Форт Тасцелан стоял на восточном берегу Черной реки, воды которой плескались у самого основания бревенчатой стены. Как и стены, все здания внутри форта, включая главную башню (которую называли так в особо торжественных случаях), были выстроены из бревен. В башне располагался штаб гарнизона, высотой она превосходила стены, и с нее открывался прекрасный вид на окрестности. За рекой лежал огромный и непроходимый как джунгли лес, подступавший к болотистым берегам. На стенах по деревянному парапету день и ночь вышагивали часовые, наблюдая за густой прибрежной зеленью. Изредка среди кустов мелькала фигура человека, но часовые не поднимали тревоги: они знали, что из-за реки за ними тоже непрерывно наблюдают чужие глаза — горящие ненавистью, безжалостные, полные первобытной злобы. Непосвященному лес показался бы безжизненной пустыней, на самом же деле в нем кипела жизнь: под зеленым покровом обитали птицы, змеи, звери и самый свирепый из плотоядных — человек.
Там, в форте, обрывалась цивилизация. Являясь форпостом могущественных хайборийских народов, форт Тасцелан был в то же время крайним оплотом цивилизованного мира на западе. За черной рекой в лесном полумраке царила первозданная тишина: там, в плетеных хижинах, скалились насаженные на шесты человеческие черепа; в деревнях, обнесенных обмазанным глиной частоколом, полыхал ночной костер и грохотали барабаны, а угрюмые люди со спутанными черными волосами и глазами голодных змей молча точили острия копий. Эти глаза нередко с холодным блеском разглядывали из кустов часовых форта. Когда-то на месте форта стояли их хижины — хижины темнокожих; их деревни были разбросаны и там, где сейчас раскинулись поля с бревенчатыми домами светловолосых поселенцев, и дальше до самого Велитриума, пограничного городка с вечно сумбурной жизнью, поднявшегося на берегу Громовой реки, и вдоль берегов реки, очертившей с запада Боссонийское Пограничье. К ним наведывались и купцы, время от времени туда забредали босоногие нищие служители Митры, и большинство их умерло там страшной смертью, но вслед за этими пришли солдаты, потом люди с топорами, и наконец в запряженных быками повозках прибыли женщины и дети. Огнем и мечом аборигенов оттеснили сначала за Громовую, а со временем — и за Черную реку. Но темнокожие никогда не забывали, что когда-то Конаджохара принадлежала им…
У восточных ворот Конана и аквилонца окликнула стража. Сквозь частые прутья решетки было видно, как дрожащее пламя факела отражается от гладкой поверхности стального шлема и в темных глазах воина, настороженно оглядывавшего поздних гостей.
— Открывай ворота! — рыкнул Конан. — Своих не узнаешь? — Тупое исполнение приказа неизменно раздражало варвара.
Ворота медленно открылись вовнутрь, и Конан со своим спутником вошли в крепость. Балтус огляделся. Он увидел, что с каждой стороны ворота снабжены башней, выступающей над стенами. Он также обратил внимание на узкие амбразуры, сквозь которые лучники во время штурма могли пускать стрелы, сами оставаясь в безопасности.
При виде зловещей ноши стражники что-то пробурчали и поспешили закрыть ворота. Они так торопились, что древки копий в их руках глухо брякнули друг о друга, и Конан раздраженно спросил:
— Вы что, никогда не видели безголовых мертвецов?
В свете факелов лица воинов казались мертвенно-бледными.
— Это Тиберий! — выпалил один. — Только у него была такая богатая туника. Валерий, ты мне должен пять лунов. — Тут же, довольный, пояснил: — Я говорил ему, когда Тиберий выезжал из ворот на муле, что тот наверняка слышал вой сумасшедшего, потому как глаза у купца были точно стеклянные. Тогда и поспорил, что если он и вернется, то не иначе как без головы.
Загадочно усмехнувшись, Конан сделал знак Балтусу опустить носилки и направился к казармам, аквилонец не отставал ни на шаг. Юноша возбужденно озирался по сторонам, примечая черты незнакомой военной жизни: ряды бараков вдоль стен, конюшни, и лавчонки купцов, и массивный блокгауз, и прочие дома, обступившие площадку, где днем муштровали солдат и где сейчас весело полыхал огонь, вокруг которого развалились свободные от службы воины. Но и они, оставив отдых, присоединились к толпе, быстро собиравшейся вокруг носилок. Стройные тела аквилонских копейщиков и лесных лазутчиков смешались с приземистыми, коренастыми фигурами боссонийских лучников.
Балтус почти не удивился тому, что комендант форта лично принял их обоих. Общество, в котором нерушимо соблюдались законы иерархии, осталось далеко к востоку. Валанн был еще довольно молод и крепко сбит, его лицо с правильными, точно чеканными чертами смотрело холодно и рассудительно — свидетельство упорного труда и немалой ответственности.
— Мне передали, что ты вышел из форта еще до рассвета, — сказал он Конану. — Я уже начал опасаться, что пикты добрались и до тебя.
Варвар недобро усмехнулся.
— Когда настанет время коптить над костром мою голову, об этом будут знать по обоим берегам реки. Вой пиктских женщин, оплакивающих мертвецов, долетит и до Велитриума… Я ходил на разведку и держал уши открытыми. Сегодня целый день за рекой били в барабаны.
— Они каждую ночь бьют, — отозвался комендант, но, посмотрев в глаза киммерийца, нахмурился. Он давно понял, что пренебрегать чутьем этого дикаря — непростительная глупость.
— Прошлой ночью они били по-другому, — проворчал Конан. — И так с тех пор, как Зогар Саг убрался за реку.
— Нам надо было отправить его с подарками домой, а еще лучше — повесить. — Валанн глубоко вздохнул. — Ты ведь советовал, да только…
— Да только, вы хайборийцы, никак не усвоите порядки дикарей, — перебил его Конан. — Ладно, чего сейчас об этом, но знай, что до тех пор, пока жив Зогар, пока он помнит, как потел в вашей тюрьме, мира на границе не будет. Я выследил воина, который пробрался на эту сторону за свежими зарубками на своем луке. А после наткнулся вот на этого парня по имени Балтус, он пришел из Турана вам на подмогу.
Валанн одобрительно окинул сильное тело юноши, отметив про себя выражение его честного, открытого лица.
— Рад приветствовать тебя. Хотелось бы побольше таких. Нам нужны люди, привычные к лесной жизни. Многие солдаты и даже кое-кто из поселян — выходцы из восточных провинций и мало знакомы с лесными обычаями или с сельским трудом.
— «Многие» — не то слово, — проворчал Конан. — Эта крепость битком набита одними неженками. Но сейчас не об этом. Валанн, мы с аквилонцем нашли на тропе мертвого Тиберия. — И в нескольких словах он рассказал об ужасном происшествии.
Валанн побледнел.
— Я не знал, что он вышел из форта. Должно быть, он сошел с ума!
— Так оно и было, — ответил Конан, — как, впрочем, и с остальными. Каждый, когда наступал его черед, сходил с ума и мчался в лес навстречу смерти — совсем как кролик, который сам лезет питону в пасть. Что-то позвало их из глубины леса, все они слышали то, что за неимением других слов прозвали здесь «зов безумного», причем слышат его только обреченные на гибель. Зогар Саг прибегнул к чарам, которые не в силах преодолеть цивилизованные аквилонцы.
Валанн не нашелся, чем ответить на выпад. Он нервно вытер со лба пот.
— Солдаты знают об убитом?
— Мы оставили труп у восточных ворот.
— Лучше бы вы зарыли его где-нибудь в лесу — люди и так как на иголках.
— Они бы все равно узнали. Если бы я спрятал тело, его доставили бы в форт, как это было с трупом Соракта: привязали бы снаружи к воротам, а утром его обнаружила бы стража.
Валанн вздрогнул. Отвернувшись, он подошел к узкому окну и стал молча смотреть на черные воды реки, слабо мерцающие под ночным звездным небом. За рекой непроницаемой стеной встали джунгли. Тишину нарушил отдаленный вой пантеры. Ночь непомерной тяжестью давила на плечи, грудь, виски, приглушая говор солдат на плацу и яркое пламя костра. В ветвях шептался ветер, теребя гладь воды. Он приносил с собой глухие, мерные удары — зловещие, как мягкая поступь леопардовых лап.
— А собственно, — заговорил Валанн, как бы размышляя вслух, — что мы вообще знаем — да и не только мы — о том, что скрывают в себе джунгли? До нас доходят лишь неясные слухи о гиблых болотах и мутных реках, о бесконечном лесе, который, через горы и равнины, простирается до самого побережья Западного океана. Даже представить себе невозможно, какие твари могут обитать на этих пространствах между Черной рекой и побережьем. Из белых, что дерзнули углубиться в джунгли, ни один не вернулся, так что узнать не от кого. Мы со своими знаниями достигли многого, но на западном берегу все наши премудрости не стоят ломаной монеты. И кто знает, какие силы — земные или сверхъестественные — затаились во мраке за чертой тусклого круга наших знаний?
Мы можем лишь догадываться, каким богам поклоняются в этом доисторическом лесу, какие дьявольские твари выползают из жижи топей. Да и земные ли они создания — обитатели этой черной страны? Над Зогар Сагом в восточных городах немало потешались, принимая его заклинания за бормотания заезжего факира, однако он необъяснимым образом довел до безумия и убил вот уже пятерых. Порой я начинаю сомневаться, человек ли он.
— Если я выйду на него на расстояние броска топора, то, думаю, сумею разрешить твои сомнения, — прорычал Конан, изрядно угостившись вином и протягивая кубок с остатками Балтусу; тот, украдкой посмотрев на коменданта, нерешительно принял кубок.
Отвернувшись от окна, Валанн бросил на варвара задумчивый взгляд.
— Странно. Солдаты, которые не верят ни в привидения, ни в дьявола, на грани паники от страха. А ты, верящий в духов, упырей, гоблинов и прочую бесовщину, похоже, не боишься никого из них.
— Да потому что я уверен, что перед холодной сталью все равны, — ответил Конан. — Я метнул в демона топор, а тому хоть бы что. Но в сумерках я мог и промахнуться, или какая-нибудь ветка помешала. Я не собираюсь бросить все и заняться охотой на дьяволов, но уж если кто из них и попадется, то будь уверен — своего не упущу.
Валанн поднял голову и встретил открытый взгляд варвара.
— Конан, ты даже не представляешь, как много от тебя зависит. Тебе известны местные условия и связанные с ними сложности — все от того, что наша провинция узким клином врезается в первобытную дикость. Ты знаешь, что жизни людей, поселившихся к западу от Пограничья, зависят от этого форта. Если он падет, красные топоры вопьются в ворота Велитриума раньше, чем всадник покроет пограничье. Его величество, или же советники Его величества, оставили без внимания мою просьбу о подкреплении. Они понятия не имеют, насколько трудна здешняя жизнь, и потому предпочитают тратить деньги на что угодно, но только не на укрепление границы. Так что судьба Пограничья сейчас целиком зависит от нас.
Ты знаешь, что большую часть войска, завоевавшего Конаджохару, отозвали обратно. Ты знаешь также, что имеющихся под моим началом сил совершенно недостаточно для надежной охраны границы, особенно с тех пор как Зогар Саг ухитрился отравить колодец и у нас за один день умерли сорок человек. Из оставшихся в живых одни больны, других укусила змея, а третьим досталось от дикого зверья, которым так и кишат окрестности форта. Дошло до того, что солдаты начали верить похвальбе Зогара, будто по одному его слову лесные твари могут убить всех его врагов.
У меня сейчас три сотни копейщиков, четыреста боссонийских лучников и человек пятьдесят таких, как ты, лесных лазутчиков. Каждый из вас стоит десятка обычных воинов — беда в том, что вас слишком мало. Нет, правда, Конан, положение ухудшается с каждым днем. Солдаты подбивают друг друга на дезертирство, они совсем пали духом, уверенные, что это Зогар Саг натравил на них своих демонов. К тому же колдун пригрозил напустить на форт черную чуму — ужасную черную смерть, обитающую в непроходимых болотах. Всякий раз, когда я вижу больного солдата, я холодею от ужаса: что если вот сейчас, прямо на моих глазах, он почернеет, иссохнет и умрет?
Конан, если на нас напустят чуму, здесь не останется ни одного солдата! Граница останется незащищенной, и тогда ничто не сможет удержать темнокожие племена от набегов на Велитриум, а может быть, и дальше в глубь страны! И если мы, солдаты Пограничья, не сумеем отстоять форт, то как они смогут удержать город?
Конан, Зогар Саг должен умереть, иначе нам не удержать Конаджохару. Больше медлить нельзя. Ты дальше других забирался в дикий лес, ты знаешь, где находится Гвавела и кое-какие тропы по ту сторону реки. Я дам тебе людей. Выступишь этой же ночью. Попробуй захватить колдуна в плен, а не получится — убей. Понимаю, что мое предложение — чистое безумие. Существует не больше одного шанса из тысячи, что вам удастся вернуться живыми. Но если мы не покончим с ним, нам всем конец. Можешь взять столько воинов, сколько пожелаешь.
— В подобном предприятии от дюжины больше проку, чем от полка, — ответил Конан. — Пяти сотням в Гвавелу не пробиться, а дюжина сможет незаметно подкрасться к деревне и позже ускользнуть от погони. Я хочу сам выбрать воинов. Мне не нужны случайные люди.
— Возьми меня! — горячо воскликнул Балтус. — У себя на родине я всю жизнь охотился на оленей.
— Хорошо. Валанн, мы будем есть за столом, где собираются лазутчики, там и отберу людей. Из форта выйдем в течение часа. Спустимся по реке ниже деревни и подкрадемся к ней лесом. Если останемся живы, вернемся до рассвета.