Глава 2 Упал-отжался!

– Левее, ещё левее и на два пинга дальше! Да, этот! Вполне себе перспективный!

После пары пробных вылетов стало ясно – если есть нужда в приличном заработке, ковырять астероиды стоит глубоко в потоке – с края всё вкусное собирают вояки. Старые миноносцы, хоть и не годятся для дальнего патруля, вполне способны десятком-другим дронов обшарить окраины потока, отметить лучшие куски и навести на них буксиры и разградители.

«Тюленю» приходится самому искать, самому арканить и тащить к орбитальным модулям годные обломки. По итогу заработанных учётных единиц, по привычке именуемых «колокольчиками», хватает на то, чтобы сводить концы с концами и не ставить корабль на прикол. Подпространственник, пусть и лишённый большей части вооружения, против буксиров – кто больше заработает, таская к заводам железно-никелевые болванки?

А недостающее оборудование на какие шиши заказывать прикажете? На места демонтированных палубных торпедных аппаратов просятся внешние грузовые отсеки или площадки для тяжёлых дронов. Только место имеется, а ставить туда нечего.

– Затык, однако, – буркнул Бэргэн Темирдяев и полез обратно в зарядное отделение. Если боеприпасов у комендора мало, они должны храниться в идеальном состоянии.

– Командир, мудрые мысли есть?

Мишка Шелихов всего на пару лет старше Лобачевского, нетерпелив и порывист. Правда, навоевался по самое «не могу» – дрался с зелёными в трёх мирах и остался жив. В тяжёлой пехоте это статус. Но здесь, на Заднице, воевать не с кем, и большая часть парней в своих усиленных бронескафах пашут обычными грузчиками и монтажниками. Как в песне: «Где робокары не пройдут и где ШТ не разместится…» Решил, что делать то же самое в пустоте будет интереснее, и вербанулся на «Тюленя». Идти назад ему очень, очень неохота – однополчане насмешками изведут.

– Есть, как не быть. Только с приличным шансом свернуть шею.

– Не вопрос. Ты только покажи, кому. Сделаем в лучшем виде, – мотает Мишка бритой наголо головой.

Аркадий пытается почесать затылок, ушибает пальцы о тыльную часть нейрошлема, но делает вид, что просто хотел разъём поправить.

– Елена Викторовна, вы с какого расстояния можете вкусный обломок отличить, из тех, что побольше?

– Если развести сканирующие дроны по максимальной базе, километров с пятидесяти. Без них – максимум на десять. По металлическим проявлениям дистанция утраивается. Что задумал?

Лобачевский выравнивает скорость «Тюленя» со скоростью потока астероидов и разворачивает командирское кресло, оказавшись лицом к свободным членам экипажа.

– Подпространственник может двигаться в подпространстве. В глубине потока встречаются места почти свободного вакуума. Вычисляем такую проплешину, рассчитываем маневр и ныряем. Если рассчитать верно, окажемся внутри потока и сможем выбирать куски по вкусу. Без конкуренции. Как вам идея?

– Аркадий, меня сын дома ждёт!

– Он у вас в воспиталке. Елена Викторовна, мы для начала отработаем маневр рядом с потоком. Как будто ныряем. И только если раз десять получится….

– Хрен с вами, Аркадий, уболтали. Давайте пробовать.

– Хе, – отзывается из машинного Хренов, – как в старые времена! Представь, что на «Гребин» заходишь!

– Не буду, – бурчит в ответ Лобачевский. – С Гребином вы тогда, Пётр Васильевич, налажали. Я лучше на «Инзюкту» зайду. Нам призовые нужны, без славы как-нибудь обойдёмся.


Устойчиво попадать в центр смоделированного навигационным компьютером объёма Аркадий начал попытки с двадцать восьмой. Рискнул нырнуть в реальный поток через сутки. После трёх десятков безошибочных маневров и ехидного запроса с болтающегося в тысяче километров «Звонкого». Голосом капитан-лейтенанта Максимовича миноносец поинтересовался – с чего это молодёжь на экранах так и мелькает? Не нужна ли помощь?

– Отрабатываю маневр уклонения от миноносца противника, – признался Аркадий, перепроверил расчёты, ввёл данные и утопил клавишу ввода.

– Получилось, однако, – невозмутимо объявил Бэргэн, обшаривая прицельным устройством нависшие над «Тюленем» астероиды.

Энергично помянула командирскую маму геолог, обнаружив ближайшую каменную глыбу в считанных метрах от правого борта.

– Таки чуть не угробил, п… – вовремя прикусила себе язык женщина. – Сдай влево помалу, или осевой по часовой на три, иначе дрон штатно не отойдёт.


Двадцать тонн мелкодисперсного углерода интендантское управление заглотило, как щука уклейку. Пожилой делопроизводитель аккуратно выписал расчётные документы, проверил, упал ли перевод на счёт получателя, повернулся к Аркадию и требовательно произнёс:

– Ещё.

«Тюлень» две недели метался между астероидным полем и орбитальными доками, пока при очередном всплытии не притёрся к небольшому, по счастью, астероиду. Помяли обшивку. Несильно.

– Хватит, – решил экипаж, и Аркадий приказал автопилоту возвращаться на орбиту Кемптауна. Путь, который Г-9 проходил за часы, «Тюлень» одолел за неделю.

– Ну, хоть так, – грустно вздохнул капитан грузового подпространственника и ласково погладил подлокотник старенького командирского кресла.

После акробатики в астероидных полях приводнить «Тюленя» рядом с ремонтным судном – это семечки. Смог бы и корабельный кот, существуй он в природе.

После посадки в корабле первыми умирают звуки. Вот только что он жил на полную катушку, жужжал, щёлкал, шипел и попискивал. Привычное ухо этого не воспринимает, опытный пустолаз насторожится, если в привычном звуковом фоне исчезнет какая-то нота. Но вот командир отключает гравицапу (никто не знает, когда и отчего к гравитационным колоннам кораблей прилипло это прозвище), корабль всем весом опускается в воду и начинает покачиваться на волне. Прощальная россыпь отбиваемых на клавиатуре команд, и по очереди уходят в спящий режим или выключаются корабельные устройства, системы и механизмы. С гудением опускаются заслонки реактора, убирая торсионные поля, в рабочей зоне затухает маленькая копия солнца. Тускнеют световые панели, корабль погружается в сумрачную дрёму. Зато резче и отчётливей становятся прочие звуки. Гулко отдаются шаги по коридору, а звук упавшего с пульта электронного ключа отдаётся в ушах пушечным выстрелом.

Шипение воздуха при разгерметизации, жужжание открывающегося люка, и экипаж начинает собирать вещи, на ходу обмениваясь информацией, где и что каждый собирается делать «на берегу».

– За Никиткой, конечно. А потом… потом домой, все планы завтра и только завтра. А вы, командир, куда? – Елена на ходу прихватывает собранные в хвост волосы зажимом.

– Я, пожалуй, на корабле останусь. Не в корпус же тащиться, в самом деле? Проветрюсь на берегу и назад.

– Тогда сейчас – с нами, – бесцеремонно подхватывает Аркадия под локоть Семён Плетнёв, второй абордажник «Тюленя». – Такой выход грех не обмыть! Провернём в «Тошниловке» как следует, потом можно и по делам разбегаться.

Отказываться нет ни повода, ни желания. Со сборами тоже никаких проблем – ввиду отсутствия выбора, идти нужно в форме. Не в корабельном же комбинезоне в кабак соваться. Там не поймут. Дикари-с.


На самом деле кабак в Кемп-тауне (не путать с названием планеты, там без дефиса) именовался «Арарат». Как ещё может называться заведение, хозяином которого является Вазген Айвазов? «Эребуни»? Не смешите мои тапочки, – сказал бы какой-нибудь господин с Новой Одессы, – кто тут знает за эти буни? А «Арарат» все пили, да.

Трёхмерная проекция великой горы украшала собой вывеску заведения. Вот только иначе чем «Тошниловка» в поселении кабак не звали. От слова «совсем».

Кормил Вазген теми же разносолами, которые приелись давно на армейских кухнях. А откуда взять другую еду? Не выросла ещё. Зато водочку господин Айвазов изготавливал самолично, по семейным якобы рецептам. На самом деле ресторатор просто смешивал спирт с ключевой водицей, добавляя сохранённые в бардаке эвакуации перец или лимонную цедру. Кому что по вкусу. Зато обстановка была самая что ни есть ресторанная. С белыми скатертями, чистой посудой и столовыми приборами из литой нержавейки. Ближе к вечеру между столиками начинал ходить пожилой скрипач Яша, за малую мзду исполняя музыкальные пожелания подвыпивших клиентов. Играя, Яша нежно держал кормилицу-скрипку и понимающе смотрел в лицо клиента. И иногда доставал-таки до души, выжимал слёзы из таких зубров, что казалось там не только души, там и сердца-то давно нет, один имплант с ядерной батарейкой.

По причине утреннего времени пустолазов с «Тюленя» хозяин встретил лично, принял дождевики, передал тётеньке гардеробщице.

– Какие номерки, дорогой, я ваши плащи в лицо знаю! Вы мне гость, самые лучшие места сажу, сам вижу, что на стол несут. Сейчас он подойдёт, – Вазген кивает на миловидную официантку, – заказ примет, всё красиво делаем, не умею иначе!

Сдав клиентов, хозяин растворяется в воздухе, материализовавшись где-то в районе кухни. Артист! Экипаж «Тюленя» рассаживается за столиком по старшинству, традиция. Отсутствие штатного геолога мужчин не расстраивает – и слава у Елены специфическая, и расслабляться после рейса лучше поначалу в чисто мужской компании. Принявшая заказ девица метнулась на кухню, вильнув тугим задом, но быстро вернулась, разбросав по столу корзиночки с хлебом, мисочки с овощным салатом, соевый сыр, пару сифонов с газировкой и водрузив в центр стола большой графин с водкой. Обычной, без вкусовых присадок.

– С вашего разрешения, командир, – берёт ёмкость за горло Хренов, – как старший по возрасту. Бэргэн, а тебе водку можно разве? У якутов иммунитета к алкоголю нет же?

– Лей, не бойся. Природного нет, я искусственным заправился. Ещё до галактической колонию нанитов подсадил, чтобы с катушек не срываться.

– Дорого, поди, обошлись? – интересуется Мишаня, перебрасывая себе в тарелку сырные ломтики.

– Две с половиной тысячи, как с куста, – видно, комендору не впервой отвечать на такие расспросы. – Командир, слово говори. Не пьянка, однако, мероприятие.

Аркадий поднял тяжёлую стеклянную рюмку, вгляделся в лица своих людей…

– За удачный вылет, и пусть другие будут не хуже!


После шумных посиделок в «Тошниловке», наполненных всеми этими «а в тот раз…» и «как сейчас помню…», царящая на корабле тишина прохладным компрессом ложится на больную голову. Поскрипывают швартовые концы, тихо плещут в борт набегающие волны. Здесь, в глубине залива, они мелкие и нестрашные. Корабль принял командира, будто живое существо – распахнул люк в ответ на поглаживание сенсорной пластины, принял в шкаф промокший дождевик, дохнув на сырую ткань теплом из вентиляционных отверстий, заботливо включал на его пути световые панели, освещая дорогу к капитанской каюте. Той каюты… чуть больше среднестатистического гроба, примерно с личную капсулу сабвея дальнего следования – Аркадий ездил на них с родителями, давно, ещё до войны. Обычно Лобачевский не позволял себе таких воспоминаний, а сейчас накатило – отец, мама, её руки… Ласковые, нежные, они так чудесно пахли…

– Тук-тук! Не помешаю? – у противоположной переборки стоит Елена, заглядывает в открытый каютный люк.

– Елена Викторовна? – удивляется Аркадий. – Вы же с Никитой…

– А-а… – устало машет рукой женщина, – у них в воспиталке карантин. Помахали друг дружке через стекло, поговорили по комму. Передала ему немного сластей, припёрлась домой и поняла, что без сына там совершенно нечем заняться. Собралась выпить с расстройства, но в одиночку противно. Составите женщине компанию?

Только сейчас Аркадий замечает, что Елена в цивильном платье. Наверное, не бог весть что, он в этом не разбирается, что-то чёрное, с длинными рукавами, но куцый подол открывает стройные ноги гораздо выше середины бёдер. И туфельки на каблуках, простые чёрные лодочки, однако оторвать взгляд от обтянутых чулками женских ног удаётся не сразу.

– Я вообще-то уже с ребятами… – мычит он, но попытка уклонения игнорируется.

– Пойдём, я в кают-компании уже всё приготовила.

Женщина поворачивается на каблуках и идёт по коридору. Мягкое покрытие не цокает под набойками. Аркадий вздыхает, выбирается из-за столика, выходит в коридор и останавливается как вкопанный. Запах! Он вспоминал его несколько минут тому. Мамины руки пахли точно так же. Лобачевский глубоко вдыхает и идёт следом за своим геологом.

Шершавый пластик стола с фиксаторами для столовых приборов и вазочка с фруктами сочетаются плохо. Впрочем, какая разница? В конце концов, самодельный ликёр из корабельных стаканов не страшен, если пил тёплую водку в корпусном сортире. Из мыльницы.

– Хорошо пошло, – Елена забрасывает в рот кусочек чего-то засахаренного из вазочки. – Ты не представляешь, сколько всякого дерьма пришлось женщине разгрести. Наливай ещё по одной, хочется расслабиться, в кои-то веки…

Всё-таки странные они, эти женщины. Не одну неделю провёл с ней на маленьком, в сущности, кораблике. Присмотрелись, притёрлись, приработались. Но вот она тронула лицо косметикой, подкрасила реснички, капелька алой помады – и перед тобой опять сидит незнакомка, вертит в тонких пальцах стакан, по стенке которого сползает капля желтоватого напитка. Аркадий со стыдом осознаёт, что почти не слушает члена экипажа, а просто разглядывает его. Собирает остатки воли в комок и вслушивается.

– Измывались надо мной, пока не надоело. Все четверо, да. Потом просто бросили то, что от меня осталось, и пошли искать новых приключений, уроды. Как-то очухалась, выползла из аудитории, выбралась из городка. Повезло – марковцы подобрали, их тогда бросили на наведение порядка. Выходили. Думали, я в госпитале работать буду. Ага, после всего. Нашлись добрые люди, помогли «Лютик» освоить. С тех пор как увижу бородатые хари знакомого облика, рука сама к спусковому тянется. Не одну сотню пришила, а не проходит.

Елена замечает пустой стакан в своей руке.

– А чего это мы не пьём? Наливай, командир!

Аккуратно, маленькими глоточками выпивает свою порцию лимонного напитка, ставит стакан на стол и наклоняется к собеседнику.

– Командир, а у тебя женщина есть?

Разглядывает залившую нежные щёки краску и довольно кивает.

– Понимаешь, Аркадий, я после того случая с мужиками не могу – крышу сносит. Паническая атака, и всё. Но организм бабий, он своего требует.

Елена встаёт, обходит стол и садится на него так, что обтянутые прозрачной тонкой тканью бёдра оказываются прямо перед лицом Лобачевского. Ласково проводит рукой по щеке, толком не знающей бритвы.

– Я тебя не боюсь. Давай попробуем?

Глаза Елены становятся большими, Аркадий больше ничего и не видит, кроме этих требующих и зовущих глаз. Губы, тёплые, упругие губы касаются его губ, и он окончательно теряет над собой контроль, руки помимо воли охватывают женские бёдра, гладят, тянут к себе, и женское тело – сильное, крепкое молодое тело, пьянящий запах которого кружит голову и срывает крышу, охотно подаётся ему навстречу.


Аркадий просыпается через несколько часов, разбуженный поцелуем.

– Я, пожалуй, пойду. Не дай бог, с утра нелёгкая принесёт кого-то из мужиков, начнут задавать всякие вопросы.

Елена уже одета и причёсана, следы застолья в кают-компании наверняка убраны на молекулярном уровне. Необыкновенно обстоятельная женщина.

– Придумают больше, чем было, приврут с три короба, я вас, самцов, знаю.

Уже в коридоре она оборачивается:

– Ты был неутомим, командир. Спасибо, – улыбается какой-то очень доброй улыбкой и поднимается по лесенке, скрываясь из виду.

– Ноги у неё великолепные, – вздыхает Аркадий и снова откидывается на подушку. – Я подумаю об этом завтра. А теперь спать, просто спать.


Через неделю отдохнувший экипаж занял перед стартом места по штатному расписанию. В предстартовой суете Елена нашла момент и шепнула:

– Не переживай, замуж я проситься не буду. Но если что – мне понравилось.

Долги уплачены, корабль обслужен, впереди месяц автономки. Что ещё пустотнику надо? Аркадий опускает пальцы на подсвеченную клавиатуру пульта, с пулемётной скоростью вбивая в покладистый корабельный мозг очередную россыпь команд.

Жить – хорошо.

Загрузка...