За день до нашей смерти: 208iv

Глава 1. Конец пути

— Значит, на этом для меня всё? Конец? — глухо прозвучал мужской голос.

— Да, — твёрдо ответил второй, более хриплый и неприятный.

Фигуры медленно передвигались по поросшей травой дороге. Мягкая слуху музыка сверчков развеивала ночную тишину. Впрочем, как и хриплые стоны дремлющей неподалёку стаи — сотни и сотни пустых человеческих оболочек тащили себя далеко на юго-запад — зимовать. Путники держали приличное расстояние друг от друга, увеличиваться которому не давала лишь верёвка, завязанная петлёй и накинутая на шею позади идущему достаточно сильно, чтобы тот не думал сопротивляться, и достаточно слабо, чтобы мог дышать и идти.

— Может… Ты хоть мешок с головы снимешь?

— Нет. Не сниму — не хочу портить тебе интригу.

Свет уходящей луны блекло отражался в свежих лужицах и волнами разлетался по округе, когда на него ступала тяжёлая нога человека. Близился рассвет. Ещё пара часов, и спутник Земли окончательно скроется за горизонтом, освободив небесный простор яркому солнцу.

— Слушай… Ну, должен признать, что… выхватить меня из моего же дома, в моём же городе и не попасться… — задыхаясь, говорил пленный. — Выйти, не… Кто ты вообще такой?

— Хватит пытаться выведать что-то, — устало ответил второй. — Ни хрена оно тебе не даст, только воздух понапрасну расходуешь. Придём на место — тебе всё тут же станет ясно, всё поймёшь, всё узнаешь.

Несмотря на новую «ночную угрозу», слухи о которой так стремительно заполонили уши и рты всех живых людей, тёмные вечерние краски всё ещё казались проводнику более безопасными, чем дневные. «Под лунным светом не встретишь сотни наполовину разложившихся трупов, которые всеми силами стремятся убить тебя, — думал он. — Не встретишь бандитов, отбившихся от не менее опасных стай, убивающих всё и вся, словно животные; военных, стреляющих по людям, как по воробьям; или наёмников, которые убьют просто ради того, чтобы ты не убил первым, — без людей этот мир становится даже чуточку лучше. Спокойнее, по крайней мере».

— А может, договоримся? — сказал второй, вдруг остановившись.

— Опять то же самое…

— Ну, ты — охотник за головами, верно я думаю? Небось, похитил бывшего главу Единства и ведёшь к своему «невероятно богатому» заказчику… Зачем? На допрос? На личную месть? На расправу из выгоды?! Я прав?! Плевать! Сколько бы он тебе ни предложил, я заплачу в два… в три раза больше! Я богат, ты ведь это знаешь; ты же был в моём доме, всё видел! А это был даже не основной!..

В ответ верёвка лишь сильнее потянула его вперёд и петля, сдерживающая усталое дыхание, стянулась ещё больше. Спустя десятки минут шоссе, по которому прежде шли путники, превратилось в сплошную грязь. И если идущий впереди человек ловко обходил ямы, то тот, чьё лицо было закрыто мешком, беспощадно для себя падал в непроглядно грязную смесь земли и воды. Его когда-то белый костюм покрылся тёмно-коричневыми пятнами и был больше похож на старый и изношенный наряд, который в былое время носили либо нищие, либо покойники; красная рубашка лишилась последних кроваво-винных пуговиц, а тёмно-коричневые туфли, всё время спадающие с вялых ног, порвались в нескольких местах.

Они шли уже несколько дней. Бесконечная дорога истощала и без того слабый организм — редких остановок на сон и еду не хватало обоим, но у одного из них была цель, а у другого — отсутствие выбора. Тем временем грязь превратилась в смесь камней и песка — что-то вроде самодельной дороги — единственной, которую могли себе позволить люди того времени.

— Мы что… Мы… в городе?! — почувствовав знакомую почву под ногами, похищенный опешил. — Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Только не говори, что твой заказчик настолько глуп, что решил меня порешить в каких-либо стенах! — в ответ не раздалось ни слова. — Или… Погоди. Ты что… Ты продать меня хочешь?! Серьёзно?! Да ты хоть знаешь, как быстро твой план накроется?! Меня найдут и освободят быстрее, чем ты награду в кабаке пропьёшь!

Но ответа вновь не последовало. Лишь скрипучие ворота приветствовали пленника своей обыденной мелодией. Покачиваясь от слабого ветра, они повествовали о печальной истории города, забытого и заброшенного редкими жильцами, о сотне трупов, навсегда похороненных в своих собственных домах.

Шаг идущего впереди становился всё твёрже, всё быстрее, и второй едва ли поспевал за ним. Задыхаясь, падая от усталости и откашливаясь, казалось, потом, он не раз проклинал своего похитителя не только за сам акт, но и за такую изнурительную дорогу. Ведь, несмотря на то, что с выпуска последнего автомобиля прошла не одна декада лет, элитные наёмники, коим старик и считал своего похитителя, как-то умудрялись добыть их и использовали при каждом возможном случае. Но нет. Он и его проводник шли пешком. Долго и нудно, днями и ночами, через дорогу и грязь его гнали, словно скот.

У него был не один шанс скинуть мешок со своей головы. Руки были связаны на поясе, но нагнуться и схватить тонкий лоскут ткани не было бы проблемой. А в те же моменты, когда половину мешка приподнимали для того, чтобы напоить или накормить… И всё же он этого не делал. Он ждал, надеялся, просил, понимал, что всё его влияние в этом прогнившем мире было обесценено. И, кто знает, возможно, лишь благодаря своей покорности он всё ещё не бродил среди зараженных, скармливая своё тело вирусу и низвергая в мир сотни миллионов бактерий.

В конце концов путники начали подниматься вверх. Железные ступени приятно постукивали при каждом шаге, хоть и были, казалось, слишком мелкими для взрослой ноги. Шаг за шагом они поднимались всё выше и выше. Петля вновь стала затягиваться. Волей-неволей приходилось ускоряться. Каждый шаг отдавался болью и в ногах, и в лёгких, но жизнь ведь заставляет идти дальше, верно? Шаг за шагом преодолевать самого себя. Шаг за шагом двигаться дальше даже тогда, когда смерть переставала быть таким большим безумием…

Они остановились. Несколько мгновений вокруг стояла полная, абсолютная тишина. Внезапно яркий свет ослепил старика, принося его глазам резкую, невыносимую для его возраста боль. Он сморщился, закрыв лицо связанными руками, и застонал от ожогов зрачка, не успевшего сузиться до нужного диаметра. Лишь через минуту, когда его взор привык к освещению, а ум обрел ясность, он осознал, что мешок, который был на его голове, уносит ветром, а сам он, как было видно, стоит перед огромной дырой на крыше не менее огромного склада, посреди ещё более большого, но забытого города.

Глава 2. Хэнни

Старый и ржавый тёмно-коричневый джип притормозил у очередного дорожного знака: «Гайон». Только подъезжая к этому месту, к разобранным до основания жилым домам (целые из которых были идеально сохранены и закрыты на амбарные, без преувеличения, замки), к барам и кучам полусгнивших трупов, Уильям «Из Джонсборо» Хантер понял, что у него возникнут проблемы. Увы, но с падением всепоглощающих экономик, правил и кодексов человек всё ещё оставался человеком и пытался поживиться даже там, где не следовало бы. Многие люди оседали прямиком на местах своей удачи, а у рек и переправ добыча для беспринципного рейдера была просто гарантированной. В итоге единственные дороги, мосты и траншеи перекрывались, а на них устанавливалась «индивидуальная для каждого клиента» плата за вход — так организовывали многочисленные мелкие банды и, в простоте слов, занимались вымогательством.

Однако, у него было практически нечего брать. Вернее, он бы ничего не отдал из того, что имел, даже если бы очень настаивали: старый джип, который он припрятал в посёлке Линн, что находился в непосредственной близи к Хоупу; карты последнего издания (тридцать седьмого года) — поистине бесценная вещь; компас; огниво; механические часы с трещиной на стекле и протёртым ремешком; винтовка; револьвер; тесак; нож; бронежилет; патроны; еда — базовый набор выжившего наёмника в Новом мире.

Проехав абсолютно пустую центральную дорогу и, скорее всего, разграбленный до нитки город, Хантер увидел впереди то, чего и боялся — мост через реку Уайт Ривер. Покрытый колючей проволокой с холмов, полной застрявших костей и жил, загороженный стальными стенами с бойницами внутри, что ближе к краю моста только увеличивались в размерах, и трёхметровыми воротами на цепях, в центре коих висела проржавевшая от времени табличка «Платная дорога». Вся эта конструкция была сделана из не очень хорошо сваренных стальных пластин, балок, перегородок, кусков дверей и даже номерных знаков — частей старого города. Где-то даже была ещё не облезшая краска, а на стенах красовались вывески из кафе и баров.

— Тормози! — раздалось из одной из бойниц.

Наёмник не стал перечить и медленно остановился у самых ворот. Трезво расценивая ситуацию, он решил подчиняться. В конце концов, он был в меньшинстве и в проигрышной позиции. Тем более, что за такими воротами обычно следовал целый лагерь, который занимал весь мост, оставляя одну полосу для проезжих. Люди выпивали всю кровь из таких мест — жили там до той поры, пока мост не разваливался или их не выбивали другие.

— Назови себя! — послышался женский голос.

— Уильям из Джонсборо. Один, без попутчиков, — умеренным тоном ответил он и закашлялся.

Спустя минуту непродолжительной тишины в стенах начало раздаваться отчётливое эхо от ударов — двери. Один десяток за другим. Учитывая то, что кроме этих стен лагерь больше не имел защиты, они строились по высшим меркам безопасности. За воротами послышались лязг стали и звон цепей. Тяжёлые, тяжелее любого универсала, затворы спали с огромных дверей, и они начали подниматься, но вдруг где-то на уровне пояса всё внезапно затихло. Сквозь лобовое стекло наёмник видел утонченный женский силуэт вплоть до талии. Она стояла неподвижно и смотрела куда-то в сторону стен, пока к ней не присоединилась пара рабочих джинсов, отрезанных до колен.

— Кто там, женщина? Сколько их? Оружие есть?

— Одна машина. Водитель говорит, что попутчиков не везёт, но вооружён он до зубов, — Хан едва-едва слышал речи через боковое окно. — Зовут его, вроде, Уильям. Уильям из Джонсборо, — она ответила и погрузила весь мир на несколько мгновений в тишину.

— Уилл?! — раздался внезапно пропитый старческий крик. — Это ты, ублюдок?!

— Кто?.. — удивился водитель в ответ. — Да нет… Да ладно…

Пока огромные стальные пластины со страшным скрипом продолжали подниматься, на их место твёрдой походкой ступили мужские ноги, обутые в сандалии, сквозь тень выглянула грязная клетчатая рубашка красного цвета с наполовину оторванным воротником, а довершала всё это джинсовая кепка с незамысловатой белой надписью.

— Уильям из Джонсборо, — промолвило всё ещё покрытое тенью лицо, — с пушками! Кто бы мог подумать! Последний раз, когда я тебя видел, ты вроде бы божился, что даже не хочешь прикасаться к оружию.

— А когда я в последний раз видел Хэнка из Детройта, то он клялся, что больше никогда не возьмёт к себе в команду женщину. Судя по твоему безымянному пальцу, ты тоже зашёл гораздо дальше, чем божился.

— «Из Детройта»? — вдруг спросила та самая женщина.

— Понятия не имею, о чём он, дорогая, видимо, забыл, как «Роуман» произносится.

Мужчина снял кепку, и наёмник наконец смог разглядеть своего давнего знакомого — то был самый настоящий сорокалетний старик. Каштановые волосы на короткой, но пышной бороде соседствовали с белыми, как снег, клоками. Пепельно-бледная короткая причёска с зачёсом вправо и лишь изредка пропущенными во время стрижки волосками перекрывала обзор прищуренным, но выразительным глазам цвета лесов. Ровные скулы и немного впавшие щёки, дополненные морщинами, сжимались и разжимались, когда хозяин находился в раздумьях да почёсывал то римский короткий нос, то низкий лоб, покрытый волнами старости — типичный сборный образ типичного американского мужчины, которого впору было бы наряжать в военную форму и наносить на какой-нибудь агитационный плакат.

Глава 3. Фастфуд и Эволюция

«Во-первых, никаких крупных городов. Во-вторых, минимум контактов с людьми». Мужчина решил держаться нормальных троп, так как дождь размыл все срезы, и потому, проехав баптистскую церковь у Маунтайн-Вью роуд — единственный ориентир человечества среди нескончаемых лесов и полей, — он направил на Вульф Байу — посёлок, население которого даже в былые времена не превышало полусотни человек, чтобы потом, не доехав до него совсем немного, свернуть в чуть более большой Драско. Как ни странно, но в таких городках всегда находилось место для нескольких вещей: закусочной, церкви, банка и почтового отделения. Все потребности в одном флаконе: пропитание, забвение, жадность и социум — только они, казалось, представляли интерес для «Человека Современного».

Следующим пунктом была Грисс-Ферри роуд, которая примыкала к другой, ещё менее известной Прим роуд. На той дороге, как ожидал Уильям, должны были возникнуть первые проблемы, потому что трасса пересекала реку — одну из протоков озера Грирс-Ферри, но, к его же удивлению, переправы он там не обнаружил — лишь старый-старый мост, на котором только-только начали копошиться люди — мужчины и женщины делали баррикады из кусков домов, что находились на несколько сотен метров западнее. Первые часовые выглядели как пародия на античных солдат: парни держали в руках арбалеты, а вся их защита состояла из лоскутов тёмно-синей ткани. «Для большей незаметности ночью, наверное», — предположил наёмник, подъезжая к мосту.

Один из дозорных хотел было остановить машину, но из окна показались радостное лицо Уилла и его вытянутая рука, на поднятом среднем пальце которой болтался жетон-пропуск Хэнка. Кивнув в ответ, парень прокричал людям, чтобы те освободили путь, и охотник, чей транспорт теперь был быстрее ветра, умчался прочь в сторону Вудроу. Дальше были столь же незаметные Прим, Парма, Рашинг, Фокс и Моцарт — деревушки, которые существовали только на старых картах, а на деле то были уже единичные вросшие в землю дома, ещё более обветшалые, чем память о них, да старые дорожные знаки, гласящие вечно радостное: «Добро пожаловать!». Замыкали же крюк, который наёмнику пришлось сделать ради того, чтобы не пересекать Маунтайн-Вью, печально известные Алко и Тимбо — города-призраки, которые стали таковыми в самом начале конца из-за паники. Хантер притормозил у въезда в город и достал карту.

— Так… — сказал он себе, — до ближайшей возможной переправы нужно пересечь: Ландис, Хариет, Бруно, Ярдел, Пиндалл и Хасти — всего-то около ста пятидесяти километров увлекательнейшей езды. Что ж… поехали, — пожал он плечами и кинул атлас на соседнее сиденье.

«Ближайшей переправой» был назван более-менее крупный город Джаспер. На фоне посёлков, что соседствовали с ним, он казался огромным, но вот в противостоянии с тем же Маунтайн-Вью или ещё не достигнутым Фейетвиллем и вовсе не был заметен на карте. Маршрут Уильяма не предполагал посещение Джаспера. Всё, что ему было нужно — проехать через мост, что стоял на окраине, и объехать огромный Фейетвилль по дуге с юга. Так и получилось.

Спустя несколько десятков минут, когда Джаспер, Сайлом-Спрингс и Дриппингс остались позади, взору мужчины открылась река Неошо, путь через которую пролегал по двум мостам, стоящим параллельно друг другу на расстоянии двадцати метров. Пускай в каждом из них было по три полосы, но они не выдержали той нагрузки, которую, кажется, на них попытались водрузить люди Нового мира — одна из конструкций полностью обвалилась, и лишь её ещё не покрытые илом и плотным слоем водорослей очертания в реке говорили о том, что она когда-то здесь была. Вторая же половина моста была на грани: опоры потрескались и разваливались на части, куски дороги с громким шумом падали в воду даже от сильного ветра, а единственное напоминание о переправе — не до конца разобранные стены — раскинулось хламом лишь по краям. Включив первую передачу, наёмник медленно и неуверенно повёл своё авто через обломки. В одну из тревожных секунд водитель почувствовал слабый удар, и машина осела — одно из колёс провалилось в свежую яму. Матерясь про себя, Уильям дал по газам в слепых надеждах выехать. К его счастью, надежды оправдались, и авто через секунды, перемешивая старый асфальт и бетон, буквально вылетело из ямы навстречу пропасти. Он вовремя среагировал и, выворачивая руль под неведомыми доселе углами, вырвался из бетонной ловушки на скорости шестьдесят восемь километров в час.

Только водитель собирался с криками радости разогнаться на полную и умчаться вдаль, как машина заглохла и медленно остановилась. Не отошедший еще от первой удачи, он в панике начал заводить автомобиль — бесполезно. Выйдя наружу и заглянув «под капот», Хантер убедился — всё исправно. И лишь потом, когда он вернулся внутрь и взглянул на приборную панель, понял, что стрелка топлива стоит на отметке «Пусто». Уильям достал канистру из кузова пикапа и начал заливать бензин в бак. Ёмкость быстро опустела. Вернувшись в авто и заведя его, он увидел отметку топлива: «Семнадцать литров».

— До Стилуотера может не хватить… Черт. Всё-таки придется остановиться на том озере и подзаправиться. Ска-йа-тук. Мда… Второе почётное место в конкурсе «Хреновое название».

Проехав через Чуто и не доезжая до Георги буквально пару километров, мужчина свернул на север — через посёлки, название которых он и не заметил, а потом, преодолев последние километры, пересекая 103-ю Вест-Норд стрит города Скайатук, выехал на столь уже желанную ему Лейк-роуд — дорогу к одноименному озеру.

Проезжая по трассе, заросшей с запада лесополосой, он думал о незамысловатом: «Был ли этот водоём назван в честь города, или это город был назван в его честь?» И действительно, оба места носили одно и то же название: Скайатук. «Озеро величественное, — вновь размышлял мужчина, — большое. Пара километров от берега до берега в некоторых местах, но если наложить его на город, то он всё равно не вместится… Может быть, стоит думать о важности? Озеро даёт питьевую воду, а плотина давала или даёт энергию. Вода — это дом для огромного количества живых видов и пропитание для еще большего. С другой стороны, город — это место жительства людей, да и, к тому же, что то, что другое называли люди. Хм… непонятно. Быть может, их нарекли в одно и то же время? Или их нашёл и основал один и тот же человек? Жаль, что к атласу не даётся справочник по истории».

Глава 4. Обычный рабочий день

— Чтобы отвести затвор у полуавтоматического пистолета типа Colt 1911, необходимо схватить ствол и, не отпуская пистолета, потянуть его на себя до упора, — Хантер начал монотонную речь, не отвлекаясь от падающих на озеро капель дождя. — Как только услышите характерную тяжесть в хватке — отпускайте — пистолет готов к выстрелу. Чтобы прицелиться с полуавтоматического пистолета типа Colt 1911, необходимо…

— Хватит, — ответил низкий, но чистый мужской голос позади него. — Во-первых, это Smith&Wesson SW1911 — модификация, знаешь ли. А во-вторых, несмотря на иногда возникающее желание убить тебя, у нас с тобой общие цели. Тем более, что желание это возникает довольно редко — когда ты становишься старым мудаком.

Обоих пробило на лёгкий смех. В соседнее с наёмником кресло сел темнокожий наёмник. Он был высоким, пускай и не дотягивал до роста Хантера. Чёрные, как смола, волосы едва были видны из-за плохого освещения и очень короткой стрижки.

— Значит, — начал тот, переводя свои карие глаза на старого товарища, — ты «слегка преувеличил», когда говорил, что вся работа над Джефферсоном займет три недели?

— Появились обстоятельства. Я смог ускориться.

— «Обстоятельства»… В это входит как землетрясение в Антарктиде, так и случайно найденный схрон — не люблю, когда ты темнишь, — он повернулся к собеседнику и почесал короткую козлиную бородку. — И теряешь хватку. Я, хотя бы, явился сюда уже во всеоружии — над моей кожаной курткой сияет новенький военный бронежилет, а за плечом — M4A1 — лучшее, что смог выторговать у жителей полицейского участка Вайоминга за голову седого нейрохирурга и сломанную Beretta ARX160 (хотя, признаться, то была та ещё бомба). Так вот: на нём стоят обвесы из SOPMOD M4 — лу…

— А теперь ты становишься старым мудаком, — перебил его Хантер. — Я уже понял, что вот он ты — приперся сюда в чёрной кожанке, чёрных джинсах, чёрных берцах, чёрных перчатках с прорезями, в чёрном, пускай и покрашенном, бронежилете — только и ждёшь момента, чтобы козырнуть всей это чернотой… Чёрт, Джеймс, да вся твоя одежда темнее тебя.

Пустые стены снова оживил небольшой заряд смеха. В какой-то момент оба замолчали — их внимание захватил странно мирный вид за панорамными окнами; редеющие деревья медленно покачивались от слабого ветра, избавляясь от ненужных им листьев, ручейки воды прорезали себе дорогу по старым тротуарам, пробираясь в новые его трещины; ещё не исчезнувшие в куче мха и травы старые автомобили отыгрывали свою загадочную мелодию дождя, когда по ним молотила стихия; а медленно идущая мимо них стая даже не обращала внимания на тех, кто был ровно в секунде от смерти — полусгнившие, они просто продолжали своё паломничество, пытаясь всё оставшееся время для существования сбежать куда-нибудь туда, откуда бежать ещё не было желания. Жалкие и смертельно опасные, они вызывали лишь одну мысль в головах тех, кто выкашивал живых и неживых пачками: «Это случится со мной?» — лишь в тот момент те, кто умер, уступали в своей ничтожности тем, кто жил. Мужчины и женщины, кожа которых приняла неестественно бледно-зелёный тон, а бледный взгляд и клыковидные зубы добавляли ещё большей чудовищности, медленно форсировали вышедшие из-за бордюров ручьи, издавая странные хриплые и булькающие звуки — да, они были мертвы, но всё ещё должны были дышать.

— Как ты думаешь, они осознают то, чем они стали? — спросил вдруг Джеймс Хантера.

— Надеюсь, что нет — говорил ведь уже.

— Боишься?

— Странно бояться того, что настигнет тебя почти со стопроцентной вероятностью. Это как боязнь дня рожденья или завтрашнего дня — бессмысленно. Но, знаешь, сколько бы я себя в этом не убеждал — пальцы временами трястись не перестают… Так что да — боюсь.
— Тоже.

Среди стаи показался ещё живой человек. В военной форме, вернее, в том, что от неё осталось, его волочили по асфальту, заставляя сгребать своим телом грязь и воду. Мужчины удивлялись тому, что у него ещё были силы кричать, но они были — много. Сплевывая кровь, он что есть мочи пытался позвать на помощь, пускай лишь слабый стон срывался с его перебитого языка и уходил прямо в дыру в щеке.

— Что-то они в последнее время ожесточились… ходячие.

— Да. Senza vita стали совсем бешеными. Наверное, это из-за того, что они вымирают. Чаще появляются другие — более сильные — immortalis. А наша работа, меж тем, становится всё востребованей.

— Естественный отбор добрался даже до тех, кто добирается до нас… Забавно.

Фигура солдата исчезла. В одной из многочисленных рук мертвецов можно было разглядеть объедки — куски военной формы, с которых всё ещё текла кровь или свисало мясо. Основное блюдо уходило матке, остальное — тому, кто был сильнее. Инстинкты выживания начали давить на зомби также, как и на людей. Если задуматься, они не слишком то и отличались. По крайней мере, и у живых, и у мертвых была общая цель — оторвать себе кусочек побольше.

— Так… что случилось с твоей винтовкой? Помнится, ты не уставал нахваливать её.

— Потерял, — всё так же скромно ответил Уильям. — Дал слабину и заплатил — долгая история.

— У нас есть время.

Глава 5. Счастливый случай

— Значит… вдвоём? — низкий старческий голос звучал на удивление громко.

— Да, вдвоём, — ответил один из наёмников после того, как переглянулся с товарищем. — И что с того? Мы ждём плату.

— Нет, ничего, в принципе… Как? Мне присылали отчёты о десятках трупов всего-то на трёх этажах, а тут — пять, и всего двое людей… Мне было бы дей…

— Опыт и капля удачи, старик, — оборвал его на полуслове Хантер. — А вам следовало бы задуматься, прежде чем отправлять неизвестно куда полторы сотни детей.

Худощавая фигура в военной рубашке распрямилась и с некоторым презрением посмотрела на окровавленных охотников. «За мной», — головой скомандовала она. Тяжёлые сапоги неспешно, но широко шагали по залитому кровью полу, пока вокруг них бушевал ураган из рядовых солдат, выкидывающих трупы в открытое окно.

— Сколько вы убили?

— Около сорока.

Они подошли к тому самому окну и наблюдали, как рядовые медленно и монотонно выкидывают одну кровавую кашу и идут забирать другую. Палача трупов легко можно было распознать по ранениям: Джеймс стрелял очень аккуратно, практически искусно — небольшая дырка или две от автоматного калибра в районе груди, и остальные травмы, нанесённые временем; работа Уильяма, как ни парадоксально, больше напоминала трупы героев войны, падающих на мины — обезглавленные под корень тела, изрешечённые дробью настолько, насколько это вообще возможно; оторванные выстрелом руки или ноги, которые приходилось нести отдельно, а из пробитых ножом голов даже спустя полторы недели то и дело капало что-то липкое.

— Не уверен, — ответил вдруг генерал, стоящий напротив окна. — Моё подразделение уже сбросило большинство тел, так что настоящего числа мы никогда не узнаем.

— Спроси любого, кто прибыл сюда за две недели до тебя — они считали их куда чаще, чем ты — по нескольку раз в день, когда сюда поднимались.

— Хм… Понимаете, думаю, тот договор, что заключил с вами сержант Хеллер в Теннеси… был немного… Думаю, чести ради вы согласитесь, что он погорячился.

— «Чести ради»? Ещё бы ему не «погорячится», — перекривлял его Виттима, — было сто пятьдесят человек, а осталось меньше тридцати. И это, кстати, с учётом того, что ваш солдатик «погорячился», и отдал вашу работу нам.

— Вы не… Количество людей сейчас не играет роли, напарник человека из Джонсборо, — ответил военный. — Дело в том, что договор, заключенный вами с моими людьми, нельзя считать честным — мы не можем отдавать вам ничего из необходимых отряду припасов.

— Во-первых, Джеймс, — ответил ему Хантер. — Во-вторых, ты прав, цена недостаточно высока — мы хотим половину вашего авианосца.

— Не играй с огнём. Ты среди моих людей, на моей базе, и ты не…

— Тебе напомнить, благодаря кому этот всё ещё набитый дерьмом небоскреб — твоя «база»? — помрачнев и опустив лоб, сказал старший. — Не благодаря тебе, который припёрся через полторы недели к своим избитым щенкам; не благодаря этим же «солдатам», которые летят катушкой от вида трупов и начинают стрелять в своих же — да, я в курсе того, что случилось в «Терминусе», ваша «военная тайна» — херня та ещё. Теперь оглянись: они — эти «твои люди», смотрят на нас, как на героев — на настоящий, мать его, пример для подражания. Залитый кровью, обмоченный гнилью и пропахший неведомым даже мне самому дерьмом, пример. Если бы мы не взялись за это дело, то твои детки сдохли бы здесь за полторы минуты, вояка, пока ты бы просто оставался для них никем — голосом из рупора, пришедшим поаплодировать.

— Ты охренел, что ли?! — схватившись за кобуру, процедил сквозь зубы старик. — Мои люди — обученные профессионалы, кото!..

— Не заливай! — перебил его уже молодой. — Мы с тобой вряд ли когда-либо ещё пересечёмся, так что нет смысла лгать или тешить своё эго перед нами. Твои люди — это кучка детей, которые до сих пор думали, что любой противник будет также неподвижен, как и манекен, на котором они практиковались. Тренированные на разваливающемся атомном авианосце такой же кучкой детей, но постарше, они ни разу не выходили в грёбаный мир, а тут вы их выпускаете сразу на зачистку — не на разведку, мать вашу, а на реальную и неизбежную схватку с неизвестным им противником. Да таких уродов, как вы, на «Разящем» просто расстреляли бы, как бешеных собак, за одну мысль о такой идиотской идее!

— Откуда ты?..

— Или ты думал, что вся та теория, которую вы им впихиваете в голову шестнадцать лет, заменит им хотя бы месяц практики под присмотром? Как вообще?.. Хотя… Нет, нет, чёрт возьми… — на лице Виттимы застыла странная полуулыбка. — Вот их практика, да? Неужели ты решил, что все эти пацаны — те, которые останутся после адища, что ты им устроил, станут сразу закоренелыми бойцами?! Не свихнутся, не развернут пулемёт, как в Терминусе, на своих и не станут палить в них, видя перед собой ходячих, но станут матёрыми воинами и будут в порыве неизгладимой временем мести мстить «Зедам» за своих павших товарищей?! Ingenuo idiota! Ха-ха-ха-ха-ха…

На лице человека с неизвестными ни Уильяму, ни Джеймсу нашивками выступала чистая ненависть. Покрывшийся жилами высокий лоб раскраснелся, серые глаза выпучились, а из полураскрытых потрескавшихся губ с порывами стремительного дыхания вырывалась слюна. Но, несмотря на всё это, рука его всё ещё просто лежала на застёгнутой кобуре в то время, как пистолет Джеймса уже был направлен прямо на него — мужчина оказался быстрее. Рядовые — две пары парнишек, что таскали трупы — замерли в удивлении. Поправив красноватый берет на коротко стриженных седых волосах, старик, который, вероятно, был на добрый десяток с лишним старше Хантера, выставил на согнутой руке вперед худощавый палец и уже собирался высказать всю ту гневную триаду, что зрела в его голове, а заодно — не потерять авторитет среди низших по звания.