Ыых загляделся на бабочку. Большая бабочка с крыльями цвета вечернего неба порхала над цветком и всё никак не решалась сесть. Ыых посмотрел на неё и… не съел! Вспомнил красавицу Вау, которая в пещере вот так же кружит вокруг шкуры саблезубого. И не решается присесть на неё — опасается, что дух саблезубого укусит за… пятки. Ыых любил смотреть на Вау, особенно после еды. Посмотрит-посмотрит — да и схватит её за волосы и завалит на шкуру. Вау запищит, а Ыыху хорошо. Широкие бёдра у Вау. И волосы густые — держать удобно.
Правда, когда Ыых не приносит еды, Вау не порхает вокруг шкуры. Она уходит в дальний конец пещеры и там сердито стучит и гремит.
Если Ыых не найдёт добычи, то Вау опять будет стучать в дальнем углу, а там, среди камней, ухватить за волосы подруга не даст.
Конечно, можно и силой взять. Ыых больше. И сильнее. Но тогда Вау будет не пищать, а рычать. И кусаться. А зубы у нее крепкие, хорошие, одно слово — красавица. Такими зубами — да как укусит… А может еще и пнуть.
Ыых вспомнил, как принёс Вау шкуру саблезубого, бросил к ногам красавицы и ударил себя в грудь — вот, мол, какой охотник! Как трепетали её ресницы! Как она улыбалась! И сама пошла в его, Ыыха, пещеру! Не пришлось даже за волосы хватать.
Хорошее воспоминание. Вкусное. И ничуть не менее вкусное оттого, что Ыых саблезубого почти и не убивал. Тот и сам бы умер. Скоро. Его большой мохнач порвал. Тот, у которого зубы на голове вверх растут, изогнутые такие, страшнее, чем клыки саблезубого. И сам огромный, и зубы эти на голове вверх тоже огромные, страшные. Его Ыых для себя так и назвал — «зубы-ы-р».
Вот он-то саблезубого и порвал. Ыых добил только. И шкуру снял. Хорошая шкура, красивая. А Вау еще лучше. Жаль, добычи нет.
Ыых нарвал ягод. Не для себя, для Вау. Конечно, их Вау и сама может нарвать, но хоть что-то. Тем более — так, с ветками. Чтобы красиво. Почти как бабочка. Много веток, пальцев не хватает удержать. И ягод много. Много — всегда красиво.
В пещере горел огонь — Вау ждала Ыыха. С добычей ждала. Не с ягодами. Ээх. Хоть совсем не иди в пещеру. Но как не идти, когда уже ночь? А ночью в лесу темно. И саблезубые на охоту выходят, не всех же их мохнатый страшный зубыыр на рога поднял. За ягоды Вау на шкуру не пойдёт, но может, хоть пинаться и кусаться не будет?
Трудно думать. Но надо. Иначе как понять?
Пока Ыых думал, Вау вышла из пещеры. Запахло вкусно. Хоть и не жареным зайцем, а все равно вкусно! Пряными травами, горьковатым дымом. И самой Вау — такой домашней и уютной. Аж голова закружилась.
Вау пока не рычала. Смотрела только.
Нужно было что-то делать! Срочно!
И Ыых придумал.
Он ударил себя в грудь кулаком и проревел:
— Ыых!
Потом показал на красавицу и воскликнул, вложив в голос все свое восхищение:
— Вау!
Протянул ей букет ягод и совсем уже тихо пискнул:
— Дай…