За 27 дней. Он будет жить, если узнает, что кому-то не все равно

Глава 2 Два дня спустя

Два дня, один короткий репортаж в новостях и один некролог в местной газете спустя – смерть Арчера Моралеса уже было невозможно отрицать. Как бы ни было тяжело смириться с мыслью, что мой одноклассник чувствовал себя настолько плохо, что посчитал собственную смерть единственным выходом, это была правда. Я не раз ловила себя на том, что встаю на цыпочки и вглядываюсь в лица в школьных коридорах, надеясь увидеть Арчера. Но напрасно. Обычно он всегда маячил где-то в глубине толпы, но теперь все изменилось навсегда.

Я стояла перед напольным зеркалом в своей комнате и одергивала края черного платья с кружевами, которое откопала в шкафу. После привычных джинсов и футболок в платье было неуютно, но на похороны Арчера мне захотелось одеться красиво. Днем раньше на классном часе миссис Андерсон сказала, что желающие могут прийти на прощание с Арчером, но это было не очень похоже на полноценное приглашение. Надежда на то, что сегодняшний вечер поможет мне хоть немного смириться с произошедшим, понять, почему я не могу перестать думать об Арчере, перевешивала мое волнение.

Убедившись, что выгляжу подобающе, я быстро накинула куртку, взяла сумку и вышла из комнаты. Такси должно было подъехать с минуты на минуту. Я решила хотя бы попытаться что-нибудь съесть перед поездкой.

Проходя по коридору по пути в гостиную, я услышала спокойный приветливый голос. Повернула за угол и оторопела, увидев лежащего на диване папу, который оживленно болтал с кем-то по телефону.

Что великий Кеннет Джемисон забыл дома в такое время? Сейчас всего лишь начало седьмого. Такого раньше не случалось. В последние три года он никогда не возвращался раньше восьми.

– Так, Рик, мне пора, – сказал он, когда я прошла мимо. – Хэдли уже уходит.

Он завершил звонок и бросил телефон на кофейный столик, встал и, зевнув, потянулся.

– Почему ты дома, пап? – спросила я. – Ты никогда так рано не приходишь.

– Знаю, – ответил папа, следуя за мной на кухню. – Но мы с Риком сегодня закрыли дело Блэнчарда против Эмили и решили пойти домой пораньше, отпраздновать.

– А, здорово.

Повисла неловкая тишина, как будто и без нее сейчас не было тошно. Я открыла холодильник в поисках чего-нибудь, чем можно было бы перекусить.

Так происходило всегда, когда мы виделись с отцом.

Да, он мой папа, но обычно он настолько погружался в работу, что у нас не было возможности побыть вместе. Провести вечер дома не входило в первоочередные планы одного из самых известных адвокатов в городе.

– В общем…

Я отошла от холодильника с гроздью винограда и бутылкой воды и взглянула на него, удивленно нахмурившись.

– Да?

– Так вот, – он откашлялся, облокотился на кухонную столешницу и скрестил руки на груди. – Ты идешь на прощание с тем мальчиком?

– Эм… да, – ответила я. – С Арчером Моралесом.

На секунду на папином лбу появились морщинки задумчивости.

– Моралес… Почему мне кажется, что я слышал эту фамилию?

Я пожала плечами, запихивая в рот несколько ягодок винограда.

– Без понятия. В городе, наверное, тысячи людей с такой фамилией.

– Возможно.

Я прожевала еще несколько виноградин в надежде, что вот-вот зазвонит домофон и известит меня о том, что такси подъехало и я могу наконец сбежать от этого неприятного разговора.

Не хотелось говорить с папой об Арчере Моралесе.

Чего мне на самом деле хотелось, так это набраться храбрости и пойти попрощаться с мальчиком, которого я едва знала, найти способ отпустить его и не испытывать это странное чувство вины. Извиниться за то, что не уделила больше внимания, что никак не смогла поддержать.

– Тейлор тоже идет? – спросил папа после некоторой паузы.

– Нет, я иду одна, – ответила я. – У Тейлор дела.

Отец снова нахмурился, ему явно не нравилось, что я буду в городе сама по себе.

– Уверена? Мне не очень… спокойно от мысли, что ты идешь куда-то вечером, – сказал он. – Я бы мог, ну… поехать с…

Я перебила его, прежде чем он смог закончить это крайне неуместное предложение.

– Пап. Умоляю. Я знаю, как вести себя на улице ночью. Все будет нормально. Обещаю.

– Хорошо. Просто держи телефон при себе, ладно? И не задерживайся.

К счастью, через секунду затянувшуюся беседу прервал громкий звонок домофона.

– Это такси, – объявила я, допивая остатки воды в бутылке. – Я пошла.

– Э-э, да.

Я быстро обняла папу, пробормотала что-то на прощание и почти выбежала из кухни, мысленно радуясь тому, что мне пора.

Морозный воздух защипал кожу, как только я шагнула в ранний декабрьский вечер. Придерживая для меня дверь ожидающего такси, Хэнсон улыбнулся и подмигнул.

– Куда-то едешь?

– На… похороны, – призналась я. – Мой бывший одноклассник, эм, покончил с собой.

Секунду Хэнсон молчал. Он не произнес слов сочувствия, а вместо этого коснулся моего плеча и легонько сжал. Думаю, именно это мне и было нужно.

Я скользнула на упругое сиденье и туго застегнула ремень, Хэнсон захлопнул дверь машины.

– Куда едем? – буркнул водитель с грубым бруклинским акцентом.

Я назвала адрес церкви, о которой говорила миссис Андерсон. Такси отъехало от тротуара и слишком уж резво встроилось в транспортный поток. Я откинулась на спинку сиденья и зажмурилась, вдыхая через нос и выдыхая через рот.

Я не имела ни малейшего понятия, что меня ждет. Уже сложно было припомнить последние похороны, на которых я была. Будут ли все одеты в черное, будут ли плакать? Включат ли печальную музыку? Разгорится ли ссора между членами семьи Арчера, если кто-то начнет говорить вне очереди или ляпнет что-нибудь не то? Подобное происходило на всех похоронах, которые мне доводилось видеть по телевизору, но не думаю, что в реальной жизни все это имело хоть какое-то значение.

Когда такси остановилось у церкви, я вытащила из кошелька несколько купюр, чтобы оплатить поездку, и вылезла из автомобиля прежде, чем позволила себе признать, что все это было ужасной идеей, и броситься молить водителя, чтобы увез домой.

Я обняла себя руками, защищаясь от хлесткого, жуткого гуляющего ветра, от которого по коже побежали мурашки. Я ожидала увидеть на улице много людей, поддерживающих друг друга в общей скорби, но вокруг было так же пусто, как на полках магазинов после черной пятницы. Однако знакомое чувство, будто за мной наблюдают, медленно накрыло меня, пока я поднималась по ступенькам церкви.

Когда я оказалась внутри, в нос тут же ударил запах ладана. Давненько я не была в церкви – мы перестали ходить, когда карьера родителей взлетела вверх, – но знакомая атмосфера все же навевала некоторое успокоение.

В зале, где я теперь стояла, было так же пустынно, как и на улице, отчего стало еще тревожнее. Где все? Я вытащила из сумки телефон, дабы убедиться, что не перепутала время.

18:58.

Теперь так просто уйти не получится.

Я сделала глубокий вдох, макнула пальцы в чашу с освященной водой слева от меня, перекрестилась и прошла вглубь церкви.

Переднюю часть алтаря украсили букетами белых цветов и белой тканью, почти как на Рождественскую службу, только атмосфера была куда более мрачная. Перед алтарем установили скромный гроб, усыпанный еще большим количеством белых цветов.

Сама по себе церковь была прекрасна: с витражными окнами и мраморными колоннами. Но она казалась больше, чем была, из-за бесконечных рядов пустых скамеек. Заняты были лишь первые две скамьи. Я заметила нескольких учителей – учителя математики мистера Гейджа и миссис Келлер, которая вела литературу, – и еще парочку людей из нашей школы, которых знала лишь в лицо, но не по именам.

Отчасти я рассчитывала, что церковь будет набита людьми. Осознание того, что так мало людей пришло почтить память Арчера и поддержать его семью, разбивало мне сердце. Быстро шагая по центральному проходу, я глядела вперед, на алтарь, чтобы не встретиться с кем-нибудь взглядом. Не желая привлекать к себе внимания, осознавая, что пришла ровно за две минуты до начала службы, я села на пустую скамью на одном из дальних рядов, сцепила руки в замок на коленях и стала дожидаться начала церемонии.

Отпевание началось ровно в назначенный час. Присутствующие встали, и немногочисленный хор у алтаря запел тихо и мелодично. Священник в сопровождении двух диаконов и мальчика-прислужника проследовал по проходу к алтарю. Спустя всего несколько секунд речи священника об утрате столь молодой жизни раздались первые всхлипы.

Никто рядом со мной не плакал, но, встав на цыпочки и оглядевшись, я увидела в первом ряду женщину и утешающего ее мужчину. Женщина рыдала, уткнувшись ему в плечо. Мне не было видно ее лица и неоткуда было знать, кто она, но не составляло труда догадаться, что это мать Арчера.

Я подумала: мало какое страдание сравнимо со страданием матери, оплакивающей смерть собственного ребенка. Мальчик был мертв, а ведь все могло сложиться иначе. После этого я решила, что и мне позволительно поплакать.

Слезы полились быстро, неистово, когда мистер Гейдж подошел к кафедре, чтобы сказать пару слов об Арчере и о том, каким примерным учеником он был. Я плакала, когда вставший на его место мальчик с глазами, как у Арчера, произнес трогательную, полную любви речь. И всхлипывала, когда мне дали белую розу и я, спотыкаясь, побрела к алтарю, чтобы положить ее Арчеру на гроб.

Возможно, я простояла там дольше, чем положено, но что я могла сказать? Прости, что ни разу с тобой не поговорила? Мне жаль, что тебе было настолько плохо, что ты решил отнять собственную жизнь? Мне бы хотелось, чтобы ты был жив?

– Арчер, я…

– Ты знаешь моего старшего брата?

Я быстро обернулась и увидела перед собой маленькую девочку с симпатичными черными кудряшками и ясными голубыми глазами, смотрящими на меня в недоумении. Ей было не больше пяти, и почему-то мне стало еще хуже от осознания, что у Арчера такая маленькая сестра.

– Эм… да, – сказала я, вытирая глаза. – Мы вместе учились в школе.

Девчушка улыбнулась до ушей.

– Он такой классный, правда?

От этих слов меня накрыло очередной волной тоски.

Она не сказала «был». Она говорила в настоящем времени. Так, будто ее брат еще жив. Я не знала, сколько ей лет, но она выглядела достаточно маленькой, чтобы еще не в полной мере понимать, что такое смерть. Не позавидовала бы человеку, которому придется объяснять ей, что брат больше никогда не придет домой.

Я постаралась выжать из себя смешок в ответ на ее воодушевление.

– Точно.

– Я Рози, – девчушка протянула мне руку, как это делают взрослые.

– Привет, Рози, – сказала я, пожимая ее руку. – Я Хэдли.

– Мама говорит, нельзя общаться с незнакомцами, но раз ты знаешь Арчера и ты красивая, думаю, можно, – протараторила Рози.

– Оу, – произнесла я, не зная, что ответить. – Спасибо?

– Пойдем, ты должна познакомиться с мамулей!

Рози схватила меня за руку и потащила обратно к скамейкам, где переговаривались несколько людей.

– Мам! Мам! – прощебетала Рози, пробираясь между чужих ног. – Ты знаешь Хэдли?

Женщина с длинными темными волосами, в которых виднелось несколько седых прядей, и большими ореховыми глазами оторвалась от разговора с пожилой женщиной и повернулась, неодобрительно глядя на Рози.

– Рози, сколько раз я тебя просила не убегать? – она начала отчитывать дочь, поставив руку на бедро. – Я до смерти пугаюсь, когда ты так делаешь!

Рози, похоже, не придала сказанному никакого значения и махнула на меня.

– Мамуль, ты знаешь Хэдли?

Женщина удивленно повернулась ко мне, и мне показалось, что она выглядит знакомо, хотя я точно была уверена, что мы не встречались раньше. Она была довольно красивой, но из-за темных кругов под выплаканными глазами и измученного выражения лица казалось, что она вот уже много дней совсем не спала.

– Хэдли, да? – она едва заметно улыбнулась и пожала мне руку. – Спасибо, что привела обратно мою дочь.

– Ничего страшного, – быстро ответила я. – Не за что. Я просто…

– Ты училась с Арчером?

– Эм. Да, – я нервно откашлялась. Несмотря на сильную усталость, женщина смотрела на меня с невероятной добротой. – Ходили вместе на английский в девятом классе.

– Здорово, – мягко сказала она. – Я Реджина, его… м-мама.

На последнем слове ее голос дрогнул, а глаза наполнились слезами, но она сделала глубокий вдох, загребла Рози в объятия и чмокнула в щеку, очевидно, в попытке отвлечься. Неудивительно, что ее внешность показалась мне знакомой. Глаза. Такие глаза довольно трудно забыть.

Кажется, сильнее женщины, чем Реджина Моралес, я еще не встречала. Только что умер ее сын, а она все равно пыталась улыбаться своей дочери. Я не представляла, что можно ей сказать. Любые соболезнования, которые бы я из себя выдавила, ни на самую малость не изменили бы ситуацию. И хоть я и была для Реджины незнакомкой, я обняла ее. Кажется, она была не против.

Пятнадцать минут спустя я вышла из церкви. На улице похолодало настолько, что на каждом выдохе мое дыхание превращалось в облако. Я сошла с тротуара и махнула рукой, пытаясь поймать такси. Машины мчались мимо, ни один водитель даже не подумал притормозить.

– Тебе не кажется, что такой юной особе, как ты, не следует так поздно бродить одной по городу?

Я дернулась, обернувшись на звук глубокого хриплого голоса.

Света уличного фонаря в паре шагов от меня не хватало, чтобы полностью осветить ступени церкви, но я смогла разглядеть фигуру мужчины, сидящего на нижней ступеньке, вытянув ноги перед собой.

И как я его не заметила? И вообще, разве он был здесь, когда я спускалась по лестнице?

Я заговорила, запинаясь:

– Кто… Ч-что вам нужно?

– Ничего особенного.

Я, запинаясь, начала отступать назад, мужчина встал и неторопливым шагом вышел под свет фонаря.

Взглянув на него, я пожалела о том, что вышла за порог своей квартиры. Высокий, с гладкими темными волосами, одет в черную кожаную куртку, джинсы и потертые ботинки. Было сложно разглядеть его лицо, но я увидела впалые глаза и ввалившиеся щеки, из-за которых он выглядел так, будто за всю жизнь не съел ни крошки.

Однако не это так меня напугало. Дело было в глазах. Из-за пристального взгляда этих черных, бездонных глаз, казалось, что ему известна каждая мысль, которая когда-либо возникала у меня в голове.

– Я… я не хочу проблем, – сказала я, безуспешно пытаясь подавить дрожь в голосе. – Думаю, вы…

– О, я здесь не для того, чтобы доставлять тебе проблемы, Хэдли Джемисон, – ответил мужчина с улыбкой, от которой у меня по спине побежали мурашки.

Кто он вообще такой?

– Откуда вы…

– Знаю твое имя? Я знаю все, Хэдли. Специфика профессии.

Я, может, и не гений, но уже достаточно знала о мире, чтобы понимать, что с этим человеком что-то было не так. Что-то было совсем не так.

– Слушайте, я не знаю, кто вы, – напряженно сказала я, – но лучше не подходите ко мне.

Мужчина порылся в карманах, выудил сигарету и тут же сделал глубокую затяжку. Я невольно поперхнулась, когда едкий дым ударил в нос.

– А то что? – спросил он, поднимая бровь. – Закричишь?

Сердце колотилось так сильно, казалось, я в любой момент могу грохнуться в обморок. Я быстро оценила свои шансы сбежать или хотя бы запрыгнуть в первое попавшееся такси, но так как сегодня я на каблуках, расклад был не в мою пользу. Вряд ли я успею снять каблуки настолько быстро, чтобы меня нельзя было легко догнать.

Что же делать?

– Кто вы? – я потребовала ответа.

Рот человека скривился в очередной широкой, пугающей ухмылке, он снова затянулся. Пожал плечами.

– Вообще-то меня знают под многими именами. Старуха с косой. Ангел Азраил. Мефистофель. Но, думаю, не будем усложнять, можешь звать меня просто Смертью.