Юстиниан Великий : Император и его век

1. ГИБЕЛЬ ДРЕВНЕГО РИМА

В 363 году единая Римская империя распалась на две — Гесперию и Византию. С тех пор в западной и восточной частях страны правили самостоятельные императоры. В 394 году Феодосий Великий объединил государство на несколько месяцев, но после его смерти в январе 395 года произошел новый раздел. Этот раздел и остался в школьных учебниках как дата окончательного распада Великого Рима. Западная Римская империя (Гесперия) просуществовала после этого 80 лет и погибла под натиском варваров.

Восточная Римская империя — Византия — выстояла в борьбе. Но это была уже новая страна, вышедшая из Древнего Рима, как бабочка из кокона. Древний Рим был языческим. Новый — христианским.

Столица Восточной империи называлась Константинополь. Древнее название этого города — Византий. Поэтому всю империю современные ученые часто зовут Византийской. Однако сами жители именовали ее Ромейской — Римской. А себя — ромеями.

После падения Старого Рима во всем мире остался только один император, и правил он в Константинополе. Варварские короли Запада, обосновавшиеся в Галлии, Испании, Африке, считались федератами Рима (союзниками). Они заключали «федеративные договоры» с имперским правительством. Такой договор назывался по-латыни foedus (отсюда произошло слово «феод» — феодал ведь тоже заключал договор со своим сюзереном). По договору варвары получали часть римских земель, а взамен обязались охранять римские рубежи, то есть были кем-то вроде казаков. От императора они получали выплаты, которые назывались «стипендия».

Примеров можно привести много. Король франков Хлодвиг (481–511) имел звание патриция и управлял Галлией как уполномоченный императора. Испанию разделили другие федераты — вестготы и свевы, которые ни от кого не защищали эту страну, но исправно требовали «стипендию». Знаменитый италийский правитель Одоакр, которому выпала сомнительная честь расправиться с последним западным императором, был всего лишь римский генерал германского происхождения. Он носил должность «магистр милитум» («военачальник», «генерал армии») и был интегрирован в систему империи. Юридически все эти люди являлись римлянами. А фактически? Ослабевшая империя тешила себя иллюзиями. Франк, вандал, гот вовсе не были римлянами. Всюду торжествовал этнический принцип. Гот поддерживал гота, вандал беспокоился за вандала. Свои продвигали своих. Постепенно на месте Западного Рима возникла конфедерация.

Многие римляне считали, что это временно. Они по-прежнему владели собственностью в разных частях Средиземноморья. Вилла в Сиде, латифундия под Неаполем, усадьба на Ибице… По сравнению с этим власть германских военных вождей казалась пустяком. Сколько вандалов привел в Африку захвативший ее в первой трети V века Гензерих? Не более 10 тысяч бойцов. Чуть больше могли выставить вестготы в Аквитании. Свевов (осевших в нынешней Галисии и Северной Португалии) имелось и того меньше, тысяч восемь. Только франки могли выставить серьезную армию в 20–30 тысяч воинов. Зато все они (кроме, разве что, вандалов) признавали римское гражданство и приоритет императора. Римская империя жива! Рано или поздно она переварит пришельцев, как случалось уже не раз. Никто из римлян не думал, что распад страны — это навсегда.

Долгое время сохранялись экономические связи между Западом и Востоком. Купцы свободно передвигались со своими товарами, таможен не было, даже императорские эдикты издавались одновременно для Запада и Востока. Эти связи разрушат гораздо позднее арабы. Единство тогдашнего мира хорошо показал бельгийский историк Анри Пиренн в своей монографии «Мухаммед и Шарлемань» (в русском переводе — «Империя Карла Великого и Арабский халифат»), поэтому воздержимся от приведения множества доказательств и отошлем читателя к этой работе, которая недавно переиздана и доступна широкой публике.

Империя жива. В самом деле, разве может пасть Вечный город? Каждому обывателю настоящее кажется вечным. Да и не только обывателю. Западную часть империи населял в то время единый народ, говоривший на латыни. Этот народ назывался вельски. Правда, он был апатичен, равнодушен и не имел единого прошлого. Вельски — это этническая солянка. Среди их предков — иберы, галлы, иллирийцы, бритты, германцы, которые забыли собственные обычаи и усвоили латинский язык. Неужели горстка варваров способна разрушить это единство?

Но разница между вельсками всё-таки была. В нюансах поведения, во взаимодействии с природой — словом, в тех мелочах, которые образуют национальный характер. Вот этот факт и оказался ключевым. Произошло то, чего не могли предвидеть обыватели и кабинетные ученые. Потомки разных племен разбрелись по отдельным «квартирам» и смешались со своими завоевателями. Сперва появились галлоримляне, испаноримляне, италийцы; сегодня на месте древних вельсков мы видим итальянцев, французов, испанцев…

После распада империи судьбы людей разошлись. Ситуация та же, что в современной Латинской Америке. Ее населяют метисы, говорящие по-испански. Однако эти метисы разбежались по разным государствам в границах прежних индейских «империй». Объединить их не может пока никто. То же произошло с античным Римом. После варварских нашествий население Западной Европы приняло новых завоевателей и смирилось с судьбой.

А на востоке, в Византии, жили другие люди. Они обладали богатым воображением, невероятным упорством и сильной волей. Многие из них мечтали восстановить империю. Одним из таких людей был Юстиниан. Но прежде чем рассказать о нем, окинем взглядом страну, породившую этого человека.

2. МОЛОДАЯ ИМПЕРИЯ

В то время, когда Гесперию населяли пресыщенные патриции, безучастные земледельцы, продажные люмпены, в Ромейской империи — Византии кипели страсти. В муках и боли на свет появлялся великий народ — жертвенный, одаренный и творческий. То был этнос «братьев во Христе». Они говорили на разных языках, но жадно слушали Благую весть, которую несли людям адепты нового культа. Разница с вельсками очевидна! Те общались на одном языке, но были друг другу чужими. А византийцы разговаривали на разных наречиях, но ощущали внутреннее единство. Впрочем, оно быстро пропало, но не от равнодушия, а от кипения страстей. Об этом мы еще поговорим.

Лев Гумилев предположил, что Византию поднял пассионарный толчок I века новой эры. Именно тогда в Римской империи появились первые общины христиан. Прошло время, и они стали решающей силой.

В научной литературе считается, что первым императором собственно Византии был Константин Великий (306–337), который построил Константинополь и перенес туда столицу. Он декларировал равенство людей перед законом, выступал в роли покровителя средних и низших слоев общества (хотя и не очень удачно), а государство видел надклассовой силой, которая уравновешивает притязания социальных групп. Многие из этих идей восприняли более поздние императоры, в том числе герой нашей книги.

Константин первым из римских государей принял христианство. Церковь признала его Равноапостольным.

Конечно, этот император был бы крайне удивлен, если бы узнал, что является первым византийцем. По происхождению он иллириец (иллирийцы — предки современных албанцев). По духу — римлянин. Даже христианство Константин принял на смертном одре, зная, что новообращенному простятся на исповеди все грехи. А грехов у него было много, включая убийство сына. По этой причине император тянул с выбором веры до последнего. Коллизию с принятием христианства Константином иронично описал английский историк Эдвард Гиббон. Правда, Гиббон был масон и враг христианства, он не понимал ни Византию, ни византийцев. Вся тысячелетняя история этой страны для него — «история упадка и разрушения Римской империи». Поэтому верить этому историку можно далеко не всегда, но временами он делает очень меткие выводы.

Впрочем, не будем отвлекаться. Являлся Константин византийцем или нет, но он стал символом Нового Рима. Без таких символов, мифов, легенд не может жить ни один народ. Так немец Карл Великий стал символом Франции, француз Вильгельм Завоеватель — Англии, а кавказец Сталин — России.

Утро Византии — это «вечер» Древнего Рима. Империя Константина — это борьба между старым равнодушным язычеством и молодым культом христиан. Борьба двух группировок, которые совершенно по-разному видят мир и потому не могут ужиться друг с другом. Всё остальное для них — вторично. Но вот Константин умер, исчезла его Династия, прошло 200 лет, наступил век Юстиниана. Что же мы видим? Расстановка сил изменилась. Империя Юстиниана — это кипящий котел, где не только новое и старое боролись друг с другом, но и между новыми людьми началась борьба. Требовались стальная воля, громадный ум, нечеловеческая работоспособность, чтобы удержать эту империю. Юстиниан смог не только удержать, но и раздвинуть границы.

Противоречия буквально разрывали Восточную Римскую империю. В ней жили два этноса. Старый, усталый народ говорил по-латыни в суде, по-гречески на базаре, молился эллинским богам, в армии служить не хотел и ко всему на свете относился скептически. Это были люди уходящей античности. Им противостояли энергичные христиане, но всё же долгое время победа креста не была очевидна для современников.

Общественный строй Византии тоже хранил печать старины. Основой экономики являлось земледелие. Латифундии крупных землевладельцев обрабатывали свободные арендаторы и крепостные крестьяне. Многие ученые полагают, что на Востоке, в отличие от Запада, свободные находились в большинстве.

Аристократии не было, как и закона о престолонаследии. Любой гражданин мог выдвинуться, разбогатеть и даже стать императором. Сама империя называлась «республикой». В ней сохранялись сенат, консулы, преторы и префекты… словом — весь набор прежних должностей. Только назывались они всё чаще по-гречески. Городской претор (мэр) превратился в эпарха. Префект (генерал) — в стратилата. Самого императора стали звать на греческий манер базилевсом (если перевести на русский — царем). Римский патриций преобразился в греческого патрикия. Это звание давали отличившимся гражданам или выдающимся варварам, как, например, конунгу франков Хлодвигу или болгарскому хану Кубрату.

Кстати, здесь будет уместно сказать пару слов о «греческом» и «латинском» произношении. Латиняне произносили некоторые звуки в жесткой огласовке — не «вэ», а «бэ», не «эс», а «зэ». Греки поступали наоборот, особенно в позднее Средневековье. Допустим, латиняне говорили «базилевс», а греки — «василевс». Латиняне — «Белезар», а греки — «Велисарий». Латиняне — «Византин», а греки «Византия». Но и это еще не всё. Греческую букву «тэта» мы в основном читаем как «эф», а для англичан это межзубный звук «th». Мы говорим «Марафон», англичане — «Mapathoн». Мы — «Афины» и «Фивы», а древние греки — «Атеней» и «Тебай». С другой стороны, твердой системы. не существует. Например, возьмем слово «горячий» — «терм». О сохраняющем тепло сосуде мы говорим «термос», римские бани называем «термы», но известное греческое местечко «горячие ключи» называем «Фермопилы», а не «Термопилы». Еще сильнее путаница с названиями медицинских специальностей. Например, мы говорим «офтальмолог» и «ортопед». В обоих словах присутствует греческая «тэта». Если бы названия были унифицированы, следовало говорить «офтальмолог» и «орфопед». Или, соответственно, «оттальмолог». Поэтому читатель должен простить автора за отстутсвие системы в написании греческих названий. Ряд слов я пишу в «жесткой», латинской версии; например, «базилевс». Ряд — в «мягкой», греческой. Например, «Велисарий». Это тем более уместно, что в ранней Византии, населенной вельсками и греками, обе формы соседствовали.

То же самое касается географических названий и производимых от них терминов. Мы пишем в этой книге Халкедон, Мавретания, демы, Протектор, а не Халкидон, Мавритания, димы, Протиктор. Первые варианты более архаичны, и в VI веке преобладали именно они, особенно среди латинизированного населения, то есть среди таких людей, как Юстиниан. Единственное исключение в череде имен и названий — Кесария и Прокопий Кесарийский, а не Цезарея и Прокопий Цезарейский. Первый вариант прочтения имени историка и его родного города прочно утвердился в литературе, и замена означала бы крайнюю степень неуважения к читателю.

А теперь вернемся к рассказу.

В ромейских войсках служили наемники. Туда охотно записывались германцы, аланы, славяне, болгары, герулы… Так повелось издавна. Еще римский историк Аммиан Марцеллин, перечисляя имена офицеров, всё чаще говорит о германцах на службе у императора. Военный теоретик Флавий Вегеций Ренат с горечью пишет, что граждане больше не хотят служить в легионах. Римляне давно кормили чужую наемную армию и не замечали этого.

А что делали новые люди, появившиеся в результате пассионарного толчка, преобразившего империю? Они молились Христу, не желали подчиняться варварам и ненавидели рабство. Это и были византийцы. Им и их потомкам принадлежало будущее.

3. КАРЬЕРА ПРОВИНЦИАЛА

Одним из этих «новых» людей был Юстин — простой крестьянин, ставший императором Византии. Таким же «новым» оказался и его племянник Юстиниан — герой этой книги.

Дядя и племянник стали одними из тех, кому повезло. Простолюдины из балканской деревни сделались императорами ромеев. Но — обо всём по порядку.

Юстин родился в многодетной православной семье в селе Беде-Риана во Фракии. Кем он был по национальности? Место рождения ни о чем не говорит. Этого человека разные византийские историки зовут то фракийцем, то иллирийцем. Но это не национальность, а место жительства. Империя делилась на префектуры, диоцезы, провинции.

Балканский полуостров входил в префектуру Иллирик. В ее составе имелся диоцез Фракия. Это означает лишь то, что Юстин и его родня происходили с Балкан.

В поздних сербских легендах представителей этого семейства называют славянами, но это неправда. Массовое переселение славян на Балканы началось через несколько десятков лет после смерти Юстина.

Сербы утверждали, что настоящее имя Юстиниана — Управд. По сути, это калька его латинского имени. Так сказать, вольный перевод. Юстиция — по-латыни «справедливость». Юстиниан — это блюститель юстиции, «Управд».

Эдвард Гиббон в своей «Истории упадка и разрушения Римской империи» замечает, что по-английски «Управд» звучало бы как «upright»; всё это варианты одного и того же прозвища.

Но легенда возникла довольно поздно, в XVII веке, и противоречит всему, что мы знаем об этнической истории Балканского полуострова. По меткому замечанию известного русского византиниста Ф. И. Успенского, мнимый «серб» Юстиниан вообще не проявил себя как славянин. Дальнейшая дискуссия на эту тему становится беспредметной.

И всё же, если не славянин, то кто? Скорее всего, Юстин и Юстиниан были вельски, то есть валахи, румыны. Сами они называли себя ромеями. Их родным языком была разговорная латынь. Та самая, что легла в основу «романского» или «румынского» языка. Ведь и «ромей», и «румын» означает одно и то же: «римлянин». Однако это были особенные вельски: одаренные харизмой и множеством талантов. Их соплеменники на Западе вырождались и были равнодушны ко всему, кроме хлеба и зрелищ. Представители православной семьи Юстина отличались деятельным характером и богатым внутренним миром. Это были люди нового склада — пассионарии.

Вернемся, однако, к судьбе основателя династии.

Юстин родился около 450 года. Еще не погиб Западный Рим. Впрочем, темных крестьян на Востоке империи мало интересовала большая политика.

У свободной семьи православных земледельцев, к которой принадлежал будущий император, не было будущего. Чем больше у крестьянина детей — тем меньше надежд выбиться в люди. Поэтому Юстин и двое его братьев, как только подросли, решили записаться в армию. Вероятно, это произошло в начале 70-х годов V века.

Знаменитый историк Прокопий Кесарийский (мы будем многократно обращаться к его сочинениям) очень живо описывает, как три брата — Зимарх, Юстин и Дитивист — отправились на военную службу, «чтобы избавиться от нужды и всех сопутствующих ей бед, с которыми вечно приходилось бороться дома».

Всё убранство этой нищей троицы составляли войлочные шляпы, льняные штаны да козьи тулупы. В котомках за спиной — сухари (Прокопий не знает этого слова и пишет: «дважды пропеченный хлеб»). С таким багажом Юстин и его братья собирались покорить столицу.

Заметим, что Юстин и его родня — ромеи, а не варвары, вольные люди, а не крепостные. Сколько таких ромеев служило в армии? Неясно. Однако как раз в это время на них возник спрос. Если западные римляне не желали служить и добровольно отдали власть в руки германских военных вождей, то на Востоке дела обстояли иначе. С определенного времени военная служба становится престижной, а коренные ромеи получают возможность дослужиться до высших чинов. Но эта возможность появилась далеко не сразу. Понадобился дворцовый переворот с кровавыми жертвами, прежде чем ромеи почувствовали себя хозяевами в своей стране.

В Византии боролись за власть несколько группировок. Поначалу, во время всеобщего упадка, армейское командование захватили варвары-ариане (это еретическое ответвление христианства). Естественно, они старались не допускать ромеев на командные должности. Однако постепенно ситуация менялась. Ромеев становилось всё больше, и действовали они всё активнее. Никто не желал служить иноземцам и тем более иноверцам. Именно вера становилась способом отличить своих от чужих.

В середине V века византийской армией командовали Аспар и его сын Ардавур. По происхождению они были аланы, но руководили разноплеменными отрядами, в которых служили готы, древние болгары-кочевники, герулы и представители множества иных племен. По вере оба являлись арианами.

По-латыни командующий армией назывался магистр милитум. «Магистр» — это предводитель. «Милиция» — армия. В переводе на русский будет «военачальник». Пройдет 26 лет со дня рождения Юстина, и один из таких «военачальников» — Одоакр — свергнет последнего римского императора в Италии. Римляне безропотно примут эту перемену, потому что рисковать жизнью во имя абстрактных идей патриотизма и независимости будет некому.

Казалось, аналогичная судьба ждала Византию. Здесь тоже правили иноземцы-военные. Они назначали императоров по своему усмотрению. Однако ромейский этнос был другим, непохожим на западноримский. В Византии рождалось всё больше людей, которые хотели жить в великой империи и которым было не всё равно, кому подчиняться. Поэтому варвары какое-то время правили через посредство подставных императоров-базилевсов.

Когда Юстин и его братья решили начать карьеру военных, императором сделался Лев I Мясник (457–474) — простолюдин из Малой Скифии на Дунае, который в молодости занимался рубкой мяса, но затем подался в армию. Его заметил и выдвинул Аспар, чтобы управлять страной от имени своей ромейской марионетки. Карьера Мясника развивалась стремительно: с подачи Аспара он занял престол.

Варварам требовались послушные фигуры на троне. Как раз в это время Италией правил комес («граф») Рецимер — наполовину свев, наполовину вестгот; одним словом, германец. Он обладал безграничной властью, но не мог занять трон, так как являлся иноземцем. По этой причине он возводил и свергал императоров по своему усмотрению. То же самое проделывал Аспар на Востоке.

Однако император Лев Мясник оказался хитрым и сообразительным малым. Он почуял опасность, которая исходила от «варварских» покровителей, и упредил их. Аспар и Ардавур были казнены по обвинению в подготовке государственного переворота. Их родственники продолжали службу в византийской армии, но уже на вторых ролях.

Истребление военной верхушки не означало, что ромеи устроили массовую резню иноземцев; это было не в их характере. Истребили только командный состав, то есть национальная революция свершилась в формате дворцового переворота. Наемники в армии остались, но сменилось командование: вместо германцев начальниками стали ромеи. Армия постепенно становилась не варварской, а ромейской.

Варварские войска стоили дорого. Дешевле было содержать собственных солдат, хотя и от наемных дружин никто не отказывался. Правда, Лев Мясник попытался изгнать Дьявола с помощью Вельзевула.

Для того чтобы вытеснить аланов и германцев из столицы, он призвал отряды исавров. Небольшой, но воинственный горный народ исавров был вроде наших чеченцев и жил в горах Тавра в Малой Азии. Исавры то занимались грабежом, то мирились с имперским правительством. В Константинополе о них ходила дурная слава как о бандитах и забияках, однако они пользовались известностью как свирепые воины. Лев Мясник заменил аланов исаврами в своей столице. Вождя исавров, который навел порядок, звали Тарасикодисса. Это имя звучит дико не только для современного читателя. Его не воспринимали даже привычные к «варварству» ромеи. Поэтому Лев Мясник переименовал своего спасителя в Зенона. И всё же это был «свой», домашний варвар. Армия становилась национальной.

Поэтому Юстин и его братья оказались в нужное время в нужном месте. Лев и Зенон любили красивых сильных солдат. Их тщательно отбирали. Любовь к армии — один из показателей, что государство начало выздоравливать.

Юстин, Зимарх и Дитивист были как на подбор — рослые, физически развитые красавцы. Их скоро заметили и забрали в гвардию.

Рослые воины вообще были редкостью среди ромеев, а потому ценились безумно. Римский военный теоретик Вегеций, живший в V веке, писал, что в его время солдаты низкорослы, да и служить не хотят, поэтому приходится отдавать предпочтение варварам.

Вообще, вся книга Вегеция «Краткое изложение военного дела» наполнена сетованиями и причитаниями о том, что военное искусство Западного Рима погибло. Никто уже не умеет держать строй, разведка в армии налажена плохо, солдаты настолько ленивы, что не разбивают лагерь и становятся жертвами внезапных нападений. Они даже ленятся надевать доспехи, им тяжело носить панцирь. Легче погибнуть, чем утруждать себя военными упражнениями или ношением брони. Вот это и есть субпассионарность. Старый Рим подвергся вырождению.

На Востоке дела обстояли иначе, но и там мало кто из коренных жителей мог похвастать высоким ростом и красивым телосложением.

Поэтому статный и атлетически сложенный Юстин имел все шансы сделать карьеру в этом море пигмеев. Он воспользовался первой возможностью и стал продвигаться по службе. А его братья — нет. Они сгинули на государевой службе и умерли в безвестности.

Политические коллизии в Ромейской империи развивались своим чередом.

4. ПАДЕНИЕ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

Лев Мясник умер в 474 году. Перед этим он успел женить Зенона на собственной дочери Ариадне. У молодых родился ребенок, названный Львом в честь деда. Этого младенца и провозгласили царем после смерти Мясника. Слишком многие ромеи не желали видеть на престоле исавра. Поэтому на трон возвели Льва II, рассчитывая, что тот вырастет Цивилизованным ромеем.

Вероятно, среди тех, кто не любил исавров, был Юстин. Горцы вели в столице нагло, однако сила была на их стороне.

Маленький Лев II (474–475) царствовал всего год и умер от болезни. Тогда Зенон отбросил ложную скромность и провозгласил государем ромеев самого себя.

Его не приняли. Зенон являлся чужаком в Константинополе. Конечно, это был свой чужак, имперский. Но столичные жители не любили ни самого Зенона, ни его нахальных земляков.

В 475 году против исаврийского царя восстал полководец Василиск. Это был неудачливый воин, но способный интриган. В своей борьбе он не гнушался ничем и охотно использовал варваров. Он привлек остготов, живших на Балканах. Варвары поддержали мятеж, Зенон бежал в Малую Азию.

Василиск принадлежал к числу коренных ромеев и считался «патриотом». Но этот «патриот» оказался хуже иноземца. Василиск был тугодум, взяточник и лентяй. Он обладал весьма скромными способностями, и этот прискорбный факт стоил ему трона.

Зенон собрался с силами и бросил армию на Константинополь. Высланные навстречу войска Василиска перешли на сторону исавров. Их примеру последовали остготы. Зенон вошел в столицу. Василиск с женой и сыном укрылся в храме Святой Софии. Исавр обещал не проливать его крови, и Василиск покинул убежище. После этого Зенон без всяких колебаний приказал заточить Василиска с семьей в крепость, где всех уморили голодом. Оказывается, обещание не проливать кровь вовсе не означало, что Зенон подарил сопернику жизнь.

Такие коллизии происходили на Востоке. Этим воспользовался западный полководец Одоакр, который совершил военный переворот в Италии и сверг последнего императора Гесперии (476). Западный Рим пал.

Переворот был не только социальным, но и национальным. Западная армия состояла из варваров, а возглавлявший ее «магистр милитум» Одоакр происходил из германского племени скиров. Возможно, он не хотел начинать мятеж, но солдаты заставили его это сделать. Гражданский правитель Италии — Орест — был убит солдатней. «Одоакр убил патрикия Ореста в Плаценции, а брата его Павла [убил] близ Пинеты», — уточняет историк той эпохи, известный под именем Аноним Валезия. Юный император Ромул Августул — сын Ореста — сохранил жизнь. Этого никчемного юношу пожалел и спас Одоакр. Он не желал быть цареубийцей и сохранял пути для возможного примирения с Византией.

Гесперия прекратила существование. Вероятно, та же судьба ждала бы и Византию, если бы Лев Мясник заблаговременно не вырезал варваров в Константинополе.

История любит жестокие шутки. Распад империи юридически выглядел, как объединение. Одоакр вернул в Константинополь императорские регалии, а сам правил Италией в должности «военного магистра». На Апеннинах возникла военная диктатура: всё общество служило чужеземной армии. Лев Гумилев удачно назвал такой порядок «этническая химера».

Император Зенон принял от Одоакра императорские инсигнии (знаки), хотя и считал магистра наглым узурпатором. Так оно и было, но вмешаться в дела Запада базилевс не мог. Зенон провел жизнь в борьбе с мятежниками и еретиками: бунт Василиска был первым, однако не единственным. Всё это учитывал Одоакр и — пользовался ситуацией. Но это был еще не конец античного мира.

5. СПОР О ВЕРЕ

Идея империи на Западе не умерла. Тот же Зенон после недолгих колебаний признал императором Запада одного из претендентов, Юлия Непота, который засел в Далмации. Незадолго до краха империи Непот уже занимал римский престол (в 474–475 годах). Тогда он захватил трон с помощью византийских войск, но властвовал недолго: был свергнут Орестом, который, в свою очередь, правил несколько месяцев от имени сына и был убит Одоакром.

В конце концов Непот отказался от «империума», то есть от императорской власти. Но это его не спасло. В 480 году он был убит по приказу епископа города Салоны, после чего Далмация отошла к Одоакру.

Но что было делать с самим Одоакром? Этого Зенон не знал. Вплотную заняться итальянскими делами ему помешали распри в Византии. Там разгорелись споры о вере.

Пассионарный перегрев для любого народа не менее опасен, чем всеобщее равнодушие. Энергичные люди желают самовыражаться. Когда желающих становится слишком много, каждый тянет в свою сторону и наступает раскол этнического поля. Лев Гумилев называет это «акматической фазой этногенеза». Такая фаза и наступила в Византии в конце V века.

Самовыражаться можно по-разному. Ромеи делали это в религиозных дискуссиях. Неизвестно, имелся ли другой путь для разрешения противоречий, но этот — оказался губителен. Тут и там появлялись Разные толкователи Священного Писания. Из-за нюансов восприятия Библии возникали жестокие столкновения.

Время от времени какая-то секта захватывала лидирующие позиции, а проигравших объявляла еретиками. Перечислять всех ересиархов и все течения в тогдашнем христианстве бессмысленно, однако основные течения всё же стоит запомнить.

Читая византийские летописи той поры, временами трудно понять, кто прав, а кто нет в спорах о вере. Церковные иерархи, которые еще вчера считались праведниками, легко оступаются и впадают в ересь из-за пары неправильно выстроенных слов.

Разногласия между религиозными течениями кажутся мелкими и незначительными, но не нужно относиться к этим вопросам скептически. В религиозных дискуссиях рождались и обретали идентичность новые этносы. Религиозные вопросы помогали отличить своих от чужих.

Одним из первых и главных еретиков был знаменитый Арий (265–336). Он утверждал, что Христос сотворен Богом-Отцом, а значит, является лишь «подобосущным» ему. Проще говоря, ариане полагали, что Христос — человек, который только после вознесения стал Богом. Это утверждение довольно быстро отвергли ромеи, но охотно приняли варвары, особенно германцы. Бог в интерпретации Ария становился для них ближе и понятнее. Кроме того, принятие арианства казалось хорошим способом для германцев отличаться от римлян. Сам Арий трагически погиб. По преданию, он умер в отхожем месте, когда внутренности ересиарха вывалились через задний проход. Он скончался от кишечной инфекции или же был отравлен религиозными противниками. Несмотря на «позорную» смерть, его учению было суждено яркое будущее. Арианами сделались готы, лангобарды, вандалы, а также практически все германцы-наемники, служившие в Римской империи.

Противниками ариан стали православные, то есть «правильно славящие» Бога. Иначе их называли католиками («вселенцами», приверженцами Вселенской церкви, ведь разницы между католиками и православными еще не было).

Единство православных оказалось мнимым и вскоре было нарушено. На Востоке выделились две больших секты: несториане и монофизиты.

В этнической системе наступил перегрев, и ее разорвало в клочья. Единый христианский суперэтнос распался на несколько этносов. Некоторое время они жили в одном государстве, но враждовали друг с другом, считая еретиками всех, кто на них не похож.

К V веку расстановка сил сложилась так. Население Балкан и западной части Малой Азии исповедовало православие, принятое на Халкедонском вселенском соборе 451 года. В Армении, Западной Сирии и Египте обосновались монофизиты в двух разных вариациях — умеренной и крайней. Эти люди не признавали человеческое начало в Христе и настаивали только на одной сущности — божественной.

В Восточной Сирии постепенно возобладала еще одна версия христианства, названная по имени патриарха Нестория, отвергнутого и низложенного официальной Церковью. Несториане отрицали божественность Девы Марии и называли ее Христородицей.

В центральной части Малоазийского полуострова, в Афинах и на Пелопоннесе преобладали язычники (или, как тогда говорили, «эллины»).

Между прочим, и несториане, и монофизиты считают православными именно себя. А приверженцев Божественной Троицы, догмат которой признан Халкедонским собором, называют диофизитами — сторонниками двух природ Христа.

Убежденность в собственной правоте была у еретиков полная. Один из них как-то изрек проклятие: до тех пор, пока в Константинополе будут царствовать императоры-диофизиты, они не смогут передать престол от отца к сыну. Проклятие сбылось. Ни Зенон, ни его преемники не могли основать династию. Они или не имели детей, или погибали вместе с ними… Но сейчас речь не об этом.

Религиозные споры кипели на всей территории Византии. Германцы-ариане жили обособленно от ромеев. То же самое делали армяне в своих горах, копты — в Египте, арамеи — в Сирии. Удержать эти народы в рамках одной империи было сложно. Не помогали ни императорские указы, ни дипломатия. Лилась кровь. Весь Восток полыхал ересями. В самом Константинополе между православными и еретиками шла ожесточенная борьба за первенство. Этим пользовались язычники-«эллины». В столице они действовали тайно, в провинциях — явно. Возле больших городов стояли языческие алтари, где по-старому приносили жертвы богам Олимпа.

Пока не были улажены религиозные споры, Зенон не мог начать отвоевание Рима у Одоакра. Императору пришлось действовать с помощью дипломатии и сделать вид, что терпит господство варвара в Италии. Были и другие проблемы, сотрясавшие страну. В империи Углублялось неравенство. Постепенно усиливалось сословие крупных землевладельцев. Крестьяне и городские низы теряли имущество из-за происков. С другой стороны, многие винили в своих проблемах коррумпированную государственную власть, бюрократов. «Справедливые»

отцы-латифундисты казались недалеким людям лекарством от этой болезни, как сегодня нефтяной олигарх кажется лекарством от произвола и неэффективности бюрократии. Эти настроения опасны для империи. Византия была на развилке, за которой виделись два выхода: гибель или спасение.

6. МЯТЕЖИ И ВОССТАНИЯ

Зенон боялся усиления латифундистов. Император сделал ставку на союз с представителями торгового капитала. Влияние крупных землевладельцев он пытался ограничить законодательно, защищал крестьянские общины от посягательств магнатов и опирался на армию.

Однако авторитет императора среди значительной части византийцев был низок, заговоры в столице и восстания на окраинах не прекращались.

В 479 году часть столичных войск попыталась совершить переворот и убить Зенона. Во главе заговорщиков стоял аристократ Маркиан. Перед Большим дворцом закипела схватка. Было много убитых. Императора защищали дворцовые гвардейцы — экскубиторы, в число которых входил Юстин. Эти «королевские мушкетеры» сражались храбро, но понесли громадные потери. Однако и заговорщики потеряли убитыми не меньше людей. Маркиан побоялся продолжать наступление. Это его погубило.

Зенон подтянул верных исавров, подкупил часть сторонников Маркиана и подавил мятеж. Сам Маркиан отделался ссылкой.

На востоке вспыхнуло восстание самаритян. Это странное имя народ получил по имени областной столицы — города Самария. На самом деле область называлась Израиль. К югу от нее лежала Иудея с центром в Иерусалиме. Иудеи считали израильтян еретиками. Точно так, как «диофизиты» считали еретиками монофизитов. На самом деле израильтяне и иудеи были частью единого еврейского суперэтноса. Христиан они ненавидели. Последние платили тем же.

Восстание израильтян началось в 484 году. Они напали на христиан во время религиозной процессии, многих перебили, а местному епископу отрубили пальцы на руке. Потом захватили Кесарию (родину историка Прокопия), истребили христиан и провозгласили одного из своих предводителей, Юста, императором. Заметим, что этот израильтянин имел вполне «ромейское» имя. Следовательно, евреи удачно мимикрировали, выдавая себя за римлян, но не сливаясь с ними.

Восстание было подавлено византийскими войсками, расквартированными в Палестине. После этого в столице Сирии — городе Антиохии — прошел еврейский погром. Христиане преследовали без разбора иудеев и израильтян, не делая разницы между ними. Многие иудеи бежали на Запад, найдя спасение в Италии и Испании.

Наконец, в том же 484 году против Зенона восстала часть исавров. Они выдвинули своего императора из рядов византийской служилой знати и взбунтовали несколько городов в Малой Азии.

Тяжелая война с мятежниками продолжалась четыре года. Возможно, в ней участвовал Юстин. В источниках, правда, упоминается, что он принимал участие во второй войне с исаврами, о которой мы еще расскажем. Но не исключено, что и в первый раз его направили на исаврийский фронт, тем более что борьба была трудной и понадобилось вмешательство гвардии. С большим трудом бунт удалось подавить; его последние участники были схвачены только в 488 году. Тогда же Зенон решился вернуть Италию, находившуюся под властью варваров уже 12 лет. Царь натравил на Одоакра своих союзников-готов, которые жили в Паннонии и подчинялись конунгу Теодориху. Теодорих явился на Апеннины, сражался пять лет, убил Одоакра и захватил Италию. Но византийцам не удалось воспользоваться плодами войны. Когда Теодорих одержал победу, Ромейской империей правил уже другой базилевс.

Зенон умер страшной смертью. Он страдал эпилепсией. Один из припадков, случившийся в начале апреля 491 года, стал для него смертельным. Ходили слухи, что его похоронили заживо по приказу жены — императрицы Ариадны, которая не любила мужа. Говорят, из гроба доносились сдавленные стоны, когда его опускали в могилу.

7. «ТИШАЙШИЙ» БАЗИЛЕВС

Преемником Зенона сделался Анастасий Дикор (491–518), ставленник крупных землевладельцев. Ариадна вышла за него замуж, обеспечив царю легитимность. Новый император происходил из Диррахия в современной Албании. Считается, что его родным языком была латынь. То есть перед нами «римлянин», а не «ромей». Он дезавуировал аграрные законы Зенона и практиковал послабления для магнатов.

До своего восшествия на трон Анастасий пребывал во дворце в Должности силенциария (буквально — «блюстителя тишины»). Он Отвечал за соблюдение дворцового этикета, готовил перечень вопросов Для обсуждения на государственном совете, организовывал императорские аудиенции. Словом, был искушен в интригах и обладал влиянием во дворце.

К тому времени, когда Анастасий занял престол, ему исполнился 61 год. Византийский историк Евагрий Схоластик описывает базилевса как рослого красивого мужчину с седыми волосами и разными глазами: один глаз был голубой, а другой — черный. За это базилевса и прозвали Дикор (Разноглазый).

Вскоре Анастасий выяснил, что управлять империей гораздо сложнее, чем следить за порядком императорских церемоний. Царствование «тишайшего» базилевса прошло в войнах и бунтах. Константинополь превратился в арену борьбы между представителями разных конфессий и политических партий. В одной из уличных схваток погиб сын Дикора от первого брака. Выиграл от этого единственный человек — гвардеец Юстин, который возвысился при Анастасии.

Дела в Италии обстояли не лучшим образом. Теодорих добивал Одоакра, который заперся в Равенне с остатками войск и не желал капитулировать.

Но Анастасий не мог вмешаться в конфликт на Западе, потому что против него началось восстание на Востоке. Взбунтовались исавры. При Зеноне они находились на привилегированном положении, несмотря на омрачивший дружбу мятеж части племени.

Маленькая горная область Исаврия получала громадные государственные дотации. Чтобы не утратить уверенность в завтрашнем дне, исавры желали возвести на трон своего соплеменника.

Началась жестокая война (492–498), в ней принял участие Юстин. Неизвестно, в какой должности он прибыл в армию. Вероятно, ему доверили командовать воинским подразделением численностью до одного полка. Это было обычно для дворцового гвардейца.

Всей армией командовал византийский полководец Иоанн Кирт (Горбун). Легенда гласит, что он наказал Юстина за какую-то провинность и посадил будущего императора на гауптвахту. Проступок был настолько серьезен, что Горбун думал казнить гвардейца. «Но совершить это помешало явившееся ему между тем видение», — пишет Прокопий в «Тайной истории». Во сне Горбуну привиделся «некто громадного роста» и приказал освободить Юстина. Испуганный Иоанн немедля исполнил предписание. Если это не чистейший вымысел, то объясняется всё довольно легко. За Юстина вступились боевые товарищи.

«Некто громадного роста» — это, скорее всего, экскубитор, гвардеец. Возможно, даже один из братьев Юстина. Ведь именно экскубиторы отличались громадным ростом. Корпоративная солидарность у них была очень велика, а общее состояние армейской дисциплины в византийской армии оставляло желать лучшего.

Инцидент, произошедший с Юстином, никак не повлиял на карьеру гвардейца. Не старый еще «румын» продолжал восхождение по карьерной лестнице. Почему? Вероятно, проступок, за который Горбун хотел казнить Юстина, не был связан с изменой. Тогда с чем?

Возможно, здесь замешаны амурные дела. Думаю, что во время этого похода Юстин женился.

К началу исаврийской войны нашему гвардейцу исполнилось 42 года. Пора было обзавестись семьей. Полагаю, что именно в этом походе он нашел женщину по имени Луппикина — бывшую рабыню. Имя «Луппикина» имеет корень «лупа» — «волчица» по-латыни. Так называли проституток, которые выли волчицами во время половых актов. Не исключено, что Юстин выкупил ее из публичного дома — лупанария, причем сделал это наперекор военному долгу. То есть ослушался каких-то приказов Горбуна ради того, чтобы взять понравившуюся женщину. За это Горбун и приговорил его к смерти.

Впрочем, это всего лишь догадка, не имеющая документального подтверждения. Известно, что некоторое время Юстин сожительствовал с Луппикиной вне брака, а затем обвенчался. Детей у них не было.

А что же война против исавров? Осенью 492 года византийские войска разгромили мятежников. Два исаврийских полководца погибли. Однако война затянулась на несколько лет, потому что остатки исавров укрылись в горных крепостях, которые осаждали ромеи.

Вероятно, в это время Юстин и его конкубина (сожительница) уехали в столицу. Здесь гвардеец продолжал продвигаться по службе. Анастасию требовались верные люди. Малограмотный, но исполнительный Юстин демонстрировал верность.

Мятеж исавров был окончательно подавлен в 498 году. За это время конунг Теодорих укрепился в Италии…

В год окончательной победы над исаврами Анастасий издал указ отмене гладиаторских боев в цирке. С той поры слово «цирк» означало мирные развлечения. Кровавые побоища гладиаторов заменили гонками колесниц (поэтому цирк стали часто называть ипподромом — местом лошадиных бегов, хотя и старое название еще не вышло из Употребления). Конные ристания тоже представляли собою довольно рискованный спорт, но не столь откровенно жестокий, как бои насмерть между вооруженными спортсменами. Нравы христианской империи смягчались.

Анастасий был столь же искусным дипломатом, что и Зенон. Он не обладал ресурсами, чтобы подчинить Запад, и потому пытался лавировать между варварскими правителями, подчинившими Галлию, Италию и Испанию. Лишь далекая Британия, захваченная англосаксами, осталась вне сферы интересов византийской дипломатии.

Против Теодориха и испанских готов Анастасий попытался использовать франков. Их король Хлодвиг принял православие. Анастасий немедленно даровал ему консульскую власть и титул патриция. Хлодвиг разъезжал по захваченным галльским городам в консульской тоге и тем самым пытался склонить на свою сторону местное население. С готами-арианами он враждовал. Это обезопасило Византию со стороны Теодориха.

Однако самого Анастасия подозревали в том, что он еретик. Император симпатизировал монофизитам. Через некоторое время это приведет к религиозной войне.

8. «КРАСНАЯ АРМИЯ» ПЕРСИДСКОЙ ИМПЕРИИ

А пока византийцы вступили в войну совсем на другом фронте: восточном. Давним врагом ромеев был Иран. Социально-экономическую систему этой страны можно было охарактеризовать как «загнивающий феодализм». Шаханшах (император) конфликтовал с феодалами, а те притесняли крестьян и стремились максимально ограничить власть шаханшаха. Кризис продолжался до тех пор, пока не вспыхнула социальная революция. Во главе бунта встал маг (жрец) по имени Маздак. Он провозгласил социальное равенство и пресловутую общность жен, после чего начал расправу над местными феодалами. Маздакиты воевали под красными знаменами. Это дало повод многим ученым, включая русского академика В. В. Бартольда, назвать режим маздакитов «коммунистическим».

Социальная система Ирана настолько прогнила, что это понимал даже шаханшах. Он перешел на сторону маздакитов и принял участие в истреблении феодалов. Часть самих феодалов поддалась обаянию идей Маздака. История сохранила имя знатного иранца Сиявуша, который перешел к революционерам и возглавил народную армию.

«Общность жен», о которой впоследствии с ужасом писали историки, была вынужденной мерой. Иранские феодалы завели громадные гаремы. Возможно, женщинам жилось в них неплохо, но работали на них простолюдины, которые даже одну жену взять не могли — не было средств. В то же время иранское общество было устроено строго по кастовому принципу. Если ты родился в низшей касте — пути наверх не было, какими бы талантами ты ни обладал. Социальные лифты отсутствовали. Это была арийская идея в чистом виде, ведь Иран — страна арийцев. В результате такой политики рождаемость падала; коренные иранцы начали вымирать.

Маздак был намерен покончить с несправедливостью в вопросах секса, когда одним достается всё, а другим — ничего. Гаремных затворниц раздали простому люду вместе с другим имуществом богатых. Вот это и называлось «обобществление жен». Женщины, конечно, проиграли. Им пришлось трудиться, как простым смертным. Зато восторжествовала справедливость. Кроме того, они получили любовь и внимание мужей, ведь в гаремах затворницы могли месяцами не видеть своего господина.

Армия Ирана после революции резко усилилась. Ее пополнили новобранцы из числа бедноты. Сиявуш принялся обучать их военному делу, чтобы превратить разношерстную толпу в организованное войско.

Эту «краснознаменную» армию персы бросили на запад — против Византии. В 502 году ромеи потерпели несколько поражений от «революционных» персидских войск. Социальный переворот — всегда мучительная и болезненная вещь. Но он высвобождает огромные творческие силы в обществе, которые не находят выхода в обычной системе.

Союзниками персов стали арабы, жившие в Иракских степях, — лахмиды. С ордой всадников на верблюдах они форсировали пустыню и напали на Сирию. Персидский шаханшах Кобад (или Кавад, в византийской огласовке) атаковал в свою очередь Месопотамию, Малую Азию и Армению. Бои развернулись на огромном фронте. Действия «революционеров» отличались размахом.

Царь Анастасий поспешно собрал несколько армий и бросил их на Восток. В числе тех, кто отправился воевать с персами, был и Юстин.

Гвардеец не попал в число высших командиров. Он носил звание комита, который ведал вопросами снабжения. Правда, эта должность не исключала боевых столкновений, и комит отважно бился с врагом.

Вероятно, на иранском фронте Юстин получил опасную рану стрелой ногу. Много позже последствия этого ранения сведут его в могилу.

Понятно, что Юстин не только воевал с персами, но и внимал их идеям, как и многих мыслящих византийцев, не могла не заинтересовать доктрина маздакитов. Почему иранская армия обрела силу и начала побеждать на фронтах? Не потому ли, что персы догадались казнить несколько сот феодалов и вернули простым людям право завести семью, обрабатывать землю, не зависеть от продажных чиновников?

Думаю, что как раз в эти годы маздакизм просочился в Ромейскую империю и увлек многих. Уже через полтора десятка лет это увлечение обернется для Византии серьезными потрясениями.

Во время персидской войны Юстин свел дружбу с одним из главных полководцев Византии — Ипатием. Этот человек приходился племянником Анастасию.

Царский племянник был отвратительным полководцем. Он докажет это еще не раз. Никаких успехов в борьбе с персами Ипатий не достиг, а сама война завершилась вничью. Иранцев победила византийская дипломатия. Ромеи сумели натравить на персов кочевое племя Сабиров, жившее в Дагестане. Сабиры форсировали кавказские проходы и ударили иранцам по тылам. Шаханшах отвел войска, чтобы отразить нападение новых врагов.

Византийские армии закрепились на прежней границе, а в Месопотамии на персидском рубеже выстроили мощную крепость. Она возникла на месте деревушки Дара. Крепость назвали Анастасиополь в честь императора. Запомним это место. Через много лет полководец Юстиниана — знаменитый Велисарий — одержит здесь одну из самых громких побед.

В апреле 506 года с персами был подписан мир, подтвердивший статус-кво. Он оказался лишь передышкой. Персия будет одним из главных врагов ромеев еще на протяжении 130 лет, пока иранцев не сменят арабы.

9. ПОЯВЛЕНИЕ ЮСТИНИАНА

По окончании персидской войны Юстин вернулся в столицу и получил должность начальника гвардии. Ипатий замолвил слово за Юстина перед царем, и гвардейца продвинули по службе. Решение окажется роковым. В 532 году Ипатия казнит племянник Юстина — Юстиниан.

После персидской кампании Юстин больше не ходил в походы, ибо стал инвалидом из-за ранения. Гвардеец пребывал в Константинополе и с головой окунулся в интриги. Для того чтобы выдвинуться, недостаточно таланта и скромности. Чем выше должность, тем больше на нее желающих. Следовательно, необходимо устранять конкурентов, бороться с наветами, приобретать выгодных друзей. Юстин научился придворным хитростям и чувствовал себя в тайной борьбе как рыба в воде.

Во время воин и дворцовых похождении он накопил богатство, но управлять им было некогда. Поэтому Юстин вызвал из провинции своего молодого племянника. Того звали Петр Саббатий. Вероятно, родной отец юноши к тому времени умер. Юстин усыновил племянника. После чего, по римскому обычаю, пасынок взял имя отца с суффиксом усыновления. Под этим именем он и получил известность в истории: Юстиниан. Это — герой нашей книги.

Юстиниан родился в 483 году в местечке Тавресий возле Бедерианы. Оба названия идентифицированы с большой долей вероятности. Считается, что Тавресий — это Таор, а Бедериана — Бадер в окрестностях Скопье в современной Республике Македония. Первым эту идею выдвинул английский археолог Артур Эванс.

Отца Юстиниана звали Саббатий. Именно это имя называет Прокопий в «Тайной истории». Имя матери дано только в сербских Источниках. По мнению сербов, эту женщину звали Вигилянция. Она приходилась сестрой Юстину.

Об этом говорится в славянской книге «Жизнь Юстиниана», которую издал греческий гуманист XVI–XVII веков Никколо Аламанни.

Кстати говоря, этот же человек открыл сочинение Прокопия «Тайная история» и издал его. Причем долгое время книгу считали если не подделкой, то произведением другого автора, не Прокопия.

Автором книги «Жизнь Юстиниана» был некий священник Богумил, живший задолго до Аламанни. В этой книге Богумил и называет базилевса славянским именем Управд, что является калькой с латыни. Кстати, самого Богумила переводчик переиначил на греческий манер в Теофила. На наш взгляд, это окончательно снимает все вопросы к калькированию имени Юстиниана в сербском источнике.

Но указанное в книге имя матери Юстиниана — Вигилянция — скорее всего, подлинное. И вот почему: оно латинского происхождения, и Богумил не стал переводить его на славянский.

…Юстин выписал племянника в столицу не позже весны 506 года — сразу как вернулся с Востока. Юстиниану в это время едва исполнилось двадцать три.

А Юстину уже пятьдесят шесть. Большая часть жизни прожита, детей нет, денег и имущества — много. Братья сгинули (погибли или умерли своей смертью). Поэтому начальник дворцовой гвардии Передать свои накопления сыну сестры.

Неясно, что явилось причиной выбора. Съездил ли Юстин к своей родне в деревню? Или уже давно наблюдал за тем, как подрастает племянник? Так или иначе, выбор был сделан на редкость удачно. Юстин не только не ошибся, он нашел человека, который станет подлинным творцом Византии — тысячелетнего православного царства, знакомого нам по учебникам.

Молодой «румын» Петр приехал в столицу. Он был невысок ростом, склонен к полноте, но имел правильные и приятные черты лица: округлый подбородок с небольшой ямочкой, большие серьезные глаза и темные вьющиеся волосы. С годами волосы поредеют, и наш герой будет скрывать небольшую плешь на макушке.

Еще живя в провинции, Юстиниан не бедствовал. Всё-таки быть племянником видного гвардейского офицера — это почетно. На родине юный Петр получил начальное образование, то есть прибыл в столицу с некоторым интеллектуальным багажом.

Самое главное: Петр Саббатий получил от матери и отца строгое православное воспитание и рос очень набожным. Юстиниан с детства интересовался богословием, впитывал библейские истории, читал Евангелия и находил в них пищу для своего бурного воображения/ В ту пору, когда религия не была чем-то отвлеченным, а пронизывала] всю жизнь человека, это представлялось очень важным. Юстиниан, прекрасно знал все тонкости и различия между монофизитами, халкедонитами, арканами, несторианами. Впоследствии он будет писать вполне компетентные религиозные трактаты и пытаться примирить Церковь с еретиками.

В то время образование византийца стартовало в начальной школе. Там детей учили читать и писать, преподавали пение, знакомили с основами греческой и библейской мифологии. Подобные школы имелись даже в захолустье, поэтому большая часть византийцев росла грамотными людьми. Учителей звали «грамматистами». К такому грамматисту и отдали Петра Саббатия в 6 или 8 лет от роду. Отучившись три года, мальчик продолжил образование уже у грамматика. Здесь он учил латынь, аттический диалект эллинского языка, сочинения древних авторов, богословие. Вероятно, Юстиниан был двуязычен и хорошо понимал греческий язык, хотя и не достиг в нем совершенства. Столичные интеллигенты посмеивались над его «народной» речью, тогда как для настоящего аристократа считалось обязательным знание древнего языка эллинов и умение объясниться на чистом аттическом диалекте времен Перикла. Но у родителей Петра не было денег для того чтобы нанять дорогого учителя. Да никто и не готовил молодого ромея в императоры.

Юноша продолжил образование в Константинополе. Он учился юриспруденции, теологии, экономике, много читал. Духовная, светская литература, сочинения античных философов — Юстиниана интересовало буквально всё.

Вероятно, дядя отдал его учиться в так называемый «Константинопольский университет», открытый императором Феодосием II в 425 году. Здесь готовили будущих чиновников, и потому упор делался на гуманитарные предметы. Ученики должны были сочинять басни, небольшие рассказы, изречения и тезисы с обязательным их анализом, опровержения или подтверждения тезисов, похвальные речи (энкомии), сравнения двух персон, подробные описания памятников архитектуры или искусства, готовить семинары по специальным научным вопросам, делать обоснования предложенного закона. То есть у студентов развивали абстрактное мышление, память, логику, диалектику.

Затем переходили к составлению речей. Ученики выступали от имени легендарных героев, вели диалоги, составляли политические речи, импровизировали, учились правильно говорить, интонировать текст, избавлялись от провинциального акцента.

Затем студентов учили вести деловую переписку. Стиль должен быть кратким, содержательным, понятным. В нем использовались устойчивые обороты и фигуры речи, изречения, афоризмы. Чиновник должен был искусно пользоваться всем этим, но не утратить индивидуальность. Впоследствии Юстиниан выработает собственный стиль, с цветистыми оборотами и обращениями к Богу и справедливости.

Студентам преподавали также физику, математику, их посвящали в тайны и философию чисел, преподавали основной курс произведений классической философии… Думается, что на этом образование будущего императора закончилось. Существовали более углубленные курсы правоведения, юриспруденции, а самое главное — философских наук, но на это у Юстиниана просто не было времени. Дядя оплатил все то, что пригодилось бы его воспитаннику для практической жизни и Управления людьми, а остальным пренебрег. Он хотел видеть в своем племяннике управленца и набожного человека, а отнюдь не греческого философа.

В ходе обучения выяснилось, что будущий император феноменально работоспособен и схватывает знания на лету. Впоследствии Он стал одним из самых эрудированных людей своего века. Это был необычный человек. Такие «сверхлюди» встречаются и в нашей жизни. Природа щедро наделяет их умом, волей к власти, изворотливостью, работоспособностью. Обычный человек быстро устает, не может найти верное решение проблемы, не в силах усвоить знания. «Сверхлюди» делают напряженный труд смыслом жизни.

Юстиниан принадлежал к таким людям. У этого юноши-ромея были три мечты. Одна из них — вернуть Церкви первозданную чистоту и восстановить православие, потому что императора Анастасия считали монофизитом, и он приводил религиозные дела в беспорядок. Вторая мечта — социальная справедливость. Крестьянский сын остро переживал неравенство, которое окружало его, и жаждал переустроить мир. Возможно, к этому же стремился его дядя Юстин. Эти стремления вызовут страшное социальное потрясение в Византии, о котором мы расскажем в следующей главе. Мы бы условно назвали его «революцией Юстиниана». Оно имеет параллели с движением маздакитов в соседнем Иране.

Наконец, третья мечта — восстановление Римской империи. Петр Саббатий рос имперским патриотом и много размышлял о том, как возродить великую Римскую империю, рухнувшую в результате военного переворота, произведенного Одоакром. Эта империя простиралась в мечтах юноши от Евфрата до Пиренеев.

Юстиниан был такой не один. Многие молодые византийцы мечтали о том же. Их энергия искала выхода. Они записывались в армию, как Велисарий, или делали карьеру юристов, как Прокопий, или даже посвящали себя Богу, уходя в монастырь, но мечтали об одном: о восстановлении великой империи. Неправильно приписывать эту идею одному Юстиниану или противопоставлять царя-«римлянина» подданным-«грекам». Идея восстановления державы витала в воздухе. Без поддержки талантливых соратников Юстиниан ничего бы не добился. Имперски мыслящие люди нашли друг друга и сумели прийти к власти. Возможно, Юстиниан был лучшим из них.

10. ПАРТИИ ИППОДРОМА

Однако оставим Юстиниана в Константинополе постигать науки и вернемся к судьбе Ромейской империи. Ей суждено пережить новую бурю.

После окончания войны с персами выдалось несколько спокойных лет, но покой был только внешний. В государстве нарастали противоречия. Старая римская система сжимала новую Византию, как стальной обруч. Римская бюрократия с ее демагогией относительно строительства социального государства никого не могла удовлетворить. Этот лозунг придумал еще император Константин, но в него мало кто верил. В обществе царило неравенство. Крупные землевладельцы вели наступление на мелких, а городская верхушка разворовывала средства муниципальных бюджетов. Простолюдинов возмущали огромные латифундии, всех раздражало взяточничество чиновников, колебания цен, неповоротливость государственного аппарата, запутанность законов.

Мыслители и политики искали нечто новое для управления страной, но никто не мог понять, что именно. Император Анастасий пытался найти это новое в религиозной сфере. Он всё больше склонялся к монофизитам, но православная константинопольская чернь считала их еретиками и готова была восстать против императора. Даже многие столичные сенаторы выступали против базилевса-еретика. Анастасий был вынужден скрывать свои религиозные предпочтения.

Имелся еще один фактор, который ограничивал власть императора. Это партии цирка, демы. Их было четыре: «голубые» (венеты), «зеленые» (прасины), «белые» (левки) и «красные» (русии). Названия возникли от костюмов возниц и символизировали четыре стихии — огонь, воздух, землю и воду. Ученые до сих пор спорят, какие социальные силы стояли за этими партиями. Однако спор неконструктивен. Являлись ли голубые (венеты) партией сената, а зеленые (прасины) — партией торговцев? Вероятно, нет. В партиях состояли представители всех общественных слоев. Причина выбора гражданами «голубых» или «зеленых» состояла в каких-то политических нюансах, которые ускользают от нас. Возможно, перед нами традиция. Или следствие дележа городов на сферы влияния сенаторами и торговцами.

Но ведь, рассуждая о политической системе современных США, средний человек тоже вряд ли сумеет найти отличия между республиканцами и демократами. Я уже не говорю о партиях, представленных в Государственной думе России. В чем разница с византийскими группировками цирка?

Демы превратились в политические партии в первой половине V века, после того как начал угасать античный полис с его языческими истериями и общественными обязанностями граждан. Цирковые партии обладали большим влиянием. Самыми сильными были венеты и прасины.

Большой цирк Константинополя вмещал 60 тысяч человек и был лучшим местом для проведения досуга. Народных собраний в городах больше не было, дела решал небольшой горсовет — «курия», но стадные инстинкты греков никуда не делись, и роль народных собраний стали выполнять общества спортивных болельщиков ипподрома. Во время игр они подавали императору петиции, где могли требовать кадровых перемен или государственных преобразований. Они выражали одобрение или неодобрение выбору кандидатуры на императорский трон, а могли и сами выдвигать императоров. Всякого нового базилевса утверждали в то время сенаторы, демы и патриарх. Следовательно, перед нами — далекий прообраз парламентских партий, еще очень примитивный но всё же оригинальный.

Одной из партий обязательно покровительствовал император. Это были венеты или прасины. Оттуда набирались чиновники, которые лоббировали партийные интересы. «Красные» и «белые» были слабее и обычно примыкали к более сильным партиям.

Византия и здесь развивалась по-своему. Она соединила высокую политику с выступлениями группировок «ипподромных фанатов». Ведь ипподромные партии были не только политическими объединениями, но и сообществами болельщиков.

Филиалы партий работали во всех крупных городах Византии. Свои венеты и прасины были в Александрии Египетской, Антиохии Сирийской, в десятках других городов. Все они управлялись из центра.

Анастасий покровительствовал прасинам. Историки сделали из этого ложный вывод, что «зеленые» были партией монофизитов. На самом деле партии не имели отношения к религии. На это не указывает ни один источник. Зато, как уже говорилось, они представляли «кадровый резерв». Если Анастасий покровительствовал прасинам, то он набирал чиновников преимущественно из этой партии. Менялся император — менялись представители партий во власти.

Однако к концу правления Анастасия Дикора система стала давать сбои. Это произошло из-за религиозных предпочтений царя. Значительная часть населения Константинополя придерживалась православия. Монофизитские убеждения Анастасия ни для кого не были тайной. В 510 году певчие в дворцовом храме Архангела стали петь «Трисвятое» в монофизитской версии. Православный канон звучал так: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». Монофизиты отредактировали начало молитвы по-своему: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, что распался ради нас, помилуй нас». Место, выделенное курсивом, означало, что на кресте погиб не человек, но Бог, природа которого была едина, а значит, чужда материальному миру. Был, правда, один момент, который серьезно подрывал авторитет монофизитов. Считалось, что «Трисвятое» поют ангелы в потустороннем мире. Православные указали монофизитам, что ангелы не могут петь «распялся за нас». Это нелогично. Однако монофизиты игнорировали эту аргументацию. Назревал конфликт.

Монофизитская молитва произвела фурор в Константинополе. Православные, которых фактически поддержал патриарх, напали на певчих и избили их.

Анастасий обвинил в инциденте патриарха Македония (496–511). Базилевс принародно оскорбил патриарха, обвинив в беспорядках и неповиновении властям. В ответ Македоний обозвал Анастасия манихеем. Разрыв между патриархом и базилевсом произошел полный, но выступить в открытую против высшего церковного иерарха было нельзя. Тогда против него начали интригу. Патриарха обвинили в педофилии — растлении мальчиков. Македоний не растерялся. Он потребовал медицинского освидетельствования. В ходе него выяснилось, что патриарх — евнух и насиловать мальчиков по этой причине не может. Но император был непреклонен. Македония всё-таки свергли с патриаршего престола и выслали из столицы. Новым главой Восточной церкви сделался Тимофей (511–518). Он полностью подчинился воле базилевса. Последствия не заставили ждать: «Трисвятое» запели в монофизитской редакции уже в храме Святой Софии.

В Константинополе тотчас вспыхнул новый бунт православных. Толпы горожан ходили по городу, жгли дома монофизитов и низвергали статуи Анастасия. Дело было настолько серьезное, что сам «Разноглазый» царь выступил на ипподроме перед толпой. Он пришел без диадемы, с развевающимися седыми волосами, точно простой гражданин, и уговаривал прекратить бунт.

Не каждый день базилевс выходит к народу. Видно, опасность была велика. В этот острый момент царь не растерялся. Анастасий был очень убедителен в своих речах. Мятежники прониклись к нему жалостью и Разошлись. Часть из них по приказу императора впоследствии схватили и подвергли казни или отправили в ссылку.

Но эта расправа не могла скрыть главного: социальная база Анастасия сужалась. Постепенно ему стали отказывать в повиновении представители всех цирковых партий. Самое страшное, что недовольство перекинулось в армию. Вскоре православные полки взбунтовались.

Началась гражданская война.

11. МЯТЕЖ ВИТАЛИАНА

Во главе мятежа встал комит федератов (генерал) Виталиан. Он командовал мобильными войсками на Нижнем Дунае, в современной Добрудже. Тогда эта провинция называлась «Малая Скифия». Сам Виталиан был наполовину варвар. Его отцом называют гота по имени Патрикиол. Имя это, кстати сказать, не готское. Скорее это византийское прозвище, то есть отец Виталиана тоже был не чистых готских кровей. Матерью же его называли римлянку — то есть «румынку».

Варвары считали его своим, потому что определяли родство по отцу. Это помогло Виталиану наладить связи среди федератов, служивших империи. Ромеи тоже считали его своим: ведь обычно варвары- наемники исповедовали арианскую ересь, а Виталиан был православным. Это и есть ключевое определение национальной принадлежности. Православный — значит, ромей. Этот полуварвар вступился за интересы православных, попранных коренным «римлянином» Анастасием.

Восстание началось спонтанно. Общее командование византийскими войсками на Балканах осуществлял племянник Анастасия — Ипатий (в должности «магистр милитум»). Магистр заподозрил Виталиана в нелояльности и лишил его войска денежного довольствия. Недолго думая, Виталиан убил нескольких эмиссаров Ипатия, завладел армейской казной и распустил слух, что назначен императором новым магистром, а Ипатий смещен. Этой плохо исполненной интриге многие хотели верить, а значит, поверили. Анастасием были недовольны. В короткий срок Виталиан собрал шестидесятитысячную армию. (Так оценивает ее численность один из историков той поры, Марцеллин Комит.) Мятежный полководец объявил себя заступником за истинную веру и в мае 513 года повел войска прямо на столицу. Лозунг был выбран очень точно. Он помог завоевать симпатии православного населения Балкан. Монофизитские гнезда на полуострове были разорены во время этого мятежа, и с тех пор православие окончательно утвердилось в этих местах.

В армии Виталиана служили не только православные. В его войсках имелось много варваров, которые жаждали наград и добычи и были готовы поддержать любую смуту, если она сулила карьерный рост и обогащение. Население Балкан видело в вожде повстанцев заступника веры.

Однако при царском дворе так думали далеко не все. Например, начальник императорской гвардии Юстин хранил верность монофизитскому императору, хотя и был православным. Во-первых, он присягал Анастасию и не мог нарушить присягу. Во-вторых, не хотел развала страны. Можно думать, что Юстин опасался разрушить собственную карьеру, но дело, конечно, не только в этом. Он не посмел нарушить присягу императору, каким бы тот ни был.

На Балканах разгорелась гражданская война. Мятежники двинулись на юг и разорили Фракию до Одесса и Анхиала. Конечной целью бунтовщиков был Константинополь.

Анастасий не на шутку перепугался. Он приказал выставить на стенах Константинополя медные кресты, распустил слухи о своей верности православию и направил к Виталиану ловких агентов, чтобы договориться с мятежниками. Воинам обещали восстановить жалованье. Спор о вере предлагалось разрешить римскому папе как третейскому судье, независимому от императора.

Виталиан прекратил мятеж и распустил часть войск. От него ушли все посторонние, примкнувшие уже после начала бунта. Остались солдаты подразделений, расквартированных в Скифии. Численность войск Виталиана резко сократилась. Это ввело в искушение сторонников Анастасия. Не уничтожить ли мятежника пока не поздно?

Император назначил нового полководца в чине магистра войск для балканской армии. Его звали Кирилл. Этот человек прибыл в Одесс и захотел арестовать Виталиана. Однако о его плане стало известно мятежнику. Виталиан опередил Кирилла: ночью захватил Одесс с помощью хитрости. «А Кирилла, военачальника скорее медлительного, чем энергичного, Виталиан нашел спящим с двумя наложницами и, вытащив его, заколол готским ножом», — добавляет в своей «Хронике» Марцеллин Комит.

Весть о гибели Кирилла вызвала в столице переполох. Царь Анастасий объявил Виталиана врагом государства. Гражданская война возобновилась.

Наспех собрали правительственную армию. В ней было 80 тысяч человек (вероятно, вместе с прислугой). Во главе этого воинства встал неудачливый Ипатий — племянник царя. Вероятно, это назначение было со смыслом. Анастасий думал приучить подданных к своему племяннику и дать возможность Ипатию показать себя, чтобы впоследствии заслужить престол.

Но Ипатий оказался недостоин верховной власти. Это был слабовольный неудачник. Если бы такой человек возглавил империю, для нее настали бы невеселые времена. Но время работало против него: молодой Византии не требовались ипатии, она нуждалась в Юстинианах.

Племянник Анастасия действовал как всегда плохо: выступил навстречу Виталиану, угодил вместе с войском в засаду и потерпел страшное поражение.

Виталиан не стеснялся в средствах. Чтобы получить перевес, этот адепт православия призвал на подмогу конную армию язычников из-за Дуная.

Степи нынешней Украины и Валахии в ту эпоху занимали кочевники-кутургуры (западные болгары). Это были угры, дальние родственники современных венгров. Тогда угры селились гораздо шире, чем теперь. Их племена жили на Кубани, на реке Урал, в нынешней Башкирии (эту страну называли «Великая Венгрия») и даже на Алтае. Угорские племена часто враждовали между собой. Впоследствии эту вражду использует Юстиниан. А покамест Виталиан использовал их силу.

Кутургуры кочевали от Дона до Дуная. Они помогли одержать Виталиану победу. Что касается Ипатия, то он угодил в плен, откуда был выкуплен через некоторое время за крупную сумму.

Расстановка сил изменилась в пользу мятежников. Виталиан двинулся на Константинополь. Анастасий, который не любил риск, попытался вступить в переговоры и уладить дело миром. Виталиан вместо ответа ограбил императорских послов. Весной 514 года мятежники осадили имперскую столицу.

Терпеливый базилевс снарядил дипломатическую миссию. На сей раз во главе посольства встал сохранивший верность императору юный племянник Виталиана, сын сестры мятежника. Он носил имя Иоанн и заслужил репутацию честного человека.

Да простит нас читатель, но мы будем употреблять это имя (и другие имена в аналогичных случаях) в «восточной» конструкции — то есть Иоанн племянник Виталиана, а не Иоанн, племянник Виталиана. Мы ведь не пишем Усама, бен Ладен или Хасдай, ибн Шафрут. Между тем многие византийцы пользовались именно восточным вариантом конструирования имен.

Бунтовщики согласились на переговоры, и Виталиан продиктовал племяннику условия мира. Он просил 5000 фунтов золота для армии и должность магистра милитум Фракии — для себя. Среди прочих условий числилось подтверждение императором православных догматов.

Но самым важным был пункт о командовании во Фракии. Виталиан не повторил прошлых ошибок, сохранил армию и мог держать под ударом Константинополь.

Анастасий принял все пункты ультиматума, только бы мятежники сняли осаду столицы. Виталиан отвел войска и разместил их во Фракии. Он выиграл тактически, но проиграл по большому счету. Нужно было ковать железо, пока оно горячо, и захватить власть. Почему он этого не сделал? Может быть, сознавал, что полуварварское происхождение помешает занять трон? Или не хотел чувствовать себя обязанным кутургурам, которые грабили Балканы? Так или иначе, Виталиан выжидал.

Анастасий воспользовался передышкой, чтобы стянуть под стены столицы войско и флот. На это потребовалось около года. Почувствовав силу, император лишил Виталиана должности командующего.

Немедленно последовал новый мятеж. В 516 году Виталиан призвал на помощь кутургуров и снова выступил на Константинополь. На сей раз он не собирался мириться с Анастасием. Вероятно, он хотел либо сам занять трон, либо выдвинуть подставного императора. Но как быть с кутургурами? Отдать им на разграбление столицу империи было бы самоубийственно. Виталиан сознавал, что в этом случае останется в глазах ромеев врагом государства, а не защитником православия. Нужно было что-то придумать. И он придумал захватить столицу с моря. Для этого к стенам Константинополя мятежники подвели крупную морскую эскадру.

Анастасий принял вызов. Адмиралом он сделал своего приближенного Марина Сирийца, которому доверял. Прозвище указывает на происхождение адмирала. Он родился в восточных провинциях и наверняка был монофизитом. На это прямо намекает Марцеллин Комит в своей «Хронике». По его словам, именно Марин от имени императора приказал монахам константинопольских церквей добавить в «Трисвятое» монофизитскую формулу «распятый за нас». Следовательно, Анастасий мог положиться на его верность в борьбе против православного Виталиана.

Однако численное преимущество было на стороне мятежников, и Марин опасался вступить в открытый бой. Тогда Анастасий вспомнил, что в Афинах живет знаменитый философ Прокл — наследник эллинской мудрости. Это был философ в духе Архимеда: не только теоретик, но и военный инженер. Император вызвал его в столицу и спросил:

— Что я могу сделать против этого пса, который вредит и мне, и государству?

Под псом подразумевался Виталиан.

Прокл ответствовал в лучших традициях придворного, то есть как заправский льстец.

— Не отчаивайся, царь, ибо он обратится в бегство и удалится, как только ты пошлешь кого-нибудь против него.

Подхалимству и унижению византийцы научились у древних римлян. Впоследствии цивилизованные европейцы тоже усвоили эти правила общения с начальством и назвали их «этикетом».

Перешли к делу. Прокл сообщил, что в принципе может посодействовать разгрому врага — для этого у него есть несколько технических новинок.

При разговоре присутствовал Марин Сириец. Философ Прокл обернулся к нему и сказал:

— Возьми то, что я даю тебе, и выходи против Виталиана.

«И приказал философ принести большое количество так называемого божественного апирона (серы), повелев растереть его в мельчайший порошок, и отдал Марину», — пишет историк Иоанн Малала, который донес до нас эту беседу.

— Где бы ты ни посыпал этим порошком, — присовокупил философ, — в доме ли, на корабле ли, — тотчас загорится дом или корабль и будет уничтожен огнем.

Вероятно, это был прообраз пороха.

Марин Сириец выступил со своим флотом против Виталиана и начал сражение. Император с тревогой следил за ним с городских стен.

Дела развивались как нельзя лучше. Корабли мятежников удалось забросать снарядами с «божественным апироном» и поджечь. «Внезапно и одновременно все корабли мятежника Виталиана занялись огнем и пошли на дно», — пишет Иоанн Малала.

Сухопутные войска Виталиана тотчас отступили от стен столицы. Отставших истребляли в предместьях правительственные отряды. Виталиан ушел в Анхиал. Он был еще силен, но о захвате столицы больше не помышлял.

Двое ближайших соратников Виталиана попали в плен к Анастасию и были обезглавлены по его приказу. Во Фракии настало равновесие. Виталиан командовал войсками, а император словно не замечал его присутствия.

12. ИПАТИЙ, ПОМПЕЙ, ПРОБ

Анастасию оставалось жить два года, его здоровье ухудшилось. Остро встал вопрос: кого назначить наследником?

У императора было трое племянников: Ипатий, Помпей, Проб. Первого из них царь готовил к власти, давал ему должности, назначал командовать войсками, но всё без толку. Популярностью Ипатий не обладал, в войнах терпел поражения, администратором был бестолковым. У него отсутствовала харизма — искра Божья. Что это такое, никто не может объяснить толком, но наличие самого фактора сомнений не вызывает.

Базилевс обратил внимание на второго племянника — Помпея. Однако против него были настроены придворные. Представителям служилой знати не нравился бездеятельный и неопытный Помпей. А одних родственных связей было недостаточно, чтобы возглавить империю. Последний племянник, Проб, кажется, вообще ни на что не годился. Впоследствии его не тронул даже Юстиниан, казнивший Ипатия и Помпея.

Но кого-то надо было выбрать преемником. Еще один византийский автор, которого условно называют «Аноним Валезия», привел забавный анекдот о выборе царя. Однажды Анастасий накормил своих племянников плотным обедом, а затем предложил вздремнуть. В спальном покое были приготовлены три ложа. В изголовье одного из них император положил некий царский знак. Анастасий загадал, что передаст власть тому, кто найдет знак.

Племянники отобедали и отправились спать. Один улегся на «пустое» ложе, а двое других (из братской любви, уточняет Аноним) заняли соседнее, в котором тоже не было сюрприза. Ложе с царским знаком осталось не занятым.

Поразмыслив, Анастасий сделал вывод, что судьба против того, чтобы племянники унаследовали его власть. Император стал молить Бога, дабы тот указал на будущего преемника царской власти.

Молитвы были услышаны. Однажды Анастасий увидел во сне человека, который изрек:

— Первый, о ком будет сообщено завтра в покоях, и примет от тебя власть твою.

Император проснулся в крайнем удивлении. Утром блюститель опочивальни, могущественный евнух Амантий, доложил, что к царю прибыл с докладом комит экскубиторов (начальник дворцовой гвардии). Этим начальником был Юстин.

Ясно, что все эти байки распространили сторонники Юстина уже после того, как удачливый комит сделался императором. Это обычные царские легенды, призванные оправдать восшествие на трон случайного человека или случайной династии.

Другой инцидент, возможно, имел место. Однажды Юстин, охваченный желанием оказать почтение царю, наступил на край его багряных одежд. Анастасий пошутил над неловкостью старого служаки- гвардейца:

— Куда ты спешишь? Еще успеешь…

Позднее этой невинной шутке придали особый смысл: Анастасий, мол, предвидел восшествие Юстина на трон. На самом же деле ничто не было предрешено.

Император умер в начале июля 518 года в сильную грозу. Говорили, что он испугался удара грома, и сердце остановилось.

За наследство столкнулись три группировки. Одну возглавляли племянники покойного базилевса. Другую — Юстин вместе с дворцовыми военными. Третью — евнух Амантий и придворная камарилья. От победы одной из партий зависело будущее Ромейской империи. Выживет она или нет? Это должно было выясниться совсем скоро.

1. ЛУППИКИНА МЕНЯЕТ ИМЯ

Еще не остыл труп почившего императора, а при дворе уже началась грызня. Племянники Анастасия имели все основания для того, чтобы претендовать на власть. Ипатий успел побывать в должности магистра милитум, а Помпей и Проб избирались консулами. Эта должность была унаследована от Древнего Рима и давно являлась республиканской декорацией империи, но в то же время многие политики домогались консулата. Он являлся ступенькой к другим, более важным назначениям.

Казалось бы, созданы все условия для передачи власти одному из племянников покойного Анастасия. Но очень похоже, что даже консульство не прибавило популярности Помпею и Пробу. Точно так Ипатий не обрел поддержки армии, хотя и командовал ею. Помимо личной бездарности племянникам мешала репутация их дяди-монофизита. Против них активно боролись православные.

В самой группировке монофизитов возник раскол. Эту группировку возглавлял евнух Амантий — тот самый, которому легенда приписывает доклад о прибытии Юстина после того, как Анастасию привиделся вещий сон. Евнух носил должность препозита (управляющего) священной опочивальни. Все дворцовые евнухи состояли у него в подчинении. Он докладывал царю о прибытии придворных, то есть имел доступ к государеву уху. Следовательно, обладал огромным влиянием. У него была личная охрана и штат прислуги; помимо прочего, Амантий обладал правом доступа к дворцовой казне.

Видеть во главе империи бездарного Ипатия евнух не хотел. А может быть, понимал, что провести во власть непопулярного политика попросту не удастся. Так или иначе, Амантий задумал сыграть свою игру. После смерти Анастасия евнух решил воспользоваться ситуацией и поставить во главе империи своего человека. «Поскольку не было позволено мужу, лишенному мужского достоинства, получить власть над римлянами», пишет Евагрий Схоластик, евнух задумал возвести на престол одного из своих телохранителей. Этого молодца звали Феокрит. Теперь следовало обеспечить лояльность гвардии.

Однако лояльность при дворе стоит больших денег. Никто не присягнет неизвестному проходимцу из соображений чистого альтруизма. Амантий хотел задобрить гвардейцев-экскубиторов. Денег для этого было достаточно, но как передать золото в нужные руки? Евнух вызвал для разговора начальника гвардии — Юстина.

Этому воину уже исполнилось 68 лет — преклонный возраст. Он жестоко страдал от старых ран. Не давала покоя нога, пораженная стрелой во время персидской кампании. Амантий даже не подозревал, что у военного пенсионера могут быть свои политические амбиции.

Может быть, их и не было. Но за спиной Юстина стоял его племянник Юстиниан, который, вероятно, подстрекал дядю к решительным действиям. Но не только. На стороне гвардейца оказалась часть правительственных чиновников, которая исповедовала православие.

Почти все наши источники молчат об участии Юстиниана в дальнейших событиях, но выдвигают самого Юстина на первый план (исключение, как всегда, одно: «Тайная история» Прокопия Кесарийского, в которой Юстиниан представлен злым демоном Византии). Это не случайно. Похоже, православные чиновники и землевладельцы решили произвести дворцовый переворот, отстранить монофизитов и на этом закончить предполагаемую «революцию».

Амантий встретился с Юстином и предложил раздать гвардейцам богатые денежные подарки, чтобы экскубиторы признали императором Феокрита. Юстин не возражал. Амантий отправился за деньгами. «Итак, — пишет Евагрий Схоластик, — призвав Юстина, он передает ему великие богатства, приказав распределить их среди людей, особенно полезных и способных [помочь] Феокриту облечься пурпурной одеждой».

После передачи денег события немедленно вышли у евнуха из-под контроля. «Подкупив этими богатствами то ли народ, то ли так называемых экскубиторов… Юстин захватил власть», — сообщает Евагрий.

Юстина поддержал православный магистр оффиций Келер. Должность магистра оффиций была очень важна Это был управляющий дворца. Еще магистру оффиций подчинялись внутренние войска в провинциях, а это немало. Келер и Юстин совершили операцию по захвату престола. Сперва обратились к гвардии с вопросом, кого бы она желала видеть царем. Гвардейцы выдвинули Юстина. Тот начал отказываться для вида. Тогда экскубиторы легкомысленно выкрикнули базилевсом какого-то трибуна Иоанна. Другая группа дворцовой гвардии — схоларии — предложила Ипатия, но их группировка оказалась слаба: в схоларии шли сынки магнатов, это подразделение как военная единица имело низкую ценность.

Ввиду появления новых кандидатов Юстину и его сторонникам пришлось срочно мобилизовать горожан. Следовало обратиться за помощью к одной из партий ипподрома. Без нее окончательная победа была невозможна.

Анастасий покровительствовал партии прасинов (зеленых). Юстин обратился к венетам (голубым). Те собрались на митинг перед дворцом и устроили потасовку. В ней погибло несколько гвардейцев. Митингующие выступали против обоих кандидатов — трибуна Иоанна и пресловутого Ипатия.

Наконец кто-то из числа венетов выкрикнул имя Юстина. Старый воин вновь начал отказываться, однако представители венетов настаивали на своем. Начались консультации с представителями другой ведущей партии цирка — прасинов. «Зеленые» тоже высказались за Юстина, чтобы прекратить беспорядки и погасить смуту. Созвали сенаторов, пригласили патриарха. И первые, и второй согласились на кандидатуру Юстина. Все уже поняли, что партии цирка устроят бунт и резню, если старик Юстин не станет царем.

Согласился принять царский венец и сам кандидат. Юстина повели на ипподром, куда уже слетелись представители партий. Претендент явился в цирк в окружении гвардейцев, был увенчан золотой цепью и поднят на щите под восторженные крики толпы.

Юстин I (518–527) достиг вершины власти. Он стал императором «и был всем любезен, как пламенный ревнитель Православной веры и муж, опытный в деле военном», — пишет в своей хронике византийский историк начала IX века Феофан Исповедник. Сожительница нового императора — Луппикина — сделалась базилиссой. Юстин обвенчался с ней и заставил сменить имя. Женщина со смешным прозвищем не могла править страной. Она превратилась в Евфимию. Сам Юстин принял «царскую» фамилию Флавий.

Древнеримская династия Флавиев, правившая империей несколько десятилетий в I веке новой эры, оставила по себе добрую память. В IV веке эту же фамилию принял император Константин Равноапостольный и передал потомкам. Последующие императоры подражали уже Константину. Быть Флавием означало обеспечить преемственность власти. Флавий — это незыблемость империи. Как ни странно, Флавиями иногда становились даже варварские короли. Во всяком случае, самые дальновидные из них. Например, такую фамилию принял готский король Теодорих после захвата Италии или конунг Тевдис в Испании. Варварские лидеры хотели приспособиться к вкусам и привычкам большинства своих подданных.

Вместе с Юстином «царскую» фамилию принял и его племянник. Теперь он звался Флавий Петр Саббатий Юстиниан.

2. ПРИЧИНЫ РЕВОЛЮЦИИ

Какова была Византия в то время? Какие проблемы испытывала страна и какими ресурсами располагали дядя и племянник для своей политики?

Империя насчитывала 64 мелких провинции. Пятьдесят одна из них входила в огромную префектуру Восток (Малая Азия и Египет), остальные тринадцать — в балканскую префектуру Иллирик, изрядно разоренную во время войн и мятежей. Префектуры, в свою очередь, делились на несколько диоцезов. Эту громоздкую систему когда-то создал Диоклетиан. Он образовал множество провинций и несколько уровней власти, чтобы уберечь империю от мятежей. Однако мятежи продолжались, а огромный бюрократический аппарат съедал львиную долю налогов.

Ресурсы империи были довольно пестрыми. В Греции, на островах Эгейского моря, во Фракии и в прибрежных районах Малой Азии процветала культура оливок, было распространено виноградарство. Здесь до сих пор делают неплохое вино. Египет был житницей страны. На узкой полосе плодородной земли, расположенной вдоль Нила, собирали богатые урожаи пшеницы, которую затем везли в другие области империи.

На высоких плато Малой Азии паслись тучные стада скота. На островах добывали мрамор. В Египте, Сирии, Палестине производились льняные и шерстяные ткани, в том числе тончайший синдоний, искусство изготовления которого перешло от древних финикийцев. В горных областях имелись залежи металлов. Балканы и Кавказ были богаты серебром, золотом, железом и медью.

В общем, Византия обладала большими богатствами, и в этом было несомненное преимущество перед другими странами. Но в наследство от старой Римской империи достались и проблемы. Это порождало вопросы эффективности использования ресурсов. Если этой эффективности нет, а средства разбазариваются, ресурсы превращаются в ничто, а сама империя — в объект завоевания для внешних сил.

Первый срез проблем — этнический и религиозный. В Византии жили разные этносы, и не все понимали и любили друг друга. Север Балкан от фракийских гор до реки Дунай занимали латиноязычные вельски (позднее переселившиеся на север, в Карпаты, и образовавшие этнос румын); на юге полуострова обосновались греки. Эти два народа еще могли поладить. По-гречески говорило и население почти всей Малой Азии. Только в горах Исаврии жили особые племена со своим языком и обычаями. Сирию населяли семитоязычные арамеи, которых в науке принято называть «сирийцами».

После арабского нашествия в VII веке часть сирийцев примет ислам и арабизируется, а часть — выселится в византийскую Италию и станет разговаривать на вульгарной латыни, которую сегодня мы зовем итальянским языком. Современные итальянцы в большинстве своем — потомки этих семитов-христиан.

Египет был разделен. Города населяли греки, сельскую местность — копты, потомки древних египтян. В Палестине обитало два еврейских народа — самаритяне (вернее говорить — израильтане) и иудеи. Наконец, последним крупным этносом были армяне, которые расселились от Киликии до озера Севан.

Второй срез проблем — социально-экономический.

Империя была синтезом демократии и авторитаризма. В ней возникло несколько центров силы: бюрократия и сенат, армия, а также демы — партии цирка, которые выдвигали из своей среды крупных чиновников и участвовали в избрании императоров.

В экономике боролись несколько укладов, и было неясно, какой из них победит. Со времен старой Римской империи существовал небольшой государственный сектор с его продуктовыми магазинами, промышленными предприятиями и мастерскими. Однако имелся класс крупных земельных собственников. В нем крылась опасность.

В IV и V веках крупные землевладельцы развернули мощное наступление против мелких. Латифундисты пытались присвоить если не свободу, то землю тружеников: на Балканах, в Малой Азии, в Сирии было много свободных крестьянских общин, владевших собственными наделами.

Доставшийся Византии в наследство от Рима государственный аппарат оказался громоздким и коррумпированным. Свободных крестьян заставляли платить тяжелые налоги и нести государственные повинности, причем размеры налогов и объемы повинностей часто могли увеличивать местные чиновники. Это создавало почву для злоупотреблений. Возможно, бюрократы даже договаривались с латифундистами, чтобы вынуждать общины расставаться с землей, и получали за это мзду.

Латифундисты рвались к власти и пытались захватить ключевые позиции в сенате, в бюрократии, в экономике. Кстати, среди них было много тайных язычников, и это придавало борьбе с ними религиозную окраску. Похоже, крупные землевладельцы принадлежали к партии «зеленых» и при Анастасии почти победили. Им противостояли «синие», среди которых было много свободных предпринимателей, крестьян, горожан. Примитивно говоря, земледельческая знать выступала против городской «буржуазии» и «пролетариата».

Магнаты заставляли крестьян отдавать землю, но тотчас возвращали ее на правах аренды. Они брали гораздо меньшую плату, чем государство, и не обременяли крестьян повинностями, тем более что сами имели налоговые послабления. Следовательно, имперская казна теряла налоги после того, как крестьяне уходили к латифундистам. Не хватало средств ни на армию, ни на реализацию социальных программ (на бесплатное элементарное образование или медицинскую помощь). Чтобы восполнить потери, приходилось усиливать налоговый гнет в отношении свободных крестьян, но это приводило к тому, что они разорялись или в свою очередь уходили к магнатам. Создавался замкнутый круг. Этот процесс пытались остановить некоторые императоры — скажем, Зенон, но успехов не добились. Реформы и осторожные законы буксовали там, где требовалась революция.

Магнаты создавали свои частные армии. Они могли дать отпор правительственным войскам или принудить крестьян сдать свои участки. Или, напротив, защитить своих клиентов от нападений другого магната. Мы видим зародыш феодальной системы. Появляются крупные землевладельцы со своими армиями, есть частная собственность на землю, не хватает только феодальной лестницы. Этот путь означал бы постепенное закрепощение крестьян, натурализацию хозяйства и распад страны, потому что аграрные регионы ничто бы не связывало между собой. Для императора оставался единственный вариант — превратиться в марионетку феодалов. А для простых людей — стать рабами магнатов, то есть тех, кому повезло. Империя не имела бы единых вооруженных сил и общенационального бюджета. Такую страну легко уничтожили бы варвары даже до появления на исторической сцене непобедимых армий Арабского халифата.

Однако Византии суждено пойти совсем другим путем. Ее спасли города.

Феодализм — довольно примитивная система, основанная на аграрном хозяйстве и внеэкономических методах принуждения. В Западной Европе он прижился за счет простоты экономической модели и отсутствия городов. Как только города начали расти и превратились в крупные экономические центры, феодальные монархии стали разваливаться.

Но Византия — страна городов. Здесь жили мануфактурные рабочие и кустари, действовали купеческие корпорации, обитала творческая интеллигенция; наконец, всю эту систему цементировала бюрократия. Плохая ли, хорошая, но она была, и ее наличие объединяло страну.

В наличии городов были плюсы и минусы. Главный плюс мы уже назвали — активное городское население не было заинтересовано в распаде страны. Теперь перейдем к минусам. Во-первых, в городах сохранялись пережитки полисной демократии: муниципалитеты с общественной казной и народные сходки. Казалось бы, чем плоха демократия? А тем, что низы постепенно были оттерты от власти. Тем, что муниципальная верхушка была куплена землевладельцами. Тем, что она разворовывала городские деньги, предназначенные для ремонта дорог, организации городских увеселений, строительства больниц и стадионов… Люди только и слышали рассказы городского начальства о недостатке средств. Кроме того, произошло имущественное расслоение. В центре городов поселилась знать: хозяева строительных корпораций, владельцы поместий и прочие уважаемые люди.

Они занимают роскошные особняки с садами, бассейнами, портиками… На окраинах ютится рабочий люд. Там высятся многоэтажки с тесными квартирами, которые строительные магнаты предназначают для бедных. Ремесленники предпочитают снимать жилье в первых этажах, там живут и трудятся; иногда они открывают даже лавочки в портиках (это всё равно, что развернуть торговлю в подземных переходах, которые предназначены совсем для других целей). Но это еще относительное благополучие.

На ступень ниже стояли сезонные рабочие. Летом они трудились грузчиками, подмастерьями, чернорабочими, а зимой проедали накопления.

Были и те, кто жил хуже. Это люмпены, которые существовали за счет подачек, перебивались случайными заработками и уповали на бесплатные раздачи хлеба, которые проводило государство. Известный богослов Иоанн Златоуст вспоминал, что столица буквально кишит нищими, которые живут прямо на улице.

В одном Константинополе было свыше сотни бесплатных пунктов выдачи хлеба. Хлеб шел с приправами — оливковым маслом, рыбой, специями. По сути, это прообраз позднейших бутербродов. То есть известное требование люмпенов «хлеба и зрелищ!» правильнее было переиначить в «зрелищ и бутербродов!». Такой бесплатный обед позволял выжить и утолить голод. Но вообще, люмпены являлись самой опасной категорией населения. Например, их было легко купить, чтобы устроить в городе беспорядки, причем не важно, в чью пользу: главное заплатить. У них не осталось ни принципов, ни убеждений. Перед нами потенциальная пехота «феодалов» и муниципальной верхушки, которая станет бороться против правительства или против кого укажут — допустим, против одного магната в пользу другого. Люмпены были тяжелым наследием древнего мира. Античный полис медленно умирал. Города должны были обновиться и стать другими. Но какими?

…Не будем, однако, забегать вперед и вернемся в Большой дворец (или, как его называли византийские придворные, в Священный Палатий), где правит Юстин. Его восшествие на трон ознаменовалось грозным явлением в небе. Там появилась «страшная комета, пускавшая лучи свои вниз, а потому астрономы называли ее бородатою», свидетельствует Феофан Исповедник. Знамение вскоре оправдалось. Новое царствование началось с кровавых событий.

3. РАСПРАВА С ЕВНУХАМИ

Известную поговорку «лжет как очевидец» можно применить и к византийским историкам. Иногда разночтения касаются вещей вроде бы простых. Например, внешности императора Юстина. Мы говорили, что в молодости Юстин попал в гвардию благодаря высокому росту. Это известие основано на сообщении Прокопия Кесарийского, от которого редко можно услышать доброе слово по адресу Юстина и его семьи. Однако другой историк, Иоанн Малала, описывает внешний вид царя совсем по-другому. Малала говорит, что император не отличался высоким ростом, но был «широкогрудый, с седыми кудрявыми волосами, с красивым носом, румяный, благообразный, опытный в военных делах, честолюбивый, но безграмотный». Малала весьма доброжелателен к Юстину и его племяннику, но в описании внешности может и ошибаться. Например, рост Юстина мог не быть выдающимся на фоне других дворцовых гвардейцев — красавцев-гигантов. А может быть, преувеличил Прокопий, чтобы затушевать другие качества Юстина: ум, смекалку, военные таланты.

Для столичной служилой знати Юстин был компромиссной фигурой. Все понимали, что он достаточно стар и править будет недолго. Только поэтому его и согласились признать государем.

Юстина многие ненавидели. Базилевс объединился с партией православных. Это были зажиточные и преуспевающие люди, которые хотели не столько социальных, сколько религиозных перемен. Им претило монофизитство. Сам Юстин подчеркивал свое православие и с места в карьер начал насаждать его на просторах империи. Некоторые монофизиты называли его Юстин Жестокий. Ясно, что царь действовал не один. Правящая группировка, которая привела его к власти, видела проблемы страны и пыталась решить их по-своему. Главными виновниками кризиса посчитали монофизитов, которые занимали ключевые должности в правительстве Анастасия и погрязли в коррупции. Казалось, достаточно покончить с «еретиками», и жизнь наладится.

Первоначально Юстин был всего лишь пешкой в руках православной партии. Над ним откровенно смеялись придворные — все эти сенаторы, философы, чиновники. К кругу этих людей принадлежал Прокопий Кесарийский. В своей «Тайной истории» Прокопий не жалеет сарказма, чтобы высмеять старого императора. Первый порок Юстина — то, что он занял престол, «уже будучи стариком, близким к могиле». Это ложь; точнее, тенденциозность. Таким же стариком был, например, Анастасий. Тот вступил на трон в возрасте 61 года, а в 88 отбыл в лучший мир.

Кроме того, Юстин отвратителен Прокопию и ученым чиновникам за солдатские замашки и безграмотность. «Чуждый всякой учености, он, как говорится, даже не знал алфавита, чего раньше у римлян никогда не бывало», — презрительно цедит Прокопий.

Опять преувеличение. В эпоху солдатских императоров в III веке престол старого Рима часто захватывали неграмотные ребята из армии. Другое дело, что Византия такого еще не знала: даже исавр Зенон умел писать по-гречески. По словам Прокопия, Юстин не мог поставить автограф на документе. Для того чтобы преодолеть этот конфуз, придумали одно приспособление, которое Прокопий описывает с издевательским наслаждением. «Прорезав на небольшой гладкой дощечке контур четырех букв, означающих на латинском языке “прочитано” (legi), — сообщает историк, — и обмакнув перо в окрашенные чернила, какими обычно пишут базилевсы», секретари брали Юстина за руку и «обводили пером контур этих четырех букв так, чтобы оно прошло по всем прорезям в дереве». Прокопий Кесарийский много лжет в своей «Тайной истории», но делает это умно: берет какой-то факт и усиливает его разными нелепицами.

Подробности про Юстина он присочинил, позаимствовав их у Анонима Валезия, который говорит про короля Теодориха Великого: «Теодерих был неграмотен и настолько груб умом, что за десять лет своего правления так и не смог научиться писать четыре буквы, чтобы подписывать свои эдикты. Поэтому он приказал изготовить золотую пластину с вырезанными в ней четырьмя буквами LEGI (прочитано), и когда он хотел что-то подписать, то, положив таблицу на лист, водил по ней, в результате чего на листе оставалась его подпись».

Однако на безграмотность Юстина указывает не один Кесариец. Об этом пишет Иоанн Никиусский — монофизит, который называет Юстина Жестоким. «Придворные не поддержали его, — говорит о Юстине Иоанн, — ибо он не знал грамоты». Сказано сухо, но по делу. Однако Прокопий делает штришок, который сразу меняет отношение к престарелому царю и вызывает у читателя презрение к беспомощному Юстину. В «Тайной истории» рассказывается, что рукой императора водят секретари, будто он сам не в силах закрасить прорези в дощечке. Может, царю и преподали первый урок в таком роде. Но Прокопию необходимо унизить нелюбимого правителя из новой династии, и это вполне удается.

Вообще, благодаря «Тайной истории» мы стали обладателями не столько фактов, сколько спорных версий, противоречащих друг другу. Из-за этого современный историк уподобляется дотошному следователю. Мы вынуждены скрупулезно сравнивать показания нескольких «свидетелей», чтобы добиться истины. Читатель проигрывает от этого. В тексте появляется много незнакомых имен авторов, оставивших сочинения о тех событиях. Впрочем, это и есть обычная работа историка.

Первые дни нового правления — это торжество православия и разгул страстей. Уже 15 июля 518 года огромная толпа столичных жителей явилась в собор Святой Софии и устроила дебош. Православные жители Константинополя выдвинули ряд требований: предать анафеме несториан, монофизитов и отлучить от Церкви главного идеолога еретической оппозиции — патриарха Севера Антиохийского, которому покровительствовал Анастасий. Требования были адресованы константинопольскому патриарху Иоанну II Каппадокийцу (518–520), который сменил своего предшественника Тимофея еще при жизни Анастасия и считался твердым православным. Иоанна продвинула православная партия при дворе, к которой принадлежали магистр оффиций Келер, видный юрист Прокл и, конечно, Юстин. То есть усиление «правильно верующих» началось еще при «Разноглазом» императоре. Это был способ утихомирить столичное население, но ненависть к монофизитам всё равно выплеснулась наружу.

— Многая лета патриарху, многая лета государю, многая лета царице! — ревела толпа. — Вон Севера!

Евнух Амантий и его сторонники-монофизиты верно уловили сигнал. Они поняли, что им грозит скорое изгнание, а возможно, и смерть. Нужно было опередить врагов в правительстве, то есть уничтожить их раньше. Вероятно, первым шагом должна была стать дискредитация патриарха. Амантий вступил с Иоанном в какую-то дискуссию, которая была призвана показать, что патриарх — враг Церкви и государства. О чем конкретно говорили евнух и патриарх, неясно. Понятно лишь, что стычка была жесткой. Думается, разговор шел о «Трисвятом». Амантий отстаивал монофизитскую редакцию, мотивируя это политической необходимостью. Мол, если отказаться от монофизитской приставки «распятый за нас», в стране вспыхнет недовольство. Ведь монофизиты очень сильны, за них весь восток империи. Патриарх Иоанн отказался идти на компромисс, чем открыл себя для ударов еретиков.

Но результат беседы оказался совсем не таким, на какой рассчитывал Амантий. Царь арестовал евнухов. Заодно схватили и Феокрита, которого Амантий прочил на царский престол.

Аресты прошли гладко, никто не взбунтовался. Врагов нового императора побросали в тюрьмы. Вскоре над ними расправились без суда. «Во всяком случае, он сразу же изъял из числа людей Амантия и Феокрита, — пишет Евагрий об императоре, — а вместе с ними и других». По сообщению Марцеллина Комита, Амантия зарубили мечом, а Феокрита забили камнями. Юстин показал, что шутить не любит. Старый офицер вцепился во власть намертво. Жалеть главного евнуха и его монофизитских приверженцев не за что, их победа означала бы гражданскую войну и распад империи.

Затем в столице открылся церковный поместный собор, на котором были реабилитированы все иерархи, пострадавшие во времена господства монофизитов, а патриарху Северу Антиохийскому провозгласили анафему. Правда, сам патриарх некоторое время игнорировал это постановление. Огромное число еретиков на Востоке позволяло ему это делать. Север называл себя православным, а константинопольского патриарха и его последователей — отступниками. Так что главная борьба была еще впереди.

Но тут Византию стало лихорадить. Религиозный поместный собор в Константинополе произвел среди ромеев эффект разорвавшейся бомбы. Накануне монофизиты чувствовали себя хозяевами империи. Казалось, еще немного, и они захватят власть. Но явился Юстин, и планам монофизитов пришел конец. Выяснилась неприятная для еретиков вещь. Не меньше половины населения империи исповедовало православие халекдонитского толка, то есть было «диофизитами». Затем возник еще один момент. Православная революция постепенно перерастала в революцию социальную. Народ почувствовал себя сильным. Высвободилось огромное количество творческой энергии. Всё началось с перестановок в правительстве.

4. СМЕНА КАДРОВ

Как сказано, новый царь опирался на партию венетов и рекрутировал из ее рядов кадры на государственные должности. Прокопий называет одного из таких венетов. Это Прокл, бывший адвокат (не следует путать его с афинским философом того же имени, который сжег флот Виталиана с помощью серы во времена Анастасия). Умный законник обрел большое влияние на государственные дела с первых дней прихода к власти нового царя. Впоследствии, в 522 году, Прокла назначили квестором (переводя на современный язык — «министром юстиции»).

Вероятно, юрист возглавлял при Анастасии умеренную православную оппозицию и был одним из тех, кто привел Юстина к власти. Юстин вовсе не желал социальных реформ и боялся связанных с ними потрясений. Поэтому вскоре Прокл станет врагом преобразований и объединит консервативное крыло в правительстве.

Второй опорой престола сделался герой этой книги — Юстиниан, который с самого Начала правления дяди рвался к высшей власти. Племянник обрел должность, которая по-латыни называлась комес доместикорум: он руководил дворцовой охраной, а также получил право сформировать личную дружину. Но Юстиниан был настроен совсем на другое. Его не устраивала сложившаяся государственная система. В борьбе с нею молодой политик, сам выходец из крестьян, был готов зайти очень далеко. Через некоторое время мы увидим его в необычной роли вождя радикальной молодежи, которая убивает богатых людей и захватывает власть в городах. На стороне этой молодежи выступят даже некоторые богатые византийцы, но нас не должно это смущать. Любой переворот привлекает разных людей…

Вскоре Юстин и его советники вспомнили про Виталиана. Могущественный полководец по-прежнему находился во Фракии, обладал огромным влиянием, а самое главное — крупной армией, которую можно было использовать для наведения порядка. От того, какую позицию займет Виталиан, зависели будущее императора и стабильность империи.

Полководец заявил о своей лояльности по отношению к новому правительству. Он был доволен, что к власти пришли православные. Дело, за которое сражался мятежник, наконец победило. По словам Феофана Исповедника, «Виталиан, по смерти Анастасия, совершенно прилепился к Юстину Великому».

Перед этим имели место тайные переговоры между Юстином и Виталианом. На современном языке это называется «политические консультации».

Овеянный славой борца за веру Виталиан явился в Константинополь и был встречен с почетом. Его назначили командующим войсками со штаб-квартирой в столице. Полководец участвовал в христианских таинствах вместе с царем и его племянником. Казалось, победила «православная революция».

Однако это вовсе не означало, что ее вожди едут в одной упряжке. Каждый преследовал свои цели. Виталиан был хорош в качестве мятежника, но этот полевой командир совершенно не годился для мирной жизни. В этом беда многих революционеров. Они приносят огромную пользу идее, побеждают, но затем становятся не нужны и даже опасны. Если вечного революционера вовремя не убить, он разрушит страну. Такова страшная и циничная диалектика революции. Виталиан продержится в правительстве всего пару лет…

Что касается приверженцев Анастасия, то их отстранили от власти, включая Ипатия, который демонстрировал верность новому правительству. Быстро упало влияние партии «зеленых». Возможно, «зеленые» еще держались где-то в провинциях, но и там происходила смена кадров, причем не обходилось без столкновений с народом. Впоследствии эти столкновения переросли в уличные бои. Венеты выступали против прасинов, потом выделилось радикальное крыло «голубых», которое атаковало умеренных, а городская стража не всегда понимала, на чьей стороне воевать. Судя по всему, ее заставляли действовать по обстоятельствам — смотря чья власть была в городах: «голубых», «зеленых» или радикалов. Но это начнется чуть позже, а пока правительство было внешне единым. Первую задачу оно видело в отстранении монофизитов и торжестве православия.

Это было непросто. При Анастасии широко практиковались частные армии. Вельможи-монофизиты (да и не только монофизиты) нанимали себе ипаспистов — щитоносцев. Те охраняли хозяев и их имущество, как делают современные частные армии на службе у крупных корпораций. Для власти это порождало серьезные проблемы. Частные вооруженные формирования легче создать, чем ликвидировать. Хозяева ипаспистов могли развязать гражданскую войну. Поэтому император не стал распускать прежние частные отряды, а создал новые с помощью верных людей. Например, Юстиниан принялся набирать собственную армию. Он вербовал лучших из лучших, невзирая на происхождение и имущественное положение. Юстиниан обладал хорошим чутьем на талантливых людей. Из его ипаспистов выйдут два крупных византийских полководца — Флавий Велисарий и Урсикий Ситта. Об их подвигах мы еще расскажем.

Частная армия обезопасила Юстиниана. Теперь политические противники не могли его убить, и молодой политик стал действовать на пути реформ гораздо свободнее.

5. ЗАКАТ ЕВРОПЫ

Правительство Юстина, Прокла с Келером и Юстиниана держало в поле зрения не только внутренние, но и внешние дела. По их замыслу, торжество православия должно было помочь восстановлению связей с христианами Запада. А может быть, привести к возрождению Гесперии.

Как уже говорилось, христианская Церковь имела еще одно название. Ее звали «католическая», то есть всеобщая. Дела «всеобщей» Церкви в начале VI века выглядели отнюдь не блестяще. Римлян повсюду теснили варвары. В лучшем случае они были арианами, а в худшем — язычниками. Британию захватили племена англов и саксов. Они поклонялись Одину. С христианством на берегах Темзы было покончено. На Пиренеях, в Галисии, обосновались свевы, остальной частью полуострова владели вестготы. Те и другие были арианами.

Остготы (тоже ариане) владели Италией, Провансом, Паннонией и Далмацией. В Африке власть захватило германское племя вандалов- ариан. Арианами сделались руги, живущие на территории современной Австрии, бавары в своей стране, лангобарды (они обитали в нынешней Словакии к северу от Дуная), гепиды в Трансильвании… К северу от них расселились славяне и анты, быстро набиравшие силу. Эти верили в Сварога и древних арийских богов. Кутургуры на Днепре, утургуры на Кубани хранили верность духам предков… К востоку от Византийской империи, в Иране и Закавказье, господствовали персы, которые исповедовали религию Зороастра.

Единственной страной кроме Византии, где господствовало православие, являлась Галлия. К тому времени ее захватили франки. Вождь франков Хлодвиг (точнее, Людвиг или Людовик) сообразил, что захватить эту страну будет легче, если принять ту же веру, что и его будущие подданные. Поэтому франкский предводитель принял православие. Императоры Зенон и Анастасий тотчас признали его своим, наделили титулом патриция и должностью консула. Государство франков обрело силу, равновесие, а заодно и поддержку Византии. Хлодвиг не возражал, что является имперским наместником в Галлии. Правда, ни он сам, ни его наследники совершенно не считались с интересами Византии.

В других странах бывшей Западной Римской империи горстка германцев-ариан правила огромными массами православных. Казалось бы, не всё ли равно? Однако вдумаемся. Современных европейцев несколько десятков лет приучали к толерантности. Но представим, что в нынешних католических странах — Италии, Испании, Франции — власть захватывают, например, православные сербы. Их немного, но они составляют верхушку общества, присваивают блага, наслаждаются предметами роскоши и не допускают к власти коренных жителей. Коренному населению даже запрещено носить оружие. Такой режим просуществует недолго.

В Гесперии образовалась типичная этническая химера. В одной нише жили два народа, причем малый народ (ариане) правил большим (православные). Это не означало, что еретики-германцы хотели уничтожить римлян. Совсем наоборот. Они были заинтересованы в процветании своих подданных, чтобы обильнее их доить. Но для самих римлян такая ситуация была оскорбительна.

Единственным прибежищем для православных оставалась Церковь. Ее главами были епископы провинций. Один из них, которого называли «римский папа» (то есть отец верующих в Риме) претендовал на власть над умами всех христиан Запада и даже Востока. Претензии папства на вселенскую власть были основаны на том, что первым римским епископом считался апостол Петр. Правда, в Византии не признавали верховенство Рима. Главным на Востоке считался патриарх Константинополя.

Во времена Зенона и Анастасия папы поссорились с представителями Восточной церкви и прекратили общение. Причина — монофизитская ересь, в которую впали восточные императоры и их «карманные» патриархи. Папы не желали иметь с ними ничего общего.

Юстин, Юстиниан, Келер, Прокл и Виталиан полагали такую ситуацию нетерпимой. По их мнению, Церковь должна быть единой. Поэтому начались контакты с папством по поводу примирения.

6. ОБЩЕНИЕ С ПАПОЙ

Папы считали себя блюстителями православия. В основном это были римляне, но иногда попадались и греки. Привычного нам противостояния Запада и Востока еще не было. Имелся важный момент. Папы управляли христианским миром в условиях остготской оккупации. Поэтому для наместников Святого Петра было очень важно сохранить духовный авторитет, то есть чистоту веры. Когда восточную часть империи раздирали религиозные споры, папы придерживались строгой ортодоксии. Они сами верили в свою непогрешимость и претендовали на роль верховных арбитров в христианском мире. Из-за этого Византию ждали бедствия. Высокий моральный авторитет пап оказал плохую услу1у ромейским политикам, которые вынуждены были с ним считаться.

Но пока Юстин и его племянник Юстиниан бросились в объятия римского понтифика, питая искреннюю надежду на воссоединение Церкви. Увы, оба — и дядя и племянник — будут жестоко разочарованы.

20 декабря 518 года в Рим были отправлены два послания — одно за подписью императора Юстина и другое — патриарха Иоанна. В них сообщалось о восстановлении православия на Востоке.

В то время римским епископом был Гормизд (514–523). Он происходил из знатного рода вельсков, живших в Кампании, имел семью, детей, но однажды решил посвятить себя духовной карьере. Связи, удача, благочестие и организаторские способности помогли Гормизду занять папский престол. К тому времени, когда был избран этот папа, между Восточной и Западной церквами продолжался раскол. Западные епископы, и Гормизд вместе с ними, не признавали так называемый «Генотикон» — компромиссный символ веры между православными и монофизитами, навязанный в Византии по инициативе императора Зенона. На Востоке его принимали, хотя и с оговорками. На Западе — осуждали.

Царь Юстин и патриарх Константинопольский просили папу Гормизда прислать своих легатов (уполномоченных) в Византию, дабы юридически закрепить единство Церкви.

Гормизд созвал в Риме церковный собор, чтобы выработать единую точку зрения в отношениях с восточными епископами. Эта позиция не учитывала ровным счетом ничего: ни политических коллизий в Византии, ни настроений на окраинах великой империи. Действительно: какое дело папам и их советникам до того, что Византию раздирают противоречия между монофизитами, несторианами и православными? Важно было выработать единый догмат, а если его не примут окраины империи — тем хуже для них. Ну, воспользуются византийскими противоречиями враги, и что? Палестину захватят арабские князья из племени лахмидов. Сирию и Армению — персидские цари. В конце концов, Италия тоже подчинилась готам, но сохранила в чистоте свою веру. Царство Божие — не от мира сего. Эта близорукая позиция вскоре приведет к тому, что императоры и папы вступят в конфликт; но обыватели ждали воссоединения Церкви. Ожидания сбылись. В Константинополь прибыли послы римского понтифика. За десять верст от столицы их встречали первые люди империи: племянник императора Юстиниан, магистр оффиций Келер, племянник Анастасия — Помпей, а также Виталиан. Среди встречавших мы видим Помпея. Это значит, что партия Анастасия еще сильна. В то же время присутствие Помпея означало, что он отрекается от монофизитов. Юстин и Юстиниан вели тонкую игру со своими врагами, пытаясь внести раскол в монофизитскую партию.

25 марта 519 года папские легаты прибыли в Константинополь. Тотчас выяснилось, что римский понтифик готов примириться со своими восточными коллегами на довольно жестких условиях. Он требовал анафемы всем церковникам, которые признавали «Генотикон». В список попали и мертвые, и живые, и даже несчастный экс-патриарх Македоний, который при Анастасии пострадал за православные убеждения. Для папы было крайне важно, чтобы лишь он, папа, оказался блюстителем веры и высшим духовным авторитетом Церкви. Например, константинопольского патриарха он соглашался признать в церковной иерархии только вторым.

Эта непримиримая позиция и эта гордыня не нравились ни Юстину, ни Юстиниану, однако во имя единства и под давлением православного окружения они уступили. Тогда последовало новое требование Рима: все восточные епископы должны поставить подписи под документом, в котором содержались примирительные формулы и анафематствоваия по адресу отступников, принимавших «Генотикон».

Это было очень опасно. Следствием примирения с Западом мог стать бунт и раскол на Востоке. Папу это не интересовало. Гордыня шла рука об руку с духовной твердостью.

Однако Юстин принял и это требование. За царем стояли массы православного населения. Его самого грела мысль выступить в роли объединителя Церкви. Правда, многие епископы отказывались ставить подписи под приговором своим коллегам, которые не были виноваты в отступничестве. Императору пришлось задействовать «административный ресурс». Под давлением Юстина, квестора Прокла и их единомышленников все требования Рима были выполнены.

Евхаристическое общение между римским папой и восточными патриархами оказалось восстановлено. Легаты вернулись в Рим. Но это не означало, что договоренности будут строго соблюдаться.

Юстин и особенно его племянник Юстиниан показали себя здравомыслящими политиками. Вскоре базилевс написал папе письмо с просьбой аннулировать анафемы по адресу восточных иерархов, сотрудничавших с властью в период «Генотикона». Папа ответил отказом. Тогда византийские клирики просто игнорировали запрет и продолжали чтить память многих епископов эпохи «Геноткиона», включая Македония. Некоторых иерархов, отлученных папой, базилевс Юстин без лишней огласки восстановил в сане.

Папе наверняка доложили об этом. Но Юстин и его племянник наладили связи с римскими сенаторами, жившими в Италии под властью готов. Православные римляне снова считали византийцев своими, препятствия для общения исчезли, единство Церкви было восстановлено. Многие римляне шпионили в пользу ромеев и все поголовно ненавидели готов, мечтая уничтожить еретиков. Играть и дальше в принципиальность было для пап небезопасно.

В самом Константинополе произошли изменения. 25 февраля 520 года умер патриарх Иоанн. Новым главой Восточной церкви стал Епифаний (520–535), в православии которого не сомневался никто. В это время один из столпов православия — полководец Виталиан — был коварно убит в царском дворце.

7. РАСПРАВА С ВИТАЛИАНОМ

Историк VI века Евагрий Схоластик утверждает, что Виталиан был крайне опасен. Для начала Юстин вызвал военачальника в столицу, «опасаясь и его могущества, и военного опыта, и всеобщей его славы, и стремления к царской власти»; словом, держал его под присмотром.

Но проблема оставалась. Хотел ли Виталиан занять трон? Или это лишь казалось Юстину? Во всяком случае, такие разговоры ходили в столице. Конечно, храбрый мятежник не посмел бы отобрать трон у старика Юстина — православного императора и героя дворцового переворота, с помощью которого удалось уничтожить представителей секты монофизитов, засевших в Большом Дворце. Но Юстин не вечен. Все знали, что старика беспокоят старые раны и долго он не протянет. После смерти Юстина Виталиан вполне мог поднять мятеж и захватить трон. Для этого он обладал и силой, и популярностью, а на его варварское происхождение многие бы закрыли глаза: он был православным.

Но вспомним, что этот православный воитель был неразборчив в средствах. Он приглашал войска болгар из-за Дуная и с их помощью сражался против сограждан. Такой человек опасен для страны. Наверняка подобным образом рассуждали Юстин, его племянник Юстиниан, могущественный квестор Прокл и магистр оффиций Келер. В этом вопросе они сошлись.

С одной стороны, Виталиан представлял опасность для нового правительства, тем более что Юстиниан сам рвался к власти, а у Прокла могли быть свои соображения на этот счет. С другой — экс-мятежник был опасен для страны вследствие собственной непредсказуемости и контактов с варварами, от засилья которых Византия не так давно избавилась с большим трудом.

Виталиан прожил в Константинополе около двух лет. В 520 году он получил звание консула. Эта должность накладывала на ее носителя обязательства по раздачам хлеба и устройству зрелищ. Виталиан делал то и другое. Возможно, он использовал средства, награбленные во время гражданской войны и полученные в качестве выкупов за пленных византийских вельмож. В таком случае можно констатировать, что назначение Виталиана консулом для того и было задумано, чтобы он вернул государству хотя бы часть денег.

Однако Виталиан сделал это с таким размахом, что напугал правительство. Недавний мятежник транжирил деньги и осыпал горожан подарками. Константинопольская чернь обожала героического полководца, который за несколько лет до этого едва не взял Константинополь. Герой пожинал плоды популярности. Не исключено, что он встречался с руководителями цирковых партий и вел тайные переговоры о смене власти.

Делая это под носом у царя, полководец поступил неосторожно. Он не понимал, с кем имеет дело, и поплатился за свою беспечность. Однажды его вызвали в Священный Палатий и там убили шестнадцатью ударами меча.

«Когда [Виталиан], уже обладая консульством, явился во дворец, жизни его был положен предел, — пишет Евагрий, — он был жалким образом убит у одной из внутридворцовых дверей, уплатив такую плату за свои бесчинства по отношению к государству ромеев». Это произошло в 520 году.

Вместе с Виталианом погибли его секретарь, управляющий делами и, видимо, несколько телохранителей: во дворце возникла нешуточная потасовка.

Какова была непосредственная причина убийства? Византийские историки сразу начали спорить на этот счет. Монофизит Иоанн Никиусский утверждает, что православный генерал составил заговор против императора Юстина. «Виталиан потерял жизнь потому, — замечает наш источник, — что после того, как Юстин назначил его [магистром милитум], он замыслил поднять… мятеж, как он уже поступил по отношению к предшествующему императору. Вот почему [Юстин] приказал его казнить. Таким образом, Бог быстро наказал его».

Хронист Иоанн Малала уточняет, что убийство произошло сразу после конных ристаний, где консула Виталиана приветствовали дружным ревом партии ипподрома. Феофан Исповедник добавляет, что непосредственными убийцами стали родственники тех, кто погиб по вине Виталиана во время гражданской войны. Таким образом, Юстин и Юстиниан вроде бы и не виноваты в этом убийстве.

Ну а что говорит наш скептичный Прокопий? По его мнению, виновник расправы с героем гражданской войны только один: Юстиниан, который «беспричинно убил его во дворце вместе с его близкими», после чего занял важную должность магистра милитум. С этого времени Юстиниан становится высокопоставленным государственным деятелем и окончательно выходит из тени. Возможно, версия Прокопия близка к истине.

Между тем в стране разгорался огонь бунта. Православные считали, что им теперь всё по плечу. В правительстве Анастасия было много коррупционеров. Самые богатые и влиятельные из них являлись монофизитами. Гнев против монофизитов породил острое желание установить социальную справедливость. В городах империи начались сходки и митинги, на которых представители цирковых партий выясняли между собой отношения. Анастасий поддерживал «зеленых» (прасинов). Они получали государственные посты, привилегии, земли и деньги. Юстин стал покровительствовать их противникам из партии «голубых» (венетов). Кроме того, он вернул из ссылки многих прежних чиновников и политиков и назначил их на высокие должности. Всё это носило характер политического переворота. Похоже, инициатором этих перемен оказался молодой племянник императора — Юстиниан.

Повсюду начались волнения. Юстин и его племянник даже не подозревали, какие грозные силы пробудили ото сна.

Стало понятно, что крестьяне и горожане жаждут много большего, чем восстановление православия. Они выступают против латифундистов, едва не захвативших власть во времена Анастасия. В городах стихийно образуются народные советы (это не модернизация, а выражение из хроники Феофана Исповедника), которые пытаются взять власть. Их кое-как контролируют венеты из столицы, но революция из православной становилась социальной. Вскоре Юстин обнаружил, что сидит не на троне, а на вулкане. При этом его ждет сюрприз: племянник Юстиниан стал поддерживать бунты.

8. СТАСИОТЫ

Любой протест, даже облеченный в форму религиозных споров, является отражением социальной борьбы. Или, выразимся мягче, социальных противоречий. Одним лишь небесным жить нельзя, поэтому религиозные дискуссии рано или поздно принимают земную форму. Протест против взяточников, плохого управления, социального неравенства — вот во что вылилась православная революция. Люди хотели справедливости и видели ее в принятии правильных церковных норм. Кстати говоря, многие еще помнили раннехристианскую «бедную Церковь». Византийцы жаждали перемен. Столь же страстно хотел их один из молодых лидеров православной революции — Юстиниан. После прихода дяди к власти он выдвинулся на первые роли, причем как вождь самых отъявленных бунтарей.

Это звучит парадоксально. Никто и никогда не рассматривал Юстиниана как социального революционера. В нем видели святого, грешника, полководца, администратора и юриста, но революционера — никто. Кроме… Прокопия Кесарийского. Мне трудно понять, почему исследователи проходили мимо его свидетельств, в то же время заботливо собирая всякую чепуху, разбросанную тут и там в сочинениях этого автора.

Вся «Тайная история» пронизана ненавистью к политику, который стремится к новшествам и разрушает старый порядок. Этот политик — Юстиниан.

Что же произошло? В книге Прокопия мы видим, как в ходе православной революции на улицах византийской столицы объявились какие-то люди из новой политической секты. Они называли себя стасиотами. Что означает это слово?

Обратимся к далекому прошлому. В 361 году к власти в Римской империи пришел император Юлиан Апостат. В переводе — Юлиан Отступник. Он порвал с христианством и попытался восстановить язычество. Поэтому и сделался отступником в глазах религиозных историков. Тот же корень, что и в его прозвище, — в греческом слове «апостасия» — «отступничество», «мятеж». Те, кто призывают к мятежу, называются стасиоты. И здесь мы приходим к одной догадке. Прокопий не тот, за кого себя выдает. Вряд ли этот человек — православный. Для него константинопольская молодежь, которая носится по улицам, громит монофизитов и поддерживает Юстиниана, — это стасиоты, отступники. Отступники от чего? Получается, от монофизитской ереси. Не симпатизировал ли сам Прокопий монофизитам? Если только и это не камуфляж, прикрывающий нечто другое… Но об этом — позже. Из сочинения Прокопия ясно одно: что Юстин и особенно Юстиниан поддерживают движение «отступников».

Кто же эти отступники? Перед нами молодые люди, которые чинили в столице разные беспорядки. Сперва они выступали под лозунгами чистого православия, а затем стали нападать на богачей, требовать равенства и справедливости. Изначально стасиотами были молодые венеты, но затем к ним присоединились люди из других партий. Перед нами радикальное крыло цирка.

Ситуация в столице и крупных городах стала постепенно выходить из-под контроля центральной власти. Из сообщенного Феофаном Исповедником в его «Хронографии» следует, что комитеты местного самоуправления брали власть в городах и свергали бюрократов. «Голубые» стояли во главе мятежа. Где-то побеждали умеренные, где-то — радикалы. Прокопий неоднократно утверждает, что Юстиниан покровительствовал именно этим сорвиголовам.

Разумеется, среди стасиотов были хулиганы, грабители, маргиналы. Такие персонажи есть в любом революционном движении, будь то Иран времен маздакитов, Франция конца XVIII века, Советская Россия эпохи Гражданской войны. Но больше всего напоминают стасиотов хунвейбины времен «культурной революции» в Китае. Та же агрессия, то же стремление к переменам, та же безоговорочная поддержка верховного вождя.

Юстиниан добивался власти страстно и откровенно, как добивается пылкий любовник предмета обожания. С помощью дяди-царя он сделался консулом.

Это звание молодой политик получил в 521 году — в 38 лет. Он использовал консульство как средство для достижения цели, которая была проста: власть над Ромейской империей. Нужно оговориться: власть была нужна Юстиниану не для наслаждений. Этот человек был скромен и неприхотлив. Он мало ел, презирал роскошь. Власть требовалась для того, чтобы построить справедливое общество. Как понимал Юстиниан справедливость, — вопрос другой.

Сразу после избрания он разослал во все провинции так называемые диптихи (таблички-«раскладушки» из слоновой кости, напоминавшие раскрытый переплет книги) со своим именем. Таков был обычай. Имя молодого политика узнали во всей империи.

Затем молодой консул Флавий Юстиниан устроил пышные торжества по случаю своего вступления в должность. Он сорил деньгами, чтобы приобрести расположение черни — столичных люмпенов, живших на государственные подачки. Кое-что перепало и рабочему люду.

Чернь пришла в восторг, не подозревая, что уже через десять лет, во время восстания «Ника», полководцы Юстиниана станут резать ее, как скот.

Расходы на консульство составили астрономическую сумму в 280 тысяч золотых монет. Юстиниан практиковал хлебные раздачи и устраивал зрелища. «В глазах толпы это был предмет не менее священный и важный, чем Никейский или Халкедонский символ веры», — иронизирует по этому поводу британский историк XVIII века Эдвард Гиббон. При вступлении консула в должность в цирке вывели на арену 20 львов и 30 леопардов. Состоялись скачки квадриг, блиставших золотым и серебряным убранством. Народ рыдал от восторга, делал ставки, азартно вопил и без меры превозносил нового консула.

В это же время Юстиниан вел закулисные консультации с сенаторами. Он хотел сделаться соправителем своего дяди Юстина, но претендента ждала неудача. Сенаторы отправились к базилевсу и просили его сделать Юстиниана соправителем. Однако просьба была изложена в такой форме, что Юстин отказал. Вероятно, православная верхушка страны (с Келером и Проклом во главе) иносказательно дала понять, что не хочет этого назначения. Юстиниану стало ясно, что компромисса с высшим сословием, увы, не добиться. Магнаты и крупные чиновники увидели в нем врага — покровителя стасиотов. Предстояла внутренняя война.

9. МАЗДАКИТЫ

С кого Юстиниан брал пример в своем неожиданном бунте? Ведь как-то странно всё вышло. Православные лидеры поднимают венетов, те выступают как организованная сила, но в ее недрах быстро образуются дружины стасиотов, и вот мы видим, что бунтами охвачены многие города. Религиозные лозунги перерастают в социальные. Такого упорядоченного погрома под флагом социального протеста в истории Византии еще не было. Были гражданские войны или восстания рабов, но синхронного выступления молодежи и обездоленных в десятках городов не случалось. Мы имеем дело с абсолютно новым явлением. Перед нами необычная технология политической борьбы в густонаселенном государстве с большим количеством городов.

С кого брали пример стасиоты и их вожди? Ответ парадоксален: с иранской секты маздакитов, о которой мы уже упоминали на этих страницах.

О ней мало что известно. Перед нами тайное общество, история которого, по некоторым данным, начинается в IV или даже в III веке новой эры. Его создателей иногда объявляют последователями другой тайной секты: манихеев, но это неверно. Манихеем, к примеру, числили Анастасия, да и самого Юстиниана, которого Церковь впоследствии провозгласила святым. Так что это ничего не значит, хотя обвинение для тех времен было страшное.

Для современных людей имя «Мани» — пустой звук, а то, что это имя употреблялось в качестве чудовищного ругательства, — экзотика и странность. Однако вспомним, что означало быть троцкистом в СССР в 1937 году. Это политический приговор, после которого человек считался обреченным. Было время, когда гонения против манихеев достигали того же накала, хотя в первом случае мы имеем дело с политикой, а во втором — с религией.

L Пророк Мани жил в III веке, он проповедовал в Месопотамии — нынешнем Ираке (в то время Ирак был частью Ирана).

Мани объявил мир ареной борьбы между Светом и Тьмой. Причем вся Земля в ее многообразии красок и живых существ — это порождение Зла (Аримана). Вырваться из круга зла можно только одним способом: изнурив свою плоть развратом. Для этого манихеи собирались вместе и устраивали жуткие оргии в темноте: освобождали душу от тела и от земных привязанностей. Это показалось ужасным тогдашнему шаханшаху Ирана, и пророка казнили.

Наследниками Мани объявляли впоследствии и стасиотов, и коммунистов. Но ясно, что ни Юстиниан со стасиотами, ни маздакиты не имели отношения к этому отвратительному учению. Коммунистов и социалистов всегда обвиняли в чем ни попадя, причем оправдаться им, вероятно, уже не удастся. Однако скажем еще раз: манихеями объявляли также Анастасия и прочих монофизитов. Да и не только их. Ими стали все еретики в глазах православных. Естественно, к «чистой» манихейской ереси они не имели ни малейшего отношения. Это было именно политическое или церковное ругательство, которое использовали в пылу полемики. Так что историк должен быть крайне осторожен, когда встречается с подобными терминами, и отделять зерна от плевел.

Но что же произошло в Иране — соседней с Византией стране? Как мы говорили выше, там имела место социальная революция. Она случилась в конце V века.

К тому времени Персия прочно увязла в проблемах. Она была феодальной страной, которой управлял шаханшах. В переводе с персидского это означает «царь царей». Вокруг него группировалась аристократия. Она делила власть с сословием магов (жрецов культа единого Бога — Ахура Мазды). Феодалы и маги обладали обширными землями, частными армиями и немалым богатством. Их мечтой был слабый шаханшах, которым можно манипулировать в собственных интересах. Того же хотели и византийские магнаты по отношению к своему императору. Вероятно, шахский Иран оставался их идеалом. Но это была крайне близорукая позиция.

Иран не являлся моноэтничной страной. В нем жило множество народов. Удержать их в покорности могла только сильная центральная власть.

А власть не умела справиться даже с проблемами внутри господствующего этноса — иранцев. Триумф феодализма привел к тому, что представители высших сословий постепенно утратили все ограничения. Они лишали земли свободных земледельцев — азатов — и оставляли их без средств к существованию. Иранцы стали вымирать.

Эту коллизию неплохо показал в своем романе «Маздак» известный советский беллетрист Морис Шамис-Симашко. Правда, этот роман — больше о сталинских репрессиях и о том, как чернь извратила идею социальной революции. Эту революцию начинает «большелобый Маздак», но однажды он исчезает во время смуты, и власть захватывают «люди в черных рубахах». Во времена, когда писался роман, говорить об «ужасах сталинизма» можно было только иносказательно. Поэтому критики называли выведенных в романе чернорубашечников фашистами. Но все понимали, что речь идет об НКВД и репрессиях 1937-го. Под «большелобым Маздаком» подразумевался, понятно, Ленин как автор «чистой» версии коммунизма.

В своем романе Симашко нарисовал и образы византийских маздакитов. Это «еврокоммунисты». Они рассуждают об отвлеченных идеях социализма и неспособны понять страдания, которые переживают настоящие маздакиты в Иране.

Ясно, что герои романа не имеют ничего общего ни с подлинными маздакитами, ни с византийскими стасиотами… Да, собственно, и с процессами, происходившими в СССР в 30-е годы. Книга просто дает понять, что думала по поводу коммунистического переворота какая-то часть советской интеллигенции. Хотя роман сам по себе хорош, если отрешиться от лишних намеков и привыкнуть к тягучему библейскому стилю Симашко.

В недрах иранского общества родилась тайная секта, которая жаждала переустроить общество на началах социальной справедливости. Ее основателем был маг Зороастр (Зердушт, тезка древнего основателя зороастрийской религии). В его честь последователей секты называли зердуштакан. Это были средневековые коммунисты.

Разница с манихеями у них огромна. Мани объявлял действительность порождением дьявола и призывал людей к саморазрушению. Коммунисты считали видимый мир прекрасным, но сильно испорченным. По их мнению, главная беда — хаос и несправедливое разделение материальных ценностей, когда львиной долей богатств владеет кучка довольно посредственных людей. Например, у богатых князей имеются огромные гаремы, а рядовые крестьяне не могут содержать жену в единственном экземпляре и умирают, не оставив потомства. По мнению адептов равенства, это неправильно. А с точки зрения государственников — даже вредно. Недальновидные аристократы беспокоились только о себе и не понимали угрозы демографического спада. А представители тайной секты видели это очень хорошо. Они не были оторваны от народа и умели объяснить людям, кто есть кто в стране. Не потому ли иранцы за ними пошли?

Средневековые иранские «коммунисты» воспринимали мир как арену борьбы между Злом и Добром. В общем, такой же взгляд на жизнь был и у православных. Зло они называли Сатаной, а добро — Богом. Но православные обещали своим адептам Царство Небесное после смерти, а коммунисты хотели перестроить мир уже при жизни и сделать его лучше. Ни о каком бегстве в иные миры не было и речи. В этом — отличие и от христиан, и от манихеев.

По мнению членов секты зердуштакан, Бог создал великолепный мир, но тот ухудшился вследствие происков Аримана, который принес людям неравенство, зависть и прочие пороки. Если устроить мир на началах разума и отобрать излишки у богатых, всё образуется. Увы, действительность оказалась бесконечно более сложной, чем представления о ней первых коммунистов…

Из этого ни в коем разе не следует, что мы осуждаем коммунистический эксперимент. Точно так же было бы глупо осуждать феодализм, капитализм или рабовладение. Это данность. Люди пытаются приспособиться к жизни на планете, а идеи Маздака ничуть не хуже идей Кольбера или Милтона Фридмана.

В конце V века во главе революционной секты встал зороастрийский маг Μаздак. Он набрал и организовал большое число сторонников. Приверженцем тайной доктрины стал даже Кобад — наследник иранского престола. В 488 году Кобад занял трон… и неожиданно перешел на сторону маздакитов. Мысль шаханшаха понятна. Он видел, что страна погибает под гнетом аристократии, хотел освободиться от всевластия князей и построить империю на новых принципах. Очень похоже действовали Юстин и Юстиниан в 518 году. Вряд ли это случайность.

К слову сказать, у средневековых «коммунистов» было много сторонников даже через несколько столетий после этих событий. Например, автор рифмованного иранского эпоса «Шахнаме», великий Фирдоуси, отзывается о Маздаке вполне благосклонно.

Правда, затем поэт дает несколько негативных характеристик, но это понятно: его заказчиком был могущественный султан Махмуд Газневи, который, естественно, не одобрял социальных экспериментов.

Фирдоуси подробно и последовательно излагает учение Маздака и основные этапы иранской революции. Подробно останавливаться на этой теме не будем, но общий ход событий уяснить следует.

Всё началось с того, что в Иране возник голод. Крупные землевладельцы попрятали хлеб, а бедняки умирали от недоедания. «Невидимая рука рынка» истребляла чернь, которой не повезло родиться во дворцах. Тут и возник Маздак. Он предложил изъять часть продовольствия у богачей и распределить его среди бедняков. Этого было достаточно для того, чтобы Маздак заслужил ненависть в веках. О нем лгали, его образ рисовали черной краской, ему приписывали то, чего этот политик вовсе не совершал. Покушение на собственность правящей группировки — святотатство. Попробуйте сделать это сегодня — последствия будут не менее ужасны.

После дележа еды и спасения голодающих Маздак обрел невероятную популярность, а Кобад «свернул с пути предков», как выражается Фирдоуси.

Вместе с шаханшахом Кобадом на сторону революции перешли некоторые аристократы. Вероятно, не все среди них были эгоистичны. Многие понимали, что нужны перемены, иначе Иран погиб. Правда, и перемены не спасли страну. Советский академик Е. В. Тарле остроумно заметил как-то: «наиболее опасный момент для плохого режима есть именно тот, когда он делает попытки стать лучше».

В итоге Маздак возглавил правительство по приказу самого шаханшаха.

Не стоит преувеличивать «коммунистический» размах движения. Все окраины управлялись по-прежнему. Армения с ее ишаханами (герцогами), Иверия с царем и князьками, вассальные арабские шейхи на окраинах — все оставались на своих местах. Но в Иране части вельмож пришлось расстаться с богатствами. Они обозлились, устроили заговор, поймали Кобада и спрятали его в «башню забвения» (499). В такие сооружения обычно бросали покойников. Обратного пути отсюда не было.

Но Кобад спасся и бежал на восток — в Хорасан. Этой страной, как и Согдом, Хорезмом и Афганистаном, владели тогда эфталиты — памирские горцы, родственные таджикам и персам, создавшие крупную империю. Эфталиты помогли Кобаду: дали войско, и шаханшах возвратился в родную страну, чтобы мстить (501). Своих врагов-вельмож он жестоко наказал за измену. Кровь лилась рекой.

Во время смуты Маздак бежал, а затем вернулся и собрал какие-то отряды из простолюдинов для защиты революции. Эти отряды возглавил старший сын шаханшаха — Кабус.

Постепенно Кобад стал разочаровываться в Маздаке и его приверженцах. Кабуса он не любил и предпочитал ему младшего сына — Хосрова. Последнего поддерживали состоятельные люди, которых мазда- киты не сумели или не захотели добить. Феодалы свергнуты, а чернь пора обуздать; шаханшах должен обрести полноту власти. Таково было мнение умеренных. В стране установилось нечто вроде двоевластия, и маздакиты терпели эту систему. В общем, свирепость и ужасы революции сильно преувеличены ее противниками.

Часть проблем революционерам удалось решить. Простолюдины получили землю, хлеб и женщин. Была создана сильная армия, которая стала одерживать победы над византийцами. Удалось покончить со многими зверствами и злоупотреблениями феодального режима. Поэтому идеи Маздака надолго пережили своего создателя, а его имя сделалось паролем простолюдинов, которые боролись против озверевшего начальства на Востоке.

Принципы маздакизма проникли за пределы Ирана. Вероятно, под их влияние попали многие ромеи: уж очень похожи стасиоты на маздакитов.

10. ГИПОТЕЗА

Рискну высказать мысль, к которой читатель, конечно, уже готов. Не был ли Юстин тайным маздакитом? Он вполне мог им стать во время персидской войны. А затем приобщить к этой идее Юстиниана и еще многих других выскочек из крестьянского сословия, которым были симпатичны идеи разума и справедливости. Возможно, ими были созданы тайные организации стасиотов, сказавшие слово в 518 году, после прихода Юстина к власти…

Пожалуй, наличие таких организаций и является одним из весомых аргументов в пользу нашей версии. Вспомним: римские принцепсы во времена Калигулы и Домициана тоже истребляли знать, чтобы усилить собственную власть. Такой режим был в известном смысле выгоден массам, которые поддерживали императоров. Но был он также выгоден провинциальным латифундистам, крупным торговцам, хозяевам мастерских, то есть неримской элите. Какими средствами императоры Рима боролись с сенатской аристократией? Они практиковали государственные полицейские преследования, политические обвинения и казни с конфискацией имущества. В Византии времен Юстина и Юстиниана мы наблюдаем не только это. Перед нами тайные дружины, которые терроризируют знать и убивают неугодных императору людей. Но помимо террористического крыла революционеров мы видим и политическое: его представители захватывают муниципалитеты, смещают старых чиновников, ставят новых, и всё это осуществляется с прямого благословения Юстина и Юстиниана, о чем имеются ясные указания в исторических источниках. Нет, перед нами не отдельные стихийные выступления, а хорошо организованный революционный процесс, который напоминает революцию маздакитов в Иране.

Эти тезисы могут вызвать возражения историков, которые занимаются изучением данной эпохи. Но «коммунизм» Юстиниана — лишь гипотеза, которую до конца нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. Хотя аргументов «за» очень много.

Главный из них — свидетельства Прокопия. Этот человек именует Юстиниана Антихристом в своей «Тайной истории». С чего бы такой жесткий эпитет? Не проще ли назвать императора манихеем? Но это не отражает сути. Слово «манихей» превратилось в ругательство. Манихеем обзывали даже царя Анастасия. Требовалось что-то более жесткое. Так появляется Антихрист.

В устах Прокопия ругательство выглядит странно. Ведь Кесариец, если взглянуть на него повнимательнее, даже не христианин. Кто он на самом деле по убеждениям и вероисповеданию, вопрос спорный, и мы его разберем. Пока лишь скажем, что убеждения Кесарийца далеки от православия. Тогда зачем ему понадобилось называть Юстиниана Антихристом? Вероятно, чтобы подчеркнуть его «антисистемность», необычность, вражду к римской старине. Для старых римлян Юстиниан был чужаком. Он выступал против прежнего государственного устройства, прежних законов и прежней социальной иерархии. Будучи человеком неприхотливым и скромным, Юстиниан боролся за уравнительность и под этим лозунгом отбирал имущество у богатых. Вот что не нравится Прокопию! На протяжении всей «Тайной истории» мы видим причитания, что император грабит состоятельных и «уважаемых» (друг другом) людей.

Прокопий много лжет на эту тему, лжет изощренно, изобретательно, не стесняется подтасовывать факты, но смысл очевиден. Император — Антихрист, ибо покусился на священный закон собственности и грабит свой же народ; то есть горстку избранных, которые сумели наворовать денег при прошлом режиме.

И виноват в этом именно Юстиниан, а не его безграмотный дядя Юстин. Этот старик плохо соображал и поддался на уговоры своего племянника-«стасиота». Из-за этого старый царь попустительствовал всякой разбойной сволочи. Такова версия Прокопия.

Правда, вскоре мы увидим, что «коммунизм» Юстиниана весьма умеренный. Перед нами возникнет скорее приверженец социального государства. Но он отбирал собственность у супербогатых — и этого достаточно, чтобы обвинить его во всех смертных грехах.

С другой стороны, идея социальной справедливости многолика. Существует множество вариантов «коммунизма». Похоже, что ранний Юстиниан воплощал один из них.

Итак, за обвинением православного царя в «антихристианстве» кроется нечто большее, чем просто ругательство. Прокопий пытается убедить своих христианских читателей, что его герой творит нечто из ряда вон выходящее. Это «из ряда вон» называется «социальная революция». Только она, сопряженная с покушениями на собственность, убийствами политических противников и появлением «выскочек» у власти, способна вызвать такую ненависть у приверженцев старины.

Один из этих приверженцев — Евагрий Схоластик. Это крупный юрист, вращавшийся в высших кругах, и он не любит Юстиниана. Конечно, Евагрий далек от того, чтобы называть царя Антихристом. Схоластик — православный человек и понимает пользу, которую принес христианской ортодоксии Юстиниан. Зато внутреннюю политику императора он безоговорочно ругает и откровенно говорит, что Юстиниан принес Ромейской империи много зла. Почему? Дело опять же в экзекуциях против богатых и в покровительстве стасиотам.

Идем дальше. Кесариец постоянно сравнивает Юстиниана и его восточного соседа — шаханшаха Кобада. Сходство поражает. Оба — сторонники перемен. Оба — покровительствуют черни. Оба — ниспровергают привычные законы. Даже в области отношений между мужчиной и женщиной они в чем-то схожи. Кобад сластолюбив, и он объявил «общность жен». Юстиниан, как мы видим из сочинения Прокопия, тоже любит занятия сексом. До введения общности жен он не дошел, но в итоге женился на порноактрисе. То есть был чужд условностей и общался с женщиной сомнительного поведения. Для истинно православного в этом нет позора. Раннее христианство было религией угнетенных. Сам Христос общался с блудницами. Юстиниан возвращал христианству первоначальный облик. Всё так… но его дружба со стасиотами, ненависть к богатым, стремление исправить законы и уравнять граждан, как быть с этим? Наконец, куда девать заявления Феофана Исповедника о «народоправстве», учрежденном венетами в крупных городах? Всё это слишком сильно напоминает маздакитов, чтобы быть простой случайностью.

Был ли Юстиниан завербован иранскими «коммунистами» или пришел к идее равенства и справедливости самостоятельно — не столь важно. Тем более что с персами он скоро поссорился и отчаянно воевал. Но была и разница. Если на востоке социальные идеи оказались облечены в форму зороастризма, то в Византии пригодилось «чистое» православное христианство.

Итак, маздакиты и стасиоты очень похожи. Кажется, это ветви одного дерева. Но почему мимо этого сходства проходили ученые? Полторы тысячи лет никому из них не приходило в голову усмотреть сходство между двумя политическими течениями.

На наш взгляд, ближе всех к решению проблемы подошли А. А. Васильев и А. А. Чекалова. Первый в своей «Истории Византии» написал, что политика Юстиниана была направлена против крупного землевладения… и его выводы тотчас оспорили научные комментаторы. Вторая много говорила о движении стасиотов в небольшой монографии, посвященной восстанию «Ника», но, как нам кажется, преуменьшила его масштабы, воздержавшись от слишком смелых выводов.

Современный образ Юстиниана сложился в XVIII веке, когда английский масон Эдвард Гиббон написал свою многотомную «Историю упадка и разрушения Римской империи». Великий базилевс в этой книге стал одним из тех, кто способствовал упадку Рима: деспотом, который стремится к мировому господству. Примечательно, что даже Гиббон не верит до конца сочинению Прокопия Кесарийского, хотя идейно близок этому автору. В то же время ничего «революционного» английский автор в поведении Юстиниана не усматривает.

Но ведь не сошелся же свет клином на сочинении Гиббона? Нет. Однако Православная церковь канонизировала византийского царя. Следовательно, русские православные историки не могли усмотреть сходства Юстиниана с «коммунистическим» режимом Маздака. Слово «коммунист» было для православных ругательным. Поэтому даже такой замечательный историк Византии, как Ф. И. Успенский, православный человек по вере и монархист — по убеждениям, оставляет в стороне революционное прошлое Юстиниана или не видит его. То же можно сказать о другом историке-монархисте — Ю. А. Кулаковском, чья неоконченная «История Византии» являлась бы лучшим произведением об империи, если бы ученый не умер в 1919 году, успев подготовить лишь три тома своей фундаментальной работы. Юстиниан представлен в ней великим человеком, реформатором, законодателем и завоевателем, но отнюдь не революционером.

Но почему же советские историки не разглядели в Юстиниане «своего»? Объяснить это легко. Когда в России пришли к власти коммунисты, взгляды на политику византийского базилевса никто и не думал пересматривать. Православный царь, милитарист, завоеватель и вдруг — борец за социальную справедливость? За такое высказывание можно было поплатиться научной карьерой даже в мягкие и либеральные времена советского «золотого века» — в 1970-е.

Но посмотрим на проблему с другой стороны. Так ли «ужасны» были сами маздакиты? Вероятно, нет. Это был первый длительный опыт построения коммунистического общества, он продолжался несколько десятилетий. Но он имел крайне мало общего с коммунистической моделью в том же СССР, которую можно считать классической. Маздакиты сохранили значительную часть собственной аристократии, только слегка ее «раскулачили». Сохранили власть шаханшаха, придворную иерархию и титулатуру. Оставили в неприкосновенности политические режимы и общественное устройство на окраинах и в вассальных царствах — Армении, Ираке, Иверии. Точно таким же образом развивались события и в Византии. Первый опыт коммунизма оказался крайне мягким и осторожным.

Зато противники революции действовали очень жестко и напористо. О том, как разгромили движение Маздака, мы еще расскажем. Опишем и крах византийской революции (который наступил благодаря тому же Юстиниану). Оба политических потока — иранский и ромейский — оказались чересчур слабы. И уж во всяком случае не так чудовищны, как о том писали позднейшие авторы, которые выполняли заказ шаханшахов и императоров. Маздак остался в официальных исторических сочинениях воплощением зла, а в народной памяти — героем и светочем добра. Именно с него берет начало коммунистическая идея, которую пытались воплотить в разных странах. С революцией Юстиниана всё обстояло сложнее. О ней забыли. Причем первым забыл… сам Юстиниан. Но это не значит, что ее не было.

Подведем итог. Для автора этих строк ясна идентичность стасиотов и маздакитов. Другое дело, что радикализм маздакитов преувеличен, а радикализм стасиотов недооценен. Поэтому вовсе не было ничего необычного в том, что Юстиниан позаимствовал идеи равенства у своих восточных соседей, ибо он видел: под властью «коммунистов» Иран добился впечатляющих успехов в решении внутриполитических проблем, не говоря о внешней политике. Искушение пойти тем же путем оказалось слишком велико. И вчерашний крестьянин Юстиниан сделал шаг вперед.

В это время он ненадолго отвлекся от государственных дел. Петр Саббатий влюбился. Это произошло в разгар политической и социальной борьбы, которая разрывала Византию. О его романе мы расскажем в следующей главе.

1. ПОХОЖДЕНИЯ ПОРНОАКТРИСЫ

Похоже, что Юстиниан встретил свою любовь благодаря «православной революции». На площадях и в храмах столицы не прекращались массовые волнения. Горячо обсуждали послание папы, спорили насчет православия отлученных Римом епископов, требовали расправы с чиновниками императора Анастасия.

Но какое отношение всё это имеет к любви молодого Петра Саббатия? Как вскоре выяснится, самое прямое.

Юстиниан никогда не зазнавался. Он охотно общался с представителями разных социальных слоев, был прост и доступен для всех. Часто виделся с молодыми стасиотами, обсуждал церковные и юридические дела, разговаривал на сходках, полемизировал по социальным вопросам. Видимо, во время одной из дружеских бесед ему рассказали про молоденькую женщину, которая живет на окраине столицы, живо интересуется религией и политикой и хотела бы встретиться с ним. Возможно и другое. Он мог увидеть ее на тайном собрании, на площади, в храме… Женщина принадлежала к цирковой партии венетов и была безумно красива. Ее звали Феодора.

Биографию Феодоры принято писать по Прокопию Кесарийскому. Автор «Тайной истории» не поскупился на сплетни. В его описании Феодора предстает звездой порно. Между прочим, это не модернизация. Один из церковных деятелей того периода, Иоанн Эфесский, как-то в полемике назвал базилиссу словом «порнейон» или «порнион». В русском разговорном переводе это означает «вульгарная особа».

Прав или нет церковник в своей характеристике — вопрос особый. Его слова можно трактовать двояко. Зато Прокопий в своем пасквиле смакует подробности интимной жизни базилиссы. Они настолько шокировали исследователей, что ни один из них не решился пересказать Прокопия до конца. И английский вольнодумец Эдвард Гиббон, и отечественный историк Федор Успенский, и классик византиноведения француз Шарль Диль не рискуют привести полные цитаты из Прокопия о жизни Феодоры, ссылаясь на запреты цензуры. Однако мы живем во времена, когда цензуру заменяет охранительная плашка «+18», которая никого ни от чего не охраняет. Поэтому для большинства современных читателей этот параграф будет просто забавным. А для тех, кто беспокоится за собственную нравственность и мораль, автор снабжает эту часть книги надписью «+21», после чего может спокойно заняться пересказом сочинения византийского классика.

Отца Феодоры звали Акакий. Он работал уборщиком в цирке и принадлежал к партии «зеленых» (прасинов). Исполнявших такие обязанности называли в Византии «медвежатниками». Дело было во времена царя Анастасия, который покровительствовал «зеленым». Неясно, принесло ли Акакию какие-то выгоды членство в «правящей партии». Скорее всего, нет. Главную выгоду от членства имели торговцы, служилая знать, латифундисты и люди, получившие хорошее образование. Они могли сделать карьеру. Для представителей низов путь «наверх» был закрыт.

Случилось несчастье: Акакий заболел и умер. Он оставил жену и трех дочерей: Комито, Феодору и Анастасию. Имя последней показывает, что Акакий был подхалим или действительно уважал тогдашнего императора: девочка названа в его честь. Так или иначе, вдова Акакия оказалась с тремя дочерьми на руках, причем старшей, Комито, не исполнилось и семи лет. Женщина решила подыскать другого мужа, который унаследовал бы должность Акакия. Однако все планы смешала коррупция. Решением кадровых вопросов занимался начальник мимов (цирковых клоунов) из партии «зеленых». Он получил взятку от третьего лица и продал должность «медвежатника» без всяких раздумий. Вдова Акакия вместе с дочками осталась без средств к существованию. Коррупция — бич любой империи — разъедала тело Византии. Это было наследие дряхлого Рима.

Вдова Акакия решилась на крайний шаг. Во время одного из представлений, когда в цирке травили диких зверей, «она, надев девочкам на головы венки и дав им гирлянды в руки, поставила их (у входа в амфитеатр), как просящих защиты», пишет Прокопий.

«Зеленые» проигнорировали просьбу вдовы. Но неожиданно помогли «голубые» (венеты). Вряд ли из этого можно сделать вывод, что коррупция в их рядах была ниже. Хотя именно этот факт мог бы объяснить, почему Юстиниан впоследствии поддержал именно венетов и рекрутировал из них часть чиновников… Так или иначе, венеты помогли семье «медвежатника». Как раз в это время у них умер надсмотрщик за зверями. Должность отдали вдове и ее дочерям.

Девочки росли красавицами. Ухаживать за зверьем они, естественно, не хотели, но в цирке было много других профессий. «Когда девочки подросли, мать тотчас же пристроила их к здешней сцене (мимов)… но не всех в одно время, а постепенно, по мере того, как каждая, на ее взгляд, уже созревала для этого дела», — свидетельствует Прокопий. Переводя на наш язык, девушки стали актрисами столичной комик- труппы. Шутки скоморохов никогда не отличались пристойностью, а нравы — целомудрием. Это правило всех времен. Лишь в XX веке, благодаря кинематографу, возник культ актеров, а наиболее удачливые из них стали зарабатывать столько, что могли пренебречь сообщениями таблоидов о своей личной жизни.

В VI веке нравы среди лицедеев царили те же, только денег они получали гораздо меньше. Прокопий рисует типичную сцену восхождения актрисы в своем сборнике анекдотов: «Старшая из них, Комито, — пишет историк о дочерях Акакия, — уже блистала среди своих сверстниц и сотоварок, следующая за ней Феодора, одетая в короткий хитон с длинными рукавами, как полагается служке-рабыне, следовала за своей сестрой… и постоянно носила за ней на своих плечах сиденье, на которое в разных собраниях обычно садилась Комито».

Возникает вопрос: откуда деньги у старшей сестры? Ответ банален: поклонники. Это плата за беспорядочные половые связи, которые в приличном обществе называются «дружбой с богатыми покровителями». Видя пример сестры, Феодора быстро пошла по наклонной, ибо с детства имела тягу к роскоши. И тут в рассказе Прокопия начинаются непристойности.

«В это время Феодора, будучи еще подростком, не могла сходиться с мужчинами и отдаваться им, как женщина; но за деньги проституировала себя, как это делают мужчины, с людьми, одержимыми дьявольскими страстями, между прочим, и с рабами, которые, провожая своих господ в театры, между делом, имея свободное время, занимались такими гнусными делами. Долгое время жила она в этом блуде, предавая свое тело противоестественному пороку». Ясно, что Прокопий имеет в виду анальный секс. Отношение к нему в древнеримском языческом обществе было гораздо проще, чем к сексу оральному. Ранняя Византия унаследовала те же стандарты.

Эти драгоценные упоминания о тогдашних нравах важны для исследователя. Нет разницы, лгал Прокопий или говорил правду относительно Феодоры (скорее всего, лгал, преувеличивая степень разврата императрицы). Но мы видим привычки столичного общества. Здесь и взятки, и педофилия, и ханжеская мораль. Языческие и христианские принципы борются друг с другом, и пока неясно, кто победит.

Феодора подросла и сама пошла в актерки. «Как только она стала взрослой и цветущей видом, она тотчас пристроилась при сцене и стала простой блудницей», — злобно констатирует Прокопий. Высоко ценились актрисы-музыкантши, но Феодора не отличалась блистательными способностями в музыкальном жанре. Учить музыке ее было некому. Она пыталась хоть как-то заработать на кусок хлеба и хотела выжить в многолюдной бессердечной столице, где смерть соседа встречали равнодушно, а увольнение чиновника — с радостью.

Феодора не попала в актерскую элиту, но она отличалась живостью и остроумием. Поэтому пошла другим путем, решив делать карьеру в юмористическом жанре. «Она стала выступать с мимами во всех театральных представлениях… чтобы вызвать смех шутовскими выходками, — вспоминает Прокопий. — Она была исключительно изящна и остроумна. Поэтому она, когда была на сцене, тотчас обращала на себя всеобщее внимание». Шутки подобного уровня никогда не отличались пристойностью.

«Эта женщина не стыдилась ничего и никто не видал ее чем бы то ни было смущенной, но она без малейшего колебания проявляла себя в самых бесстыдных действиях; когда ее хлестали или били по щекам, она способна была, вызывая громкий смех, остроумно шутить; скинув с себя одежды, она показывала зрителям голыми и задние и передние части, что даже для мужей полагается быть невидимым и закрытым», — ужасается Кесариец.

Ее заметили и оценили. В столичной богеме прошел слух, что юная девушка не отличается скромным нравом. Феодора ложилась в постель с новыми партнерами и брала у них деньги.

«По отношению к своим любовникам она, возбуждая их своими развратными шутками и при помощи различных ухищрений отдаваясь им все новыми и новыми способами, умела навсегда привязать к себе души этих распущенных людей; она не считала нужным ожидать, чтобы к ней обращались со словами соблазна, но, наоборот, сама вызывающим остроумием и нетерпеливым движением бедер соблазняла всех первых встречных, особенно безусых мальчиков».

Как говорили тогда, Феодора служила в «пехоте»; так называли низкооплачиваемых проституток.

Интересно, видел ли это Прокопий, писал по слухам, предался воображению или вспоминал собственные похождения с какой-нибудь цирковой актриской, когда сам находился в столице по адвокатским делам (ибо наш автор был юристом по образованию и первой профессии)? В этом месте текст переходит в добротную литературу, которая сделала бы честь авторам эпохи Возрождения. В VI веке никто не писал так ясно и красиво, как Прокопий из Кесарии. Но может ли эта эротическая новелла претендовать на документальную подлинность? Конечно, нет. В лучшем случае это художественное переложение сплетен о Феодоре, которые Кесариец услышал краем уха и расцветил подробностями в меру своего понимания. А понимал он немного. Обладая наблюдательностью и живым слогом, Прокопий был недалек, циничен и злобен. Такой набор качеств часто встречается у представителей творческой интеллигенции. Поэтому прекратим искать абсолютную истину в его воспоминаниях о прошлом императрицы и насладимся художественным описанием любовных похождений молодой небогатой византийки с условным именем «Феодора».

«Не было никого, — утверждает Прокопий, — кто бы меньше ее проявлял слабость и чувство пресыщения от всякого рода подобных наслаждений; часто, приглашенная на обед, даваемый вскладчину, или на пикник, где было десять, а то и больше юношей, отличающихся большой физической силой и выносливых в делах распутства, она в течение всей ночи отдавалась всем сотрапезникам; когда они, ослабев, уже все отказывались от этих дел, она шла к их слугам, — а их бывало человек тридцать, — “спаривалась” с каждым из них, но даже и при этом она не получала пресыщения от разврата».

Перед нами не жизнь актрисы, а эпический рассказ о подвигах Геракла в постели. Совершенно очевидно, что нормальному человеку в здравом уме он не по силам. Откуда Прокопий нахватался этих сведений и на какую читательскую аудиторию рассчитывал? Складывается ощущение, что его читателями была группа диссидентов (религиозных или социальных — без разницы).

Наконец молодая женщина устроилась в легкомысленный театр- кабачок с музыкой, песнями и непристойными шутками в духе тех, с которыми Феодора уже выступала перед публикой. Простолюдины заходили в такие места нечасто — не было денег и времени. Богатые студенты, молодые философы, чиновники, юристы, состоятельные прожигатели жизни охотно искали в таких местах развлечений и удовольствий. После выступлений многие актрисы соглашались на продолжение знакомства с молодыми развращенными посетителями. Прокопий считает, что одной из легкомысленных женщин была Феодора.

«Приглашенная в дом кого-либо из знатнейших лиц, когда, говорят, во время попойки все собутыльники разглядывали ее со всех сторон, она садилась на переднюю часть ложа и не считала для себя стыдом, подняв спускающиеся до ног одежды, бесстыдно показывать всякое неприличие», — смакует подробности наш историк. То же самое повторялось и при большом скоплении народа. «Часто в театре на виду всего народа она скидывала платье и оставалась нагой среди всего собрания, повязав свои половые органы и низ живота маленькой повязкой, не потому, чтобы стыдилась показывать это народу, но потому, что никому не позволялось здесь выступать совершенно обнаженным, не имея повязок на половых органах. В таком виде, медленно сгибаясь назад, она ложилась на землю лицом кверху. И она поднималась после этого, не только не покрытая краской стыда, но даже ожидая похвал и прославления за такое зрелище. Она была не только сама бесстыдной, но и гениальной учительницей всякого бесстыдства». Связи с молодыми людьми иногда заканчивались проблемами. «Она часто бывала беременной, — пишет прекрасно осведомленный Прокопий, — но при помощи различных средств многократно умела делать выкидыши».

Феодоре нравилось обнажаться. Ее тело было красиво, а кроме того — составляло прекрасный товар, который можно было продать. Прокопий утверждает, что будущая царица (и христианская святая) по-прежнему предпочитала анальный секс.

«А о тех, которые сходились с ней, тотчас можно было со всей ясностью заключить, что общение с ней у них происходит не по законам природы, — указует Прокопий. — Поэтому более приличные люди, встречаясь с нею на площади, уклонялись и поспешно отходили от нее, чтобы, коснувшись одежд этой женщины, не заразиться такой грязью и нечистью».

Уверен, что большинству людей нашего развращенного века абсолютно всё равно, в каких позах занималась любовью молодая актриса, какие варианты предпочитала и к каким видам сношений прибегала чаще. Однако считаю своим долгом поймать Кесарийца на слове. Он же писал абзацем выше о том, как Феодора делала выкидыши. Откуда, в таком случае, выводы о предпочтении анального секса? Эти мелочи всегда ускользали от взгляда историков из-за ложного стыда. Но в таком случае мы не можем опровергнуть чиновного лгуна, который считает возможным говорить всё, что вздумается, а мы застенчиво обходим молчанием его откровения.

Прокопий пытается обвинить Феодору не только в разврате. Ей приписывается скверный характер. «К своим же сотоваркам по театру она обыкновенно относилась, как самый ядовитый скорпион: она обладала большим даром злоречия». Но мы уже начали понимать, что всё, сказанное Кесарийцем, следует делить надвое. То, что говорит Прокопий о Феодоре, можно, например, сказать практически обо всех современных журналистах. Может быть, в Феодоре погиб замечательный репортер?

2. ЗНАКОМСТВО С ЮСТИНИАНОМ

Как любая женщина, Феодора стремилась устроить свою жизнь. На молодую актерку обратил внимание чиновник Гекебол, происходивший из палестинского города Тир и служивший некоторое время в Константинополе. Наконец его назначили префектом Пятиградья — провинции в Кирениаке (на востоке современной Ливии). Похоже, Гекебол отличался большим сластолюбием, и юная звезда столичных театров могла его удовлетворить. Актриска и чиновник познакомились в Константинополе, позже Феодора последовала за любовником в Ливию «с тем, чтобы служить самым позорным его страстям», как выражается Прокопий. Но что-то не заладилось. Феодора разругалась с Гекеболом, и чиновник ее прогнал. Речь ни в коем случае не идет об измене молодой женщины. Прокопий не упустил бы случая рассказать об этом. Возможно, Феодора пыталась женить Гекебола на себе, а тот жениться не захотел.

В итоге будущая императрица оказалась на улице без гроша. Это произошло перед воцарением Юстина. «Ввиду этого она попала в тяжелое материальное положение и в дальнейшем добывала себе пропитание, торгуя по обычаю беззаконно своим телом», — передает очередную сплетню Прокопий. Из Киренаики она бежала в Египет и обосновалась в его тогдашней столице Александрии.

«Затем, пройдя по всему Востоку, возвратилась в Византию, в каждом городе занимаясь такими делами, что не будет милости божьей над тем человеком, который только назовет их своим именем; как будто бы демон не хотел допустить, чтобы существовало такое место, которое не испытало на себе распущенности Феодоры. Так суждено было родиться и воспитаться этой женщине и стать прославленной среди многих городских блудниц и в глазах всех людей».

Во время путешествия по Востоку Феодора близко познакомилась с религиозными воззрениями тамошних людей. Восток был монофизитским. Женщина завела знакомства в этой среде и впоследствии много общалась с монофизитским духовенством. Наконец, после долгих месяцев скитаний, будущая базилисса возвратилась в столицу. К тому времени империей правил Юстин, и страна бурлила. Казалось, маленькому человеку, женщине, делать здесь нечего. На площадях клокотали многотысячные сходки, на улицах бандиты грабили прохожих, благо все грабежи можно было списать на «революционеров». В Константинополе Феодора поселилась где-то на окраине в маленьком домике.

Неожиданно для многих она стала интересоваться политикой. Для начала Феодора вспомнила, что принадлежит к партии венетов. Однако старые консервативные венеты ее не устроили. Феодора, бедная молодая женщина, примкнула к радикалам.

Стасиоты развернули настоящий политический террор в столице: убивали богачей и требовали реформ. Прокопий называет это разбоем, но перед нами политические убийства. Их тайно одобрял Юстиниан, а его дядя пытался дистанцироваться от сомнительных начинаний. По сути, помощь стасиотам можно квалифицировать как государственное преступление, но всё не так просто. Богатые люди не были невинными жертвами. Они имели штат клиентов, охрану, а некоторые даже содержали частные армии. Вероятно, уличные сходки проходили отнюдь не бескровно: стасиотов тоже убивали. Мы видим, что перед воцарением Юстина вокруг дворца шли настоящие бои. Богачи выступали против царя-крестьянина, опираясь на клиентов и наемников. Юстин и Юстиниан в свою очередь прибегли к поддержке стасиотов. Бунтари выступали на сходках и сражались на улицах Константинополя с приверженцами старых порядков. Такие же побоища шли во всех крупных городах империи. Новая Византия сражалась со старой.

И вот — стасиоты познакомили Юстиниана с одной из своих сторонниц, молодой женщиной по имени Феодора. Бывшая актриса теперь вела себя как набожная христианка и не предавалась разврату. Ее увлекла другая идея: идея политического переворота. Можно было отомстить старым врагам, всей этой золотой молодежи, которая властвовала над столицей при Анастасии и использовала Феодору как забаву.

Стасиоты отнеслись к Феодоре иначе, чем богатые хлыщи: в актерке видели человека, уважали за ум, готовы были закрыть глаза на прошлое и вместе с ней мечтали о будущем, которое виделось безоблачным и свободным.

Прокопий прямо увязывает роман Юстиниана и Феодоры со взрывом социального протеста в империи.

«Да и самые политические дела служили поощрением этой любви, — рассуждает Кесариец. — Вместе с ней Юстиниан еще больше стал развращать народ не только здесь (в Византии, то есть в Константинополе), но и во всей Римской империи. Они оба издавна были членами партии венетов (“голубых”), и в руки этих мятежных людей, на их полный произвол, они отдали весь государственный строй».

Феодора происходила из низов, но таким же выходцем из простонародья был и сам Юстиниан. Скромный, деловитый, всегда простой в общении, он мог похвастать разве только образованием, но не происхождением. Да и образование получил лишь потому, что повезло: помог дядя. Среди стасиотов он был своим. Впрочем, отличия всё же были. Юстиниан обладал феноменальной энергией и работоспособностью. Он был хитрее, осторожнее, харизматичнее, жестче обычных людей. Стасиоты видели в нем вождя.

В случае с Феодорой политика переплелась с любовью. Встретившись однажды, молодые люди полюбили друг друга сразу и на всю жизнь. Несомненно, они понравились друг другу. Возникло физическое влечение, причем очень сильное. Феодора была опытна в сексе и могла показать Юстиниану такое, чего он не знал. Сам же Юстиниан был, по словам Прокопия, ненасытен в любви. Это единственная слабость, которую мог себе позволить этот человек. Ел и спал он крайне мало, поддерживал физическую форму, материальных пристрастий не имел, оставался скромен в быту. Но соития с Феодорой — это другое. Юстиниан отдавал этому без остатка всё свободное время, которого было немного. По мнению Кесарийца, это свидетельствует о сатанинском происхождении императора. Вместо того чтобы умерщвлять плоть, он, видите ли, предается похоти с бывшей блудницей.

Итак, молодых людей — Юстиниана и Феодору — объединили секс и политические убеждения. Но, кроме того, были общие взгляды на жизнь. Оба хорошо знали быт народа, симпатизировали стасиотам, исповедовали православие, обладали острым политическим чутьем. Если у мужчин это встречается довольно часто, то для женщины политическая интуиция и умение принимать грамотные решения в масштабах страны — редкость. Возможно, потому, что женщин не так часто допускают к власти. Юстиниан разглядел в Феодоре не только красивую женщину, но и блестящего политика. Огромная заслуга этого императора состоит в том, что он дал своей спутнице в полной мере раскрыть политический талант. И это вновь показывает Юстиниана с необычной стороны. Историки всегда пишут о его деспотических замашках, единоличном правлении. Но мы уже могли убедиться в том, что такой взгляд однобок. Деспот возглавляет революционеров и переворачивает страну вверх дном, затеяв социальные реформы. Это уже непривычно. Да и властью своей Юстиниан охотно делился с теми, кому доверял. Правда, доверял он не всем. Феодора быстро попала в круг людей, к которым будущий император питал чувство доверия. Молодая женщина стала его опорой и единомышленником. Никогда Феодора не изменяла Юстиниану — ни политически, ни физически. Этот человек удивительно правильно выбрал спутницу жизни. Это не значит, что у Феодоры не имелось недостатков или качеств, которые вызывали бы неприятие. «Святая» царица вовсе не была святой. Но она не являлась и исчадием ада, которое рисует Прокопий.

Какими они были, Юстиниан и Феодора, когда встретились? Наилучшее представление об этом дает знаменитая мозаика Сан-Витале.

Если вы приехали в Италию, обязательно посетите Равенну. Старый город почти не тронут временем. Узкие улочки хранят память о последних императорах Гесперии и о готских королях, а византийские церкви VI–VII веков помогают ощутить атмосферу раннего Средневековья. Именно здесь находится церковь Сан-Витале, построенная в эпоху Юстиниана и украшенная великолепной мозаикой. Эта картина, изображающая базилевса, его супругу и приближенных, не менее знаменита, чем сам храм, она украшает страницы всех учебников по истории Византии. Но увидеть мозаику своими глазами — совсем другое дело. Давайте всмотримся в лица людей.

Юстиниан и Феодора невысокого роста, но очень красивы. Он плотного телосложения, с волевым подбородком, украшенным ямочкой. Прямой нос, большие внимательные глаза, вьющиеся темные волосы — настоящий византийский тип.

Эти благородные лица живьем сегодня можно увидеть разве что в болгарских исторических фильмах советской эпохи вроде картины «Хан Аспарух». Волевые подбородки, огромные глаза, красиво очерченные губы, высокие лбы. Типажи словно сошли с византийских икон. Это не славянские, а ромейские лица.

…Столь же прекрасна и Феодора. Прокопий дополняет ее портрет, говоря, что женщина имела матовую кожу и быстрый взгляд. Маленькая, изящная, стройная и большеглазая, она исполнена чувства собственного достоинства и прекрасно понимает, какая великая историческая миссия выпала ей. Кажется, она поняла это сразу, как только встретила Юстиниана в Константинополе. Если эта женщина и вправду была в молодости шлюхой, то она полностью перечеркнула свое прошлое и блестяще сыграла роль великой царицы. Вернее будет сказать, что шлюха оказалась случайной ролью для той, кто была истинной царицей и одной из самых великих женщин в истории человечества.

Почти сразу после встречи они стали любовниками. Расчетливая Феодора немедленно попыталась сделать из любовника мужа. Юстиниан не возражал. Трудно поверить, что им владела одна только страсть. Она сочеталась с умением тонко разбираться в людях. Недовольная властью бунтарка, приятельница стасиотов, честолюбивая интриганка, бывшая актриска, которая, однако, сошла с неверной дороги — эта женщина подходила ему, вчерашнему провинциалу, который добился всего в этой жизни только благодаря случаю.

На Феодору излился дождь благодеяний. Юстиниан выхлопотал у своего дяди-императора титул патрикии для своей любимой. Патрикия — это патрицианка. Такой же титул носил, как мы уже говорили, франкский король Хлодвиг. Юстиниан уравнял в правах шлюху и короля. Тоже элемент революции, хотя и своеобразно поданный. Для молодого Юстиниана не существовало запретов.

Юстиниан видел себя в мечтах римским императором, а Феодору — императрицей. Однако, решив жениться, он обнаружил неожиданное препятствие. Юстин, человек простой и понимающий жизнь, не возражал против брака племянника с любимой женщиной. А вот Евфимия-Луппикина не хотела видеть рядом с собой грязную актрису. «Пока была жива императрица (Евфимия), Юстиниан никак не мог добиться того, чтобы сделать Феодору своей законной женой», — вспоминает по этому поводу Прокопий. Но жить старой царице пришлось недолго. Она заболела и умерла. Теперь ничто не мешало Феодоре и Юстиниану соединиться. Ничто, кроме действующего в Ромейской империи законодательства.

Сам Юстиниан в то время обладал званием патрикия, как и Феодора. Кроме того, он был членом сената. Людям, занимающим такое положение в обществе, законодательно запрещалось связывать себя браком с актрисами. Низкая нравственность театралок ни для кого не была секретом. Пришлось добиваться отмены закона. Перечить племяннику царь не стал, и сенаторы приняли новое постановление.

Юстиниан и Феодора тотчас отправились в церковь и стали мужем и женой перед Богом. Христианская мораль оказалась милосерднее языческой. Вероятно, скандальный брак осудил весь столичный бомонд, включая бывших любовников Феодоры. К Юстиниану они прониклись плохо скрытым презрением.

Прокопий не может уняться. Он передает то, что говорили в его кругу старые чиновники и ханжи: «Женившись на ней, Юстиниан даже не почувствовал всей оскорбительности своего положения, что он, который мог выбрать себе законной супругой из всей Римской империи женщину наиболее благородного происхождения, воспитанную в замкнутом кругу, исполненную чувства глубокой стыдливости и скромности, обладающую ясным и чистым разумом, кроме того — выдающуюся красотой и девической нежностью, бывшей поистине “прямогрудой” (с полными, пышными и прямыми грудями), он почел для себя наиболее достойным сделать своей собственной женой отверженную женщину, общую скверну всех людей, не стыдясь ничего, что было раньше».

Правда, ни один недовольный не высказался открыто.

Великий византинист Шарль Диль находит очень странным, что никто, кроме Прокопия, не писал о Феодоре как о публичной женщине, а потому сомневается в ее прошлом. Но это не аргумент. Одни боялись, другие стеснялись, третьи говорили вполголоса, а устные речи до нас не дошли. Более того, этой ситуацией удивлен не только Диль, но и сам Прокопий.

«Вот что действительно нужно отметить, — пишет он, — никто и из сенаторов, видя тот позор, которым покрывалось государство, не решился высказать свое порицание и воспротивиться этому: все готовы были хоть сейчас поклоняться Феодоре, как божеству. Больше того: ни один из церковнослужителей открыто и громко не протестовал, И беспрекословно они все готовы были провозглашать ее владычицей. И тот народ, который прежде был зрителем ее выступлений в театре, немедленно и до неприличия просто считал справедливым стать ее рабом и, воздевая с мольбой кверху руки, поклоняться ей».

Итак, богатые «уважаемые люди», которых понемногу убивали во время уличных потасовок, увольняли с должностей, штрафовали за преступления и проступки, — все эти люди тихонько осуждали Юстина за его малодушие и царского племянника — за его брак. Зато стасиоты рукоплескали. Юстиниан был свой человек, настолько простой, что женился на обычной женщине. Над Византией дул ветер перемен.

Брак Юстиниана и Феодоры оказался на редкость удачным. Муж и жена счастливо прожили вместе четверть века, и разлучила их только смерть. Но первый год после брака наслаждаться друг другом Юстиниану и Феодоре пришлось недолго. Началась война с персами, которые хотели использовать беспорядки в Византии в своих целях.

Войне предшествовали напряженные и замысловатые переговоры в стиле персидской дипломатии.

1. УДАР С СЕВЕРА

Казалось бы, очень странно: две державы, в которых побеждает социальная революция, начали воевать между собой. С точки зрения историков-марксистов этот факт вообще необъясним. Возможно, поэтому социальные волнения в Византии они предпочли не заметить или, заметив, не смогли правильно оценить.

Если придерживаться интернационалистской концепции истории с примитивно понятым лозунгом «пролетарии всех стран, соединяйтесь», мы действительно не сможем ничего объяснить. Однако по отношению к международным связям государств эта концепция не работает. Она лишь вывеска — такая же, как «свободное общество» Запада. Но если то и другое — элементы пропаганды, что же остается? Остаются имперские интересы крупных держав. Они-то и наполняют бесконечными конфликтами мировую историю. Причем идеология внутри империи не имеет значения для внешней политики.

Важный момент, который не позволял иранцам и византийцам понять друг друга, — этнопсихология. Перс и ромей по-разному видели мир. Различий между этими людьми больше, чем сходств. Сейчас, когда много говорят о толерантности и дружелюбии, понять это сложно, хотя разговоры остаются разговорами, а в межнациональных конфликтах по-прежнему льется кровь.

В Средние века отличить чужих от своих было легче, чем сегодня. Индикатором являлась религия. Иранцы исповедовали зороастризм. Они верили в добрых богов — Ахура Мазду, Митру, Анахиту. Им противостоял злой демон Ариман. Византийцы верили в Триединого Бога, с которым борется Сатана. Казалось, силы добра очень похожи в этих религиях, как и силы зла. Но христианство — прозелитическая религия. Ее активно проповедуют, чтобы уловить как можно больше душ на земле. Христианином (а значит ромеем) мог сделаться любой: славянин, грек, армянин.

Зороастрийцем стать невозможно, им нужно родиться. Арийцы были нацистами и не принимали к себе чужаков. Этот нюанс психологии отделял ромеев от иранцев, делал один этнос не похожим на другой. Если бы не религия, они придумали бы иные различия, которые помешали бы двум разным народам понять друг друга. Этнос — явление природы, а ее законы невозможно победить ни примитивной борьбой с национализмом, ни разговорами о толерантности.

В Византии национализм тоже был, но другой — имперский. Здесь не смотрели на цвет кожи, разрез глаз, форму носа. Если ты христианин и признаешь ромейского базилевса, исправно платишь налоги и живешь по закону, значит, ты — ромей. Такая система была очень гибкой, и она позволила Византии пережить Иран.

Вот почему маздакиты и стасиоты не могли друг друга понять. Идею они восприняли одну — социальную справедливость. Но воплощали ее по-своему, и тут разошлись окончательно.

Иранский шаханшах Кобад был политическим тяжеловесом и просчитывал свои поступки на много ходов вперед. Как только на престол Византии взошел Юстин, персидский правитель стал зондировать почву. Чего ждать от нового режима в Константинополе? Сообразив, что в Византии началась революция, иранский владыка замыслил войну. Он хотел воспользоваться нестабильностью, чтобы оторвать от Византии несколько провинций, а если получится — навсегда сокрушить враждебную империю. Сказано — сделано. Шаханшах начал искать союзников. Это произошло примерно в 520 году.

Подходящим союзником казались утургуры (восточные болгары), кочевавшие на Кубани. Вместе с ними шаханшах предполагал напасть на византийскую часть Армении.

В то время утургурами правил хан по имени Зилингд. Такова византийская транскрипция. Иногда она сильно расходилась с подлинными именами политиков, однако записи велись тогда лишь в Византии да в христианских монастырях Гесперии. Утургуры письменности не знали. Поэтому понять, как звали Зилингда на самом деле, вряд ли удастся.

К хану отправились сразу два посольства — от персов и от византийцев. Обе стороны склоняли Зилингда к союзу.

Первыми на Кубани оказались всё-таки византийцы. Они передали подарки и просьбу Юстина о союзе. Зилингд «склонился на его предложение и обещал клятвенно, по обычаю отцов, воевать с ними против Персов». Так пишет Феофан Исповедник.

Затем явились персы. Дипломаты шаханшаха действовали столь искусно, что хан Зилингд отказался от союза с ромеями и пообещал поддержать Кобада.

История на этом не кончилась. Разведка Юстина работала превосходно. Она донесла императору о предательстве кубанского хана. Император и его советники тотчас разыграли блестящую комбинацию. Юстин передал шаханшаху, что хан Зилингд подкуплен византийцами и готов предать персов. Не лучше ли прогнать Зилингда, жить в мире «и не дать этим псам играть собою»? Кобад был поражен. На чьей стороне Зилингд? Не предаст ли он персов, как предал византийцев?

Тем временем болгарский хан явился в Закавказье с двадцатитысячной конной армией. Шаханшах привел собственные войска на соединение с утургурами и встретился с ханом. Состоялись тайные переговоры, о которых толком никто ничего не знал. Ясен лишь итог: Кобад убил хана и перерезал его воинов. Спаслись немногие. Интрига византийцев полностью удалась. Они получили передышку, а утургуры сделались врагами персов. Правда, ромеи не смогли передышкой воспользоваться: страну лихорадило от борьбы партий и выступлений стасиотов. Но и персы медлили. В этот момент Кобад придумал план, как присоединить Византию вообще без боя.

2. ПИСЬМО ШАХАНШАХА

«Правитель Ирана и Неирана» (так именовали его придворные) направил послов в Византию с неожиданным предложением: не хотел бы Юстин усыновить принца Хосрова, сына Кобада? Шаханашах уже стар, а отпрыск его молод. Он нуждается в покровительстве. Ссоры кончились, недоразумения улажены. Надо дружить.

«То, что мы претерпели со стороны ромеев несправедливости, ты и сам знаешь, — писал шаханшах, обращаясь к Юстину, — но все обиды на вас я решил окончательно забыть… Я предлагаю тебе сделать моего Хосрова, который будет преемником моей власти, своим приемным сыном».

Поначалу Юстин и Юстиниан восприняли письмо как большую моральную победу над иранцами. Похоже, власть Кобада слаба, и он ищет покровительства ромеев. Однако пыл императора и его племянника охладил квестор Прокл. Он сказал:

— Мы сейчас рассуждаем о том, чтобы под благовидным предлогом передать персам государство ромеев. Они, совершенно не стесняясь, выставляют свое требование отобрать у нас все государство, прикрывая обман личиной простодушия. Это посольство с самого начала имеет целью сделать Хосрова наследником ромейского базилевса. По естественному праву имущество отцов принадлежит их детям. Посему, если вы согласитесь на первое предложение, вам останется принять и всё остальное.

Замечание умного юриста отрезвило Юстина. Император и его племянник решили не торопиться с ответом.

Кобад занервничал. Он прислал другое письмо, где говорил о том, что собирается направить в Ромейскую империю большое посольство. Послы должны были заключить вечный мир и письменно оформить усыновление Хосрова. Всё это выглядело весьма подозрительно и подтверждало опасения Прокла.

Юстин ответил шаханшаху вежливым письмом. Условились, что следующие посольства Ирана и Византии встретятся на границе империй и там выработают принципы мирного договора.

Вскоре дипломаты отправились в путь. Византийскую делегацию возглавил Ипатий, племянник императора Анастасия. Это был тот самый Ипатий, что прославился военными неудачами. Теперь его способности проверили на дипломатическом поприще. К тому времени Ипатий занимал должность префекта Востока — одну из ключевых в стране. Он обладал большим влиянием и был опасным противником императора, если бы захотел поднять мятеж. К счастью, Ипатий и на сей раз упустил шанс.

Со стороны иранцев в переговорах участвовал некто Сеос; так его называет Прокопий. Современные исследователи полагают, что под этим прозвищем кроется знаменитый в то время иранский политик и полководец Сиявуш. Он принадлежал к старой знати, но перешел на сторону маздакитов и стал командовать вооруженными силами Иранской империи. Прокопий характеризует его как бескорыстного служаку, преданного идее социальной справедливости. Вместе с Сиявушем на переговоры отправился другой иранский военный, которого Кесариец называет «Мевод, имевший должность магистра». По-ирански его звали Махуд, и он происходил из знатной парфянской семьи Суренов (что заставляет опять-таки усомниться в пресловутой радикальности маздакитов).

Если верить традиции, то «коммунистические» последователи Маздака перебили всю аристократию. Однако иранское посольство возглавляют Махуд Сурен и Сиявуш — родовитые князья. Это значит, что гекатомбы репрессированных в ходе революции персидских дворян — обычное в таких случаях преувеличение.

Итак, Сиявуш и Махуд направились к ирано-византийской границе. Вскоре к ним прибыл молодой Хосров, чтобы отправиться в Константинополь на церемонию усыновления, если переговоры завершатся успешно.

Однако дискуссия между ромеями и иранцами зашла в тупик. Сиявуша втянули в спор о границах. Тогда иранец заявил, что ромеи незаконно захватили обширные земли и, в частности, распространяют свое влияние в Лазике (Западной Грузии), хотя эта страна тяготеет к Ирану.

Ипатий и его коллеги «сочли для себя глубоко оскорбительным то, что даже Лазика оспаривается персами». В ответ они сообщили, что усыновление Хосрова византийцы готовы произвести по обычаю варваров: с передачей почетного оружия и без всяких бумаг. «Это показалось персам нестерпимой обидой». Их планы по захвату Ромейской империи рушились. Что такое вручение оружия? Нечто вроде церемонии между вассалом и сюзереном. Иранцы рассчитывали совсем на другое. А именно, что во все города Византии поступят копии документа об усыновлении. И тогда Хосров сможет сыграть свою игру. Прокопий убежден, что с этого времени Хосров затаил злобу на коварных ромеев, которые не дали себя обмануть.

Показателен был и выбор византийцами самих дипломатов. Главой посольства стал Ипатий, связанный с прежним режимом, а не какой- нибудь стасиот. Персам дали понять, что, какие бы волнения ни происходили в Византии, разница между Ромейской империей и Ираном останется незыблемой.

Когда иранские дипломаты возвратились домой, в провале переговоров обвинили Сиявуша, который некстати потребовал Лазику. Государственный совет приговорил его к смерти.

Византийцы, со своей стороны, обвинили Ипатия в неудаче переговоров, ведь мир с персами заключить не удалось. Поступил донос с обвинением незадачливого префекта в государственной измене. Юстин приказал пытать нескольких советников Ипатия, но те ни в чем не сознались. Префект был отрешен от должности. Ипатий затаил злобу на императора. Правда, племянник Анастасия оказался ленив, бездарен и долгие годы бездействовал. Иначе государство ожидали бы серьезные потрясения.

3. ПОВОД К ВОЙНЕ

Кобад не боялся войны. Его армия была сильна, а Эраншахр (Иранская страна), очищенный революцией, процветал.

Фронт грядущей войны между персами и ромеями был очень широк. Он начинался на Кавказе, проходил через Великую Армению, деля ее на две неравные части (две трети этой большой страны принадлежали персам и лишь одна треть — ромеям) и далее сворачивал в Месопотамию. Там он проходил в нынешнем Северном Ираке. Ромеи выстроили в этих краях мощную крепость Анастасиополь (Дара), которая преграждала путь в глубину их земель.

Еще южнее находилась Аравия. Византия и Иран поделили ее на сферы влияния. В нынешнем Западном Ираке правила арабская династия лахми. Ее представители подчинялись шаханшахам и постоянно нападали на ромейские земли. Византийцы противопоставили ей другое племя арабов, гассани, которое проживало на востоке Сирии и Палестины. Это племя приняло христианство в его монофизитской версии и вело постоянную борьбу с иракскими арабами. На юге Аравийского полуострова, в Йемене, находилось царство химьяр, за влияние в котором боролись персы и византийцы. Центральную часть Аравии занимал племенной союз бану кинд, опять же союзный византийцам. К западу от Аравии у ромеев имелся искренний друг — эфиопское царство Аксум, цари и народ которого являлись монофизитами.

Такова была протяженность фронта, вдоль которого Иран и Ромейская империя вели борьбу за господство.

Территориальные аппетиты двух империй были неодинаковы. Византийцы претендовали на «Персоармению», Иверию и Месопотамию. Все эти страны когда-то зависели от римлян. Так что экспансия выглядела как благородное стремление восстановить границы.

Не менее благородны были и намерения иранских шаханшахов. Они пытались восстановить древнюю империю Ахеменидов — первых царей Ирана. Это означало, что они претендуют на Сирию, Египет и Малую Азию, то есть почти на всю Византию. А если учесть, что в лучшие времена древние персы владели Фракией, Македонией и даже Афинами, византийцам было о чем задуматься. Враг зарился на всю их империю.

Военными операциями ромеев руководили Юстин и Юстиниан, причем последний выказал талант стратега. Юстиниан учился планировать операции, решать проблемы снабжения, просчитывать передвижения войск. Все эти навыки пригодятся в те времена, когда он станет императором и займется планированием грандиозных операций по завоеванию Гесперии.

Боевые действия между персами и византийцами начались на Кавказе в 522 году. Ключевую роль для господства в регионе играло обладание двумя царствами: причерноморской Лазикой и горной Иверией. Первая из этих стран входила в сферу влияния Византии, вторая — Ирана. Иверы и лазы исповедовали православие халкедонского толка, то есть ощущали духовную близость с ромеями.

Чтобы пополнить армию, шаханшах Кобад заставил иверского царя Цатия (?—522) принять зороастризм (Прокопий называет иверийца другим именем — Гурген, но перед нами одно лицо). Возможно, Цатий был женат на иранской княжне или царевне. Да и основатель рода правителей Иверии принадлежал, по преданию, к числу иранских принцев. Цатию и его дружинникам предложили вернуться к вере предков — зороастризму, отвергнув яд христианства. Но царек остался православным и попросил помощи у византийцев.

Византийская армия находилась в плохом состоянии из-за «революции стасиотов». Поэтому Юстин и Юстиниан сделали ставку на дипломатию. Они отправили посольство на Кубань, к недавно побитым персами утургурам, с предложением напасть на Иран. Посольство возглавил племянник Анастасия — Проб. Оно потерпело провал. Тогда Юстин перебросил на Кавказ небольшой отряд наемных угров. Наемники прошли через Лазику и явились в Иверию.

Шаханшах «послал против Гургена и иверов весьма значительное войско во главе с военачальником, родом персом… по имени Вой», — пишет Прокопий. Угорских наемников оказалось крайне мало для того, чтобы отразить нашествие. Цатий бежал в Лазику вместе с женой, братьями и детьми. Там он организовал сопротивление, сражаясь в горных ущельях. Дальнейшая судьба Цатия неизвестна. Вероятно, он поступил вместе с семейством на службу ромейскому императору.

Кампания 522 года завершилась вничью. Чуть раньше персы попытались атаковать владения Византии на крайнем юге огромного фронта, в Йемене. Тамошний царек Юсуф зу-Нувас, еврей по происхождению, произвел государственный переворот, вырезал ромейских купцов и перебил 13 тысяч христиан, живших в его стране. Он пытался заручиться поддержкой маздакитов Ирана, однако Маздак и его последователи встретили известие о резне с отвращением и отвернулись от кровавого союзника.

На Йемен напали друзья византийцев, эфиопы, исповедовавшие христианство монофизитского толка. Война продолжалась примерно с 515 по 525 год. Эфиопы победили, Йемен был разорен, зу-Нувас бросился в море в полном вооружении и утонул, а в Йемене воцарился арабский шейх Сумайф Ашва, признавший зависимость от эфиопов. Византия получила опору на юге. Иран потерял еще один бастион.

Лишь в Сирийской степи персам сопутствовала удача. Здесь на византийцев напал арабский князь ал-Мунзир III (505–554), который правил государством лахмидов. Византийцы звали его на свой манер Аламундар.

Войска ал-Мунзира форсировали пустыню и неожиданно обрушились на север Сирии. Они разорили окрестности Антиохии, Апамеи; особенно зверствовали у Эмесы. Там имелся крупный монастырь. Арабы захватили его, а 400 монахинь зарезали в честь звезды Узза — «Всемогущая» (это планета Венера, которой поклонялись иракские бедуины).

Для византийцев маневр врага оказался полной неожиданностью. Несколько районов Сирии были разорены, ал-Мунзир беспрепятственно удалился с добычей.

Но там, где пасовала византийская армия, выигрывала дипломатия. В ту пору арабы были раздроблены. Византийцы подкупили вождей племени бану кинд в Центральной Аравии, и те напали на лахмидов. Опасность от империи удалось отвести, но вместе с персами на византийцев обрушились силы природы. Страшные землетрясения прокатились по всей Ромейской империи. Юстин восстанавливал города и издавал приказы о строительстве «безопасных» домов (с точными предписаниями, на каком расстоянии должны находиться строения друг от друга, чтобы кварталы были просторны), но смерть от стихийных бедствий всё равно косила людей. Даже великая Антиохия, жемчужина Сирии, превратилась в груду развалин. Под руинами погиб антиохийский патриарх Евфрасий. «Не осталось ни дома, ни церкви, всё пало и красота города исчезла, — пишет Феофан Исповедник. — Такого гнева Божия не бывало во все веки ни в одном городе». Неизвестно, испытывал ли Иран подобные проблемы, но землетрясения в Византии пришлись персидскому правительству как нельзя кстати. Они ослабляли врага.

Ко всему прочему базилевс Юстин захворал: ныли старые раны. Особенно опасной оказалась та, что нанесли персы когда-то. Она болела и гноилась. Царь чувствовал приближение смерти. Возможно, события в Антиохии ускорили его кончину. Базилевс очень страдал, узнав о землетрясении и о бедствии сограждан. Он «снял с головы свой венец, отложил багряницу и во вретище плакал многие дни», — сообщает Феофан. Это не был показной государственный траур; в православной империи многие чувствовали сопричастность к страданиям ближнего.

На этом фоне продолжалась борьба иранцев и ромеев за господство на Ближнем Востоке.

4. ПОЯВЛЕНИЕ ВЕЛИСАРИЯ И ПРОКОПИЯ

Юстиниан всё активнее вмешивался в планирование операций, но какое-то время еще держался в тени. В конце 523 года Юстин направил в Лазику крупную армию под началом некоего Иривея. Ромеи заняли горные крепости, но поссорились с лазами, которым надоело содержать ромейские гарнизоны. Крепости тотчас попали в руки персов. Вероятно, это произошло в 524 году. Годом раньше иранцы утвердились в Иверии и назначили туда своего наместника — марзпана из числа местной знати. Первым марзпаном был Бакур, которому наследовал Фарасман.

Тогда Юстиниан разработал оригинальную стратегическую операцию против персов. Он предложил перенести военные действия на территорию противника. Предполагалось ударить на центральном участке огромного ирано-ромейского фронта: в Персоармении. Мысль была интересна: расколоть персидский фронт в центре, отрезать экспедиционный корпус иранцев в Закавказье и одним красивым ударом опрокинуть всю оборону Ирана.

Стали искать подходящего полководца. О заслуженных вояках никто не думал, да и заслуги их были сомнительны. Чего стоил один Ипатий, который проиграл все сражения и оказался вдобавок никчемным дипломатом!

Юстиниан предложил назначить полководцами новых людей из числа собственных ипаспистов (щитоносцев-телохранителей). Этих воинов звали Урсикий Ситта и Флавий Велисарий. Их происхождение неизвестно. «Оба они были молодыми людьми, у которых только что показывалась первая борода», — пишет Прокопий. Некоторые историки называют Велисария славянином, но это такой же миф, как славянское происхождение Юстиниана. Ясно, что оба военных являлись обычными ромейскими гражданами. Возможно, они вращались среди стасиотов и там обратили на себя внимание Юстиниана. Оба полководца обладали выдающимися способностями.

Правда, на войне многое зависело не только от полководцев. Молодые люди получили под свою команду полки старой армии, которые нужно было дрессировать. Их советники и подчиненные не всегда были единомышленниками.

Одного такого советника, молодого человека лет около 30, прикомандировали к Велисарию в качестве секретаря. Его звали Прокопием из Кесарии, по профессии он был юристом. Но в бурное время мятежей юристы, обслуживавшие богачей, оказались не нужны, а вот грамотные люди — остро необходимы. Так Кесариец попал к Велисарию.

О жизни и карьере Прокопия мы опять-таки ничего не знаем. Родился он в Кесарии. Городов с таким названием в Ромейской империи было много. На римский манер они назывались «Цезареями», царскими городами. Кесария, в которой родился Прокопий, располагалась в Палестине.

Кесариец происходил из состоятельной семьи и имел влиятельных друзей. Он поступил в школу права в Бейруте и сделался ритором (адвокатом). Что дальше? Попал ли он в столицу или начал карьеру в Восточной армии? Скорее всего — второе. Какие-то могущественные друзья продвигали его по службе. Он обзавелся связями среди служилой знати, завел знакомства в сенатских кругах и тайно поддерживал оппозицию. Во всяком случае, к царю Анастасию Кесариец относился лояльно, а к Юстину и Юстиниану — враждебно. Кроме того, ясно, что Прокопию симпатичен Ипатий, которого наш историк пытается выгородить при каждом удобном случае. Кесариец вообще сочувствует людям богатым и знатным. Иранских маздакитов он ненавидит, обвиняя в убийствах знати и обобществлении жен. Юстиниана не любит примерно за те же грехи: его антигерой покровительствует стасиотам точно так, как шаханшах Кобад — маздакитам. Впрочем, Кесариец умел скрывать свои взгляды и спокойно делал карьеру.

5. НЕУДАЧИ

В 525 году Ситта и Велисарий совершили набег на земли Персоармении. Они разорили большую часть страны, угнали пленных, взяли добычу и вернулись домой, успешно закончив кампанию. Этот набег показал мастерство молодых полководцев. Они действовали смело, грамотно и напористо. Словом, совершенно не так, как действовал в свое время вялый Ипатий.

Правда, набег имел скорее моральное значение. К большим успехам его отнести нельзя. Он показал византийцам, что персов можно бить, однако персы после него мобилизовались.

Персоармения была провинцией Ирана, ею правил арийский наместник. Отдельными областями страны распоряжались ишханы — старейшины, которые впоследствии образовали знатнейшие княжеские роды. Одним из самых знаменитых в то время был род Камсараканов. На них и решил опереться шаханшах Кобад в борьбе с византийцами.

Главных князей Камсараканов было двое: Нарсес и Аратий (Грагат). Их силой являлась тяжелая конница. Этот род войск армяне получили в наследство от парфян, захвативших страну в I веке новой эры и управлявших ею без малого 300 лет.

Армянские дружины надежно прикрыли границу, а у византийцев опять возникли проблемы.

Новая кампания персидской войны началась неудачно. В Армении войсками командовали Ситта и Велисарий. В Месопотамии византийцами распоряжался полководец Либералий — главнокомандующий Востока.

Этот человек прославился не столько военными успехами, сколько гонениями на монофизитов. Сам Либералий придерживался халкедонитского вероисповедания. Впоследствии он ушел в монахи, стал патриархом Антиохии под именем Ефрема (545–572) и сурово преследовал еретиков.

Обе византийские армии потерпели поражение. Армянская тяжелая кавалерия под командой Камсараканов заманила Ситту и Велисария в засаду и отбросила их. А на юге Либералий бежал вместе с войском, даже не вступив в соприкосновение с противником.

Либералия отстранили от командования. На его место Юстиниан поставил Велисария в чине дукса Месопотамии. Дукс или дука — это «герцог», то есть правитель и главнокомандующий пограничной области. В этой должности Велисарий начал приводить войска в порядок.

Главнокомандующим Востока сделался наш знакомец Ипатий. Что заставило назначить полководцем эту проверенную, крепкую бездарность?

6. КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

Чтобы лучше понять причину назначения Ипатия, нам нужно обратиться к событиям, которые происходили в тылу сражавшихся византийских армий. Эти события определялись двумя факторами: обострявшейся день ото дня болезнью Юстина и ожесточенной борьбой партий, главной из которых были стасиоты. Решался важный вопрос: по какому пути пойдет Ромейская империя?

На первом этапе любая революция слаба: рушатся старые связи, падает армейская дисциплина, страна, в которой происходит социальный переворот, на какое-то время становится бессильной в военном отношении. Напасть на нее хотят многие, она не может сопротивляться, армии терпят неудачи, в тылу бушуют страсти, плебс сваливает вину на предательство генералов. Пережить этот кризис бывает очень трудно, примеров не счесть: английская революция, когда парламент восстал против короля, Великая Французская и Великая Октябрьская революции, даже исламская революция в Иране — все развивались одинаково и поначалу терпели поражения на фронтах. Однако если кризис удастся преодолеть, революционные державы обретают небывалую мощь.

Византийской революции не удалось пережить кризис. Трудно понять, что произошло на самом деле. Ясно, что случилось нечто непоправимое. В хрониках мы находим смутные сообщения о мятежах, а потом известие, что в конце правления Юстина социальные волнения были подавлены. После этого развитие Византии пошло по другому пути. События можно реконструировать так.

В 525 году столкновения между стасиотами и их противниками достигли своего апогея. Бунтовщики расправлялись с «уважаемыми» людьми и требовали перемен. Сенаторы, предводители городской стражи, крупные чиновники в свою очередь добивались разрешения на расправу с византийскими хулиганами, но Юстин делал вид, что не может помешать распоясавшейся черни. За это императора презирали, обзывали простаком, за глаза укоряли в неграмотности. Но свергнуть не могли: строгое православие Юстина обеспечило ему популярность. К тому же все понимали, что за спиной базилевса стоит его энергичный племянник, который жаждет перемен. Возможно, сенаторы ставили условие Юстиниану: отрекись от стасиотов, и мы тебя примем. Юстиниан отказался.

События накалялись, и наконец произошел взрыв. «Случилось, что Юстиниан долгое время болел тяжелой болезнью», — пишет Прокопий. Диагноз и симптомы неизвестны, но дело было серьезным. В преданиях, зафиксированных православными, говорится, что будущий царь был практически безнадежен. Этим воспользовались его противники, чтобы совершить дворцовый переворот и покончить с «революцией стасиотов». Как повод использовали громкое убийство знатного человека по имени Ипатий (не путать его с племянником покойного императора Анастасия). Бедняга был убит стасиотами прямо в храме Святой Софии.

О причинах Прокопий, естественно, умалчивает. Что произошло? Потасовка, драка, столкновение представителей партий? Был ли Ипатий беззащитен или его сопровождали ипасписты — частная армия? Имел место уличный бой, после чего проигравших загнали в храм? В изложении Прокопия мы читаем, что простой верующий уничтожен в церкви горсткой хулиганов. Однако тотчас видим, что дело гораздо шире, а этими хулиганами полон весь Константинополь. Речь идет о широких демонстрациях протеста и уличных боях.

Вопиющее убийство человека в церкви вызвало большой резонанс. «Уважаемые» люди, во главе которых стоял квестор Прокл, всполошились. Теперь для них нигде не было защиты! Обратились к базилевсу. Пользуясь отсутствием Юстиниана, придворные пытались раздуть скандал и преувеличить дело.

Осторожный Юстин поддался на уговоры. «Император, — пишет Кесариец, — приказал префекту города произвести расследование и наказать за всё совершенное». Префект Феодот по прозвищу «Тыква» (сторонник Прокла и умеренных) арестовал часть стасиотов, другие скрылись. «Надо разуметь, что остались они живы для того, чтобы в дальнейшем погубить ромеев страшными своими деяниями», — сетует Прокопий. Это прямое признание того, что часть стасиотов Юстиниан допустил во власть. Причем речь не идет о шайке преступников. Мы имеем дело с широким социальным движением.

Это подтверждает хронист Иоанн Малала, правовед из Сирии, написавший книгу по истории Рима и Византии. «В те времена партия венетов, — говорит он, — устроила беспорядки во всех городах и потрясала города убийствами, драками и бросанием камней [в прохожих]; они пошли даже против правителей городов, начав с Византия. Они совершали это, пока в Константинополе не был назначен на должность префекта города экс-комит Востока Феодот […] Он употребил свою власть против восстания византийцев, многих, кто устраивал беспорядки, казнив по приказу царя Юстина. Среди них оказался некий Феодосий по кличке Циккас, который был очень богат и имел титул “сиятельного”; Феодот, схватив его, убил, не сообщив царю». Сообщение на первый взгляд выглядит странно. Почему один из стасиотов — богач? Да по той же причине, по которой командиром революционной армии Ирана оказался аристократ Сиявуш. Исключения подтверждают правило. Основная часть «высшего сословия» была против стасиотов, об этом свидетельствует Прокопий. Малала же далек от обобщений, он просто констатирует факты, что по-своему интересно.

Жизнь Юстиниана висела на волоске, он по-прежнему хворал. Ему предлагали лечиться с помощью магов и волхвов, но он с негодованием отверг этот неправославный способ исцеления. Юстиниану было видение: помощь окажет только знаменитый в то время святой человек — Сампсон Странноприимец, происходивший из знатной римской семьи, но оставивший светскую жизнь и посвятивший себя служению людям. О чудесах, совершенных Сампсоном, ходили легенды. В основном он лечил безнадежно больных. Это был необыкновенный человек, полный сострадания к ближним. Сампсон явился к Юстиниану и исцелил больного. Юстиниан хотел отблагодарить его серебром и золотом, но Сампсон отказался. Он попросил выстроить больницу, где мог бы лечить бедных. Разумеется, последовало согласие. Больницу выстроили за государственные деньги. Впоследствии ее сожгут во время восстания «Ника» и отстроят вновь.

Вернувшись к жизни, Юстиниан увидел дела своей партии в упадке. Он захотел восстановить позиции стасиотов, но столкнулся с противодействием властной верхушки.

Квестор Прокл выступал против бунтовщиков, его поддержали магистр оффиций Келер и префект Феодот «Тыква». Умеренные готовились разгромить врагов и дать Византии нового императора из своей среды. Юстиниан по-прежнему возглавлял радикальное крыло в правительстве. Две группировки столкнулись между собой. Предводитель радикалов нанес удар первым, причем с неожиданной стороны.

Юстиниан обвинил Феодота «в колдовстве, отравлениях и магии», пишет Прокопий. Молодой революционер и его сторонники действовали нагло, не разбирая средств. Прислугу Феодота подвергли пыткам, заставив давать «самые лживые и злостные показания». Один только квестор Прокл «громко заявлял, что этот человек ни в чем не виноват и ни за что не заслуживает смерти». Поэтому Феодот был отправлен по приказу императора Юстина в Иерусалим. «Узнав, что туда прибыли лица, которым поручено его убить, он всё время, пока был жив, скрывался в храме. Так он и умер». За этим сдержанным и драматичным рассказом Прокопия — кипение страстей, тайные сговоры и много того, о чем остается лишь догадываться. Иоанн Малала в своей хронике пишет примерно о том же, хотя и более лаконично. По его версии, префект Константинополя «был отстранен от должности, лишился титула и получил приказ отправиться на Восток. После того как он добрался до Востока… он бежал в Иерусалим и там скрывался». Тогда-то из столицы отправили на фронт Ипатия — злополучного племянника базилевса Анастасия, подсластив ссылку высокой должностью главнокомандующего восточными армиями. Из Константинополя требовалось удалить человека, который мог стать знаменем оппозиции. Вероятно, уже тогда умеренные рассматривали кандидатуру Ипатия как возможного императора. Ему припомнили родство с Анастасием, тем более что Ипатий обладал важными качествами: никчемностью и бездарностью. Теперь многие сенаторы считали это большим достоинством для императора.

Однако вернемся в столицу. Партия Прокла понесла серьезные потери, но политическая борьба продолжалась. Путем интриг квестору удалось провести во власть своих людей. Новым префектом столицы, по словам Малалы, был «назначен экс-консул Феодор по кличке Теганист». В Антиохии был поставлен наместником Ефрем из Амиды, который также боролся против восстания венетов; «наконец восстание прекратилось до полного исчезновения беспорядков в городах; общественные зрелища были запрещены». Заодно Юстин и умеренные запретили Олимпийские игры как пережиток язычества.

Лаконичное сообщение Малалы весьма ценно. Мы видим, что стасиоты группировались вокруг цирков, где бурлила общественная жизнь, и пользовались любой возможностью, чтобы поднять бунт. Для этого годились даже выступления танцоров. Цирковые партии выдвигали вожаков, которые звали к переменам: к переустройству общества по образцу маздакитов. При этом начинали резать богатых.

Однако текст Малалы не совсем ясен. Из него следует, что сам Юстиниан предал идею. Ведь после его выздоровления произведены новые назначения префектов, и эти префекты принялись с удвоенной яростью подавлять восстание. С одной стороны, мы имеем дело с интригой Прокла. Квестор сумел переиграть Юстиниана, стасиоты временно ушли в подполье, и первая волна смуты сошла на нет. Но всё не так просто.

Со своей стороны Кесариец заканчивает рассказ о революции как-то вяло. Движение стасиотов пошло на спад после смерти Феодота. «С этих пор стасиоты, мятежный элемент партии [венетов], оказались наиболее благоразумными из всех людей. Они уже не позволяли себе подобных правонарушений, хотя им было возможно еще более безнаказанно пользоваться всяким беззаконием в своей жизни».

Историк чего-то недоговаривает. Похоже, в этот момент Юстиниан попытался заключить соглашение с умеренными и отступил, чтобы получить императорскую диадему. Он остался верен личным друзьям и соратникам, продвинул многих из них во власть, но перестал быть революционным вождем. То есть пообещал Проклу, что перестанет поддерживать мятежников, а взамен Прокл признает его наследником Юстина. После этого в городах начались репрессии властей против революционеров, и «восстание венетов», как его называет Малала, было подавлено.

Чиновники слишком боялись Юстиниана, чтобы попросту уничтожить. С ним пошли на компромисс. Богатые сенаторы, латифундисты, бюрократы — словом, хозяева жизни тогдашней Византии — были очень сильны. У них имелись лидеры — те же сенаторы. Они предложили Юстиниану сделку. Тот прекращает поддерживать революцию, а взамен получит статус официального наследника империи. Париж стоит мессы!

Юстиниан согласился и тем самым нанес сильнейший удар по революции. Она не пошла по иранскому пути. Византийский «коммунизм» остался мечтой реформаторов и лидеров стасиотов. Всюду начались казни, аресты. Мятежники уходили в подполье. Вот о чем пишут Иоанн Малала и Прокопий из Кесарии.

Дальше между историками — серьезное расхождение. Для Малалы Юстиниан — обычный политик, причем весьма эффективный. Для Прокопия он по-прежнему революционер. Прокопий знал ситуацию лучше, вращался в высших кругах и был несомненно прав. Юстиниан, видимо, и сам продолжал считать себя революционером, хотя на самом деле после болезни стал совсем другим человеком. Дело, конечно, не в больничной койке, к которой он был прикован, а в изменившейся политической ситуации. Юстиниан почувствовал перемены. Возможно, за время его болезни стасиоты понесли столь большие потери, что ситуация уравнялась. В этот момент Юстиниан сообразил, что может прийти к власти только в результате кровавой гражданской усобицы. Но это означало бы, что империи надолго придется отказаться от внешних войн и просто зализывать раны, тогда как Юстиниан вынашивал совершенно иные планы. Поэтому он решил пойти на временное соглашение с сенаторами, надеясь, что наверстает упущенное и довершит революционные преобразования мирным путем.