Ястребки

УГОЛЕК
(Рассназ пионера)

Я живу в прекрасном шахтёрском городе Воркуте, за Полярным кругом.

Ребята, которые начали изучать географию, наверно, скажут: «Вот выдумщик нашёлся. Что может быть там прекрасного? За Полярным кругом лежит насквозь промороженная тундра и даже летом, когда солнце светит день и ночь, земля оттаивает всего на метр-полтора. Там даже лук и редиска не успевают вырасти, нет там певчих птиц и несколько месяцев в году круглая ночь…

Всё это так. Я тоже об этом в учебниках читал. Но я не выдумщик. Воркута — это чудо-город. И мой дед то же самое говорит. А деду можно верить: он двадцать пять лет назад сюда приехал, строил здесь первую шахту, жил в землянке. К ним один раз даже песец в гости припожаловал; морошку они собирали прямо у порога. И ещё дед интересные истории рассказывал про печку. Затопят, бывало, печку в землянке, наполнят её углем, а сами уйдут на работу. Вернутся — нет печки, исчезла, лёд под ней растаял, и она сквозь землю провалилась.

Только сейчас ничего этого нет. За морошкой надо ходить в тундру, а за песцом к самому Карскому морю. Дед живёт сейчас с нами в отдельной квартире с ванной, с центральным отоплением, и печка прочно стоит на кухне…

Хотя и верно, что в тундре трёхлетний малыш может дотянуться до макушки самой высокой берёзки и соловьи здесь не поют, зато какие подосиновики растут у нас! Из одного гриба можно на целую семью обед приготовить, а на улицах Воркуты такие деревья высадили, что даже деду не дотянуться.

Зимой бежишь в школу, тебе вместо солнца луна светит, небо всё в звёздах, будто булавками истыкано, а если луны нет — на улицах фонари зажигают и в тундре звёзды на шахтах горят. А вечером засверкает огнями Дворец шахтёра, лучше северного сияния.

«Пурга?»-скажете вы. Что ж, пурга-дело весёлое! Если ветер в сторону школы дует — никогда на урок не опоздаешь, долетишь, как на космической ракете. А вот если дует тебе навстречу, это хуже.

Хотите, про пургу расскажу?

Раз я был дежурным почтальоном — у нас в пионеротряде каждый день почтальоны на дежурство выходят. Из школы зашёл на почту, телеграмма срочная есть нашему знатному шахтёру Дмитрию Ивановичу, он ещё юнатским кружком у нас руководит.

Вышел на улицу — звёзды скрылись, луна помутнела. Значит, пуржить начинает. Поднялся ветер. Вижу — пурга не на шутку разыгрывается и, главное, ветер встречный. Ну, приналёг я грудью на ветер, а пурга всё сильней, глаз не даёт раскрыть, и ветер, хитрющий, любую дырочку в одежде разыщет, чтобы снегом законопатить, и уже в портфель ко мне забирается. Что ж, думаю, так и телеграмму повредить может. Спрятал телеграмму за пазуху, иду, а дома уже исчезли, и перед глазами только белая метель, в ушах свист и вой.

Ветер дует двадцать метров в секунду, а человек идёт пять километров в час против ветра. Вот и посчитайте, с какой скоростью продвигается в пургу почтальон. Только простая арифметика здесь не поможет. У пионерского почтальона свой счёт.

По памяти повернул в улицу направо. Дмитрий Иванович живёт в крайнем доме, а за домом уже тундра. Шёл, шёл, уже дом должен быть, руками шарю и всё одну пургу за хвост хватаю и дороги не чувствую под ногами.

Прижал я портфель к себе одной рукой, другую выставил вперёд, как слепой, и, честно говоря, боязно стало — что, если я между домами прошёл и иду по тундре, тогда поминай как звали. Остановиться нельзя, остановишься, пурга тебя живо засугробит. Двигаться надо. Шарю рукой — никакого дома. Неужели в тундру вышел? Повернуть обратно? А может быть, тундра позади меня?

Остановился на минутку дух перевести, да вдруг как нырну куда-то вниз, и под пимами вода захлюпала. От сердца сразу страх отлетел. Понял я, что попал на трубу, которая от ТЭЦ в город горячую воду подаёт. Снег над ней подтаял, и я, как дедова печка, сквозь землю провалился. Вот спасибо нашему угольку, он своим теплом выручил. Стал соображать. Трубы здесь по правой стороне улицы идут — значит, не сбился с дороги. Надо сделать шагов двадцать вперёд, и должен быть дом. Наткнулся на что-то твёрдое. Так и есть-дом! Ощупью стал по стене пробираться, пока дверь не нашёл, а пурга её так припёрла, что открыть невозможно. Побрёл я дальше, нащупал окно и стал в стекло стучать: «Открывайте, люди, пионерский почтальон телеграмму принёс!»- Здорово жильцам поработать пришлось, чтобы приоткрыть дверь.

Дмитрий Иванович был дома. Вручил я ему телеграмму под расписку — честь честью. Вижу по его лицу — радостная телеграмма.

— Хорошую весть принёс! — закричал он. — Вызывают в Москву, парень, — продолжал он, — на выставку, вместе с моими юннатами. Поедем в каникулы. И ты с нами.

— Так я ж не юннат, Дмитрий Иванович.

— Ты теперь юнатский почтальон, такую пургу осилил! Вместе поедем…

И не обманул.

В зимний лунный безоблачный день вылетели мы из Воркуты. Кроме Дмитрия Ивановича, юннатов и меня, в Москву ехала с нами большая закутанная корзина.

Прилетели в Москву, переночевали в гостинице. Утром просыпаемся, что за чудо! Солнце светит, как летом.

Каких чудес мы насмотрелись в Москве и на выставке — не пересчитать! Таких красивых шахт, как московское метро, в Воркуте, конечно, нет. И живую корову видели, здоровущую, олень против неё как лайка. А московские юннаты нашим помидорам и огурцам дивились.

— Неужели за Полярным кругом вырастили? — спрашивают. — Как же вам удалось?

— Это у нас всё уголь делает, — поспешил я с ответом, — уголёк у нас — первый сорт.

Дмитрий Иванович рассмеялся:

— Не уголёк, а люди, шахтёры и пионеры. Уголь — он веками в Заполярье лежал, и толку от него не было, и согреть он никого не мог, пока человек его служить себе не заставил. И уголь этот от сердца зажечь надо. Тогда он ярко горит!..

В то утро Дмитрий Иванович брился особенно долго, почему-то решил сам галстуки пионерам на шеи повязать.

Повёз он нас на Красную площадь. Много раз я видел эту площадь в кино, на картинках. Но это что… Вот когда стоишь у Спасских ворот и всю площадь оглядеть можно, и над твоей головой бьют куранты, и на всех кремлёвских башнях, как на передовых шахтах, звёзды горят, — это чудо.

Вошли в Кремль, повернули на тихую улочку, вошли в дом, стали подниматься по лестнице. Дмитрий Иванович палец к губам приложил, и мы шли за ним не дыша. Какая-то женщина открыла перед нами дверь. Мы вошли в кабинет, и я сразу узнал его.

Здесь работал Владимир Ильич Ленин. Пять лет здесь работал. Вот в этом плетёном кресле сидел.

Блестящие ручки кресла пообтёрты. Последний раз Владимир Ильич был здесь 12 декабря 1922 года. В 8 часов 15 минут вечера сказал секретарю «до свидания», выключил свет и ушёл. Часы в кабинете навечно остановились на 8 часах 15 минутах.

— Да! — вздохнул Дмитрий Иванович. — Я свою семилетку за пять лет выполнил, и меня самым высоким орденом наградили, а Владимир Ильич за свою пятилетку в этом кабинете на сотни лет вперёд работу проделал и о каждом человеке и его судьбе подумал…

Подошли мы к карте, что висит на стене между окнами. Обыкновенная карта железнодорожных сообщений. Вся проколота булавками, и, если её на свет посмотреть, она будет похожа на звёздное небо зимой в Воркуте. Ленинской рукой наколота. И в каждой звёздочке мысль Ленина — и как разбить врагов революции, и где строить первые электростанции, прокладывать новые железные дороги, возводить стройки.

Я слушал и смотрел на то место на карте, где расположена наша Воркута, — просто белое пятно, как тундра зимой, и даже река Воркута не обозначена.

— Жаль, что Владимир Ильич про нашу Воркуту ничего не знал, — прошептал я Дмитрию Ивановичу. И опять поспешил.

— Э-э, нет, — просиял он. — Воркута у Владимира Ильича на ладони была, и он её видел такой, какой мы с тобой её ещё не знаем.

И услышали мы от Дмитрия Ивановича, что это было в 1919 году, в трудном году для советской власти. В те самые дни охотник-коми набрёл на берегу Воркуты на гряду чёрных камней, которые загорелись от огня костра и горели долго и жарко.

«Это пригодится нашей новой власти», — решил человек коми и отправился в нелёгкий длинный путь по тундре, в Нарьян-Мар. Дождался там парохода и попросил капитана отвезти в Москву самому Ленину маленькую посылочку.

И вот здесь, в этом кабинете, развернул Владимир Ильич полоску оленьей кожи, положил на раскрытую ладонь кусочек угля, всмотрелся в блестящие изломы его и увидел чудо-город в Заполярье, шахты, увидел дворцы и пастбища, услышал, как мычат стада коров, кудахчут куры, услышал, как поют певчие птицы и как звонко смеются дети…

Я подошёл поближе к карте, и мне показалось, что на белом пятне, на том месте, где сейчас обозначен город Воркута, словно маленькая звёздочка, просвечивает точечка, которую наколол Владимир Ильич. И я знаю, ему очень понравился бы наш город сегодня…

Ну что, опять скажете, что я выдумщик?

Нет, я не выдумщик. Я живу в прекрасном шахтёрском городе Воркуте, за Полярным кругом. Он обозначен теперь на любой географической карте в том самом месте, где когда-то Владимир Ильич поставил маленькую точечку.