В то утро, о котором идет речь, Клара, наморщив лоб и сложив кончики пальцев, с видом опытного делового человека, сказала отцу:
— Теперь, папа, я хочу поговорить с вами о денежных делах.
— Хорошо, моя милая, — он положил на стол газету и вопросительно посмотрел на нее.
— Пожалуйста, скажите мне опять, папа, какая сумма денег принадлежит мне по закону. Вы прежде часто говорили мне об этом, но я всегда позабываю цифры.
— У тебя двести пятьдесят фунтов стерлингов годового дохода по завещанию тетки.
— А у Иды?
— У Иды сто пятьдесят фунтов стерлингов.
— Я думаю, что я могу прекрасно жить на пятьдесят фунтов стерлингов в год, папа. Я трачу на себя немного, и если бы у меня была швейная машина, я могла бы сама шить себе платья.
— Конечно, милая.
— В таком случае у меня останется двести фунтов стерлингов в год, без которых я могу обойтись.
— Да, если бы это было необходимо.
— Но это на самом деле необходимо. О, добрый, милый папа, помогите мне в этом деле, потому что я о нем только и думаю! Гарольду до зарезу нужны деньги, и так вышло не по его вине… — и с женским тактом и красноречием она рассказала отцу всю эту историю. — Поставьте себя на мое место, папа. Что значат для меня деньги? Я никогда не думала о них с начала до конца года. А теперь я понимаю, как они драгоценны. Я прежде не понимала, что они могут иметь такую цену. Видите ли, что я могу сделать с ними. Они помогут мне спасти его. Они понадобятся мне завтра утром. О, пожалуйста, дайте мне совет, что мне делать и как мне достать денег?
Слыша, с каким жаром она это говорит, доктор улыбнулся.
— Тебе хочется поскорее отделаться от денег, между тем как другим хочется поскорее нажить их, — сказал он. — Если бы дело шло о чем-нибудь другом, то я счел это опрометчивостью, но я доверяю твоему Гарольду и вижу, что с ним поступили мошенническим образом. Позволь мне самому заняться этим делом.
— Вы займетесь им, папа?
— Мужчины сумеют лучше устроить его. Твой капитал, Клара, равняется приблизительно пяти тысячам фунтов стерлингов, но он помещен под закладную, и ты не можешь взять его обратно.
— Ах, Боже мой!
— Но мы все-таки можем устроить это. Такая же сумма лежит у меня в банке. Я могу дать ее вперед Денверам, как будто бы от тебя, а потом ты можешь заплатить мне или же выплачивать на нее проценты, когда ты получишь свои деньги.
— О, это великолепно! Как это мило и любезно с вашей стороны!
— Но тут есть одно препятствие: я не думаю, чтобы ты уговорила Гарольда принять от тебя эти деньги.
Клара смутилась.
— Вы думаете, что это мне не удастся? — спросила она.
— Я уверен, что он их не возьмет.
— Так что же вы будете делать в таком случае? Как трудно устраивать эти денежные дела!
— Я повидаюсь с его отцом. Мы вдвоем с ним как-нибудь это устроим.
— О, ради Бога, папа! А вы скоро это сделаете?
— Самое лучшее время — это теперь. Я сейчас же пойду к нему.
Он написал чек, положил его в конверт, надел свою соломенную шляпу с широкими полями и пошел через сад с утренним визитом.
Когда он вошел в гостиную адмирала, то глазам его представилось странное зрелище. Посередине комнаты стоял большой корабельный сундук и вокруг него на ковре лежали небольшими кучками шерстяные куртки, плащи из клеенки, книги, ящики для секстантов, различные инструменты и морские сапоги. Среди всего этого хлама с важным видом сидел старый моряк, — он переворачивал его и внушительно осматривал со всех сторон; между тем как его жена сидела молча на диване, и слезы текли ручьями по ее румяным щекам; поставив локти на колени, она оперлась подбородком на руки и слегка качалась взад и вперед.
— А доктор! — сказал адмирал, протягивая ему свою руку. — У нас шторм, вы, верно, слышали об этом, но я выносил погоду и хуже этой, а потому, по милости Божьей, мы все трое вынесем и этот шторм, хотя у двоих из нас корабли сделались более валкими, чем были прежде.
— Мои дорогие друзья, я пришел сюда с тем, чтобы сказать вам, как глубоко я вам сочувствую. Моя дочь только сейчас рассказала мне об этом.
— Это случилось так неожиданно для нас, — говорила, рыдая, миссис Гей-Денвер. — Я думала, что Джон останется со мною до конца наших дней. Богу известно, что я очень мало жила с ним, а теперь он намерен опять отправиться в плавание.
— Да, да, Уокер, только это единственное средство поправить дело. Когда я в первый раз услыхал об этом, то меня точно застал врасплох ветер. Даю вам честное слово, что я совершенно потерял присутствие духа, что не случалось со мною с тех пор, как я прицепил кортик мичмана к моему поясу. Видите ли, мой друг, я имею понятие о том, что такое кораблекрушение или морское сражение, или вообще обо всем, что может произойти на море, но мне совершенно неизвестны подводные камни города Лондона, о которые разбился мой сын. В этом случае моим лоцманом был Пирсон, а теперь я знаю, что он — плут. Но теперь я оправился и ясно вижу, что мне следует делать.
— Что же именно, адмирал?
— О, у меня есть один или два маленьких плана. Я удивлю своего сына. Да что, черт возьми, дружище Уокер, может быть, у меня суставы теперь уже не так гибки, как прежде, но я беру вас в свидетели, что могу пройти двенадцать миль меньше, чем в три часа. А затем что же? Зрение у меня хорошее, вот только я не могу читать газет. Голова у меня свежа. Мне шестьдесят три года, но я еще почти так же крепок, как был и прежде, — настолько крепок, что могу протянуть еще десяток лет. Я буду чувствовать себя и еще крепче, когда услышу запах соленой воды, и мне подует в лицо морской ветер. Не плачь, мать, теперь я отправлюсь в плавание не на четыре года. Через месяц или два я буду ворочаться домой. Это все равно, как если бы я поехал погостить в деревню, — все это он говорил очень громким голосом, кладя назад в сундук свои морские сапоги и футляры для секстантов.
— Вы, мой дорогой друг, и в самом деле хотите опять поднять свой вымпел?
— Мой вымпел, Уокер? Нет, нет. У Ее Величества королевы — да благословит ее Бог! — слишком много молодых людей, и она не нуждается в таком старом судне, как я, Я сделаюсь просто мистером Гей-Денвер и буду служить на купеческом корабле. Надо думать, что я отыщу какого-нибудь судовладельца, который даст мне место второго или третьего офицера на своем корабле. Мне покажется странным почувствовать опять под рукою перила мостика.
— Замолчите, замолчите! Это совсем для вас не годится, совсем не годится, адмирал! — Доктор сел рядом с миссис Гей-Денвер и гладил ее по руке в знак дружеского сочувствия. — Нам следует подождать до тех пор, пока ваш сын не переговорит со всеми этими людьми, и тогда мы узнаем, как велик убыток и каким образом можно опять поправить дело. Значит, нам будет довольно времени собрать наши средства для уплаты.
— Наши средства! — адмирал засмеялся. — У меня есть пенсия. Я думаю, Уокер, у нас так мало средств, что их нечего собирать.
— О, послушайте, есть такие, о которых вы, может быть, не подумали. Например, адмирал, я всегда хотел дать в приданое за дочерью пять тысяч фунтов стерлингов. Конечно, горе вашего сына это — и ее горе, и если деньги будут истрачены на то, чтобы поправить дело, то это самое лучшее для них употребление. У нее есть свой собственный маленький капитал, который она хотела также отдать, но я счел за лучшее устроить дело таким образом. Возьмите, пожалуйста, этот чек, миссис Денвер, и я думаю, что лучше ничего не говорить об этом Гарольду, а вы употребите его сообразно с обстоятельствами.
— Да благословит вас Бог, Уокер! — адмирал сел на свой корабельный сундук и отер себе лоб своим красным носовым платком.
— Не все ли равно, когда вы получите его, теперь или после? Теперь он вам нужнее. Но я даю его только с одним условием: если дела окажутся из рук вон плохими, так что уже ничем нельзя будет их поправить, то удержите этот чек у себя, потому что не к чему лить воду в решето, и если молодой человек обанкротится, то он должен иметь что-нибудь для того, чтобы опять подняться на ноги.
— Он не обанкротится, Уокер, так что вам не придется стыдиться того семейства, за члена которого выходит замуж ваша дочь. У меня есть свой план. Но мы будем держать у себя ваши деньги, мой друг, и нас будет ободрять мысль о том, что они у нас.
— Ну, теперь все сделано как следует, — сказал доктор Уокер, поднимаясь с места. — А если понадобится и еще немножко — тысяча или две, то мы ему поможем. А теперь, адмирал, я отправляюсь на свою утреннюю прогулку. Не желаете ли вы сопровождать меня?
— Нет, я еду в город.
— Раз так, то прощайте. Надеюсь услышать более отрадное известие о том, что все устроится. Прощайте, миссис Денвер. Я чувствую, что ваш сын как будто бы и мой родной сын, и не успокоюсь до тех пор, пока он совсем не устроит своих дел.