Камень был большой и красивый. Но с дыркой.
Сначала Ыых разозлился и хотел его отбросить. Но задумался. Сорвал тонкий прутик, просунул в дырку, повертел камень на ветке. Полюбовался. Красиво!
Вау нравятся такие камни, большие и полосатые. Она их не ест, просто так нравятся. Ест она другие, белые. Ыых пробовал — невкусно, на зубах скрипит. А Вау нравится. Такая уж она, Вау, непонятная и загадочная. Полосатые камни ей тоже нравятся. Может, и ничего, что с дыркой? Вон как красиво на ветке! Почти как заяц.
Зайцев Ыых давно поймал, утром еще. Хорошие зайцы, жирные. И не один, и даже не два, а больше. Много! Ыых добытчик, Вау будет довольна. Может быть. Потому что с тех пор, как появился Громкий, Вау редко бывает довольна, как бы Ыых ни старался. Вот разве что когда Ыых, совсем уж отчаявшись, притащил ей те камни. Белые и зеленые она съела, а полосатые разложила вокруг шкуры, чтобы красиво. И не рычала почти. Может, и на шкуру пошла бы, если бы Громкий орать не начал.
И сдался ей этот Громкий! Ведь это не он принес ей косулю, и за медом диких пчел не он лазал, и зайцев вот тоже, и камни… Он вообще ничего не приносит, орет только. А Вау ему улыбается, а на Ыыха лишь рычит. Не то что со шкуры — из пещеры гонит! Разве это справедливо?
Ыых решительно отложил зайцев на землю — никуда они не денутся со свернутыми шеями! — и пошел вдоль ручья, всматриваясь в гальку. Нашел еще камни с дырками — не один, и не два, а больше. Много! Нарочно искал с дырками, чтобы на прутик нанизать. Много камней, красивые, и гремят весело, если прутик подергать. Поймал рыбу — много рыбы! На другой прутик нанизал — для Вау. Рыба Вау нравится, камни тоже. Зайцы, опять же, жирные. Может, не погонит из пещеры? Может, повезет и Громкий спать будет?
…Не повезло. Громкий не спал. Но и не орал пока. Потому что Вау его кормила, а как орать, если рот занят? Ыыха Вау сразу увидела, и зайцев, и рыбу. Потому, наверное, и сильно рычать не стала — так, чуть-чуть. Ободренный таким приемом Ыых не стал показывать камни сразу, спрятал их за спиной и осторожно подкрался к шкуре, на которой раньше они кувыркались с Вау, а теперь Вау кормила Громкого. А потом — р-раз! И вытащил! Неожиданно, чтобы порадовать.
Камни громко стукнули друг о дружку. Вау вздрогнула и оскалилась. А Громкий выплюнул сосок, крикнул:
— Дай! — и вцепился в прутик. И отобрал — маленький, но сильный, а Ыых растерялся от такой обиды и пальцы разжал. Зарычал было — разве справедливо? Все Громкий отобрал! И Вау, и подарок, и даже слово! Ведь слово «Дай» — его Ыых придумал, давно еще, когда Вау на шкуру звал. А теперь Ыыху ни Вау, ни шкуры, и слово тоже у Громкого.
Но тут Громкий стукнул камнями снова и засмеялся. И Вау засмеялась. И посмотрела на Ыыха так, как давно не смотрела, с намеком на шкуру. И Ыых вдруг понял, что если у Громкого будет много камней, то он будет ими стучать и смеяться, а орать не будет.
А слов Ыыху не жалко, он еще придумает. Лишь бы Вау была довольна.