Маркус был настроен решительно. Он безумно хотел ее. В такой ситуации любое слово Элоизы или действие представлялось ему дразнящим, возбуждающим.
Будь Маркус незнакомцем для Элоизы и если бы она не помнила глубокого и настоящего чувства, которое питала к этому мужчине, то непременно нашла бы способ отстоять себя.
Но Элоиза растерялась. Она знала доподлинно, что Маркус ошибается, обвиняя ее во всех грехах. У нее теплилась надежда однажды доказать ему обратное.
Она осознавала, что Маркус откровенно враждебен по отношению к ней, но не могла запретить себе думать о нем, как о первом и единственном мужчине в своей судьбе. Однако и подчиниться ему без борьбы Элоиза себе не позволяла. Это означало бы полное признание его правоты, капитуляцию, после которой она уже не могла бы быть самой собой.
Маркус же не знал никаких метаний. Он шел напролом.
Ее медовые волосы, дотоле аккуратно собранные на затылке, разметались по лицу и плечам, увлажненным его поцелуями. С кофейного столика слетела ваза с букетом тигровых лилий, раскололась со звоном, вода разлилась по ковру, цветы беспорядочно рассыпались.
– Так на чем сойдемся, Элоиза? Частное соглашение или суд? – спросил Маркус, в упор глядя в изумрудные глаза женщины.
– Я не боюсь суда! – гневно проговорила она.
Стоял июньский вечер. Золотое предзакатное свечение лилось в окно. Волосы Элоизы полыхали, вызывая в Маркусе и жажду, и голод.
– Я вижу, частным соглашением тебя не напугать, – едко заметил он, впиваясь в ее тонкую шею губами. – На этом и сойдемся. Да здравствует полюбовное решение финансовых разногласий! – провозгласил грек и поднял женщину на руки. – Год ты моя, или платишь долги своей матери! – выдвинул он свое условие.
– У меня нет таких денег, – призналась Элоиза.
– Тогда ответ очевиден, – самодовольно подытожил мужчина.
– Но потом мы расстанемся. Каждый пойдет своей дорогой. И не смей напоминать о себе, – поставила свои условия Элоиза, тая в его объятиях.
– Ты уже подумываешь о расставании, лисонька? Непостижимая дальновидность! – оценил Маркус, уложив ее на постель. – Меня восхищает в тебе все. Твоя красота, твое мнимое целомудрие, то хладнокровие, с каким ты ведешь деловые переговоры в постели. Должен признать, ты весьма рассудительная женщина. Было бы жаль расстаться с тобой даже через год, но, если ты на этом настаиваешь, приходится соглашаться. Однако за этот год я выжму из тебя все твои девичьи соки, весь наигрыш, всю ложь. Я пройдусь по тебе напалмом. Боишься?
– По мне видно, что я тебя боюсь? – насмешливо спросила его Элоиза.
– Браво, красавица. О таком сопернике можно только мечтать! – воскликнул Маркус, раздеваясь и гордо вставая перед ней.
Элоиза Смит скользила задумчивым взглядом по обнаженному торсу и бедрам Маркуса Ковариса.
Его тело было выточено природой идеально. Кроме того, он не забывал поддерживать свои безупречные пропорции в тонусе.
Одного опыта судебных разбирательств ей было довольно. Осадок оставался по сию пору. Даже добившись справедливого наказания для своего обидчика, девушка не смогла насладиться победой. Ей пришлось понять, что преступное вероломство невозможно остановить штрафами, санкциями, решеткой.
Элоиза подняла взгляд на Маркуса. Его лицо больше не угрожало, не ехидничало, не бахвалилось. Оно было сосредоточенным.
Он сел на постель возле нее, склонился и нежно поцеловал. Затем посмотрел в глаза Элоизы.
– Все равно это ничего не значит, – уверенно проговорила она.
– Я рад, что ты не заблуждаешься, – поддел ее Маркус и вновь склонился над ее губами.
– Необходимо обсудить частности, – отвернувшись, остановила его Элоиза. – Я требую, чтобы наше соглашение оставалось тайной для всех. Харри и Кэти не должны знать о твоем вероломстве, в противном случае они станут винить себя. А я этого не желаю. Не смей портить жизнь моим друзьям! – потребовала она.
– Тебе почти удалось убедить меня в своем бескорыстии, – желчно заметил он. – Соглашусь, потому что меня это устраивает. Так получится пикантнее.
Эластичное платье Элоизы легко поддавалось его рукам.
Она не противилась ему.
Только когда он навис над ней, она сказала, упершись ладонью в его грудь:
– Маркус…
– Чаще повторяй мое имя, красавица, – попросил он и поцеловал ее.
Эти поцелуи связывали их надежнее, чем всяческие соглашения. Эти поцелуи словно перечеркивали все то дурное, что было или еще будет в их отношениях. В этих поцелуях не было и не могло быть вражды и противостояния. Они были желанны для обоих, ценимы обоими.
– Все! Хватит прелюдий. Сейчас! – объявил он, одновременно проникая в нее.
Элоиза невольно восхитилась его нетерпением и обвила руками его торс.
Она чувствовала в себе настойчивое желание. Ее нежные плавные движения направляли Маркуса.
– Ты сводишь меня с ума, – пробормотал он, горячо дыша ей в лицо.
Элоиза грациозно изогнулась, приподнимаясь, и поцеловала мужчину в грудь, затем сомкнула руки вокруг его шеи.
Маркус сжал ее и, мгновенно перекатившись на спину, сел, крепко удерживая хрупкий трофей на себе.
Элоиза обвила его ногами и выгнулась чувственной дугой. Ритмично и мощно Маркус соединялся с ней.
Элоиза стремилась вслушиваться в себя, всматриваться в него. Она ощущала его одержимость, граничащую со свирепостью, и тушила напор ласковым нашептыванием. Ей вдруг показалось, что в постели она сильнее Маркуса, и эта мысль не позволяла Элоизе потерять контроль над собой…
Наконец Маркус уронил голову на ее грудь и застыл, тяжело дыша. Элоиза ласково перебирала его волосы.
Маркус неожиданно отодвинулся от нее.
– Прикройся, простынешь. – Он поднялся с кровати и в необъяснимо мрачном настроении принялся одеваться. – Затем склонился над Элоизой и, глядя в ее таинственные глаза, прошипел: – Ты очень красива, очень желанна, но ты самая аморальная женщина, какую мне приходилось встречать… Следующая дверь по коридору. Ты будешь жить там.
– Буду жить, где жила, – завернувшись в простыню, резко проговорила Элоиза. – Я возвращаюсь в отель, не хочу давать Кэти и Харри повод думать, что заключила с тобой какую-либо сделку.
– А как же наш уговор?
– Мы не семья, чтобы спать под одной крышей, – насмешливо отозвалась Элоиза.
– Нас связывают узы более крепкие, чел брачный договор. Мы с тобой партнеры в бизнесе и в постели. А еще нас связывает грязная тайна, разглашение которой не в твоих интересах. А это почище священных брачных клятв. Так что ты останешься со мной, красавица. Будешь со мной, когда я скажу. Понятно?
– Твое желание мне понятно, Маркус. Но не обольщайся. Веди себя прилично, и, может быть, я соглашусь остаться этой ночью с тобой. Но не безоговорочно и не по приказу, – спокойно произнесла Элоиза.
– Откуда в тебе такая уверенность, Рыжая? – попытался возмутиться Маркус, восхищенный ее хладнокровием.
– Был опыт, – ответила женщина.
– Я тоже не вчера родился! – повысив голос, осадил ее Маркус. – Твои Харри и Кэти не узнают о содержании нашего соглашения. За это я ручаюсь. Но я также ручаюсь, что все узнают о нашем романе. С этой минуты мы пара. И я хочу, чтобы ты ни на миг не забывала об этом.
– Значит, мы пара? Двое голубков? Трепетные влюбленные? – спросила Элоиза Смит. – Не смеши меня, Маркус. В это никто не поверит.
– Постарайся. Ты – женщина Маркуса Ковариса. И хотел бы я посмотреть на того смельчака, который вздумает перейти мне дорогу, польстившись на твои прелести… Или глупца, самоуверенно заявил грек.
– Полагаешь, существует очередь из смельчаков и глупцов за право обладать мной? – рас смеялась Элоиза. – Увы! Придется тебя разочаровать, милый. И нет смысла петушиться. Если я приняла твои условия, то выполню их до конца. Только веди себя, повторяю, прилично, – потребовала женщина, собирая одежду с пола. – Кэти хорошо знает меня. Она никогда не поверит, что я добровольно соглашусь вступить в неравноправные отношения с кем бы то ни было.
– Элоиза! – сказал, поймав ее за запястье, Маркус. – Ты была так нежна со мной прежде. Нам вовсе не обязательно вечно пререкаться. Рискну предположить – ты злишься на меня не потому, что я загнал тебя в жесткие рамки нашего соглашения, а лишь из-за моего длительного отсутствия. Уверен, ты ждала моего звонка после нашего первого совместного ужина. Изо дня в день, неделю за неделей. Мучилась догадками, страдала, лила слезы. Ведь так? И теперь мстишь мне за свою боль. Я понимаю тебя. Никому не нравится быть отвергнутым.
– Подумаешь, – парировала Элоиза, – один раз всплакнула, а потом все как рукой сняло. Если бы ты сейчас не сказал, сама бы и не вспомнила. Благодаря тебе я научилась это преодолевать.
– И Кэти все знает? – недоверчиво поинтересовался Маркус.
– Никто не знает ничего. И никогда не узнает. Все должно остаться только между нами, – в очередной раз повторила Элоиза.
– Хорошо, – согласился Маркус, отпустив ее руку.
– Благодарю за понимание, – отозвалась женщина. – Скажи, где телефон, я вызову такси. А лучше сделай это сам, я иду в душ.
– Слушаюсь, моя госпожа, – ядовито произнес Маркус Коварис и пошел в кабинет.
Элоиза улыбнулась ему вслед. Все оказалось даже забавным.
Главное, чему она научилась у своей мамы, – это всегда, невзирая ни на что, сохранять самообладание. И чем сложнее и безвыходнее представляется ситуация, тем яснее должно быть сознание того, что в противном случае удачи не видать.
Элоиза вышла из душа уже одетая. Маркус ждал ее у дверей. Он внимательно смотрел на нее. Она устремилась в холл, он обнял женщину за талию, привлек к себе, нагнулся к ее лицу, скользнул языком по нижней сочной губе. Затем распустил ее волосы и зарылся в них лицом.
Элоиза услышала сигнал таксиста и подалась, вперед. Маркус удерживал ее, сколько мог.
– Я поеду с тобой до отеля, – вызвался он. – Провожу тебя в твой номер.
– Нет, Маркус. Нет! До завтра! – сухо попрощалась она.
– До завтрака, – поправил он. – Если ты видишь в этом необходимость, – сдержанно ответила Элоиза и удалилась.
Элоиза не засыпала долго. В иной ситуации она вспоминала бы его любовные ласки. Но заблуждений больше не оставалось, и Элоиза раздумывала над обвинительными доводами Маркуса.
Она не могла забыть и простить того озлобления, с которым он обвинил ее и мать в воровстве.
Элоиза Смит не идеализировала Хлою Бейкер с тех пор, как стала подростком. Она понимала, что мать зарабатывает на жизнь не кропотливым трудом праведницы, а случайными удачами, используя благосклонность фортуны и богатых мужчин. Элоиза не осуждала, но и не оправдывала подобный способ существования.
Она догадывалась, что ее матери часто приходится идти на компромиссы с совестью для того, чтобы гарантировать себе и своей дочери завтрашний день. Но Элоиза не собиралась сочувствовать ее богатым покровителям, потому что Хлоя никогда ни для кого не была обузой. Веселая, остроумная, осторожная, умная, она непринужденно чувствовала себя в обществе и по праву становилась украшением любого приема. И мужчина, который появлялся там под руку с ней, вне зависимости от того, имел он с Хлоей интимные отношения или ограничивался дружескими, как чаще всего и бывало, чувствовал себя при этом превосходно.
Хлоя мастерски умела поднимать самооценку своего спутника, за это ее и любили мужчины.
Впрочем, Элоиза старалась не вникать в обстоятельства личной жизни своей матери. Они так мало были вместе, что девушка дорожила каждым мигом общения с Хлоей. Она просто любила ее, любила беззаветно – не только как мать, но и как единственного близкого человека, оставшегося после смерти бабушки и дедушки.
Маркус не запугает ее судом. Быть может, это даже лучше. Однако тогда Элоизе пришлось бы услышать много скверного о Хлое, защищаться, оправдываться, чего ее натура никогда не принимала. Элоиза относилась к той категории людей, которые предпочитали принять вызов судьбы, нежели путем малодушных оправданий и отговорок уклониться от него.