Глава 9

Сказ иной, девятый. В большом городе


В Штольграде решено было не задерживаться. Нам предстояло нанять экипаж и как можно быстрее двинуться в сторону границы.

Графство Менферское – огромное, заезжать в него – нет дураков, огибать надо, и на безопасном расстоянии. А это время. И как минимум три города проехать придется – Лиссу, Квакушин и Грезу. Да и весок не счесть.

Но сначала нужно было зайти в гостиницу к чародею, чтобы он собрал вещи в дорогу, да меня приодеть. Да, да, меня – все-таки нам следует передвигаться под легендой. В предстоящих в поездке городах решено было изображать из себя молодоженов, это даже я признала, выглядело логичней всего. На мой вопрос, высказанный кротким, ну ладно, около кротким тоном – может, нам все-таки изображать из себя брата и сестру – чародей ответил отрицательно.

– Во-первых, сударыня, меня здесь некоторые знают. А во-вторых, мы ни капли с вами не похожи, – в этом он прав, конечно, ну не всем же рождаться с такой аристократической статью и бледной кожей, но все равно обидно. – В-третьих, это сильно затруднит наше передвижение.

И, увидев, что я не очень понимаю, о чем он толкует, оборотень продолжил:

– Мне каждую стоянку придется убивать каждого, посягнувшего на вашу честь, – на этих словах я покраснела, а чародей уточнил: – Вы этого хотите?

Это по правде совсем не то, чего я хотела.

– Издержки неудобства передвижения с красивыми женщинами в спутницах, – заметил чародей, пристально глядя на меня. От этого взгляда я немного опешила, часто заморгала, отвернулась. Вот ведь фрукт! Это кто же здесь красивая женщина? Я, что ли? Он совсем меня за дуру держит?

Нет, ну я конечно не урод, но и красавицей себя никогда не считала. Обычная. Можно даже сказать, ничем не примечательная… Вот Йожка – та вырастет настоящей красоткой! Светлые, почти белые кудри, голубые глаза, длинные ресницы, крохотная родинка над пухлыми губками – все говорит о том, что хороша она будет необычайно!..

А я? Русоголовая, зеленоглазая, как мавка… Ну ладно, может и не как мавка, как ундина, один песиглавец. Одно достоинство во мне – статный рост, да и то, на мой взгляд, спорное достоинство… По сравнению с селянскими девками всегда себя дылдой ощущала. Как-то не замечала я особо пристального внимания селянских парней – о чем я чародею и сообщила.

– Так ведь, сударыня Хессения, не забывайте, из какого вы Дома, – сообщил он.

А это при чем здесь?

– А при том, что только попробовал бы кто на вас посмотреть не с теми мыслями, старшая Йагиня взглядом бы испепелила.

Это да. Это бабуля может.

– Да и сдержанную, утонченную красоту простите, обычный селянин не заметит. Может, мимо и не пройдет, заглядится, а только куда вас пристроить в жизни своей – непонятно. Вы уж извините, но представить вас метущей деревянную избу или за пряжей, а тем паче разделывающей для фаршировки поросенка, сложно!

– Вы хотите сказать…

Я уже собиралась ему сказать, что разговор наш заходит в совсем уж неприличное русло, не пристало девице с мужчиной такие вопросы обсуждать, как он меня перебил:

– Я хочу сказать, что красота ваша исключительна, сударыня Хессения, и трогает сердце очень глубоко, как красота и нежность хрупкого эдельвейса или болотной кувшинки по сравнению с изысканностью розы и пышностью пиона.

Я сердито дернула плечом. Эдельвейс, значит.

Кувшинка, значит.

Болотная.

По сравнению с розами и пионами.

Понятненько.

Ясное дело, он просто издевается. Или зубы заговаривает. Знает гад, на что надавить. Вражина.

– Сударь, мне неприятна эта тема, может, сменим ее?!

– Вы, сударыня, хотели в лавку готового платья зайти, – бесстрастно напомнил чародей.

– Так может, вы за это время в гостиницу наведаетесь? – ответила ему в тон.

– Ну, вы же помните, что почтенным Йагиням я обещал ни на шаг не отходить от их внучки. Так что в гостиницу вместе пойдем, потом в лавку, а потом только на выезд.

– Да, вы уж не задерживайтесь, – прервал наш диалог перед воротами Штольграда непонятно откуда взявшийся коловертыш. – Не по нутру мне города. Да и сами меньше начудите.

– Ой, ты здесь! – обрадовалась я.

– А где мне еще быть, – злобно пробурчал бесенок, наградив меня сердитым взглядом, пробормотал про себя очередное ругательство, понятно, в наш адрес, а потом сплюнул. – Глаза бы мои вас не видели!

Ну что с ним делать? Настроение у меня, и без того весьма спорное, упало совсем.


***


Но все-таки дело прежде всего. Поэтому надо было брать себя в руки и идти в город. Договорились, что коловертыш будет с нами, только для всех он будет оставаться невидимым.

А мне нужно замаскировать свою внешность – меня многие знают здесь, не раз я с бабулями приезжала на праздники и в лавки.

Попробовав поэкспериментировать с личинами, обернулась к чародею, чтобы посмотреть на его реакцию – просто слегка исказила черты лица, но общий образ стал неузнаваемым.

– Неплохо, – согласился чародей. – Но нам нужно отвлечь внимание по максимуму, поэтому сделаем немного иначе, – он провел рукой у моего лица, и взглянув в зеркало, я вздрогнула: на меня смотрела ярко-рыжая девушка, с каштановыми бровями и ресницами, с россыпью веснушек на белой коже.

– Пусть мою спутницу запомнят именно такой, – сказал сударь Лиодор. – Совершенно непохожей на вас.

Я изумленно опустила взгляд ниже и обнаружила – какой стыд! – проклятый чародей прибавил мне пару размеров в груди и несколько в талии и бедрах.

– Сударыня Хессения, успокойтесь! Так нужно для дела! Покинем Штольград и вернем все на свои места.

– Как вы прикажете мне платье в дорогу покупать? Это же только личина! Продавец сразу заподозрит неладное, когда у него мои размеры на глаз и на измерительной тесьме не совпадут!

– Хм… – видно, что об этом он не подумал. – Ладно, тогда вашу личину подправим как раз перед походом в лавку, и сразу после нее, пусть большинство думает, что чародея видели в Штольграде с некой рыжей пышнотелой девицей.

Вот оно значит, какие ему нравятся! А еще про красоту эдельвейса плел. Нахал!

В гостинице нас ждал сюрприз. Точнее не нас, а чародея. Я осталась в небольшой кофейне через дорогу, безапелляционно заявив, что в нумер гостиницы к мужчине никогда и ни за что не поднимусь, и плевать я хотела на все его обещания бабулям. Я им тоже много чего обещала, если что. Честь свою блюсти и о доброй репутации заботиться. И что, что на мне личина?! Сама-то я знаю, что это я, и не надо так на меня смотреть!

Не дожидаясь очередных возражений Дарнийского оборотня, с милой улыбкой опрокинула ему на брюки чашку горячего, ароматного кофею, и на прощанье помахала ручкой, мол, буду ждать.

Попросила еще кофею и шоколадного торта, и эклеров, и корзиночек, и творожный пирог с маком в дорогу завернуть. Хозяин разулыбался, еще бы, подумал небось, что пышнотелая рыжая девица сама все это богатство схомячить изволит. И ведь не ошибся. То есть ошибся, конечно, но только я почти все коловертышу скормила. Он сидел на соседнем стуле, для всех остальных невидимый. Я его спиной прикрывала – ну чтобы не казалось со стороны, что кулинарные изыски сами собой исчезают в воздухе. Со мной коловертыш по-прежнему разговаривал сквозь зубы, чародея вообще игнорировал, но угощение принимал не без удовольствия. И на том спасибо.

Так вот, сюрприз. В общем, не зря чародей настоял, чтобы внешность мне кардинальным образом изменить. Потому как на репутации молодого человека променад в компании посторонней девушки, не невесты, никак не отразится, к тому же чародеям больше позволено, чем обычным людям, а вот для барышни – позорное клеймо на репутации.

Но дело даже не в этом.

Женка главы-то, как оказалось, с песиглавцем каким-то все ж таки сбежала! По крайней мере, видели ее на выходе из города вместе с ним, а означать это могло только одно.

Эх, Малена, Малена! Не послушалась меня, точнее бабулю Стефу! Бросила сынишку от нелюбимого мужа, сбежала к вольной жизни…

Глава, говорят, от такого известия разумом помутился – он же только приехал, разыскал для женки любой крем тот самый, который просила, да еще гостинцев понавез…

Не успел до дому доехать, как уже почувствовал на себе массу сочувствующих, и при этом очень хитрых и любопытных взглядов.

А как домой зашел – обомлел.

Вся прислуга на коленях стоит, умоляют пощадить, помиловать. Мужик грешным делом, подумал, что с женкой или сынишкой худое что приключилось. А когда разобрался, что оба живы-здоровы, только вот ее уже сутки как дома нету, некоторое облегчение даже испытал. А потом осел – хорошо догадались стул пододвинуть, и с тех пор ни на что больше не реагирует. Смотрит в одну точку, и молчит…

Все это сударь Лиодор рассказывал мне по пути к дому главы. Едва лишь услышав, что с мужиком беда приключилась, тут же вытащила чародея из-за столика, куда он вернулся со своим багажом, и потащила к выходу.

Облопавшийся коловертыш злобно сверкнул на меня глазами, ведь один крохотный эклер остался недоеденным. Я быстро расстегнула саквояж чародея, бесенок проворно в него запрыгнул, а я сунула туда ему пирожное. И те маковые пироги, что с собой завернули нам, заодно.

Про выражение лица наследного герцога рассказывать лучше не буду: он оказался возмущен моей наглостью сверх всякой меры, но я настояла на том, что об этом мы позже поговорим, а сейчас главное – главу спасти. По всему видать, хороший мужик, а симптомы у его внезапно случившегося заболевания весьма тревожные. Сомневаюсь я что-то, что это помешательство.

Что поделаешь – дар волшбы жизни так просто мимо недужного пройти не позволит.


***


Все оказалось точь-в-точь, как рассказывали люди, и как передал мне чародей. К слову, ему бы тоже личина не помешала, потому как кто давеча целую роту песиглавцев с собой в Штольград привел? То-то и оно. В лицо княжескому чародею сказать никто ничего не посмеет, а вот оставаться сейчас здесь нежелательно. Не посмотрят, что боевик, а какую-нибудь подлянку устроить попытаются. Чтоб неповадно было сюда песиглавцев ротами водить, да честных женок с дома сманивать. Правда, к женке главы этот эпитет не подходил, ну так и не знал никто про прошлый ее позор. А пожалуй, и к лучшему.

Не обращая внимания на возмущенный взгляд лакея, или кто он там главе-то – мужик этот в ливрее, на охи, ахи и шепот горничных за спиной, сударь Лиодор решительно направился в покои, где находится глава. Я скромно следую за ним. Так договорились: он опытный княжеский чародей и пришел попробовать спасти главу, а я так, прогуляться вышла.

– Моя помощница, – высокомерно бросил чародей лакею, даже не глядя на него, проходя мимо. Сейчас он ведет себя как истинный наследник герцогства. И такая уверенность на лице, что не пропустить нас слуги не посмели. Сударь Лиодор не услышал ехидного бабского шепота за спиной:

– Понятно, какая она помощница, чему помогает, – оглянулась и уставилась прямо в глаза все еще красивой бабе средних лет со слегка оплывшей талией.

– Еще одно слово, и попрошу чародея навеки лысой сделать! – сообщила я ей с милой улыбкой.

Ужас на лице нахалки и ее стремительно уносящиеся шаги, переходящие в легкую трусцу, были мне наградой.

Унижения переносить я не намерена.

Глава сидел на кушетке в своих покоях, рядом с окном, и луч жаркого солнца падающий на правую сторону лица, вызывал испарину. Однако мужчина не шевелился, смотрел прямо перед собой, и совершенно не реагировал на очевидно мешающий ему свет.

В наступившей тишине отчетливо слышно, как стекающие капли пота мерно стучат о половицы. Чародей недобро покосился на слуг, а потом приказал всем выйти из комнаты. Вышли все, кроме городского доктора, который тоже здесь обитался, но, похоже, больше мешал, чем помогал.

Пришлось мне вмешаться – ведь видела же, что доктора не больной задержал в комнате, а мои бедра. Точнее, не совсем мои, а те, которыми чародей наградил. Я церемониться не стала – все равно здесь все свои, а глава никому не расскажет, и усадила городского целителя на креслице в дальний угол, предварительно оглушив стазисом. Сударь Лиодор присвистнул, а я пожала плечами. Мол, и что? Если я целительница, так что мне его липкое внимание терпеть? Нужен он здесь больно.

Попробовала прислушаться к больному особым образом – то есть, услышать, увидеть все так же, что и он.

Плохо. Очень плохо. У него звон такой неприятный, свистящий в ушах стоит. А видит все, как в тумане, только с плавающими звездами. Хочет пошевелиться, но не может.

Я начала плести заговор, махнув рукой на чародея, точнее на его предложение помочь. Пусть с верлиоками да умрунами помогает, а здесь не лезет.

Заговор долгий, очень сложного плетения, я не делала его никогда еще, только в книжках читала и как-то, маленькой еще, видела, как баба Рая плетет. Отчаянно боюсь перепутать магические нити, памятуя главное правило целителя – «Не навреди»…

Впрочем, глава так плох, что я заведомо стараюсь не думать об исходе лечения… У бабули тогда получилось, но не факт, что и у меня сейчас выйдет…

У нас разный резерв силы, а об опыте и образовании и говорить не приходится. Что ж. Практика и только практика, – говорят бабули.

Теория хороша, но без практики ничему не научишься по-настоящему. Вот сейчас, стоя за плечами этого почтенных лет, но крепкого человека, сплетая нити чар и пропуская их по энергетическим меридианам ауры, я как никогда благодарна бабулям за суровый подход к моему образованию.

За бессонные ночи, проведенные в деревнях с больными селянами и скотом, за особую строгость домашних экзаменов, за самые что ни на есть жесткие, повышенные требования к моим знаниям, пробелов в которых бабули не допускали. Баба Рая рассказывала, что в Университете, или Академии, где целая группа студиозусов сдает экзамен, у последних нет-нет да и проскочит шанс подсмотреть, списать, получить баллы обманом. И потом получаются недоучки, что для работы целителя совершенно недопустимо. То есть внучку свою Йагини натаскивали по полной.

Я недоуменно перевела взгляд на получившийся заговор, разноцветной сетью окутавший главу. Сударь Лиодор с интересом следил за моими манипуляциями. Вот несносный! Сидит тут, отвлекает своими умными голубыми глазами в угольно-черных пушистых ресницах! Вон как зыркает, даже рот приоткрыл.

У меня даже дыхание сбилось. Ну, вот почему он на меня так действует?

Ведь это нечестно.

Я-то, похоже, даже отблеска подобных чувств у него не вызываю. С досады я чуть не сплюнула, как давеча наш лесной друг, вот о чем, спрашивается, я думаю во время такого сложного лечения?

Однако отвлечься на чародея оказалось даже полезным – вернув взгляд к заговору, увидела, что свечение чар-сетки, текущее по одному из важнейших энергетических центров, потускнело – значит, энергия туда уходит больше, и заговор там не помешает укрепить. Исправив неточность, я приготовилась активировать сетку.

– Сударыня, – негромко, видимо, чтобы не испугать меня, проговорил сударь Лиодор. – Заклинание, точнее заговор у вас получился очень сложный. Вы, активировав его, вольете в него весь свой запас. Вам банально сил даже на лавку готового платья не хватит, я не говорю про дорогу.

А он прав. Если магических сил не хватит, сотворенный заговор выпьет жизненные. А о том, как тяжело потом восстанавливаться, думаю, и упоминать не стоит, итак все ясно.

– Что вы предлагаете?

– Как что? – изумился чародей. – Возьмите часть моей силы.

Я в раздумьях покачала головой. С одной стороны, мне понадобится много сил для активации заговора, наложенного на главу. С другой – непосредственный волшебный контакт, это… Это куда интимнее, чем телесная близость. При этой мысли меня немного качнуло в сторону.

А если физическая близость этого брюнета с его песьим животным магнетизмом вытворяет со мной такое… Такое прерывистое, тяжелое дыхание, слабость в коленках, жар и озноб одновременно, то что же может быть от чар?

– Хессения, – прошептал чародей. – Не упрямься. Возьми столько, сколько надо.

Ничего себе! Я еще не согласилась, а этот нахал уже со мной на «ты». Быстро, однако.

Брюнетистый чародей, видимо решил, что мои сурово нахмуренные брови говорят о раздумьях, и продолжил:

– Обещаю, я ни движения не сделаю, чтобы помочь тебе, просто откроюсь. Ты сама возьмешь столько, сколько нужно. Все-таки у меня опыта и силы побольше – я Посвященный чародей. И оборотень, забыла? И вообще, я сильнее!

Что сильнее-то – то да. Видели. Рассматривали ауру с пристрастием, так сказать. Тогда еще, в лесу, когда он открылся и позволил мне увидеть, что он оборотень. Я еще раз окинула взглядом сотворенную чар-сетку, главу – крепкого, даже привлекательного мужчину с безучастным, потухшим взглядом, и решилась.

Пусть этот взгляд останется потухшим по той причине, что от него сбежала женка, но не от этой тяжелой болезни, которая постигла из-за горя, предательства. Здоровый мужик – у него подрастает замечательный сынишка, которому нужен пример для подражания, да и просто отец рядом. Еще приведет в свой дом новую женку, лучше прежней, и не такую противную. А если не получится ничего сейчас – придется задерживаться здесь, и возможно надолго…

А мне догонять Йожку с Демкой надо! И оставить этого несчастного я тоже не могу, хоть и чужой, незнакомый человек! Для целительницы все одно… Дивная Макошь, не оставь свою неразумную дочь!

Слегка трясущейся от напряжения рукой я коснулась центра распахнутой ладони чародея.

Приготовилась, открылась… и активировала заговор. Сила привычно хлынула из меня, но на этот раз слишком мощным потоком. Я решила: лечу главу собственной волшбой, и только, когда дело дойдет до жизненных сил, возьму немного у Дарнийского оборотня.

Никогда я еще не плела такой сложной чар-сетки! Сила так стремительно течет сквозь пальцы, что я сама не заметила, как резерв практически опустел…

В глазах потемнело, запрыгали звездочки, я поняла, что секунда – другая – и все, теряю сознание, а активацию заклинания прервать никак нельзя. Тогда несмело и неловко потянулась за волшебным резервом чародея…

И вот это да! Я не знала, что на свете вообще бывает такое! Все эти мои подкошенные коленки, жар, испарина, чувство неловкости и красные, как маки, щеки оказались просто детскими игрушками по сравнению с тем, что я ощутила сейчас!

Кровь бешено запульсировала в висках, в ладонях, и в других, слишком уж потаенных местах. Сердце как будто оборвало свой ритм, проваливаясь в абсолютную пустоту, бездну, и тут же, испуганное, заколотилось как ненормальное. Коленки не затряслись, нет, они просто стали ватными и сложились, из-за чего я неловко уселась на пол, рядом с креслом, на котором сидит глава.

Горячие потоки – я не сразу поняла, что это внутренние потоки крови – хлынули по внутренней стороне бедра, вверх, к таким местам, о которых говорить вслух совершенно невозможно. Что-то задергало внизу, сокращая низ живота судорогами. И в то же время в расширившейся до размеров Вселенной груди как будто порхали миллионы чар-светлячков, а в глазах затуманилось.

Я подумала, не переняла ли я на себя хворь главы, но потом отогнала эту мысль, как нелепицу. Нет, ну если мужик будет до конца жизни так тащиться, то я ему только завидую…

Перевела взгляд на чародея и поняла, что от того, что я увидела, от его взгляда, тяжелого, глубокого, у меня просто заныло в груди от желания, чтобы он к ней прикоснулся. И все это под такой аккомпанемент бушующих гормонов, что если бы кто рассказал, что такое бывает – не поверила бы.

О том, что чародей чувствует то же самое, что и я, или не то же самое, но очень похожее, поняла только когда оказалась опрокинутой на пол и увидела, как потемнели голубые глаза. Сейчас они темно-синего цвета, и зрачки вытянулись, как у зверя. Чародей подмял мое тело, ставшее совершенно безвольным, под себя, по-хозяйски сжал талию, опуская руку ниже – на бедро. Чудо, а не ощущения! И другими ладонями, мы продолжали соприкасаться! Эта мысль была последней, прежде чем свет в моих глазах померк и наступила темнота.


***


– Хессения! Хессения! – голос чародея доносится как будто издалека.

– Дурья твоя башка! Почему не вмешался? – а это похоже на нашего лесного спутника.

– Я обещал…

– Обещал он! Шалопут несчастный! Девчушка досуха себя выдоила, прежде чем твоей силой воспользоваться! Ты что, не видел?!

– Я…

– Я, я! Знаю я, чем ты думал! – зло верещал коловертыш.

– Но я сейчас, сейчас ей… отдам.

– Наотдавался уже! Она теперь вряд ли возьмет! Ведь видишь, что девке итак нелегко, так нет же! Взял и сам на нее залез!

Дивная Макошь! О чем они? Что произошло? Или я…

– …уже не гожусь для праведной войны с темным Рыцарем? Так я и не собиралась… бабули меня убьют!.. – пробормотала я вслух.

– Она бредит, – недовольный голос коловертыша. – Насылай сон. Ей отоспаться как следует надо.

Как отоспаться? Йожка! Демка! Нам нужно продолжать путь! Но тут я перестала слышать их голоса – один недовольный, обвиняющий, и второй оправдывающийся, извиняющийся, и мне почему-то показалось, что я лечу – и у меня за спиной крылья, и так хорошо, в синем-пресинем небе…

Взмах крыльев – и я проваливаюсь в воздушную яму, складываю их, вытягиваю перед собой руки – и стремительно спускаюсь вниз, как будто съезжаю по гигантской воздушной горке. Я вижу отряд воинов в шлемах из огромных, рыжих песьих голов, и в песьих же шкурах на могучих плечах, старательно огибающий человеческий поселок, и… что это?

Две маленькие белокурые и очень, очень знакомые головки! Почему мои мелкие едут на плечах песиглавцев? И почему у них такой счастливый вид, им что, не страшно? Почему у еще одного воина в рыжем шлеме на руках сидит пушистым рыжим комком наш кот Маркиз? И почему такие грустные и усталые, я бы даже сказала скорбные лица у самих песиглавцев, в особенности у тех, на чьих плечах едут маленькие негодяи? Впрочем, почему такие кислые мины у этих, мне как раз таки понятно!

– Но, овцелошадка, тронулись! – кричит Демка, и «его» лошадка обиженно говорит:

– Я же просил…

– Ну ладно, ладно. Овцебык! – сияет братик. Никодем всегда умел быть великодушным.

А Йожка в этот момент поднимает голову вверх, видит меня и машет рукой:

– Сеня! – кричит она. – Ты получила мое послание? – и тут же забывает обо мне, и радостно кричит брату: – Ну вот, а ты не верил! У меня получилось! Получилось!

Загрузка...