Юлиан Отступник («Смерть богов») (трагедия в 5-ти действиях)

Действие 2-ое

Окруженный колоннами дворик в Антиохийском дворце. Посреди дворика изваяние Афродиты. За колоннами широкая крытая галерея. Участники собора – монахи, дьяконы, епископы, пресвитеры – сходятся и, разбившись на кучки, спорят. Проходя мимо изваяния Афродиты, закрывают лица руками и отворачиваются. Общий гул, прерываемый отдельными криками.

1-ый голос. Доколе же прострется, братья, дерзость еретиков сатанинская?

2-ой голос. При Константине[14] – гнали, при Констанцие[15] – гнали… Хоть слово сказать дайте.

1-ый голос. Сладкоречием своим не вводите в заблуждение простодушных.

3-ый голос. Сами соблазн учинили… Церковь, лобзанием Иуды-Констанция растленная, да воскреснет.

4-ый голос. Разрушайте, разрушайте все. Да будут общими имения и жены.

Голоса (вместе). Не слушайте, братия, не слушайте.

Голос (из глубины). Еще на соборе в Ганграх ересью объявлено.

Голоса (отовсюду). Что в Ганграх?.. Сами решим, как изволися Духу Святому и нам.

Шум немного стихает.

Первый пресвитер (дергая за рукав второго). Что притих, авва Дорофей?

Второй пресвитер. Охрип, брат Фива. Хочу говорить, а голосу нету. Натрудил себе горло намедни, как низлагали проклятых акакиан.

Шум возобновляется. Входит епископ Евстафий, запыхавшийся и растерянный.

Голос. Пыхтит, точно на гору лезет.

Другой голос. Риза-то по земле так и волочится.

Евстафий (отворачиваясь от изваяния Афродиты, плюет). Тьфу, тьфу, искушение. (Крестится). Пречистая Матерь Божия, куда попал. Пустите, пустите. (Хочет уйти).

Копьеносец (отстраняет от двери). Тише, друг.

Евстафий. Не пойду на собор еретический. Пусти.

Копьеносец (удерживая Евстафия). Нельзя. По воле всемилостивейшего кесаря Юлиана, все пришедшие на собор…

Евстафий. Не собор, а вертеп разбойничий. (Смех. Евстафий отходит в угол и садится). Господи. За что мне сие?

Старый монах (молодому). Как венчали богоотступника на царство, сорвал крест со святого знамени и воздвиг Аполлонова идола.

Молодой монах (тихо). Кощунство.

Пурпурий. Слава преблагому, премудрому Августу Юлиану. На аспида и василиска наступишь и попрешь льва и змия…

Голос (из глубины). Не слушайте, братья. Отступил кесарь от церкви Христовой.

Голоса. Тише, тише, Кесарь.

Вдруг молчание. Входит Юлиан. С ним софисты. Среди них Максим.

Юлиан (войдя на возвышение). Старцы и учители. За благо сочли мы оказывать подданным нашим; исповедующим учение Галилеянина Распятого, всевозможное снисхождение и милосердие. Желая восстановить мир всего мира, столь долго нарушаемый распрями церковными, призвал я вас, мудрецы галилейские. Под нашим покровительством и защитою вы явите, уповаем, пример тех высоких добродетелей; кои приличествуют вашему духовному сану, вашей вере и мудрости…

Пурпурий. Слава преблагому, премудрому Августу.

Голоса. Тише. Тише. Слушайте.

Юлиан. Братьев ваших; изгнанных соборами при Константине и Констанции, возвратили мы из ссылки. Живите в мире, галилеяне, по завету вашего Учителя… Для полного же прекращения раздоров поручаем вам, мудрейшие наставники, прийти к некоторому соглашению церковному, дабы установить единое и общее для всех исповедание веры. Судите и решайте властью; данною вам от церкви. Мы же удаляемся; предоставив вам свободу и ожидая вашего решения.

Юлиан и свита уходят.

Старый монах (молодому). Видел старика с белой бородой?

Молодой монах. Кто это?

Старый монах. Сам дьявол в образе Максима Волхва; он-то и соблазнил императора.

Евстафий. Отцы и братья. Разойдемся. Разойдемся в мире. Не будем веселить врагов наших; воздержимся от гневного слова. Заклинаю именем Бога Всевышнего, разойдемся, братья, в безмолвии.

Пурпурий. Не слушайте. Не расходитесь, да не преступите воли кесаревой.

Евстафий. Нет, братья…

Пурпурий. Не братья мы вам, – отыдите, окаянные. Мы – чистая пшеница Божия, а вы – солома сухая, сожигаемая Господом.[16] Слава, слава преблагому, премудрому Августу.

Голос. Разойдемся, отцы в мире…

Голоса. Не расходитесь, братья, не расходитесь.

Пурпурий (продолжая). Пусть заглянет теперь в церкви наши кто-нибудь из цецилианских епископов, – возложим мы ему руки на голову, но не для того, чтобы избрать пастырем, а чтобы раздробить череп…

Пафнутий. Я, Пафнутий, как приял от отцов, так и содержу. Не три Бога, но един. Един Бог, а не три. Как приял, так и содержу…

Монах (худой и бледный, цепляясь за стихат Пафнутия). Отче Пафнутий. Что же это? Из-за одного, все из-за одного слова: подобносущий или единосущный?.. Из-за одной йоты?

Пафнутий. Так что же? Из-за одной, да.

Монах. Отче Пафнутий, из-за йоты. А в священном-то Писании нет даже слова “сущность”.

Пафнутий. Нет? Ну и не надо.

Монах. Из-за чего же спорим и терзаем друг друга? Подумай, отче, сколь ужасно такое наше злонравие.

Пафнутий. Так неужели же примириться с окаянными псами, изблевавшими из еретического сердца, что было время; когда Сына не было?

Монах. Един Пастырь; едино стадо.[17] Уступим.

Пафнутий (кричит). Да не будет сего. Арианскую гнусную ересь анафематствую. Как приял от отцов, так и содержу…

Монах. Отче Пафнутий. Отче Пафнутий. Из-за одной йоты. Един пастырь, едино стадо. Уступим.

Пафнутий. Да не будет, да не будет. Арианскую гнусную ересь анафематствую.

Дьякон Аэтий (насмешливо). Бог отец по сущности своей чужд Богу Сыну. Есть Троица, но Ипостаси различествуют по славе.

Евстафий. В Писании сказано…

Аэтий. Что мне до Писания? Я верю в диалектику, а не в букву. Рассуждайте, придерживаясь категорий и силлогизмов Аристотеля.

Евстафий. Господи, помилуй нас, грешных. Ничего не разумею. Запутался, голова кругом идет: единосущный, неединосущный… В ушах звенит, сам не знаю, во что верю, во что не верю, где ересь, где не ересь. Господи Иисусе Христе, помоги нам. Погибаем в сетях дьявольских.

Пафнутий. Да не будет, да не будет. Как приял от отцов, так и содержу.

Монах. Признаю собор Никейский,[18] ересь Арианскую[19] анафематствую.

Каинит. Благословенны не покорившиеся Богу. Благословенны Каин, Хам, Иуда, жители Содом и Гоморры. Благословен отец их, Ангел Бездны и Мрака.

Голос. Мрак безымянный в скудоумной голове твоей.

Пурпурий (бросается на Каинита). Не потерплю сей мерзости. (Его удерживают). Пустите. Дайте заградить уста нечестивцу. Не потерплю сей мерзости. (Плюет Каиниту в лицо). Вот тебе, каиново отродье. (Плюет). Вот тебе.

(Общее смятение и свалка. Копьеносцы разнимают монахов).

Копьеносец. Тише… Во дворце не место. Или мало вам церквей, чтобы драться. (Воины хотят схватить Пурпурия).

Пурпурий (отбиваясь). Леона, Леона, дьякон Леона! Дьякон Леона (размахивая дубиной, спешит на помощь Пурпурию). Господу хвала. Господу хвала. Хвала Господу.

Юлиан выходит на трибуну и, скрестив руки на груди, молча смотрит на происходящее. Увидя его, все замирают.

Евстафий (тихо). Дьявол. Дьявол…

Юлиан. Вот как исполняете вы закон любви, галилеяне. Вижу теперь, что значит ваша любовь. Воистину, хищные звери милосерднее, чем вы, братолюбцы. Скажу словами вашего Учителя: “Горе вам, законники, что взяли вы ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали. Горе вам, книжники и фарисеи”[20]… Ежели не умеете сами управлять собою, то вот, говорю вам, остерегая от худших зол: слушайтесь меня, галилеяне, и покоряйтесь.

Голос из толпы (не громко, но явственно). Антихрист.

Монахи, крестясь и бросая друг на друга злые взгляды, покидают атриум. Юлиан также собирается уйти. В это время к нему подводят епископа Мариса, седовласого сгорбленного слепца.

Марис. Внимай пророчеству моему, кесарь, ибо сам Бог говорит тебе ныне устами моими. Слово Господне сжигает сердце мое, – и не могу молчать. Дни твои сочтены. Вот еще немного, и погибнешь, исчезнешь, как прах, взметенный вихрем, как быстролетная молния. Источник Кастальский умолкнет навеки, – пройдут и посмеются над ним… Аполлон станет опять безгласным идолом, Дафнэ деревом, оплакиваемым в басне. И порастут могильною травою низвергнутые храмы… Так вещаем мы, галилеяне, люди презренные, поклоняющиеся Распятому, ученики рыбаков капернаумских[21] (Поднимая голову к нему и крестясь). Благодарим тебя, Господи. Ныне очищается церковь твоя гонением.

Юлиан. Кончил, старик?

Марис. Вот мои руки, мучители. Вяжите, видите на смерть. Господи, приемлю венец.

Юлиан. Не думаешь ли ты, мой друг, что я поведу тебя на смерть? Я отпущу тебя с миром. В душе моей нет злобы против тебя.

Марис. Не соблазняй. Не отступлю от Христа. Отыди, враг человеческий. Палачи, ведите меня на смерть. Вот я.

Юлиан. Здесь нет палачей, галилеянин. Здесь все такие же добрые люди, как ты. Успокойся.

Марис. Да поразит тебя Господь, богохульник.

Юлиан. Господь не сделает меня слепым во гневе; а тебя зрячим.

Марис. Благодарю Бога моего за слепоту. Не дает она очам моим видеть окаянное лицо Отступника.

Юлиан. Сколько злобы, сколько злобы в таком дряхлом теле. Вы говорите о смирении и любви, галилеяне, а какая ненависть в каждом вашем слове… За что? Разве я не брат ваш? Иди же с миром, слепец, и помни, что не одни галилеяне умеют прощать. (Отходит от него).

Двое дьяконов уводят Мариса. Все уходят, кроме телохранителей. Юлиан опускается на скамью. Арсиноя в одежде послушника с куколем на лице, ранее скрывавшаяся за колоннами, подходит к Юлиану.

Арсиноя. Кесарь блаженный, дозволь смирению моему…

Юлиан. Говори.

Арсиноя (откидывая куколь с лица). Юлиан, зачем ты лжешь?

Юлиан. Арсиноя, Арсиноя. Тише.

По знаку Юлиана воины уходят.

Юлиан. Арсиноя… Бледная, одежда черная… и ты с ними?

Арсиноя. Да, с ними и с Ним.

Юлиан. Забыла союз наш?

Арсиноя. Нет, помню. Люблю тебя, брат мой. Затем и пришла.

Юлиан. Брат?.. Ты любишь себя, только себя.

Арсиноя. Я хотела бы любить и себя, и других, как Он велел. Но не могу. Я ненавижу и себя, и других. (Молчание). Надо преодолеть себя, надо победить в себе не только отвращение к смерти, но и к жизни…

Юлиан. Что они сделали с тобой, Арсиноя. Что они сделали. Как ты могла поверить?.. Нет, не могла, не веришь.

Арсиноя. Верю. Хочу верить. Хочу и буду.

Юлиан. Арсиноя, теперь я вижу, – ты не ушла от нас. Хотела и не могла. Пойдем сейчас, пойдем со мною.

Арсиноя (спокойно). Бедный, бедный… такой же, как я… Сам не знаешь, куда зовешь. И на кого надеешься? Боги твои – мертвецы. Оставь меня… я не могу ничем тебе помочь. Зачем ты обманываешь себя? Разве ты не такой же неверующий, погибающий, как и все мы?.. Что значит твое милосердие, странноприимные дома? Все это – подражание галилеянам, неизвестное древним героям Эллады.

С улицы доносятся крики, во дворце также поднимается шум. Входят Максим, Орибазий и несколько рабов.

Максим. Прости, кесарь. (Берет Юлиана за руку и указывает на небо). Все. Пожар.

Первый раб. За рекой?

Второй раб. Не за рекой, а в предместье Гарандама…

Первый раб. Нет; нет – в Гезире, у жидов…

Максим. Не в Гезире и не в Гарандаме, а в роще Дафнийской.

Орибазий. Сегодня перенесение галилейского праха…

Юлиан. Храм Аполлона. Галилеяне… Рабы… Скорее. Коня и пятьдесят легионеров.

Максим, Орибазий и рабы уходят.

Юлиан (подбегает к Арсиное, берет ее за руку и говорит быстро, шепотом). Нет, ты не права, Арсиноя. Помнишь ту ночь в саду? Помнишь, как ты искушала меня, галилейского монаха? Так же, как я теперь искушаю тебя… Так вот, лев уже сбросил ослиную шкуру… Душа моя не знает страха, воля моя непреклонна. Силы рока ведут меня. А ты?.. Ты?.. Прежняя сила и гордость в лице твоем, Арсиноя, а не рабское смирение галилеян. Не я, а ты лжешь… Сердце так не изменяет. Арсиноя… Пойдем сейчас, пойдем со мною, и… завтра ты будешь супругой римского кесаря.

Арсиноя (отталкивая Юлиана). Уйди.

Юлиан. Арсиноя, вспомни наш союз. Разве я не жених твой?

Арсиноя (надвигая куколь и крестясь). Господи, помилуй… Услышь меня, Господи, и помилуй.

Юлиан (торжествуя). Не веришь, не веришь в Него.

Арсиноя. Да не будет, Господи.

Юлиан. Не Его, – меня любишь.

Арсиноя (твердо). Я – невеста Христова…

Юлиан (гневно). Елена – невеста Христова: невеста римского кесаря не может быть невестой Христовой.

Арсиноя. Я – невеста Христова. Уйди.

Юлиан. Обе мертвые, мертвые… Бедные… Прости. (Быстро уходит).

Слышны звуки набата и труб. Постепенно все стихает Арсиноя одна, стоит неподвижно, прислонившись к колонне.

Занавес.