Глава 9 «Поживём-увидим…»

Ночью к баньке подошли волки. И такой вой подняли, что у Треньки на голове волосы дыбом встали.

И как ни кричал на них дядька Никола, как ни стучал палкой в стену приумолкнут и снова:

«У-у-у! У-у-у!..»

А один — должно, самый смелый — лапами в дверь царапался, и слышал Тренька его дыхание и, кажись, как зубами тот волк щёлкает, тоже слышал.

Только утром, когда светать стало, убралась волчья стая.

Вышел Тренька следом за дядькой Николой из баньки — звериные следы повсюду и дверь баньки ободрана, не поймёшь, то ли когтями, то ли клыками волчьими.

— Эва, что понаделали… — жалобно сказал Тренька.

Дядька Никола принялся костёр налаживать, вздохнул:

— Верно сказывают, иной раз из огня да в полымя угодить можно. Так, кажись, нам и посчастливилось.

— На то похоже, — сумрачно согласился отец.

Дед из баньки отозвался:

— Митька придёт, тогда и поглядим. Может, и не так уж всё худо, как спервоначалу кажется…

Митька не пришёл — прибежал, запыхавшись. Весёлый, румяный на морозе.

— Маманя! Тятя! Приехали!

Мамка по всегдашней своей слабости хоть и на радостях, а заплакала.

— Свиделись, слава богу…

Смеётся Митька:

— Плачешь чего? Иль похоронила уже?

Улыбается сквозь слёзы мамка:

— Боязно, Митенька. Волков кругом пропасть. Да и у людей ты чужих.

— Волков, маманя, бояться — в лес не ходить. А люди…

Тут приметно сник Митька, замялся.

— Добрый ли хозяин Рытов-то? — продолжала допытываться мамка.

Митька вовсе глаза отвёл.

— Вы, чай, не завтракали ещё?

— А ты?

— И я, признаться, нет.

— Что ж мы стоим-то тогда? — засуетилась мамка.

— Постой, Степанида, — вмешалась бабушка. — Не торопись. Не помрём с голоду. Успеем поесть. — И Митьке: — Ты на материн вопрос чего не ответил? Каков он, Рытов-то? И как на его земле крестьянам живётся?

Митька затылок поскрёб.

— Трофим сказывал — шесть деревень у Рытова, — спросил дед. — Так ли?

— Так-то оно так…

— Что ж тогда?

— Все деревни-то вроде этой. В иных по одному-два жилых двора. Другие вовсе впусте стоят. Избы развалены, земли не паханы, людей нет.

Треньке такой разговор — не в разуменье. Велика ли важность, сколько у Рытова дворов? А взрослые и так невеселы были, а тут совсем сумрачными сделались.

А Митька продолжал:

— Мужиков с двух дворов, как на охоту поехал, Рытов в цепи поковал, чтоб не сбежали. Однако один из них и от цепей освободился, да уйти далеко не смог — пёс, по кличке Урван, настиг и загрыз до смерти.

— Мы про этого Урвана уже наслышаны, — заметил дядька Никола. Приказчик Трофим сказывал. Я думал, стращает просто. Стало быть, правда?

— Истинная, — подтвердил Митька.

Тётка Настасья, с самого начала не одобрявшая затею дядьки Николы, с сердцем швырнула в костёр корягу:

— Не сиделось за князем. Дождались вот!

Дядька Никола оборвал:

— Чужого малого князь на собаку променял, не твоего. Ждать бы, когда Тишкин черёд пришёл, так, что ли?

Шмыгнул носом Тишка, уцепился за мамкину юбку — того гляди, заревёт.

Тётка Настасья платок на лоб натянула, отвернулась.

Вздохнул дядька Никола:

— Худые дела, ребята. Угодили, как кур во щи. С чего начинать и что делать — неведомо…

Встрепенулся Митька.

— Забыл вовсе. Приказчик Трофим велел передать, чтоб отец с дядькой Николой немедля в барскую усадьбу шли. И Тренька тоже.

— А Тренька зачем? — испугалась мамка.

— Трофим сказывает, на псарном дворе помогать будет.

Обрадовался Тренька:

— Вместе с тобой, стало быть?

— Нет, Треня, — ответил Митька. — Для Рытова охота — баловство. На псарне у него людей мало. Я на пашню и другие работы по хозяйству определён.

— Завтракать надо да идти. Кабы не прогневался Рытов-то, забеспокоился отец.

Поели наскоро. Митька вместе со всеми — торопливо и с жадностью, видать, не досыта кормился на новом месте. И отправились спорым шагом в рытовскую усадьбу Осокино. Тренька сначала впереди поскакал, а как показались крыши да дымки над ними, Митьку дождался и дальше пошёл рядом со старшим братом.

Когда ж открылось Осокино полностью из-за леса, хмыкнул разочарованно Тренька:

— А ещё сказывают, Рытов царю — близкий человек…

И впрямь, не могло сравниться с богатой княжьей вотчиной маленькое сельцо с господским двором да полдюжиной людских и крестьянских изб.

Митька пояснил словами, должно быть чужими и Тренькой уже слышанными:

— Землёй царь Иван Васильевич слугу своего одарил щедро, а крестьяне царю самому надобны. Оттого, из-за малолюдства, в ветхости и запустении стоит барское поместье.

Собаки залаяли — Тренька к брату прижался.

— Ты чего? — удивился Митька.

— Урван не выскочит?

— Не бойся. Он всегда с Иваном Матвеевичем ходит. А когда того нет, с его сыном старшим — Филькой.

Вошли на барский двор — в ветхом, однако просторном господском доме двери захлопали. Из тех дверей головы повысовывались: интересно и старому и малому поглядеть, что за люди пожаловали.

С высокого крыльца — лёгкой походкой сам Иван Матвеевич Рытов.

В полушубке коротком, с хлыстом в руке. Позади два парня. Один Митьке, другой Треньке ровня. А впереди всех, уши прижав — лёгок на помине! — здоровенный пёс Урван.

Пришедшие торопливо скинули шапки и хозяину новому низкий поклон.

Тот кивнул в ответ и весело:

— Как ночевали, мужички?

Дед за всех:

— Твоими молитвами, Иван Матвеевич.

— Завтракали?

— Чем бог послал.

— От господского угощенья, поди, не откажетесь?

Дядька Никола, не ожидавший, должно, такого приёма, приметно обрадовался:

— Кто ж от угощенья, да ещё господского, отказывается?

— Коли так, айдате в людскую.

В людской избе, где дворовые холопы жили — и Митька теперь вместе с другими, — стол накрыт.

Не богато потчевал своих новых крестьян Рытов, однако всё же не та скудная еда, что была в дороге.

Возвращались в тесную баньку веселей, чем из неё шли.

А дед, захмелевший от господского винца, пришёл и вовсе в благодушное расположение духа. Говорил назидательно:

— Не хлеб-соль барские дороги, а привет и ласка. Такой людей своих на собак менять не будет.

На что дядька Никола, тоже, впрочем, подобревший после господского угощения, заметил:

— Он их, людей-то своих, собаками до смерти травит.

Дед, нахмурившись, возразил:

— Первое — тот мужик от барина хотел уйти не по праву. А второе — без Рытова то случилось. Виной и причиной Филька был.

В баньке дед первому дню подвёл черту:

— Ладно. Поживём — увидим…

Загрузка...