Южный Урал, № 12

Александр Шмаков О РАДИЩЕВСКИХ ТРАДИЦИЯХ В УКРАИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Газетная информация сообщала, что в Винницкой областной библиотеке имени Тимирязева обнаружен редкий рукописный экземпляр «Путешествия из Петербурга в Москву», переписанный, как установлено литературоведами, 150 лет назад.

Каким путем попал на Украину этот список с революционной книги Александра Радищева, изданной им в домашней типографии в Санкт-Петербурге в 1790 году? Чьей рукой он переписан? Кто читал его?

Информационная заметка не дает ответа на все эти естественно возникающие вопросы и не может их дать. Видимо, трудно сейчас и литературоведам установить принадлежность этого списка какому-то определенному лицу.

Значение факта, о котором сообщает газета, в сопоставлении с другими, значительно шире и глубже, чем кажется на первый взгляд. В самом деле, в Одесской научной библиотеке имени Горького также хранится рукописный экземпляр «Путешествия», датированный 1790 годом, годом выпуска этого сочинения самим А. Радищевым; другой экземпляр «Путешествия», имеющийся в библиотеке, представляет книгу, изданную в 1876 году в Лейпциге.

Собрание оставшихся сочинений покойного А. Н. Радищева в шести частях (1807—1811 гг.) можно найти в Харьковской центральной научной библиотеке. Редкие издания «Путешествия» и других произведений писателя-революционера хранятся на полках многих книжных хранилищ крупнейших культурных центров Украины.

Отдельные же экземпляры с первого издания этого бессмертного произведения, собственноручно отпечатанные Радищевым, потеряны. Так, об одной из таких радищевских книг известно, что в шестидесятые годы прошлого века она попала в руки киевского букиниста Г. Федорова. Букинисту «Путешествие» Радищева было продано потомками Т. Трошинского — министра юстиции при Александре I, которое хранилось в его библиотеке в киевском имении Кагарлыке.

Дальнейшая судьба этого экземпляра «Путешествия» неизвестна, но надо думать, что, попав на книжный рынок в годы, когда передовая общественная мысль была всецело поглощена разоблачением показной стороны царской реформы о раскрепощении крестьян, книга Радищева сыграла свое революционизирующее и пропагандистское значение.

Как списки с «Путешествия», так и изданные книги Радищева, сохранившиеся в библиотеках Украины, говорят о том, что произведения писателя-революционера, остро поднимавшего вопросы борьбы с крепостничеством и царским самодержавием в конце XVIII столетия, были одинаково близки не только русским, но и украинцам. Передовые представители украинского народа, как и лучшие сыны России, несмотря на царский запрет, переписывали радищевскую книгу и распространяли ее, воспитывали на ее революционно-освободительных идеях активных борцов с помещичьим произволом и самодержавной властью.

Большинство этих тайных распространителей, разделявших революционные взгляды Радищева, изложенные в его «Путешествии», остались неизвестными. Лишь имена немногих дошли до нас. К ним, прежде всего, следует отнести Василия Пассека, у которого при аресте в Кременчуге, в 1794 году, нашли два списка «Путешествия из Петербурга в Москву» и стихи, направленные против самодержавия и крепостничества.

На следствии, которое вела тайная экспедиция — екатерининская охранка, Пассек показал:

Л. Светлов, изучивший следственное дело В. Пассека, установил, что он, во время войны с Турцией, служил в штабе Потемкина — главнокомандующего русскими войсками. Потемкину, как известно, экземпляр книги Радищева был выслан Екатериной II Исследователю удалось установить, что с этой книги и были сделаны списки как самим Пассеком, так и по его поручению столоначальником Могилевской казенной палаты П. Симоновичем.

Но В. Пассек не только переписывал произведения Радищева, а и сам являлся автором вольнолюбивых стихотворений, написанных под благотворным влиянием радищевской оды «Вольность». В своих стихах, являвшихся ярким образцом подпольной поэзии XVIII века, Пассек призывал народ к вольности и истреблению царской власти. Его стихи, бесспорно, распространялись, прежде всего, на Украине. В. Пассека сначала выслали в отдаленный город, позднее сослали в Сибирь.

Другой исследователь — литературовед В. Орлов установил, что следы влияния книги Радищева как по форме, стилю, так и по существу несет на себе рукописное сочинение Семена Олейничука «Исторический рассказ приходских или коренных жителей Малороссии Заднепровской… про свое житье-бытье».

Участь этого «правдоискателя», вольноотпущенного из крепостных крестьян Подольской губернии, очень сходна с судьбой В. Пассека. В 1849 году Олейничук был схвачен полицией и без суда заточен в Шлиссельбургскую крепость. «При всей незрелости, противоречивости и зачастую наивности политической мысли Олейничука, — пишет В. Орлов, — страстностью своего протеста против рабства он напоминает Радищева».

В. Пассек и С. Олейничук — не исключение. Назовем еще имя известного писателя Василия Капниста — уроженца Украины, учившегося, а затем и служившего в Петербурге. 3 мая 1783 года Екатерина II подписала указ, по которому крестьяне Киевского, Черниговского и Новгород-Северского наместничества объявлялись крепостными людьми тех помещиков, на чьих землях их застал новый закон. Это означало закрепощение украинского крестьянства. Капнист в знак протеста против изданного царицей указа бросил службу, возвратился в свое родное село Обуховку и написал «Оду на рабство». В своей оде поэт страстно выразил вольнолюбивые настроения начала 80-х годов. Его произведение может быть поставлено в один ряд с тираноборческими трагедиями Княжнина и одой «Вольность» Радищева.

Революционные идеи Радищева оказали огромное влияние на формирование не только русского литературного процесса и общественного движения, но и на развитие передовой литературы и общественной мысли украинского народа. Таким образом, русская демократическая культура оказалась сродни украинской демократической культуре.

В 1821 году на Украине возникло «Южное общество» декабристов, главным организатором и руководителем которого был Павел Иванович Пестель — автор знаменитого конституционного проекта будущей революционной России, озаглавленного «Русская правда». «Русская правда» — это своеобразный наказ временному правлению, которое, по мысли декабристов, должно было управлять страной в первое десятилетие после свержения монархии. По существу своему «Русская правда» продолжала славные традиции передовой общественной мысли в России, зачатые Радищевым.

Кроме «Южного общества» на Украине действовало «Общество соединенных славян», выдвинувшее идею освобождения всех славянских народов от произвола самовластия. В результате деятельности декабристских организаций восстал Черниговский полк. Восстание это нашло отклик и поддержку среди украинского населения, особенно у крепостного крестьянства.

Так прокладывали себе дорогу революционно-освободительные идеи Радищева, которые несли в народ лучшие сыны России и Украины.

Глубоко раскрывая эту сторону революционной дружбы русского и украинского народов в их совместной борьбе против самодержавно-крепостнического строя, Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза в своих исторических «Тезисах о 300-летии воссоединения Украины с Россией», подчеркивал:

Так радищевская эстафета из рук декабристов перешла к революционным демократам, которые понесли ее дальше. Белинский писал:

Говоря о том, что отныне перед Украиной открывается огромная будущность, Белинский признавал великие заслуги Богдана Хмельницкого в деле воссоединения Украины с Россией и считал, что «Богдан Хмельницкий был герой и великий человек в полном смысле этого слова».

К этому времени на Украине уже широко развернулась деятельность гениального украинского поэта Тараса Шевченко, все творчество которого несет на себе следы влияния русской революционной мысли и передовой русской культуры.

Т. Шевченко — самый яркий выразитель славных традиций борьбы украинского крестьянства против крепостного права. И, несмотря на то, что Т. Шевченко не говорит о Радищеве и пока в руках советских исследователей нет документов, подтверждающих его знакомство с произведениями русского писателя-революционера, можно смело утверждать: украинский поэт испытал на себе революционное влияние Радищева, поднял и пронес дальше в украинской литературе его антикрепостнические традиции и горячую любовь к угнетенному народу.

Радищев, под чьим мощным воздействием развивалась русская литература XIX столетия, не мог не оказать своего революционизирующего влияния на передовых представителей украинской литературы.

Революционным духом Радищева веет от всех стихов Т. Шевченко, зовущих на борьбу против царизма, против русских, украинских и польских панов и помещиков. Стихи поэта пронизаны ненавистью к поработителям народа, верой в его силы и способности освободиться от гнета и произвола. Этот же революционный дух Радищева скрепил братскую дружбу Шевченко с лучшими сынами русского народа — Чернышевским, Добролюбовым и Некрасовым.

Радищевские традиции можно проследить на творчестве и других писателей и деятелей украинской культуры. Степень их близости к Радищеву может быть разная, но все они испытали его влияние, все они близко стояли к тем революционно-освободительным традициям, которые в русской литературе и общественной мысли в XVIII веке заложил выдающийся писатель-революционер и оригинальный мыслитель.

Это можно с успехом проследить на творчестве украинских писателей И. Котляревского, П. Гулака-Артемовского, Г. Квитки-Основьяненко, И. Франко, П. Грабовского, М. Коцюбинского, Леси Украинки и других.

Достаточно вспомнить слова И. Франко:

В 1953 году на украинском языке появилась интересная работа Д. Острянина «Мировоззрение А. Н. Радищева». Автор ее протягивает живые нити от Радищева к виднейшим украинским литераторам и ученым, снискавшим себе, широкую известность не только в России, но и далеко за ее рубежами. В частности, он называет И. Котляревского, который активно пропагандировал на Украине материалистические и просветительные идеи Радищева.

И. Котляревский — современник Радищева, был одним из участников «Вольного общества любителей словесности, науки и искусства». И хотя он, как и другие члены этого «Вольного общества», не поднялся до уровня революционных взглядов Радищева, критика Котляревским помещиков, царских чиновников, его любовь к народу имели значительное влияние на развитие революционно-демократической мысли на Украине в середине и во второй половине XIX века. Д. Острянин устанавливает также плодотворное влияние революционных традиций Радищева на творчество Т. Шевченко, И. Франко, М. Коцюбинского и Леси Украинки.

Говоря о радищевских материалистических традициях в развитии национальной науки, Д. Острянин называет уроженца Украины — воспитанника Петербургского сухопутного госпиталя М. Тереховского. Автор книги правильно утверждает, что М. Тереховский, позднее виднейший русский ученый, горячо пропагандировал в науке материалистические идеи М. Ломоносова и А. Радищева.

Другим смелым борцом за материалистические и демократические взгляды Ломоносова и Радищева, по мнению автора, являлся А. Шумлянский — основоположник отечественной гистологии и выдающийся гистолог мира.

Все это в книге Д. Острянина представляет большой интерес и имеет важное значение для установления конкретных идейных связей Радищева с представителями украинской культуры. Лишь одно утверждение автора нам кажется недоказанным и спорным. Д. Острянин пытается установить влияние на Радищева его современника — выдающегося украинского философа и гуманиста, демократа и просветителя Гр. Сковороды.

Прежде всего, Д. Острянин свое утверждение не подкрепляет фактами и серьезными доводами. Действительно Гр. Сковорода, выражавший протест крестьянских масс против крепостничества, горячо отстаивавший единство Украины с Россией, был ярким представителем в истории развития украинской общественной мысли. Гр. Сковорода, как и Радищев, видел социальную несправедливость, рабское положение крепостного крестьянства и бесчеловечное угнетение его феодалами-помещиками. Он горячо ратовал за социальное освобождение украинского народа.

Все это так. Но Гр. Сковорода в своих обобщениях не дошел до революционных выводов Радищева. Это — прежде всего. Кроме того, нельзя забывать об ограниченном распространении произведений Сковороды на Украине, не говоря уже в целом о России. В разнообразнейшем творческом наследии Радищева, тщательно изучаемом советскими литературоведами и историками, пока еще не найдено документов, указывающих хотя бы на знакомство русского писателя-революционера с произведениями Сковороды.

Впервые на русский язык философский трактат Гр. Сковороды «Наркиз, или познай себя» был переведен и издан М. И. Антоновским в 1798 году в книге под названием «Библиотека духовная». Значит, Радищев мог познакомиться с этим произведением украинского философа лишь после возвращения из сибирской ссылки, но отнюдь не раньше. Можно предположить, что о Гр. Сковороде он слышал в годы работы над «Путешествием», ибо просветительная деятельность украинского мыслителя-демократа б этот период была уже известна в высших кругах Петербурга.

По словам Ф. Глинки, о Гр. Сковороде знала Екатерина II, дивилась его жизни, уважала его славу и «однажды через Потемкина послала ему приглашение из Украины переселиться в столицу». Видимо, планы русской императрицы были таковы, чтобы приблизить к себе вольнолюбивого просветителя, который мог быть опасен ей своей деятельностью среди украинского крепостного крестьянства. Посланный гонец от Потемкина привез ответ украинского философа, что он не желает покидать своей родины, что для него свирель «дороже царского венца».

Примечательно другое — публикация произведения Гр. Сковороды сделана тем самым М. Антоновским, который состоял членом «Общества друзей словесных наук», где находился и А. Радищев, сотрудничал в журнале «Беседующий гражданин», в котором была напечатана и радищевская «Беседа о том, что есть сын отечества». Только в этом следует усматривать точки соприкосновения творчества Гр. Сковороды и А. Радищева, как бы идейную перекличку этих достойных сынов Украины и России.

Думается, вернее было бы подчеркнуть другую мысль, что российская действительность, угнетение народов царским самодержавием породили и не могли не породить на Украине своего яркого мыслителя-антикрепостника, каким собственно и был Гр. Сковорода.

Ведь известны факты, когда одновременно с радищевской книгой «Путешествие из Петербурга в Москву» рождались полные антикрепостнических и вольнолюбивых помыслов сочинения многих путешествующих писателей, незнакомых с творчеством Радищева и не находившихся под непосредственным впечатлением его книги.

К числу таких примеров можно отнести появление «Путешествия критики» С. фон Ф., автором которого, как теперь установлено, был учитель Владимирской гимназии Савелий Карлович фон Ферельтц.

До Великой Октябрьской социалистической революции произведения А. Радищева не могли быть достоянием широкого круга читателей. Народное признание великий русский писатель-революционер получил лишь в годы советской власти. «Путешествие из Петербурга в Москву» было переведено на украинский язык и издано в Киеве под редакцией М. Рыльского. Отдельным изданием на украинском языке появилась ода «Вольность» в переводе Н. Терещенко. Наряду с произведениями самого Радищева было издано на украинском языке много работ о нем историков и литературоведов Украины.

Так стал ныне близок и дорог украинскому народу первый русский глашатай революционно-освободительных идей, один из великанов русской литературы, которых, по искреннему заявлению И. Франко, горячо любят и чтят на Украине, потому что чувствуют себя «солидарными с лучшими сыновьями русского народа».

Александр Шмаков НЕИЗВЕСТНЫЕ СЛУЖЕБНЫЕ БУМАГИ А. Н. РАДИЩЕВА

В Челябинском государственном архиве обнаружены неизвестные служебные бумаги. А. Н. Радищева. Эти бумаги составляют деловую переписку коммерц-коллегии с Троицкой пограничной таможней.

Обнаружено 22 документа, подписанных великим русским писателем-революционером в годы его службы в коммерц-коллегии. Первый из документов датирован 23 ноября 1778 года, последний — 10 марта 1780 года. Один из документов собственноручно составлен Радищевым.

В письме от 10 июня 1780 года за подписью члена коммерц-коллегии Алексея Астафьева, сообщается, что указом правительствующего сената от 26 апреля велено на место коллежского асессора А. Радищева заступить надворному советнику Егору Бухольцу. Таким образом, устанавливается совершенно точно, что определение Радищева «в помощь г. Далю к таможенным делам» в Санкт-Петербургскую таможню произошло не в мае, как утверждалось до сих пор, а 26 апреля.

Неизвестные бумаги представляют большую историко-биографическую ценность. Они позволяют полнее выяснить служебную деятельность А. Радищева после подавления восстания Пугачева. Эти бумаги помогают восстановить перечень вопросов, которыми занимался Радищев в эти годы, дают представление об его окружении. По ним можно судить об отношениях некоторых служащих коммерц-коллегии к писателю-революционеру.

Троицкая пограничная таможня ведала в тот период торговлей с Ташкентом и Бухарией. Переписка А. Н. Радищева с таможней позволяет утверждать, что писатель-революционер был знаком с характером этой торговли в подробностях до того, как им, в сибирской ссылке было написано «Описание Тобольского наместничества». Известно, что в этом «Описании» обстоятельно излагается характер торговли со среднеазиатскими государствами и дается верная экономическая и политическая оценка ее состояния. Знакомство с торговлей на сибирской линии через пограничные таможни и, в частности, через Троицкую, позволило А. Радищеву глубже проследить историю экономических связей России со Средней Азией и с Китаем. Достаточно вспомнить «Письмо о китайском торге», написанное в сибирской ссылке.

Какие же официальные правительственные документы проходили через руки Радищева в этот период и каков их характер?

К препроводительному письму от 17 мая 1779 года приложен указ сената от 30 апреля об учреждении ассигнационных банков и заведений банковых контор «для удовольствия частных людей медною монетою за представляемые ими ассигнации в Иркутской губернии» и, в частности, об учреждении в Иркутске банковой конторы. Этот вопрос вновь заинтересует Радищева в годы сибирской ссылки. О торговых банках и конторах он заговорит в письмах к своему другу-покровителю, президенту коммерц-коллегии А. Р. Воронцову, в «Описании Тобольского наместничества» и «Письме о китайском торге», доказывая необходимость их учреждения в Барнауле и других сибирских городах.

В письме от 27 мая 1779 года говорится о возвращении в Россию беглых из войск нижних чинов людей, крестьян и обывателей, а также «принадлежащих к бывшему запорожскому воинству и малороссийских посполитых людей». В других письмах пересказываются документы о наборе рекрутов, распространении хлебного торга с соседними государствами, взимании пошлин, об обязанностях консулов в разных провинциях России и другие.

Все эти вопросы стояли в центре внимания Радищева — мыслителя и политика, экономиста и историка, нашли широкое освещение в его художественных и публицистических произведениях. Заметим, что служебные бумаги, подписанные А. Радищевым по этим вопросам, наиболее полно пересказывают официальные документы, в то время как другие, касающиеся малозначительных указов, являются очень краткими и немногословными препроводительными письмами.

Находка позволяет установить, что служебные бумаги отсылались из Санкт-Петербурга непосредственно в Троицкую пограничную таможню, минуя канцелярию Оренбургского генерал-губернаторства. Кроме Радищева многие бумаги подписаны другими членами коммерц-коллегии — Христианом Фербером и Алексеем Астафьевым. Все документы, как правило, заверены секретарем, подпись которого разобрать не удалось, а составлены канцеляристами — Николаем и Петром Ильинскими, Иваном Долинским, Петром Степановым, Петром Сергеевым, Ильей Медведевым и Петром Поповым, с которыми, надо думать, часто соприкасался А. Радищев.

Важно отметить Николая Ильинского. С ним А. Радищеву позднее пришлось работать в законодательной комиссии в последний год своей жизни. Н. Ильинский об этом периоде оставил «Записки». В них дается высокая оценка поведения Радищева в законодательной комиссии. Ильинский говорит, что Радищев попрежнему был человеком вольных мыслей и на все взирал с критикой, основываясь на философии свободолюбия. Рассказывая подробности трагической кончины А. Радищева, Ильинский заключает:

Известный интерес представляет и личность Ивана Долинского. Радищев мог познакомиться с ним вскоре после возвращения в Россию, войдя в круг Собрания переводчиков и «Общества, старающегося о напечатании книг». Собрание переводчиков насчитывало в то время свыше 110 литературных работников, включая сюда и близкого друга Радищева — А. Кутузова, которому посвящено «Путешествие из Петербурга в Москву».

Из видных литераторов к «Обществу» принадлежали И. Дмитриевский, Я. Княжнин, М. Херасков, И. Богаевский, в том числе и И. Г. Долинский.

Радищев, будучи членом этого «Общества», как известно, еще в 1773 году выпустил «Размышление о греческой истории» Мабли, сделав к переводу примечания. В одном из примечаний сказано, что «самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние». В этом же году в переводе И. Долинского с немецкого языка «Общество» издало книгу «О народах, издревле в России обитавших». Обе книги были выпущены создателем «Общества» Николаем Новиковым, являющимся собирателем литературных сил передовой молодежи России.

Особняком стоит еще один канцелярист — Петр Попов. Подпись его так же встречается на бумагах, присланных из коммерц-коллегии. Когда Радищев, арестованный за издание своей революционной книги, сидел в Петропавловской крепости, Петр Попов, будучи уже секретарем Палаты уголовного суда, подписывал своему сослуживцу по коммерц-коллегии смертный приговор.

Собственноручных строк автора «Путешествия из Петербурга в Москву» сохранилось немного. Находка в Челябинском архиве документов, подписанных великим писателем-революционером, исключительно ценна тем, что пополняет небольшую коллекцию автографов А. Н. Радищева, имеющихся в хранилищах СССР и известных советским радищеведам.

Александр Синельников НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ РУКОПИСИ Д. Н. МАМИНА-СИБИРЯКА

Богато и разнообразно творчество и документальное наследие «певца Урала» Д. Н. Мамина-Сибиряка. Однако многие материалы писателя после его смерти оставались в частных коллекциях и в сейфах музеев. Двенадцать лет назад, в Москве был создан Центральный государственный литературный архив — единственное в своем роде богатейшее хранилище реликвий нашей отечественной и мировой культуры: рукописей, писем, книг с автографами, рисунков, фотографий. Тогда же было положено и начало собиранию документальных материалов Д. Н. Мамина-Сибиряка. Ныне тщательно изучаемые литературоведами и описанные, в частности, старшим научным сотрудником архива И. Станкевич, они стали доступными писателям, ученым, студенческой молодежи.

Наследие Д. Н. Мамина-Сибиряка сберегается в различных государственных хранилищах Советского Союза. Наиболее значительным является собрание Центрального государственного литературного архива. В особых коробках, на стеллажах, покрытых специальным составом, предохраняющим от воспламенения, бережно хранятся рукописи и письма писателя. Среди его шестидесяти рукописей — черновики и подготовленные к печати произведения: романы «Бурный поток» («На улице»), «Последний из Приваловых», очерки «Добровольные мученики», «Дорожные встречи», «Сорочья похлебка», рассказы «Грёза», «Лётные», пьеса «Золотопромышленники», повесть «Сестры», стихотворения «Разрыв-трава», «Праздник коронации в Екатеринбурге» и другие. Часть из них не опубликована.

«Певец Урала» был в глазах либерально-буржуазных критиков не больше, чем «писатель для провинции». Но сказать о Д. Н. Мамине-Сибиряке, что круг проблем, поднятый в его произведениях, ограничивается отрогами Уральского хребта, что его мир — это только мир рудознатцев и золотопромышленников, значит сказать о нем мало или, вернее, заведомо исказить и обеднить его творчество.

Эту документальность в творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка высоко ценил В. И. Ленин, ссылавшийся на многие произведения писателя в примечаниях к своему гениальному труду «Развитие капитализма в России»[2]. Это обращение В. И. Ленина к Д. Н. Мамину-Сибиряку — лучшая характеристика творчества писателя.

Неопубликованные произведения, хранящиеся в Литературном архиве, охватывают несколько тем в творчестве писателя.

В неопубликованной повести «Сестры» Д. Н. Мамин-Сибиряк показывает крупный уральский завод со всеми его особенностями, с колоритными фигурами немца-управляющего и его помощников, ярко рисует рабочую массу, находящуюся в рабской кабале у хозяев. Жизнь рабочих на этом заводе беспросветно тяжела. Даже самый выносливый рабочий не может проработать более пятнадцати лет в условиях дикой эксплоатации, царящей здесь.

Единственный представитель интеллигенции в этой повести — бывший студент Мухоедов, идеалист и неудачник. Он все более опускается и его, в конце концов, засасывает окружающий быт.

Интересен образ рабочего Гаврилы Степановича. Он полон энергии, желания добиться улучшения быта тружеников, мечтает об организации рабочих. Но такие люди не нужны заводским хищникам. Гаврилу Степановича убивают.

Картины хозяйского разгула, подневольного существования рабочей массы даны с такой обличительной силой, что повесть, конечно, не могла быть напечатана при жизни писателя из-за цензурных условий и так и осталась в рукописи.

Рукописи Д. Н. Мамина-Сибиряка, хранящиеся в Центральном государственном литературном архиве, раскрывают перед нами и вторую тему его творчества, менее известную, чем первая. Это — бурсацко-семинаристская жизнь. Произведения этой темь заключают в себе ряд фактов и впечатлений из биографий писателя. Как известно Д. Н. Мамин-Сибиряк в 1864—1868 годах учился в Екатеринбургском духовном училище, в 1868—1871 годах — в Пермской духовной семинарии, Эти годы навсегда оставили тяжелый след в памяти писателя.

Мы не раз встречаемся с описанием этих лет на страницах сочинений писателя, в частности в рассказе «Мученики науки» (первоначальное заглавие «Сорочья похлебка»). Рисуя провинциальную бурсу 60-х годов, Д. Н. Мамин-Сибиряк с необычайной остротой и беспощадной резкостью обличает всю систему семинаристского обучения. Рассказывая историю новичка Фунтика, заподозренного бурсой в ябедничестве, писатель рисует ужасающую картину бурсацкой жизни: жестокие игры, переходящие в избиение слабых, бессмысленные зубрежки, издевательства педагогов, беспросветную скуку.

Бурса имела, по словам писателя, свои «железные законы», их жертвой и пал Фунтик.

Сцена убийства Фунтика, да и весь рассказ — жестокий приговор системе образования в царской России. Д. Н. Мамин-Сибиряк, уверенный в необходимости знаний для народа, был горячим поборником всеобщего образования в России. В своих письмах к родственникам он неоднократно высказывал мысли о том, что в России прогресс немыслим без образования.

В письме к матери от 22 ноября 1904 года он писал:

По неопубликованным рукописям, собранным в архиве, мы имеем возможность вскрыть и третью тему творчества Д. Н. Мамина-Сибипяка. Это тема вторжения капитализма в литературно-газетный мир. В этом плане очень интересны части и главы романа «На улице», получившего в отдельном издании название «Бурный поток».

Газетно-издательская жизнь России была хорошо известна Д. Н. Мамину-Сибиряку. Полуголодная студенческая жизнь вынудила его взяться за трудное ремесло репортера. Долгие годы литературных неудач, тернистый путь начинающего писателя познакомили Д. Н. Мамина-Сибиряка с продажностью газетной прессы, грязью и затхлостью редакционных будней.

Роман «На улице» представляет большой интерес для тех, кто хочет глубже разобраться в творчестве Д. Н. Мамина-Сибиряка. Писатель много работал над этим произведением, несколько раз переделывал его, менял композицию.

Ранние варианты романа значительно отличаются от окончательной редакции.

В печатном варианте писатель перенес центр тяжести с вопросов социально-экономических на лично-психологические отношения героев. Писатель показывает представителей финансово-промышленного мира, газетчиков, публициста-экономиста и т. д. Все эти люди, стремящиеся к наживе, ведут яростную, ожесточенную борьбу за деньги, и в этой борьбе продают честь, совесть, имя, энергию, талант.

Следует особо подчеркнуть, что в ранней редакции романа упоминается имя Карла Маркса. Это весьма показательно, так как говорит об интересе Д. Н. Мамина-Сибиряка к учению К. Маркса и является первым упоминанием о марксистской теории в русской художественной литературе.

Таким образом, в упомянутых неопубликованных произведениях Д. Н. Мамин-Сибиряк выступает, как писатель с разнообразной тематикой, большой широтой охвата русской действительности, как зоркий, внимательный художник. Неопубликованные материалы показывают многотемность, демократизм и социальную заостренность его творчества, рисуют Д. Н. Мамина-Сибиряка, как писателя социальных противоречий, дают возможность поставить его имя на соответствующее место в истории русской литературы.

Советское литературоведение, изучая творчество Д. Н. Мамина-Сибиряка, стремится освободить его от неправильных оценок либерально-буржуазных критиков и показать подлинное лицо писателя. Настало время, о котором газета «Правда» в статье, посвященной памяти Д. Н. Мамина-Сибиряка, писала в 1912 году:

Не будучи революционером, часто повторяя, что он «далек от политики», Д. Н. Мамин-Сибиряк вместе с тем обладал зорким глазом художника-реалиста, его широкая кисть рисовала жизнь такой, как она есть, подмечала новое в отношениях людей и не искажала их в угоду либерально-народническим догмам. Эту честность и социальную зрелость отметил в свое время А. М. Горький, высоко ценивший творчество Д. Н. Мамина-Сибиряка.

Для изучения социальных взглядов Д. Н. Мамина-Сибиряка очень интересна его переписка, опубликованная лишь частично. Значительная часть этой переписки хранится в Литературном архиве. Письма Д. Н. Мамина-Сибиряка показывают нам писателя — беспощадного судью царской действительности.

«Наследственные государственные воры» называет он царских министров и с гневом повторяет:

Не случаен интерес Д. Н. Мамина-Сибиряка к рабочему движению. Он внимательно следил за стачками и демонстрациями в Петербурге. Немалое место в письмах Мамина-Сибиряка отведено их описанию. Он не верил в буржуазные «свободы», в своих письмах не раз повторял:

«Я лично не верю в русскую конституцию и ничего от нее не жду».

Писатель-реалист знал цену либеральным заигрываниям царя, видел всю лживость так называемых свобод. То, что скрывалось в произведениях Д. Н. Мамина-Сибиряка из-за условий жесточайшей цензуры, в его письмах к матери звучит четко и ясно. В них высказывается, в частности, отношение к Государственной думе, которая, по словам писателя, «переливает из пустого в порожнее».

Материалы, хранящиеся в Литературном архиве, показывают Д. Н. Мамина-Сибиряка писателем-патриотом, тесно связанным с А. М. Горьким и В. Г. Короленко, страстно выступавшим против жестокостей царского режима.

О чем бы ни писал Мамин-Сибиряк, он всегда оставался страстным и правдивым художником. Не узким «областником», а большим честным русским писателем, высоко оцененным В. И. Лениным и М. Горьким, предстает Д. Н. Мамин-Сибиряк перед советским читателем.

Александр Саранцев, кандидат филологических наук. ЗАМЕТКИ О СЮЖЕТЕ И ХАРАКТЕРЕ

Подготовка ко Второму Всесоюзному съезду советских писателей заметно активизировала литературную жизнь в Челябинской области. Вышли из печати альманах «Южный Урал», сборник стихов Л. Татьяничевой «Вишневый сад», первая часть романа А. Глебова «В предгорьях Урала», книга Б. Рябинина «Твои верные друзья», сборник стихотворений В. Щербакова «Тайгинка» и другие.

Подготовлены к изданию новые произведения челябинских авторов. Газеты «Челябинский рабочий» и «Сталинская смена» стали чаще публиковать литературно-критические материалы, очерки, рассказы. Повысился интерес общественности и читателей к советской литературе, к произведениям челябинских писателей.

Писатели Челябинской области добились некоторых достижений, смелее стали подходить к изображению жизненных конфликтов, настойчивее работают над повышением художественного мастерства. Не случайно читатели с удовлетворением говорят о сложившемся и работающем отряде литераторов на Южном Урале.

Это все верно. Но верно также и то, что в творчестве челябинских писателей есть крупные недостатки, что некоторые произведения не удовлетворяют читателей, вызывают чувство огорчения и досады. Есть серьезные промахи и в талантливых книгах.

Челябинские писатели по существу еще не взялись за показ современной жизни рабочих и колхозного крестьянства Урала. Мало и плохо поднимают писатели области проблемы культуры и быта, проблемы борьбы с пережитками капитализма в сознании людей.

Вдумываясь в недостатки произведений, особенно прозаических, приходишь к выводу: недостатки повторяются, становятся типичными для многих писателей.

Хотелось бы остановиться в этой статье на вопросах воплощения характера, типа в сюжете литературного произведения.

Вышла из печати первая книга нового романа Н. Глебова «В предгорьях Урала». Жизнь и быт купечества изображены в романе ярко, правдиво, нередко сильно и впечатляюще, а характеры таких богатеев, как Никита Фирсов, Вершинин, Толстопятов — бесспорная удача автора. Вот, к примеру, одна из сцен романа, в которой рельефно и свежо выявляются характеры Фирсова и Вершинина:

Чем, какими качествами и достоинствами захватывает читателя эта сцена?

В правде жизни, в реалистическом выявлении характеров, художественных типов. Перед читателями предстает кулак-кержак Вершинин — носитель и охранитель диких, необузданных нравов, человек, сильный своим богатством и закостеневшей моралью хищника, плетью и иконой поддерживающий власть денежного мешка.

В этой же сцене Н. Глебов живописует характер поднимающегося на ноги нового хищника Никиты Фирсова, цепкого и хитрого, в будущем — настоящего изверга, беспощадного угнетателя. Сначала тайком от родителей женитьба на Василисе с расчетом на богатое приданое тестя-кулака. Когда этого не случилось — Никита зло попрекает работящую и любящую его молодую жену. И читатель понимает, что источник этих попреков — не расхождения в вере. Никита Фирсов верит не в икону, а в рубль, в капитал, которым так богат тесть, пусть и кержак.

Никита Фирсов ползет по выложенному камнем двору не из-за любви к Вершинину, как его жена и дочь Вершинина — Василиса. Хитрые глаза опущены в землю, но Фирсов успевает оглядеть вершининские амбары и навесы. Лживая преданность плутоватых глаз. «Простите, тятенька», — говорит он вслух, а думает иное: «Хорошо живет старый чорт, не пополз бы, да, может, благословит что-нибудь на приданое». И Вершинин-хищник отлично понимает Фирсова-хищника. Никита Фирсов «преданно» уверяет: «Богоданный тятенька! В жисть не забуду вашей милости», а Вершинин справедливо отвечает: «Ладно, ладно, не мети хвостом».

Характеры Вершинина и Фирсова в этой сцене даны сильно и глубоко. Характеры Василисы и ее матери здесь также проявляются в типических обстоятельствах. Образы покорной и искренне кающейся Василисы, забитой, но строго охраняющей нравы кулацко-кержацкой семьи матери Василисы раскрывают мрачные глубины дореволюционной жизни, показывают бесправное положение женщины в семье. В приведенной сцене показана историческая действительность, как почва и условия проявления характеров.

Вот еще один отрывок из романа «В предгорьях Урала», где писатель живописует характер Дорофея Толстопятова. Кратко, но метко и впечатляюще описана автором обстановка жизни Толстопятова. Заимка Толстопятова «обнесена высоким частоколом с массивными воротами, она напоминала скорее пересыльную тюрьму, чем жилье». «Большой крестовый дом, сложенный из толстых бревен, заслонял деревья, а молельня спряталась «в зелени старых берез». Толстопятовские работники живут в «ветхих избушках», «за оградой на опушке леса». И сразу видно: ограда — это рубеж, разделяющий два непримиримо враждебных мира; тот, кто живет в ограде, выматывает жилы из тех, кто живет за оградой, беззастенчиво гнетет их и ненавидит, боясь их проникновения в ограду. Тот же, кто живет за оградой, в ветхих избушках, со святой злобой взирает на хозяина «пересыльной тюрьмы», жаждет возмездия. Дальнейший ход повествования не обманывает читателя, а утверждает его в этой мысли.

Толстопятов рассказывает гостям о том, как ему пришлось преждевременно прирезать борова, съевшего у «поселенки» «парнишку»-ползунка. Толстопятова беспокоит не Дарья, ее судьба, не факт зверского отношения к людям. Обо всем этом он говорит подчеркнуто спокойно, как истый кулак, у которого нравственные понятия стоят не выше «нравственности» животного. Боров, съевший ребенка, и Толстопятов, вздыхающий не о ребенке и Дарье, а о заколотом не во-время борове — близкие друг другу животные, прекрасно, так сказать, дополняющие друг друга.

Форма выявления характера Толстопятова иная, чем при изображении Фирсова и Вершинина. Автор предоставляет слово герою, рассказывающему о себе. Прием самовыявления — не легкий прием, однако автор в этом случае успешно справился с осуществлением своего замысла.

Н. Глебов сумел отобрать факты действительности, воссоздать типическую атмосферу, в которой характеры, сталкиваясь друг с другом, обнаруживают себя, свою сущность. В результате создан жизненный, запоминающийся характер, мимо которого читатель не пройдет, запомнит его, выскажет свое отношение к нему.

Выписанные места из романа написаны не шаблонным и стертым языком, а реалистическим, образным, свежим. Язык героев соответствует их характерам — характеры определяют язык.

В романе немало событий острых, резко конфликтных, не менее острых, чем те, о которых говорилось выше. Вот, например, события, связанные о образом казака Степана Черноскутова. Степан вернулся из солдатчины, перешагнул порог избы и увидел: на ремне висит зыбка. Он понимает, что жена, не ожидавшая его возвращения (два года о Степане ничего не было слышно), изменила ему. Взмах шашки, и зыбка летит на пол. Ребенок плачет. Степан буйствует и в щепки рубит «подпорки старой амбарушки». А дальше? Стоило одной из героинь романа, Устинье Истоминой, подойти к Степану, «обхватить с материнской нежностью голову фронтовика, притянуть его к себе», а изменившей жене немедленно подойти с прижатым к груди ребенком, нажитым без Степана, — и Степан тут же, ни слова не говоря, смирился и «привлек к себе жену». Все сразу «наладилось», встало на свое место.

Нетрудно видеть, что автор решил острый жизненный конфликт очень легко, одним росчерком пера. На следующий день муж Устиньи, другие фронтовики и Степан вместе с ними смело, с оружием в руках отстаивают покосы соседей — донковцев от кулацкой верхушки. «В тот день, отстояв покосы, донковцы открыли собрание». Кто же выступил первым на собрании? Автор пишет:

Суток не прошло, как минули все эти события, а характер Степана проявил себя с разных сторон. Все есть в этих событиях: и измена супружескому долгу, и безудержный гнев обманутого мужа, и горючие слезы, и примирение, и борьба с оружием, и митинг, и речь Степана. Но читатель не верит писателю, отказывается воспринимать образ Степана, как образ живого, реально существующего человека. На самом деле, кто такой Степан? То ли это матерый и своенравный казак, опутанный предрассудками казачьего быта? То ли это высококультурный и политически подкованный солдат, смело разрешающий сложнейшие вопросы жизни и быта? То ли это организатор-большевик, прекрасно разбирающийся в политике большевистской партии, понимающий ее программу? А скорее всего: Степан не то, не другое, не третье. Он — следствие писательского произвола.

У Степана нет характера. Характер этот сшит из лоскутков, из поступков, прямо противоположных друг другу. Это не вина Степана, вина автора, который поставил Степана в ложное положение, увлекся остро конфликтными событиями, забыв о человеческом характере. События, казалось бы, яркие, захватывающие, а характер — бедный, антихудожественный.

Естественно поэтому, что и события тускнеют, стираются в памяти читателя, не оставляют глубокого следа в его сознании.

Изображенные события пошли в разрез с замыслом автора. Почему? Почему один и тот же автор в одном и том же произведении нарисовал и подлинно художественные образы и неудачные?

Важнейшая причина отдельных неудач Н. Глебова, как и у некоторых других челябинских писателей, кроется в неумении развернуть сюжет, в нечетком, а подчас неверном определении места характера в сюжете произведения.

Ведь нередко сюжет определяется как «развитие действия» или как система событий в художественном произведении, происходящих в определенной причинно-временной последовательности. К сожалению, такое определение, встречающееся во многих учебных пособиях, бытует — и прочно — среди части писателей и литературных критиков. Такое определение не выражает сущности сюжета. Совершенно справедливо за последнее время все громче и настойчивее раздаются голоса против подобного определения сюжета. Иные, напротив, утверждают, что главное — показать внутреннюю, психологическую жизнь героев, а внешние события могут занимать второстепенное место. Как видно, в первом определении отодвигается на последний план характер, а во втором — характер почти совершенно отделяется в художественном произведении от так называемых внешних событий. Оказалось, что характеру не нашлось подобающего ему места в художественном произведении. Между тем без правильного понимания места и роли характера в произведении неизбежны нарушения художественной правды.

Сюжет — это не просто «развитие действия» и не причинно-временная последовательность событий (фабула), а прежде всего и главным образом — сложное единство характеров, характеров развивающихся, взаимодействующих. В центре литературного произведения стоит человеческий характер, наделенный типическими чертами и индивидуальными особенностями. Не случайно М. Горький назвал художественную литературу «человековедением». Действия и события в художественном произведении потому-то и существуют, что они призваны раскрывать характер, типизируют и индивидуализируют его. Характер всесторонне проявляется в действии, в событиях, поступках. Если внешние события не способствуют раскрытию характера, то они теряют свою действенную силу, становятся ненужным привеском в произведении, оказываются лишними. Более того, внешние события, не связанные с логикой развития характера, искажают его, разрушают его как художественный тип и индивидум.

Надежным компасом для писателя является горьковское истолкование сюжета. Под сюжетом М. Горький понимал «связи, противоречия, симпатии, антипатии и вообще взаимоотношения людей — истории роста и организации характера, типа». Горьковское понимание сюжета вытекает из природы литературы как образной формы общественного сознания, из специфики литературного творчества. Специфика и сила эмоционального воздействия художественной литературы как раз и состоит в том, что она, ставя в центре своего внимания общественную жизнь, человека, отражает объективные закономерности реальной действительности в образной форме, через художественный образ, систему образов.

Создавая типические образы человеческих характеров, зарисовывая явления и события, связанные с развитием характеров, писатель изображает общее, типическое, отражает объективные закономерности жизни.

Следует подумать над вопросами сюжета и характера молодому писателю Вл. Гравишкису. Нам представляется, что его очерк «Серебряная медаль» (альманах «Южный Урал», № 11, 1954 г.) как раз страдает серьезными недостатками именно потому, что автор не смог правдиво и художественно убедительно развернуть сюжет как сложное единство развивающихся и взаимодействующих характеров, не осуществил своего хорошего замысла воссоздать образ положительного героя — рабочего.

Очерк называется «Серебряная медаль». В серебряной медали и вся соль вопроса. Она-то и вызывала треволнение и горькие раздумья, к счастью, надуманные, героя очерка Завдята Ганеева.

Судя по описанию автора, Завдят Ганеев — волевой человек, с пытливым и зрелым умом, настойчив, может справиться и справляется с многими трудными делами. Он знает каждый станок до мельчайших деталей. Он собрал и установил станок новой конструкции и очень сложного устройства.

Правильное решение Ганеева помогло цеху справиться с изготовлением правых и левых гаек. Ему же удалось собрать автоматику. А вот его портрет, конечно, свидетельствующий о силе и уме:

Читатель вправе ждать от Завдята Ганеева трезвых и зрелых поступков. Но Вл. Гравишкис поставил его в такое положение, наделил его такими мыслями и чувствами, которые не присущи характеру этого зрелого и умного, волевого и неплохо знающего жизнь человека. Более того, Завдят Ганеев герой положительный, по замыслу автора рассказа, нередко вызывает чувство недоверия.

Сила характера положительного героя проявляется преимущественно при столкновении с препятствиями, в их преодолении.

Идейно-художественная задача писателя и состоит в том, чтобы изобразить типические обстоятельства, во взаимосвязях и взаимодействии с которыми в полной мере обнаружились бы черты характера положительного героя. Каждый поступок, каждая фраза, каждое слово героя не могут не соответствовать сущности его характера, если писатель не хочет нарушить художественную правду.

В какое же положение ставит Вл. Гравишкис своего героя? Какими мыслями и чувствами наделяет его, разрабатывая основной конфликт очерка? С какими характерами и препятствиями сталкивает он Завдята Ганеева?

Вот тут-то, в основном конфликте, автор и подводит своего героя.

Завдят Ганеев получил серебряную медаль по окончании вечерней школы. Он мечтает поступить на заочное отделение Московского политехнического института, консультационный пункт которого находится в г. Златоусте. Ну, и что же? Милости просим! Требуется ли доказывать, что в нашей стране для желающих учиться двери открыты в любое учебное заведение. А опытному рабочему, да еще с серебряной медалью предоставлены все возможности и преимущества при поступлении в высшее учебное заведение. Ему нечего и некого бояться. Кстати сказать, на заочное отделение обычно и не бывает конкурса медалистов. Кто этого не знает?

Между тем Вл. Гравишкис весь конфликт рассказа строит на боязни, страхе Завдята Ганеева перед тем, что его не примут в заочный институт. Отсюда и начинаются мучительные для Завдята Ганеева, но непонятные для читателя раздумья, опасения. Иногда же читатель юмористически воспринимает эти раздумья и опасения. Вл. Гравишкис пишет:

Действительно, «страшно»! Стиснутые зубы… лоб прижатый к стеклу… Завдят Ганеев Вл. Гравишкиса впадает в страх, а читатель улыбается. Ведь нет оснований для волнений: пустой конфликт, пустые опасения. Об этом мы и узнаем через одну страницу из ответа завуча: «Поздравляю! Зачислим без экзаменов!» Теперь Завдят Ганеев «со всей остротой ощущает, какой тяжелый груз лежал у него на плечах». Теперь он спокоен. Но ненадолго. Вскоре он снова начал «нервничать», пока не пришло «долгожданное письмо». Правда, однажды еще по пути в г. Златоуст в вагоне у Завдята Ганеева появляется трезвая мысль:

И правильно — глупо: нет оснований для тяжелых переживаний. Все решилось просто, так, как это бывает в подобных обстоятельствах. Однако автор и в самом конце рассказа заставляет вздохнуть Завдята Ганеева, не имеющего никаких причин для этого: он и трудится хорошо, и учится.

Других ярких и запоминающихся характеров, во взаимосвязи и взаимодействии с которыми раскрывались бы положительные стороны характера Завдята Ганеева, мы не находим. Завуч поздравляет Ганеева, «пожимает руку и торопливо уходит». Девушка-секретарь поглядела на него с уважением. Поразительно и то, что положительный герой Ганеев, более знающий и опытный в своем деле, чем многие его товарищи, оказывается наивнее каждого из них и всех вместе взятых, не поддается никаким их разумным советам. Один из героев, секретарь цехового партийного бюро, говорит: «Я же тебе говорил — не волнуйся, примут. Вот видишь — и приняли». Другой: «Во-от! А ты-сомневался!» Однако Завдят Ганеев все сомневается и вздыхает. Образы других героев рассказа никак не способствуют выявлению положительных черт характера Завдята Ганеева, наоборот, они лишний раз напоминают о его неопределенности, рыхлости.

Но, может быть, характер положительного героя выявлен автором при других обстоятельствах, во взаимодействии с другими фактами и явлениями действительности? Нет, и этого сказать нельзя. Хотя автор и чрезмерно насытил рассказ плохо связанными с основным конфликтом описаниями завода, цеха, но они лишь бледно, невыразительно, а подчас натуралистически фиксируют обстоятельства труда Завдята Ганеева.

Все героем достигается очень легко, а описываются эти достижения еще «легче», с назойливым однообразием.

Один пример:

Как видно, «не простая» работа, с расчетами, чертежами, с новыми деталями, превращение полуавтомата в автомат потребовали целую неделю. Целую неделю! Мы, к сожалению, не знакомы с инженерным делом, но и нам, неосведомленным в автоматах читателям, кажется, что превращение полуавтомата в автомат вещь более сложная, чем это старается представить в протокольной регистрации автор. И не так уж много для этого дела недели, если принять во внимание, что Завдяту Ганееву пришлось делать и расчеты, и чертежи, и заказывать (видимо не раз еще и проверять и выверять) детали. Герой же Вл. Гравишкиса решил эту непростую задачу очень просто.

Второй пример интересен еще и с другой стороны. Он напоминает то недавнее время, когда некоторые писатели ставили читателя в тупик туманными и громоздкими рассуждениями о винторезах и коленчатых валах, о гайках, шпинделях и шестеренках Этому искусу поддался и Вл. Гравишкис.

Нужно было нарезать левые гайки, но беда: шпиндели могли вращаться только в одну сторону. И Завдят Ганеев задумался..

Думается, что молодой писатель идет по неправильному пути при изображении человеческого характера.

О творческом труде советского рабочего-новатора нельзя писать с холодным сердцем протоколиста, регистратора. Поэзия труда нашего современника, его прекрасный облик должны волновать читателя, захватывать, вселять в него гордость за чудесного советского рабочего.

Не поняв этих не новых истин, не дав яркого впечатляющего образа, писатель не может претендовать на горячее внимание читателя, непременно погрешит против социалистического реализма, против объективных закономерностей советской действительности. Пусть даже будут в рассказе или романе и гайки, и шпиндели, и «станок огромный, как трактор», и кожухи, но одного, главного не будет — живого образа, человеческого характера.

Овладеть человеческими характерами и воплотить их в художественном произведении — сложное, но и основное дело писателя. У писателей нашей области нет причин обижаться на недостаток жизненного материала: перед их глазами развертывается невиданная картина героического труда многотысячного отряда советских рабочих — челябинцев, магнитогорцев, златоустовцев и рабочих других городов. Писатели живут и дышат атмосферой созидательного труда, борьбы нового со старым, стремительного роста коммунистического сознания советского рабочего класса.

Справедливо пишут, подсказывая писателям темы и пути к созданию образов, работники Челябинского тракторного завода:

Проблема сюжета и характера — важнейшая проблема художественной литературы и литературной критики. Творческие дискуссии по этой проблеме, широкое обсуждение подготавливаемых к печати произведений в свете этой проблемы, дружеская работа всего писательского коллектива, творческое содружество с издательством — помогут челябинским писателям преодолеть многие недостатки, имеющиеся в их творчестве, с бо́льшим успехом, чем сейчас, откликаться на запросы жизни, создавать более яркие и значительные произведения.

Мария Рязанова, кандидат филологических наук. АКТИВНО ВТОРГАТЬСЯ В ЖИЗНЬ!

Второй съезд советских писателей — событие большой общественной значимости для советского народа и его литературы, для каждого писателя, для каждой литературной организации.

С чувством большой ответственности каждый писатель подводил итоги своей работы, намечал пути дальнейшего движения вперед.

Челябинская организация писателей, обсуждая новые произведения, часто поднимает вопрос о глубоком изучении писателем жизни, об умении отражать жизнь правдиво, в ее развитии, т. е. поднимает один из важнейших вопросов, определяющих метод социалистического реализма.

Справедливо выдвигая такой важный вопрос, как настоятельная необходимость овладения мастерством, молодые писатели понимают под этим часто навыки литературного письма. Между тем, вопрос об овладении мастерством, понятый правильно, предполагает глубокое знание жизни, умение по-настоящему видеть жизнь, улавливать биение общественного пульса, борьбу советских людей за построение коммунистического общества, умение глубоко показывать эту жизнь.

Конечно, подлинный художник не копирует, не фотографирует жизнь, он отбирает определенные явления жизни, группирует их, выдвигает на первое место то, что кажется ему наиболее значительным, важным, типичным.

В каждом произведении большого искусства, таким образом, отражается правдиво жизнь и отношение художника, писателя к изображаемым явлениям жизни. Но восприятие художником жизни не является актом произвольным. Личное восприятие жизни обусловлено жизнью, связью с народом и его борьбой, с идеями и местом художника в схватке реакционных и прогрессивных сил общества.

Процесс познания жизни — процесс активный, он требует от советского писателя глубокого изучения жизни, умения видеть в ней борьбу старого с новым, видеть глубокие внутренние процессы созидания нового не только в области материальной, но и в мире духовных ценностей. Советский писатель должен, если можно так выразиться, заострять свой слух и зрение, чтобы понимать глубокие процессы создания нового человека, новой морали, новых качеств души и сердца.

Литература, как известно, это человековедение, она призвана изображать человека, формирование у советских людей новых отношений к труду, их борьбу со всем старым, омертвевшим, уходящим в прошлое, но цепким и злобным.

Глубоко понять и увидеть внутренние сложные процессы роста нового человека, новых духовных качеств не легко. И писатели еще часто идут по облегченному пути: изображают в своих произведениях грандиозные стройки, возникновение новых городов, невиданную технику, но человек-творец всех этих ценностей остается на втором плане или даже совсем исчезает.

Причем часто кажется — особенно начинающим писателям, — что если в произведении рассказывается о каком-нибудь новаторе, скоростнике, стахановце, совершающем трудовые подвиги, — то значит новый человек раскрыт, показан. Но ведь писатели — инженер человеческих душ, обязан показать, что происходит в душе новатора, стахановца, какие богатства души раскрываются в труде, как труд обогащает человека, какие несет неограниченные возможности духовного роста, — показать всю многообразную, богатую жизнь советского человека.

Итак, изображать жизнь глубоко, правдиво — это значит изображать человека прежде всего, его жизнь, во всем ее многообразии, сложности, изображать борьбу нового со старым и становление, победу нового во всем, что видит писатель. Он должен увидеть эту борьбу там, где она скрыта, не сразу бросается в глаза и показать внутренние, глубокие процессы, изобразить их крупным планом.

Часто эта борьба со всем старым, враждебным, с пережитками проклятого прошлого в сознании происходит в самых сложных условиях, приобретает разные формы и направления. Надо видеть эту борьбу не только в непосредственных проявлениях, но и тогда, когда она не сразу бросается в глаза.

И, наконец, чтобы изображать правду жизни, писатель обязан сам жить напряженной жизнью, он не может быть созерцателем, равнодушным, безучастным регистратором событий.

Страстность, глубокая заинтересованность, любовь и ненависть, как выражение глубокой партийности писателя, напряженные искания — все это необходимо писателю, изображающему правдиво жизнь.

Недооценка активной роли писателя в деле глубокого, всестороннего изучения жизни, изучения борьбы, страстной и напряженной, которую ведет наш народ за построение коммунизма, — это, как нам кажется, один из тех существенных недостатков, который снижает творческие возможности ряда писателей и поэтов Челябинской области.

Многие из них (особенно это относится к молодым писателям) считают, что если они живут в замечательную эпоху на индустриальном Урале, иногда даже работают на заводе-гиганте, то это вполне достаточно для того, чтобы создавать художественные произведения, и если это не удастся сделать, то только потому, что они не знают каких-то особых приемов, и нехватает только литературной техники.

Конечно, овладение мастерством, литературной техникой имеет огромное значение. Но, как уже говорилось выше, без глубокого знания жизни, без овладения жизненным материалом, без умения видеть советского человека в его непрерывной борьбе за коммунизм, — без этого нет писателя.

Василий Щербаков выступил в 1954 году с первым сборником стихов «Тайгинка»[7]. Этот сборник — поэтическая заявка молодого поэта, он свидетельствует о его поэтических возможностях. Среди стихов этого сборника останавливают внимание стихотворение «Стекольщик» и некоторые другие.

Бодро, молодо звучит это стихотворение о стекольщике.

Лирично, взволнованно звучит стихотворение «Сугомак летней ночью».

В стихотворениях «Ручеек», «Запевала» также ощущаешь движение, жизнь, человека, с его чувствами и мыслями.

Но среди стихотворений этого сборника много и слабых, не отражающих богатство внутреннего мира человека, они бедны именно потому, что поэт не сумел увидеть, почувствовать жизнь во всей ее сложности и многообразии.

В стихотворении «Светлана» рассказывается о гибели девушки-пулеметчицы. Но передан только факт, случай, мы не видим девушки Светланы, мы не знаем, какие чувства, думы волновали ее; не знаем, почему поэт рассказал о гибели ее — стихотворение не трогает, не волнует.

В стихотворении «Весна» обеднена такая животрепещущая тема, как поднятие целинных земель.

В. Щербаков, нарисовавший в этом стихотворении картину природы, говорит затем сухим, протокольным языком, что «посланцы столицы» распахивают залежь, а старик смотрит и говорит им: «Слава вам».

В чем величие, грандиозность этого события наших дней, кто эти «посланцы столицы», что движет ими в их трудовом подвиге, что они ощущают, поднимая залежь? Об этом мы не узнаем из стихотворения. Здесь, собственно, нет человека, ибо рассказано только о факте, о событии.

Теме дружбы посвящено стихотворение «Жду встречи». Но как мало сказано о друге, образ его совсем не раскрыт, и мы не чувствуем красоту и силу этого чувства. В чем особенность дружбы наших людей? Ведь тема дружбы — вечная тема. Поэт же сказал о друге только несколько общих мест.

Также неглубоко раскрыта тема любви (стихотворение «О любви»).

Жизнь, насыщенная человеческими стремлениями, думами, советский человек со своими мечтами, надеждами, любовью, горем и печалью должны войти в поэзию В. Щербакова — обогатить ее и изгнать из нее фактографию, речевые штампы («Закрыл грудью дорогу врагу», «Нет счастливей детства наших малышей» и т. д.) и неглубокое изображение жизни.

Свидетельством благотворного влияния все более глубокого проникновения в психологию, во внутренний мир человека является творчество Л. Татьяничевой. Обладая уже достаточным поэтическим опытом, Л. Татьяничева создавала на протяжении ряда лет стихотворения, отражающие пафос созидания, гигантского строительства в нашей стране, сказочно быстрый рост новых городов, гигантских заводов, невиданный размах трудовой деятельности людей.

Собранные в сборник «Утро в новом городе», эти стихотворения будили чувство законной гордости за нашу страну, за труд людей; среди них были хорошие стихотворения, но в целом весь сборник не является удачей поэтессы. Здесь мало людей с их судьбами, думами, волнениями, муками и радостью. Если они и появляются, то только в процессе труда: они строят заводы, плавят металл, роют котлованы, создают заводские библиотеки и т. д. Когда поэт говорит об их счастье, то это счастье выплавляется мартеном, если они мечтают, то только о работе, ибо это люди «влюбленные в труд». Конечно, тема труда занимает особое место в нашей литературе, ибо наша эпоха — эпоха героического труда, созидания. Тема труда — главное в нашей советской литературе, но она должна раскрываться в делах, думах и чувствах советского человека, творца, созидателя.

Новый сборник стихов, вышедший в 1954 году «Вишневый сад», — шаг вперед на пути сближения поэта с жизнью людей, проникновения в их внутренний богатый и сложный мир: люди здесь на первом месте.

Даже когда поэтесса говорит о новом прекрасном доме, ее внимание занято людьми. Взволнованные переездом, они ощущают и чувство благодарности к Родине, и желание отплатить за заботу «горячим трудом», и это чувство вызывает желание обернуться на пройденный путь, подвести итоги и подумать о будущем.

Стихотворение «Вишневый сад», получившее признание читателя, заслуживает внимания. Л. Татьяничевой удалось создать в этом стихотворении образ человека мужественного, скромного, чуждого пышных фраз, «нарядных слов», но умеющего любить, т. е. в этом случае претворять свои чувства в дела, украшающие жизнь любимого человека, умеющего выражать свои чувства сдержанно, но сильно и глубоко человечно.

Подарок любимой жене — вишневый сад, выращенный им в упорном труде в «краю полярных вьюг» — выражение этой красивой, нежной и мужественной любви.

Стихотворения «Мама», «Вишневый сад», «Перед вселением в новую квартиру», «На перевале», «О семье» и другие в сборнике «Вишневый сад», отражая чувства, думы и мечты советского человека, находят отклик, волнуют и радуют.

Изучение жизни, все более углубляющееся внимание к человеку, к рождению новой морали, нового отношения к миру, новых качеств души и сердца обогащают поэзию Л. Татьяничевой, повышают художественные достоинства стихов. Жизнь, знание людей помогает найти и новые формы для выражения дум и мыслей, действий и желаний человека.

Эти стихотворения волнуют, так как в них люди живут, чувствуют, любят, заставляя и нас задуматься, взглянуть и на жизнь и на себя внимательней и требовательней.

В небольшом стихотворении «На перевале» нарисованы образы молодого юноши, горячего, нежно любящего, но еще не уверенного в ответном чувстве, и гордой сильной девушки, отвергающей любовь, которая не устоит против жизненных вьюг и буранов, любовь, которая погасает, как «слабый лучик».

В сборнике «Вишневый сад» есть и слабые стихи, есть и слабые, недоработанные строчки в хороших стихотворениях.

Внимание обращено пока только на личные, интимные переживания человека, в частности на любовные чувства. Необходимо, несомненно, расширить угол зрения, взять всю богатую сложную жизнь души человека, углубить изучение жизни людей разного возраста, положения, психологического склада, а главное, увидеть в душе человека становление новых подлинно социалистических моральных принципов, новых духовных качеств.

Тема труда, которая занимает почетное место в поэзии Л. Татьяничевой, должна приобрести новое звучание, обогатиться и найти свое место в сложной гамме человеческих чувств, стремлений и желаний.

Дальнейшее углубленное изучение жизни, человеческой души должно обогатить поэзию Л. Татьяничевой и в жанровом отношении. Необходимо, преодолевая некоторое жанровое однообразие, обратиться к использованию богатейшего наследия русской классической литературы.

В связи с вопросом о жанровом многообразии поэзии, являющемся следствием широкого охвата жизни поэтом, умения откликнуться на различные явления действительности, следует остановиться на творчестве молодого поэта Л. Чернышева. Его творчество, во многом еще не зрелое, привлекает стремлением использовать различные поэтические жанры: в его пока еще небольшом поэтическом багаже мы находим и сатирические жанры (басни, политическая сатира), песни, небольшие лирические стихотворения. Это несомненно связано с желанием активно вторгаться в жизнь.

Вот его стихотворение «Снова дома», повествующее о демобилизованном матросе, который возвратился в родной уральский колхоз. Здесь и описание чувств его при виде изменений в родном селе, и радостная встреча с семьей, и описанная с добродушной усмешкой встреча с «девчонкой-запевалой». Сюжетность стихотворения определяет и его речевые особенности: включение диалогов в рассказ поэта.

Например, встреча матроса с колхозным сторожем передается так:

Сюжетность характеризует и стихотворение «На выборы». Поэт не ограничивается декларативными заявлениями о демократическом характере выборов в нашей стране, он показывает, как собиралась на выборы старая Семеновна, как взволнованная, она встала до рассвета, «пол помыла, блинов напекла, самое лучшее платье достала» и т. д.

Подчеркивая эти стороны стихотворения Л. Чернышева, необходимо заметить, что он не освободился еще в ряде стихов от декларативности и поверхностного изображения жизни.

В стихотворении «С Урала идут эшелоны», например, есть и примелькавшиеся «вереницы вагонов», которые везут машины для строек, есть заказ «выполненный с честью», и шагающий экскаватор, но нет человека, не чувствуется глубокого, взволнованного отношения к жизни.

Следует остановиться на сатире Л. Чернышева. Она начинает все больше привлекать его внимание и, как нам кажется, здесь он может найти себя.

Тут у Чернышева есть несомненные удачи.

В остро сатирическом стихотворении «На свалку!», разоблачающем продажную банду Чан Кай-ши, автор нашел интересные сравнения, эпитеты. Автор сумел дать четкое и заостренное изображение политических событий последних дней.

Л. Чернышев в ряде сатирических стихотворений отзывается и на такие явления нашей жизни, как борьба с бюрократизмом («В глубинке»), со «стилягами» и бездельниками («Больной»), с зажимщиками критики (басня «Как гусак попал впросак»).

Однако наряду с этими удачами в некоторых сатирических стихотворениях Л. Чернышева встречаются и слабые строчки, им часто нехватает необходимой остроты.

Итак, изображение жизни людей требует активного изучения действительности, целеустремленного вторжения в нашу многообразную богатую жизнь. Замечательные образцы такого активного, неустанного, напряженного изучения жизни дают величайшие писатели и прошлого и настоящего.

Все они шли этим трудным, но единственно верным путем: путем активного вмешательства в жизнь, глубокого проникновения в жизненные процессы и человеческие судьбы.

Следовать по этому пути — решающее условие дальнейшего подъема творчества писателей и поэтов Южного Урала.