Юлий Цезарь. Жрец Юпитера

Глава 6 КРИЗИС В ГАЛЛИИ И РИМЕ

Цезарь вернулся из Британии в Галлию осенью 54 года до н. э., и сразу же стало ясно, что антиримское движение среди галлов усилилось. Волнения начались среди карнутов. Они обитали в мрачных и непроходимых лесах, окружавших Сенаб (Орлеан). Здесь проводились ежегодные встречи друидов, и здесь была их основная база. Друиды являлись привилегированной жреческой кастой, по всей Галлии они монополизировали религиозные и судебные функции, осуществляли административное управление и отвечали за образование, только они имели письменность, в основе которой лежал греческий алфавит. Друиды освобождались от уплаты налогов и несения воинской службы. Ходили слухи (вряд ли достоверные), что именно друиды поддерживали традиции человеческих жертвоприношений, которые хотя и редко, но всё ещё происходили.

За три года до описываемых событий Цезарь добился избрания вождём племени карнутов своего ставленника; но теперь тот был убит. Цезарь немедленно направил войска для подавления волнений, однако не отказался от своего ранее разработанного плана расквартировать армию на зиму по всей Галлии, разбив войско на гарнизоны. Это было удобно с точки зрения снабжения отрядов продовольствием, потому что в тот год выдался плохой урожай. Кроме того, такое решение было продиктовано необходимостью предупредительных мер: большинство отрядов предполагалось расположить в северо-восточных районах Галлии, на родине многочисленных белгских племён. Катастрофа разразилась внезапно. В Адаутуке (Тонгерен, около Меза, на север от Льежа) были наголову разбиты полтора легиона Цезаря, которые составляли местный гарнизон и состояли по большей части из новобранцев[18]. Это было настоящим бедствием. Такой беспрецедентный удар Цезарю нанёс Амбиорикс, вождь эбуронов, небольшого белгского племени, населявшего холмы и леса Арденнских гор.

«Как смеют жалкие существа, подобные тебе, мечтать о том, чтобы править такими людьми, как мы?! — воскликнул Амбиорикс, срывая доспехи с римского военачальника, прежде чем вонзить в него своё копьё»[19].

Весть о поражении римлян достигла нервиев, которые тремя годами ранее пережили римскую резню. Квинт Цицерон, брат знаменитого оратора, командовавший гарнизоном в Намюре, был окружён галлами. Наверное, самым прекрасным моментом в жизни этого воина было возвращение его верного раба, которому удалось через все преграды добраться до Цезаря и вернуться обратно[20]. Когда Цезарь приблизился к осаждённому лагерю, он был ошеломлён зрелищем, представшим перед его взором. Галлы были хорошими учениками, и Амбиорикс уже использовал такие же мощные машины для осады стен, какие были у римлян.

Восстание ширилось. Лагерь Лабиена около Седана был окружён тревирами. Их вождь Индутиомар не смирился с властью римлян и вдохновил на восстание Амбиорикса. Индутиомар погиб, настигнутый галльской кавалерией Лабиена, но теперь стало очевидным, что «замирённой» Галлии более не существует. Цезарь мог полагаться только на эдуев и ремов. Поэтому зимой 54/53 года до н. э. он не стал, как обычно, переходить Альпы, а вместо этого остался в окрестностях Амьена и набрал два новых легиона в Цизальпинской Галлии. Помпей передал ему ещё один легион, который завербовал, но ещё не успел призвать.

После поражения Цезарь отпустил длинные волосы и бороду и объявил, что не будет ни стричься, ни бриться до тех пор, пока не свершится месть. Это заявление предназначалось для галлов, которые собрались на очередной ежегодный съезд. Вожди многих племён из северных и центральных районов на этот раз не явились. Цезарь перенёс свою штаб-квартиру и место проведения съезда вождей в Лютецию (Париж), чтобы быть ближе к опасным регионам. Благодаря этому карнуты и сеноны (сены) быстро покорились Риму. Тревиры, лишившиеся своего вождя, были разбиты Лабиеном. Цезарь вновь перешёл через Рейн и подробно описал этот переход в «Комментариях», противопоставив свои подвиги достижениям Помпея на Востоке. Первым делом он изолировал эбуронов, а затем начал методично добивать их, предоставив такую же возможность их ближайшим соседям. Цезарь объяснил свои действия желанием уберечь римских легионеров от опасностей, которыми чреваты военные действия на покрытых лесом территориях[21].

Главной своей цели, однако, Цезарь не достиг. Амбиориксу удалось спастись. Вслед за ним были посланы конные отряды, которые прочесали всю страну, но он сам и четверо его верных соратников ушли от преследования. Тем не менее Цезарь считал необходимым устрашить его земляков. Нужна была жертва, и, поскольку Амбиорикс был вне пределов досягаемости, страшный жребий пал на Аккона, вождя сенонов, которые также присоединились к восстанию. Когда в 53 году до н. э. вожди галльских племён собрались для встречи с Цезарем в Реймсе (Дурокорторуме), столице ремов, им пришлось стать свидетелями жестокой казни Аккона. Это была казнь по древним римским традициям: сначала с вождя сорвали одежду, привязали его за голову к рогатине, затем избили до смерти розгами и отрубили голову. Войска римлян были построены, и легионеры наблюдали за казнью с чувством удовлетворения, несмотря на то что главному противнику удалось скрыться. Но галльские вожди, вынужденно присутствовавшие на этой жуткой церемонии, были даже не напуганы, а глубоко подавлены.

Дело было сделано, и Цезарь, как обычно с наступлением зимы, перешёл через Альпы и с удвоенным вниманием занялся интригами в Риме. Огромные богатства, награбленные им в Галлии, давали возможность подкупать римских чиновников и кандидатов на важные должности. Цезарь компенсировал их расходы и, как говорили, делал дорогие подарки их жёнам. Как ни странно, одним из объектов внимания Цезаря при подготовке консульских выборов 53 года до н. э. оказался Меммий. За пять лет до выборов Меммий вместе с Агенобарбом рьяно критиковал Цезаря, у которого закончился срок консульских полномочий. Теперь же Цезарь щедро снабжал Меммия деньгами. Цезарь и консерваторы, конкурируя друг с другом, раздавали взятки с таким размахом, что процентная ставка внезапно выросла с четырёх до восьми процентов. Помпей открыто признал, что сложившаяся ситуация его ужаснула, и призвал Меммия к ответу. На заседании сената Меммий был вынужден признать существование сговора между ним, вторым кандидатом, и консулами, чьи полномочия заканчивались в текущем году. Одним из этих двух консулов был небезызвестный враг Цезаря, Агенобарб, который, как выяснилось, прямо или косвенно получал от него огромные суммы.

Против всех четверых были выдвинуты судебные обвинения, и выборы не состоялись.

В том же 53 году до н. э. существовавшее равновесие сил было нарушено. 60-летний и почти оглохший Красс выступил из Сирии и отправился на покорение Парфянского царства. Ему не давали покоя лавры великих полководцев, которых добились Помпей и Цезарь. Кроме того, он надеялся добраться до вавилонского золота и шелка. Парфянское царство подчинило себе Ирак и Персию, но его попытки выйти к берегам Средиземного моря были пресечены успешными военными действиями Помпея. Красс стремительно, без объявления войны вторгся в Месопотамию и получил сокрушительный отпор. Вот уже полтора века римская армия не видела такого поражения. Парфянские воины применили новую, эффективную тактику массированного обстрела противника. На верблюдах подвозили огромное количество стрел, лучники выпускали стрелы непрерывно и по двойной траектории. При таком обстреле щиты римлян были бесполезны. Красс не смог противостоять парфянам. Его младший сын Публий, которого Цезарь прислал из Галлии на помощь отцу, и 44 тысячи римских солдат героически пали на поле боя[22]. Со смертью Юлии, дочери Цезаря и жены Помпея, исчезло главное связующее звено между этими двумя лидерами. Но до сих пор от прямых столкновений их удерживал Красс. Недаром его сравнивали с Коринфским перешейком, который разделял два великих моря и препятствовал волнам одного накатить на воды другого. Но теперь Красса не было, и уже никто не мог удержать Цезаря и Помпея от схватки.

В столице продолжались беспорядки, и всё больше римлян приходило к выводу о необходимости диктатуры. На роль диктатора, по их мнению, наилучшим образом подходил Помпей. Он был особенно удобен для врагов Цезаря, опасавшихся его претензий на роль диктатора по возвращении из Галлии, которое неминуемо приближалось. Даже Цицерон в своём трактате «О Республике», который он писал как раз в то тревожное время, указывал на необходимость какой-то формы единоличного правления как средства для восстановления попранной конституции Римского государства.

Наступил 52 год до н. э., но выборы консулов опять не состоялись. Кульминацией стало столкновение Милона, ставленника правых, и Клодия, в результате которого Клодий был убит[23].

Для прекращения беспорядков сенат предоставил Помпею экстраординарные полномочия, куда входило и право проводить мобилизацию. Затем его избрали в третий раз консулом, причём единственным. Второго консула не избирали. Власть, которую получил Помпей, правда ограниченная определённым сроком и не диктаторская, была огромна и несравнима с той, которой он обладал в качестве правителя Испании. Он почти уподобился императорам будущего. Предложение о предоставлении Помпею полномочий выдвинул представитель «твёрдолобых» Бибул, и даже Катон, хотя и скрепя сердце, поддержал его.

Как только Помпей стал набирать новые отряды, Цезарь начал мобилизацию в Цизальпинской Галлии под предлогом выполнения мобилизационного плана, который сенат утвердил ранее. Ситуация становилась крайне напряжённой. У Помпея был свой круг сторонников без политических амбиций — литераторы и другие известные люди. Именно этого круга он и старался держаться, избегая участия в столкновениях между Цезарем и его недругами из консервативного лагеря, а такая позиция мешала ему принять твёрдое решение. Тем не менее решать надо было. И Помпей, что было для него характерно, сделал один шаг навстречу Цезарю и один — в противоположном направлении.

Желая поддержать усилия Помпея в деле наведения порядка в Риме, Цезарь предложил возобновить их сотрудничество. Во-первых, заключить новые политические брачные союзы. Сам Цезарь выразил готовность развестись со своей бездетной женой Кальпурнией и жениться на дочери Помпея, а Помпею предлагал жениться на своей внучатой племяннице Октавии. Обе невесты были уже замужем (по крайней мере, одна была замужем, а другая — помолвлена), но в политике это не имело никакого значения. Однако Помпей отказался от сделки и взял в жёны Корнелию, дочь Метелла Сципиона, одного из виднейших римских аристократов. Благодаря Сципиону, Корнелию по рождению и Цецилию Метеллу по усыновлению, Помпею удалось восстановить связи с семейством Метеллов, которые были нарушены после его развода с одной из представительниц этого рода за восемь лет до описываемых событий. Одарённая множеством талантов, Корнелия являла собой полную противоположность добродетельной, но бесцветной Октавии. Вдова молодого Публия Красса, Корнелия была не только прекрасной музыкантшей, она разбиралась в геометрии и философии, и в то же время, как писали современники, «рядом с ней никогда не приходилось скучно, чего нельзя было сказать о большинстве интеллектуальных дам из общества». Её отец был одним из наиболее высокомерных, твёрдолобых и глубоко коррумпированных политиков. Ходили слухи, что в его честь был устроен роскошный приём в борделе, причём перед гостями выступали дамы из благородных семейств. Меммий тоже славился своей коррумпированностью, причём взятки давал в огромных масштабах. Он решил спастись от обвинений, выдвинув встречный иск к Метеллу Сципиону, но за него вступился Помпей. Он пригласил всех членов суда в количестве 360 человек к себе домой и потребовал оправдать Сципиона. Метелл Сципион терпеть не мог Цезаря, поэтому, когда Помпей, не довольствуясь тем, что женился на дочери Сципиона, выбрал его в качестве второго консула на время выполнения своих консульских полномочий, — это можно было считать демонстративным поступком. Правда, потом консульский пост Помпей занимал один.

В то же время Помпей, великий мастер мистификации, выступил с инициативами, которые могли бы помочь Цезарю осуществить свои самые заветные желания. Согласно конституции Цезарь не имел права претендовать на консульскую должность до истечения десятилетнего срока с момента окончания полномочий предыдущего консульства, то есть до наступления 48 года до н. э. Таким образом, если срок полномочий Цезаря в Галлии истекал ранее его вступления в должность консула, он оказывался совершенно незащищённым — против него можно было выдвинуть судебное обвинение. Это означало по меньшей мере полный крах всей карьеры, а может быть, и угрозу для жизни. Помпей предложил внести в законодательство такие изменения, которые позволили бы Цезарю баллотироваться на консульскую должность заочно, находясь в Галлии. В этом случае сроки полномочий должны были перекрываться. Дата перехода полномочий не устанавливалась. При скором окончании Галльской войны Цезарю понадобилось бы специальное разрешение для избрания на должность консула до наступления 48 года до н. э. Затем Помпей принял ряд других законопроектов, которые вносили путаницу. С юридической точки зрения это можно было трактовать как попытку отобрать у Цезаря то, что он сам ему предложил. Одновременно Помпей продлил срок своих полномочий в Испании ещё на пять лет. Правда, это нельзя было расценивать как акцию, направленную против Цезаря, поскольку он не требовал параллельных полномочий. И всё же вряд ли такое поведение соответствовало духу и букве соглашений, принятых в Луке.

Помпей по меньшей мере вёл себя непредусмотрительно, поддавшись давлению со стороны консерваторов. Кроме того, он, так же как и все в Риме, очень чутко реагировал на события в Галлии. Год был сложным. Сначала Цезарь терпел поражения, и, казалось, полный разгром был близок, но затем ему удалось переломить ситуацию и добиться почти триумфального успеха. А в Риме маятник качался в точном соответствии с успехами и поражениями в Галлии. Галльские вожди внимательно следили за событиями в метрополии. Они успешно извлекали уроки из всего происходящего в других частях мира. Поражение Красса на Востоке вдохновило галлов. Они поняли, что также смогут избавиться от ненавистных агрессоров. Хорошим примером была и стойкость британцев, которым удалось избежать аннексии. Однако Цезарь считал и записал в «Комментариях», что решающую роль сыграло убийство Клодия и последующие волнения в Риме в январе 52 года до н. э. Именно эти события послужили детонатором восстания: галлы были уверены, что Цезарь будет слишком занят событиями в Италии и не сможет присоединиться к своей армии в Трансальпийской Галлии, особенно зимой.

Новое восстание спровоцировали карнуты. В Сенабе, столице карнутов, были убиты сборщик налогов из Рима и несколько римских граждан. Но главными инициаторами на этот раз были не они, а арверны, племя, обитавшее южнее карнутов. Арверны никогда не сталкивались с проявлениями жестокости римлян, и тот факт, что они всё-таки восстали, был весьма показательным. Недовольство охватило всю Галлию. Население страдало от недостатка продовольствия; жестокость завоевателей, которая, по мнению Цезаря, должна была устрашить галлов, привела к прямо противоположным результатам. Стало очевидным, что римляне смогут удержать Галлию только при помощи постоянной аннексии и оккупации. Во главе восстания стал юный, но талантливый вождь арверков Верцингеториг. Этот галльский герой, вызывавший восторг французских патриотов от Тьери до де Голля, начал с того, что служил в кавалерии Цезаря как «друг Рима». К тому моменту, когда Верцингеториг возглавил борьбу за независимость, он обладал неоценимыми навыками стратега, администратора и дипломата, которые почерпнул в римской армии. В Галлии Цезарь ещё не сталкивался с таким серьёзным противником.

Арверны объединились с другими племенами. Впервые в рядах галльской армии сражались те, кого мы могли бы назвать пролетарским элементом и кого Цезарь называл сбродом, ворами и бандитами. На пути к месту событий колонны римлян под командованием Цезаря были не раз атакованы отрядами галлов. Под угрозой оказалась даже столица провинции Нарбон (Нарбонн). В разгар зимы Цезарь перешёл через Севенны. Когда в течение 24 часов он проложил путь через снега глубиной в шесть футов и с небольшим отрядом неожиданно появился на северной границе территории арвернов, стало очевидным, что восставшим быстрой победы не добиться. Как и планировал Цезарь, его появление заставило Верцингеторига повернуть к дому, а Цезарь тем временем стремительно двинулся в центральную часть Галлии. Его солдаты шли без сна и отдыха, питаясь только вяленым мясом. На землях битуригов (Шер), также поддержавших восстание, галльская кавалерия была наголову разбита отрядами наёмной германской конницы, недавно поступившей на службу к Цезарю. Тогда Верцингеториг решил применить тактику выжженной земли и предать уничтожению все галльские города, которые римляне могли бы использовать для пополнения запасов продовольствия. Только битуриги сожгли 20 своих поселений. Свою столицу Аварик (Бурж) они хотели сохранить. Город был прекрасно укреплён, а подойти к нему можно было бы только по узкому проходу между болотом и рекой, и Верцингеториг неохотно принял решение сохранить Аварик. Тем не менее на 25-й день после начала осады римляне построили огромную террасу, шириной 330 футов и высотой 80 футов, и, несмотря на упорное сопротивление и попытки сделать подкопы и разрушить постройку, город был взят. Легионеры, озлобленные, уставшие от проливных дождей и однообразной пищи, вступили в Аварик. Они, как писал Цезарь, «не думали о том, чтобы нажиться на продаже пленников». Желая отомстить за своих товарищей, погибших в Сенабе, и за свои лишения, они устроили в городе настоящую бойню и не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Население этого ещё недавно процветавшего города составляло около 40 тысяч человек. После взятия города римлянами в живых осталось не более 800 человек. Это были те жители, которые ушли из города при первом известии о приближении римлян и благополучно добрались до Верцингеторига. Ночью они скрытно подошли к линиям его укреплений, и Верцингеториг перехватил их и рассредоточил по своей территории, чтобы не допустить панических настроений в войсках.

Падение Аварика, несмотря на весь ужас произошедшего, сплотило галлов вокруг своего вождя. Доверие к нему возросло, ведь он заранее предсказывал возможность такого кровавого исхода. Теперь Цезарь не мог положиться даже на эдуев, традиционных союзников Рима. Эдуи, всегда получавшие массу выгод от сотрудничества с римлянами, разделились на два лагеря, возглавляемых враждующими вождями. Цезарь собрал совет старейшин племени эдуев, назначил вождя и перенёс свою основную базу в их столицу Новиодун (Невер) на Луаре. Но восстание разгоралось с новой силой, и Цезарь вынужден был разделить свои войска. Лабиен со своими отрядами двинулся к северу, в направлении современного Парижа, а сам Цезарь с более многочисленным войском — вверх по долине Аллие, к столице арвернов Герговии, одному из наиболее влиятельных городов Галлии, который располагался в четырёх милях от современного Клермон-Феррана. Этот город-крепость, стоявший на неприступном плато на высоте 1200 футов над уровнем моря, был главным опорным пунктом Верцингеторига. Он не мог пожертвовать Герговией.

Без особой жестокости подавив восстание эдуев, Цезарь продолжил осаду Герговии. Но защитники города отбросили римлян от стен города. Цезарь потерял 46 центурионов и около 700 воинов других званий. Это поражение было одним из самых серьёзных в его карьере, и он обвинил в нём своих командиров, которые превысили полномочия. Получив приказ захватить лагерь галлов за пределами города, они, движимые жаждой славы и наживы, повели солдат на штурм самой крепости. Но вполне вероятно, что это утверждение было просто попыткой обелить себя в глазах римлян и свести к минимуму собственную ответственность за случившееся. Так или иначе, но теперь Цезарь был вынужден снять осаду с Герговии.

Эдуи, несмотря на сравнительно мягкое отношение Цезаря, наконец присоединились к национальному восстанию. Они истребили римлян в Невере, захватили их склады, уничтожили всё то зерно, которое не смогли унести с собой, и подожгли город, чтобы Цезарь не мог воспользоваться его складами. За исключением тревиров и преданных ремов, у Рима в Галлии не осталось союзников. Почти все племена признавали Верцингеторига своим лидером, и движение сопротивления охватило всю Галлию. В сложившейся ситуации Цезарь считал крайне необходимым соединиться с отрядом Лабиена, передвигавшимся в направлении современного Парижа. Паризии сожгли свою столицу, чтобы не допустить капитуляции. После напряжённого перехода, не делая остановок ни днём ни ночью, Цезарь догнал Лабиена. Он вызвал дополнительные отряды германской конницы для замены перебежчиков-эдуев и пересадил германцев с их маленьких лошадок на крупных галльских лошадей. Это подкрепление было особенно необходимо, поскольку Цезарь не мог получить помощи из Италии, откуда даже письма доставлялись с трудом, окольными путями. Нарбонская провинция была полностью отрезана, её границы были под угрозой, поэтому в марте Цезарь с объединёнными силами выступил в южном направлении. В этот момент Верцингеториг решил повести своих солдат против римлян. Где-то в окрестностях Лэна (Кот-д’Ор), воспользовавшись нерасторопностью римской разведки, Верцингеториг напал на отряды Цезаря одновременно с трёх сторон. Но германская конница оказалась сильнее кавалерии галлов, и они с большими потерями отошли.

Верцингеторигу пришлось отступить назад, к своему укреплённому лагерю на изолированном, возвышенном плато Алезии (Ализ-Сент-Рен на горе Оксуа). Эта небольшая крепость принадлежала племени, находившемуся в вассальной зависимости от эдуев. Ещё до того как Цезарь окружил крепость, Верцингеториг ввёл туда все свои войска, за исключением большей части кавалерийских отрядов, которым он приказал рассеяться как можно дальше по окрестным территориям, возвратиться в свои племена. Это служило двойной цели: во-первых, уменьшалась потребность в продовольствии внутри крепости, а во-вторых, небольшие кавалерийские отряды получали возможность пополнять запасы и вербовать подкрепление. Был и другой способ решения этой задачи, возможно более целесообразный. Верцингеториг мог бы оставить в крепости небольшой конный отряд для вылазок, кавалерийские отряды преобразовать в пехоту, а остальных лошадей использовать для пропитания войск и жителей города. 5 тысяч лошадей могло бы хватить для прокорма 8 тысяч человек, как минимум, в течение месяца. Но в те времена галлы испытывали непреодолимое отвращение к конскому мясу, и Верцингеториг не мог переломить этих настроений даже в такой критический момент[24].

Римские легионеры были великими строителями. Они были приучены к тому, чтобы ежедневно строить большие укреплённые лагеря, и ни один полководец не использовал земляные работы так часто и с такой пользой, как Цезарь. Поскольку Алезию было невозможно взять штурмом с ходу, он организовал осаду, окружив город непрерывными круговыми укреплениями длиной в 10 миль. Это укрепление, в свою очередь, было окружено тремя линиями внешних укреплений, длиной 14 миль по окружности. Это позволяло организовать двустороннюю оборону в случае нападения эдуев извне. Кроме того, Цезарь решил ещё одну сложную задачу — обеспечил свои 10 легионов продовольствием и фуражом для лошадей на тридцатидневный срок.

Напротив, в осаждённой крепости продовольствия катастрофически не хватало. Оттуда были высланы все, кто не мог носить оружия. Но римляне не пустили их в свой лагерь, и несчастные встретили печальный конец[25]. Тем временем на помощь осаждённым приближались галльские отряды. Число их было огромно, хотя, возможно, цифры, приведённые Цезарем (четверть миллиона пехоты и 8 тысяч кавалерии, поставленные 43 племенами галлов), преувеличены. Римская армия подверглась массированному нападению сразу с двух сторон, бой продолжался четыре дня. Лабиен предотвратил прорыв внешней линии обороны, а конные отряды германцев под командованием Цезаря, которые базировались за линией укреплений, ударили галлов с тыла. И это решило исход сражения. Огромная, но плохо организованная армия галлов испытывала трудности со снабжением продовольствием. Большая её часть отрядов так и не вступила в сражение и под руководством двух вождей-эдуев отступила и рассеялась по просторам Галлии.

Верцингеториг сдался. Цезарь сохранил ему жизнь, но лишь для того, чтобы казнить через шесть лет во время триумфа. Остальных пленников Цезарь распределил между своими солдатами в качестве рабов — по одному на каждого солдата. Племена эдуев и арвернов нанесли Цезарю наибольший урон, тем не менее он их не истребил — эти племена были ему ещё нужны. Они являлись неотъемлемой и важной составляющей политической системы Центральной Галлии. Приговор эдуям и арвернам был отсрочен — это должно было послужить хорошим уроком их соплеменникам и в то же время не лишать их надежды. Такую политику нельзя назвать милосердной, но, по крайней мере, она свидетельствовала о том, что Цезарь осознал бесперспективность кровавого террора, результаты которого оказались прямо противоположны его ожиданиям.

Галльская война ещё далеко не завершилась, но Великое восстание было подавлено. Галлы не смогли скоординировать свои действия и добиться национального единства. Их вождю, несмотря на все его таланты, не удалось преодолеть галльское неприятие строгой дисциплины и организовать чёткое снабжение своей армии. Верцингеториг начал восстание в момент наивысшего национального подъёма, и всё же время было выбрано неудачно. Всего лишь два года спустя результаты могли быть совершенно другими: Рим стоял на пороге гражданской войны.

Племена белгов, в прежние годы первыми атаковавшие римлян, во время восстания отказались присоединиться к Верцингеторигу. Их вожди высокомерно заявили, что будут воевать с Римом сами. Возможно, решение о помощи восставшим и было принято, но слишком поздно. К примеру, белловаки (бовэ), которых Цезарь считал самыми лучшими стрелками среди галлов, должны были прислать более 2 тысяч солдат на подмогу осаждённой Алезии. Тогда они отказались это сделать, а теперь вступили в схватку с римлянами без поддержки и слишком поздно. Противники Цезаря в Риме, например Агенобарб, надеялись, что это новое восстание будет для Цезаря гибельным, но они ошиблись. Римские войска неожиданно настигли отряды белловаков.

Силы были неравны, героический вождь восставших Коррей погиб в бою, и белловаки были вынуждены сдаться на милость победителю. «Замирив» белловаков, Цезарь двинулся на северо-восток, чтобы обрушить всю свою мощь на эбуронов, но их вождь Амбиорикс успешно избегал столкновений с римлянами.

Тогда Цезарь повёл свои войска к противоположной границе Галлии. Это был стремительный марш-бросок, который завершился решающей кровавой битвой. Даже когда восстание уже было подавлено, среди галлов нашлись 2 тысячи отчаянных голов из разных племён, которые, объединившись, решили напасть на римлян в Нарбонской провинции. Но под напором римлян им пришлось отступить и занять оборону в крепости Укселлодун (Пюи-д’Иссолю, Дордонь). Крепость была практически неприступна, но Цезарь отрезал её от источников воды, и, кляня своих богов, галлы капитулировали. Финал этой драмы был описан Гирцием. По его словам, Цезарь считал необходимым пресечь подобные выступления раз и навсегда, поскольку в противном случае мир в Галлии был бы невозможен. И он показал на деле, что политика милосердия пока ещё не стояла на повестке дня. По приказу Цезаря всем взятым в плен галлам, участвовавшим в боях, отрубили руки и отправили их восвояси. Они должны были наглядно продемонстрировать своим соплеменникам, что их ждёт в случае неповиновения.

Но волнения продолжались. В другом конце Галлии, откуда Цезарь только недавно ушёл, один из вождей, Коммий из Атребата (Аррас), решил сражаться до конца. Ещё в 57 году до н. э. он был одним из самых лояльных сторонников Цезаря. Он был освобождён от уплаты дани и получил в вассальное владение соседнее прибрежное государство. Это он участвовал в экспедиции Цезаря в Британию и был одним из лучших командующих кавалерийским отрядом. Но затем позиция Коммия резко изменилась. Возможно, он осознал, в чём заключались далеко идущие намерения Цезаря, а может быть, его оттолкнула жестокость римлян по отношению к галлам. Так или иначе, во время Великого восстания Коммий пришёл на помощь осаждённым в Алезии. Даже когда восстание было подавлено, он не терял надежды и, отступив в Германию, начал набирать новое войско. Тогда Лабиен, под предлогом переговоров, подослал к Коммию центуриона, который должен был убить его. Но то ли центурион не привык к таким заданиям и его нервы в последний момент сдали, то ли соратники Коммия оказались проворнее, но покушение сорвалось. Коммий был ранен в голову, но остался на свободе.

Даже после подавления восстания Коммий продолжал нападать на римские конвои. На него вновь организовали покушение, и ему вновь удалось спастись. Нападавший, тот же самый центурион Лабиена, был тяжело ранен в бедро. После второй неудачной попытки римлян устранить его Коммий решил, что честь его спасена и он может оставить борьбу. На следующий год ему удалось переправиться в Британию, где он основал маленькое графство в Беркшире. Коммий оказался одним из немногих противников Цезаря, избежавшим гибели.

И вот наконец Галльская война была закончена. Утверждалось, возможно с некоторой долей преувеличения, что Цезарь выиграл 30 баталий, захватил больше 800 городов, сражался против 3 или 4 миллионов солдат, взял миллион пленных и убил около миллиона противников. Сам победоносный полководец оценивал потери противника в 1 миллион 192 тысячи человек. Что же касается чудовищно жестокого обращения с непокорными галлами на завершающем этапе восстания, то, по словам Хиртия, Цезарь хотел, чтобы его образ действий был правильно понят: всё, что он делал, было вызвано исключительно суровой необходимостью, ведь его гуманность была всем известна. Маколей[26] и Бьюкенен[27] восхищались Цезарем и соглашались с его трактовкой событий, разумеется с некоторыми оговорками. Буало[28] и Руссо[29] делали акцент на повторявшихся отвратительных актах насилия и вероломстве, которые не были оправданы поставленными целями и часто приводили к противоположным результатам. Сам же Цезарь всегда настаивал на том, что в результате его политики Галлия была завоёвана и на многие годы покорилась Риму.

Завоевание Галлии, так же как и завоевание Британской Индии, стало возможным только благодаря внутренним раздорам. Племена не прекратили враждовать, а в том мире, где они жили, ничто не могло остановить агрессию сильнейшего. Каждое племя в отдельности было слишком слабо, чтобы самостоятельно отстаивать свою независимость. И галлы стояли перед выбором: чьей власти покориться — более сильному галльскому племени или Риму? Для многих покориться кельтам было унизительней, чем склонить голову перед римлянами. Кроме того, существовала ещё и германская угроза, и, если бы римляне не вошли в Галлию, набеги германцев продолжались бы. Рим всегда умело маскировал свою агрессивную политику, прикрываясь союзническими обязательствами и оправдывая, таким образом, каждый отдельный акт вторжения. Но Галльская война в целом представляла собой неприкрытую агрессию, начатую Цезарем с одной целью — стяжать славу в Риме.

Однако последствия завоеваний Цезаря выходили далеко за рамки его личной карьеры. Площадь аннексированной им территории вдвое превосходила размеры современной Цезарю Италии, а население Галлии было намного больше населения Испании. Завоевания Цезаря оказали значительно более важное влияние на формирование концепции и саму природу римских доминионов, чем все завоевания Помпея, вместе взятые. Если раньше Римское государство представляло собой небольшую прибрежную полосу в Средиземноморье, то теперь оно стало континентальной империей, и поворотным моментом явилось завоевание Галлии. На мечах своих воинов Цезарь принёс в континентальную Европу римскую цивилизацию и заложил основы современной Франции. Именно он перевернул последнюю страницу предыстории Западной Европы и открыл первую страницу её истории, наследниками которой мы являемся.

Зимой 51/52 года до н. э. в Неметакуме (Аррас) Цезарь учредил в только что завоёванной Галлии новую систему правления, обязав ежегодно выплачивать контрибуцию в размере около 2 миллионов фунтов. Эта сумма может показаться незначительной, если её сравнить с выплатами, поступавшими из восточных регионов. Но Цезарь ограничился этим, поскольку ему нужна была поддержка или, по крайней мере, спокойствие в Галлии. Тем не менее эта сумма не так уж мала. Завоёванная страна была обескровлена и истощена, однако выплачивала приблизительно одну восьмую часть контрибуции, которые Рим получал из всех десяти провинций двадцатью годами ранее.

Добившись выплаты необходимых сумм, Цезарь не планировал серьёзно вмешиваться во внутренние дела завоёванных стран. Правда, он собирался использовать также и людские ресурсы и провёл мобилизацию галлов в пехоту и кавалерию, сформировав «легион жаворонков» в Нарбонской Галлии. Следуя примеру Помпея, который не менял системы правления в завоёванных им на Востоке странах, Цезарь отказался от политики неразумного и грубого давления, приведшей к столь печальным результатам в Нарбонской Галлии. Племенам было позволено сохранить свою структуру правления, но под бдительным надзором римского наместника, которого поддерживали местные проримские режимы. Независимо от того, как можно было расценивать результаты чудовищных кровавых акций последних лет, они больше не повторялись. Правление становилось более гуманным.

Вся кампания заняла два года. Продолжительность военных действий можно было бы сократить, но Цезарь хотел не только подавить восстание, но и эффектно продемонстрировать Риму свои подвиги. Несмотря на это, два года — не такой уж большой срок для аннексии 200 тысяч квадратных километров территории, население которой, несмотря на относительную слабость в военном отношении, решительно встало на защиту своего отечества.

Цезарь был величайшим полководцем всех времён и народов, именно в этом причина его победы в Галлии. Байрон, Констан и Стендаль сравнивали его с Наполеоном. Сам Наполеон в книге о Цезаре, которую он написал в ссылке на острове Святой Елены, отмечал, что между ним и великим полководцем древности так много общего, что можно даже говорить об идентичности личностей. Тем не менее этим полководцам приходилось решать совершенно разные задачи. Римская армия состояла из многочисленной тяжёлой пехоты (лёгкая пехота использовалась как вспомогательные подразделения, туда входили лучники, метатели из пращи, копьеносцы — недисциплинированные и часто плохо вооружённые солдаты). В легионе обычно имелось не более 300 лошадей, и, несмотря на успешный опыт Лабиена, понадобилось ещё три столетия, прежде чем кавалерия стала серьёзной силой в римской армии. Немалую роль тут сыграл груз традиций, поскольку кавалерия была настоятельно необходима римлянам.

Когда же оказалось, что на конницу эдуев нельзя рассчитывать, Риму пришлось обратиться к германцам, которые и нанесли несколько решающих ударов.

Когда армия состоит в основном из полностью вооружённой пехоты, битву может выиграть любой грамотный командир, не обладающий никакими выдающимися военными талантами, кроме разве что личной храбрости, навыков хорошего снабженца и умения муштровать солдат. Любой человек, способный хорошо подготовить своих солдат, мог стать прекрасным командующим. А Цезарь мастерски муштровал своих легионеров, он прекрасно понимал важность хорошей и постоянной подготовки солдата, он был знаком со всеми тонкостями солдатской жизни и всегда подчинял средства выбранной цели. Однако Цезарь умел не только планировать операции, но и мгновенно корректировать свои планы при изменении обстановки. Именно это позволяло ему неожиданно наносить смертельные удары противнику. Способность стремительно принимать верные решения была доминирующей чертой Цезаря-полководца, он в полной мере обладал тем качеством, которое немецкие стратеги называли «чувство кончика пальца».

Скорость — вот наиболее характерная черта тактики Цезаря. Согласно традиции, существовавшей в римской армии, каждый вечер, располагаясь на стоянку, солдаты строили прекрасно укреплённый лагерь. Это отнимало много времени, и войска теряли по три-четыре часа в день. Противники знали об этом и обычно не ожидали слишком скорого прибытия римлян. Тем не менее в случае необходимости Цезарь мог стремительно и неожиданно привести свои отряды туда, где их меньше всего ждали. Несколько сражений ему удалось выиграть, даже не начав. Он сам был очень выносливым путешественником. Спал он обычно в повозке или лёгкой коляске, прыгавшей по ужасной дороге. Двигаясь с невероятной скоростью, мог проделать до сотни миль в день, то есть вдвое больше, чем любой из его современников. Эта способность к быстроте передвижения сочеталась у Цезаря со стремительностью мысли.

Цицерон писал: «Осторожность и энергия этого чудовища — ужасающи!» Стремительность — вот в чём состоял секрет его успеха, хотя иногда она оборачивалась излишней торопливостью. Так было во время высадки в Британии, когда суда дважды не смогли пристать к берегу, так было и в Герговии, когда удар был нанесён слишком рано. Но не было случая, когда удар был нанесён слишком поздно.

Цезарь неоднократно ставил всё на одну карту. Он верил в свою удачу. В те времена фортуна для растерявших идеалы римлян являлась главным божеством. Сулла превратил благосклонность фортуны в своего рода мистическую личную характеристику, прочно связанную с поведением человека. Теперь, по прошествии многих лет, когда Цезарь одерживал одну победу за другой, стали говорить об особом расположении фортуны, которое обеспечило его успехи. Об этом писал Шекспир: «Опасность знает, что Цезарь поопаснее её»[30].

Цезарь не был ни философом, ни мистиком — он был интуитивным игроком, который не боится случайностей, а, напротив, умеет обратить их в свою пользу. В «Комментариях» Цезарь не забывает о роли судьбы, для него удача — это движение малых величин, которое может привести к большим переменам. Действительно, он часто представляет исторический процесс как драму внезапных капризов фортуны. И всё же это не фатализм, так как он не оставляет у читателя сомнения в том, что именно его, Цезаря, выдающиеся таланты, приумноженные усилиями его подчинённых, и придают капризам фортуны нужную ему форму.

Из рассказа Цезаря мы практически ничего не можем узнать о той важной роли, которую в его армии играли высшие командиры. Ещё меньше информации там содержится о командующих конкретными легионами, хотя Цезарь придавал большое значение этому посту и многое сделал для изменения его статуса и профессиональных функций. В «Комментариях» он изредка упоминает о действиях командующих легионами, оценивая их положительно или отрицательно. Цезарь очень редко ссылается на то, что проводил совещания со старшими командирами. Относительную свободу действий они получали только в случае кризисных ситуаций, обычно им нужно было только чётко следовать инструкциям. Также почти нет упоминаний о том, что Цезарь обращался к ним за советом.

С другой стороны, Цезарь подробно информирует читателя о том, как много зависело от храбрости, преданности и инициативы младших командиров, центурионов, которые и составляли основной костяк его армии.

В каждой когорте было по шесть центурионов плюс один командир. К ним Цезарь испытывал глубокое чувство признательности. Вероятно, это чувство было не только самым сильным в его жизни, но и единственным, которое ему удалось сохранить после опустошительных лет политической борьбы. О Цезаре, как и о Роммеле, можно было бы сказать, что «между ним и его отрядами существовало такое взаимопонимание, которое нельзя ни объяснять, ни проанализировать, это был дар богов». Недаром отмечалось, что Цезарь считал длинную линию легионов продолжением и неразрывной частью себя самого. В «Комментариях» эту эмоциональную связь можно проследить по текстам речей, которые Цезарь произносил перед своими легионами и которые предназначались в основном для младших командиров. Огромную роль играло и то, что он всегда был вместе со своими солдатами. Он шёл рядом с ними, с непокрытой головой, под солнцем и дождём, а при необходимости бесстрашно бросался в самое пекло боя. Каждый центурион или знаменосец мог рассчитывать на внимание Цезаря и на то, что его подвиг будет упомянут в «Комментариях». Такое упоминание было наградой и сохранило имена солдат Цезаря на тысячелетия.

Один из командиров Цезаря попытался объяснить эту магическую, почти чувственную связь, существовавшую между ним и его солдатами. Он писал, что, когда Цезарь был вынужден на короткое время оставить своих солдат, они чувствовали себя осиротевшими, «им не хватало его взгляда, его энергии и той уверенности и прекрасного настроя, которые он передавал окружающим». В наши дни, оценивая такой стиль руководства, мы можем сказать, что он вёл себя не столько как военачальник, сколько как хороший хозяин промышленного предприятия. Он требовал от своих подчинённых беспрекословного подчинения и дисциплины, но только тогда, когда надо было выполнять поставленную задачу. Когда же дело было сделано, он закрывал глаза на любые нарушения. Не прощались только измена, дезертирство и подстрекательство к неповиновению.

Виновных в таких преступлениях обычно сурово карали немедленно, но, если ситуация складывалась таким образом, что наказание откладывалось, виновный мог быть уверен, что о нём не забудут и рано или поздно карающая рука Цезаря до него доберётся. Система управления армией представляла собой сплав суровости и послаблений, который показался бы совершенно неприемлемым в современной армии. После победоносного завершения очередной битвы Цезарь давал своим солдатам полную волю. «Мои солдаты — великолепные бойцы, — говорил он, — даже когда от них разит перегаром». Описывая одну из последних побед над галлами, когда при взятии города солдаты обнаружили огромные винные запасы и вино полилось рекой, Цезарь отмечает, что его воины стали только здоровее, когда после многодневных возлияний снова встали в строй.

Но солдатам была необходима более существенная плата. История недавних лет ясно продемонстрировала, что важнейшим условием успешного функционирования существовавших в то время армий являлось хорошее вознаграждение для солдат. Большинство из них были добровольцами. В ходе войн II века до н. э. начало складываться какое-то подобие добровольной системы воинской повинности. Постепенно стал снижаться имущественный ценз для вступавших в армию добровольцев, который поначалу составлял 2 тысячи фунтов. Во время кризиса 80-х годов Гай Марий провёл военную реформу, открывшую двери для безземельного пролетариата, представителей которого стали зачислять на воинскую службу. Количество добровольцев было настолько велико, что, за исключением периода гражданской войны, не возникало никакой необходимости в принудительной мобилизации. Это означало, что служба в армии превратилась в один из способов сделать карьеру, и поэтому солдаты ожидали вознаграждения как во время службы, так и после отставки. Но кто мог дать гарантии, что их тяжёлая служба будет вознаграждена? Уж конечно, не римский сенат, который всегда был крайне оппозиционно настроен по отношению к крупным военачальникам. Именно от них, от своих непосредственных работодателей, и ждали солдаты достойного вознаграждения. Военачальники, в свою очередь, вели себя всё более независимо, постепенно превращаясь в полноправных хозяев своих армий и оказывая всё возможное давление на римские власти. Это был ответ на новую ситуацию, когда традиционная верность идеалам Республики постепенно уступала место более высокооплачиваемой верности и повиновению конкретному командующему. Солдаты становились личными иждивенцами или клиентами командующего. Клиентские отношения представляли собой двустороннюю связь, когда патрон не только ожидает от клиента хорошей службы, но и следит за тем, чтобы клиент был хорошо вознаграждён.

Лукулл, сражавшийся против понтийского царя Митридата, прежде чем командование было передано Помпею, являл собой печальный пример превосходного военачальника, потерпевшего неудачу только из-за своей преданности идеалам прошлого. Лукулл не мог ни оценить, ни принять такой точки зрения. Именно поэтому он оставил свою армию и свой пост командующего. Цезарь такой ошибки не совершил. Правда, что гигантское количество награбленных трофеев он взял себе. Он действительно получил огромное количество золота и продавал его в Италии по 150 фунтов за фунт веса, что составляло всего две трети от обычной цены. Это сверхизобилие трофеев означало, что большие средства достались также и тем, кто ему служил. Во-первых, это нашло отражение в жалованье легионеров. По всем стандартам того времени он платил хорошо. В какой-то момент, возможно в конце Галльской войны, он удвоил их крошечное ежегодное жалованье, которое теперь составило немного более 22 фунтов. Тем не менее даже после этого повышения легионер получал столько же, сколько самый низкооплачиваемый рабочий, и Цезарю предстояло сделать ещё многое. Благодаря трофеям младшие командиры становились богатыми людьми, старшие командиры — миллионерами. Но и легионерам перепало также огромное количество рабов и другой добычи, включая разграбленные богатые галльские святыни. Уходя в отставку, легионеры получали наделы земли. Герцог Веллингтон[31] отмечал, что «желание власти вознаградить» солдата становилось серьёзным препятствием для полководца. Цезарь всегда знал, что его солдаты, подобно солдатам других командующих, могли в определённый момент потребовать вознаграждения и выйти из-под контроля. Это относилось не столько к ветеранам, сколько к тем новым легионам, которые он сформировал специально для ведения войны.

«Если вам не хватает солдат, у вас не будет и денег, — говорил он, — но если у вас нет денег, то не будет и солдат». Цезарь потратил большую часть своей жизни на добывание средств, но теперь он не испытывал в них никакого недостатка. Неограниченные средства плюс умелая режиссура, при помощи которой Цезарь поддерживал свой образ «отца солдатам», позволили ему сохранить преданность легионеров.

Именно они, эти маленькие люди, и составляли основу одной из мощнейших военных машин, когда-либо существовавших в истории человечества и наводивших ужас на противника. Ещё со времён Мария легион состоял из 6 тысяч воинов, а основной войсковой единицей была когорта, которая и обеспечивала беспрецедентную линию обороны. В ходе сражения легионы обычно формировали три ряда: первый ряд состоял из четырёх когорт, а второй и третий — из трёх. Таким образом получалось формирование, состоящее из трёх частей: непосредственные участники боя, поддержка и резерв, и на протяжении всего боя две трети легионеров находились вне зоны досягаемости противника. В то время сражения проходили как поединки отдельных воинов, и основное бремя борьбы ложилось на передний ряд. Потери в первом ряду были очень велики, поскольку возможности римских легионеров, несмотря на их выносливость и профессионализм, были всё-таки ограниченными. Поэтому очень многое зависело от быстроты и чёткости, с которой производилась замена убитых и раненых бойцов свежими силами из подкрепления.

Легионеры носили шерстяные рубашки без рукавов и иногда обматывали бедра и ноги полосами шерстяной ткани. Сверху они надевали кожаные кирасы с металлическими рёбрами. Голову легионера защищал шлем, в бою он использовал прямоугольный или овальный щит. Вплоть до II века до н. э. основным оружием легионера было колющее копьё. Затем, в значительной степени под влиянием галлов, его сменило шестифутовое метательное копьё. Оно представляло собой твёрдый заострённый наконечник, прикреплённый к мягкому железному лезвию. При ударе о щит оно легко гнулось, поэтому противник не мог быстро извлечь его из щита.

Теперь представим себе, что легионер должен был нести с собой два таких копья, а также испанский меч или кинжал. Когда наступали холода, он надевал тёплый и тяжёлый плащ. В то же время историк Райс Холмс уверяет нас, «что на марше легионер должен был нести на левом плече шест, на котором в связке был закреплён его рацион зерна, котелок, кружка, пила, корзина, топор, серп, кирка и лопата». Это кажется малоправдоподобным, скорее всего, когда колонна выступала в поход, большую часть войскового снаряжения перевозили на вьючных животных, ведь имущество легионера состояло не только из снаряжения и запасов продовольствия, но и из трофеев.

Вероятнее всего, каждый солдат нёс с собой котелок или, по крайней мере, ручную мельницу. Он использовал эту утварь, как только заканчивался переход. Основным довольствием солдата была пшеница, которую ему выдавали в виде неразмолотого зерна. Он сам должен был смолоть его в муку и испечь грубый хлеб на горячих камнях или на углях. Получалось, видимо, что-то вроде индийского чапатти. Обеспечение армии необходимыми запасами зерна являлось сложнейшей и часто доминирующей проблемой. В «Комментариях» Цезарь нередко упоминает о том, что озабочен её решением, но никогда не вдаётся в детали организации снабжения. В «Комментариях» мы находим редкие упоминания об армейских запасах и складах зерна, гораздо чаще встречаются намёки на то, что продовольствие добывали путём реквизиций. Создаётся впечатление, что римская армия добывала себе пропитание у племён, населявших завоёванную территорию.

Также несовместимы с духом и буквой «Комментариев» такие прозаические вопросы, как поставки обмундирования в армию. Очевидно, что, набрав два новых легиона, Цезарь должен был снабдить их обувью. Также очевидно, что необходимые 12 тысяч пар сапог были поставлены сразу же, а это возможно только при условии функционирования эффективной административной службы. За снабжение армии обмундированием, по-видимому, отвечал Публий Вентид, когда-то взятый в плен отцом Помпея. Роль этого человека в армии Цезаря была жизненно важной — он обеспечивал поставки, тем не менее над ним всячески глумились, называли выскочкой и погонщиком мулов. Безымянными и безликими остались также армейские инженеры. Вместе с кузнецами и другими ремесленниками они шли на марше рядом с солдатами и сражались бок о бок с ними, пока не возникало нужды в их знаниях и мастерстве. Именно они строили такие неприступные военные лагеря, как Нантел близ Клермона на Уазе, именно они перекинули мост через Рейн, именно они проектировали и сооружали стенобитные орудия, катапульты, специальные машины для метания камней. Эти орудия явились прообразом гаубиц, осадных пушек и полевых ружей. Мы также ничего не знаем о судостроителях, благодаря которым Цезарь получил новые суда, смог победить венетов и высадиться в Британии. Можно только предположить, что все эти работы проводились под бдительным оком «заведующего кадрами инженерно-технического персонала», Мамурры, чья должность называлась «префект кузнецов или инженеров». Но эти организационные вопросы в «Комментариях» даже не затронуты.

Эта замечательная работа была полностью опубликована в конце 51 года до н. э., хотя к тому времени она, вероятно, уже была известна ограниченному кругу лиц по отрывкам. В ней давалась оценка войны в целом: Цезарь делал упор на грандиозность достигнутых им целей. Читатель должен был проникнуться мыслью, что ныне Цезарь не знает себе равных ни в славе, ни в могуществе. И всё же, когда он предложил продлить срок своих полномочий в Галлии (это произошло в самом начале года, именно тогда, когда вышли в свет «Комментарии», и вряд ли это было случайным совпадением), сенат ему в этом отказал. Цезарь и Гирций объявили, что решение принято под давлением небольшой враждебной клики, которая помешала сенату изъявить его истинную волю. В то время когда разгоравшийся кризис требовал от политиков самой искусной дипломатии, лидером правого крыла оппозиции стал консул Марк Клавдий Марцелл, и сам Катон должен был теперь ему подчиняться. Марцелл принадлежал к вышедшему из тени семейству Клавдиев Марцеллов, давшему Риму одного за другим троих консулов — яростных поборников войны, которых в наши дни называли бы «ястребами».

Наступали трудные времена, когда большинство римлян молили небеса о том, чтобы один из двоих соперников, а ещё лучше оба одновременно, отправились на Восток мстить за Красса и вышли из игры. Но этого не произошло. Марцелл методично провоцировал протест против политики Цезаря, а Помпей слабо протестовал против этого, но при каждом удобном случае выражал своё недовольство Цезарем. Марк Марцелл объявил, что война в Галлии закончилась, и галльские провинции больше не нуждаются в верховном командующем. Он также подверг резкой критике политику Цезаря в Цизальпинской Галлии. В частности, в городе Ком один из римских граждан был обвинён в том, что призывал население к неповиновению. По приказу Цезаря его подвергли порке розгами — наказанию, недопустимому для римских граждан. Помпей, считавший себя, как и Цезарь, патроном Цизальпинской Галлии, страшно разгневался. Однако он согласился вынести на обсуждение сената распределение галльских провинций между экс-консулами (то есть фактически вопрос о преемнике Цезаря) 1 марта наступающего 50 года до н. э. Когда Помпея спросили, какова будет его реакция на попытку заблокировать решение при помощи права вето, он ответил, что такая попытка будет равносильна восстанию и действовать он будет соответственно.

Помпею был задан ещё один вопрос: что случится, если Цезарь захочет сохранить командование армией, уже став консулом? От ответа Помпей уклонился, заметив только: «А что бы я сделал, если мой сын пригрозил мне палкой?» Он, вероятно, всё ещё надеялся, что Цезарь не будет настаивать на сохранении поста наместника до тех пор, пока не получит консульской должности. Хотя, если такие надежды у Помпея оставались, это означало, что он просто потерял чувство реальности, — ведь для Цезаря отказ от полномочий означал либо изгнание, либо смерть.

Тем временем Цезарь с удвоенной энергией начал добиваться поддержки в Риме. Одним из консулов 50 года до н. э. был его злейший враг Гай Марцелл, который не мог простить Цезарю попыток развести с ним его жену Октавию и выдать её замуж за Помпея. Но Цезарю удалось купить ценой огромной взятки расположение другого консула, Луция Эмилия Павела. Денег, потраченных Цезарем, хватило на реконструкцию базилики, развалины которой можно увидеть в форуме и в наши дни. Но самым существенным приобретением Цезаря стал народный трибун Курион, блестящий оратор и беспринципный молодой политик[32]. Курион прекрасно владел пропагандистскими приёмами и завоевал широкую популярность среди римлян. Поначалу он был ярым противником Цезаря, который, будучи консулом, позволил информатору Веттию обвинить Куриона в заговоре против Помпея. Но затем благодаря своему разнузданному образу жизни и расходам на экстравагантные погребальные церемонии, которые он устроил в честь своего не менее разнузданного, а возможно, и психически больного отца, Курион оказался в долговой западне. Цезарю удалось, правда, не сразу, а со второй попытки и за огромную сумму, купить услуги этого молодого политика. У Куриона имелись и другие основания переметнуться в лагерь Цезаря. Он был женат на интриганке Фульвии, а та была благодарна Цезарю за поддержку её погибшего мужа Клодия. Курион имел друзей в лагере Цезаря и заклятых врагов среди консерваторов. Помпея он не любил и обвинял его в проталкивании законов карательного характера. Цицерон, по принуждению оставивший Рим, чтобы управлять Сицилией, писал, что он был единственным человеком, предвидевшим изменение ориентации Куриона. В то время фразу Цицерона восприняли просто как забавную шутку, но прошло сто лет, и поэт Лукан, оглядываясь назад из недр одного из наиболее репрессивных режимов, отметил, что приобретение этого союзника было жизненно важным не только для Цезаря. Оно явилось зловещим поворотным пунктом в истории.

Курион не терял времени и последовательно добивался своих целей. В период между мартом и маем 50 года до н. э. в сенате проходили жаркие дебаты по вопросу продления полномочий Цезаря в провинциях. Благодаря яростным атакам молодого трибуна на Помпея и успешно применённой им тактике вето в Галлию не был назначен новый правитель. Тогда Курион выступил с новым предложением: Цезарь должен, как и требовали его противники, передать свои провинции и армии тому, кого назначит сенат, но одновременно и Помпей должен передать преемнику правление Испанией. Это предложение, по крайней мере, казалось простым и разумным, хотя и несправедливым по отношению к Помпею, поскольку срок его правления в Испании ещё не закончился. Даже люди, совершенно неосведомлённые в тонкостях и уловках римского права, могли оценить выгоды такого предложения. Вполне возможно, идея действительно принадлежала Куриону, но очень скоро она была одобрена Цезарем. Инициатива Куриона нашла широкую поддержку в сенате. Большинству сенаторов пришлось по вкусу такое двойное отстранение от дел. Но предложение было блокировано небольшой группой ультраконсерваторов, обнаруживших в нём западню. Под давлением Помпея сенат начал подыгрывать сразу обеим сторонам. Когда Марцелл предложил подвергнуть трибуна Куриона наказанию за его провокационное поведение, сенат отклонил это предложение. Но когда в связи с тревожным положением на восточной границе возникла необходимость направить два легиона в Сирию, сенат постановил, что Цезарь должен вернуть Помпею легион, полученный от него тремя годами ранее, и предоставить ещё один, свой. Цезарь подчинился, но направил Помпею легион, только что сформированный и состоявший из необученных солдат. Причём каждый из отбывающих легионеров получил от Цезаря личный подарок, стоимость которого вдвое превышала годовое жалованье.

В мае, находясь в Неаполе, Помпей серьёзно заболел. Будучи прикованным к постели, он предложил сложить с себя полномочия до истечения срока их действия; чуть позже он предложил Цезарю также отказаться от полномочий в Галлии. Однако даты не были определены, и предложение Помпея скорее напоминало уловку, чем желание прийти к соглашению. Как только Помпею стало лучше, он начал получать множество дружеских посланий с выражением солидарности. Обещания поддержки, усиленные информацией о падении боевого духа в армии Цезаря, которая, правда, оказалась ошибочной, придали Помпею совершенно необоснованную уверенность в том, что перевес сил находится на его стороне. Он позволил двум «твёрдолобым» консерваторам занять консульские должности на 49 год до н. э. Цезарю, в свою очередь, удалось провести своего ставленника, Марка Антония, на должность трибуна. Юношеский энтузиазм Антония привёл в восторг Куриона, и он рекомендовал молодого политика в качестве преемника на пост, который должен был оставить. Имя Марка Антония, распущенного, порывистого, храброго и интеллектуального молодого римлянина благородного происхождения, вошло в историю в основном благодаря Шекспиру. Его мать приходилась Цезарю дальней родственницей.

Курион передал свой пост молодому преемнику 10 декабря 50 года до н. э., но перед этим сделал один из своих наиболее успешных политических ходов. Консул Гай Марцелл не сумел убедить сенат предоставить ему место Куриона, но зато другое его предложение получило одобрение сената. Оно заключалось в том, что Цезарь должен был оставить свой пост, а Помпей — сохранить свой. Без промедления Курион предложил сенату одновременно лишить полномочий Цезаря и Помпея. И сенат принял этот декрет, проявив поразительную непоследовательность. Решение было принято 370 голосами против 22. Эти результаты подтверждали мнение Цицерона: он считал, что почти все известные ему политики скорее уступят Цезарю, чем вступят с ним в борьбу. «Атаковать этого человека нужно было тогда, когда он был слаб, — добавлял оратор, — теперь он слишком силён».

Это была эпитафия. Цицерон признавал неэффективность республиканской формы правления. На следующий день в городе вспыхнула паника.

Ходили слухи, что Цезарь со своими легионами уже приближается к Риму. Гай Марцелл в сопровождении двух избранных консулов стремительно покинул сенат, выехал из города и на свой страх и риск, без каких-либо официальных полномочий, приказал Помпею принять все необходимые меры для защиты отечества. Помпей согласился, правда с оговоркой, что возьмёт на себя всю полноту власти только в том случае, если другого выхода не будет найдено. Он начал вербовать дополнительные отряды. Два легиона, которые Цезарь послал для укрепления контингента в Сирии, были задержаны в Италии и также переданы Помпею.

В связи с этим сенат повёл себя более жёстко. Цезарь предполагал, что сенаторы напуганы проведённой мобилизацией. 9 или 10 декабря Цицерон беседовал с Помпеем наедине в течение двух часов. Результатом этих переговоров стало заявление о том, что Помпей убеждён в неизбежности разрыва отношений с Цезарем, поскольку прибывший из Галлии Гирций уехал, так и не посетив его, Помпея. Неудача Гирция была вызвана тем, что по прибытии в Рим он получил новые указания от Цезаря, которые делали встречу с Помпеем бесполезной. Тем не менее через Метелла Сципиона Гирций передал предложение Цезаря, которое заключалось в следующем. Ожидая должности консула, Цезарь оставляет за собой только Цизальпинскую Галлию и Иллирию и два легиона или только Иллирию и один легион. Помпей отклонил это предложение, а также саму возможность какой бы то ни было частной договорённости между ним и Цезарем. Безусловно, Помпей испытывал на себе сильное давление партии войны, но его собственное отношение к сложившейся ситуации также изменилось. У него состоялась ещё одна беседа с Цицероном 25 или 26 декабря, и оратор писал, что Помпея оскорбила резкая речь Антония и он больше не стремился к сохранению мира, который, по его предчувствию, теперь невозможен. Предложения Цезаря он считал предательским маневром, направленным как против Республики, так и против лично Помпея.

Курион спешно отправился в новый лагерь Цезаря в Равенне, в Цизальпинской Галлии, а затем ещё более стремительно вернулся в Рим, проделав весь обратный путь, 140 миль, за три дня. Он привёз в столицу письмо, в котором Цезарь, напомнив о тех услугах, которые он оказал отечеству, заявлял, что готов сложить полномочия только в том случае, если Помпей сделает то же самое. Но Помпей дал понять сенаторам, что ожидает от них жёсткого курса. Поэтому на заседании сената 1 января 49 года до н. э. народным трибунам Марку Антонию и Квинту Кассию с трудом удалось заставить сенаторов выслушать текст письма Цезаря. Подавляющее большинство поддержало Метелла Сципиона, потребовавшего, чтобы Цезарь сложил полномочия к определённой дате. В случае отказа он объявлялся врагом народа. Два трибуна наложили вето на это предложение, и затем в течение четырёх дней в сенате не затихали дебаты (в значительной степени связанные с вопросами законности). Цицерон в это время вёл тайные переговоры о мире, используя компромиссный вариант Цезаря: он оставляет за собой только Иллирию.

Переговоры не увенчались успехом, и 7 января сенат вынес чрезвычайное постановление, которым подтверждались и легализовались полномочия Помпея, причём всем главным должностным лицам ставилась в обязанность защита отечества. Ещё до того как постановление вступило в силу, Марк Антоний и Квинт Кассий получили предупреждение о неминуемом суровом наказании в том случае, если они останутся на заседании или просто в Риме.

Квинт Кассий и Марк Антоний заявили о нарушении своих прав как народных трибунов. В сопровождении Целия, юного корреспондента Куриона и Цицерона, они срочно направились в лагерь Цезаря в Галлии. Сенат назначил новых правителей в провинции. Метелл Сципион получил в управление Сирию. Были также приняты формальные меры для смещения Цезаря: в Цизальпинскую Галлию был назначен экс-претор, а Нарбонская Галлия досталась Агенобарбу, который много лет домогался этой провинции.