Я очнулся, и я был целым. Ещё не открыв свой глаз, я уже знал, что то, чего меня лишили, снова стало моим. Я чувствовал в своей правой руке тяжесть, смертоносность. Я бросил туда взгляд. Мои когти были на положенном месте. На них не поступало питание, как и на мой злой глаз. Тем не менее, само их наличие уже было достаточно обнадёживающим.
Но как меня спасли?
Я сел, озирая окружающее. Я лежал на операционном столе, грязном от крови и смердящем вонью тысячи изуверств. Я находился в медотсеке, но инструменты, которые я увидел, ужаснули бы и самого фанатичного хирургеона.
Меня не спасли. Я всё ещё находился на космическом скитальце. Мои когти и мой глаз присоединили обратно. Присоединили правильно. Эти два факта были несовместимы на таком фундаментальном уровне, что их сосуществование заставило покрыться мурашками мою кожу.
Я перекинул ноги через край стола и встал. Мои травмы отозвались одной общей волной боли. Тем не менее, у меня ничего не было сломано. Я был цел. Я мог ходить. Я приблизился к двери.
Она открылась. Я остановился. За ней, по обеим сторонам коридора, выстроились две шеренги орков. Они высматривали меня. Как только я показался, они одобрительно взревели. Они не нападали. Они просто стояли, колотили своими ружьями по клинкам и горланили с первобытным энтузиазмом. В своё время мне пришлось подвергнуться слишком многим праздничным парадам на Армагеддоне, чтобы не распознать один из них, когда он предстал передо мной. Нереальность происходящего вогнала меня в ступор. Тем не менее, я шагнул вперёд. У меня не было выбора.
Я шёл. Это был самый непотребный победный марш в моей жизни. Я проследовал через коридор, трюм и отсек, и многочисленные шеренги зеленокожих приветствовали мой проход. На каждом повороте виднелись свидетельства учинённых мной разрушений. Горелые отметины, залатанные проломы, покоробленные полы, обрушившиеся потолки. Но этого было не достаточно, далеко не достаточно. Сделанного мной хватило лишь для этого... этого...
Я переживал событие, для которого не имелось названия.
В конце концов я прибыл в пусковой отсек. На стартовой площадке перед дверью стоял корабль. Человеческий корабль, маленький челнок для внутрисистемных перелётов. Он не был рассчитан на долгие путешествия. Неважно, если его вокс-система всё ещё будет работать.
И я знал, что она будет.
Газгкулл Маг Урук Трака ждал меня рядом с посадочной рампой судна. Я не позволил, чтобы мое смятение или моё чувство, что я погрузился в какой-то нескончаемый кошмарный сон наяву, замедлили мою поступь. Я без всяких колебаний прошагал к этому чудовищу. Я остановился перед ним. Я встретил его взгляд со всей холодной ненавистью своей души. Трака лучился удовольствием. Затем этот колосс, сплавленный из брони и звериной силы, наклонился вперёд. Наши лица разделяли лишь какие-то сантиметры.
Дни и месяцы моего поражения и плена оставили множество шрамов на моей душе. Но одно воспоминание преследует меня сильнее всех остальных. В дневное время оно подстёгивает меня к действию. Ночами оно лишает меня сна. Оно навечно поселилось во мне доказательством того, что вряд ли может существовать более ужасная угроза Империуму, чем этот орк.
Трака обратился ко мне.
Не по-орочьи. Даже не на низком готике.
На высоком готике.
— Грандиозно дрался, — произнёс он. Он распрямил свой гигантский когтистый палец и один раз стукнул меня по груди. — Мой лучший враг, — он отступил в сторону и сделал жест в сторону рампы. — Отправляйся на Армагеддон, — сказал он. — Приготовься к грандиознейшей драке.
Я вошёл в корабль, неся на своём существе отметину слов, вся мера ужаса которых состояла не в их содержании, но в самом факте их существования. Я доковылял до кабины и обнаружил, что у меня уже имелся пилот.
Это был Рогге. Его рот был распахнут в крике, но беззвучном. Он больше не имел голосовых связок. В его теле мало что можно было узнать. Его вскрыли, реорганизовали и слили с системами управления и навигации. Его превратили в сервитора, оставив его в полном сознании. Я пообещал себе, что таковым он и останется на веки вечные.
— Увози нас отсюда, — приказал я.
Грохот запускающихся двигателей потонул в ещё более могучем рёве орков. Я знал, чем он был по своей сути: обещанием неописуемой войны. Я молча дал оркам собственное обещание. Они позволяли мне уйти, поскольку я вёл себя под стать ходившим обо мне легендами. Когда они снова придут на Армагеддон, я сделаю больше, чем это. Легенда схлестнётся с легендой, и я устрою им не просто войну. Я устрою им не просто апокалипсис.
Я устрою им тотальное уничтожение.