда мне за него страшно, его мозг совершенно не знает отдыха.

Арсений предложил тост за искусство.

Последние следы первоначальной принуждённости исчезли. И Роберт, и Георгий были в ударе. Вечер, безусловно, удался. Все были веселы и возбуждены. Лишь Христофор сидел мрачный.

— Нина, — сказала Тамара, — пойди поставь чаю.

Нина залилась краской, качнула ресницами и выпорхнула из комнаты. Георгий умилённо посмотрел ей вслед.

— Поразительное создание, — сказал он. — Теперь таких нет. Она совершенно не от мира сего.

— Могу сказать, что она достойна своей сестры, — сказал Роберт. — И это самая большая похвала.

Тамаре очень понравились его слова, и она одобрительно провела рукой по его щеке.

Христофор нервно постучал костяшками пальцев по столу.

— Редкая девушка, — сказал Георгий с чувством. — Пойду спрошу её, не нужна ли ей моя помощь.

— Какая ещё помощь? — запротестовал Христофор, но Георгий уже ступил на порог.

Он прошёл по узкому коридору и вошёл в кухню. Нина ставила на плиту пузатый цветной чайник. Она обернулась и оглядела его. Миндалевидные очи смеялись. Медленно спросила:

— Ну что?

Георгий слегка растерялся. Вежливо осведомился:

— Я вам не нужен?

— Нужен, — сказала Нина.

Она подошла к нему, обняла за шею и крепко поцеловала в губы. Георгий зашатался и сказал:

— Роберт говорил, что вы напоминаете иранскую миниатюру.

— А ты что скажешь?

— В чём-то он прав, — пробормотал Георгий.

Она снова его поцеловала. Георгий не мог прийти в себя.

Они не сразу заметили, как в кухню вошли Христофор и Арсений.

— Ты кого привёл в дом? — спросил Христофор родственника.

Арсений выглядел удручённым.

— Георгий, — сказал он, — ты меня опозорил.

В комнате Тамара предложила Роберту:

— Потанцуем?

— С наслаждением! — откликнулся Роберт.

Несколько мгновений они кружились молча, потом Роберт спросил:

— Дорогая Тамара, по истечении первого месяца вы довольны вашим выбором?

Она засмеялась и ответила:

— Молодые — ненадёжный народ.

— А чем занимается Христофор? — спросил Роберт.

— Консервами, — сказала Тамара.

— Вы замечательно танцуете, — сказал Роберт после паузы. — Мне кажется, что мы парим.

— Это я-то парю? — засмеялась Тамара.

Роберт сказал:

— Приятная полнота не помеха одухотворённости.

— Ты красивый мальчик, — сказала Тамара.

В комнату вошли Христофор и Арсений. Оба были возбуждены. Вслед за ними появился Георгий. Он выглядел глубоко потрясённым.

— Перестань танцевать! — крикнул Христофор. — Вас на минуту одних оставить нельзя. Одна целуется, другая жмётся.

— Волосы дыбом встают от таких слов, — сказал Роберт.

— Ты бы слышал, как они меня оскорбляли, — сказал Георгий.

— И Арсений? — спросил Роберт, не выпуская Тамары.

— Арсений в первую очередь.

— Вы обманули моё доверие! — торжественно произнёс Арсений.

— Немедленно отпусти мою жену, — потребовал Христофор.

— Христофор, не срамись, — сказала Тамара. — Нина — взрослая девушка, а от меня не убудет, если я потанцую.

— Как же, Арсений, вы могли так обойтись с Георгием? — спросил Роберт.

— А он как поступил? — крикнул Арсений. — Пришёл в дом…

— «Пришёл в дом», — усмехнулся Роберт. — Вы к нему пристали с ножом к горлу, вот он и пришёл…

— Я пристал?

— То же самое было и в прошлом году. Сорвали ему работу.

— Я сорвал ему работу? — Арсений был вне себя.

— Да, вы. Он попал под ваше влияние…

— К несчастью, попал, — подтвердил Георгий.

С чайником в руке вошла Нина. Глаза её были опущены.

— Чай пить будете? — прошелестела она чуть слышно.

— Поздно! — рявкнул Христофор. Он весь почернел, и даже зубы его померкли.

— Идём, Георгий, — сказал Роберт. — Должно быть, в самом деле поздно. Как-никак, скоро десять часов. Христофор в это время обычно в постели. Он устал и еле стоит на ногах.

— Я не устал! — крикнул Христофор. — Я до утра могу гулять!

— Ах, вот что? — сказал Георгий. — Значит, вы нас просто выгоняете. Приятно слышать. Идём, Роберт.

— Прощайте, Тамара, — сказал Роберт. — Я вам скажу, как сестре, всю правду: никогда не забуду, как мы танцевали.

— Пока, Робик, — сказала Тамара.

— До свидания, Нина, — сказал Георгий. — Злые люди нас разлучают, но я верю, что мы ещё увидимся.

Не поднимая глаз, девушка шепнула что-то прощальное.

Когда друзья вышли на улицу, Георгий воскликнул:

— Какое существо! От сердца оторвали!

— Но каков твой Арсений…

— А мы ещё подарили им вазу! — Георгий махнул рукой.

В тёмном, плотном небе стояли неподвижно багровые звёзды. Далеко на горных дорогах мелькали, пропадали и вновь загорались огоньки — летели машины. Со стороны моря доносился таинственный гул — тяжёлая волна стучала в каменный берег.

— А этот Христофор, видимо, страшный человек. Во рту у него целый банк, — произнёс Георгий.

— Да, пальца в рот ему не клади.

— До чего мы всё-таки оторваны от реальной жизни! — воскликнул Георгий. — Ещё шаг — и под нами оказалась бы пропасть.

— И заметь, — сказал Роберт, — всё из-за женщин.

Некоторое время приятели шли в глубоком молчании. На душе было смутно, говорить не хотелось.

— Единственное спасение от них, — произнёс наконец Роберт, — запереться на замок и работать.

— Я с тобой совершенно согласен, — сказал Георгий.

День был ослепителен, но на лицах Роберта и Георгия, когда они вышли из бильярдной, лежала тень задумчивости и лёгкой грусти.

— Не надо было тебе с ним связываться, — сказал Георгий.

— Все говорят, что я играю неплохо. — Роберт развёл руками. — Глазомер у меня есть, удар тоже есть.

— Да, но это был профессионал, поджидающий жертв.

— Теперь я тоже так думаю.

— Маленький, щупленький, в чём душа держится, — поражался Георгий, — а такой зверь.

— Ты обратил внимание: у него персональный кий!

— И его там все знают. «Аркаша, Аркаша…»

Помолчали. Мимо прошла компания с гитарами.

— Фальшивят, — сказал Георгий.

— Чем ты объясняешь успех этих гитаристов? — спросил Роберт.

— Это всем доступно, — сказал Георгий. — И не нужно никакого труда. Зачем писать симфонии, не спать ночами, терять здоровье, месяцами искать главную тему? «Ля-ля, ля-ля» — и ты король.

— Все только и думают, как бы стать популярными, не затратив на это особых усилий. — Роберт покачал головой.

Помолчав, он воскликнул:

— Большая гадина этот бильярдист!

— Да, он основательно нас вытряс.

— Денег у нас почти не осталось. — Роберт подавил вздох.

— Я дам телеграмму моему другу, он переведёт, — сказал Георгий.

— Заодно посмотрим, есть ли мне письмо, — сказал Роберт.

— Несомненно, есть, — уверил его Георгий. — Не может же она не понять, что своим молчанием она срывает тебе работу.

Беседуя, приятели дошли до почты. Георгий пошёл давать телеграмму, а Роберт направился к окошку, где выдавали корреспонденцию.

— Вам ничегошеньки, — сказало окошко.

Роберт вернулся к Георгию, который уже получал квитанцию.

— Завтра, максимум послезавтра, будем богатыми, — сказал Георгий.

— Может, и мне дать телеграмму?

— А что? Всё ещё нет ничего?

— В том-то и дело, — буркнул Роберт.

— Конечно, дай телеграмму.

— Нет, — поразмыслив, решил Роберт. — У неё характер, у меня характер.

— Твоя Нонна просто меня удивляет.

— Она ещё пожалеет об этом, — сказал Роберт.

— Люся Аркадьевна, мы уходим, — сказал Роберт.

— А мне что? — отозвалась хозяйка.

— Я вам хотел сказать: до свидания.

Когда друзья вышли на улицу, Георгий спросил:

— Почему Люся Аркадьевна так недружелюбно на тебя посмотрела?

— Да, я тоже это заметил.

— Она меня сегодня спрашивала, где ты ночевал.

— А что ты ей сказал?

— Я сказал, что ты по ночам бродишь.

— Молодец.

— Но она мне, кажется, не поверила, — сказал Георгий озабоченно.

— Ещё бы! Потому что все её мысли исключительно в одном направлении. Она только говорит, что любит творческих работников. На самом деле она даже не может себе представить, что человек может бродить ночью в каких-то поисках…

— Тут уж такая психология. — Георгий развёл руками. — На всех приезжих они смотрят, как на отдыхающих.

— Но главное смотрит такими глазами… — Роберт был удручён. — Смотрит так, словно я ей должен.

— Кстати, мы ей действительно задолжали, — заметил Георгий.

— Это совсем другое дело, — сказал Роберт.

— Тем более сейчас мы получим перевод и расплатимся. — Георгий оживился.

Едва девушка в окошке завидела Георгия, она воскликнула торжественно:

— Вам телеграмма!

— А перевод? — забеспокоился Георгий.

— Перевода нет. Есть телеграмма.

— Ну так дайте ж её.

Отойдя от окошка, Георгий развернул бланк и прочёл вслух:

— «На этот раз к несчастью нас взял запорожец голубой сижу пустой».

— А ну ещё раз прочти, — сказал Роберт. — Медленно.

— «На этот раз к несчастью нас взял запорожец голубой сижу пустой».

— Слушай, — сказал Роберт, — так ведь это стихи.

— Я сразу это понял, — сказал Георгий.

— Ты музыкант, ты чувствуешь ритм, это неудивительно.

Когда приятели остались одни, Роберт сказал:

— Тамара — замечательная женщина.

— Что в ней особенно подкупает — это искренность, — сказал Георгий.

— Чего не скажешь о Христофоре, — задумчиво произнёс Роберт.

— О Христофоре этого никак не скажешь, — согласился Георгий. — Его главная ценность — это зубы. За квартал от него исходит блеск.

— Не всё то золото, что блестит, — назидательно проговорил Роберт.

— Куда мы идём? — спросил Георгий.

— Я думаю, мы заглянем в «Ядвигу», — сказал Роберт.

День был солнечный, но что-то некоторым образом изменилось. Воздух стал холодней, в нём появились хруст и ломкость, и всё ясней становилось, что бархатистые осенние дни сочтены.

— Куда пойдём вечером? — спросил Георгий.

— Я думаю, всё-таки зайдём к Христофору, — сказал Роберт.

— Я того же мнения, — сказал Георгий, поразмыслив.

— Теперь уж неудобно не выразить им внимания. — Роберт развёл руками. — Дело даже не в самом Христофоре, а в этих милейших женщинах.

— Христофор не слишком воспитанный человек, — кивнул Георгий, — но из этого не следует, что и мы должны вести себя некорректно.

Они шли по узенькой улочке, которая, точно обвиваясь вокруг домов, убегала в гору.

— Я вот думаю, — сказал Роберт, — если бы Дворец пионеров стоял на море, хорошо было бы сделать из него корабль. Представляешь, палуба — это крыша, в носовой части — верхние этажи. Корма опущена — там комнаты для всяких кружков.

— Ты всё время работаешь! — восхитился Георгий.

— Что поделаешь, — вздохнул Роберт.

— А ведь это очень яркая мысль.

— Но дворец не будет на морском берегу.

— Очень жалко, — сказал Георгий, нахмурясь.

— Главное, — сказал Роберт, — найти образ. Мы и свой образ должны создать и знать его назубок, — понимаешь? Надо не пожалеть времени и даже посидеть перед зеркалом. Добиться такого выражения, которое наилучшим образом выражает твою сущность или даже твой идеал. В конце концов это одно и то же.

— Ты так думаешь?

— Разумеется. Совсем неважно, какой ты есть, а важно, каким ты хочешь быть. И вот это самое выражение ты выучиваешь, как урок, и оно всегда у тебя наготове. Таким образом, ты предстаёшь потомкам не в каком-нибудь затрапезном виде, а таким, каким ты себя ощущаешь.

— У тебя замечательная голова! — Георгий был потрясён. — Я совершенно об этом не думал.

— А возвращаясь к Дворцу пионеров, я ещё раз хочу сказать…

Но сказать Роберт не успел. Георгий схватил его за руку и завопил:

— Смотри, смотри!

Роберт отчаянно завертел головой, но ничего не увидел.

— В машине, в машине! — кричал Георгий.

Теперь Роберт увидел. В гору медленно взбиралось такси. Рядом с шофёром сидел Христофор с пузатым саквояжем на коленях, на заднем сиденье разместились Тамара и Нина, тоже нагруженные плотно набитыми сумками. Мостовая была чуть шире тротуарчика, машина катилась совсем рядом.

— Тамара! Нина! — закричали Роберт и Георгий.

Тамара ответно взмахнула рукой и крикнула:

— Мальчики! Мы уезжаем!

Нина послала воздушный поцелуй. Христофор затравленно озирался. Увидев приятелей, он побелел, челюсть его отвалилась, и золотое сияние на миг ослепило и Роберта, и Георгия.

Машина скрылась за поворотом. Друзья не сразу заговорили, — взволнованные женские лица ещё, казалось, мелькали в холодеющем воздухе.

— Он их увёз от нас, — сказал Роберт.

— Какая свинья этот Христофор! — с чувством произнёс Георгий.

— Ещё поискать, — сказал Роберт. — Жалко Нину.

— Что — Нину? Тамару жалко.

— Ничего, у нас есть их адрес, — мстительно сказал Роберт. — Представляешь, что с ним будет, если мы однажды приедем?

Георгий мысленно увидел лицо Христофора и заметно повеселел.

В магазине, где они покупали осетрину горячего копчения, девушка, стоявшая в очереди, насмешливо оглядела Роберта и сказала ему:

— Добрый вечер.

Роберт неуверенно ответил:

— Здравствуйте.

— Ты её знаешь? — шепнул ему Георгий.

— Понятия не имею, — откликнулся Роберт.

— Ну и нравы, — вздохнул Георгий.

— Пора уж привыкнуть, — сказал Роберт горестно.

— А почему она так издевательски улыбается? — спросил Георгий.

— Должно быть, она считает, что эта улыбка её красит, — сказал Роберт.

— Вы что, меня не узнаёте? — спросила девушка.

— А разве вы меня знаете? — в свою очередь, поинтересовался Роберт.

Девушка окинула его всё той же насмешливой улыбкой.

Роберт вспомнил.

— Ах, простите, пожалуйста! Вы выдаёте корреспонденцию.

— Признали наконец?

— Ничего удивительного, я вас видел только в этом окошечке и впервые во весь рост. Вы очень выигрываете в полном объёме.

— Вы очень любезны. Заходите на почту, вам кое-что есть.

Выйдя из магазина, Роберт сказал:

— Наконец она дрогнула.

— Кто?

— Нонна. Хорошо, что я выдержал характер. Я всё-таки рад, что она написала.

— Но хорошо, что ты выдержал характер.

— Да, — подтвердил Роберт, — характер — это всё.

Он пришёл в отличное настроение и сказал:

— Я чувствую себя в форме. Может быть, зайдём в бильярдную? Я бы хотел повидаться с этим Аркашей.

— Не стоит, — сказал Георгий, — поверь мне.

— Ты всё-таки очень рассудительный. Я не могу понять, как в тот раз ты попал под влияние Арсения.

— Это было какое-то роковое стечение обстоятельств, — объяснил Георгий.

— Да, так случается, — согласился Роберт.

— И с тех пор я очень переменился, — добавил Георгий.

— Так куда же мы пойдём? В «Ядвиге» мы сегодня уже были.

— Зайдём в «Тамариск».

— А в самом деле! Мне что-то нравится это название.

Встали поздно, и, когда наконец собрались, полдень уже миновал. Было свежо, штормило, и могучие валы перекатывались через парапет, мной раз доставая гулявших. В этот миг неизменно раздавался дружный девичий визг.

— Голова трещит, — сказал Георгий.

— Не понравился мне «Тамариск», — сказал Роберт.

Поразмыслив, Георгий сказал:

— Надо было пойти в «Прибой».

— Я и сам хотел тебе предложить, но я чувствую, что ты опасаешься встречи с Галей.

— Не то что опасаюсь, но я знаю себя.

— Ты жутко чувствительный, — сказал Роберт.

— И всё равно ведь нужно с ней повидаться, — добавил Георгий. — Тем более скоро нам уезжать.

— Видишь, кто идёт? — спросил вдруг Роберт.

— А кто?

— Да куда ты смотришь? Погляди налево.

— Это ж Арсений, — изумился Георгий.

— Он смотрит в сторону, ты обратил внимание?

— Наверное, он нас стесняется, — сказал Георгий.

Однако Арсений неожиданно повернул к ним.

— Здравствуйте, — сказал он нерешительно.

Георгий промолчал, а Роберт холодно поклонился.

— Христофор уехал, — сообщил Арсений.

— Знаем, — сказал Роберт.

— Он меня поставил в ужасное положение, — пожаловался Арсений. — Я на него рассчитывал и, исходя из этого, строил свой бюджет, а он вдруг сорвался…

— А почему ты нам это говоришь? — спросил Георгий.

— А он из-за вас уехал. Он боялся, что Роберт заморочит голову Тамаре.

— Если ты трус — не женись, — сказал Роберт.

— Так ему и скажи, — посоветовал Георгий. — В хоккей играют настоящие мужчины.

— Тебя он тоже опасался, — сообщил Арсений. — Он говорил, что отвечает за Нину.

— Пусть отвечает за себя, — сказал Георгий. — Перед лицом ревизии.

— Зачем вы так говорите? — Арсений покраснел.

— А затем, что ты нам должен спасибо сказать, а не плакаться на свою судьбу, — укоряюще сказал Роберт. — Твоё счастье, что он уехал. Он бы втянул тебя в свою компанию.

— А это очень плохая компания, — добавил Георгий.

— Почему вы так думаете?

— Ах, да не будь ты ребёнком! — поморщился Роберт. — Достаточно на него взглянуть. Он коррумпирован с головы до пят.

— Он мафиози, — подтвердил Георгий. — Это видно невооружённым глазом.

— А что ж мне теперь делать? — проговорил Арсений растерянно. — Он оставил меня без копейки.

— Это в его духе, — сказал Роберт.

— Вы на выручите меня, ребята?

— Вот как ты заговорил. — Роберт покачал головой. — А как ты себя вёл в тот ужасный вечер?

— Да чем я так провинился?

— Ах, ты не знаешь…

— Арсений, — сказал Георгий с чувством, — мне больно это тебе говорить, но ты нарушил закон гостеприимства.

— Если я виноват, прошу меня простить, но вы определённо наседали на женщин.

— Арсений, — сказал Роберт торжественно, — я ещё ни об одной женщине в жизни не сказал дурно, тем более ничего не скажу о твоих родственницах, к которым и я, и Георгий испытываем искреннюю симпатию, но напрасно ты делаешь из них беззащитных овечек.

— Этого я не говорил, — сказал Арсений.

— Уж кого-кого, но Георгия ты должен знать хорошо. У Георгия такая душа — он мухи не обидит.

— Не следовало ему говорить, что я сорвал ему работу.

— Слушай, — Роберт развёл руками, — почему ты так не любишь критики?

— Почему не люблю?

— Не любишь. Ты не сорвал работы? Хорошо. Тогда где она?

— Кто?

— Его работа.

— А я почём знаю?

— А кто должен знать? Ты был с ним или я? Интересный человек… — Роберт укоризненно покачал головой. — Если б он не попал под твоё влияние…

— Я его не просил.

— Слушай, ты, демагог. Кто об этом просит? Но ты всё время ставил его в условия, нарушавшие творческий процесс. Ты его соблазнял ежеминутно.

— Ты только не думай, что я злопамятный, — сказал Георгий. — В душе я тебе это простил.

— Насколько мы можем, мы тебя выручим, — сказал Роберт. — Мы дадим тебе денег на билет.

— Большое спасибо, — сказал Арсений. — Я знал, что вы настоящие люди.

— Ты нам тоже понравился, — признался Роберт.

— В таком случае, я предлагаю забыть происшедшее недоразумение.

— Я уже забыл, — ответил Георгий.

— А теперь — на почту, — напомнил Роберт.

— Здравствуйте, это я.

Девушка протянула ему телеграмму.

— Распишитесь. Проставьте число и час.

Роберт расписался и развернул бланк, потом протянул его Георгию.

— Не от Нонны, — сказал он разочарованно.

— «Возвращайся Эдуард», — прочёл Георгий. — Кто этот Эдуард?

— Манаджаров.

— Любопытно, зачем ты ему понадобился?

— Уж, наверно, что-то его припекло, если он дал подобную телеграмму.

— Надо думать, что-то с ним приключилось.

— Ты когда поедешь?

— Наверно, завтра.

— Ну так, значит, вечером мы поужинаем. Надо будет пригласить и Арсения.

Утром Георгий и Роберт были в угнетённом состоянии духа.

— У нас даже на билеты не хватит, — сказал Георгий.

— То-то и оно.

— Неразумно мы поступили с деньгами Христофора.

— А кто виноват?

— Всё Арсений… такой безудержный… — Георгий пробовал оправдаться. — Стоит только попасть под его влияние…

— Подожди немного, — сказал Роберт и, кряхтя, поднялся.

— Куда ты?

— Зайду к Люсе Аркадьевне.

Когда Роберт вернулся, озабоченное выражение его лица прояснилось.

— Ну вот что, — сказал он, — эта добрая женщина заняла мне денег. На билет хватит. Я лечу, поскольку ждёт Манаджаров. Ты у неё останешься заложником. Прилетев, я высылаю ей долг, а тебе — сумму на возвращение.

— Как это тебе удалось? — восхитился Георгий.

— Некогда, некогда, давай собираться.

На улицах их ожидало чудо. Выпал снежок и осел мягким пухом на кипарисах и пальмах.

— Зима приближается, — сказал Георгий и поёжился.

— Вот это сюрприз. — Роберт достал из кармана берет.

Снег был неуверенный, невесомый, кажется — дунь и улетит. Но бело-зелёные кипарисы казались строгими и торжественными.

Они долго ехали в автобусе и чем дальше отъезжали от города, тем всё мрачней и тревожней становился осенний пейзаж. Роберт подумал, что чем роскошнее юг летом, тем сиротливей и беззащитней он в холодные дни.

В аэропорту они легко достали билет, и, так как до посадки ещё оставалось несколько минут, они провели их в мирной беседе и воспоминаниях.

— Интересно, — сказал Роберт, — зачем я понадобился Манаджарову?

— Скоро узнаешь, — сказал Георгий. — Возможно, ему нужен твой совет.

— Как только ты приедешь, мы встретимся все трое, — посулил Роберт.

— Буду очень счастлив, — сказал Георгий.

Потом спросил:

— Ты говорил с матерью по телефону? Ты собирался…

— Нет, — сказал Роберт, — я хотел узнать номер рейса.

— Может быть, ещё успеешь? Здесь есть междугородный.

— Лучше я ей дам телеграмму, — решил Роберт. — Она очень любит подробности, разговор может получиться долгий.

— Но телеграмма придёт позже самолёта.

Роберт задумался.

— Тогда я позвоню соседке и сообщу номер рейса ей. Скажу, что матери не смог дозвониться.

Так они и поступили. Соседка сказала, что немедленно передаст все сведения.

— Хорошо, что ты мне напомнил, — сказал Роберт. — Иначе она могла обидеться.

— Родители часто обижаются, — заметил Георгий.

— Причём они сами во всём виноваты, — вздохнул Роберт. — Если б они не так любили учить, с ними б гораздо охотней общались.

— Когда они мне что-нибудь говорили, — сказал Георгий, — я про себя считал до тысячи. А сам кивал. Ещё когда я был дитя, я сам придумал. Они говорят, а я считаю себе и киваю. Ни единого слова не слышу.

— Моя мать очень хорошая женщина. — Роберт махнул рукой. — Всё мне готова отдать, я знаю. Но это, знаешь, сильнее её. Возможно, родители не виноваты в своём занудстве, очень возможно. Я допускаю, что они так биологически закодированы. Как у тебя появляется младенец, в тебе происходит какой-то акт, какой-то особый обмен веществ, и ты становишься занудой и недалёким существом. Искренне начинаешь верить, что стоит слово тебе сказать, и твой ребёнок станет таким, каким тебе хочется. Смех, да и только!

— Но хорошо, что ты позвонил, — сказал Георгий.

— Конечно. И я тебе благодарен. — Роберт потрепал его по плечу.

— Жаль, что ты уезжаешь, — сказал Георгий.

— Ничего, скоро увидимся.

Было видно, что Георгий растроган.

— Очень славно мы с тобой пожили.

— Что и говорить.

— И в работе я сильно подвинулся, — сказал Георгий. — Я просто чувствую, как во мне что-то зреет.

— И я тоже, — признался Роберт. — Подспудно идёт большой процесс.

Объявили посадку. Роберт взял чемодан и пошёл к турникету. Георгий шёл рядом.

— Ну, счастливо.

— Счастливо.

Они пожали друг другу руки.

— Поклон Манаджарову, хотя мы и не знакомы.

— Считай, что вы уже познакомились.

— И Нонне передай мой привет.

— Передам, но не сразу. Ей придётся помучиться за своё молчание. Несколько дней я её выдержу.

— Это, конечно, не помешает, — сказал Георгий.

— Но если правду сказать, я по ней соскучился. Всё-таки я к ней очень привязан.

— В том-то и дело, — вздохнул Георгий. — Привязчивость — наша ахиллесова пята.

— Она славная, — заметил Роберт. — Я бы даже сказал, лучше многих.

— Обязательно передай ей привет.

Расцеловались раз и другой. Роберт зашёл за турникет и двинулся к стеклянной двери, за которой мерцало лётное поле. Распахнув её, он обернулся. Георгий стоял на том же месте, чемпионски помахивая ладонью.

Через несколько часов самолёт приземлился на родном вечернем аэродроме. Было пасмурно, сеял осенний дождь.

Роберт подхватил чемодан и направился к выходу. Из рупоров лилась хорошо знакомая музыка.

Среди встречающих Роберт сразу же увидел поджарую фигуру и смуглое выбритое до синевы лицо с тонкой пушистой полоской над губой.

— Как ты узнал? — удивился Роберт.

— Твоя мать сообщила мне номер рейса, — ответил Манаджаров.

Они обнялись.

— Ну, как мать? — спросил Роберт.

— Всё так же. Прихварывает.

— Что случилось? — спросил Роберт. — Из-за твоей телеграммы я всё время ломаю голову.

— Дождь пошёл, — сказал Манаджаров, — скорее в машину, пока сухой.

У Манаджарова был «Москвич» за которым он следил с великим тщанием. Роберт забрался в чёрно-красный салон и уселся рядом с водительским креслом.

— Подожди, я сейчас прицеплю дворники.

Манаджаров включил волшебные палочки, и они тотчас же стали трудиться.

Машина выехала на шоссе и понеслась знакомым маршрутом.

— Что там с Нонной? Ни строчки не написала.

— Она была в больнице, — сказал Манаджаров.

— Вот так номер, — сказал Роберт. — Только этого не хватало.

— Ты же знаешь, зачем она туда ложилась, — сказал Манаджаров.

Дождь бил в стёкла, колёса, чавкая, шли то воде.

— Что за пожар? — пробормотал Роберт. — Не могла она, что ли, меня дождаться?

Манаджаров ответил не сразу:

— Не могла. И так оказалось поздно.

Роберт почувствовал, как по спине его пробежал ледяной ветерок.

— Слушай, — сказал он хриплым голосом, — хорошо бы нам поторопиться.

— Нет, — сказал Манаджаров, — торопиться не надо.