Каждому поколению достается своя война и своя оттепель. Речь не только про Вторую мировую и шестидесятничество – но и про Гражданскую с нэпом. Нам повезло больше других: оттепель у нас выдалась просто грандиозная, а война – самая вялая из тех, что были за последние 100 лет, до сих пор по крайней мере.
Книги – они для того, чтоб убивать время. Я говорю это со знанием дела, как человек, который видел ситуацию с обеих сторон баррикады. Многие годы чтение было моим главным занятием в жизни, я от него отрывался ненадолго, только чтоб заработать на хлеб и выполнить какие-нибудь иные скучные обязанности. Смешно: общаясь с девушками, я болтал с ними опять-таки про книги. В юности я всерьез планировал проработать всю жизнь сторожем или же истопником, чтоб иметь возможность беспрепятственно читать и не тратить время на ерунду и суету. Что касается материальной стороны жизни, то плавленые сырки с «Жигулевским» пивом и езда на трамвае казались мне вполне приемлемым уровнем; так я представлял себе достаток. Я покупал новые ботинки тогда, когда имевшаяся единственная пара начинала разваливаться. То же было и со штанами. Помню, у меня случайно завелись вторые джинсы, так я их тут же сменял у поэта Андрея Гальцева на потертый пилотский кожан (подаренный ему летчиком, отцом девушки, за которой он ухаживал в перерыве между первым и вторым браками), который меня сразил тем, что его можно носить и зимой и летом, что избавляло от множества забот с гардеробом. Забавно, что когда через 20 с лишним лет после этой сделки в очередной приезд Гальцева в Москву из своих азиатских путешествий мы пошли с ним пить пиво, он обратил внимание на смешной факт: на мне была летная куртка, не та самая, конечно, но того же самого образца. Мы посмеялись. И вот что еще смешно: мы познакомились с Гальцевым в начале 80-х, когда начала разворачиваться ситуация, из которой мы сделали книгу. А над моей привязанностью к старому фасону мы смеялись, когда я сдавал четвертый том в издательство.
Ну так вот. Как читатель я, стало быть, вполне могу себя считать экспертом. Что касается другой стороны баррикад, то эта книжка, которую вы сейчас листаете, у меня то ли десятая, то ли по крайней мере девятая. Не будучи Львом Толстым, я тем не менее берусь судить о том, как это все технически осуществляется. Да, страстное желание убить время – вот что толкает человека к, скажем так, письменному столу. (Чисто коммерческую литературу, написанную исключительно ради заработка, мы тут не рассматриваем по понятным причинам.) Но убить время хочется все же не абы как, но красиво! Как говорится, «зачем любить, зачем страдать, раз все пути ведут в кровать», – но влюбленность все же выше стоит в рейтинге способов убить время, чем поход в публичный дом. Так и тут.
Но кроме основного результата, возможны ж и попутные. Вы будете смеяться, но я, пока мы надиктовывали этот текст и сочиняли комментарии, все-таки думал о тех прожитых годах. Гм… Это можно сравнить с семинаром, с тренингом, с «круглым столом». Совершенно точно можно сказать, что это был мозговой штурм – в любом случае, какими бы скромными ни показались вам его результаты. Какие-то вещи я осознавал по ходу дела с глубоким удивлением… Про это, впрочем, много в книге. Важно вот еще что. Я все эти два года довольно плотно общался со своим соавтором и, как заметили читатели, немало с ним спорил. Сперва эти споры были больше на уровне игры, они выглядели шутками. По сути, первые два и даже три тома мы говорили одно и то же, взахлеб, перебивая друг друга. Мы жили одной и той же жизнью: студенчество, самогон с портвейном, книжки, споры какие-то, поездки по СССР… После оба стали совслужащими, жили бедно и смело сжимали кукиши в карманах советских пиджачков. Дальше думали хором про начавшуюся перестройку, не стыдясь пафоса. И вдруг ударил 4-й том. Я в нем все такой же обладатель «Жигулей» и любитель абстрактных рассуждений. Не то Альфред Рейнгольдович… Он из разночинцев, из доверчивых интеллигентов ушел во взрослую жизнь – в большой бизнес. Туда, где деньги ради денег считаются достаточной мотивировкой. «Если ты умный, то почему ты такой бедный?» Наши социальные дороги разошлись. Много ли общего у журнального сочинителя и крупного бизнесмена, который зарабатывает бабки? Наши споры стали куда более суровыми. Может, это и есть самое в книге интересное – вот эта трансформация, эта развилка, которая разделила общий путь на две совершенно разных дороги…
В этой книге немного прояснен вопрос о том, кто же такой, собственно, Кох. Что тоже немаловажно. Одним он собутыльник, другим молодой реформатор, третьим душитель НТВ и проч. Но если трезво посмотреть на вещи, то Кох – реально – один из тех людей, которые построили теперешнюю страну. Какой бы она ни была. Мы живем в ней. Она кому-то не нравится. Но где вы были тогда, когда это все начиналось? Почему вы не пришли и не вырвали штурвал из рук той старой гайдаровской команды? Небось оттого, что вы хорошие танцоры? Этим недовольным читателям будет особо интересен Альфред Кох, которого они не любят. Он вот такой… Ну, может, не совсем такой, какой есть, куда нам такой замах, – но уж точно он при желании мог бы предстать перед читателем более красивым, более высоким и стройным и политкорректным, более непьющим и мудрым, чем в жизни – и в книге.
Насколько я сегодня могу припомнить, эту книжку придумал Кох. Давай, сказал он мне как-то на пьянке, сядем и напишем книгу. Под псевдонимом «Свинаренкох». Псевдоним действительно смешной – в него полностью вошли две фамилии. Почему-то мы им не воспользовались. Мы посмеялись над мыслью о книжке и разошлись. И, в общем, про нее забыли. Не то Григорьев, на тот момент замминистра печати. Он тоже был с нами на той исторической пьянке и на идею запал. И после к делу и не к делу напоминал нам про это. Всякий раз, когда разговор заходил про Коха, Григорьев называл его не иначе как «твой соавтор». И так он капал, капал нам на мозги… И однажды прекрасным августовским утром 2002 года мы таки сели за стол на даче у Писателя (такое погоняло теперь у Коха, и мне трудно его называть иначе) и принялись работать: то есть наливать, пить, закусывать и гнать, и трепаться. Хорошая работка, дай Бог всякому такую, хоть время от времени… К зиме первая глава была написана. Что с ней делать, было непонятно. Дать ей оценку мне как одному из авторов было трудно. Я дал текст Саше Воробьеву, нашему товарищу, гендиректору «Медведя». Я был довольно далек от идеи ставить это в номер. Однако он прочитал и высказал свое мнение: печатать в журнале! Я пожал плечами: печатать так печатать. И так пошло-поехало. Каждый месяц мы делали по главе, и к началу лета первые пять глав уже появились на страницах «Медведя». Я прикинул, что по объему это тянет на книжку, и понес дискету Григорьеву: давай печатай первый том! Ты ж издатель, в конце концов! Ты нас подстрекал, у тебя вон свое издательство – «Вагриус». Григорьев изучил текст и вернул его нам со словами: «Над ним надо много работать. И кроме того, не вижу необходимости дробить книгу на тома. Допишите все, тогда поговорим». Такое нас устроить никак не могло. Книга готова, чего ж еще надо! Мы должны как можно скорей увидеть ее и пощупать! Вдохнуть запах свеженарезанной офсетной бумаги и типографского клея! Прочитать еще раз свой же текст, который, будучи размноженным, выглядит, и звучит, и понимается совершенно иначе! Я пошел в «Эксмо» с этим текстом, и к Московской книжной ярмарке (сентябрь 2003 года) книжка вышла. Дальше вы все знаете. Хороша книжка или плоха, это не ко мне вопрос. Ну, допустим, плоха, и что с того? Я-то ее уже написал. И она уже вышла. Мы с соавтором даже получили какие-то деньги в виде гонораров, от которых, прямо скажу, не разбогатели. Пожалуй, мы больше пропили за это время, что можно отнести к накладным расходам – то бишь даже в ноль не вышли. Собственно, проект и не задумывался как коммерческий. Однако ж надо сказать, что каждый том издавался официальным тиражом 7 тысяч экземпляров с последующей допечаткой еще 3 тысяч. Таким образом, к настоящему моменту распродалось приблизительно 7 плюс 3, после помножить на 3 = 30 тысяч экземпляров. Еще десятку положим на четвертый том, выйдет и вовсе 40 тысяч. Мне эти цифры кажутся вполне достойными. Смутно припоминаю, что при Советской власти это был средненький книжный тираж тех книг, которые были не детективами и не мемуарами Брежнева.
По поводу объявленной концепции книги. Честно говоря, эти 20 лет, в которые мы втиснули свое повествование, – они для круглого счета в основном подгонялись. Под ответ в конце задачника: все ж знают, что бутылок в ящике – 20, так вот и мы. На самом деле эта идея – что действительно была некая эпоха, и она началась именно смертью Леонида Ильича, а кончилась якобы в те самые минуты, когда «боинги» шли на таран, – лично мне тогда казалась несерьезной и в чем-то даже жульнической. Это была – с моей стороны – чисто литературная игра. Но, как мы знаем, вообще вся жизнь не что иное, как игра… Вот и тут: шутки-шутки, а потом вдруг бац – и вон оно как! Жизнь, она завернула покруче… Теперь, окидывая взглядом то времечко, что прошло с американского nine eleven до сегодняшнего русского скучного момента, видишь, что так оно все и было. Мысль про эпоху именно в этих границах, в этих пределах – это было озарение, близкое к гениальному.
Все, что вместилось между этими двумя датами, действительно можно назвать эпохой. Более того – нельзя не назвать! Она была, и она таки точно закончилась – причем даже забористей, чем я мог догадываться в тот далекий момент, когда мы садились за эту книжку в августе 2002-го. Я приехал на дачу к своему соавтору, мы сели на столик на террасе и принялись безмятежно употреблять водку с пивом под воблу… Какие-то два с копейками года спустя я вижу нас, тех, как бы в далеком прошлом, тогдашние мы кажутся мне сегодняшнему юными и наивными… Беспечными и не знающими жизни… Второй год как шла реставрация, а поди ж ты, казалось, что как-то пронесет. И это казалось мне! Человеку, который сразу после назначения, то есть, пардон, избрания Путина президентом подал заявление в Союз писателей, помня, как была эта ксива полезна при застое. То есть я вроде что-то понимал, готовился, но… после, как водится, расслабился и решил: зря перебдел. А оказалось, что, с одной стороны, не зря, а с другой стороны – как ни бди, а впрок по-любому не набдишься.
И вот теперь у нас снова, грубо говоря, советская власть. Страной командует генсек, у него этакое политбюро… Только вместо 14 генсеков союзных республик – 7 полпредов… Ну еще добавлена компьютеризация. И развлечений стало больше. Что касается колбасы, водки, пива, джинсов, кроссовок и колготок, то с ними на этот раз, на этом витке диалектической спирали, нет проблем. Что касается жилищного вопроса, то, глядишь, примут наконец пакет законов по ипотеке и граждане худо-бедно обзаведутся жильем. Навскидку глядя, так все самые страшные ошибки советской власти исправлены. Будь это сделано в 89-м, в 90-м – ну и кой бы ляд сдалась эта, с позволения сказать, демократия? Которую вообще вполне можно сравнить с девушкой: пока она желанная, а не дает, человек думает: «Лишь бы только заполучить ее, да я тогда из койки вылезать не буду, только разве поссать и пивка взять из холодильника!» Но вот она наконец уступает, сдается, отдается и даже вступает в законный брак… И нашему страстному любовнику все надоедает очень быстро; что было чистое бескорыстное удовольствие, то теперь унылый долг. К тому ж Она весьма капризна и слишком требовательна… И потому, когда Она говорит, что вообще может уйти, Он ее еще и подпихивает к выходу. Она уходит, и у человека снова проблемы. Он жалеет, что вел себя так недальновидно, и не знает, как дальше жить… Ему грустно, одиноко, но исправить уже ничего нельзя. Фарш невозможно провернуть назад, и выборы декабря 2003 года нельзя провести заново; дело сделано, и ничего уже не исправить, как говорят в Турции, когда отрубят голову не тому, кому надо.
Но, конечно, не стоит сводить жизнь только к успехам и неуспехам в политике и экономике. Некрасиво также рассматривать развитие русского общества в спортивных терминах типа победил-проиграл. При всем при том что человек – это животное, и нам об этом очень убедительно напомнил наставший капитализм, неправильно было бы считать, что главное – это чисто физическое, биологическое выживание. Ну действительно, мы же не полевые мыши, чтоб дружно подчиняться голосу инстинкта. Да, само собой, подавляющее большинство индивидов не ставит под сомнение приоритет инстинкта самосохранения – но если бы все только к этому свелось, люди не казались бы заслуживающими интереса. Как скучно выглядел бы наш этнос, если б к зиме 1941-го 80 % москвичей откупились от призыва в армию!
Мы в этой книге то и дело поминали политику, власть. И что же тут? Глас народа – глас Божий? Нет власти аще не от Бога? Как это понимать? Ну это кто как. Первое, что приходит на ум, – не лезь учить других, занимайся собой, самосовершенствуйся, возделывай свой маленький огород. Дальше думаешь о смирении, что вот пусть будет что будет. После наталкиваешься на мысль о том, что власть нам посылается не для того, чтоб нас ублажать. Она запросто может нам быть послана в наказание! За наши или наших, к примеру, дедов и отцов грехи. Если так, то кому ж мы тогда служим, пытаясь власть сменить? О-хо-хо. Про это немало рассуждали люди поглубже нас, но что с того, чужими озарениями сыт не будешь. Вот когда я в первом, что ли, томе писал, что мой дед в Гражданскую и пару лет после был чекистом, это звучало как безобидный парадокс. Типа – о как! Дед чекист! Подумать только! Сегодня это могло бы приобрести новое звучание, карьерное: вот, посмотрите, какой я перспективный, у меня еще дед чекистом был. В свете моей же мысли про то, что чекисты были слепым орудием Божьим и уничтожали зачинщиков смуты и убийц, а после, чтоб не загордились, сами расстреливались друг другом, – если верить этому, то, выходит, и дед мой был тоже орудием Божьим? И тот факт, что он служил в чрезвычайке, – получается, не косяк? Очень красиво смотрится и такая деталь: он ушел из ЧК и пошел… не по партийной линии, нет, – а в шахту, где и работал до самой пенсии, с перерывом разве что на войну, которую провел на передовой и в госпиталях. Причем на второй своей войне он был рядовым, даром что имел квалификацию батальонного командира. И никто его, заметим, не разжаловал, штрафбатом там не пахло. Что это? Как? Почему? И такой еще вопрос в эту же струю: ну, вот я, типа, либерал, а он чекист, так что ж я, умней своего деда? Такое мне, кстати, и в голову не приходило. Я на него всегда смотрел снизу вверх. Были б все чекисты такие, если б после своей стрельбы в людей шли не кокаин нюхать и в особняки вселяться и дербанить чужую собственность, а в шахту забойщиками, на фронт рядовыми, брали б такую схиму, вину искупали – тогда б и мне, может, не было другого пути, как к ним.
Да что мы все про чекистов. Тема власти все ж шире. Точно ли это так важно, кто у руля, какая сила? Если ты ставишь задачу подобраться поближе к большому пирогу и отталкивать от него других, то это, конечно, вопрос первостепенный. Жирных кусков ведь мало. Если же ты не рвешься в первую десятку миллиардеров страны, другое дело. Немало я видел людей, которые весь свой жизненный сок влили в идею перемены режима. Потратили на это лучшие годы жизни. Власть, типа, сменилась, потом вроде опять сменилась – и что? Счастья все нет. Обидно, конечно. Оказалось, что люди остались такими же, как были! И ведут себя все так же, сводя на нет разницу в политических подходах. Слова «Политбюро» и «Семибанкирщина» такие разные, и декорации сильно различаются, но и там, и там с одинаковым азартом жрут и сдают друг друга, и отпихивают друг друга от кормушки… Это как в старой истории про то, как в одной компании решили не рассказывать еврейских анекдотов; и тогда некто начал так: «Встретились как-то два индейца – Абрам и Мойше…»
Странная мысль: если б русские коммунисты чуть-чуть продержались у власти, каких-то восемь – десять лишних лет, им не пришлось бы сливать! Смотрите: сперва нефть подорожала, в 99-м, а в 2001-м на повестку дня встали мусульманские террористы. Ну разве западникам после объявления американского похода против бен Ладена пришло б в голову подрывать нашу армию и разваливать Советский Союз? В котором все многомиллионные мусульмане оприходованы и взяты под контроль? Да тогда б с американской помощью, которая выразилась бы в невмешательстве, наши б за милую душу чеченскую удавили оппозицию… И из Афгана наши коммунисты зря так быстро ушли, могли б там дождаться американцев…
Пороху не хватило.
И яиц.
Это что касается их. Но и мы тоже хороши. И никуда не деться от вопроса: господа, а нам-то, нам чего не хватило, чтоб одержать полную, решительную и безоговорочную победу?
Поди знай.
Лично я вообще не уверен, что эта победа была нам нужна. В самом деле, нас утомили уже эти сплошные победы! Мы не знали, что с ними делать. Ни одной из них мы не смогли распорядиться по уму, ни разу: ни в 91-м, ни в 93-м, ни в 96-м. Вот и в 2003-м та же история. (Так в 96-м Зюганов отдал свою победу, поскольку не знал, как ею распоряжаться.) Так мастер, недовольный результатом, ударом кувалды разбивает свой шедевр. И начинает высекать новый из бесформенного куска камня. Получится ли на этот раз? Хватит ли времени? Дадут ли вообще новую попытку? Это все не суть важно… Главное ведь не результат, а чувство своей правоты.
А самый простой способ взлелеять это прекрасное чувство – написать книгу.