Южная стена Лхоцзе

АЛЬПИНИЗМ «ЗАКОНСЕРВИРОВАЛИ» И «ОБЕСТОЧИЛИ»

В истории спорта происходило не раз, что от одного вида спорта отпочковывались и начинали жить самостоятельно другие. Например, из туризма выросли спортивное ориентирование и водный слалом, ставший олимпийским видом спорта. Все логично. Чтобы повысить уровень мастерства, усовершенствовать технику спортсменов, проводились соревнования по технике туризма, в том числе водной, ориентированию. Высокий технический уровень — это, прежде всего, безопасность. Соревнования стимулировали качественный скачок, попутно выяснилось, что такие турниры сами по себе вызывают интерес. Часть спортсменов стала заниматься не туризмом вообще, а конкретно ориентированием или водным слаломом. Так же родилось и скалолазание. Заслуженный тренер СССР Иван Иосифович Антонович придумал соревнования на скалах, чтобы обучить альпинистов — и не просто альпинистов, а инструкторов альпинизма, горных гидов, поднять их уровень мастерства.

Сегодня альпинизм и скалолазание все больше отдаляются друг от друга. Коммерциализируются, трансформируются. Скалолазание вообще изменилось кардинально. Спорт, родившийся на скалах, переехал в города, под крыши, его как бы законсервировали. Печально, но мы привыкаем к суррогатам теперь уже и в спорте. Так выгоднее производителям снаряжения, они диктуют правила игры. Залы, стенды — это гораздо большее, чем на природе, количество зрителей, соответственно, другие размеры прибыли от рекламы и прочего. Понимаю, процесс этот необратим. В результате скалолазы, составлявшие не так давно надежный резерв альпинизма, уже не пополняют ряды восходителей.

Когда-то давно, когда первые скалолазы пошли в горы, их встречали с опаской. Наши старшие товарищи из поколения, которое стартовало в альпинизме до войны, сразу после войны, категорически «лазунов» не воспринимали — мол, альпинист должен медленно, уверенно, спокойно, и главное — надежно идти по маршруту. А скалолаз — что? Ему секундомер включат — он с квадратными глазами побежал. Это была очень распространенная точка зрения. В середине шестидесятых я, новичок, еще застал ситуацию, когда старые альпинисты утверждали, что зимой надо не тренироваться, а накапливать жирок, чтобы было что сбрасывать летом на восхождениях. Жирку требовалось много — одну вершину могли штурмовать неделями, а то и месяцами…

Но жизнь брала свое. Что бы кто ни говорил, из скалолазов стали вырастать серьезные альпинисты. На сложные проблемные стены пришли люди не только с другой техникой, а с другой, чисто спортивной подготовкой. Относящиеся к альпинизму как к виду спорта, требующему постоянных систематических интенсивных тренировок. Наши предшественники, добившиеся многого — Виктор Ерохин, Лев Мышляев, были инициаторами переворота во взглядах на альпинизм. Доказывали — восхождениями! — необходимость регулярных круглогодичных тренировок, пусть альпинизм и сезонный вид. Зимой не так много и раньше ходили. Сейчас любители экстрима ходят и зимой, но все-таки и на Кавказе, и в Альпах главный сезон — летом. В Гималаях — весной и осенью. А в Каракоруме — как у нас на Памире, лучшее время — начало и середина лета.

Я пришел в альпинизм, когда «законодателями мод» в нашем спорте стали приверженцы нового подхода. Такие, как великолепный скалолаз и сильнейший альпинист Виктор Маркелов, ученик Виктора Ерохина. Слава Онищенко, Миша Хергиани (для своего времени уникальный скалолаз, на голову выше общего уровня) — они в скалолазание из альпинизма пришли, а Маркелов — это уже следующее поколение, которое в альпинизм шло с опытом скалолазания. Опытные, квалифицированные, думающие альпинисты. Такие мастера несли в альпинизм спортивный подход, иной стиль, темп и побеждали на чемпионатах Союза. Скоро все, и наши старшие товарищи тоже, поняли, что со скалолазной подготовкой люди ходят в горах очень надежно. Ведь мы же тренировались в связках. Соревнования в связках — сегодняшние скалолазы понятия о них не имеют — это был чистый альпинизм: работа первым и вторым, крючья, закладки, веревка, умение лазать и страховать. Крымская связка — это надежная забивка крючьев, умение идти по маршруту быстро, грамотно страховаться, безаварийно спуститься. Домбайская связка — набитый маршрут. Это просто скоростное прохождение маршрута со страховкой, полная имитация восхождения. И когда человек тренирован в этом, он автоматически все выполняет. Делает все быстро, но без спешки — в горах нет секундомера. Просто он привык не зевать, работать надежно, четко его к этому приучило скалолазание. Мощный прорыв в новое качество альпинизму во второй половине XX века обеспечило скалолазание. Как раз тогда из скалолазания в альпинизм пришло наше поколение.

Альпинизм — это, во-первых и в главных, умение лазать по скалам. Если оно доведено до автоматизма опытом скалолазания, то на сложном техническом восхождении ты уверенно и надежно сможешь работать и первым, и вторым, набирая от горы к горе необходимый опыт. А умение лазать на высоте — это уже универсальность. Высшая степень мастерства. Великие альпинисты — Михаил Хергиани, Вячеслав Онищенко, Виктор Маркелов, Михаил Туркевич и многие другие занимались альпинизмом и скалолазанием параллельно. Сегодня такое немыслимо. Другим стал и альпинизм. Но то, что сегодня он далеко не на подъеме, не в последнюю очередь связано с отсутствием притока скалолазов. Это мне напоминает ситуацию с бездумным осушением болот в семидесятые годы XX века. Осушили и схватились за голову: реки пересыхают, почвы теряют плодородность… Но многого уже не вернуть. Вот так же перекрыли приток энергии, «обесточили» альпинизм.

Те, кто занимался скалолазанием на естественных маршрутах, сегодняшнее скалолазание воспринимают, мягко говоря, с трудом. Потому что у нас все происходило на естественных скалах. Это было общение с природой, очень похожее на альпинизм. К чему мы стремились и стремимся из «суеты городов и потоков машин». А сейчас скалолазание — это спортивные залы. Это чемпионат мира, Кубок мира, Всемирные игры по неолимпийским видам спорта, чемпионат Европы. Вот-вот скалолазание войдет в олимпийскую семью. Конечно, жаль, что в том, нашем скалолазании, не было таких престижных турниров. Проводились отдельные международные соревнования, на которых мы выступали очень успешно. В Польше, в Зелена Гуре в 1997 году я выиграл индивидуальное лазание, лазание в связках — вместе с Геннадием Василенко, и многоборье. На международном турнире в Японии мы представляли СССР с Валерием Першиным. Я выиграл короткий и длинный маршруты, многоборье. А вот чемпионом мира или Европы не становился ни разу — не было тогда чемпионатов. А хотелось бы. Кроме всех этих скалолазных чемпионатов и кубков проводятся еще и коммерческие соревнования, где разыгрываются очень серьезные призовые. Туда приглашаются лучшие — чемпионы и призеры. Выиграл — и можно безбедно жить полгода-год. Поучаствовать в таких турнирах я бы тоже хотел. Для меня это подразумевает возможность ездить в горы. Правда, когда я входил в сборную страны по скалолазанию, почти всю очень скромную валюту, которую мы получали в качестве призовых, нужно было отдать «дяде» из Госкомспорта.

Жалею, что не пробовал соревноваться в таком виде скалолазания, как боулдеринг (серия коротких, предельно сложных трасс на небольшой высоте). Его тоже в мое время не существовало. Мне кажется, мог бы добиться неплохих результатов — моим коньком всегда была высокая проходимость. Мы ее оттачивали постоянно — на чемпионатах Союза маршруты с каждым годом усложнялись. Но там главным был секундомер, скорость. В боулдеринге не спешка нужна, а сила, координация, цепкость. В общем, любопытный вид.

Сам давно уже скалолазанием не занимаюсь — это спорт молодых, но среди моих студентов есть чемпионы мира, Европы, Украины. Когда беседую с ними о разнице в естественном и искусственном рельефе, ребята признают — стенд не дает той полноты подготовки, которую давали настоящие скалы. Сильнейшие скалолазы сейчас тренируются не только на стендах, но и на настоящем скальном рельефе. Это дает более разнообразную подготовку, совершенно другую технику. Но самый большой минус перехода на искусственные скалы в том, что исчезла обратная связь между скалолазанием и альпинизмом.

У отечественных скалолазов свои проблемы. Когда-то выступавшие вне конкуренции в лазании на скорость, они сегодня теряют позиции. Нет современных стендов. Например, появился такой вид, как стандартный маршрут. Это стенка определенной высоты, с определенными углами наклона, одинаковым количеством зацепок одной и той же конфигурации, расположенных на одинаковом расстоянии. Своего рода беговая дорожка, только поставленная вертикально. Хоть в Париже, хоть в Пекине — совершенно идентичная. Бегай по ней с умом и в конце концов станешь лучшим. У нас в Харькове таких стандартных маршрутов пока нет.

Пока альпинизм и скалолазание движутся каждый по своему маршруту, нигде не пересекаясь, как параллельные прямые. Правда, в математике, как известно, незыблемую со времен Евклида ситуацию изменил нетрадиционный подход к проблеме великого Лобачевского. Возможно, и в нашем случае не стоит терять надежду? Тем более, что Россия уже возвращает в свою систему чемпионатов скальный класс — соревнования по прохождению коротких (до 100 метров) скальных трасс без восхождения на вершины.

БЕИСКЛАИМБИНГ НА ВАШ ДРАИТУЛЛИНГ

Разительно, на глазах одного поколения меняются горы. Еще более разительно и стремительно меняется альпинизм. Похоже, на нынешнем витке развития он пребывает в ожидании прорыва в какое-то новое качество. Пока же развивается вширь, а не ввысь (речь, конечно, не о высоте вершин, там потолок давно достигнут, об уровне восходительства). Один за другим отпочковываются от альпинизма новые ветви-виды, оставаясь в какой-то мере для него прикладными. Из альпинизма выросло скалолазание, о котором шла речь в предыдущей главе и которое, надеемся, уже в 2020 году станет олимпийским видом спорта. Выросло ледолазание, по которому проводятся чемпионаты мира. Отпочковались скоростные забеги в горах — скайраннинг. Бейсклаймбинг — восхождение на вершину и полет с нее на параплане (именно таким образом, понятия не имея о названии, я спускался с Южной стены Лхоцзе в 1990-м. Жаль, что во сне). Подъем на вершину и спуск на лыжах — ски-альпинизм, неимоверно популярный в альпийских странах. В России в рамках горного фестиваля Red Fox проводятся Кубок России, Кубок Победы по ски-альпинизму. Чемпионаты России по ски-альпинизму. Развитием этого вида спорта занимается ФАР (федерация альпинизма). В Украине ски-альпинизм, к сожалению, почти не известен и не развивается.

На Эльбрусе уже стали традиционными горные фестивали. В 2009 году быть главным судьей такого праздника пригласили меня. До этого возглавлял судейскую коллегию Ерванд Ильинский, в 2010-м — Александр Погорелов (я был заместителем главного арбитра). Чтобы поднять престиж соревнований, возглавлять их приглашают людей с именем. Подобные мероприятия в Приэльбрусье проходят под эгидой двух конкурирующих санкт-петербургских фирм. Весной «фестивалит» Red Fox (Александр Глушковский и Владислав Мороз), а осенью — братья Шустровы. Меня приглашал Red Fox. Глушковский и Мороз — мастера спорта международного класса по альпинизму, успешные бизнесмены. Занимаются любимым делом — производят снаряжение для альпинизма, туризма, других экстремальных видов спорта. А еще совмещают бизнес-интересы и порывы души, организуя замечательные соревнования. Интересно было побывать на горном фестивале. Когда-то гвоздь их программы — горные забеги — придумали как один из видов отбора в гималайские команды. Мы с Глушковским и Морозом вместе в них участвовали. В основной состав Саня не прошел, поехал в составе киногруппы. Сейчас горные забеги — скайраннинг — самостоятельный вид со своей международной федерацией. В 2010-м дистанции установили с 2500 м (чуть выше нижней станции канатной дороги Азау) до станции Мир (3500 м) — километр по высоте. По горнолыжной трассе. В забегах участвуют мужчины и женщины. По положению, те, кто намерен участвовать в забеге на Эльбрус от конечной станции канатки Гара-баши (3700 м) до Западной вершины Эльбруса (5642 м), обязательно должны стартовать в забеге на километр. Это своего рода отбор, чтобы не допустить к участию в основном старте неподготовленных. Забеги — спорт в чистом виде. Так сказать, альпинизм наперегонки. С элементами риска. Потому что погода на Эльбрусе меняется очень быстро, порой за несколько минут. В начале мая, когда редфоксовские соревнования проводятся, погода особенно переменчива. В горах в это время, по сути, еще не кончилась зима.

Весной 2010-го нам повезло, не было ни жестокого ветра, ни сильного мороза. Отличная видимость. А годом раньше на перемычке Эльбруса (5350 м) было минус 15. На вершине — минус 20–25, к тому же плохая видимость. Первых пятерых участников пустили на вершину, а остальных на перемычке «отсекли». Зачет делали по времени, затраченному на бег до перемычки. Такие решения принимает, исходя из условий, прежде всего погодных, судья по безопасности, находящийся на вершине. Большинство участников забега — альпинисты, причем многие — мастера очень высокого уровня, все поняли, хотя и ворчали. Я и сам хотел подняться на вершину, чтобы там участников встречать, однако мне мягко, но настойчиво напомнили, что главный судья должен быть «в лавке», решать вопросы внизу. Самое поразительное, что участники этих забегов на выполаживающихся частях склона (а на Эльбрусе есть такие выполаживания, например перед скалами Пастухова, это высота примерно 4600 м) начинают бежать. Дух захватывает! В том же году осенью у Шустровых поляки произвели сенсацию. Они перед этим в Гималаях тренировались. Невероятные результаты показали. Так что есть к чему стремиться и на что ориентироваться. Я считаю, что это не только интересный самостоятельный вид спорта, а еще и великолепная тренировка для альпиниста — как специальная подготовка для скоростных восхождений. В России это поняли раньше, чем у нас в Украине, и сделали одним из видов альпинистских соревнований.

Ски-альпинизм — это подъем на горных лыжах со специальными креплениями для ски-туров, там регулирующаяся пятка — чем склон круче, тем выше пятка поднимается. Ботинки — горнолыжные, но облегченные, как и лыжи. На лыжи надевается камус — раньше это была жестковорсистая часть шкурки оленя или лося, а сейчас искусственный материал, не пускающий лыжу скользить вниз. Наверх поднимаются с лыжными палками, с включенными биперами, чтобы при попадании в лавину сразу можно было найти человека. Плюс снежная лопата, фонарик, небольшой рюкзачок. Шнур, ледовые крючья, фляжка с водой. Участник соревнований поднимается по размеченной судьями трассе, обозначенной флажками. Где-то может быть трасса с перилами — если рельеф требует прищелкнуться и пройти по закрепленной веревке. Где-то, возможно, придется снять лыжи, пристегнуть их к рюкзаку и пролезть крутой скальный участок. Ты должен быть и к этому готов. Технический участок проходишь — спуск. Потом еще подъем. Может быть несколько таких спусков-подъемов. И наконец выход на верхнюю точку, спуск и финиш. Соревнования по ски-альпинизму проводятся как личные, так и командные.

Еще интересный вид спорта, соревнования по которому проводит Red Fox, — забеги на снегоступах. Надеваются снегоступы — и вперед, кто быстрее. На Западе такие соревнования проходят очень интересно и многолюдно. Выбирается живописная трасса, не слишком длинная — победители показывают время от получаса до часа. Бывает и наоборот — выбирают трассы подлиннее, на них выходят семьями, по пути заглядывают в горные кафе выпить глинтвейна. Фотографируются, снимаются на видео на фоне прекрасных пейзажей…

Набирает популярность драйтуллинг — своего рода гибрид между скало- и ледолазанием. Проще говоря, лазание по неледяной поверхности в ледолазном снаряжении — в «кошках», с ледорубом. Он также отпочковался от альпинизма, ведь не одно десятилетие альпинисты ходят на скальных (не говоря уже о комбинированных) маршрутах с использованием ледорубов типа фиф. Экстравагантный стиль вызывает нарекания любителей природы — такое лазание наносит урон скалам. Ничего удивительного, что, повторяя судьбу скалолазания, драйтуллинг перебирается под крышу, на искусственные поверхности. В этом заинтересованы коммерческие структуры, спонсирующие турниры.

Не стану подробно рассказывать о каждом из новых видов. Разнообразных «отростков» альпинизма, многие из которых не без оснований относят к крайне экстремальным, столько, что трудно упомнить все названия. Острословы заменяют ими крепкие выражения. Так же витиевато, как ненормативная лексика, но гораздо элегантнее: «Бейсклаймбинг на ваш драйтуллинг!». Время покажет, какому из новичков уготована долгая дорога и популярность, а кому — забвение. Но думаю, что как не стоит отталкивать от альпинизма людей, поднимающихся на вершины с помощью гида просто ради удовольствия, так не стоит огульно отбрасывать «околоальпинистские» виды. Тем более, что, как уже отмечалось, большинство из них неплохо готовят людей к восхождениям.

«ОШИБСЯ — УМРИ!»

Чего я не попробовал в альпинизме? Не ходил соло по-настоящему. Не было мотивации. Альпинизм для меня — это всегда коллектив, команда. Пусть даже только двойка. Это изначально было заложено в душу первыми тренерами, учителями, старшими друзьями. Ходить в одиночку не тянуло никогда. Не потому что не умел. Я все-таки лазал неплохо. В техническом отношении соло для меня не проблема. Психика устойчивая. Но вот не интересовало. Не нахожу кайфа. Опять же риска больше. Даже в таком простом деле, как прохождение ледника. Закрытые трещины один не обойдешь. Если ты на скале, то можешь страховать себя рюкзаком, там ты в себе уверен, а вот на леднике каждый раз будешь рисковать. На стенных маршрутах соло я не пробовал, а на самую высокую вершину СССР — пик Коммунизма (7495 м), где, в основном, пешком идется, сходил. Не вдохновило. Да и соло получилось весьма относительное.

Я уже рассказывал, как в 1991 году, вернувшись из Непала после Манаслу, решил взойти на три семитысячника. На Ленина и Корженевской сходил с Геной Василенко и его подопечными американцами. Потом американцы отправились домой, а я — на пик Коммунизма. Шел по классическому маршруту Бородкина через пик Душанбе. Для одиночного восхождения объект оказался чересчур популярным. Поднимаюсь на Памирское плато (6100 м), а там палатки стоят. Располагаюсь рядом. Утром мимо меня люди вниз пошли. «Здравствуйте, а вы кто? Откуда? А мы вот…» Обычные в таких случаях разговоры, пожелания удачи. Выхожу один налегке, без рюкзака, чтобы успеть с 6100 м подняться на вершину и вернуться. Топчу ступени. Снег довольно глубокий. Понимаю, что за день пройти гору не успеваю. Возвращаюсь в палатку. Опять кто-то встает рядом на ночлег. На сон грядущий беседы беседуем. Следующим утром встаю пораньше, прохожу по собственным следам. Где-то их замело, где-то — нет, но успеваю подняться гораздо выше. Выскакиваю на пик Душанбе (7000 м) и натыкаюсь на палатку. «Есть кто?» — «Есть. А вы кто?» — «Да вот на гору иду». — «Да? А мы все никак не соберемся». Дальше поднимаюсь. На 7400 м — еще палатка. А в ней старый знакомый москвич Валентин Божуков. Ждет ветра, чтобы прыгнуть с парапланом. Ну чем не экстремал? Валентин долго вынашивал идеи парашютных прыжков на вершины, с вершин. На тот момент экспериментировал на главном пике страны. Его товарищ, парапланерист и альпинист Алексей Мартынов, поймал ветер и прыгнул, а Валентин ждал подходящего порыва. Площадь вершины небольшая, чуть не туда ступил — полетишь далеко и без парашюта. Нужного ветра все нет. Божуков угостил чайком, одолжил мне ледоруб. Я шел с лыжными палками, но на предвершинном гребне без ледоруба неуютно — самостраховку не организуешь и есть куда падать. Поднялся на вершину. Спустился к Божукову, вернул ледоруб, предложил помочь тащить вниз параплан. Упорный Валя остался ждать ветра. Ну а я вернулся на 6100 м, снял палатку, собрал вещи и дунул вниз. Кайфа от условного одиночества на маршруте не поймал. Кайф был от другого: сделал за сезон три семитысячника.

Любой вид спорта экстремален по сравнению с обыденной жизнью. Альпинизм на фоне многих видов — экстремальный. Но и в нем есть свои экстремалы. Те же поляки, я считаю, очень ярко заявили о себе в гималайском альпинизме. Хоть и не были там первыми. Зато первыми (и долгое время — единственными) совершали зимние восхождения на гималайские восьмитысячники. Вот это экстрим! А когда их спрашивали, мол, как такое пришло в голову, отвечали: летом, когда тепло и погода, мы деньги зарабатываем, на экспедиции в том числе, — на высотных работах, различных покрасках, мойке стекол высотных зданий и т. д. А зимой свободного времени полно, почему не взойти куда-то?

Вообще-то к экстремальному альпинизму я отношусь как к данности. Ну хотят люди в одиночку ходить. Или по веревке над пропастью. Или на стеклянный небоскреб вылезать без страховки. Экстремизм в любых проявлениях я не приветствую. Но если кому-то так больше нравится и не создает угрозы для остальных — вперед. Сегодня все доступно. При этом сам остаюсь приверженцем традиционной ориентации. В том числе и в альпинизме. Хотя в моей восходительской практике экстрима хватает. Ночное восхождение на Эверест в 1982-м. Южная стена Лхоцзе — чистый экстрим. Или взять тот же маршрут на Аннапурну, пройденный украинской сборной в 1996-м, — очень серьезный, я бы сказал, на грани фола. Риска и приключений в альпинизме достаточно, даже когда ходишь в команде или двойкой.

Каждый волен заниматься тем альпинизмом, который ему по душе. Кто-то выдвигает в качестве причины, толкающей в «солисты», проблему отсутствия партнера. Честно говоря, как-то не верится, что альпинист, достигший приличного уровня, прошедший определенный путь, не встретил на этом пути близкого по духу и уровню техники человека, с которым способен совместиться. Но, допустим, хочется в одиночку ходить — имеешь право. Тем более, что у людей интерес к этому больше. Месснер очень любил описывать, как ему страшно, жутко. Мне кажется, в некоторых моментах он даже специально сгущал краски, чтобы читатель замирал от ужаса и в то же время понимал: этот Рейнхольд — такой же человек, как все. Ему страшно, как и любому другому. Но он умеет преодолеть себя, взойти на вершину. Очень правильный психологический ход. Но и грамотный, хорошо просчитанный бизнес-подход. Как преподнесешь себя, так к тебе и будут относиться. Или вот россиянин Валерий Баба-нов утверждает, что соло — совсем другой калибр восхождений. Это, как пишет Бабанов, своего рода наркотик — «я не могу с этого соскочить». Знаменитый швейцарец Ули Штек, предпочитающий ходить так называемым свободным соло, то есть в одиночку без страховки, объясняет, почему его привлекает такой стиль восхождений. Мол, самый кайф лазания без веревки — испытать давление собственных эмоций, побороть свой генетический голос. Правда, добавляет он, напряжение не должно быть слишком сильным, надо себя беречь… В одной из статей о «солистах» автор восхищенно ужасается: «Люди, практикующие это смертельно-опасное занятие, четко следуют одному простому и жесткому правилу: «ошибся — умри»…

Честно говоря, меня этот горный вариант «русской рулетки» наводит на мысль о наличии у ребят каких-то неизжитых комплексов. Повторю, на любом восхождении рискованных ситуаций сколько угодно. Вот я рассказывал, как у меня был на Ай-Петри первый сложный момент: сорваться — не сорваться. Этот генетический страх надо было подавить. Научиться успокаиваться, не доводить себя до такого. Альпинистам-одиночкам приходится постоянно вводить себя в состояние, не допускающее паники, страха. Непросто все время балансировать на лезвии бритвы. Этот момент отпечаток накладывает. Если, как сапер, все время за гранью ходишь, что-то в тебе деформируется. Знаю нескольких наших «солистов»-экстремалов. Каждый раз, общаясь с ними, замечал в глазах какое-то особенное выражение. Подобное уже приходилось видеть. Но где? У кого? Вспоминал-вспоминал и наконец вспомнил. Такими же были глаза людей, которые перенесли тяжелую, по сути, травматическую гипоксию, когда их сводили с большой высоты. У одиночных альпинистов, как и у пострадавших от длительного пребывания в «зоне смерти», что-то в глазах проскакивает… клиническое. А глаза — зеркало души. Ультраэкстрим — тоже своего рода «зона смерти». Страх, который ты постоянно подавляешь, и нельзя сделать неверный шаг, потому что: «Ошибся — умри!», а ты пружину сжимаешь, сжимаешь… Судьбы многих звезд «свободного соло» печальны.

Приходилось слышать (конечно, от тех, кто ходит в одиночку), что альпинизм будет развиваться именно в направлении соло. Мол, когда все самое сложное пройдут и так и эдак команды и двойки, придет черед «солистов». И тогда они покажут… Как говорится, поживем — увидим. Пока же смело можно утверждать одно: экстремалы всех сортов и оттенков — находка для производителей снаряжения, предпринимателей, чей бизнес так или иначе связан с горными видами спорта, рекламистов, журналистов. Интерес публики подогревается сенсациями. Просто восхождения, даже по сложнейшим маршрутам, хоть и бывают не каждый день, уже не будоражат. Другое дело — эскапады экстремалов. Их инвестируют, спонсируют, усиленно рекламируют. Все элементарно, как учебник по маркетингу. Даже если случится трагедия, это только подогреет интерес публики. Такова изнанка коммерциализации альпинизма. Так сказать, объективная реальность сегодняшних дней.

Конечно, одиночные восхождения — не для слабых. Их приверженцам не откажешь в смелости, техничности, даже артистизме. Но вот мне приятнее в компании. Не стану утверждать, что так уж интересно, когда большая команда, но есть маршруты, которые в двойке не только сложно пройти, но и проблематично. Ту же Южную стену Лхоцзе, к примеру. Наверное, поэтому никто за 20 лет этого пока и не повторил. Не задавались такой целью? Думаю, если бы чувствовали в себе силы, рассчитывали пройти, то замахнулись бы. Почему я предпочитаю двойку хождению соло? Во-первых, вдвоем безопаснее. В двойке ты застрахован. Не говоря о том, что в компании всегда лучше, есть с кем поделиться радостью.

ХОРОШО, ЧТО ЕСТЬ ГОРЫ!

Долгие годы отечественный альпинизм во многом отличался от западного. Там это был спорт элиты. Там не было, как у нас, программ: начальной подготовки (два этапа), спортивного совершенствования (два этапа), плюс высшее спортивное совершенствование — всего пять этапов. В альплагерях мы проходили обучение по утвержденным программам. А иностранные альпинисты узнавали, как страховаться, использовать те или иные виды снаряжения, ходить по скалам и льду, изучали тактические действия команды и т. д. по журнальным статьям, учебникам (Интернета еще не было). Или учились у гидов, которых нанимают желающие подняться на гору. Право на существование имеют и тот и другой альпинизм. Наш и западный варианты постепенно сближаются. И у нас «на шару» в горы уже не съездишь. Все за наличные. Расходы примерно одинаковы, только доходы у нас и западных людей разные. Ну и, конечно, сегодня нет такого правильного подхода, который проявили организаторы альпинизма на заре советской власти.

Почему бедная разрушенная страна отрывала немалые средства на «баловство» вроде альпинизма? Да потому, что ее правители жили не только сегодняшним днем, четко усвоив: альпинизм — прикладной вид спорта. К чему его прилагать? К обороне. В годы Великой Отечественной выяснился прискорбный факт: в стране не существовало войсковых частей, обученных войне в горах. Фашисты рвались к нефтепромыслам Каспия через кавказские перевалы, флаг со свастикой развевался над Эльбрусом… Врага остановили ценой огромных потерь. В послевоенные годы одной из задач альпинизма стало учесть этот урок. «Шуткам не учат в наших лагерях, если придется воевать в горах, вместе с ледорубом возьмешь ты автомат…», — пели у альпинистских костров. Защитный цвет брезентовых штормовок, в которых мы ходили на первые восхождения, понятно, был выбран не случайно.

В то же время альпинистская штормовка оказалась удачным вариантом рабочей спецовки. Промальп — известная всем аббревиатура родилась как обозначение новых подходов в строительстве, гидроэнергетике, других отраслях. Альпинисты со своими веревками-карабинами работали без дорогостоящих строительных лесов, позволяли экономить огромные средства, время, силы. Я сам немало лет отдал работе маляра-высотника. Это давало возможность не только прилично зарабатывать и содержать семью, мы к тому же содержали свой альпинистский клуб, могли организовывать экспедиции. Сегодня альпинистские навыки помогают выживать сотням восходителей. Они зарабатывают на хлеб насущный, занимаясь промышленным альпинизмом.

Прикладной характер альпинизма требовал массовости. Сегодняшние альпинистские базы — далеко не те альплагеря, с которых начиналась спортивная биография моего поколения. Благодаря профсоюзам альпинизм в середине прошлого века стал популярным и массовым видом спорта. Любой студент мог без проблем провести часть каникул в альпинистском лагере. Месячной стипендии вполне хватало на целую смену. Иностранцы, приезжавшие к нам, посмеивались, глядя на непрезентабельные штормовки и устрашающих размеров рюкзаки цвета хаки. Но услышав, что 20 дней пребывания в горах на всем готовом, от питания, жилья, транспортного обслуживания до занятий и восхождений под руководством опытных инструкторов стоит около $17, завистливо ахали. У них только сутки пребывания в горном отеле стоили больше, чем у нас вся лагерная смена. Вот и получилось, что мы полжизни провели в коммунизме и не заметили этого.

На Западе, повторю, восхождения всегда были спортом элиты. Как, впрочем, и у нас, в горы тоже ходили самые богатые. Но не в смысле денег. В смысле интеллекта — ни в одном виде спорта не было столько академиков, докторов и кандидатов наук, людей умственного труда.

У нас альпинизм был профсоюзным, то есть общедоступным, те деньги, которых стоит наш вид спорта, платили профсоюзные спортивные общества. Сейчас, когда все стало частным, выезды в горы — очень дорогое удовольствие. Позволить себе роскошь побывать в горах может гораздо меньше людей, чем в советские времена. Надо искать варианты, как готовить альпинистов. Взять все полезное, рациональное и из советского альпинизма, и из западного. Времена изменились, и у нас в Украине, и в России все равно есть программы подготовки, еще работают специалисты, которые тогда были обучены, причем очень неплохо. Стараемся готовить по тем методикам и программам, которые были запущены нашими предшественниками, проверены временем. Например, работают школы начинающих альпинистов — в секциях вузов, альпинистских клубах. В каких-то городах более активно, в каких-то — менее. Повторю, пока среди действующих восходителей немало тех, кто прошел школу еще советской подготовки. И вот главное сейчас — не потерять эти методики, традиции, тогда и уровень будет, и восхождения. Важно передать все это молодым. А передавать есть кому. Нужны только деньги для организации экспедиций, поездок в горы. Но в Украине слишком часты выборы, спонсоры ставят на политиков и краткосрочный успех. Им не до альпинистов с их флагами на вершинах.

То, что мы, старшее поколение, умеем и можем, должно стать собственным опытом преемников. А он нарабатывается годами, восхождениями. От человека к человеку — как в балете. Ты не расскажешь, не запишешь полностью секрет движения. Можно только показать. Слава Богу, есть кино. Но все равно главное передается от человека к человеку. В этом преемственность культуры — альпинистской в том числе. Нюансы невозможно сформулировать. Их можно только прочувствовать в процессе общения, сотворчества. Так создается и утверждается школа. В науке ли, искусстве, спорте — не суть важно. Алгоритм всюду тот же. Если есть школа, она будет и будет «плодоносить» яркими личностями, выдающимися свершениями. Есть в Харькове сильнейшая школа физиков. Есть прославленная школа волейбола. Харьковскую школу альпинизма тоже нельзя потерять.

Если продолжить сравнение между отечественным и западным альпинизмом, то очень важное отличие состояло еще и в том, что у нас это был коллективный вид спорта, у них — свободный. Хочешь в одиночку ходить — ходи, хочешь в двойке, в команде — твои личные дела. У нас существовали четкие, жесткие, обязательные для всех правила. В какой-то мере это было оправданно — уменьшало риск несчастных случаев (при такой системе их меньше). С другой стороны, одиночные восхождения правилами просто запрещались. Сейчас и у нас свобода — можешь ходить в одиночку, сколько душе угодно. Хотя в правилах соревнований к участию допускаются команды составом не меньше двойки. Одиночки не участвуют. Но совершать восхождения соло не возбраняется — заявись, что идешь на такую-то гору, и вперед.

Альпинизм сегодня — спорт если не миллионеров, то людей не бедных. Впрочем, он всегда таковым и был, с самого рождения в 1786 году. Во всем мире, кроме СССР. Сегодня и у нас альпинизм — спорт избранных. При такой стоимости пребывания в горах, стоимости снаряжения — это элитарный вид, доступный немногим. Как конный спорт, парусный, гольф, теннис. Там без финансов тоже нечего делать. Когда начались первые восхождения, путешествия в горах рассматривались как «вредное чудачество». Одно дело, когда люди живут в горах и взбираются на кручи для выживания, скот гонять, сено косить и т. д. А вот если ради удовольствия — «с жиру бесятся»- Потом отношение к восхождениям как к чудачеству изменилось. Люди стали подниматься на горы. Восхищаться их красотой. Пушкин, Лермонтов, Толстой — каждого из них встреча с Кавказом потрясла, вызвала настоящий взрыв творческой энергии. Но то — гении. Прелесть гор в том, что они любого настраивают на особый, прекрасный лад. Потому что, как сказал великий Фритьоф Нансен: «В жизни человека необходима романтика. Именно она придает человеку божественные силы для путешествия по ту сторону обыденности. Это могучая пружина в человеческой душе, толкающая его на великие свершения». А горы, восхождения — это романтика самой высокой пробы.

Кроме того, в горах с тебя шелуха слетает. Отпадает все лишнее. И прежде всего — текучка. То, что налипает на душу, как на кожу — пыль и грязь. В нашем обычном мире так много суетного: от телевизионного «мыла» и транспортных пробок до перманентных политических катаклизмов. И вдруг ты попадаешь в среду, которая резко меняет масштабы. То, что дома представлялось важным, оказывается мелким и незначительным. Суета опадает с тебя, как листья с дерева. И остается главное — ствол, ветки, корни. Суть. И прежде всего — твоя собственная. В таких условиях, комфортных для человека изначально, ты очищаешься. И хочешь оказаться по ту сторону обыденности снова и снова. В 2008 году на Эверест взошел 76-летний альпинист. А рекордсменом по количеству восхождений на высотный полюс пока остается Апа Шерпа, с которым имел честь встречаться в Непале, — двадцать одно восхождение! Я поднимался на Джомолунгму только трижды, последний раз — в 58 лет. Есть на кого равняться. Хотелось бы и на К-2, вторую по высоте вершину мира сходить. Особенно мне интересен вариант со стороны Китая, по гребню. На Манаслу. Дхаулагири — восьмитысячники, на которых не был. Мечтаю о Килиманджаро. Гора несложная, но находится в Африке, а я там еще не был.

Вспомнился давний случай. 1975 год. США. С американским коллегой Алексом Бертулисом идем по Сиэтлу. Навстречу — панк. Черные губы, черные кожаные штаны в обтяжку, на голове «ирокез», на башмаках платформы, как копыта. «Алекс, смотри!» Думаю, встреть мы инопланетянина, он не смог бы поразить мое воображение больше. Провожая парня взглядом, Алекс сочувственно улыбается: «Понимаешь, Сергей, у нас с тобой есть альпинизм, а у него — только это»…

Как хорошо, что есть на Земле горы!