18. Предназначение

Трясучая кибитка ползла по просёлочной дороге в сердце снежной бури. За жалобным воем ветров со всех сторон слабо различались колёсный скрип, ругань конвоя и тяжёлый топот его коней в глубоких сугробах. Бресу с завязанными глазами да к тому же в глухой темени повозки оставалось полагаться на слух. Долгие часы пути ровным счётом ничего не происходило. Пленник дремал, затем вздрагивал, вспоминая, в какую передрягу они с господином попали, а там голод, усталость и болезнь вновь сваливали его в сон. Кибитка то и дело наскакивала на камень или кочку. С ветвей деревьев на крышу падал крупный ком снега. Ни заложники, ни сторожащий их конвойный уже не дёргались от беспрестанных стуков и скрипов. До тех пор, пока на крышу не свалилось нечто огромное.

Не прошло и мгновенья, как по обе стороны экипажа пронзительно заржали лошади. Спереди донёсся крик возницы, грохот падения. Повозку резко накренило в бок, колёса, чуть не срываясь с осей, прошли по чему-то крупному. Разбойники ничем не выдали преследования. Поблизости не слыхать ни чужих скакунов, ни колесниц, и всё же сопровождение полностью перебито. Затаивший дыхание Брес услышал лязг вынутого из ножен оружия. В волосы на затылке грубо вцепилась чужая рука.

— Эй, не горячись, любезный, — затараторил пленный севшим голосом, шея непроизвольно вжалась в плечи. — Мы тут ни причём. Поумерь пыл.

— У меня приказ! — лицо обдало жаром рваного дыхания. Воин надсадно сглотнул. — Риаг Доннован велел убить вас, если случится нападение.

Кибитка резко остановилась, едва не отправив пассажиров в полёт. На миг всё, кроме бушующего ветра, утихло. Потом, хрустя сапогами, кто-то неспешно соскочил с места кучера, прошествовал назад, и широкие двери повозки настежь отворились. Солдат подхватил Бреса на ноги. Тычок в спину вытолкнул вперёд, пока заложник не запнулся о край. Шею обжог холод короткого лезвия. Даже с расстояния отчётливо слышался бешеный стук сердца, однако нож лежал в твёрдой руке как влитой.

— А ну назад! Остальные где? — гаркнул служивый под ухо. — Ты из Дал Кайс? Отвечать, не то глотку ему вскрою! — равнодушное молчание обнаружило в тоне трусливую дрожь. — Значит так! Ты и твои дуболомы отходите на двадцать шагов. Этих двоих я заб…

Речь мужчины оборвалась, когда его силком оторвали от заложника. Выкрученная рука уронила нож. Замерший на месте Брес услышал прямо за спиной треск вжимающейся в кожу ткани и хрип. Бедняга мучительно долго делал крохотные глотки воздуха. За удушьем последовал предсмертный припадок, и шаркающие об пол ноги безжизненно повисли. Тело подручного мак Катейла рухнуло на пол кибитки. Раздался скрип шагов, нож шаркнул о доски, и парой уверенных движений верёвка на запястьях Бреса ослабла. За ней упала на грудь и разрезанная повязка.

Как только взор привык к свету, советник молча уставился на стоящего перед ним риага. Махун расправился во весь свой величавый рост. Его лицо расслабилось и вместе с тем обрело невиданную живость: под маской проступили краски мельчайших эмоций, жёлтые глаза налились блеском золота. Теперь они не искали какую-нибудь фибулу или яркую пуговицу, а глядели прямо и изучающе. Почему-то Бресу вспомнилась их первая встреча в Киллало. То был забитый, вечно сгорбленный отрок, отчего он казался меньше Бриана сейчас. Разум отказывался верить, но отныне не Махун, а сам Брес глядел на него, как завороженный.

Не легче пришлось и сыну Кеннетига. Проснувшийся от бесконечно долгого сна, он видел помощника и всё вокруг, словно в первый раз. Он хотел так много сказать и сделать, что не мог подобрать слов, однако за него всё решил нечаянный освободитель.

— Эм. Ваше высочество, вы как, жив-здоров?

Пара обернулась к ожидающему внизу ратнику в облачении гвардейца Дал Кайс. Брес с минуту всматривался в смутно знакомое лицо, пока его не поразила догадка.

— Да это же ты, — молодец ловко выхватил оружие из ладони Махуна, направив в неприятеля. — Что ты наделал, кретин… В зеркало-то смотрелся?

Йормундур, так неприветливо встреченный старым знакомым, получше натянул на голову шлем, закрывающий щёки и нос заострёнными пластинами.

— Мы ему не доверяем, Брес? — низкий бас риага также до неузнаваемости преобразился, наполненный живыми чувственными нотами.

— Слушай, приятель, — всплеснул руками нормандец. — У нас могло возникнуть недопонимание в прошлом. Но я всё осознал и твёрдо принял сторону наших с тобой общих друзей… о которых ты, похоже, не спешишь распространяться.

Возбуждение молодца наконец сменила его циничная холодность. Вдруг повозку качнуло от сильного толчка, и с крыши на землю слетел тот самый полувран-получеловек, с которым встретился Йорм в Сеан Корад. Махун и Брес разом вздрогнули от увиденного, последний сподручней перехватил нож для защиты, но плеча успокоительно коснулись.

— Что ты такое? — смело спросил рыжеволосый.

Хмуро оглядев невиданное чудовище, помощник риага заключил:

— Это вальравн. Есть придания о воронах, упившихся кровью убитых на ратных полях. Считается, что они обретают человеческий облик.

— Ты серьёзно? — озадачился Махун после долгого молчания. — Я надеялся, ты скажешь, что это фигляр в маскарадном костюме.

Пришелец без слов упал на колено в снег. Удар кулаком по коленке склонил простонавшего викинга следом.

— Мой сир. — пробасил вальравн, склонивший голову перед благородными гэлами. — Позволь мне и моему ассистенту служить тебе.

— Понял, это не маска, — риаг настороженно вскинул брови, но отодвинул в сторонку заслоняющего его советника.

Ворон вкрадчиво продолжил:

— Мы рады твоей поправке, сир. Отныне наша цель — отомстить твоим врагам и помочь тебе утвердиться на престоле ард-риага Манстера.

— Махун, ты ведь не думаешь?.. — Брес скованно опустил оружие. — Мы, право, ничего не знаем об этой парочке. А второму я настойчиво советую не доверять.

— Взгляни на эту твердыню, сир, — невозмутимый вальравн указал когтистым пальцем на виднокрай, где в серой мгле неясно мрели очертания башенных зубцов и развивались штандарты. — Это скала Кэшел, а мы на большом тракте, который ведёт к ней. Ард-риага в крепости нет, однако всем твоим войскам ни за что не взять её.

Махун устремил тягостный взор к далёкому видению, столь же смутному, как его прежняя жизнь в заточении недуга.

— Сир. Мы с вами в одиночку проникнем в замок. — слова загадочного существа взволновали всех, включая Йормундура. — По легенде ард-риаг Коналл Корк из Эогонахтов возвёл Кэшел после того, как возжёг на вершине утёса костёр. Позже он говорил, будто бы сделать это ему велели пастухи, которым явился ангел. Правда это или нет, не суть. Ныне костёр потух, а того, кто возожжёт его снова, богоизбранное семейство будет вынуждено назвать следующим верховным риагом.

Заткнув нож за пояс, Брес спрыгнул с высокой кибитки к вальравну и его неугомонному подручному. Те поднялись с колен, а чернокрылый прямо обратился к возможному союзнику:

— Прежде чем отказать, подумай: тебе дана возможность очистить совесть перед септом, который мнит тебя предателем. Риск того стоит.

Мужчина ещё раз всмотрелся в чёрные обсидианы птичьих глаз, напряжённо вспоминая, где на своём веку он мог видеть нечто подобное.

— Ты та самая ворона. — изумлённо прошептал он, сведя брови на переносице. — Нет уж, хватит с меня этого фарса. — Брес круто развернулся к экипажу. — Махун, изволь не приближаться к ним. Ни о каком реванше и речи…

— Позволь решить самому. Ты слишком долго меня опекал. — риаг сидел на корточках на краю повозки. Пальцы скрестились, как во время глубоких раздумий, но уже расслабленно. — Да, я знаю эту сказку о костре на утёсе. Может, всё это беспросветная чушь, но наш пернатый неплохо разбирается в Эоганахтах и их воззрениях. Показушный ритуал и впрямь может сработать. Куда больше меня интересует сама цитадель. Изнутри я лучше пойму её слабые места, смогу прорвать оборону и провести людей за стены. А насчёт твоих опасений, Брес: ты бесспорно прав. — речь прервал долгий вздох. — Но вспомни, как ты вошёл в нашу семью. Далёкий родственник, как же. Никто о тебе не знал, пока ты не спас нам жизни. Да и теперь ты для всех загадка. Сам вызвался служить септу — ну, и они хотят того же. Согласись, прикончить нас сейчас им ничто не мешает. Правда, мне любопытно, с чего вдруг на нас снизошла такая удача.

Коснувшись груди, вальравн сделал изящный поклон сеньору. За высокопарным жестом как будто затаилась улыбка.

— Сир. Твоя мудрость поистине восхищает.


Метла Волн неспешно бороздила речную гладь в густом белом тумане. Кормчий-варсел держал курс к чужим берегам по ведомым ему одному ориентирам. Как и описал ему Ансельмо, корабль повернул у пролива Святого Георга, чтобы войти в эстуарий реки Шур в землях, по-видимому, принадлежащих королевству Уэссекс. Когда от широкого русла ответвился рукав, рулевой двинулся на юго-запад, и судно начало свой тягостный путь сквозь молочную дымку без малейших опознавательных знаков.

Склонившийся над путевыми записками монах обустроил себе уютное место у борта. Стоял день, и изумрудные тени призраков растворились с рассветными лучами, а пламя в железных чашах погасло. Подкравшееся одиночество Йемо отгонял вычиткой старых записей и летописанием последних приключившихся с ним событий.

Тут холодный ветер принёс еле слышный напев, в котором мореход расслышал человеческий голос. Вторя мерному шуму течения, скрипу корабля и шуршанию паруса, мелодия лилась всё громче и отчётливей. Ансельмо ринулся к носу. Во мгле показался небольшой старый пирс в камышах. Там весело пел незнакомец режущим ухо голосом:

«Святой троицы во имя

Влагой руки омываю.

Где течёт глубок трёх ручьёв поток,

Слово делом закрепляю.

Не добывши мяса ль рыбы,

Не вернусь домой к жене я.

Ворьвань свежую с жира натоплю,

Коль услышу крик оленя.

Ты, владычица морская,

Отведи мой плот к тем водам,

Где лосося клин чешуёй искрил

В святочную пору года.

Утку с выводком открой мне

И гнездо у водной кромки.

С чёрным петухом с серым хохолком

Квохчет курица в соломке.

Дома ждёт жена-гадюка,

Скалку достаёт потолще.

Хоть угря позволь изловить, доколь

Солнце не зашло за рощу».

Человечек в остроконечном капюшоне со страху выронил камышовую удочку, завидев подошедший диковинный корабль. За рулём стоял единственный член экипажа — парнишка в рясе. Он невесть как остановил судно прямо напротив причала, и до рыбака донёсся звонкий крик:

— Добрый человек, я ищу замок короля Эдгара! Там ещё дозорная башня, её видно далеко в долине!

— Ась?! — карлик подскочил с зада на пухлые ноги, ладонь с любопытством оттопырила большое ухо. — Самок островной гагары? И ещё вина с молоком ослиным?

Махнув рукой, юный капитан спрыгнул вниз на палубу, и вскоре рыбака едва не пришибло переброшенными через воду длинными мостками, по которым Ансельмо с большой осторожностью перебрался на берег. Ворча, малорослый незнакомец подхватил с земли сеть и, даже не обернувшись, припустил полем наутёк.

— Стой! — Йемо побежал следом. — Я просто ищу замок! Я обычный заплутавший перегрин!

Запыхавшийся беглец остановился. Наконец путник разглядел в нём крестьянина в бесцветных, много раз латанных обносках, войлочных сапогах и поеденном молью меховом жилете. Но стоило недружелюбному лицу показаться за капюшоном, как юнец осёкся.

— Балор?

Совершенно немыслимо на Ансельмо глядела безобразная голова фомора, вот только теперь она, живая, сидела на короткой шейке и потеряла в размере раза в три.

— Я такого не знаю, — отрезал карлик, покосившись поросячьим глазом под раздавшейся бровью. — Чего тебе, молокосос?

— Ты Балор! Или похож на него, как близнец. — Йемо упрямо скрестил руки. — Прости, что не дал тебе порыбачить. Клюнул кто-то?

— Кусок коряги, ржавая подкова, пустое гнездо кряквы да полудохлый малёк, — пробурчал мужичок, тряхнув сетью, полной речного мусора. — Лучший улов за эту неделю.

— Послушай, здесь есть большой каменный замок с высокой башней?

— Это как поглядеть. В пустом поле и трухлявая мельница на пригорке сойдёт за крепость с бастионами.

— Я ищу королевскую резиденцию с высокими каменными стенами, куда ведёт, по крайней мере, одна известная дорога, — раззадорился путник.

Карлик, чья подозрительность сменилась интересом, окинул нового знакомца взглядом с головы до ног:

— Предположим, я видел за лигу отсюда груду песчаника, которую ты зовёшь замком.

— Ты отведёшь меня? — карие глаза блеснули надеждой.

— Смотря, чем ты мне отплатишь, — рот ещё больше скривился в щербатой улыбке. — Говорю сразу: деньги и ценные металлы не беру.

Ансельмо опешил. Складывалось впечатление, что младший братец Балора — или кем бы он ни был — попусту дурачит его.

— Что же ты хочешь?

— Хоть улов мой выдался богатый, кой-чего в нем не хватает, — коротыш развернул сети, изучая капающее илом барахло. — Нет ни одной гальки! У тебя не найдётся кругленького камушка? Я бы взял.

Монах глянул под ноги, но весь берег как назло замело снегом. На миг в голову закралась мысль, что бесовская сила нашептала этому малахольному о руне. Пока Йемо терзался сомнениями, рыбак вновь закинул садок на плечо и посеменил восвояси.

— Погоди!

Тело бросило в жар. Перед глазами встал образ Лало, которая одна с проклятым Стюром и толпой других неблаговидных мужиков отправилась в плену неведомо куда. Настигнув карлика в два прыжка, Ансельмо силком вложил в ручонку тряпичный мешок с длинным шнурком. Пощупав содержимое, хитрец расплылся в ухмылке, но плату у него живо отобрали.

— Ну уж нет, Балор, — монах надел шнурок на шею, а камень спрятал подальше под рясу. — Сперва я хочу увидеть замок и убедиться, тот ли он, который я разыскиваю.

— Так пошли, дружок, — подмигнул чудак, повернув к заснеженной равнине. — Впереди трудный путь.


В середине дня над скалой Кэшел разошлись свинцовые тучи. Белокаменный замок, словно божьей благодатью, озарило бледно-золотистыми лучами. С крепостных стен опустившийся в поле туман представлялся стражникам дивной молочно-белой гладью. Но она же вселяла тревогу, ведь лагерь Дал-Кайс напрочь исчез из виду, а перемещения врага за стенами не отследил бы и самый зоркий караульный. С противоположной лагерю стороны, где ошивалось меньше всего народу, к самой твердыне по крутому утёсу подобралась небольшая группка людей. Из мглы, неся двоих в когтистых лапах, выпорхнула исполинская чёрная птица. Парой мощных взмахов она перемахнула через величественную стену, не подняв ни малейшего шороху.

Схваченных за шкирку Махуна и Бреса сбросили на землю под головокружительно высоким порталом с надстроенной над ним башней. Ступни гулко ударились о гладкий гранитный настил. Стараясь не создавать эха, запрокинувшие головы соратники осмотрели заострённую арку, такие же ниши и бойницы с внушительными и суровыми каменными украшательствами. Зодчий подошёл к строительству с размахом. Упав с такой стены, не выжил бы ни один счастливец, что сильно опечалило риага. А вот северянин, ухватившийся за латный сапог вальравна, спустился с высоты без всяких последствий:

— Наверху всё тихо. Мы с вороной двинем вперёд, расчистим дорогу.

— Не отставай, сир, — подхватил вальравн. — Но не шуми. Залы и галереи тут возводились очень хитро. Проронишь слово в одном конце — в другом его непременно услышат. Знатно усложняет тайные вылазки и придворные сплетни.

Новые друзья Махуна побежали вперёд сквозь портал, за углом раздался первый лязг стали и приглушённый хрип зажатых ртов. Пустившиеся следом гэлы минули приваленные к стенам трупы. Вид мертвецов как будто не пробудил в Бресе ни малейшего удивления. Риаг же поразился быстроте, с которой действовали невидимые для противника убийцы. Так они петляли внутренними и наружными коридорами, пока прекрасно ориентирующиеся в замке проводники не вывели группу к вратам донжона. На подступах к главному зданию на каждом углу появились христианские кресты и изваяния. С высоких постаментов вниз снисходительно глядят святые отцы с посохами и в литургическом облачении, крылатые ангелы, отцы и матери семейства в нимбах, мраморных шелках и доспехах.

Почти поравнявшихся со спутниками гэлов остановил грузный топот и громыханье лат впереди. В открытых дверях показался отряд тяжёлых копейщиков. Поверх широких нагрудников и кольчужных юбок струятся длинные полосатые плащи с бело-красными и сине-жёлтыми цветами Эоганахтов. Головы одних скрыты в тени матерчатых капюшонов, другие облачены в кольчужные и носят глухие чеканные маски, что повторяют форму губ и носа. Однако больше всего приковывают взгляд раскинутые крылья за спинами витязей. На закрученные кверху пластины насажены длинные лебединые перья, выкрашенные по краям золотистым.

Завидевшие вальравна стражи хватко взялись за оружие:

— В крепости враг!!!

Один из здоровяков с такой силой метнул копьё в увернувшегося Йормундура, что остриё застряло меж каменных плит.

— Ох, зададут нам эти гуси щипанные, — насмешливо бросил вальравн. — Не жалеешь, что подписался?

— Я всё равно решил, от смерти не убежишь, — улыбнулся викинг. — Да и долги пора возвращать. Не хочу нести за кого-то ответ, пируя в Вальхалле. Потому и отплатил своей спасительнице в Киллало, а теперь вот Диан Кехту. Всё стало куда ясней после того кошмара в Слиаб Мис.

— Жизнеутверждающе.

Ворон с соратником в одночасье ринулись с места. Махнув крылом, первый на лету выдернул копьё, вцепившись острыми выдвижными когтями на носке. Когда один из копейщиков увидел над головой чёрную тень, древко легко перехватила рука, и разящей стрелой вальравн влетел в соперника. Безоружный Йорм с разбегу ворвался в толпу, подныривая и отталкиваясь ногами о копья врагов. Ловко скользнувший под выпад норманн сделал внушительный прыжок, и его кулак встретился с торчащим из капюшона носом. Тем временем другие защитники цитадели подоспели к Махуну и Бресу. Доставший нож молодец переглянулся с господином, который успел прихватить у одного из убитых меч. Завязалась нешуточная схватка. Не успевая оглядеться, риаг слышал дробный звук ударов, нещадно осыпаемых на стальные панцири. В отместку длинные копья раз за разом пронзали воздух, но, к удивлению Махуна, никак не попадали в цель.

Тут мечник, стойко отразивший очередной выпад, отлетел на зад. Остриё копья взмыло в воздух, однако на середине замаха противника облаком дыма снёс вальравн, и тот на лету впечатался в ближайшую стену. Наконец осмотрев место прошедшего сражения, Махун изумился его быстроте: странная парочка смела элитный бойцов, стоило увести взгляд на какую-то минуту. Если ворону дают фору атаки с воздуха, то здоровяк в шлеме оказался совершенно непредсказуем.

Нижний этаж донжона хозяева Кэшела отвели под домовую церковь. Надёжно заперев двери, налётчики прошли меж скамьями к алтарю. Высоко над головой во мраке утопают причудливые своды. Обвитые каменными растениями колонны удерживают сонмы ангелов и святых. В глубине зала серые половые плиты сменяют чёрно-белые, как шахматная доска. Слева над алтарным пределом навис украшенный резьбой балкон, спереди — хоры, а под ними огромных размеров гобелен, на котором руки десятка мастериц изобразили лик Коналла Корка и всю его историю: от рождения ведьмой Болге до женитьбы на пиктской принцессе Монгфинд и встречи с пастухами.

— Видишь этот камин, сир? — Махун взглянул, куда указывает вальравн. Вместо престола, жертвенника и церковной утвари в глубине алтаря устроили очаг, такой же громадный и пышный, как всё, к чему прикоснулся зодчий. — Если разгрести старую золу, можно наткнуться на грубую породу. Это то самое место на вершине скалы, отмеченное пламенем первого костра. Возле камина есть кремень. Им Коналл Корк сотни лет назад высек первую искру, обуглившую эту землю.

Риаг с трепетом опустился к кованой подставке, пальцы нащупали на бархатной подушке допотопное кресало и кусок камня. О стены и потолок отразился тревожный отзвук набата, заставивший всех в часовне насторожиться.

— Сир, времени не так много, — всполошился чернокрылый. — Кремень нужно окропить кровью и затем разжечь костёр. Приступай, ибо сделать всё должен ты сам.

— Я один считаю этот обряд дикарским предрассудком? — Махун неуклюже достал из поленницы охапку дров, зашвырнув всё в камин.

Пока Йормундур без стеснения потешался над потугами белоручки-риага, Брес подкрался со спины к главному заправиле.

— Запомни, милейший, — молодец поморщился от того, что лезвие широко полоснуло по ладони господина. — Вы не причините ему вреда. Тебе известно, на что я способен. Прикоснись к нему пальцем, и я вмиг окажусь за плечом, чтобы всадить в тебя меч по самую рукоять. Твой протеже едва ли окажется полезен: его дряхлое тело износится слишком быстро с силой бессмертных.

— Вестимо, — спокойно ответил ворон. — Смертному не сравниться с тем, кто взращивал в себе силу и мудрость не сотни, а тысячи лет с тех самых пор, как сыновья Миля заселили этот остров. Ты так осторожен, Брес. Фоморы наказали тебе ни при каких условиях не открывать свою сущность Махуну, не так ли? Тогда почему троица сама плетёт интриги в Киллало, обращая жителей в свою веру? Почему открыла правду чужаку-норвежцу? Не думал ли ты, что ваша тайна за семью печатями обернулась чьей-то вздорной игрой, в которой ты, что глупая кукла на ниточках?

— Да кто ты вообще…

Брес отвлёкся на скрежет кремня о железное кресало. От высеченной искры ветошь в руке Махуна задымилась, и он старательно раздул в ней крохотный огонёк. Тёплый жёлтый свет перешёл из бережных ладоней в сердце очага, где дерево тихо-тихо затрещало. Завороженный советник встретился глазами с риагом, чьи губы чуть тронула улыбка. Итак, он исполнил священный обряд. Теперь перед ним не взрослый ребёнок, недостойный зваться главой септа, а вступивший на трон молодой ард-риаг, который, Брес верил, во всём превзойдёт отца.

— Подойди, — тихо попросил Махун.

Молодец приблизился к теплу очага, но куда жарче в нём кипело всё то пережитое за пару последних дней. В мечущемся взгляде рыжеволосого он прочёл похожую бурю чувств.

— Брес, — риаг сглотнул. — Ты сам всё знаешь. Ты единственный, кто достучался до меня. Поминаю, со стороны я был тем ещё трусливым полудурком, — оба тихо посмеялись. — Трудно объяснить. Все эти годы я жил, как в наваждении. Я был собой, но так глубоко, что не докричишься. Я слушал твой голос, который соединял меня с миром. Видимо, была нужна просто ещё одна хорошая встряска, чтобы проснуться. Словом… спасибо и прости, что был таким чурбаном. Ещё одна просьба… — риаг поймал еле различимый кивок. — Когда я сяду на трон в этом замке, мне бы очень хотелось, чтобы по левую руку был брат, а по правую…

Махун отвлёкся на приближающийся стук каблуков. Вальравн с неспешной торжественностью нёс перед собой затканную золотом и каменьями подушку, на которой покоилась увесистая корона. Лазурная эмаль покрыта пластинами полированного серебра. Меж обручами разной толщины вьётся кельтский филигранный орнамент из редчайшего палладиевого сплава. Таким же узорочьем украшены крупные тупые зубцы, смотрящие чуть в стороны. Прислужник вновь опустился на колено перед сеньором и с почтительно опущенной головой поднёс ему корону.

— Ты, верно, шутишь, — риаг занёс над венцом подрагивающую руку. — Откуда? Как?

— Бедный Молла так уносил ноги, что позабыл о головном уборе, — отшутился вальравн полушёпотом. — Сир… Кхе-кхе! Для меня честь передать тебе корону ард-риага из моих рук. Прошу, надень её и заверши ритуал.

Приняв корону, Махун с горящими глазами повернулся к Бресу. Тот снова кивнул уже уверенней:

— Мы не расстанемся, я обещаю.


Столп дыма до самого неба, поднимающийся за полосой леса там, где течёт Шаннон, дал знак Бриану, его няньке и хобеларам пришпорить коней. По дороге домой танист, оставивший отряды ополченцев и наёмников позади, застал деревню в суматохе, однако мирных жителей на диво никто не тронул. На подходе к Сеан Корад конники втоптали в землю и закололи встречных вооружённых чужаков. Пробившись за ворота замка, Бриан выпрыгнул из седла и дал команду спешиться. Занесённый снегом двор наводнили захватчики, которые успели разогнать фуидиров и как раз поджидали вражеского подкрепления. Стороны схлестнулись в бою. Блатнайт замахами своего исполинского меча разила по несколько мужей за раз. Глядя на наставницу, мальцы с огнём в глазах пустили в ход все вызубренные приёмы. Вскоре оставшимся противникам пришлось ретироваться к главному входу, но остервенелый танист не отступал ни на шаг.

— Зовите ко мне главного, псы!

Бриан и дружина дали себе минуту отдышаться. Ветер завывал, поднимая тучи снега со страшной силой. С ним смешался горящий пепел, горсти которого из окон и бойниц разлетались по всей округе. Дозорная башня над головами полыхала свечой, и алый свет её отражался на лицах и белой позёмке под ногами. Парадные двери широко отворились. На просторном крыльце на караул встали двое вояк, и за ними на свет вышла пёстрая фигура. Ступая твёрдо и неспешно, в василькового цвета плаще поверх такого же платья плотно укутанная в кунью шкуру к пришельцам явилась Лаувейя.

Несколько бесконечно долгих мгновений Бриану понадобилось, чтоб осознать происходящее. Когда же кусочки мозаики соединились, душу захлестнула слепая ярость.

— Ты лживая сука!!! — прыснул слюной танист, грозно подступив с мечом наизготовку. — Я убил Ивара и всех его остманских шлюх! Он всё рассказал, прежде чем сдохнуть! Ты провела их в Сеан Корад, ты всё это затеяла! — ор невольно перешёл в дрожащий полушёпот. — Почему ты отвезла меня в свой дом, если хотела избавиться от нас?!

— Я не желала тебе смерти, — запросто помотала головой вдова. — Ты был славным малышом.

Бриан запнулся, скривившееся лицо застыло в недоумении. В памяти пронеслись какие-то бессвязные воспоминания. Вот он с маленьким ещё Махуном подкрадывается к покоям молодой красавицы Лаувейи подсмотреть за ней из окна. В детстве они оба грезили о первой жене отца, а старший хвастался, что непременно сделает её своей женой, как возмужает. Но счастье по иронии выпало младшему. Чуть повзрослев, он стал воспитанником в родительском доме вдовы. В один из вечеров, возможно, когда его мать насиловали, а брата и няню — пытались лишить жизней, он заглянул в приоткрытую дверь женской спальни. Белокурая Лаувейя с наружностью лесной феи, всегда озаряемой жемчужной улыбкой, принимала ванну, готовясь почивать. От скрипа половицы под ногой мальчика прелестница на миг остановилась, стоя у лохани в одной исподней рубашке. Но не успел затаивший дыхание соглядатай пуститься наутёк, как тонкие пальцы дёрнули за шнурок на груди, и одежды скользнули вниз, открыв всю без остатка ослепительную наготу. Лишь теперь отрок понял, что таилось за этим соблазном.

— Ты хотела сделать меня своим? Настроить против семьи? — не веря себе, выдал юноша.

Вдова помедлила с ответом. В стальном блеске её зрачков невозможно было разглядеть и тени страха или сожаления.

— Моя месть была предназначена исключительно Бе Бинн. Я хотела, чтоб она почувствовала, каково потерять сына. Вот то, что ты должен знать.

Бриан содрогнулся от мощного раската грома над головой. Утреннее небо плотно застлало облако дыма, и в нём роковым знамением сверкали синие молнии. За чёрной пеленой под самыми тучами кружили тени в дьявольском хороводе. Танисту почудилось, что из пожарища в дозорной башне вырвалась огромная чёрная птица. Предвестницей смерти облетев весь Сеан Корад, она скрылась где-то за чащей леса. Меч в окрепших детских руках взмыл в воздух, остриё указало на Лаувейю:

— В атаку.

Вместе с предводителем хобелары со звонким рваным воплем сорвались на бег. Конвой поспешил закрыть собой даму, но до того, как он поднял оружие, вдова остановила наступление взмахом руки.

— Привести заложницу! — вскрикнула она, повелительно указав пальцем в сторону дверей.

Тотчас же из мрака вышел воин, ведя перед собой связанную поперёк туловища пленницу. На колени к ногам подруги швырнули всклокоченную полураздетую Бе Бинн. Ветер подхватил с земли длинные распущенные волосы, а когда поникшая голова чуть поднялась, на бледных губах вспыхнул след запёкшейся крови. Всё это время остававшаяся позади Блатнайт подбежала к воспитанникам.

— Думаете, всё это из ревности? — дама косо глянула на соперницу. — Вы и представить не можете, кто она такая. Лахта, мой единственный возлюбленный сын, был сражён в бою и навечно прикован к постели. Он не мог больше оставаться риагом, но всё это пустяки. Такую участь ему уготовила она. Эта ведьма спуталась с демонами, которые зовутся фоморы. Я это точно знаю, сама их встречала. Мы все любили Лахту! Но не она. Вот в ком рос плевел ревности! Она хотела власти и славы для своего Махуна: мой мальчик ей попросту мешал. И она забрала его. А я решила отнять у неё Махуна. Око за око. — появившийся в руке платок промокнул влажные глаза, которые с упрёком взглянули на таниста. — Слишком милосердно с моей стороны.

Меж двумя сторонами повисло полное замешательство. Наконец кто-то из толпы хобеларов не удержал смешка:

— Да она же чокнутая вконец!

Бриан нервным жестом велел помалкивать:

— Что ты обещала Ивару за всё это?

— Ничего. Он вступился за мою честь. — с лёгкостью бросила вдова. — Я, как и он, из племени остманов. Уверена, этот доблестный муж пал смертью героя.

Танист сглотнул пересохшим горлом. Гром ещё гремел в ушах, однако сила в руках сменилась трусливой дрожью. Он поднял взор к поруганной, глядящей в никуда матери.

— Мама, — юнец долго выдохнул. — Она лжёт?

Помалу поникшая голова Бе Бинн зашевелилась. За трепыхающимися рыжими волосами открылась напухшая от удара щека. За последние дни воспитанники замка повидали многое, но никто не мог поверить, что с самой хозяйкой так обойдутся. Она ничего не отвечала, а на лице, всегда чувственном и беспокойном, застыла маска мрачного безразличия. Когда же Бриан встретился с глазами цвета хвои, на миг в них как будто мелькнуло сожаление.

— Послушай, Лаувейя, — громко обратилась Блатнайт. — Передай нам Бе Бинн, и мы на время отступим. Надеюсь, моего слова достаточно?

Остманка беззвучно посмеялась. Поймав короткий кивок госпожи, один из караульных пихнул пленницу сапогом, и та со стоном скатилась по лестнице. Подбежавшая Блатнайт бережно взяла женщину на руки, отступив назад к хобеларам.

— Эй, подруга! — уже открыто улыбающаяся Лаувейя поймала загнанный взгляд Бе Бинн. — У меня ещё будут дети. — ладонь нежно легла на живот. — Но они будут наследниками северных кровей. Ну а я возьму, что мне причитается.

Хозяйка махнула прислужникам ворочаться в замок, и, уже переступая порог, вдруг игриво обернулась через плечо:

— Кстати, малыш! Брес тебя предал, а Махун взят в плен. Удачного похода!


Подгоняемый ветром в спину Ансельмо слепо брёл по колено в снегу. После первого часа пути убеждение, что карлик чает ограбить его, как только подкосятся усталые ноги, всё крепчало. Трепыхающийся капюшон полностью застлал глаза. Да и глядеть вокруг было не на что: стоило провожатому удалиться больше, чем на десяток шагов, туман и волны поднимающейся позёмки стирали тёмный силуэт с белого холста. Тем не менее, рыбак, то и дело проваливающийся в сугроб по пояс, точно знал, куда идёт. Он сделал короткую остановку у высокой груды крупных камней, поставленных один на другой.

— Что это такое? — спросил Йемо, перекрикивая свист ветра.

— Каирн. Удивлюсь, если ты ни разу их не видывал, — развёл руками проводник. — Они разные бывают. Некоторым многие тысячи лет. Есть просто кучи валунов. А эти вон врыли в землю стоймя, сверху кладётся плоский, а на нём уже строится пирамида. Каирн укажет, что ты на верном пути. Ну, ежели не тащишься, куда ноги ведут.

Переведя дух, пара направилась дальше. Монаху вспомнилось, как на Аросе он так же изнурительно волок родителей на погост по заснеженному бездорожью. Одному Богу ведомо, как он пережил те дни после нападения викингов. От воспоминаний кровь стыла в жилах больше, чем от лютого холода. Когда столько бед и испытаний позади, душу не сломить каким-то снегом и ветром.

О-о-о вьётся пламень серый, стройный

На-а-ад углём в жаровне знойной.

Ты огонь прыжков, дыханья и тепла.

О-о-ой не жгись ты, будь спокойный.

Чудак затянул очередной заунывный куплет, где ноты дрожали на манер мавританских напевов, которые Ансельмо слышал пару раз от заезжих караванщиков из Кордовского Халифата. Намотав край лёгкой сети вокруг запястья, мужичок достал из жилета простую тростниковую дудку. На протяжную трель легли новые строки.

Пламень нежный, щедрый, жгучий,

О-о-ох не трожь корней живучих!

Ты моей малютке семечко поджарь,

Я-я-языком не жги колючим.

Проводник резко умолк, когда со спины на него налетел заснувший на ходу попутчик. Йемо испуганно разлепил глаза, стряхивая минутное помрачение.

— Эй, малец, тебя я тащить на горбу не подписывался! — огрызнулся коротышка. — Для щуплых чернецов в моём садке маловато места. Ещё проткнёшь своими косточками.

— Прости. От твоих песен меня в сон клонит, а мы к замку даже близко не подошли!

— Выходит, торчащий вон там елдан — это вовсе не смотровая башня?

Подувший ветер разогнал клочья тумана, и на горизонте слабо замрели очертания узкой серой башни и внушительного замкового комплекса позади неё. Сердце Йемо так заколотилось, что к закоченевшим членам вмиг прилило живительное тепло.

— Пойдём, неумёха, — очередной порыв ветра толкнул карлика вперёд, едва не поднимая с земли. — Нам недалеко!

Теперь пареньку пришлось крепко держать капюшон, не отводя взгляда от своей цели. Они несколько отклонились от маршрута, но вскоре вдали обозначилось приметное каменное сооружение, а провожатый ускорил шаг.

— И куда же мы вышли? — прокричал Ансельмо.

— К старому кромлеху. Шагай, не чеши языком!

На последнем издыхании путники продрались сквозь сугробы и шквал к ещё одному памятнику седой старины, куда больше и сложней каирна. Круглый подиум до пояса вышиной сложен из множества обтёсанных с двух сторон гранитных плит, подогнанных стык в стык. Венчает их дольмен или накрытый сверху круг одинаковых монолитов. От вида этого грубого доисторического монумента у монаха побежали мурашки. Рыбак поспешил к тому краю кромлеха, где под землю проваливается длинный тесный коридор с каменной лестницей. Так, дольмен оказался надстройкой над спуском в подземелье. Подойдя ближе, Йемо разглядел на граните наскальную живопись. Глыбы испещрены примитивными рисунками людей и животных, символами и замысловатыми сюжетами. В глаза бросилась особенно крупная фигура большеголового одноглазого существа в венце из дубовых ветвей.

— Это, что, какое-то место для жертвоприношений? — спутник с опаской указал проводнику на роспись.

— Вроде того, — мужичок остановился у спуска, коварно посмеиваясь. — Здесь чествовался Кромм Круах, старый языческий идол. Безбожники-кельты собирались к таким местам силы, гнали скот и привозили урожай за сотни лиг, дабы отметить Йоль и другие празднества бесовскими плясками и оргиями. Одним словом, культурно провести время.

Тут ветер переменился. Мощный порыв так ударил монаху в лицо, что тот попятился назад, закрываясь руками. Но стоило отнять их от глаз, сердце всколыхнула зловещая картина. От башни поднимался столп чёрного дыма, который стелился далеко над долиной, стремясь накрыть и кельтский кромлех. Ансельмо разглядел отблески огня, живо припомнив слова Диан Кехта. За первым шквалом последовал второй, в разы сильнее. Волна смога, перемешанного со снегом, накрыла бы Йемо с головой, если бы не цепкая рука, утащившая его в единственное укрытие. Слетев по ступеням вниз, несчастный грохнулся на землю. Снаружи поднялся неистовый свист, небо заволокло мраком. В темноте послышалось, как пару раз ударило кресало, а затем пространство озарило яркое пламя.

— Жив хоть? На вот, подержи, — карлик передал спутнику занявшийся факел, а сам прошествовал вглубь камеры, где на земле лежала ещё одна гранитная плита, прикрытая берестой. — Здесь есть подземный ход к замку.

Парень отвлёкся на изучение стен овальной комнаты, подсвечивая их огнём. Под кромлехом выстроен второй каменный круг. Те же дикарские рисунки и странные лабиринты из концентрических колец. Замечтавшийся Йемо вздрогнул от грохота свалившейся глыбы. Проводник как нив чём не бывало болезненно потирал поясницу, а у его ног разверзся очередной спуск в глубины.

— Сдаётся мне, сегодня я переработал обещанную плату, — прокряхтел карлик.

Ансельмо выудил мешочек с руной из-под рясы, и шнурок решительно сорвался с шеи.

— Твоей награде цены нет! — помеченный кровью камушек легко упал в ладонь, и хозяин задержал на нём тоскливый взгляд. — Но я готов с ней расстаться, лишь бы снова увидеть Лало. То, что ты или твой двойник говорил о нас с ней… вздор.

Коротыш любовно принял дар из чужих рук, короткие пухлые пальцы по-всякому повертели безделицу, подкинули вверх и вновь поймали в хлопке:

— Лети мой окатыш, бел камешек-гладыш. Пришиби из рогатки ворона за оградкой.

Без лишних слов монах направился к тайному ходу, но не спустился и на пару шагов, как его одёрнули за рукав. Мельком проводник вложил ему в руку нечто увесистое, шершавое и холодное. Йемо всмотрелся в освещённую факелом ладонь.

— В садке всё-таки завалялся один камень, — пожал плечами хитрец. — Я не обманщик и согласен на честный обмен.

— Но ведь это… — за слоем ила открылся резной символ в виде литеры W, насаженной на длинную линию. — Это тоже волшебная руна? Моя зовётся Лагуз…

— А её камень — водосвет, я в курсе. Этот шероховик украшен руной Эар, означающей прах, ибо из праха сотворён человек и в прах вернётся. Небытие предопределяет жизнь, предшествуя ей и её же завершая. Заклинание для Эар — Айлилл Эар Алатор.

— Спасибо… Балор.

Путник крепче сжал пока ещё настораживающий подарок, продолжив свой спуск в черноту затхлого подземелья.


Корона ард-риага Манстера тяжело опустилась на огненно-рыжую шевелюру сына Кеннетига. Как по велению свыше, костёр за спиной Махуна вспыхнул ярким высоким пламенем. Его дьявольский отблеск отразился в обсидиановых очах вальравна, но лишь на короткое мгновенье. В следующий миг когтистая лапа в прыжке оторвалась от земли, и Бреса вихрем отбросило в скамьи прихожан. С чудовищной силой его спина расколола ряды толстых досок, и тело завалило обломками где-то посреди длинного ряда лав. Не успевший опомнится ард-риаг взвыл от вонзившихся в плечо стальных когтей. Другая рука вальравна веером вспорола воздух, птичий череп густо обагрился струёй крови. Захлёбывающийся гэл хотел схватиться за вскрытое горло, но другую руку так же намертво прижали к туловищу, ноги оторвались от пола. Подняв бьющуюся жертву над собой, чудовище разверзло огромный клюв во всю ширь, и кровь полилась в чёрную пасть так обильно, как льётся вино из опрокинутого кубка.

Завалы над Бресом помалу зашевелились. Отбросивший длинные брусья прочь, он, будто спросонья, уставился на развернувшуюся в часовне сцену. Какое-то наваждение затянуло его в кошмарный сон. Болезненный бред вот-вот развеется, и всё снова станет прежним. Так думал Брес несколько долгих секунд, пока не пришло осознание: сон более чем реален. Заливающего глотку вальравна распирала изнутри неведомая сила. Тело под изумрудными перьями бугрилось, мускулы раздувались и вновь опадали, меняя форму. Махун больше не сопротивлялся: его шея с перерезанными связками запрокинулась на плечо, члены свисали, как у тряпичной куклы.

Зелёные очи распахнулись в смертельном испуге. Тело с громовым рыком само устремилось вперёд, отчего доски взрывом разлетелись в стороны. На миг исчезнувший Брес появился уже на границе с чёрно-белой кладкой, где путь ему преградил столь же стремительный Йорм. Когти вальравна, оторвавшиеся от плеча, вцепились ард-риагу в грудки. Мах свободным крылом поднял обоих в воздух, и сверху в раскрытую пасть упали последние крупные капли. Капканом захлопнув клюв, существо отбросило обмякшее тело жертвы на пол с такой лёгкостью, как бросают к ногам осушенную чашу.

— О нет. Молю, нет, нет, нет… — задыхаясь, пролепетали побелевшие губы. — Пусти меня к нему!!!

Кулак, налившийся тяжестью, вмиг сорвал шлем с головы нормандца. Самого его швырнуло через зал в боковую стену, отчего камень пошёл трещинами и осыпался. Йормундур еле пришёл в себя от ушиба головой. Взор закрыли седые волосы, отросшие ниже плеч. Раньше он мог потягаться с этим щёголем в скорости, если не превзойти его, но теперь тот стал почти неуловим. Вслед за первой атакой последовала вторая. Пролетев вдоль стены с отчаянным воплем, Брес высек врагом длинную борозду. Викинг подловил момент и оттолкнул соперника увесистым пинком, но последний вцепился в ногу, и Йорм кубарем улетел к целым пока скамьям, жалобно проскрипевшим о плиты. Тяжело дышащий воин упёрся локтями в соседние лавы. Изрезанная глубокими морщинами кожа покрылась свежими ушибами и кровью. Сплюнув на пол алой слюной, северянин нашёл в ней собственный зуб.

Лишь теперь дерущиеся заметили, что двери донжона вовсю сотрясал таран. Стража подняла на уши весь замок, и снаружи доносились крики и топот десятков человек. Единственным, кого ничуть не волновало происходящее, был вальравн. Он плавно опустился на землю возле тела Махуна, руки взялись за клюв и неторопливо, будто шлем, сняли с головы вороний череп. По плечам рассыпалась копна угольно-чёрных непослушных волос. Пунцовые губы, оттеняющие мраморную кожу, озарила улыбка неподдельной радости.

— Милая, — смеющийся Йормундур, не веря, повертел головой. — Я знал, что мы ещё встретимся.

— Ну я же обещала, чемпион, — в свете дня незнакомка предстала ещё прекрасней прежнего. — Ты сполна доказал свою преданность. Жаль, что такой ценой.

— Всё в порядке. Я видел исход. — норманн поморщился от боли в старческом теле.

Отслужившая своё личина вальравна с треском упала. В золотистых лучах солнца, что бьют сквозь арочное окно, женское лицо поднялось к сводам, не пряча счастливой улыбки. Казалось, она только-только родилась и, как младенец, ловила каждый лучик света, каждое дуновение воздуха. Теперь, когда за спиной тысячи лет ожидания, пленница не могла нарадоваться захлестнувшей её свободе.

— Морригу. — Бреса в избытке чувств била крупная дрожь, зрачки расширились, словно от поганок берсерков. — Как? Как ты могла выжить? Сыновья Миля… они всех перебили.

— Покончим с этим, — Йорм с трудом встал на ноги, опираясь о спинки лав, сморщенный кулак в раковых пятнах утёр с губ остатки кровавой слюны. — Нападай, парень. Тебе и мне уже нечего терять.

И вновь крик нестерпимой боли вырвался из уст Бреса. Ноги оттолкнулись о пол, а миг спустя викинг уклонился от рассёкшего воздух кулака. Со стороны битва походила на мечущиеся по часовне вспышки: противники появлялись и исчезали, сталкиваясь друг с другом то тут, то там, поднимая в воздух, пыль, щепки, камни и брызги крови. Брес вихрем носился вокруг врага, нож в его ладони исполосовал Йорма с ног до головы. Тот вырвал из лавы сломанное сиденье, и дерево, разбившись о молодца, разлетелось повсюду острыми обломками. Следующий выпад ногой впечатал нормандца в дальнюю колонну. Вместе с головой статуи он рухнул на пол с большой высоты, ослабшие руки попытались разогнуться, но тело бессильно распласталось. Могло показаться, что Йормундура накрыли сверху белоснежным плащом. На самом же деле его белые как лунь волосы отросли ниже пояса, а плоть усохла, став в разы меньше.

Лишь теперь умноженный эхом смех Морригу затих. Когтистые пальцы с пропущенными сквозь них волосами расслабились, руки утёрли слёзы радости с щёк и спокойно опустились вдоль бёдер.

— Брес. До чего же ты дремучий для своих лет, — женщина поймала взгляд задыхающегося от усталости и переживаний неприятеля. — Вспомни, кто я, тупица! Я старше сидов, фоморов и всех прочих вместе взятых! Я принадлежу к тем богам, что застали рождение этого острова из пучины морской: Мананнану, Кернунну, Кромм Круаху… Я не просто выжила, а писала историю Эйре все эти годы, возводя на престол новых героев: Кухулина, Крунху, Немеда… Йормундур, душа моя. Встань и исполни своё предназначение.

На тщедушных трясущихся руках северянин сперва поднялся на колени, а там распрямилась одеревеневшая спина и шатающиеся ноги. Не медля ни минуты, Брес возник перед противником, на того со всех сторон посыпались нещадные удары. Он в ярости дробил рёбра, другой кулак выбивал челюсть, высоко подскакивающие ноги пинали в живот и обрушивались на сутулые плечи. Когда норманн согнулся пополам и вот-вот был готов упасть, костлявые руки вдруг вцепились в грудки, позвоночник выгнулся, и бровь Бреса рассеклась о чугунный лоб.

На миг он обмяк в чужих руках. Йорму хватило сил переместиться в середину зала, где он взрыл каменную кладку спиной соперника. Прижав того своим весом, воитель занёс кулак и стирал его о некогда прекрасное лицо до тех пор, пока не раскрасил синюшным и красным. Затем избиение прекратилось. Молодец под Йормом лежал почти без чувств: одни залитые кровью глаза глядели с укором. Дрожащие сморщенные пальцы с длинными обломанными ногтями нашарили поблизости большой и острый обломок скамьи. Другая рука плотно вжала чужое плечо в пол. Взор сосредоточился на том месте, где распахнутая рубаха открыла впадинку меж ключиц — как раз, чтоб вогнать кол. Йормундур рвано выдохнул. Обломок взмыл над головой, с рыком ринулся вниз, но тут его словно задержала невидимая преграда. Слабые мускулы напряглись, кол ещё раз устремился вниз — и вновь напрасно. Йорм ошарашенно глянул на собственную руку. Выращенная фоморами незадолго до этого, она точно обрела собственную волю.

— Ах вы йутулы полосатые! Да шевелись ты! — другая ладонь с силой вцепилась в плечо, с хрустом потянула вниз.

Трясясь и ругаясь, викинг напрасно боролся с собственной плотью. Рука с колом не только отказывалась бить Бреса, а отодвинулась в сторону, потом кулак вывернулся вверх, и остриё пронзило грудь. Йормундур кашлянул кровью. В недоумении взгляд опустился к плечу с торчащим из него куском дерева. Раненый привстал, не отпуская кол, отполз назад к алтарю.

— Вот ничтожество! — цокнула языком Морригу, испепеляя взором поднимающегося Бреса. — Будь же ты проклят, фоморское отродье, вместе со своей троицей! — взмах могучих крыльев вознёс богиню едва ли не к самому нефу. — Я угостилась твоим ненаглядным Махуном, а тебя сожру следом. Ну давай, сделай что-нибудь! Как твоя скорость поможет меня достать, букашка? Вот и вся твоя хвалёная сила!

— Сдохни!!!

Воздух вокруг Бреса заструился прозрачным маревом. Облако волос поплыло вверх, накрыв собой запрокинутую голову. Все предметы поблизости, а затем и во всей церкви сместились с мест. С множественным скрипом и шорохом к Бресу медленно поползла мебель, утварь, куски камней и щепки. Само пространство как будто затягивала в одну точку чудовищная сила. Перекрикивая нарастающий скрежет, Морригу почувствовала, как её саму толкает вниз. Сапоги Йормундура заскользили по плитам так, словно в спину дул ураганный ветер. Женщина завизжала громче, её крылья взмахнули снова и снова, но притяжение неуклонно нарастало.

Северянин понял: тело Бреса сделалось настолько тяжёлым, что, подобно земле, обрушивало на себя всё живое и неживое. Воин упал на спину, цепляясь за вздыбленные камни. Он даже не заметил, как из его груди выдернуло кол. Жалкое сопротивление окончилось тем, что Йорм оказался в паре шагов от смерти. Над его головой мотала ногами и бешено билась богиня. И тут, на расстоянье вытянутой руки, Брес прогнулся вперёд. Неприятелей вместе с грудой летящего сора отбросило с немыслимой силой.

Стены и потолок сотряслись от множества ударов. В поднявшейся пыли Йормундур нашёл себя приваленным к оконной нише. На пол сыпались откалывающиеся камни. Лишь их мерное постукивание нарушало глухую тишину. Ступни Бреса уже коснулись земли, взъерошенные волосы упали на плечи, невидящий взор устремился куда-то с горестью. Он бессильно пошатнулся и без чувств повалился навзничь.

— Эй, урод, — норманн обильно прокашлялся кровью. Дыру в груди и всего его покрыл плотный слой белой пыли. Руки попробовали шевельнуться, но сломанные кости отозвались двумя мучительными прострелами. — Я ещё жив. Ну, давай, вставай. Я закончил тут все дела и хочу отойти в Вальхаллу!

Между тем Морригу оторвала разбитую голову от пола. С молчаливым ужасом она наблюдала, как её чемпион чудом нашёл в себе силы встать на ноги. В белой дымке он неверными шагами поплёлся к месту, где лежит Брес.

— Мне надоело… ждать смерти. Я смотрел ей в глаза и видел своё отражение. Свой конец. Только не говори, что оставишь меня в живых. Лучше сдохнуть, чем ожидать каждый час, каждую…

Йорм замер, расслышав приближение шагов. За качающейся пеленой в другом конце часовни, соединённом с лестницей, показались две невысокие бегущие фигуры. Это Ансельмо, принявший женский крик за голос Олальи, ворвался вместе с шутом Дал Кайс в разрушенную часовню. Завидев викинга, он остолбенел с распахнутыми глазами.

— Йемо, — Йормундур ощутил, как внутри него разливается щекочущее тепло. С сердца будто упал тяжёлый камень, а грудь сотрясло не от слёз, но от необъяснимого ликования. — Ты нашёл меня!

Он увидел, как мальчик бежит к нему, как крепко прижимает к груди, шепча бессвязную, но такую важную ерунду. Но увидел лишь мысленным взором. На деле же Йемо не двинулся с места. Из его носа на губы упала капля тёмной крови, заставив плечи содрогнуться. Ансельмо смотрел перед собой и не мог поверить. Тот старик из видения, убийца мамы и папы стоит здесь перед ним. И он помнит его. Он ждал, что его найдут.

Дрожащие руки сами собой потянулись к мешочку с руной. Стерев кровь большим пальцем, монах бездумно провёл им по высеченным на шероховике бороздам. Ладони до боли стиснулись на грубом камне, и губы почти беззвучно прошептали:

— Айлилл Эар Алатор.

Казалось, ничего не произошло. И тут старик сделал несмелый шаг. Дряхлое тело качнуло, ещё и ещё. Со сдавленным хрипом палач сотрясся всем телом. Члены его невыносимо скрючило, на ввалившемся лице отразились нечеловеческие страдания. Так старика рвало на куски изнутри, пока одно его колено не коснулось пола, за ним второе, и наконец измученное тело бездыханно упало ничком.

Ансельмо крупно вздрогнул, увидев крадущуюся женщину в жутком наряде из чёрного оперения. Она с трудом подняла с пола длинный меч и с лязгом потащила его за собой.

— Ну и зачем ты убил его, сопляк? — отразился о стены церкви нежный голос, так напоминающий Лало.

— Он убийца моих родителей, — в бреду ответил парень.

— Кто, Йормундур? — Морригу озадаченно наклонила голову, остановившись над трупом.

В груди у Йемо защемило без видимой причины. Он не понимал, где находится, кто перед ним, а теперь и то, что с ним произошло минуту назад.

— Что? Этот старик не Йорм! Йорму лет двадцать шесть, я его трэлл, и мы с ним… — юноша снова вздрогнул, но уже от упавшей слезы. — Друзья.

Ансельмо отпихнул в сторону шут, который, подбежав к Бресу, обрушился на колени. Как только пальцы нащупали пульс на запястье, карлик потянул молодца за руки и легко перекинул его себе через плечи:

— Троица не простит тебе то, что ты сделала с их драгоценным мальчиком, тварь.

— Я отняла Махуна так же, как он когда-то отнял моего Нуаду. — равнодушно бросила богиня.

С этим шут и Брес бесследно исчезли. Поднявшая меч Морригу встала над Йормундуром, так что его тело оказалось между её ног.

— Пожалуйста, — под монахом подкосились ноги, и он неуклюже шлёпнулся о плиты. — Пожалуйста, скажи, что это не он. Скажи мне, где Йорм.

Не слушая слёзного лепета, женщина молча намотала длинную седую прядь на кулак, и меч в её руке сделал широкий чистый замах. На пол брызнула длинная дорожка крови. Голова откатилась от мёртвого тела, как спелый арбуз. Морригу переступила через то, что когда-то было её избранником, нога беззастенчиво опустилась куда-то на затылок, и выскочившие когти прочно вцепились в белые волосы.

— Возвращайся на Хильдаланд, когда будешь готов. — Морригу отвела пронзительный взгляд от чужих зарёванных глаз, и крылья оторвали её от земли вместе с головой Йормундура.

Под стенами донжона стража Кэшела увидела, как огромная птица, выбившая окно, устремилась из замка куда-то за облака. К этому времени таран пробил тяжёлый засов на дверях, и в часовню, где вовсю трещало беснующееся пламя, ворвалась толпа солдат. К их удивлению, с двумя трупами в башне нашёлся лишь заливающийся слезами паренёк-перегрин. В этот час во всей крепости творилось что-то невообразимое. В лагере у подножья утёса люди Дал Кайс глазели и тыкали пальцем в высочайшую башню цитадели, на вершине которой разожгли сигнальный огонь. Поговаривали, что командиры вот-вот поведут ободрившееся войско на приступ. И была в этих слухах доля правды, ведь со стороны Киллало к долине уже стремительно приближалось подкрепление нового риага Дал Кайс и его верных соратников.

Загрузка...