Яркоглазая

— Цветы просвещения лежат как сеть камней, каждый отражает блеск другого, как облака мыслей.

— Это там говорится?

Я кивнула, хмыкнув.

— Это из проповеди. Проповедь цветочного венка. Хоши сказала нам сегодня копировать ее. Это были одни из любимых строк у моего отца.

— Твой отец — писарь?

— Да. Ты просто записал это по памяти?

Он кивнул.

— Я не думаю, что смогла бы делать это, когда пришла сюда. Это впечатляет.

Мы завернули за угол Главного зала и увидели зловещую сцену. Лорд Такеда, его капитаны и стражи стояли у входа в нашу спальню, пока лорд Матсудаира стоял возле лейтенанта Сакаи, у которого был подбитый опухший глаз после драки вчера вечером. Юный солдат мотал головой, но не мог отвести взгляда от тела Торимасы.

Лорд Такеда был грозным и неподвижным, как скала за стеной. Капитан Баба погладил бороду.

Госпожа Чийомэ держала Маи за руку удивительно заботливо. Но госпожа тихо говорила:

— Молчи. Не будь глупой, — она сказала потом что-то о спальном мешке, и уже бледная девушка побелела, а потом указала на другой конец лагеря и шепнула. — Отступи.

Маи ушла, опустив голову, скрывая эмоции, шагая тише, чем могла наша наставница Мицукэ.

Мы извинились, прошли в дверь кухни. Внутри Ки Сан проверял котел риса, который почти закипел. На кухне больше никого не было.

— Послал их за травами из сада. Не мог вытерпеть болтовню. Фацо и Коротышка все говорили о мертвом снаружи. Коротышка говорит, что это вина Лисы, Фацо говорит, что она — невинная жертва. Невинная. Бха, — повар поежился и махнул рукой на буфет. — Несите рис в бочку туда, а потом дайте мне черпак, вода почти закипела.

— Хай, Ки Сан-сан, — я потянула Аимару с собой к бочке. Как только мы высыпали рис из мешка, я указала на большую плиту, прислоненную к полке. — Видишь, — сказала я, — тут Ки Сан все записывает.

— Это слова? Ты можешь их прочесть?

Я рассмеялась.

— Нет, это корейский. Но цифры те же, да? — я указала на смазанные китайские цифры, которые Ки Сан постоянно обновлял.

— Что вы тут болтаете? Где мой рис?

Я наполнила черпак, которым мы отмеряли рис, и передала повару.

— Я показывала Аимару ваш список.

Он фыркнул.

— Хочешь стать торговцем, Лунный пирожок?

Он покачал головой с улыбкой.

— Я просто рассказал Рисуко о свитке с цифрами, который я нашел в кладовой.

— Свиток? — Ки Сан прищурился, глядя на него.

— Он нашел его у постельного белья в конце кладовой, да, Аимару?

Он кивнул.

— Там список с кучей слов и цифр.

Насыпая рис в кипящую воду, Ки Сан нахмурился.

— Почему тело… — он накрыл рис и посмотрел на Аимару. — Ты знал те слова?

Он покачал головой, опустив со стыдом взгляд.

— Наверное, имена, я не знал их.

— И ты видел цифры?

Аимару кивнул.

— Больше, угу, — он хитро улыбнулся мне. — Я хорош с цифрами.

Ки Сан покачал головой.

— Рисовая бумага там — я бы не поместил такого в угол, это могло бы понравиться крысам, — он помешал рис и посмотрел на нас, брови торчали, как гусеницы. — Идемте. Я хочу увидеть этот свиток.

Мы покинули кухню, лейтенант Матсудаира сказал:

— Я делил палатку с солдатами, спросите у них. И врата были закрыты и под стражей, как я мог пройти?

Лорд Такеда и его капитаны не были убеждены.

Когда мы прошли в дальний темный угол кладовой, свитка не было.

— Ты точно его тут видел, Лунный пирожок?

Он кивнул.

— Он был на полке под этим спальным мешком. Я подумал, что это странное место для свитка, и посмотрел.

Я видела, что постельное белье лежало криво — не аккуратно, как требовали хранить вещи старшие женщины.

— Забавное место для свитка. И тут явно кто-то лазил.

Мы обыскали всю кладовую, но не нашли бумаги, почти вся хранилась в Чайном домике.

Мы прошли во двор, Ки Сан выругался под нос:

— Что-то не так.

11 — Цифры

Когда мы вернулись во двор кухни, лорды и их капитаны собрались у колодца, двое мужчин с белыми бородами тыкали тело. Лекарь Матсудаиры бормотал что-то о «сгустившейся крови», лекарь Такеда бурчал что-то о «посинении» и «окоченении». Они посмотрели друг на друга и кивнули, лекарь Матсудаиры сказал:

— Около полуночи, мои лорды.

Лекарь Такеды кивнул и добавил:

— В Час Крысы, точно.

Пока генералы обсуждали эту информацию, Ки Сан подошел к Чийомэ-сама и зашептал ей на ухо.

Госпожа посмотрела на меня и Аимару хмуро, потом прошла к нам. Ки Сан шагал за ней.

— Идемте, дети. Покажете список, которого не существует.

Мы прошли в кладовую, Аимару попытался скрыться в моей тени, что забавляло, вед он был вдвое больше меня.

Тепло утреннего солнца воевало с прохладой горного воздуха, который собрался в лагере, и я ощущала себя словно меж двух миров. Повернувшись туда, где еще лежало тело Торимасы-сана, я увидела, как скала нависала над задней стеной Полной Луны, увидела черную трещину — вход в пещеру наверху. Я вдруг ощутила на себе снова черный взгляд огра. Я поежилась.

— Не отставай, Рисуко! — рявкнула госпожа Чийомэ.

Я поспешила, Аимару шел рядом со мной. Я ощущала, как он смотрел на меня, пока мы входили в кладовую.

* * *

Мы показали госпоже Чийомэ угол, где Аимару видел свиток. Вздохнув, она попросила Аимару рассказать ей, что он видел.

Когда он смутился, я сказала:

— Аимару тяжело читать это.

— Тяжело? — госпожа Чийомэ прищурилась. Он сглотнул, и старушка зарычала. — Дитя, ты скопировал фразу из Цветочного Венка без колебаний. Ты хочешь мне сказать, что ты не можешь читать?

— Могу, — буркнул Аимару, стараясь безуспешно спрятаться за мной. — Немного.

— Ты хорошо читал символы, которые я тебе писала!

— Цифры, — прошептал он. — Я хорош в цифрах, — он изобразил символы в воздухе. — Девять в одном.

Ку. Но. Ичи.

Чийомэ-сама написала 十二 носком на пыли пола.

— Что тут говорится?

— 12.

— А это? — она написала 四百三十二.

— 432.

— А это? — нога Чийомэ-сама нацарапала 八千弐百六拾七 на полу.

Аимару снова ответил без колебаний:

— 8,267.

— Что насчет этого? — госпожа Чийомэ опустилась на колени и написала пальцем:

などて君むなしき空に消えにけん

淡雪だにもふればふる世に

— Я… — пролепетал Аимару. — Это… что-то о… воздухе? — его большое и обычно радостное лицо стало красным.

Вздохнув, госпожа Чийомэ посмотрела на меня.

Я прочла вслух:

— Как ты мог пропасть в пустом синем небе? Даже изящный белый снег падает туда, где я могу его коснуться, — я кашлянула. — Это стихотворение Изуми Шикибу о смерти…

— Да-да, — сказала Чийомэ-сама, встала и отряхнула колени. — Спасибо, мой маленький литературный критик, — она повернулась к Аимару. — Значит, ты гений с цифрами, но идиот со словами, — Аимару жалобно пожал плечами, и Чийомэ-сама сказала Ки Сану. — Это мне за то, что наняла олуха, который все детство смотрел, как рис возили на склад в столице.

Повар прищурился.

— Ты — вор, Лунный пирожок?

— Нет! — бедный мальчик выглядел так жалко, что я хотела ему помочь, но не смогла придумать, как. — Это было до того, как я пошел в монастырь, когда бы маленьким! Я просто… приглядывал за складом лорда Ашикаги. И… говорил старшим мальчикам, когда будет достаточно, чтобы никто не заметил, если пару мешков пропадут.

Ки Сан хмыкнул.

— Что ж, — сказала госпожа Чийомэ, — я не против того, как ты выживал ранее. Некоторые девочки тут поступали еще хуже. Но мне нужно, чтобы ты умел читать и писать, если ты хочешь быть полезен мне, — она ухмыльнулась. — Интересно, сколько палаток в лагере лорда Матсудаира?

— Семнадцать, госпожа. Девять по восемь человек, семь для четверых и большая для лорда.

— Да-да, очень хорошо. Но ты мне бесполезен, если не грамотен. Ты должен научиться лучше читать и писать слова.

Я не могла смотреть, как Аимару сжимается сильнее, и шагнула к ней.

— Я могу помочь ему учиться, госпожа.

— Да. Да, Рисуко, можешь. И сделаешь это.

Аимару опустил взгляд, бормоча.

— Ты слышишь меня?

— Д-да, Чийомэ-сама.

Я хотела снова заступиться за него, но буря на лице Чийомэ-сама сменилась ее привычной кислой ухмылкой.

— Итак. Вернемся к пропавшему свитку? Цифры. Насколько большими они были?

— Ну, — прохрипел Аимару, — в основном, между пятью сотнями и тысячей, и через каждые пять или десять строк они суммировались, — он вытер нос. — А потом все складывали на дне. Напоминало книгу учета склада. Такого же типа. Потому я и подумал, что это Ки Сан-сан писал все, что тут.

Лицо госпожи Чийомэ вдруг стало мрачным.

— И что за сумма была в конце?

— 83 482, - выпалил он, не моргнув.

Ки Сан и Чийомэ-сама переглянулись. Она сухо спросила:

— Ты не узнал имена рядом с цифрами? Вообще?

— Ну, — Аимару заерзал. — Сверху было… — он стал двигать пальцем по воздуху. Он нарисовал кандзи, я тут же узнала символ: 武 (таке).

— Война, — сказала я.

— А потом… — Аимару прикусил щеки изнутри, нарисовал квадрат с крестом внутри: 田 (да) — символ означал рисовое поле.

— Такеда, — выдохнули вместе госпожа Чийомэ и я.

Ки Сан выругался на корейском.

— Следи за языком, Ки Сан, — госпожа Чийомэ вывела нас под утреннее солнце. — Идите, вы трое. Готовьте завтрак, пока обе армии не напали на нас в гневе. Мне нужно поговорить с Такедой-сама.

* * *

Мы подошли к кухне, увидели, что прибыли монах и два помощника. Монах в оранжевом одеянии шептал молитву — я смутно узнала проповедь о входе в Чистую Землю — и сжигал палочку сладких благовоний, а помощники укутали тело Торимасы-сана в саван. На гравии рядом с телом лежал короткий меч лейтенанта Масугу. Когда я стала поднимать меч, Ки Сан поднял меня за воротник и хрипло прошептал:

— Не трогай, Яркоглазая. Ты же не хочешь, чтобы лорды решили, что ты связана с убийством солдата?

Я покачала головой.

— И, — он поежился, — меч нужно очистить перед тем, как он вернется на кухню.

12 — Тории

— Начальники, — буркнул Ки Сан двум другим поварам, когда мы вошли на кухню.

Кумо и Торай пожали плечами и кивнули. Ки Сан подмигнул нам.

Аимару приподнял бровь, глядя миг на Ки Сана, но пошел за мной к рабочему столу, где мы вымыли и нарезали зелень, которую собрали другие.

Нарезав все, Аимару прошел в Главный зал с извинением.

Завтраком был рис с зеленью и ферментированными соевыми бобами. Вязкие и вонючие, клейкие бобы были наименее любимым для меня блюдом у Ки Сана, но толк я так думала. Многие женщины Полной Луны относились к ним как к деликатесу, а я все еще думала, что это выглядело и пахло как рвота кота.

Если бы мы подали комки шерсти утром, настроение в Главном зале не стало бы еще холоднее, чем было. Такеда и Матсудаира ели в понятной серьезной тишине. Куноичи тоже были хмурыми, даже Сачи-сан не шутила.

На месте Торимасы-сана за столом один из офицеров Такеда опустил его палочки в тарелку риса.

Я наливала чай священнику-португальцу, а Джолало-сан посмотрел на стол Такеда с растерянным видом. Хмуро глядя на свою миску риса, он решил вонзить в него палочки.

— Нет! — закричали мы с Аимару.

Он замер, моргая, глядя на нас, как только родившийся щенок.

— Так нельзя, — сказал Аимару. — Это… к несчастью.

— Почему? — спросил Джолало.

Аимару уставился на мальчика, и я попыталась ответить:

— Это ритуал для мертвых. Мы оставляем миску риса с палочками в ней. Если ты сделаешь так сам… это будет считаться неудачей.

Джолало стал задавать вопрос, но посмотрел на миску на месте Торимасы.

— Кто-то… умер?

Удивившись, что он не слышал, я посмотрела на Аимару, его открытая улыбка потускнела.

— Один из офицеров лорда Такеды. Дело расследуют.

— О, — сказал Джолало, хмурясь. Он посмотрел на свои палочки. — Палочками многое нельзя делать, да? Ими нельзя указывать. Их нельзя держать в кулаке. Ими нельзя протыкать еду. Ими нельзя махать.

— Ну, — сказала я, — да, - кто этого не знал?

Он кивнул, словно я что-то сказала, и повернулся к священнику, заговорил на их певучем языке, оказывая табу, которые он упомянул.

Улыбка Аимару потускнела еще сильнее.

Я хотела пройти к следующему гостю Матсудаиры, когда Джолало спросил:

— Эти… бобы, да? Они… должны быть вкусными? — он указал палочками на натто, хотя сам говорил, что так нельзя делать.

— Ну, — сказала я, — многие так считают.

— Многие, да? — он склонил голову и посмотрел на меня. — Ты не считаешь?

— Я не люблю их, но многим они кажутся вкусными.

Он склонился и шепнул:

— Я думаю, они пахнут как что-то мертвое.

Я невольно захихикала.

— И я так думаю.

* * *

В конце завтрака Матсудаира-сама и Такеда-сама поговорили миг с госпожой Чийомэ. Она поклонилась им, и лорд Матсудаира вышел из зала, а за ним — его солдаты.

По слову Такеды-сама куноичи и его солдаты тоже ушли, кроме его капитанов. Тоуми, Эми и я убирали столы, лорд Такеда сидел с капитанами Баба и Хара и смотрел на нас.

— Дети, — сказала госпожа Чийомэ, — стоите. Аимару, Рисуко, скажите лорду Такеда, что вы нашли этим утром.

Аимару был готов убежать, и я не могла его винить. Но мы сели на колени перед главным столом и описали то, что нашли.

— Чэ, — буркнул капитан Хара.

— О! — прошептала Эми. — Это звучит как список сил Такеда!

Тоуми зашипела, чтобы она умолкла.

Лорд Такеда мрачно улыбнулся ей.

— Да, девица. Так и звучит. Хотя что он делал в вашей кладовой — вопрос, как и поиск убийцы моего лейтенанта, — он скривился и указал на меня, потом на пол перед ним, а потом на Эми. — Чийомэ, ты сказала, кто эта. А та — далекий потомок императрицы Джингу?

Все еще серьезная, наша госпожа стала выглядеть как довольный кот.

— Эми, Тоуми, — она указала на бамбуковый отполированный пол рядом со мной. Они сели на колени рядом со мной, Тоуми была скованной. Чийомэ-сама сказала. — Мой лорд, позвольте представить вам еще двух моих девочек, нанятых в то же время, что и Кано Мурасаки: Таругу Тоуми и Ханичи Эми.

Капитан Хара присвистнул, а глаза капитана Баба широко раскрылись. Он охнул:

— Кано, Ханичи и Таругу!

Лорд Такеда смотрел на нас троих долгое время, и я начала потеть, а Тоуми — ерзать. Он повернулся к госпоже Чийомэ.

— Что же, дорогая. Ты затеяла долгую игру, да? — она склонила голову, радостно принимая его слова, и генерал повернулся к нам. — Мукаши, мукаши — давным-давно Кано Казуо, Ханичи Бенджиро и Таругу Макото были великими самураями. Вы — их дочери?

— Хай, Такеда-сама, — мы прижались лбами к полу.

— Хм. Ну, — выдавил лорд Такеда, — в любом случае, Чийомэ, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Она поклонилась ему.

— Так и быть, — он вздохнул, — мы столкнулись с убийцей и шпионом. Думаю, можно предположить, что это один человек.

Два капитана кивнули, а госпожа Чийомэ прошептала:

— Девочки. Хватит убирать.

Мы встали и стали уносить грязную посуду.

Эми все глядела на меня.

Когда я вернулась в зал за тарелками, капитан Баба говорил:

— Да-да, но как лейтенант пролез! Стражи клянутся, что врата были заперты всю ночь, и мы видели, что и задние врата заперты. Он не мог прилететь.

Я подняла голову и подавила слова. Мне не нужно было влезать.

— Иди сюда, Рисуко, — сказала госпожа Чийомэ. — Я знаю этот взгляд. Говори, девочка.

— Краска, — прохрипела я. Все прищурились, и я пролепетала. — На лейтенанте… на его штанах. Красная краска. Наверное, она была… с арки тории.

Капитан Хара уставился на меня.

— Арка?

— Он… — я указала на внутреннюю сторону своих колен, где штаны лейтенанта были в пятнах. — Он, наверное, забрался и спрыгнул со стены.

Лорд Такеда смотрел на меня, оценивая.

— Такое вообще возможно?

— Д-думаю, да, мой лорд, — я смотрела на бамбуковый пол. — Я думала, спрыгнув со стены, что залезть и спуститься по арке было бы куда проще.

— Спрыгнула со стены! — капитан Баба закашлялся. — Залезть на… Чепуха!

— Есть один способ узнать, мой лорд, — сказала госпожа Чийомэ. — Если этого не может Рисуко, то это невозможно.

* * *

Мы прошли к главным вратам, где стражи Аосаги и Юкиширо вернулись на посты.

— Кто-то забирался по арке прошлой ночью? — рявкнул лорд Такеда.

— Нет, сэр! — ответили оба. Аосаги, страж Матсудаира, указал на меня.

— Эта худая девочка спрыгнула.

Капитан Баба удивлённо фыркнул.

— Да-да, — сказал Такеда-сама, махнув рукой стражу Матсудаира, а потом указал наверх. — Девочка Кано. Говоришь, ты можешь тут забраться?

Я кивнула, а потом, ощущая трепет от возможности сделать то, что я обожала, я побежала к ближайшему столбу и прыгнула. Обвив покрашенное дерево руками и ногами, я стала быстро подниматься.

Это было просто. Столб был толщиной со ствол сосны дома, но гладкий. Краска и утренняя роса сделали поверхность скользкой, но я могла удержаться ступнями и ладонями, чтобы двигаться вверх.

У первой перекладины я замерла.

— Слишком тяжело, Мышка-чан? — крикнул Тоуми. Я знала, что так она просто поддерживала традицию.

Я покачала головой.

— Потертости. Свежие, — я опустила взгляд, лорд Такеда и его офицеры смотрели на меня, раскрыв рты. От этого вида я улыбнулась, хотя то, что Эми не смотрела на меня, беспокоило.

Я добралась до первой перекладины и закинула на нее ногу. Там, где она встречалась со столбом, торчал гвоздь, и с него свисала синяя нить, которая трепетала на утреннем ветру. Я вытащила нить и сбросила ее зрителям внизу.

— Думаю, лейтенант был тут.

Аимару поймал нить, но я уже поднялась к верхней перекладине, закинула руки и подтянулась. Арка выглядела крепкой с земли, но чуть покачивалась под моими ногами. И все же она была надежнее верхушки дерева. А я добиралась до верхушки.

Я посмотрела на склон холма — два лагеря с красными флагами слева и синими справа, струйки дыма от костров в свете утра над зелено-золотой долиной с бело-серыми горами сверху. Голубое небо и золотое солнце.

Я еще никогда не ощущала себя такой живой.

Вспомнив, почему я была там, я опустила взгляд на вершину большой перекладины. По бокам от моей ступни были большие отпечатки ног — свежие, не смытые дождем, который прошел два дня назад.

— Следы ног! — крикнула я.

Глядя на маленькое море потрясенных лиц, я улыбнулась и помахала, а потом повернулась и прыгнула на стену Полной Луны.

Пришлось шире расставить ноги, чтобы не приземлиться на острые колья бамбука, торчащие из стены, как сломанные зубы. Гравий на вершине стены заставил мои ноги чуть разъехаться, испугав на миг, но я ухватилась за колья, чтобы устоять. Я пошла вдоль стены к крыше Гостевого домика, а потом спустилась по стене строения на землю.

Я прошла к вратам, поклонилась Такеде-сама и кивнул.

— Так он пролез, — а потом я указала на свои штаны, которые были в красной краске, как у Торимасы.

— Что ж, — госпожа Чийомэ вздохнула, — похоже, мне придется отодвинуть арку от стены.

Но лорд Такеда повернулся к двум стражам, его лицо было как буря.

— Вы поклялись, что никто не подходил к вратам прошлой ночью.

Оба стража упали на колени, ужас исказил их лица.

— Мы никого не видели, мой лорд! — сказал страж Такеды, Юкиширо.

— Мы бы увидели того, кто сделал такое! — выдохнул другой страж, Аосаги, указывая на меня.

Капитан Баба поднялся и хмуро посмотрел на двух несчастных мужчин.

— И когда вы заступили?

— В девять ударов колокола, мой лорд, — сказал Юкиширо.

Аосаги кивнул.

— В Час Крысы.

Я взглянула на Аимару, он кивнул мне.

Тогда убили Торимасу-сана.

— И кто, — спросил капитан Баба, — был на посту до вас?

Дрожа, два солдата из разных армий переглянулись. Тихим и тонким голосом Юкиширо сказал:

— Сато и…

— И Кобаяши, мой лорд, — закончил Аосаги. — Когда мы прибыли прошлой ночью, они… спали.

— Спали? — прорычал лорд Такеда.

— Пьяные, мой лорд, — прошептали оба стража.

— И вы не доложили об этом?

Юкиширо сказал сквозь зубы:

— Мы все время были на посту, мой лорд. Мы хотели доложить старшим в конце смены.

— И сделали это сейчас, — генерал хмыкнул. — Встаньте. Вы хорошо работали, — он повернулся к старшему из своей стражи. — Котику, сообщи лорду. Трех Рек, что мы хотим поговорить с его солдатом Кобаяши насчет смерти моего лейтенанта. Тадаши, — он обратился к младшему, — я не видел Сато за завтраком. Иди в его палатку и притащи сюда его пьяное тело.

13 — Стражи

Мы ждали у врат тории.

Небо было голубым, а солнце — ярким, как и ранее. Свежий ветерок пел среди травы, белые полевые цветы плясали.

Но я стояла там с яростным лордом и его злыми капитанами, и было не так весело, как на вершине арке. Тут точно было не весело.

И все же Полная Луна за месяцы научила нас терпению. Если удавалось в день снежной бури носить камни по всему двору, то дождаться двух солдат, пока они приведут двух других опозоренных солдат…

Это было не пустяком, но не так тяжело.

Я думала о двух стражах, Сато и Кобаяши. Было ясно, что они были в беде. Они не справились с работой. Они позволили лейтенанту Торимасе пройти в Полную Луну, а еще пропустили его убийцу.

Их высекут?

Казнят?

Я старалась не думать об этом, но, хоть я не встречала тех мужчин, я переживала за них. У них были семьи? У них были дети?

Я посмотрела на Эми, которая яростно хмурилась — это не удивляло. Тоуми улыбалась, и я всегда считала это угрозой, что она могла укусить.

Аимару стоял неловко и напряженно.

Тадаши, младший из стражей лорда Такеды, вернулся из лагеря Такеда с пепельным лицом и простерся на земле перед лордом.

— Ну? — рявкнул Такеда-сама. — Что?

— Са… солдат, за которым вы меня послали… Он мертв, мой лорд.

— Мертв?

— От его руки, мой лорд, — генерал ответил фырканьем, и Тадаши тихо сказал. — Другие члены его отряда видели это, и лейтенант Итагаки почтил его нанесением смертельного удара.

Такеда-сама зарычал. Капитан Хара сказал:

— Нам нужно поговорить с Итагаки.

Генерал встряхнулся.

— Да. Позже. Но он сказал, почему?

Страж ответил:

— Да, мой лорд. Когда отряд вернулся с завтрака, он еще спал, и они налили воды ему на голову. Когда он проснулся, он понял, что сделал — бросил пост. Он знал, что заслужил смерть предателя. И он попросил вашего прощения, мой лорд, и вашего, госпожа.

Госпожа Чийомэ цокнула языком.

— А потом убил себя, мой лорд.

— Да, Итагаки убил его, — сказал генерал. — Но он выбрал благородный путь. Мы проследим, чтобы он получил должный ритуал с покойным лейтенантом.

Страж встал и поклонился.

— Я сообщу солдатам, мой лорд.

— Так и сделай.

Мужчина убежал.

Госпожа Чийомэ негромко сказала:

— Простите, мой лорд, что так плохо приняли вас и ваших людей.

— Бред, Чийомэ, — сказал Такеда-сама. — Это нам жаль, что навлекли на вас беды.

Два капитана согласно буркнули.

— Что-то пахнет как умерший неделю назад карп, — сказал капитан Баба.

Вернулся другой страж, Котоку, но не с Кобаяши, а с лордом Матсудаира и его офицерами.

— Милорд-губернатор Достоинства, приветствую, — сказал лорд Матсудаира, словно они не завтракали только что.

Такеда-сама ответил так же вежливо:

— Приветствую, лорд-губернатор Трех Рек. Мы надеемся, что поговорим с одним из ваших солдат, Кобаяши, о событиях прошлого вечера, пока он был на посту.

Матсудаира-сама раздраженно хмыкнул.

— Если честно, я хотел бы поговорить с ним о том же, — он указал на Котоку. — Ваш гонец сообщил мне о произошедшем ночью. Госпожа Мочизуки, простите, что человек под моим командованием оставил ваш дом без защиты.

— Мой лорд, — ответила она, отражая извинение поклоном.

— К сожалению, — продолжил Матсудаира-сама, — Кобаяши не нашли. Были улики, что он спал ночью в палатке, но его не было там, когда ребята проснулись утром. Они нашли его бутылку сакэ, — он указал на юного капитана Токимацу, и он поднял фарфоровую бутылку вина.

Выглядело как бутылка с нашей кухни.

— Капитан, — сказала госпожа Чийомэ, — можно посмотреть на ту бутылку?

Токимацу-сан передал кувшин ей, и она понюхала содержимое.

— И, — хмыкнул лорд Такеда, — мой страж убил себя, а ваш страж не просто покинул свой пост.

— Похоже на то.

— Мои лорды, — сказала Чийомэ-сама. — Не уверена, но пахнет так, словно в вино что-то добавили. Наш повар — мастер-травник, можно ему осмотреть бутылку?

— Конечно, — Матсудаира-сама махнул рукой. — А мы пока что отправим отряд на поиски?

— Конечно. Чийомэ, куда он мог уйти?

— Вам лучше начать поиски в долине, мой лорд. Он не проживет долго в горах. И он не мог уйти далеко пешком.

Такеда-сама посмотрел на скалы над лагерем и фыркнул.

— Да. Хара, работай с Токимацу, отправь отряд на конях на поиски. Мы убедимся, что он не покинул долину.

— Мой лорд, — сказал капитан Такеды, ушел с юным солдатом Матсудаиры в лагеря.

В тот миг монах прошёл во врата, за ним — два помощника, которые несли укутанное тело Торимасы на доске. Монах поклонился двум лордам.

Аимару смотрел на них, хмурясь, что для него было редкостью.

— Вот это утро, — буркнул Такеда-сама капитану Бабе. Монаху он сказал. — Отнесите тело в открытое поле за лагерем. Мы устроим там погребальный костер. И там будет еще одно тело.

— О? — монах на миг почти обрадовался. Он быстро посерьезнел. — Конечно, мой лорд. Для меня будет честью отправить их души в следующую жизнь.

— Да-да, — Такеда-сама отпустил мужчину, отмахнувшись. Монах и его помощники унесли свой жуткий груз, а он посмотрел на солнце. Другим офицерам он сказал. — Господа, все эти дела были срочными и печальными, но мы тут для дела важнее. Час Дракона наступает. Перейдем в палатку для встречи?

— Мой лорд, — согласился Матсудаира-сама. Он повернулся к госпоже Чийомэ и нам. — Дамы.

— Мой лорд, — сказали мы и низко поклонились.

* * *

Мужчины ушли, и госпожа Чийомэ смотрела им вслед.

— Миэко, — сказала она, — соберешь женщин в зале?

Я вздрогнула. Я и не заметила, когда старшая куноичи прибыла.

— Да, госпожа, — сказала она и пошла к конюшням, где женщины проходили Шестьдесят четыре перемены, как мы делали почти каждое утро.

— Девочки, — негромко сказала госпожа Чийомэ, — я сообщу другим о произошедшем. Я хочу, чтобы вы отнесли это Ки Сану, — она вручила Эми бутылку сакэ. — Спросите у него, может ли он понять, добавили ли в вино маковый сок.

— Да, госпожа, — сказала Эми, но, когда госпожа Чийомэ пошла к конюшне, она посмотрела на меня и Тоуми, мы все поежились.

За воротами восемь всадников — четыре Такеда, четыре Матсудаира — умчались от лагеря в долину. Они искали пропавшего стража, Кобаяши.

— Идемте, — Эми смотрела, как мы, вслед стражам, которые пропали за холмом. — Принесем бутылку Ки Сану.

Мы прошли к кухне, и в мою голову пришла мысль.

— Думаете, нам нужно сообщить другим поварам?

— Почему нет? — спросила Тоуми.

— Потому что, — сказала Эми, — если это сделал солдат Матсудаиры, Кумо-сан может сказать убийце. И если это сделал Такеда, мы не хотим, чтобы Торай-сан рано ему намекнул.

Мы дошли до кухонной двери. Меч Масугу-сана стоял рядом с гонгом, все еще в крови, ножны лежали на земле под ним. Я смотрела на него миг, потом встряхнулась.

— И как нам достать Ки Сана оттуда?

Аимару улыбнулся нам.

— Ждите тут. Я за ним схожу.

Он ходил достаточно долго, чтобы Тоуми фыркнула о том, что три повара уже резали его.

Ки Сан вышел из-за скрипучей кухонной двери, почесывая бороду, Аимару шагал за ним.

— Лунный пирожок говорит, что вы хотели знать, можно ли очистить меч Масугу, раз они решили, что он не связан с убийством.

Я кивнула.

— Да, Ки Сан-сан. Но есть кое-что еще, — я указала на бутылку в руке Эми.

Она протянула ее повару.

— Госпожа Чийомэ хочет знать, отравил ли кто-то двух стражей прошлой ночью, как… та девушка сделала с сакэ Масугу-сана.

Мы с Эми поежились.

Я знала, что она, Тоуми и другие были у дерева, пока я держалась за вершину.

Я знала, что они слышали крик Фуюдори, пока она падала, и слышали, как она упала на ледяную землю.

У меня были кошмары о виде беловолосой девушки, падающей в зимнюю ночь, но я знала, что у Эми были свои кошмары, всегда заканчивающиеся тем звуком.

Ки Сан вдохнул сквозь зубы. Взяв керамическую бутылку у Эми, он поводил горлышком под носом. Он тихо застонал и закрыл глаза.

— Кому-то нужен мой тоник?

Мы переглянулись. Тоуми сказала с ухмылкой:

— Один из стражей убил себя. В этот раз по-настоящему. Вряд ли ему это понадобится.

— Тоуми! — сказала Эми.

— Другой убежал, — добавила я. — Ему может понадобиться тоник, но мы не знаем. Если его найдут, вряд ли ему будет толк от тоника.

Тоуми вздохнула.

— Ага. Наверное, он рад, что опьянен.

Аимару глядел на бутылку.

— Так она отравлена?

— Что ж, — сказал Ки Сан, — что думаете, девчата? — он передал бутылку Эми, чьи глаза расширились.

— О!

Она передала бутылку Тоуми, та понюхала и передала мне, высунув язык.

— Ненавижу эту штуку.

Я взяла у нее бутылку и поводила ею под носом. Я тут же узнала запах, какой был в комнате Масугу в день, когда Фуюдори чуть не убила его. За терпким цветочным запахом сакэ был вязкий запах макового сока. Я подавила подступившую желчь.

— Это из наших запасов?

Ки Сан хмыкнул и взял у меня бутылку, перевернул, и остатки вина вытекли. Он указал на метку на дне.

— Видите? Это метка Кароку, гончара в Высоком поле, где я почти все купил. Любой, кто ел тут, мог забрать бутылку.

— Да, — сказала я, размышляя вслух, — но разве не логично, что они взяли вино и, может, даже мак из наших запасов? Убийца взял меч, который лежал на кухне.

— Да, — буркнул Ки Сан. — А еще правда, что кухня открыта. Может, убийца взял вино и маковый сок, взял бутылку, опоил стражей, проник…

— По арке, — Аимару кивнул на меня.

Тоуми хмыкнула.

— А потом мертвый лейтенант проник тем же путем, ведомый любовью в ночи, и убийца сломал случайно ему шею? — она посмотрела на крышу Главного зала. — Может, он упал и сломал шею.

— А потом шпион нашел его тело, разместил перед нашей спальней? — парировала я. — И я не видела метки на его лице или голове. Его волосы даже не растрепались. Если бы он упал с Гостевого домика, он выглядел бы кошмарно.

— Может, лейтенант нашел шпиона после того, как он проник и спрятал тот свиток, — размышляла Эми.

— А потом они подрались — без оружия, так что убийца сломал лейтенанту шею… — я застыла. — Но…

— Что такое, Яркоглазая?

— Ки Сан-сан, как проник шпион?

Мы переглянулись. Эми посмотрела на врата и сказала:

— Может, и он залез так же, как ты, Мурасаки. Прыгнул.

— Да, — признала я, — я это сделала. Но мужчине было бы сложнее — там большая высота.

— Может, он — мышка, как ты, — фыркнула Тоуми.

— Тогда как ему хватило роста сломать шею лейтенанта?

— Может, он остался в кладовой до того, как врата открыли утром, — сказала Эми. — Никто не заметил бы, что вышел или вошел еще один человек.

— И… может, он забыл свиток и вернулся за ним? — предположила я.

Ки Сан покачал головой.

— Возможно. Звучит ужасно сложно, как по мне, а я не люблю сложное. Но вы не будете в это лезть, ясно? Лорды заставили офицеров расследовать. Вы не хотите, чтобы вас затоптали, да?

Мы переглянулись и кивнули.

— Да, Ки Сан-сан.

— Теперь, Яркоглазая, о мече, ты уже знаешь, как его чистить. Как после свиньи. Но этим убили человека, это другое пятно, так что…

— Мне нужно его очистить, знаю. Вы так сказали.

Он кивнул, хмуро глядя на меч.

— И ты знаешь ритуалы для этого? Потому что я — нет. Я просто повар.

— Я… — я подумала об отце. О том, как он носил мечи к ручью над нашей деревней на Новый год. — Думаю… Да. Водопад?

— Ага, — Ки Сан почесал бороду снова. — Звучит правильно. Движущаяся вода точно пригодится.

— Рядом есть водопад?

Тоуми невинно улыбнулась, чего я еще от нее не видела.

— Есть водопад? — она шлепнула Эми по плечу. — Идем, покажем им!

14 — Отцы

Я очистила меч соломой, чтобы убрать засохшую кровь, а потом тряпкой в масле с запахом гвоздики, которое Аимару принёс мне с кухни.

Тоуми смотрела с жадным восторгом, а Аимару — так, будто я собиралась попросить его повторить действия. Эми задумалась.

Когда клинок снова засиял в свете утра, я убрала его в ножны и сунула ножны за пояс.

Ки Сан прогнал нас, сказав, что ему нужно было проверить, трогал ли кто-то мак.

Госпожа Чийомэ говорила со старшими женщинами. Генералы и их люди были заняты задачами.

Впервые с тех пор, как госпожа Чийомэ позвала меня слезть с сосны у дома моей семьи в Чистоте, мне разрешили уйти одной. Казалось, ветер сдул с меня паутину, а еще казалось, что я стояла голой. Я посмотрела на других.

— Идем, Мышка-чан, — рявкнула Тоуми. — Пойдем отсюда, — она и Эми взяли свои луки со стрелами из оружейной.

Мы прошли к задним вратам, и я увидела Маи, сидящую в тени на пороге Убежища, обвив руками колени. До этого я не жалела девушку. Я шепнула это Эми.

Она не ответила.

— Зачем ты пошел с нами, Лунный пирожок? — сказала Тоуми Аимару.

— Ки Сан сказал мне уйти. Я должен был находиться с ним, но теперь, видимо, мне стоит оставаться с вами.

Тоуми фыркнула без переживаний.

— Ты мог бы остаться и беспокоить Маи.

Аимару вяло улыбнулся.

— Вряд ли ей это понравится.

— Ага. Она может тебя убить. Но зато ты не докучал бы нам, — Тоуми издала смешок, звуча почти как разозленная свинья.

Аимару тоже рассмеялся.

Мы прошли в задние врата, попали в сады за Полной Луной. Птицы пели в деревьях, но пещера в скале проникла в мои мысли.

— Хватит его мучить, Тоуми, — сказала я. Тоуми снова рассмеялась, а я отметила. — У тебя хорошее настроение.

— Да, мужчины с мечами меня нервируют. Приятно уйти от них.

Аимару спросил:

— Девочка с мечом тебя не пугает?

Тоуми фыркнула.

— Не меч меня пугает, а мужчины. Я знаю, что Мышке-чан не хватит смелости убить меня.

Я вздохнула.

— Мой отец заставил меня пообещать… не вредить.

— О, точно, — рассмеялась Тоуми. — Что угодно, лишь бы спалось лучше.

— Я не сплю ночью, — буркнула я. Это вызвало снова фырканье у Тоуми, а не слова, и я повернулась к Эми. — О чем ты думаешь?

— Хм? — она хмурилась, но казалась рассеянной, словно размышляла о чем-то в другой части мира. Она взглянула на меня. — Я думала… о том, что госпожа Чийомэ сказала Такеде-саме.

— О сакэ?

— Нет, — сказала Эми. — О наших отцах.

— О…? Ох.

— Что о ваших отцах? — спросил Аимару, и я согласилась с Тоуми. Я была бы рада оставить его докучать Маи до взрыва.

Эми посмотрела мне в глаза впервые с тех пор, как госпожа Чийомэ сказала генералу и капитанам наши фамилии.

— Твой отец — причина, по которой умер мой отец.

В моем животе вдруг появились камни, которые заставляли нас носить Мицукэ и другие. Я мало знала о произошедшем годы назад, но это не было справедливым. И все же…

— Почему ты не сказала мне? — спросила она, голос был ровным, а лицо — без эмоций, кроме опущенных, как обычно, уголков рта.

— Я думала, ты знала.

— Знала что? — спросил Аимару.

Но Тоуми развернулась с хохотом.

— Ты не знала, Хмурая? Ха! Я знала. Знала, едва тебя встретила, Кано-мышка, едва Миэко сказала нам твое имя. Хотела убить тебя сразу же.

— Я помню, — прошептала я.

— Я тоже, — сказала Эми. Я хотела коснуться ее, но она подняла руку. — Я злюсь, Мурасаки. И не только на тебя. Больше — на твоего отца. И моего отца. И твоего, Тоуми. Но я все еще злюсь.

— П-прости, — я не знала, что еще сказать. Мы шли в тишине какое-то время. Мы были на тропе, по которой я не ходила, у основания скалы, она вела в спутанный лес на склоне холма западнее Полной Луны. Мы уже почти карабкались.

Аимару, что предсказуемо, нарушил тишину:

— Что случилось с вашими отцами?

Я посмотрела на девочек, но они не хотели говорить. Эми затерялась снова в мыслях, а Тоуми глядела вперед, вела нас по горе. Я вздохнула.

— Наши отцы… были самураями лорда Оды. Ода-сама отправил их на задание. Они отказались. Он предложил им выбор: самоубийство или жизнь с позором. Отцы Эми и Тоуми выбрали сеппуку, а мой отец — позор.

— О.

Мы шли, взбираясь вдоль ручья, который стекал по горе, белый и музыкальный, не вязался с нашим настроением.

— Я видела, как мой отец убил себя, — сказала Тоуми. Я видела только ее затылок, но не могла представить на ее лице радостное выражение.

— Прости.

— За что ты извиняешься, Мурасаки? — спросила Эми. — Не ты дала приказ, не ты отказалась его выполнять. Ты как мы.

— Но она росла с родителями, — прорычала Тоуми, и я была рада, что она не смотрела на меня. — Она выросла в доме.

— Мне жаль.

Тоуми повернулась, и я поразилась, увидев слезы на ее щеках.

— Не стоит. Я видела, как мой отец зарезал себя. Я видела, как самурай отрубил голову моего отца. Из-за этого я крепче, — она вытерла лицо рукавом. — Я выжила, и я не давала обещаний, в отличие от тебя, Мышка.

Я подавила желание коснуться ее.

— Когда отец умер, мы не знали, что случилось, только то, что его вызвал лорд Имагава, и что он не вернулся. Я всегда хотела бы знать точно, что случилось, быть с ним там. Но… я не знаю, смогла бы я смотреть.

— Не смогла бы, — прорычала Тоуми и отвернулась. Но она не шагала дальше.

Слезы сдавили мое горло, я повернулась к Эми.

— А ты? Видела своего отца?

Она кивнула, глядя на горы за долиной.

Мы стояли в тишине, я смотрела на Эми, Аимару — на меня, а Эми и Тоуми глядели куда угодно, но не на меня.

Наконец, Тоуми выдавила:

— Так мы идем к глупому водопаду или нет?

— Да, — сказала я. — Идем.

* * *

Мы какое-то время карабкались в тишине.

Маленькая долина, по которой мы шли, была влажной и зеленой. Тропа пересекала голубой ручей несколько раз, и нам приходилось осторожно идти по скользким камням.

— Мурасаки, — сказала Эми, пока мы ждали Тоуми, переходящую ручей, — когда умер твой отец?

Вопрос был разумным, но казалось, будто она ударила меня в живот. Слезы еще не отступили, начали еще раз сдавливать мое горло.

— Три… нет, думаю, уже четыре года. То была весна. Может, чуть раньше, чем сейчас.

Она кивнула.

— Ты знаешь дату.

Меня снова будто ударили.

— Четырнадцатый день Месяца Цветов.

Эми снова кивнула.

Когда я снова смогла дышать, я спросила:

— Да? Ты помнишь дату?

— Да, — Эми замерла и склонилась, схватила лук за плечом.

Аимару поспешил к ней.

— Эми? — я сжала меч за спиной, переживая, что на нас напали. — Ты в порядке?

— Я помню, — она посмотрела на меня большими глазами. — Мурасаки. Тоуми. Я помню.

— Помнишь? — выпалила Тоуми, не поворачиваясь.

— Да. Вас обеих, вроде. Собирали малину, — она указала на меня, потом на Тоуми. — Кики. Туту, — теперь она плакала, слезы катились по ее носу и вдоль рта с опущенными уголками. — Мы собирали ягоды, размазывали их на лицах. И женщина смеялась, — она моргнула, глядя на меня. — Твоя мама, Мурасаки.

— Моя мама? — я не помнила смех своей матери.

Тоуми зарычала и повернулась, сжимая в руках лук.

— Я не помню глупых матерей или глупую малину, как и не помню тупых девочек, — она зарычала снова и побежала от нас по тропе.

Я пошла следом, но Эми опустила ладонь на мое плечо.

— Думаю, она хочет немного побыть одна. Я знаю путь к водопаду, — она вытерла слезы с лица рукавом.

Да. Водопад. Я уже забыла о нем и мече Масугу за спиной.

Теперь вела Эми, и мы продолжили взбираться по берегу ручья.

Я не помнила время до Чистоты. Как для Тоуми, жизнь до этого — с друзьями, честью, смеющейся матерью — была из другой жизни. Эта мысль не злила меня так сильно. Я просто печалилась.

Аимару, шагая возле Эми, спросил:

— Так ваши отцы были друзьями?

Я ответила:

— Наверное.

Не поворачиваясь, Эми сказала:

— Отец Тоуми и мой служили Кано-сану. Но, думаю, семьи были близки.

Все это казалось историей из книги. Звучало верно, но…

— У тебя много воспоминаний из… того, что было до?

Эми покачала головой, шагая по ручью на носочках.

— Многое рассказывала мама. Но я помню малину и другой раз, когда маленькая девочка плакала. Наверное, это была ты, Мурасаки.

Я не помнила, из-за чего плакала. Из-за чего я могла плакать? Вспомнив Усако, я поняла, что причины могло и не быть.

— Так их отцы убили себя, а твой — нет? Что случилось? — спросил Аимару.

— Мы переехали в Чистоту. Мой отец работал писарем для лорда Имагава, в основном.

— Что им приказали сделать, что они отказались?

Эми остановилась и повернулась.

— Никто не знает.

Я сглотнула.

— Вообще-то… я знаю. Немного. Госпожа Чийомэ и Масугу немного рассказали.

Эми глядела на меня. Слезы уже не текли по ее щекам, но ее глаза были красными и опухшими.

— Можно… — я хотела коснуться ее, но она явно этого не хотела. — Когда мы доберемся до Тоуми, я расскажу вам обеим. Ладно?

Она кивнула, повернулась и пошла по тропе.

Аимару, казалось, хотел задать еще вопрос, и я опередила его:

— А ты? — спросила я. — Что случилось с твоими родителями? Ты знаешь? — его история могла быть как моя — опозоренный самурай или убитый аристократ.

Он пожал плечами с улыбкой.

— Я не знаю, кто мой отец. Моя мать работала в борделе в столице.

— О.

— Я вырос там. Там было хорошо. Была еда. Женщины и старшие девушки играли со мной. Но зимой, когда мне было около шести, Ока-сан подхватила оспу и умерла. Было тяжело. И Хироми-сан выгнала меня, потому что я задавал слишком много вопросов, клиентам было не по себе. И все из-за того, что я — мальчик.

Я могла это представить.

— И я жил на улицах пару месяцев, следя за складом, как я сказал тебе и госпоже Чийомэ, Мурасаки. Это было тяжело. А потом монах нашел меня и привел в монастырь, а потом прошлой осенью госпожа Чийомэ нашла меня и предложила помогать Братишкам. Вот так вышло.

— Ах.

Он сморщил нос.

— Ручей не пахнет странно?

Он пах испорченными яйцами. Я так и сказала.

Эми крикнула:

— У водопада поймете, почему.

* * *

Мы подошли к небольшой долине, маленькой впадине в склоне горы над нами, и Эми встала рядом со мной, потянула меня за рукав.

— Думаю, там кто-то есть.

Я застыла.

— Где?

Она глядела на холм.

— За нами. Держится в деревьях.

— Мужчина или женщина?

Она задумчиво хмыкнула.

— Не красно-белая одежда старших женщин. Может, это Шино или Маи. А то и мужчина.

Аимару, который остановился, прошептал:

— Это не может быть тот страж, Кобаяши?

— Возможно, — Эми пожала плечами. — Это просто силуэт.

Мы шли бок о бок мгновение.

Я вдруг стала обращать внимание на все тени под деревьями.

— Думаешь, Кобаяши — шпион? — спросила я.

Эми хмыкнула.

— Шпион?

— Тот, кто оставил свиток в кладовой. Или забрал его.

Пожав плечами, Эми сказала:

— Они, наверное, не один и тот же человек, да?

— О, — в этом был смысл: один пробирается и оставляет документ в месте, где никто не посмотрит, а другой приходит позже и забирает его. Так они не выглядели бы подозрительно, и никто их не связал бы. — Это два Матсудаиры, или есть и предатель из Такеда?

— Должен быть предатель, — отметил Аимару. — Если бы Матсудаира-сама уже знал, сколько есть солдат у Такеды-сама, ему не требовался бы шпион, да?

В этом тоже был смысл.

Я стала размышлять вслух:

— Вряд ли Кобаяши может быть шпионом.

— Почему? — спросили Эми и Аимару.

— Шпион должен быть довольно глупым, чтобы опоить товарища, когда это сделало бы его очевидным обвиняемым. И, если мертвый страж был отравлен, и предатель пришел оставить свиток, почему он просто не отдал его Кобаяши, чтобы не прятать в Полной Луне?

— Может, предатель не знает, что Кобаяши — шпион? — сказала Эми.

— Может, но все еще кажется, что, если бы было проще передать документ, они бы так и сделали. И если шпион работает на лорда Матсудаиру, зачем ему указывать на Кобаяши?

— Точно, — Эми звучала уже не так растерянно из-за прошлого. — Но, может, Кобаяши… — она покачала головой, как собака, вышедшая из пруда. — Нет. Ты права. В этом нет смысла. И не было видно, чтобы Матсудаира-сама что-то скрывал.

Аимару сказал:

— Он казался разозленным. И мы ехали с ним больше недели. Он не так часто злится.

Мы обдумывали это, пока шли туда, где склон начинал выравниваться.

— Эми, — шепнула я. — Ты все еще видишь кого-то за нами?

Она кивнула.

— Тут открыто, так что они держатся подальше.

— Видишь камни по бокам от ручья впереди?

Она кивнула.

— Может, спрячемся за одним из них и посмотрим, кто преследует нас.

— Хорошая идея, Мурасаки.

Камни стояли, как разбитые двери, в которые поднимался едкий пар. Мы дошли до камня справа, быстро юркнули за него. Эми указала на Аимару, потом на дальний конец камня, который переходил в склон холма.

— Заберись. Посмотри, кто за нами идет. Но не давай себя заметить.

— Ясное дело, — Аимару выглядел оскорбленно. Он прошел вдоль камня, пригибаясь к земле. Он выглянул в трещину в камне. Повернувшись к нам, он улыбнулся и произнес губами. — Джолало-сан.

Почему он преследовал нас? Мне было не по себе.

— Что нам делать? — спросила я у Эми.

— Он — твой друг, — сказала она с ухмылкой.

— Он — не мой друг! Он просто незнакомый мальчик, с которым я пытаюсь быть вежливой!

— Он сейчас не очень вежливый, — ответила Эми, ухмыляясь заметнее. — И нам пора перестать быть с ним вежливыми.

Ноги тихо шаркали по гравию за камнем.

Я кивнула Эми.

Джолало шел мимо нашего укрытия, и Эми подставила ему подножку луком, а я вытащила меч и прижала к его горлу раньше, чем он пошевелился. Он сказал что-то на своем мягком языке — что-то грубое, похожее.

— Почему ты шпионишь за нами?

Его голос прозвучал писком:

— Шпионю? — он, конечно, больше сосредоточился на остром краю вакидзаси, чем на наших словах.

— Следишь за нами. Идешь за нами. Слушаешь нас.

Он моргнул круглыми глазами и посмотрел на меня, не забывая следить за мечом.

— Не слушаю. Не смотрю.

— Ты шел за нами. Зачем?

Он нахмурился. Эми стукнула его луком по ноге, и он охнул.

— Хотел. Пойти, туда, где ты. Куда ходишь ты.

Я посмотрела на Эми. Она сказала:

— Мы идем в холмы для ритуала, — это было правдой.

Я добавила:

— Чужакам такое видеть нельзя, — это был не совсем правдой, но мне было все равно.

— С мечом? — спросил он. — И луком?

— Да, — буркнула я. Я не знала, как объяснить иначе то, что мы шли по лесу с оружием.

Он рассмеялся, что сильнее меня разозлило.

— Ты можешь использовать меч?

Я помедлила. Мы не должны были рассказывать чужакам, что умели пользоваться оружием. Мы должны были выглядеть мило.

От моих колебаний он рассмеялся сильнее.

— Да! — прорычала я. — Да, я могу использовать этот меч. Хорошо, — Эми хотела остановить меня, но я не могла, разозлилась. Я подняла меч в Бутон Бамбука, этот шаг был первым для исполнения диагонального удара, который мог лишить его головы. Его глаза расширились. — Мой отец был Кано Казуо, один из самых знаменитых мечников империи. Эми, Тоуми и я — потомки великих самураев. Нас учили Пути Воина для самозащиты, так что я могу использовать этот меч. Не заставляй меня! — это снова было правдой, хотя не так, как я хотела, чтобы он думал.

Улыбка пропала, он смотрел на меня.

— Не заставляю. Да.

Я отпрянула, заняла стойку с мечом у плеча, что было чуть дальше, направила кончик вверх, готовая ударить в любую сторону.

Не сводя с меня взгляда, Джолало встал с дрожью, отряхнул расшитый черный жилет. Он странно поклонился: одна нога была перед другой, и та, что стояла дальше, согнулась, а руку он прижал к сердцу.

— Рисуко-сан.

Я кивнула, ощущая внутри последствия гнева.

Он повернулся и без слов пошел между камнями и по склону.

Когда он пропал за деревьями, я опустила меч, меня наполнило облегчение.

Эми и Аимару, конечно, рассмеялись.

— Ладно вам, — буркнула я, убирая меч в ножны. — Найдем уже тупой водопад.

15 — Водопад

Эми захихикала.

— Думаю, ты ему нравишься.

— Нравлюсь?

Она повторила его странный поклон — но на его лице был стыд, а то и страх, а она захлопала ресницами, глядя на меня.

— Рисуко-сан.

— Плевать! — я покраснела, но только отчасти из-за ярости.

Это вызвало смех у Эми снова, Аимару тоже рассмеялся.

Мы остановились у пруда.

Его темно-синий центр намекал, что он был не только широким, но и глубоким. Пар поднимался от него, нес еще более сильный запах испорченных яиц. На дальней стороне горячий источник стекал по склону горы водопадом, белым и пушистым на вид, как снег. Вся долина там казалась меньше, укутанная в туман, и звук падающей воды скрывал пение птиц. От шума место казалось странно тихим.

Тоуми сидела на корточках, смотрела на водопад. Ее лук лежал у воды, рядом был пустой колчан. Ее голова была опущена.

Снежные обезьяны мрачно смотрели на нее с другой стороны пруда. Они были наполовину погружены, их маленькие красные морды были над водой, похожие на группу стариков в горячей кадке в купальне.

— Тоуми? — сказала Эми, пока мы подходили к пруду.

— Первое, что я помню, это голова отца, отскакивающая от татами. Я не помню его голос. Не помню его лицо. Не помню маму, ведь она умерла, когда я родилась. Только это. И запах крови, — Тоуми глядела на воду, грызя ноготь.

— Мне жаль, — сказала я, хотя смысла не было.

Я могла и молчать. Она просто смотрела на горячий пруд.

— Слуга таскал меня по городу, надеялся, что меня примут родственники Таругу, но их не было. Мы не смогли никого найти. А потом он… сдался. Бросил меня у статуй Джизо.

— Мне жаль.

— Проголодалась. Украла яблоко. За мной погнались. Украла еще. Выживала. Десять лет. И почему? Потому что твой папа струсил. И я — последняя глупая Таругу.

Я чуть не стала с ней спорить, но я знала Тоуми: она был готова оторвать чью-то голову, и я не хотела, чтобы это была моя голова. Нам нужно было многое обсудить.

— Твой отец хотя бы сохранил честь семьи, — казала я.

— И толку? — она стала грызть другой ноготь.

Эми села на корточки рядом с ней.

— Эй. Что случилось с твоими стрелами?

— Пустила их в водопад, — она шмыгнула носом. — Думала пристрелить обезьян, но это показалось глупым.

— И ты выпустила их в водопад? — спросила Эми.

Тоуми встала и пожала плечами.

— Эм, мне нужно очистить меч, — сказала я. — Я могу забрать стрелы.

Она снова пожала плечами.

Я ушла от нее, Эми и Аимару, глядящего на деревья над нами.

Долина поднималась резко по бокам, слева был склон горы, покрытый лесом, справа — отвесная стена камня, по которой мне хотелось вскарабкаться. Между ними, над водопадом, поднимался густой пар, отмечая ручей, который питал водопад и пруд.

Это место было волшебным. Место, где я ощущала взгляд ками этого места. Не дружелюбного духа, но и не враждебного.

Я обошла отвесный берег у скалы, добралась боком до края водопада. Я не знала, почему пошла так — это был трудный путь в обход пруда. Может, я хотела выбрать путь сложнее. Это было на меня похоже. Может, я просто хотела полазать. Это тоже было на меня похоже.

Но пока я не могла лазать. Сначала мне нужно было очистить меч и забрать стрелы Тоуми.

Запах стал сильнее, пока я подходила к водопаду. Он не был приятным, но было в нем что-то очищающее. Что-то живое, здоровое, земное, как у вспаханной земли.

Когда я добралась до водопада, там было трудно стоять или быть на коленях — маленькие камни с гравием окружал туман брызг. Но тут был тепло — когда воздух на горе казался холодным, у водопада было душно и влажно, как летом перед бурей. Я смирилась с тем, что промокну, вытащила меч и опустила его на камень в стороне от воды. Туда же опустились пояс, ножны и накидка. Я закатала штаны.

Стоя на краю пруда, я повернулась к водопаду, низко поклонилась и поблагодарила духа горячего источника за то, что он принял меня тут. Я села на колени и взяла горсть воды из пруда, сначала правой рукой помыла левую, потом левой — правую. Поклонившись еще раз, я повернулась, взяла меч левой рукой и прошла в воду, пока брызги водопада не намочили мне лицо, не покрыли зеркало клинка. Я была достаточно близко, чтобы касаться ревущего потока.

Оглянувшись на пруд, я увидела Тоуми и Эми. Они смотрели на обезьян на дальней стороне водопада. Девушки сидели на корточках бок о бок и молчали.

Аимару разглядывал деревья над ручьем, порой поглядывая на меня.

Вздохнув, я направила правую руку в поток, наполнила ладонь горячей водой и полила ею клинок. Поменяв руки, я повторила это с другой стороны меча. А потом я села на колени в воде, держа меч перед собой под бушующим потоком, и прочла молитву очищения, приглашая богов открыть пещеру небес и убрать все загрязнения, все нечистоты, как святой ветер, уносящий угрожающие облака.

Молитва была долгой.

Я смотрела, как отец проходил этот ритуал каждый новый год со своими катаной и вакидзаси к небольшому водопаду над нашей деревней. Там было очень холодно, но он заходил в воду и позволял пару очистить мечи — и его, поняла я.

Только тогда я видела мечи каждый год.

Почему, не понимала я, мечи нужно было очищать ритуалом, если их не использовали?

Может, их использовали так сильно, что Ото-сан ощущал, что нужно было и дальше их очищать. И себя.

Я прочла молитву, благодаря восемь миллионов духов — дух горячих источников был среди них — за очищение мир и сохранение баланса. Я наблюдала при этом, как снежная обезьяна с малышом на спине прошла под водопад. А потом, пока я приглашала богов благословить и очистить, я увидела, как мать-обезьяна вышла без ребенка. Странно.

Завершив молитву, я опустила меч на бедра и низко поклонилась, вода потекла по моей голове. Я выпрямилась, хлопнула два раза и встала, держа меч в правой руке.

Я прошла к накидке и ножнам. Накидкой я вытерла меч — вода и сталь плохо сочетались. Я убрала воду (накидка стала мокрой, но это было не важно), вытащила маслянистую ткань и, как делала у кухни, нанесла на клинок защитный слой. Когда он засиял, я убрала его в ножны и посмотрела на пруд.

Эми и Тоуми все еще сидели бок о бок, глядя на обезьян, которые смотрели на них.

Аимару помахал мне, и я помахала в ответ.

Я хотела пойти к ним, когда вспомнила о стрелах Тоуми. Я огляделась, гадая, не было ли пространства за водопадом. Если было, стрелы могли оказаться там. Если нет… если нет, я промокну, но ничего не найду.

Был лишь один способ узнать.

Я прошла в пруд и сунула руку сквозь водопад.

Пространство.

Глубоко вдохнув, я прошла в водопад.

Вес горячей воды чуть не раздавил меня. На миг я ощутила ужас, что меня разобьет, унесет под воду и утопит, но потом я прошла к воздуху за водопадом.

Охнув, я оказалась в сине-зеленом мире.

Водопад спадал с каменного выступа, который прислонялся, как крыша, над открытым пространством. Пруд бурлил за потоком, но каменная стена в конце была приподнята.

За водопадом я видела лишь слабые тени того, что было на другой стороне. Небо в конце долины было яркой полосой. Деревья на горном склоне были темно-зеленым пятном справа от меня. Эми и Тоуми были пятном в центре долины. Аимару мерцал, высокая серая тень рядом с ними.

Я повернулась к пространству за водопадом, увидела кучку движущихся теней. Мои глаза привыкли к странному свету, и я различила трех малышей обезьян, и они играли с…

Играли со стрелами Тоуми.

— Эй! — закричала я, но не слышала себя, так что не удивилась тому, что они не отреагировали. Я пошла к стене вдали, голова почти касалась камня сверху, но я продвигалась к обезьянам. Они смотрели на меня, пятясь, но им мешала стена вдали.

Стрел было пять. Я знала, что Эми и Тоуми обычно носили около дюжины, но остальные могло унести в глубины пруда. Я подняла три, но две держали обезьянки, стучали ими по камням и рычали на меня, что было бы грозно, если бы я их слышала.

Сунув три стрелы за шнурки штанов, я потянулась за двумя другими. Я смогла схватить одну и вырвать ее из лапок недовольной обезьяны. Пока я делала это, другая пробежала мимо меня и забралась по наклоненному камню к потолку.

А потом обезьяна пропала. Я протиснулась туда, где крыша встречалась со стеной и увидела щель — черную дыру, темную, как пространство между звездами. Я не знала, как глубоко там было, как далеко пряталась обезьянка, и была ли там опасность для меня.

Я подумывала погнаться за обезьяной и украденной стрелой, но поняла, что Эми и остальные ждали меня с другой стороны водопада. Ворча, я прошла в пруд за водопадом.

Я подошла к потоку и увидела силуэт за бело-зеленым занавесом воды, услышала голос, хотя не могла различить слова. Я поняла, что это была Эми, звала меня.

— Тут, Эми! — закричала я. — Я за водопадом!

Через миг тень выросла — Эми подошла к водопаду и шагнула под воду. Ее лицо было белым, глаза расширились. Ее рот произнес мое имя:

— Мурасаки.

— Эми! — выдохнула я. — Я нашла…

Но я не успела сказать, что нашла, Эми ударила меня в живот.

16 — Из леса

Я согнулась, завтрак грозил пролиться на промокшую обувь Эми. Слепая и потрясенная, я оттолкнула Эми и закричала:

— Зачем ты это сделала?

Эми поскользнулась на склоне и проехала в воду за водопадом. Ее лицо было красным и мокрым, она что-то мне кричала.

Я настороженно прошла ближе и закричала поверх шума воды:

— Что?

— Я думала, ты умерла!

— Что?

— Ты ушла в воду и не выходила! — завизжала она мне на ухо. — Я думала, ты умерла!

Ох.

— Я не умерла!

Она снова ударила меня — в этот раз по плечу, не так сильно. А потом она указала на край водопада.

Мы прошли сквозь поток воды. Я вручила Эми пять стрел, но она опять не смотрела на меня. Я схватила накидку и пояс, надела их, тут же промокнув полностью.

Я держала меч в ножнах.

— Прости, Мурасаки, — пробормотала Эми.

— И меня прости, — я попыталась улыбнуться ей.

Но Эми хмуро смотрела на Тоуми с другой стороны пруда, которая была повернута в другую сторону, вложив стрелу в поднятый лук. Аимару стоял за ней. Оба глядели в лес.

— На что они смотрят? — спросила она.

— Не знаю, — я посмотрела на деревья, но ничего не видела. — Идем, посмотрим, что происходит.

Вода лилась с нашей одежды, пока мы шли к другим.

— Так где ты была?

— Сверху есть щель…

— Да, я видела, как ты выскользнула оттуда.

— Ты видела обезьянок? — Эми кивнула, и я сказала. — Одна из них убежала в щель сверху. Я не смогла ее увидеть дальше. Похоже, щель ведет далеко в холм.

— О, — Эми склонилась, подобрала свой лук и сунула три стрелы в колчан. Еще стрелу она вложила в лук, подходя к Тоуми. — Что там?

Аимару прошептал:

— Я кого-то там видел.

— Наверное, лань, — буркнула Тоуми.

— Нет, это был человек.

— Может, опять Джолало? — я стала разглядывать деревья, куда они смотрели.

— Вряд ли. Джолало носил черное. Этот был в синем.

— Один из поваров? — сказала Эми.

— Наверное, — признал Аимару, сосредоточенный, я не видела его таким с атаки на гостиницу у горы Фудзи.

Синяя вспышка. На кедре выше на холме. Ярче, чем мы носили, ярче, чем у Ки Сана. И лицо. Сначала я думала, что это была снежная обезьяна, печальная, со свисающими щеками, но лицо было бледным, а не красным, и его окружали борода и черные волосы.

— Аимару. Ты видишь кого-то на ближайшем кедре?

— Кедр?

— Большое пушистое дерево темнее других?

— О, — он шмыгнул, склонил голову. — Да. Это он.

Эми шепнула:

— Где?

Но Тоуми не ждала, она выпустила стрелу в фигуру на дереве.

Его глаза расширились, он пропал за стволом кедра. Стрела просвистела в пространстве, где было его лицо.

— Тоуми! — охнула я. — Это мог быть отшельник! Или фермер из долины!

Она выпустила еще стрелу с другой стороны дерева.

— Или шпион, убийца или гадкий старик, который любит смотреть на девочек в горячем источнике! — она схватила еще стрелу из колчана Эми, но Эми поймала ее запястье, не дав вытянуть стрелу. — Думаю, он ушел. Нам нужно посмотреть.

И мы пошли к деревьям. С мечом в руках я приближалась к месту, где мы видели фигуру. Это мог быть монах с горы, но Тоуми была права — он мог быть и кем-то куда опаснее.

Подняв луки, Тоуми и Эми разглядывали деревья над нами в поисках движений. Аимару глядел на холм, нюхая, как медведь, ищущий мед.

Ветерок поднялся, приносил гнилой запах ручья и насыщенный аромат леса над нами. Было чудесно снова оказаться под высокими деревьями. Я месяцами — прошлой осенью — не была под соснами и кедрами, раскачивающимися сверху. Синее небо проглядывало между вершин. Я хотела бросить меч и ножны и забраться на манящие ветки.

Но не стала. Где-то в лесу был мужчина. И Тоуми могла быть права.

Мы с ней уже попадались мужчинам в лесу раньше. Я не хотела, чтобы это повторилось. Хоть когда-либо.

Когда мы дошли до кедра, были следы, где мужчина спрыгнул с дерева и побежал по склону вверх. Сломанные кусты показывали, что он не остался неподалеку.

— Вот твоя стрела, Тоуми, — сказал Аимару, пройдя туда, где стрела вонзилась в землю, покрытую мхом.

— Мужчины не видно? — спросила Эми.

Я указала на сломанные кусты выше по склону.

— Думаю, он уже ушел.

— Чэ, — буркнула Тоуми.

— Может, это все-таки был фермер. Хорошо, что по нему не попало, — я не удивилась, когда Тоуми хмуро посмотрела на меня, но не дрогнула. Она сверлила меня взглядом часто, и я знала, что она могла легко сделать это снова.

Эми прошла между нами.

— Мурасаки, почему тебе не посмотреть на дереве — может, ты узнаешь, кто это был.

Мне не нужно было слышать больше. Я убрала меч в ножны, сунула ножны за спину и поднялась по грубой коре кедра на нижние ветки. Я видела шрамы в коре, которые показывали, что он полез дальше. Я поднялась выше на уровень, добралась до места, откуда он смотрел на нас.

Отсюда было ясно видно пруд, от которого поднимался пар внизу. Я видела гравий, где были Тоуми и Аимару. Пара обезьян вышла из воды и тыкала гальку, наверное, икала оброненную еду.

Еда. Я ощутила знакомый пряный запах. Понюхав, я огляделась, увидела грязную ткань, застрявшую между прутьями. Я схватила ее и поднесла к носу. Запах гвоздичного масла.

Я спустилась с дерева как можно быстрее.

Все трое смотрели на меня.

— Что такое, Мурасаки? — спросила Эми. — Ты в порядке?

— Нам нужно уходить, — выдавила я, подняв ткань. — Это не фермер. Он — солдат.

— Чэ, — рявкнула Тоуми, но побежала с нами из леса.

Аимару остался за нами, оглядывался весь путь до Полной Луны.

* * *

— Дайте-ка уточнить, — буркнула Тоуми, пока мы шли вдоль ручья. — Ты знаешь, что он — солдат, потому что нашла тряпку, которая пахнет как то, что Ки Сан использует от зубной боли?

— Да, — я вздохнула. — Масло, которым мы чистим мечи, чтобы они не ржавели.

Тоуми презрительно фыркнула.

— Я все еще говорю, что мы могли бы поймать его. Он явно испугался нас, раз этот бака убежал.

— Или он просто не хотел, чтобы его нашли, — сказала Эми. — Может, это был Кобаяши.

Я кивнула.

— И я так думала.

Аимару заговорил впервые с тех пор, как мы покинули источник:

— Я не узнал лицо, но он мог быть одним из солдат Матсудаиры.

— Да, — сказала я. — Я забыла, что ты путешествовал с ними. От Трех Рек?

Он кивнул.

— Нам нужно сказать лорду Матсудаиры? — спросила я.

— Лорду Такеде, — сказала Тоуми.

Эми хмыкнула, все еще сжимая лук в одной руке, а стрелу — в другой, готовая выстрелить, если чужак появится из-за деревьев.

— Думаю, нам нужно сказать госпоже Чийомэ. Пусть она решает.

Мы все согласились, что это была лучшая идея. Даже Тоуми.

* * *

Пока мы шли, я поделилась тем, что госпожа Чийомэ и Масугу-сан рассказали мне о том, как лорд Ода приказал нашим отца напасть на группу детей лорда Имагавы и на двух юных заложников: племянника лорда Такеды, Масугу, и племянника лорда Матсудаиры, Токимацу.

Аимару удивленно присвистнул.

Эми нахмурилась, но кивнула.

Тоуми глядела на меня.

— Дети? — она плюнула на тропу. — Он хотел, чтобы наши отцы убили детей?

— Да, — я поежилась, вспомнив безумный смех Фуюдори, пока снег падал вокруг нас. — Девушка, которая пыталась всех нас убить… тоже так сказала.

— Почему Ода-сама хотел этого от них? — задумалась Эми.

У меня не было ответа, а Тоуми плюнула снова.

— Сволочь.

Мы тихо прошли к задним вратам Полной Луны.

* * *

Мы сидели на коленях перед госпожой в ее покоях над главным залом.

— Так что вы делали на Горе Огра?

— Гора Огра? — спросила я.

Старушка приподняла бровь, глядя на меня.

— Да, девица. Гора Огра, — она указала на стену, за которой гора нависала над Полной Луны. — Та, по которой ты с трудом забралась на днях.

— О. Я… — я посмотрела на Эми, чьи глаза расширились.

Эми закончила за меня:

— Мы отвели Мурасаки к горячим источникам, чтобы она очистила меч Масугу-сан.

Я охнула.

— Я знаю, почему она зовется Горой Огра!

Теперь обе брови госпожи Чийомэ приподнялись.

— Что?

— Когда я поднялась по горе, там была пещера. И я видела… огра. Или мертвого, по крайней мере.

Впервые с нашей встречи Чийомэ-сама глядела на меня, лишившись дара речи. А потом она закрыла рот, быстро тряхнула седой головой.

— Хмф. Мне рассказывали в историях, что путь в логово они за водопадом, а не на горе.

Я в волнении начала рассказывать ей, как зашла за водопад и увидела, как обезьяна пропала в щели вдали.

Но она остановила меня, подняв руку.

— Ясно. Рисуко, это объясняет, почему ты еще мокрая. Что вы делали, пока она играла?

— Чистили зубы, — Тоуми скривилась.

— Я следил за лесом, — сказал Аимару. — Мне казалось, что там кто-то был.

Эми пробормотала:

— Я следила за Мурасаки. И обезьянами. Они были… забавными.

— О, да, очень забавные, — Чийомэ-сама ухмыльнулась. — Пока не украдут у тебя что-нибудь.

— Так я нашла щель, — сказала я. — За водопадом. Тоуми выпустила несколько стрел…

— Практика стрельбы, — буркнула она.

— …и там дети обезьяны играли со стрелами за водопадом. Я почти все забрала, но когда потянулась за последней, обезьяна разозлилась на меня и убежала на вершину. Может, та щель вела в пещеру, где огр.

— Огр, — Тоуми закатила глаза.

Госпожа Чийомэ постучала ногтем по столу.

— Тебе придется показать нам того огра, Рисуко.

Я была напугана и взволнована от этой мысли.

— Да, госпожа. Эм, вам будет довольно сложно подняться туда и спуститься.

— Я могу тебя удивить, — глаза старушки блестели. — В любом случае, Тоуми, ты видела нарушителя. Пока чистила зубы.

— Эм, да. Да, госпожа.

— Он был на дереве, — добавил Аимару, пожав плечами. — Следил за нами.

— Да?

— Да, госпожа, — сказала он.

Тоуми фыркнула.

— Там не на что было смотреть.

Госпожа Чийомэ раздраженно посмотрела на нее.

— У горячих источников всегда красивый вид, девица. А ты, Эми, видела его?

— Нет, госпожа, — пробормотала Эми. — Мурасаки пропала за водой надолго. Я пошла проверить, в порядке ли она.

— Ясно. Тоуми, Аимару. Как выглядел нарушитель?

— Мужчина, — сказала Тоуми. — С растрёпанной бородой.

— Да, — согласился Аимару. — С бородой. Думаю, над бровью был шрам. И он был в синей накидке и штанах.

— Как у Ки Сана?

— Светлее, — сказала я.

— Ты тоже его видела, Рисуко?

— Да, госпожа. Лишь на миг. До того… — я взглянула на Тоуми. — Пока он не спрятался за деревом, на котором был.

— Ясно, — старушка улыбнулась Тоуми. — Выстрелила в него?

Тоуми опустила взгляд.

— Я попала бы ему между глаз, если бы он не спрятался.

— Не сомневаюсь, — госпожа Чийомэ издала смешок. — Вы его узнали?

Мы покачали головами.

— Но мы нашли это, — я вручила ей ткань.

Она понюхала ее.

— Ах. Масло для меча.

Эми вмешалась:

— Когда Мурасаки сказала, что это был солдат, мы вернулись сюда.

— Четверо моих слуг, обученных слуг Полной Луны, убежали от солдата? — госпожа Чийомэ налила себе чаю.

Аимару скривился.

— Ну, — прошептала Эми. — мы не знали, был ли он один.

Так и было, хотя я не учитывала этого.

— Логично, — старушка ухмыльнулась и сделала глоток из чашки. — Вы учли, что это мог быть пропавший страж лорда Матсудаиры, Кобаяши?

Мы кивнули.

— Хм. И вы решили сначала сообщить мне. Хорошо. Я донесу это до лорда Такеды. Теперь почти настало время обеда. Вам нужно переодеться, чтобы не подавать еду так, словно вы только прибыли издалека.

Я посмотрела на девочек. Тоуми и Эми все еще были с луками, а я — с мечом. Мы были в пыли, но мы с Эми были грязными из-за воды источника. А моя одежда спереди была коричневой от коры кедра.

— Да, госпожа.

17 — Мило

Обед проходил тихо. Казалось, прошло землетрясение, и никто не знал, когда будет следующее.

За обедом капитан Токимацу смотрел только на Миэко, напоминая кота, который пытался решить, стоило ли нападать на ворона на дереве — и не мог ли ворон охотиться на него.

Рядом с ним самурай Матсудаиры, который бился до этого с Торимасой, лейтенант Сакаи, скрытно разглядывал комнату, пока потягивал лапшу.

Когда я указала Тоуми на это, плоское лицо Шино исказилось. С чайником чая в руке она прошла к лейтенанту.

— Ее тут нет.

Лейтенант Сакаи посмотрел на нее.

— Прошу прощения?

— Маи заперли в спальне, — вспомнив, с кем она говорила, она смягчила позу. — Чтобы было лучше нашим лордам.

Самурай ошеломленно кивнул.

— Конечно.

Токимацу-сан ухмыльнулся ему, первая улыбка в зале за обед.

Пока мы убирали столы, монах в оранжевом одеянии прошел по залу к кухне. Не зная, что делать, мы растерянно переглянулись, пока Торай, повар Такеды, не перехватил монаха. Его голос был спокойным:

— Нет, нет, не тут! Я покажу… — и он повел монаха к входной двери зала.

— Что это было? — спросила Эми.

— Плевать! — прорычала Шино, и мы больше не говорили.

* * *

Убрав на кухне, мы вышли в Главный зал. Хоши-сэнсей сообщила нам, что все женщины Полной Луны будут на уроке.

Не Маи. Она все еще была в Убежище. Наверно, ей приказали оставаться там, но мы не знали точно.

Мы и не говорили об этом.

Когда мы присоединились к женщинам, я увидела там одного мужчину — мальчика. Аимару был в тяжелом одеянии и со шлемом, который мы использовали, тренируясь с мечами.

— Эй, Аимару, — прошептала Эми.

Он ответил, но мы его не слышали из-за толстого шлема и маски.

Сачи-сан, учительница музыки, хлопнула в ладоши ритмично, и мы притихли.

— Нам пора напомнить вам, как разбираться с недружелюбными незнакомцами.

Женщины — и мы, девочки — застонали.

— Мы знаем, как защищаться, Сачи-сан, — пожаловалась одна из куноичи.

Хоши сказала:

— Но всегда хорошо освежить память.

Миэко появилась посреди группы, ее голос был тихим, но разносился:

— Как со многими искусствами, важно смотреть на это новыми глазами. Чтобы быть готовыми, нужно готовиться. Для этого нужно тренироваться. Опасность ударяет, когда мы меньше всего этого ожидаем.

И, как обычно, Миэко заглушила все возражения.

— Итак, — Сачи прошла к Аимару, покачивая бедрами, — кто скажет мне три лучших способа сбежать от вооруженного мужчины?

* * *

Во дворе мы помогли Аимару снять толстую броню.

— Уверен, что ты в порядке? — спросила Эми, выглядя встревожено.

— В порядке, — прохрипел он, приняв десятки ударов кулаками, ногами и локтями по защищенному горлу.

— Может, показаться Ки Сану… — добавила она, но он прервал ее, необычно грубый:

— Порядок, — повторил он, прошел в зал, снимая броню.

Эми надулась, глядя ему вслед.

— Он будет в порядке, — я пыталась убедить себя и ее.

Тоуми фыркнула.

— Хмурая нанесла одни из лучших ударов, так что он будет забавно ходить и говорить какое-то время.

Эми нахмурилась, явно хотела что-то сказать. Она не успела, мы увидели, что капитан Баба и Чийомэ-сама шли в нашу сторону.

Капитан кивнул в нашу сторону и что-то шепнул госпоже Чийомэ. Она кивнула, хотя ее лицо не выглядело согласным. Баба-сан погладил торчащую бороду с усами и пошел прочь.

— Девочки, повезло. У вас задание.

Брови Тоуми приподнялись, она впервые за эти дни обрадовалась.

— Задание?

— О, да, — госпожа Чийомэ рассмеялась. — Восхитительно. Мы устраиваем завтра двойные похороны. Капитан Баба хотел, чтобы кто-то из девочек собрал вещи мертвых, нашел их лучшую одежду.

Маниакальная улыбка Тоуми стала гримасой Эми.

Аимару вышел из зала, потирая шею.

Чийомэ-сама указала ему идти к нам, а потом склонилась и прошептала:

— И если вы что-то найдете — если там окажется любовное письмо от Маи в палатке лейтенанта, или у стража окажется мешок монет с гербом Матсудаиры… Смотрите внимательно, а рты держите на замке. Докладывать только мне. Понятно?

— Да, Чийомэ-сама.

* * *

Кто-то зажег благовония в палатке, которую Сато, страж Такеды, делил с тремя другими. Запах вернул меня в прошлую зиму, когда Миэко жгла могусу у ног отравленного Масугу-сана.

Палатка была маленькой, но аккуратной. Напоминало нашу спальню.

Два солдата мрачно смотрели с входа. Аимару стоял между ними. Я вдруг поняла, что наш друг был выше воинов Такеды.

Мы с Эми поискали в сумке покойного солдата чистое кимоно, а Тоуми проверила его оружие, а потом проверила носком татами, на котором лежал спальный мешок Сато.

— Так мало, — прошептала я, когда мы вытащили коричневое кимоно из шелка, которое много раз штопали. Из рукава выпал маленький амулет, сплетенный из соломы, как мы с Усако делали для родителей. — У него… были дети? — спросила я у солдат, стоящих у входа.

Они скривились, но один кивнул.

— Прошу, — услышала я себя, — господа, убедитесь, что семья мертвого узнает, как он умер. Прошу.

Они отпрянули, глаза расширились.

— Аи-и-и-и…

Эми опустила ладонь на мое плечо.

— Прошу, господа. Все мы — сироты. Мы понимаем, как это. Мы понимаем, что им лучше знать.

Теперь они были смущены, но оба кивнули.

Мы опустили одеяние и амулет в корзинку, один из стражей мрачно улыбнулся нам.

— Так это правда, что вас, девочек, учат сражаться? То есть…

Аимару кивнул на меня. Он сказал с ленивой улыбкой.

— Рисуко забралась на вершину большого дерева в лагере посреди снежной бури прошлой зимой, чтобы одолеть убийцу, — он кивнул на Тоуми. — Я видел, как она попала в яблочко с сотни шагов. А Эми может порвать горло голыми руками.

Мы с Эми покраснели, пряча лица, а Тоуми, конечно, была рада.

Солдаты рассмеялись, но не с презрением.

— Не думал, что буду служить с солдатом, который выглядит меньше моей сестренки, — сказал один, но они поклонились нам.

Мы поклонились в ответ и покинули палатку.

— Нельзя такое говорить, Аимару! — пробормотала Эми.

Он снова улыбнулся и пожал плечами.

— Но это правда.

— Отчасти! — простонала я.

— Мышка — убийца убийцы! — сказала Тоуми, хохоча сильнее после моего раздраженного взгляда. — Ладно вам. Идемте к палатке лейтенанта.

* * *

Палатка Торимасы-сана была того же размера, что и та, где мы искали, но он был там один.

Там был свинарник.

Когда страж впустил нас, мы увидели одежду, валяющуюся на полу, свитки валялись на его походном столе и татами, четыре бутылки, подозрительно похожие на ту, в которой было сакэ с маком, которую нашли в палатке Кобаяши.

В палатке воняло потом и рисовым вином. Запах не был приятным, и Тоуми указала на это.

Я вздохнула.

— Чем быстрее найдем чистую одежду, тем быстрее выйдем отсюда.

Мы стали искать на полу мешок или сундук, но все было разбросано.

— Думаете, тут кто-то искал? — спросила я.

— Нет, — сказал Аимару. — Он просто был неряхой. Даже тот, кто искал, не устроил бы такой бардак, да? Вещи возвращали бы туда, где их взяли, а не бросали по всей палатке.

Мы обдумали это, озираясь, и кивнули. Это было очевидно после его слов.

Я заглянула под стол.

— Тут чистое кимоно, — оно было белым, аккуратно сложенным (вряд ли это сделал лейтенант), лежало поверх подходящих штанов. Я вытащила их. — Думаю, это был его наряд для похорон.

- Ну, — фыркнула Тоуми, — ему придется самому его надеть.

На одежде лежали три обрывка бумаги. Я повернула голову, посмотрела на один, щурясь. Т должен Х 7 монме. Другая гласила: Т должен Т 12 монме. На последней было написано: Т должен Т 3 кошукин, 5 монме.

Тоуми посмотрела поверх моего плеча и присвистнула.

— Мертвый был должен много серебра и золота!

— Думаю, — отметил Аимару, — будет ужасно сложно забрать деньги у мертвеца. Может, он убил себя?

— Нет, — сказала Эми, опустив уголки рта сильнее обычного. — Мурасаки была права. Он был мертв, когда его пронзили.

Я повернула голову, глядя на записки, потом повернула снова, вглядываясь, словно сквозь отражение пруда, чтобы увидеть глубины.

— И… что это?

Другие посмотрели на меня.

— Это расписка, — сказал Аимару.

— Что…

Эми указала на неровные края одной из записок.

— Видите это? Двое рвут бумагу пополам, потом пишут на половинках долг. Если края и цифры совпадают, то это сковывающий долг.

— Ах, — я посмотрела на три записки, обещания. Потом на бардак в палатке. — И эти было просто найти. Думаю, у него их больше.

Теперь мы знали, что искать, быстро порылись в вещах покойного лейтенанта, обнаружили черновик письма его отцу, где он просил (не удивительно) денег, возмутительный набросок женщины, прикрывающей честь веером, еще пару записок, как те, что мы нашли. Каждый раз тот, кто был должен, отмечался как Т, и чаще всего должен он был тому, кто начинался с той же буквы. Я отметила это.

— Думаешь, лейтенант мог быть в некоторых записках? — спросила Эми. — Может, его убил тот, кто был должен ему денег?

Я обдумала это. В этом был смысл, но…

— В этом бардаке были деньги?

Другие покачали головами, а потом мы методично (насколько могли в этом хаосе) поискали монеты. Мы проверили мешочки, сумки и ящики, даже грязные носки. Ни одной серебряной монме или золотой кошукин. Мы нашли пару медных монет — я не дала Тоуми забрать их — но ничего из количества, указанного в записках.

— Итак, — сказала Эми. — лейтенант был должен много денег.

— Как минимум одному человеку, чье имя начинается с Т, — Аимару хмуро посмотрел на записки в руке Эми. Я указала на хирагануと, и он кивнул, уши покраснели. Тоуми и Эми я сказала. — Можете придумать, чье имя так начинается?

Эми пожала плечами.

— Ну, сам Торимаса-сан, конечно.

— Но он не может быть должен себе, — напомнила я ей.

— Нет, — она надулась.

Тоуми щелкнула языком.

— Капитан Матсудаиры? Как его зовут?

— Токимацу, — сказал Аимару.

— Да, — согласилась Эми, кусая губу, — хотя он и лейтенант должны были только встретиться, — она повернулась к Тоуми, хитро ухмыляясь. — И, конечно, есть ты.

Тоуми хмуро посмотрела на Эми, бросила в нее черновик письма. Я знала, что если бы она злилась серьезно, Тоуми бросила бы что-то тяжелее страницы.

Эми рассмеялась и стала сминать письмо, чтобы выбросить его. Но сзади…

— Стой, — я протянула руку.

Тоуми издала презрительный смешок.

— Хочешь почитать, как бравый лейтенант умоляет папулю дать денег?

Я покачала головой и развернула бумагу, разгладив ее.

— Смотрите.

Неуклюжим почерком, как в черновике письма, кто-то — скорее всего, Торимаса-сан — написал два длинных столбика: один был едва различимыми словами, другой — цифрами. И цифры были сложены внизу.

— Аимару, — прошептала я. — Что было на дне списка, который ты находил в кладовой?

Эми и Тоуми посмотрели на меня, но он ответил без паузы:

— 83,482.

Я указала на эту цифру на дне столбика. Брови Эми и Тоуми приподнялись. Аимару нахмурился.

— Думаю, — сказала я, — нужно отнести это госпоже Чийомэ. И сразу же показать ей.

18 — Сообщники

— И, — сказала я нашей госпоже, которая смотрела на клочки бумаги, которые мы ей принесли, — мы думаем, что покойный лейтенант скопировал эти цифры, чтобы передать кому-то, может, тому, кому он был должен все эти деньги, госпожа.

Мы сидели на коленях перед письменным столом в ее комнате — карта еще была там, цветные камешки и булавки покрывали острова Японии. Госпожа Чийомэ сжимала маленькие красные камешки в пальцах.

Красный для Такеда, вспомнила я. Синий для Матсудаира. Белый для Ода. Желтый для Уэсуги, а оранжевый для Ходжо…

Чийомэ-сам выдохнула звук между вздохом и рычанием.

— Ясно, — ее ноздри раздулись, словно она учуяла что-то гадкое, и она подняла красный камешек. — Видите это?

Мы все кивнули.

Она опустила камешек на карту, поверх места, где Полная Луна была отмечена маленьким белым кругом. Она взяла голубой камешек.

— Каждый из них представляет отряды, которыми управляет генерал или капитан. Я учу вас, девочки, и поиску мест, оценке сил, — она опустила камешек Матсудаиры рядом с красным камешком Такеды. — Большие камни — армии из тысячи и больше. Маленькие, как эти, пара сотен человек. Мои куноичи очень хороши в распознавании отрядов. И некоторые, как волшебники, — она махнула на Аимару, — могут оценивать размер отряда.

Глядя вниз, она подняла бумагу.

— Но такой точный подсчет… — она взглянула на Аимару. — Капитан Баба сказал мне, что цифра, которую ты запомнил, точное количество солдат, которые сейчас с Такедой-сама в поле. Такую информацию мои девочки добывали бы месяцами. Это для наших врагов ценнее пары монет золота и серебра, — она подняла записки с долгом. Она буркнула. — Бандит, — и бросила записки, словно они пачкали ее пальцы.

Я посмотрела на голубой и красный камешки на Полной Луне.

— Простите скромную слугу, госпожа, но разве Матсудаира — наши враги? Я думала, они были нашими союзниками.

— Союзники? Хм, — госпожа Чийомэ хитро улыбнулась, напоминая кота перед броском. Она усмехнулась девочкам по бокам от меня. — Эми, Тоуми, что вы думаете? Матсудаира — наши союзники или враги?

Тоуми смотрела на карту и пожала плечами.

— Не надо доверять им.

Эми выдохнула пар, который задел ее челку.

— Мы бы хотели, чтобы они были нашими союзниками. Их верность помогла бы лорду Такеде против лорда Оды.

Мы напряглись от этого имени, и госпожа Чийомэ хмыкнула.

— Лорд Ода. Да, — улыбка кота вернулась. — А ты, Аимару?

Широкое лицо мальчика сжалось.

— Что ж. Солдаты Матсудаира думают, что их лорд был чудесным. Но я знаю, что и Такеда считают Гору таким. Так что я не знаю.

Госпожа Чийомэ показала в улыбке больше зубов, развела руки, указывая на метки на карте.

— Именно. Этого не знаешь. Союзники сегодня могут стать врагами завтра, и наоборот. Просто доверять нельзя — эта находка доказывает это. Даже своим нельзя доверять безоговорочно. Тот лейтенант явно продавал тайны лорда Такеды… но кому? — мы не ответили, и она продолжила. — Я хочу, чтобы вы держали глаза открытыми. Я скажу Такеде-сама, что мы продолжаем… расследование. Но не скажу ему об этом. Это может намекать на еще одного предателя Такеда, и я не хочу подходить к нашему лорду без доказательств, — она посмотрела на боевую карту, махнув на нас рукой. — Идите. Если найдете улики о сообщнике мертвеца, сразу скажите мне.

* * *

Мы покинули Главный зал, собираясь передать вещи мертвых монаху, который устраивал погребальный костер. Аимару спросил:

— Что такое со… сооб…

— Сообщник, — буркнула я. — Заговорщик. Товарищ по преступлению.

— О.

Мы вышли за ворота, и в мою голову пришла мысль.

— Если сообщник — человек, которому он должен денег, из Такеда, — я произнесла последнее слово губами, чтобы стражи не слышали, о чем мы говорили, — зачем ему было проникать в Полную Луну прошлой ночью?

Тоуми закатила глаза.

— Глупая Мышка, потому что… — она нахмурилась, глядя на вещи лейтенанта, которые она несла. — Не знаю. Хороший вопрос.

— Хм, — согласилась Эми. — Да. Если он пытался передать бумагу товарищу-солдату, он мог просто принести ее к палатке мужчины. Или отдать ему.

— Но они не хотели бы, чтобы их поймали со списком, да? — спросила я.

Аимару хмыкнул.

— Потому они использовали «мертвый бросок».

— М-мертвый бросок? — я уставилась на него, как и Эми с Тоуми.

Он кивнул.

— Да. Когда хочешь что-то передать кому-то — например, записку или что-то, кхм, украденное — и не хочешь, чтобы кто-то знал, что происходит, или кто это делает, используется «мертвый бросок». Первый человек оставляет вещь в месте, где никто не посмотрит. Например, лампа в старом храме. Или дупло дерева.

Эми кивнула.

— Или на полке в глубине кладовой.

Аимару кивнул в ответ.

— Угу. Второй знает, где должна случиться передача, и позже проверяет место — и если вещи там еще нет, он проверяет на следующий день.

— И так, — сказала я, — никто не узнает, что происходит, или кто вовлечен — может, даже те двое, что проводят обмен?

— Ага.

Тоуми потянулась и потрепала волосы Аимару.

— Маленький заговорщик.

Он нахмурился, а мы прошли последний ряд палаток и попали на луг на вершине гряды с видом на долину. Он сутулился, а Эми рассмеялась.

Двое мужчин устанавливали груды хвороста для погребальных костров, чтобы сжечь тела двух мертвецов. Перед погребальными кострами Торай-сан, повар Такеды, говорил с монахом. Когда он увидел нас, он помахал руками и закричал сухим голосом:

— Нет! У нас нет лишнего вина!

— Но сакэ важно для ритуалов, — возмутился монах.

Его работники смотрели на нас, пока мы приближались. Каждый держал бревно в спокойной манере.

— Я сказал: нет, — прорычал Торай-сан. — Хватит просить, — он пошел к главным вратам.

Монах поднял руки, извиняясь.

— Рисовое вино очень важно, — сказал он. — Милые девы, господин, чем могу вам помочь?

Я передала вещи Сато-сама, а Тоуми почти бросила в монаха одежду Торимасы-сана, а монах в оранжевом одеянии улыбался нам.

— Благословляю вас, дети мои, — сказал он, и мы ушли.

Пока мы шли к кухне — пора было помогать с ужином — Эми прошептала:

— Аимару, монах тебе не показался странным?

Тоуми фыркнула.

— Он любит вино, это точно.

Но Аимару смотрел вперед, пока мы шагали, взгляд двигался, словно он читал.

— Вряд ли он отсюда.

— Не отсюда? — спросила я.

— Не из долины. Я был в местных храмах с Братишками, и я не помню его. Или двух мужчин, работающих на него, если подумать, — он кусал губу.

— Ладно, — я вздохнула, — прежде чем решать загадки, нужно накормить армию.

Мы подошли к вратам, примчались восемь всадников — отряд поиска. Они спешились, и я услышала, как юный капитан Токимацу сказал:

— Не повезло. Кобаяши нет в долине.

«Нет, — подумала я, — он в горах», — мы вошли в Полную Луну, и я посмотрела на других, видела, что они думали о том же.

* * *

На ужин была говядина — убили фермеры, к счастью, и принесли, пока мы были на горячих источниках. Рецепт был от Кумо-сана, и это заставило меня вспомнить жалобы Ки Сана, что японские вкусы были «сладкими и коричневыми».

Матсудаира и Такеда вошли в Главный зал тихо. За обедом тишина была неуверенной, а в этот раз в ней будто гудел гнев — солдаты Такеда злились на смерть двух своих, а Матсудаира злились за обвинения.

Мы стали подавать еду, Ки Сан вытащил миску с рисом, накрыл ее и вручил мне.

— Для Лисички, — сказал он.

Маи.

— Да, Ки Сан-сан.

— И принеси ей немного вина, — он вручил мне бутылку как те, что мы видели в палатке Торимасы-сана. Он надел сверху чашку и махнул мне. — Неси.

И я понесла.

Дверь Убежища была закрыта. Я осторожно сдвинула ее и позвала:

— Маи-сэнпай?

Фырканье донеслось из темных глубин маленького здания.

— Сэнпай, — я увидела, как она оторвала взгляд от низкого стола. — Чего ты хочешь, Мышка?

Я подняла миску и бутылку.

— Твой ужин.

Я видела, что она подавила желание зарычать. Она повернулась к бумаге, на которой рисовала.

— Спасибо, — вежливость не была естественной для Маи, но она хотя бы пыталась.

Я села на колени у стола, опустила еду рядом. Я налила ей вино, взглянула при этом случайно на ее рисунок. Хоши и другие учителя учили нас работе с кистью. Госпожа Чийомэ считала, что способность рисовать привлекательную и точную картину могла пригодиться в работе куноичи. Но нас нельзя было назвать художниками.

Я видела каллиграфию Маи, пару завитков для украшения, но не видела ее попытки рисовать. И мой рот раскрылся от того, что она делала.

— Что уставилась? — буркнула Маи с полным ртом мяса.

— Твои рисунки, — сказала я. — Они красивые.

Она нахмурилась и хмыкнула.

На полоске мятой бумаги она рисовала фигуры в движении. Каждая была простыми линиями, но я сразу узнала, что это была Шино. Хоть я не считала ее изящной, на рисунках Маи она была такой. На обратной стороне много раз сложенной бумаги парой клякс и линий чернил Маи смогла оживить Шино.

Я повернула голову.

— Это… Шестьдесят четыре Перемены, да? — стоило сказать это, я поняла, что так и было — она нарисовала первые восемь форм упражнения, которое мы делали каждое утро, и что я делала с мечом всякий раз, когда выпадал шанс.

Она опустила взгляд и фыркнула.

— Наверное, — она опустила миску на бумагу, закрывая и размазывая рисунки, хмуро посмотрела на меня, бросая вызов… Я не знала, в чем. Думаю, она ждала, что я буду издеваться над ней.

Мне не нравилась Маи, но я не хотела дразнить.

— Это очень красиво.

Ее хмурая гримаса стала привычной лисьей улыбкой Маи.

— Да-да. Конечно. Кто-то еще там умер?

— Надеюсь, нет! — я поняла, что ждала, пока что-то произойдет. — Хотя один из стражей убил себя.

Она пожала плечами.

— Да, я слышала, — она сделала глоток вина. — И они не знают, кто… это сделал?

Я покачала головой.

— Не знают. Конечно, кто-то знает, но вряд ли госпожа Чийомэ и лорды в курсе, — я не сказала ей, что мы помогали исследовать — Маи это не понравилось бы, я знала.

Она зарычала.

— Наверное, все равно обвинят меня.

— Вряд ли. Они знают, что ты не могла этого сделать — сломать так его шею. И даже если они попробуют, госпожа Чийомэ не даст тебе принять вину, — она закатила глаза, и я спросила. — Так… ты не соглашалась на встречу с лейтенантом?

— С тем бакой? — она презрительно скривилась.

— А Сакаи-сан?

Она прищурилась, выпила больше сакэ.

— Я заигрывала, Мышка, как всегда делает Сачи-сан. Было забавно. Пока они не стали биться за меня, как два они из-за козьей ноги.

— Хм, — я посмотрела на то, что было видно от красивых рисунков. Пятна жира сделали заметными ряды символов с другой стороны, но рисунки Маи все еще поразительно оживляли старшую ученицу. — Вряд ли Шино нравилось на тебя смотреть.

— Ага, — обычно выражение лица Маи было хитрым и злобным, но теперь она будто сожалела. — Она ругала меня за это. Об этом мы спорили утром, когда…

Когда вышли и увидели труп Торимасы-сана на пороге.

Когда я увидела, что она доела, я взяла миску. Я потянулась за бутылкой вина, но она остановила меня.

— Оставь это.

Я кивнула и встала.

Я дошла до двери, Маи крикнула:

— Эй. Скажи Шино, что она — раздражающая бусу, и если ей это не нравится, она может прийти сюда, я скажу ей это в лицо.

— Эм, — я моргнула, пытаясь представить, что сделает Шино, если я назову ее уродиной. Их отношения были странными. — Хорошего вечера, Маи-сэнпай.

— Сэнпай, — снова прорычала она, но если что и добавила, я не знала — я уже вышла за дверь.

* * *

Когда я пришла в Главный зал, солдаты почти доели. Эми шептала, что они сильно пили, но не выглядело так, чтобы сакэ их развеселило. Солдаты Такеда хмуро глядели на Матсудаира, те отвечали тем же. Даже капитан Токимацу, который всегда казался готовым пошутить, хмурился, хотя продолжал поглядывать туда, где сидела Миэко, милая, но горюющая, за главным столом. Рядом с ней сидели Чийомэ-сама и два лорда, тоже выглядели мрачно.

Мы убрали миски со столов, но никто не успел встать, Матсудаира-сама поднял руку, и зал погрузился в более глубокую тишину.

— Милорд-губернатор Достоинства сообщил, что похороны пройдут завтра утром. Этим вечером монах проведет обряд, и рад мы признаем, что будет неуважительно и сложно для мертвых видеть кого-то еще этим вечером, мы приглашаем вас к погребальным кострам, когда они загорятся, чтобы почтить павших.

Все солдаты поклонились, и вскоре зал опустел.

Кухню будто заразило плохое настроение в зале. Даже юмор Ки Сана был приглушен, Кумо-сан жевал губу, а Торай-сан бурчал под нос. Эми, Тоуми и я переглянулись и тихо начали уборку. Я собиралась выносить обрезки с Эми, но Сачи-сан прошла на кухню и отвела меня в сторону.

— Рисуко, госпожа Чийомэ хочет, чтобы кто-то из нас играл на обряде этим вечером. Сузумэ и Аоки, — старшие женщины, — отправились веселиться в Устье, и мне нужна помощь учеников. Шино может играть на кото и колокольчиках, я буду играть на флейте. Я бы посадила Маи за сямисэн, но она…

— В Убежище, — страх сдавил мое живот. — Вы… хотите, чтобы я играла?

Сачи щелкнула пальцем по моему носу и рассмеялась.

— Везучая, — при виде моего лица она снова рассмеялась. — Ты справишься, Рисуко. Я слышала, как ты играешь. Не так точно, как Маи — у тебя маленькие пальцы — но в другом даже лучше. Это просто будут «Вишневые цветы» и несколько других старых и любимых песен.

Я посмотрела на Эми, которая глядела на меня с вопросом, и Тоуми, чье лицо обвиняло меня в том, что я бросала их.

— Эм, Сачи-сэнсей, я нужна вам прямо сейчас?

— Боюсь, да. Мы должны устроиться там до начала похорон. Я уже сказала Аимару принести инструменты из Чайного домика.

— Хай, Сачи-сэнсей, — я повернулась к другим и виновато скривилась. Эми пожала плечами, а Тоуми, конечно, нахмурилась.

Приняв такой ответ, Сачи нежно вывела меня за локоть из кухни и направила к вратам.

19 — Отбывший

Когда мы дошли до места, где устроили погребальные костры, Шино уже была там, ворчала на Аимару, устанавливая кото на низкую подставку в примятой траве.

— Ты мог бы хотя бы попытаться нести его ровно, бака.

— Прости, Шино-сан, — звучало так, словно Аимару уже давно это повторял. Он поднял длинную флейту Сачи и мой сямисэн. — Но у меня были другие…

— Как мне играть без наперстков? — прорычала Шино.

— Успокойся, Шино, — сказала Сачи, начав чистить свою флейту. — Ты можешь делать это пальцами. Аимару, на верхней полке в шкафу у двери в Чайном домике лежат наперстки. Можешь принести их для Шино, пожалуйста?

— Да, Сачи-сан, — Аимару убежал.

— И если уронишь, не наступай на них! — крикнула ему вслед Шино.

Сачи фыркнула и заиграла обманчиво простую мелодию «Зов оленя», пока мы с Шино настраивали инструменты.

Было тяжело провести мелкие поправки для настройки струн сямисэна с длинной шеей, когда пальцы дрожали и вспотели. Было еще сложнее, когда сидела в дюжине шагов от двух аккуратных стопок хвороста, в каждой было тело в белой ткани. Я видела смерть, но не ощущала себя комфортно рядом с ней.

И я глубоко вдохнула и слушала мгновение игру учительницы.

Меня всегда потрясало, как Сачи могла превратить пару выдохов через длинную трубку бамбука в до боли красивую и якобы легкую музыку. Это напоминало мне, если честно, чувство, которое порой приходило, пока я лазала — когда не я лезла, а меня будто поднимало, если в этом был смысл.

Вдохнув — это тоже было частью музыки, как и ноты — Сачи подмигнула мне.

Я улыбнулась в ответ и продолжила настройку. Легко не было, но стало немного проще.

Шино ворчала рядом со мной, поправляя струны на своем широком кото.

Я вспомнила грубое приветствие, которое передала соседке Маи.

— Маи-сэнпай передавала привет.

Задев струну, прижимая ее костяшкой к деке, Шино приподняла бровь, глядя на меня.

— Передавала привет.

Я покраснела и посмотрела на свои струны.

— Эм. Она сказала передать, что ты — раздражающая и уродливая.

Я слышала, как Сачи кашлянула во флейту.

Шино громко задела три струны, и теперь они звучали слажено. Я взглянула на нее, она щурилась, щеки покраснели, но она и улыбалась.

Я не понимала этих двоих.

Аимару прибежал с двумя наборами наперстков.

— Нашел те, что уронил у кладовой, пока возвращался.

— Ладно, — Шино закатила глаза и протянула руку. — Дай мне те, что не в грязи.

Аимару передал их привычно бодро, и Сачи-сан заставила нас сыграть пару легких песен для разминки.

Солнце скрылось за горами, но небо только начало показывать огонь заката. Аимару взял немного хвороста, оставшегося от погребальных костров, и сделал пару костров, чтобы озарять место в темноте.

Мы доиграли, и монах поднялся. Он был в белом.

— Как мило вы выглядите, — сказал он с улыбкой.

Я опустила голову и старалась улыбаться в ответ, хотя отметила, что фраза была странной. Шино закатила глаза, но Сачи улыбнулась, склонив голову, пока чистила флейту.

— Как все на севере в Устье?

Монах сжал губы.

— На севере?

— О, я сама из Морского берега. Я знаю акцент Устья, когда его слышу.

— Ах! — его улыбка расслабилась. — Я из Посредника, а не Устья, но да, я из провинции Арсенал! У вас хороший слух, милая.

— Что ж, — Сачи подмигнула, — я — музыкант! — она улыбнулась и захихикала, будто пролился летний дождь. Он тоже рассмеялся и кивнул нам. — Девы.

— Уважаемый, — ответили мы, а он пошел прочь.

Улыбка Сачи осталась, но я видела, что она размышляла, глядя, как он шагал к укутанным телам. Когда я стала задавать вопрос, она тряхнула головой и сказала:

— Давайте еще раз пройдем «Вишневые цветы». Шино, держи ритм, Рисуко, следуй за ней, а не мной, — пальцы ее свободной руки затрепетали, она произнесла певучим голосом. — Я — бабочка. Шино — ветка. Ты — цветок. Держись на ветке, иначе упадешь на землю.

— Да, Сачи-сэнсей.

Она подмигнула и отсчитала начало.

Мы играли, я старалась держать ритм, но следила, как монах говорил с мертвыми. Его, казалось, больше беспокоил лейтенант Торимаса.

Но часть меня думала о соломенном амулете, который мы спрятали в одежде стража Сато. О ребенке, который дал амулет отцу, который никогда не вернется.

* * *

Госпожа Чийомэ и два лорда хмуро вышли в поле, пока Сачи играла «Пустое небо», мы с Шино приглушенно добавляли ритм за печальной мелодией.

Каждая группа солдат прошла к той стороне гряды, где стоял их лагерь — Матсудаира на западе, Такеда — на востоке. Госпожа Чийомэ и девушки из Полной Луны, наряженные не в кимоно, а в бело-красную одежду мико, разделяли две армии с одной стороны, пока монах и мы, музыканты, разделяли их с другой стороны.

Аимару и Братишки зажгли костры вокруг нас, и ночь показалась еще темнее.

Мы играли песню в третий раз, лорды и госпожа Чийомэ опустились на колени. Сачи кивнула нам, показывая, что пришло время. Мы остановились в конце припева.

Тишина сгустилась.

Монах встал и что-то пробормотал — звучало как часть проповеди — и подошел к костру лейтенанта Торимасы. Он осторожно сдвинул саван, стало видно лицо офицера Такеды, все еще выглядящее удивленно, хотя его глаза были теперь закрыты. Кистью и мисочкой воды, которую опустили на хворост, монах покрыл водой губы мертвеца — последний глоток воды перед тем, как душа покинет тело. Шепча, он отнес воду и кисть к другому костру, оставив потрясенное лицо Торимасы на виду. Он раскрыл лицо стража Сато, повторил ритуал.

Лицо Сато не было удивленным — он знал, что его смерть грядет. На его лице была печаль и, что не удивительно, боль.

Со своего места я видела, что его голова была отделена от тела. Хоть монах и его помощники пытались очистить тело, кровь покрыла дерево, на котором он лежал.

Люди любили говорить, что мертвые выглядели так, будто спали, словно отдыхали после страданий в жизни. Это выглядело мило.

Я не считала это правдой. Мертвое тело не выглядело как спящее. В спящем теле всегда была искра души, настороженная, как мышка, нюхающая, шевелящая ушами, чтобы уловить боль или радость. Она была едва заметной. Крепко спящее тело нельзя было назвать беспокойным.

Я видела смерть раз, я знала. Это была полная неподвижность. Это было молчание.

Куда бы мы ни уходили, умирая, это забирало все важное в человеке с собой и оставляло оболочку.

Монах читал проповедь собравшимся лордам, госпоже, солдатам, женщинам и девушкам.

— Я, — монотонно говорил он, — не мое тело, мое тело — не я. Я — то, что переродится, а тело вернется в землю, откуда поднялось. Тело — просто еда. Дух вечен.

Он посмотрел на лордов и госпожу Чийомэ.

— Мудрые и набожные лорды и дамы. Мудрость, которой учит нас Будда и его слуги, ведет к таким поступкам, пока злые намерения порождают злые результаты. Как желудь, который может вырасти только дубом, а семя пуэрарии может стать только лозой кудзу, так наши мысли рождают наши действия. Злые мысли легко накапливаются даже в благородных людях, — он указал на двух мертвых перед собой. — Все мы склонны к злым мыслям. Отпустите их! Они ведут только к злому концу. Думайте хорошо. Творите добро. Ваша карма, ваши действия будут следовать за вами в следующую жизнь. Глупый верит, что все события — результаты действий в настоящем. Но карма — невидимый вес, она давит или поднимает ваш дух в каждой жизни.

Проповедь тянулась, его слова были знакомыми, и я глядела на толпу. Лорд Матсудаира и его офицеры, включая лейтенанта Сакаи, сидели серьезно, как и их солдаты вокруг них, даже Джолало и португальский священник. С другой стороны лорд Такеда и его капитаны были серьезными.

Но лица многих солдат Такеда были искажены другим настроением — беспокойные и неуютные. Лейтенант Итагаки, командир мертвого солдата Сато, хмуро смотрел в сторону офицеров Матсудаира.

За ним в тенях появилось лицо — оно выглядело знакомо, но я не могла его определить. Я знала, что Миэко была бы недовольно, ведь она учила нас все запоминать. Бледное лицо, вытянутое, с редкой бородой…

Я попыталась приглядеться, и лицо пропало в сгущающихся тенях.

Проповедь тянулась к заключению, Сачи подняла палец, сообщая нам с Шино, что мы заиграем, едва он умолкнет. Я взяла инструмент, и Шино надела наперстки — она возилась с ними всю речь монаха.

Он поклонился сначала телам, потом собравшимся, и мы медленно и печально заиграли «Вишневые цветы».

Такеда-сама встал и прошел к двум укутанным телам. Он опустил свернутую бумагу — ши-дэ — на ветку, соединявшую два погребальных костра. Баба-сан и Хара-сан, серьезные, как совы, повторили ритуал. Как только они отошли, другие офицеры и солдаты с той стороны стали проходить вперед.

Но, пока другие солдаты Такеда шли, чтобы выразить уважение, Матсудаира-сама встал, прямой, как ясень, и прошел к погребальным кострам. Он поклонился и опустил свой зигзаг рисовой бумаги на ветку. Его капитаны тоже повторили этот жест уважения.

Они отошли, госпожа Чийомэ пригласила лордов и старших офицеров освежиться в Главном зале — видимо, имелось в виду рисовое вино.

Мы играли втроем песни, которые уже были, а солдаты стали подходить и выражать уважение, некоторые молились, многие оставляли бумажные подношения.

Толпа редела, и Миэко с другими приблизилась, чтобы сделать подношения, когда лейтенант Матсудаиры, Сакаи-сан, подошел добавить подношение. Справа от нас оставшийся Такеда зарычал. Лейтенант Итагаки крикнул:

— Нет! Не ты!

Сакаи поднял голову, глаза расширились.

— Что? Я не…

— Не смей! — прорычал Итагаки, подходя, руки тянулись к мечу.

Я привыкла, что солдаты ходили без оружия в Полной Луне. Было шоком, что мы сидели между двумя тяжело вооруженными и недовольными группами мужчин.

Монах, который сидел на коленях с другой стороны от Сачи-сэнсей, вскочил, но Сачи поднялась с привычной грацией.

— Господа! — сказала она, ее голос был высоким и певучим. — Думаю, день был тяжёлым для всех вас, — она коснулась локтя Сакаи-сана. — Может, моя подруга Хоши и я, — она указала на высокую куноичи, которая шагала ближе с другими женщинами, — сможем провести вас и других наших гостей из провинции Три Реки в их лагерь и развлечь их.

Миэко встала перед Итагаки, ее веер трепетал (и он узнал в нем опасное оружие).

— Мицукэ, Рин, — две куноичи появились у ее плеча, — прошу, отведите наших гостей из провинции Достоинства в их лагерь и помогите им забыть о печалях дня.

— Да, Миэко-сан, — две женщины поклонились. Мицукэ выглядела неприметно, но она отлично танцевала, как и Рин. Хотя Рин еще и показывала нам, как учитель, как задушить кого-то шнурком. Хотя и это было похоже на танец.

Солдаты пошли в их лагеря, Миэко повернулась к монаху.

— Вам требуется помощь, или я могу забрать этих юных дев в их спальню?

Широкое лицо монаха покрывал пот — я его не винила. Но он выдавил улыбку.

— Конечно. Я останусь и буду молиться всю ночь за безопасный переход мертвых.

— Конечно, — Миэко поклонилась. — Девочки? — мы собрали инструменты — Шино жаловалась, что придется нести длинный кото — Миэко спросила монаха, нужно ли прислать ему стража. Он заверил нас, что это не требовалось, и мы вернулись в Полную Луну с музыкальными инструментами в руках, разумы были тяжелыми от событий дня.

20 — Ночная молния

Мы вернули инструменты в Чайный домик, и я помогла Тоуми и Эми завершить уборку в купальне.

Тоуми пожаловалась, что я снова уходила на приятную работу, и я спросила, хотела бы она играть при всех солдатах. Она ответила на это предложение с радостью котенка, которого опускали в кадку с водой.

Мы вернулись в спальню, и я не удивилась, что Эми и Тоуми сразу же уснули. День был долгим и утомительным, даже длиннее и тяжелее обычного.

Но, как и две ночи до этого, я не могла уснуть. Картинки дня сверкали в моем разуме, как отражения на пруду, покрытом рябью: потрясённое лицо Торимасы-сана, спокойный вид с арки тории, слезы Эми и рычание Тоуми в нашем первом разговоре об отцах, обезьянка, бросающая стрелу в щель за водопадом, странно милые рисунки Маи, где Шино танцевала Шестьдесят четыре Перемены. Та картинка всплывала перед глазами — рисунки, но и сложенная бумага, пятна от еды показали ряды символов на другой стороне.

Смирившись с тем, что я не усну, хоть ужасно устала, я выбралась из спального мешка и из комнаты. Я знала, что Маи была еще в Убежище, и хоть я не слышала привычный храп Шино у их двери, я решила, что была одна во дворе кухни, озаренном луной.

Но я не удивилась, увидев Миэко у гонга Ки Сана. Она держала короткий меч Масугу и тот, с которым сама тренировалась.

— Я подумала, что ты захочешь еще урок, — сказала она.

— Да, пожалуйста.

И она снова провела меня через восхитительный и утомительный урок с молнией, застывшей в моих руках. Шестьдесят четыре Перемены, да, я видела линии рисунков Маи, когда мы с Миэко повторяли начальные стойки танца. Потом она научила меня тому, что назвала отражением и ответом — как остановить удар противника и напасть в ответ. Нужно было использовать самые маленькие и эффективные движения. Она показала, как направить клинок в сторону мечом, а потом рассечь ее запястье кончиком. Я видела, что даже мелкий порез острого вакидзаси мог сбить даже безумную атаку.

— Я н-не хочу навредить, — сказала я, когда она попросила меня исполнить ответную атаку.

— Нет, — она тепло улыбнулась, — конечно, не хочешь. Но, обещаю, ты меня не заденешь. Я делала это дольше тебя. И тебе нужно привыкнуть биться с настоящим мечом.

Мне совсем не нравилась эта идея.

При виде моей неуверенности она склонила голову.

— Но я не хочу, чтобы ты переживала за меня, когда ты должна думать о своём мече, — она вытащила из рукава кимоно квадрат плотной кожи с длинным шнурком. — Кунико сделала это мне, когда я повредила как-то раз запястье.

Она закрепила кожаный щиток на запястье, и я поняла, что впервые с гостиницы у горы Фудзи услышала, как она произносит имя мертвой женщины.

Мы взяли мечи и тренировали отражение и ответ: она направляла меч на меня, я отбивала его в сторону — тик — и задевала кончиком меча ее запястье — так.

Сначала я не могла преодолеть страх, что я порежу Миэко даже сквозь щиток, но вскоре я увидела, что могла навредить, только если бы промазала, а я не собиралась так делать.

Мы стали ускоряться: тик-так, тик-так. Без предупреждения Миэко добавила в свои движения отражение и контратаку: тик-так-ток. Я удивленно отскочила, подняв руки, оставив себя без защиты.

Ее улыбка была доброй, но она коснулась кончиком своего вакидзаси середины моей груди.