За гранью

62

В последний день месяца синдата, как раз накануне открытия Совета Королей, к воротам Кейлавера подъехала весьма необычная группа всадников.

Новость об их прибытии — наряду с Эйрин — застала Грейс в восточном крыле замка, где она проводила время в обществе Даржа. Минула неделя с того памятного вечера, когда на приеме в честь прибывших на Совет монархов эмбарский рыцарь, видя ее растерянной, беспомощной и безнадежно утопающей в море придворных и политических интриг, поклялся во всем ей помогать. Следует признать, что помощь Даржа пришлась очень кстати: за истекшие дни Грейс научилась разбираться во многом таком, о чем раньше не имела ни малейшего представления.

— Запомните главное правило любого конфликта, миледи, — начал эмбарец, посетив ее покои на следующее после пиршества утро. — Никогда не позволяйте противнику взять инициативу в свои руки. Наносите удар первой.

Расхаживавшая по комнате Грейс остановилась перед рыцарем и с удивлением посмотрела на него.

— Даже в том случае, когда преимущество на стороне противника?

— Особенно в том случае, когда преимущество на стороне противника, — с невозмутимой серьезностью подтвердил Дарж. — Уж если суждено погибнуть, лучше принять смерть там и тогда, где и когда ты выберешь сам.

Грейс с трудом подавила желание закричать. Нет, никогда ей не сравниться с этими феодалами, с детства обученными играть в подобные игры! С тем же успехом она могла бы вышить на платье большими буквами слово «дилетантка». С другой стороны, единственной альтернативой совету Даржа мог быть только решительный отказ от поручения короля Бореаса. Но перспектива предстать перед разъяренным повелителем Кейлавана пугала Грейс во сто крат сильнее, чем сомнительная роль королевской шпионки.

Испустив тяжкий вздох приговоренного к смертной казни, она обреченно кивнула и сказала:

— Что ж, продолжим, милорд.

Она никак не ожидала столь заметного прогресса за какую-нибудь неделю. Уверенность Грейс в собственных силах увеличивалась и крепла с каждым днем — сначала понемногу, а затем семимильными шагами.

Вместе с Даржем они намечали и «обрабатывали» — одного за другим — придворных, советников, сенешалей и прочих второстепенных участников Совета Королей. Избранная ими тактика была примитивной, но действенной. Они терпеливо дожидались момента, когда «жертва» окажется одна, и тогда атаковали ее одновременно с двух сторон. И если рыцарю подобный метод чем-то напоминал военные действия с засадами и внезапными вылазками, то у Грейс он скорее вызывал аналогию с хирургией. Обследование — диагноз — взмах скальпеля — результат. Она приучила себя думать обо всех этих знатных лордах не как о людях, а как об историях болезни, после чего выполнение задания Бореаса сделалось для нее немногим сложнее суточного дежурства в отделении экстренной помощи Денверского мемориального.

Сегодня их выбор пал на лорда Сула, верховного советника Персарда — престарелого, но все еще крайне любвеобильного монарха Перридона. Сул оказался пугливым, осторожным и подозрительным, поэтому застигнуть его врасплох долго не удавалось. Прошло не меньше часа, прежде чем им представилась подходящая возможность. Разделившись, Дарж и Грейс взяли верховного советника в тиски в одном из коридоров. Пойманный в ловушку Сул остановился, растерянно переводя взгляд с дамы на рыцаря. Это был неприметный маленький человечек с непомерно большими ушами и постоянно подергивающимися, как у мыши, усиками. Грейс закусила губу, чтобы не расхохотаться над этой нелепой фигурой.

— Скажите-ка, Сул, — первым перешел в нападение Дарж, — правда ли то, что рассказывают о вашем короле?

Сул нервно дернул за ворот своей туники.

— Я совершенно не понимаю, о чем вы изволите говорить, милорд.

— В самом деле? — вкрадчиво осведомился эмбарец, как бы невзначай прижимая тщедушного советника к стене. — А я слышал, что Персард намерен внести на рассмотрение Совета Королей вопрос о передаче во владение Перридона всех земель вдоль северного берега реки Змеехвостки, хотя всем, и вам в том числе, отлично известно, что эти земли от веку являются собственностью эмбарской короны!

Сул захлопал глазами.

— Но у моего повелителя никогда не было такого намерения! — воскликнул он.

— Вы нагло лжете, Сул! — презрительно процедил Дарж. — Впрочем, я вас не осуждаю. Вы же перридонец, а для перридонца говорить правду противоестественно. Хочу только предупредить, что у нас, в Эмбаре, имеется множество способов для перевоспитания лжецов. Правда, большая часть их включает использование раскаленных на углях клещей, с помощью которых нетрудно вытянуть правду из уст самого отъявленного враля.

Сул побледнел и выпучил глаза, лихорадочно подыскивая убедительные слова для ответа. Настал черед Грейс вступить в игру. Она положила руку на плечо рыцарю и приняла озабоченный вид.

— Прошу прощения, милорд, но нельзя ли разрешить ваш спор мирным путем и обойтись без насилия?

Сул обрадованно закивал, очевидно, полностью разделяя ее точку зрения.

Дарж мрачно покосился на нее и потянулся к рукояти висящего у него за спиной огромного рыцарского меча.

— Вам этого не понять, миледи. Вы чересчур добры!

— Ну пожалуйста, милорд! Позвольте мне поговорить с господином советником. Всего пару минут.

Эмбарец помедлил и нехотя кивнул:

— Хорошо, миледи. Но только пару минут, не больше. А потом я сам с ним поговорю. По-своему.

Он отступил в сторону, а Грейс приблизилась к дрожащему от страха перридонскому вельможе.

— Умоляю вас, миледи! — трясущимися губами прошептал Сул. — Вы, кажется, имеете некоторое влияние на этого сумасшедшего? Так уведите его, уведите ради всего святого!

Грейс с огорчением покачала головой:

— Мне очень жаль, милорд, но даже моего влияния недостанет, чтобы обуздать буйный нрав эрла Стоунбрейка. Вы же знаете этих эмбарцев. Их родные края так пустынны и унылы, что все они немножко не в своем уме. А уж когда разгневаются…

Сул впал в прострацию.

— Ну сделайте же хоть что-нибудь, миледи! — взмолился он.

— Мой повелитель и не помышляет о северном береге Змеехвостки, клянусь вам!

Его утверждение полностью соответствовало действительности, поскольку Дарж сам придумал использовать эту нелепость как предлог всего пару часов назад. Грейс в задумчивости приложила ладонь к щеке.

— Даже не знаю, чем вам помочь, милорд. Вот если бы я точно знала, о чем собирается говорить за столом Совета ваш король, тогда, возможно, мне удалось бы убедить эрла Стоунбрейка в ошибочности его суждений.

Сул облизал пересохшие губы.

— Уверяю вас, миледи, единственная забота моего повелителя — Толория. С тех пор как три года назад на трон взошла королева Иволейна, его величество Персард испытывает крайнее беспокойство относительно намерений наших южных соседей. Королева упорно отказывается от подписания мирных договоров, которые мы неоднократно предлагали. Поэтому Персард намерен на Совете во всем поддерживать короля Бореаса в надежде на укрепление союза и помощь Кейлавана в случае конфликта с Толорией.

Грейс сразу поняла, что на сей раз перридонец говорит чистую правду, и не смогла удержаться от торжествующей улыбки.

— Это все, миледи, — закончил советник. — А теперь, прошу вас, поговорите с милордом Стоунбрейком и убедите его в том, что никто не собирается угрожать его драгоценному Эмбару!

— Хорошо, я постараюсь, хотя ничего не обещаю.

Вскоре выяснилось, что ее светлость все же обладает достаточным влиянием, чтобы смягчить буйный нрав эмбарского эрла, после чего изрядно перетрусивший Сул с облегчением удалился по своим делам, а Грейс и Дарж остались одни.

— Между прочим, вы только что приобрели себе союзника и почитателя, миледи, — серьезным тоном заметил рыцарь.

— Бедняга Сул, — вздохнула Грейс, качая головой. — Надеюсь, здешние боги не поразят меня молнией за то удовольствие, которое я испытала, вытягивая из него информацию!

Дарж пожал плечами.

— Уж не знаю, как обстоят дела у вас на родине, миледи, но в наших краях боги редко наказывают тех, кто этого заслуживает.

Улыбка медленно сползла с губ Грейс. Она в упор посмотрела на рыцаря.

— Вы не верите в богов, Дарж?

Рыцарь задумался, взор его на миг затуманился.

— Мой отец говаривал: «В Эмбаре дуют такие злые ветры, что всех богов давно сдуло и унесло прочь». Кроме того, никто не будет отрицать, что в Эмбаре куда больше строителей и инженеров, чем жрецов и священников. — Он покосился на Грейс. — Что же касается вашего вопроса, миледи, ответ мой таков: я верю, что боги существуют, но это не означает, что я верю в них.

Грейс запустила руку в кармашек платья и нащупала грубую деревянную статуэтку быка, найденную ей на рынке, — символ воинствующего культа Ватриса. Она всегда ставила науку над религией, но в последнее время, сама не зная почему, старалась держать маленькую фигурку близко к телу.

— Иногда я боюсь, как бы и нас всех не сдуло и не унесло прочь злым ветром, Дарж, — прошептала она.

Рыцарь нахмурился. Складки у него на лбу сделались глубже и рельефнее. Рука его потянулась к ней — словно желая приласкать и подбодрить, но в последний момент он изменил направление движения и, не коснувшись Грейс, неловким жестом указал вперед.

— Пойдемте, миледи. Пора возвращаться. Да и темновато здесь.

Они двинулись дальше по коридору. У Грейс уже вошло в привычку стараться ничего не упустить, но в этот раз она не приметила ничего необычного. Собственно говоря, она не примечала ничего необычного с ночи большого пира — ни таинственных фигур в черном, ни… Разумеется, она все рассказала Даржу и Эйрин, и потом они втроем несколько дней держались начеку, но не нашли никаких следов как незнакомца в черном балахоне, так и того, кто оставлял в снегу маленькие следы босых ножек.

Вздохнув, она обратилась мыслями к более приземленным загадкам, на разрешение которых у нее имелся хоть какой-то реальный шанс. На сегодняшний день она успела пообщаться практически со всеми имеющими вес приближенными съехавшихся на Совет королей и королев, и расстановка сил с каждым разом все отчетливее вырисовывалась у нее в голове.

Судя по тому, что удалось выяснить Грейс, Бореасу абсолютно нечего было опасаться со стороны Кайл ара. Молодой монарх Голта, по его собственному признанию, всегда был и оставался верным союзником Кейлавана. Персард Перридонский произвел на Грейс впечатление человека хитрого, коварного и вполне способного вести двойную игру, но слова лорда Сула подтверждали ее первоначальную догадку о том, что Перридон также будет на Совете заодно с Кейлаваном — до тех пор, во всяком случае, пока у Персарда сохранится надежда извлечь из этого определенную выгоду.

Хуже обстояли дела в отношении Эминды. Грейс и близко не подпустили к королеве Эридана, но из бесед с эриданцами и подслушанных обрывков разговоров между ее приближенными она все же почерпнула кое-какие сведения. Выводы были неутешительными. Если верить тому, что она узнала, в ответ на утверждение Бореаса «небо синее» Эминда могла запросто издать указ, объявлявший небосвод зеленым. Объяснялось это тем, что Эридан бурно развивался и находился на подъеме, а Кейлаван, будучи старейшим и сильнейшим из доминионов, стал для него главным конкурентом. Грейс подозревала, что Эминда склонна усматривать прямую угрозу интересам Эридана в любом действии Бореаса. О чем прямо и заявила королю во время короткой аудиенции, состоявшейся несколько дней назад. Бореас, однако, только хмыкнул, но, по своему обыкновению, ни словом, ни жестом не показал, представляет ли для него какую-то ценность собранная Грейс информация. Тем не менее она продолжала активно заниматься порученным ей королем делом — и, следует отметить, по большей части успешно. А самое главное, теперь она с достаточно высокой степенью уверенности определила позиции всех правителей доминионов по отношению к военному союзу.

Всех, за исключением королевы Иволейны.

Грейс так и не осмелилась снова заговорить с ослепительно прекрасной повелительницей Толории. Одна только мысль о взгляде ее льдистых глаз, словно пронизывающем тебя насквозь и проникающем в самые потаенные глубины сознания, вызывала в ней непреодолимый ужас.

Но почему, Грейс? Чего ты боишься? Что она увидит в тебе колдунью? Или, напротив, увидит, что в тебе ничего нет?

Она с усилием прогнала прочь эти мысли. Кстати, с приближенными Иволейны у нее тоже ничего не вышло. Красотой, холодностью и безупречностью манер большинство из них во многом походили на свою королеву, и выведать в беседе с ними какие-то секреты представлялось совершенно безнадежным.

В голову пришла неожиданная идея. Оставался еще один монарх, о чьих планах и намерениях ей почти ничего не удалось узнать за истекшую неделю. Грейс покосилась на шагавшего рядом с ней рыцаря.

— Послушайте, Дарж, — начала она, — я ведь так и не выяснила, как поведет себя на Совете король Эмбара. Он для меня самая большая загадка из всех монархов, если не считать Иволейны, конечно.

Рыцарь шумно выдохнул сквозь усы.

— Вам нет нужды тратить время, шпионя за королем Соррином, миледи, — мрачно произнес он. — Я готов рассказать все, что вам следует знать. Боюсь, мой сюзерен умирает.

— Король Соррин болен? — Инстинкт врача временно вытеснил все прочие соображения. — Давно он заболел? Какие симптомы?

— О нет, миледи, моего повелителя терзает не тот недуг, который можно вылечить. Может статься даже, что он доживет до глубокой старости, от чего на душе у меня горько вдвойне.

Грейс резко остановилась.

— Я не понимаю.

— Поражено не тело, а мозг, — пояснил Дарж. — Король пребывает в постоянном страхе за свою жизнь. Вот почему я сказал, что он умирает. Умирает каждый день.

Дарж подошел к окошку, больше похожему на бойницу. Оно было таким узким, что позволяло метать стрелы изнутри без риска получить стрелу в ответ.

— Боязнь умереть превратилась для него в тюрьму куда более прочную, чем сложенная из камня, — продолжал эмбарец, глянув с прищуром на видимый в прорезь в стене крошечный клочок голубого неба. — И я не думаю, что ему когда-нибудь удастся из нее убежать. Ужас смерти настолько поглощает его, что он не в состоянии больше ни о чем думать. Он сутками напролет изучает книги целителей, разговаривает только с придворными медиками и пьет лишь те снадобья, которые они для него составляют. А на все прочее — в том числе на управление королевством — у него просто не остается времени.

И без того печальное и суровое, обветренное лицо рыцаря исказилось на миг такой глубокой скорбью, что у Грейс защемило сердце и перехватило дыхание. Чертов корсет! Ни за что она больше не наденет это дурацкое платье, несмотря на уверения Эйрин в том, что этот цвет ей очень идет.

Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь — что угодно, лишь бы облегчить муки Даржа, — и так ничего и не сказала. Будь он ранен, она знала бы, как ему помочь, но против скорби и печали медицина бессильна…

— Леди Грейс! — послышался за спиной звонкий девичий голос.

Грейс оглянулась.

— Леди Эйрин! — воскликнула она, втайне радуясь появлению подруги именно в этот тягостный момент.

— Ах, Грейс, я так рада, что нашла тебя! — Бархатные щечки баронессы раскраснелись, голос дрожал от возбуждения.

— Доброго утра вашему высочеству, — вежливо произнес Дарж, неловко кланяясь, — хотя не думаю, что оно таким надолго останется. По всему видать, скоро опять хлынет.

Эйрин растерянно заморгала, только сейчас обнаружив присутствие рыцаря, чья туника и плащ были неотличимы по цвету от стенной кладки. Спохватившись, она присела в коротком реверансе, пробормотав при этом:

— И вам доброго утра, милорд Дарж.

Затем хотела было снова обратиться к Грейс, но вдруг остановилась и удивленно нахмурилась, уставившись в окно.

— Но небо ясное! О каком дожде вы изволите говорить, милорд?

Дарж ничего не ответил. Он стоял, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки и глядя прямо перед собой.

— В чем дело, Эйрин? — прервала неловкую паузу Грейс.

В синих глазах баронессы вспыхнул лукавый огонек.

— Держу пари, ты ни за что не догадаешься, кто пять минут назад въехал в ворота Кейлавера!

— Я тоже так думаю, — согласилась Грейс.

— Тогда побежали смотреть. Если займем местечко у входа в большой зал, то все увидим. — Здоровой рукой она ухватила подругу под локоть и повлекла за собой по коридору. — Пойдемте с нами, Дарж, — на ходу обернулась Эйрин, в последний момент вспомнив о рыцаре.

Эмбарец помедлил, коротко поклонился и зашагал вслед за ними.

63

Трэвис старался держаться поближе к Бельтану. Рядом с рыцарем ему казалось немного безопаснее. Но только немного. Фолкен и Мелия шли впереди, сопровождая по бесконечным извилистым коридорам кейлаверской цитадели пару дюжих стражников.

Эти самые стражники несколько минут назад приветствовали их у крепостных ворот — если только можно назвать приветствием недобрые взгляды и направленные в их сторону наконечники копий. Затем им приказали спешиться и куда-то повели. Все это здорово напоминало обыкновенный арест и совсем не походило на соблюдение пресловутых законов гостеприимства.

— Похоже, кто-то успел предупредить о твоем приезде, Фолкен, — заметил Бельтан, нахлобучив на голову капюшон зеленого плаща, под которым невозможно было разглядеть черты его лица.

Бард только хмыкнул в ответ, что показалось Трэвису нехорошим признаком. Он еще не забыл, как встретили появление Фолкена в Кельсиоре, и отнюдь не был уверен в том, что здесь их ожидает лучший прием.

Стражники остановились перед высокими двойными дверями.

— Его величество ожидает вас, — произнес один из них, отступая в сторону и жестом указывая на двери.

— Ты, помнится, утверждал, что король Бореас тебе благоволит? — не без ехидства осведомилась леди Мелия.

Бард поправил плащ.

— Как, нормально сидит? — буркнул он.

— Чуть-чуть левее, дорогой, — проворковала Мелия и добавила, сверкнув глазами: — Думаешь, я не заметила, что ты уклоняешься от ответа? Если так, то ты сильно ошибаешься!

Фолкен оскалил зубы в волчьей ухмылке.

— Хватит болтать. Пошли лучше просить гостеприимства у его величества.

Мелия страдальчески закатила глаза, но больше ничего не сказала.

Трэвис наклонился к уху Бельтана и прошептал:

— Послушай, а он вообще-то знает, что делает?

— Обычно — да, но часто просто делает вид, — прошептал в ответ рыцарь.

Массивные створки распахнулись, и все четверо вошли в зал.

Большой зал Кейлавера во многом походил на трапезную короля Кела, но был раза в два просторнее. Кроме того, стены кейлаверской твердыни пока не угрожали рассыпаться при первом сильном порыве ветра, не говоря уже о том, что дикарями здесь и не пахло. В остальном же он представлял ее точную копию: козлы и столешницы вдоль стен, посыпанный свежей соломой пол и возвышение в дальнем конце, на котором, в свою очередь, возвышалась, доминируя над присутствующими, мощная фигура короля Бореаса. Трэвис с первого взгляда понял, что видит перед собой не самозваного варварского князька, а настоящего монарха. Несмотря на всю похвальбу Кела, между ним и Бореасом существовала огромная разница — приблизительно такая же, как между коптящим факелом и полыхающим костром.

Его величество сидел в покрытом искусной резьбой и позолотой деревянном кресле, ножки которого были выполнены в виде львиных лап. Это был крупный мускулистый мужчина, не очень высокого роста, но широкоплечий и пропорционально сложенный. Он был одет в строгий расшитый серебром черный костюм в обтяжку. В коротко подстриженной бородке поблескивало благовонное масло, а в серо-голубых глазах блистала сталь. По правую руку короля, немного позади трона, стоял пожилой седобородый вельможа, а подступы к возвышению охраняли несколько вооруженных гвардейцев и свора огромных черных псов, в пасть любого из которых без труда поместилась бы целиком голова Трэвиса.

Четверо путешественников приблизились. Смерив их тяжелым, недобрым взглядом, король заговорил. Его громовой рокочущий бас эхом разнесся под сводами зала:

— Воистину настали лихие времена, раз уж сам Фолкен Черная Рука постучался во врата моего замка!

— И я тоже счастлив приветствовать ваше величество. — Голос Фолкена был столь же громок, но гуще и богаче тембром. — Рад видеть ваше величество пребывающим в добром здравии.

— Если я и в добром здравии, то уж точно не твоими молитвами. И нечего делать вид, будто тебя волнует мое здоровье! Отвечай, зачем тебя принесло в Кейлавер, Фолкен? Что нужно от меня Суровому Барду?

Фолкен рассмеялся.

— Вы отлично знаете, зачем я здесь, ваше величество! Я прибыл, чтобы держать речь перед Советом Королей.

Бореас фыркнул:

— Скорее уж для того, чтобы запудрить Совету мозги своими нелепыми россказнями!

— Россказни бывают разными, ваше величество, — парировал бард. — Мне действительно есть о чем рассказать, а судить о том, что правда, а что нелепица, — дело Совета.

На короля аргументы Фолкена впечатления не произвели. Глаза его по-прежнему сверкали враждебностью и недоверием.

— У меня твои штучки, Фолкен, до сих пор в печенках сидят! Не будь с тобой леди Мелии, мои рыцари гнали бы вас всех сейчас от ворот до самого моста через Темноструйную.

Мелия присела перед королем в изящном реверансе.

— Ах, ваше величество, так приятно видеть, что ваши манеры в обращении с дамами остались столь же безупречными, как и прежде.

Бореас скривился, а Трэвис вовремя прикусил язык, чтобы не прыснуть со смеху. Он бы ничуть не удивился, узнав, что королю случалось бросать людей на растерзание своим псам за куда более безобидные слова.

Тот тем временем вновь переключил внимание на барда.

— У меня нет времени на пустые препирательства. Я ведь в любой момент могу передумать — и никакая леди Мелия мне не помешает! Что скажешь?

Фолкен сделал шаг вперед:

— Долог и труден был наш путь. Покорнейше просим гостеприимства вашего величества.

Бореас недовольно хмыкнул, но и не отказал сразу. Трэвис знал со слов Бельтана, что законы гостеприимства обязаны соблюдать даже коронованные особы.

— Кроме того, — продолжал бард, — среди нас есть один, с кем вашему величеству, без сомнения, будет приятно увидеться снова.

Трэвис с удивлением покосился на Фолкена. О ком это он? Бельтан тем временем откинул закрывавший лицо капюшон и выступил вперед.

— Приветствую тебя, дядюшка, — спокойно произнес он.

Трэвис чуть не подпрыгнул от неожиданности. Дядюшка?! Ну и ну!

Бореас привстал на троне. Глаза его вспыхнули — но на этот раз не гневно, а радостно.

— Бельтан! Клянусь Ватрисом, Бельтан!

Король вскочил с кресла, спрыгнул с возвышения и заключил рыцаря в объятия. Трэвис поежился: попади он в эти медвежьи лапы, в момент превратился бы в желе. Но Бельтан оказался крепким орешком и, в свою очередь, так сжал родственника, что у того косточки захрустели.

А Трэвис между тем безуспешно пытался осмыслить происходящее у него на глазах. Выходит, Бельтан — самый что ни на есть настоящий принц? Но этого просто не может быть! Бельтан — это… это Бельтан. Хотя сейчас, когда они стояли рядом, Трэвис не Мог не отметить разительного сходства между Бельтаном и Бореасом. Последний был плотнее, пошире в плечах и пониже ростом, но резкие, в чем-то даже хищные черты лица и одинаковые ястребиные носы, а также цвет глаз выдавали несомненное родство между этими двумя великолепными образчиками человеческой породы. Сердце Трэвиса на миг возликовало от радости за друга и тут же упало — да кто он, собственно, такой, чтобы претендовать на дружбу с особами королевской крови?

Бореас с неохотой разжал объятия и отступил на шаг, глядя на светловолосого рыцаря с легкой укоризной.

— Эх, Бельтан, Бельтан! Неужели так трудно хотя бы раз в год навестить родственника? Я уж со счету сбился, сколько лет ты не заглядывал в Кейлавер. Три года? Четыре? Во всяком случае, слишком много. — Он с неприязнью покосился на барда. — И что, скажи на милость, ты делаешь в компании этого проходимца? Вот уж никогда бы не подумал, что у тебя может быть что-то общее с Фолкеном Черной Рукой! — Король прикрыл рот ладонью, оглянулся на Мелию и прошептал на весь зал: — Однако в ее обществе я и сам бы не прочь попутешествовать годик-другой!

— Дядюшка! — шокированно воскликнул Бельтан.

— Вы все еще не дали ответа на нашу просьбу, ваше величество, — прервал родственный диалог звучный голос барда.

Бореас нахмурился, отвернулся от племянника и раздраженно посмотрел на Фолкена.

— Клянусь Ватрисом, ты мне надоел, Черная Рука! Ты же прекрасно понимаешь, что у меня нет выбора. Успокойся, я дарую гостеприимство тебе и твоим спутникам. — Он вновь обратился к Бельтану, но в голосе короля уже не было прежней теплоты: — И все-таки я не понимаю, Бельтан Кейлаванский, как тебя угораздило связаться с этими типами? Впрочем, ты и ребенком всегда поступал так, как тебе заблагорассудится.

— У меня имелся прекрасный пример для подражания, дядюшка.

Трэвис внутренне сжался, опасаясь, что дерзкие слова Бельтана вызовут новую вспышку королевского гнева, но Бореас лишь громко расхохотался и от избытка чувств несколько раз хлопнул племянника по спине.

— Добро пожаловать домой, Бельтан! — прогудел он. — Добро пожаловать всем вам и даже тебе, Черная Рука. Никто не сможет омрачить сегодня моей радости, так что можешь не стараться.

Фолкен поклонился, но ничего не ответил. Бореас жестом указал на седобородого придворного за своей спиной.

— Это лорд Олрейн, мой сенешаль. По всем вопросам обращайтесь к нему, а у меня, увы, масса других забот. Править королевством — не на лютне бренчать, ты со мной согласен, а, Фолкен?

С этими словами король покинул зал, и сразу стало легче дышать — как после отгремевшей грозы.

Мелия коснулась пальцами своей лебединой шеи.

— Что ж, друзья мои, — подвела она итог, — нельзя сказать, чтобы все прошло гладко, но головы мы, во всяком случае, сохранили.

Фолкен кивнул и положил руку на плечо Бельтану.

— Ну и как тебе нравится снова очутиться в родных стенах? — поинтересовался бард.

Рыцарь озабоченно взглянул на Трэвиса, но тот деликатно отвернулся, прежде чем Бельтан успел открыть рот.

64

Двери большого зала распахнулись. Грейс, Эйрин и Дарж разом отпрянули, но Бореас стремительно прошагал мимо, даже не удостоив их взглядом. Следом за ним протопали трое вооруженных до зубов гвардейцев с каменными физиономиями. Король и стражники свернули в коридор и скрылись из виду. Грейс искренне считала, что уже видела однажды Бореаса в гневе, но сейчас ей хватило одного взгляда на его перекошенное яростью лицо, чтобы, понять, как сильно она ошибалась. По сравнению с тем, чему она стала свидетельницей сегодня, все прочие проявления королевского недовольства выглядели не более чем умеренным бризом на фоне тропического урагана.

— Ой, мамочки! — пискнула Эйрин, прижав руку к груди.

Грейс заглянула в испуганные глаза баронессы.

— Успокойся, Эйрин. Скажи лучше, кто приехал?

— Кажется, я догадываюсь, — задумчиво произнес Дарж, проводив взглядом королевский эскорт.

Грейс вопросительно посмотрела на рыцаря, но тот покачал головой и жестом указал на открытые двери:

— Лучше один раз увидеть. Прошу вас, миледи.

Она первой переступила порог. Эйрин и Дарж последовали за ней.

Новоприбывших было четверо. Это сразу бросилось в глаза Грейс, которая ожидала увидеть лишь одного. Они стояли кучкой в дальнем конце зала, о чем-то совещаясь с лордом Олрейном. Грейс сразу подумала, что ей еще ни разу не доводилось встречать более пестрой компании.

Говорил в основном высокий мужчина с посеребренными сединой черными волосами и волчьей физиономией, одетый в голубой плащ, такой же выцветший и потускневший, как глаза его обладателя. Рядом с ним стояла женщина, чьи волосы были еще темнее, чем у короля Бореаса. Грейс не сомневалась, что лорд Олрейн без труда распознает в ней королевскую кровь. Хотя наряд ее не блистал роскошью и нес на себе следы долгих странствий, гордая осанка и уверенные манеры говорили о том, что эта женщина рождена повелевать, а не повиноваться. Кожа ее отливала медью, глаза светились желтым блеском полированного янтаря.

По левую руку от музыканта стоял рыцарь. Высокий, жилистый, широкоплечий, облаченный в кольчугу и вооруженный длинным мечом в ножнах. Его редеющие светлые волосы ниспадали до плеч. Четвертый и последний в этой странной компании держался сзади и вообще как-то выпадал из привычных рамок. Он тоже был высок, хотя заметно уступал ростом рыцарю да еще постоянно сутулился. Судя по его поношенной одежде (явно с чужого плеча), нечесаным волосам и бороде и угрюмому, настороженному взгляду, Грейс пришла к заключению, что этот малый, по всей видимости, выполняет обязанности слуги.

Эйрин наклонилась к ней и прошептала на ухо:

— Смотри, это королевский племянник!

— Который? — автоматически спросила Грейс, хотя уже догадалась, каким будет ответ. Ястребиный нос и хищный профиль говорили сами за себя. И хотя рыцарь был столь же ярко выраженным блондином, как Бореас — брюнетом, и значительно уступал королю внешней привлекательностью, несомненного сходства между ними не заметил бы только слепой.

— Белокурый, тот, что слева, — ответила баронесса. — Его зовут Бельтан. Я была еще совсем девчонкой, когда видела его в последний раз. Он все такой же высокий, как раньше. Только волос поубавилось, а шрамов прибавилось. Бельтан — бастард старшего брата Бореаса, Бельдреаса, предыдущего короля Кейлавана.

Грейс поразило, с каким невозмутимым спокойствием произносит слово «бастард» ее юная подруга. С другой стороны, в этом мире кровь и наследственность шли рука об руку с силой и властью, так что, вероятно, для баронессы и самого Бельтана этот термин вовсе не являлся оскорбительным и заключал всего лишь констатацию факта.

— А что случилось с Бельдреасом? — спросила она.

Обычно веселое и жизнерадостное личико Эйрин опечалилось.

— Он был убит семь лет назад вот в этом самом зале. После его смерти в Кейлаване начался разброд, потому что непонятно было, кому достанется трон. Его мог занять Бельтан, несмотря на его статус незаконнорожденного принца, но он поклялся Ватрисом, что не успокоится, пока не отыщет и не покарает убийцу отца. В результате королем стал младший брат, Бореас.

Грейс еще раз пригляделась к светловолосому рыцарю. Его высокий лоб пересекали многочисленные складки — слишком глубокие для человека, который никак не мог быть старше нее.

— Он отыскал? Убийцу отца, я имею в виду?

— Еще нет. Но я слышала, что он до сих пор занят поисками.

Грейс покачала головой. Ну почему, почему живые так тяжело забывают мертвых? Я уверена, что у мертвых с этим нет никаких проблем! Впрочем, высказать свою крамольную мысль вслух она не решилась и вместо этого спросила:

— А кто остальные?

— Тот темноволосый с лютней — странствующий бард Фолкен Черная Рука. Рядом с ним леди Мелия. Я никогда их раньше не видела, но слышала о них немало.

Грейс хотела было уточнить, что именно слышала Эйрин, но в этот момент почувствовала легкое прикосновение к руке.

— Идемте со мной, — сказал Дарж.

— Куда? — растерялась Грейс, совсем позабывшая о присутствии эмбарца.

— Я хочу познакомить вас с Фолкеном.

Эйрин аж рот разинула от удивления:

— Дарж! Неужели вы знаете Сурового Барда?

Тот кивнул:

— Знаю. Однажды мне довелось путешествовать вместе с ним. Правда, случилось это очень давно, когда я был совсем еще глупым и зеленым юнцом.

Грейс стиснула зубы. Это не смешно, Грейс! Это совсем не смешно!

— Конечно, он меня вряд ли вспомнит, — продолжал рыцарь. — Скорее всего взглянет, как на пустое место, и пошлет куда-нибудь подальше, но с моей стороны было бы невежливо не попытаться.

Эйрин, словно не слыша его слов, все еще взирала на Даржа с каким-то благоговейным страхом. А рыцарь тем временем уверенным шагом направился к путешественникам. Дамы потянулись за ним. Когда они приблизились к возвышению, лорд Олрейн как раз закончил переговоры и раскланивался.

— Я сейчас же распоряжусь, чтобы для вас, миледи, и для вас, милорд, подготовили помещение. А вам, лорд Бельтан, полагаю, придутся по душе ваши прежние покои.

— Мы благодарим вас, лорд Олрейн, — присела в реверансе леди Мелия.

Достопочтенный сенешаль попрощался и заспешил к выходу, а Грейс снова принялась изучать новоприбывших. С Бельтаном все было ясно: в его жилах текла королевская кровь, и Олрейн, естественно, относился к нему с подчеркнутым уважением. Но и к Мелии с Фолкеном сенешаль обращался с той же почтительностью, из чего следовал вывод, что оба они — весьма важные персоны, хотя их ранг и положение пока оставались для нее загадкой. Слуга же — Грейс только сейчас обратила внимание на его очки в проволочной оправе, что тоже показалось ей необычным, — вел себя как-то странно. Насупившись и сгорбившись, он развлекался тем, что пинал разбросанную по полу солому заляпанными грязью сапогами и не проявлял ни малейшего намерения заняться нуждами хозяев.

Дарж помедлил, откашлялся и шагнул вперед.

— Прошу прощения, лорд Фолкен, — заговорил он. — Едва ли вы меня вспомните, но…

Бард стремительно развернулся на голос, и его волчья физиономия, за секунду до того усталая и осунувшаяся, вдруг озарилась радостной улыбкой, сразу омолодившей его лет на двадцать.

— Клянусь Орлигом, Дарж! — воскликнул он, с силой хлопнув рыцаря по плечу; в следующее мгновение лицо его перекосила болезненная гримаса.

— Что с тобой, Фолкен? — испугался Дарж.

— Ничего, — буркнул бард, тряся кистью. — С вами, рыцарями, вечно одна и та же история. Предупреждать надо, когда кольчугу под плащ надеваешь.

Эмбарец озабоченно посмотрел на ушибленную руку старого приятеля.

— Мне очень жаль, Фолкен. Ты, наверное, так сильно покалечился, что никогда больше не сможешь играть на лютне.

На лице барда отразилось недоумение.

— Ты чего это несешь, Дарж, дружище? Я всегда считал, что ты совсем не похож на своих земляков. Раньше ты, помнится, отсутствием чувства юмора не страдал. Что произошло?

Теперь уже Грейс в недоумении уставилась на рыцаря. Дарж и чувство юмора? Невероятно!

— Когда мы впервые повстречались, — заговорил тот, переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза, — я был мальчишкой, у которого только начинали пробиваться усы. А сейчас я взрослый мужчина, давно переваливший порог зрелости.

Выражение лица Фолкена смягчилось. Он сочувственно взглянул на эмбарца, как будто только сейчас заметив вплетения серебряных нитей в волосах и суровые, словно топором высеченные черты — отпечаток лет проверенных в битвах и странствиях.

— Ну да, конечно, я совсем забыл, — прошептал он. — Больше двадцати лет прошло…

Грейс его реакция показалась странной. Даржу, по ее прикидкам, было лет сорок — сорок пять, а Фолкену — где-нибудь в районе пятидесяти. Тем не менее последний вел себя так, будто рыцарь годился ему если не во внуки, то в сыновья. Впрочем, в этом мире возрастные грани значительно отличались от привычных ей земных представлений. Она сама, к примеру, в свои тридцать лет — уже старая дева, по здешним понятиям. И нет ничего удивительного в том, что девятнадцатилетняя Эйрин искренне считает глубоким стариком эрла Стоунбрейка, чей возраст на Земле соответствовал бы самому полному расцвету духовных и физических сил.

Улыбка вернулась на лицо Фолкена. Быть может, веселости в ней поубавилось, но теплота и искренность остались прежними. Он схватил рыцаря за руку и с чувством пожал.

— Все равно я ужасно рад снова тебя увидеть, Дарж!

— И я тебя тоже, Фолкен, — кивнул эмбарец.

Бард повернулся к спутникам:

— Позвольте представить вам, друзья, моего старого приятеля, эрла Стоунбрейка из Эмбара. Дарж, это леди Мелия, а это — Бельтан Кейлаванский.

Мелия присела в реверансе, а Бельтан расплылся в широкой ухмылке. Грейс ахнула: улыбающийся Бельтан, показавшийся ей вначале невзрачным и неинтересным, оказывается, ничуть не уступал красотой своему дяде Бореасу.

— Я слышал о вас, милорд, — кивнул он. — Молва о вашем искусстве владения двуручным эмбарским мечом разнеслась далеко за пределы вашего королевства.

Дарж в смущении отступил на шаг назад.

— Боюсь, все эти рассказы сильно преувеличены, милорд, — пробормотал он.

Мелия приподняла юбку и ловко вклинилась между ними.

— Могу ли я осведомиться, кто ваши очаровательные спутницы, милорд Дарж? — спросила она нежным голосом.

Хотя Мелия выглядела миниатюрной и не внушала никаких опасений, Грейс рядом с ней — в который раз уже в этом мире! — ощутила себя маленькой девочкой. Но не так, как в присутствии леди Кайрен или королевы Иволейны, — внушаемые леди Мелией эмоции не вызывали в ней чувства неполноценности, а лишь помогали осознать, что в этом мире и в этой жизни существует множество вещей и явлений, которые она пока даже представить себе не может.

Дарж солидно откашлялся:

— Позвольте представить ее высочество леди Эйрин, баронессу Эльсандрийскую, воспитанницу его величества короля Бореаса.

Мелия с улыбкой кивнула, а Эйрин приветствовала ее таким элегантным реверансом, какой Грейс не сумела бы изобразить за все сокровища мира.

— Смотрите-ка, в какую красавицу превратилась та несносная девчонка! — притворно удивился Бельтан, в глазах которого заиграли веселые чертики. — Дядя прав: надо мне было почаще наведываться в Кейлавер!

Эйрин покраснела и потупилась, но по ее улыбке видно было, что комплимент ей польстил. Грейс вспомнила двуличного Леотана и сразу прониклась симпатией к этому светловолосому принцу — не важно, законнорожденному или нет.

— А это, — продолжал Дарж, — ее светлость леди Грейс, герцогиня Беккеттская.

Янтарные глаза Мелии недоверчиво блеснули.

— Впервые слышу о таком герцогстве, — заметила она.

Грейс запаниковала.

— Это очень далеко отсюда, — поспешно пояснила она.

— Да-да, разумеется, — кивнула Мелия.

Взор ее остановился на Грейс, будя в ней ужасное ощущение прозрачности и открытости и словно проникая во все секреты, надежды и страхи, которые она полагала надежно спрятанными от посторонних. Мысли ее растерянно заметались, сталкиваясь и разлетаясь, как стайка накрытых сачком бабочек.

У Грейс перехватило дыхание. Машинально она поднесла руку к горлу. Атмосфера в зале вдруг сгустилась и сделалась вязкой и удушливой. Взгляд ее упал на слугу, стоявшего рядом с леди Мелией. Его серые глаза сердито хмурились за стеклами очков в оправе из тонкой стальной проволоки.

— Будьте добры, принесите мне бокал вина, пожалуйста, — попросила она.

Слуга уставился на нее с таким видом, будто она только что потребовала от него спрыгнуть с самой высокой башни Кейлаверской цитадели.

— Что?

Грейс оторопела. Ни один из придворных слуг не осмелился бы вести себя с ней столь вызывающе.

— Вина, — повторила она. — Там, на столике, у вас за спиной. Принесите мне бокал, прошу вас.

— Между прочим, я вам не лакей, — дернув щекой, буркнул тот.

Мелия скользнула по нему острым проницательным взглядом.

— В таком случае почему ты не ведешь себя как джентльмен, Трэвис? — вкрадчиво осведомилась она.

Мужчина с нечесаной шевелюрой песочно-желтого цвета вздрогнул, открыл рот, порываясь возразить, но тут же передумал, опустил голову и пошел за вином — правда, нехотя и что-то бурча себе под нос.

Грейс мысленно застонала. Она снова проявила поспешность и поверхностность в суждении, пришла к неверному выводу и в результате нанесла совершенно незнакомому человеку незаслуженную обиду. От стыда ей захотелось немедленно провалиться сквозь землю. Возникшую неловкую паузу героически попыталась разрядить Эйрин.

— Добро пожаловать в Кейлавер, — сказала она с улыбкой.

65

— Можешь сложить их здесь, Трэвис, — сказала Мелия.

Трэвис с облегчением брякнул на пол тяжелые седельные сумы, а когда выпрямлялся, в спине что-то хрустнуло — как ледышка под копытами гарцующего коня.

Фолкен обернулся и посмотрел на мешки.

— Ты что-то разбил, Трэвис?

— Нечему там разбиваться, — буркнул тот сквозь стиснутые зубы.

Под руководством Мелии он пер эти мешки на собственном горбу сначала из конюшни через двор, потом по извилистым коридорам и наконец вверх по бесконечной спиральной лестнице, такой длинной, что у него закружилась голова, как после катания на всех сразу каруселях парка аттракционов в Илитч-гарден.

— И не забудь пожалуйста сходить за теми четырьмя, что мы оставили внизу на лестничной площадке, — сладким голосом напомнила Мелия.

— Я так понимаю, это мне в наказание? — поинтересовался Трэвис, с ненавистью глядя на неподъемные сумы.

— Разумеется, дорогой, — широко улыбнулась Мелия. — Должен же кто-то позаботиться о твоем воспитании.

Трэвис тяжело вздохнул и направился к двери. Разве он виноват, что та женщина — герцогиня? — оказалась такой хамкой? Что ему, стакан вина принести жалко? Но она так на него смотрела — как будто он и не человек вовсе, а неодушевленный предмет! В «Шахтном стволе» даже самые наглые туристы и закоренелые пьяницы не смели так с ним обращаться.

В комнату вошел Бельтан, неся в каждой руке пару плотно набитых мешков. Он с легкостью водрузил их на полку и огляделся.

— Больше ничего не забыли? — осведомился он, отряхивая руки от пыли.

Трэвис окинул рыцаря сумрачным взглядом. Бывали моменты, когда тот выводил его из себя еще сильнее, нежели Мелия с Фолкеном и их постоянные секреты. Впрочем, сейчас он был скорее благодарен Бельтану, избавившему его от необходимости повторного рейса. Трэвис любил в детстве кататься на карусели, но его желудок, как правило, не выдерживал уже второго тура, извергая все съеденные до этого пирожные и сладости.

— Ну, Мелия, что ты теперь думаешь о гостеприимстве короля Кейлавана? — спросил Фолкен, положив футляр с лютней на широкий подоконник.

Волшебница неторопливо обошла комнату, шурша краем платья по грубому ворсу покрывающих пол ковров. Отведенные им королевским сенешалем лордом Олрейном апартаменты оказались достаточно просторными, чтобы вместить всех четверых одновременно. Стены были сплошь увешаны гобеленами. Краски на них сильно потускнели от времени и дыма, но прочная основа наряду с весело потрескивающими в камине поленьями все же в какой-то мере предохраняла от сочащейся из каменных стен холодной сырости. Боковая дверца вела в маленькую спаленку, по молчаливому согласию спутников предоставленную в единоличное владение леди Мелии.

— Что ж, не стану утверждать, что нам выделили лучшие покои в замке, — сказала она, усевшись в просторное плюшевое кресло у камина и с наслаждением вытянув ноги, — но для начала сойдет и это.

Фолкен раскрыл футляр, вынул лютню и провел пальцами по струнам.

— Человечество должно быть вечно благодарно тебе, Мелия, за те жертвы, что ты приносишь на его алтарь, — заметил он.

— Очень надеюсь, что так оно и будет.

Трэвис свернул плащ и положил его в изголовье одной из двух узких коек в гостиной, предназначенных Фолкену и ему, затем сам присел рядом с плащом. В единственное окно пробивался рассеянный солнечный свет. Сквозь толстое стекло с вкраплениями и многочисленными воздушными пузырьками виднелись силуэты пяти крепостных башен — половины из всех крепостных сооружений Кейлавера, как он уже успел выяснить. Сегодня утром, когда они еще только приближались к замку, эта грозная цитадель на вершине холма издали чем-то напомнила ему причудливые изломы скал и горных пиков Колорадо. Сердце кольнула ностальгия, и он бессознательно подставил лицо ветру, как делал всегда, когда начинал испытывать тоску по дому.

Не обольщайся, Трэвис, в Кастл-Сити о тебе давным-давно забыли. Не пора ли и тебе забыть?

Он снова тяжело вздохнул, созерцая устремленные в небо шпили. Да уж, по сравнению с Кейлавером крепость короля Кела — не более чем груда щебня и мусора.

— Не стоит утруждаться, дорогой, — медовым голоском остановила Бельтана Мелия. — Трэвис сказал, что сам все распакует.

Трэвис вскинул голову:

— Я сказал? Что-то не припомню.

— А ты постарайся припомнить, — посоветовала Мелия, прищурив глаза. — Хорошенько постарайся.

Трэвис сглотнул.

— Да, кажется, я уже что-то такое припоминаю, — пробормотал он.

— Я знала, что ты обязательно вспомнишь, — кивнула волшебница.

Он опустился на колени и принялся развязывать кожаные ремни. От разрушенной Белой башни до Кейлавера путь был неблизким, и сейчас, выкладывая из сумок одеяла, запасную одежду и остатки провизии, он вновь, как видеозапись, прокручивал в голове все эти долгие, бесконечные лиги завершающего этапа путешествия.

Они не стали задерживаться в горной долине, некогда давшей приют уцелевшим от малакорской резни вязателям рун. Хотя на следующее утро после нападения Бледных Призраков Мелия все еще чувствовала слабость, на общем совете было единодушно решено отправиться в путь немедленно. Никто не желал оставаться еще на одну ночь в этом проклятом месте. Едва забрезжил рассвет, они упаковали вещи, оседлали коней и тронулись к выводящему из долины перевалу. На гребне Трэвис обернулся и в последний раз окинул взглядом развалины. В тусклой предрассветной мгле обломки стен белели, словно кости поверженного великана, образуя гигантский курган, который отныне будет вечно напоминать о самонадеянной глупости строителей башни, столетия назад совершивших ошибку и заплативших за нее дорогой ценой. По спине у него пробежал холодок, но тут тропа начала спускаться вниз, и зловещие руины скрылись из виду.

Южные провинции Эридана они постарались миновать как можно быстрее, для чего были вынуждены опять воспользоваться трактом Королевы — разумеется, принимая при этом все мыслимые меры предосторожности. Бельтан постоянно держался впереди, выполняя роль разведчика, и не раз успевал вовремя предупредить спутников о появлении на дороге последователей культа Ворона. В таких случаях приходилось съезжать с дороги и прятаться в зарослях, среди холмов, под мостом или просто в придорожной канаве, ожидая, пока воинствующие фанатики не пройдут мимо.

Однажды они чуть не попались. Большой отряд Черных Балахонов вынырнул неизвестно откуда так близко от них, что от встречи с убийцами путешественников отделяли считанные минуты. И укрыться, как назло, было негде: по обе стороны от тракта на лигу окрест простиралось открытое пространство без единого деревца или кустика. И тогда Мелия приняла командование на себя. Не терпящим возражений тоном она приказала всем выехать на обочину, встать рядом, не двигаться и ни в коем случае не выпускать из рук поводьев. Руки ее пришли в движение, словно прядя невидимый занавес, который она затем развернула и разгладила раскрытыми ладонями.

На дороге показались первые ряды приверженцев Ворона. Их оказалось больше сотни — самая крупная процессия, которую им довелось встретить с момента въезда в пределы Эридана. Они маршировали по четыре в ряд — все в черных балахонах, все с выжженным на лбу клеймом в виде воронова крыла. Маршируя, они выкрикивали странные слова — Трэвис не сразу догадался, что это молитва их повелителю Ворону:

Когда они наконец скрылись из виду, Трэвис с трудом смог разжать до боли стиснутые челюсти. Он был уверен, что их непременно обнаружат, и изо всех сил сдерживался, чтобы не закричать. С замирающим от страха сердцем он ежесекундно вздрагивал, ожидая, что вот сейчас выражение тупого безразличия и покорности судьбе на лице одного из фанатиков сменится узнаванием, к нему протянется указующий перст, и разъяренная толпа в мгновение ока разорвет их всех в клочья.

И что ты тогда будешь делать, Трэвис? Сожжешь их всех, как сжег несчастного сумасшедшего лорда в его собственном доме? Так зачем же ждать? Сожги их всех прямо сейчас!

Однако отряд прошагал мимо, не обратив внимания на застывших у обочины всадников. Их остекленевшие глаза были устремлены куда-то в немыслимую даль; они шли, хрипло горланя им одним понятные строфы, где не встречалось и намека на рифму. Мелия в очередной раз сотворила чудо — и оно сработало!

К счастью, эта встреча с приверженцами культа Ворона оказалась последней. На следующее утро перед ними раскинулось обширное плато, на востоке ограниченное отрогами Рассветных гор, а на западе — теряющимися в синей дымке отдаленными остроконечными пиками, которые Фолкен называл Фол Синфат, или Сумеречные горы. Тракт Королевы круто пошел вверх. Лошадям на подъеме пришлось тяжеловато, но дорога по-прежнему оставалась ровной. Трэвис в очередной раз испытал невольное восхищение перед таррасскими инженерами и строителями, которым, несомненно, понадобилось вырубить для достижения этой цели многие тысячи кубометров неподатливого скального грунта. Пусть ее построили тысячу лет назад, но она и теперь лишь немногим уступала асфальтированным трассам в горах Колорадо.

Не обращая внимания на предостережения Фолкена, Трэвис пришпорил своего мерина и вырвался вперед. Его не пугали горы. Естественно, он знал, что в горах опасно: кое-кто из его знакомых погиб в горах. Но он знал также, что проигрывает горам только тот, кто сражается с ними. Если же слиться с горой, отдаться на ее милость, заплатив при этом толикой собственного пота и крови, гора обязательно вознаградит тебя, вознеся к небесам.

Когда они достигли вершины, местность уже мало чем напоминала Колорадо. Перед путешественниками лежал Голт — высокогорное королевство, играющее роль своеобразного буфера между доминионами Эридана и Кейлавана. Это была бедная и суровая земля, казалось, сплошь состоящая из скал и пропастей, труднодоступных перевалов и предательских осыпей. По мере продвижения к югу начали попадаться селения — такие же нищие и неприветливые, как породившая их почва. Мало что произрастало на этих каменистых склонах, а основным занятием местного населения, по словам Фолкена, было разведение коз, дающих ценную шерсть. Хотя чем эти несчастные козы питались здесь, где на мили вокруг не росло ни травинки, Трэвис мог только гадать.

Хотя местность выглядела негостеприимной, к самим голтцам это ни в коем случае не относилось. Путешественники три ночи кряду останавливались в тавернах — ночевать в горах было немыслимо: к утру точно превратишься в кусок льда, если только раньше не снесет ветром со склона, — и каждый раз их принимали с необыкновенным радушием. Горцы оказались людьми добродушными, хлебосольными, склонными к доброй выпивке и незамысловатому юмору. Пища на постоялых дворах изысканностью не отличалась, зато в ней не было недостатка, так же как в крепком эле, подаваемом в огромных деревянных кружках. Трэвис, наученный горьким опытом, первую пробу произвел с опаской, но не прошло и минуты, как он присоединился к Бельтану, осушающему кружку за кружкой с невозмутимым спокойствием завсегдатая мюнхенских пивных. В отличие от жителей равнин, чье пиво больше походило на жидкую овсяную кашу, голтцы варили великолепный эль: темный, густой, как патока, приятный на вкус и ударяющий в голову не хуже вина, в чем Трэвис убедился на следующее утро после первой ночи, проведенной на территории Голта.

— Я на всю жизнь запомнил тот день, когда впервые попробовал голтского эля, — поделился Бельтан, пришедший его будить. — Пьется отлично, но когда проспишься, такое ощущение, что у тебя в башке роются полчища темных эльфов, прокладывающих новую шахту. Как, похоже?

— М-м-м-м-м… — слабо простонал Трэвис, язык которого чудовищно распух и отказывался подчиняться воле хозяина.

— Говорила я тебе, что здешний эль вышибет у него последние мозги? — ехидно усмехнулась Мелия.

— И была права, — вздохнул Фолкен, протягивая ей золотую монету. — Пора бы уж мне, старому дураку, научиться, что с тобой держать пари бесполезно.

К счастью, тяжкое похмелье не окончательно лишило Трэвиса разума, а лишь временно его затуманило. Уже к вечеру он отошел настолько, что на очередном постоялом дворе, где они остановились на ночлег, позволил себе повторно приложиться к коварному напитку. Пил он, правда, маленькими глоточками и выпил всего одну кружку.

На пересечение Голта они потратили еще двое суток. Затем местность начала понижаться, и тракт Королевы снова вывел их на равнину, где пролегала северная граница Кейлавана. Здесь тоже было прохладно — сказывалось раннее наступление зимы, — но внизу даже мороз переносился не в пример легче, чем в сухой атмосфере открытого всем ветрам высокогорья. А еще через несколько дней они проехали по древнему мосту таррасской постройки над быстрой речкой, которую Фолкен называл Димдуорн, а Бельтан — Темноструйной, и Трэвис впервые увидел издали могучие башни Кейлавера.

Минула ровно неделя с того дня, когда четверо всадников покинули руины Белой башни. Завтра должен открыться Совет Королей. Они успели вовремя и даже с запасом в один день.

— Я слыхал, король Бореас дал приют у себя в замке толкователям рун, — заговорил Фолкен.

Трэвис прекратил рыться в мешках и навострил уши.

— Было такое дело, — кивнул Бельтан. — Одного из них, по-моему, зовут Джемис.

Сидящая в кресле Мелия чуть приподняла бровь. Бард встретился с ней взглядом и едва заметно наклонил голову. Складывалось впечатление, что эти двое каким-то непостижимым образом способны вести диалог и понимать друг дружку без слов.

— Неплохая мысль, — сказал Фолкен. — Постараюсь сегодня вечером разыскать этого Джемиса и попросить заняться обучением Трэвиса. Боюсь, мне уже нечего ему больше дать.

— Замечательно! — сверкнула очами Мелия.

Трэвис благоразумно смолчал. Да и что толку спорить? Он невольно глянул на свои ладони, вспоминая о том, какая невероятная сила проистекла из них в ту памятную ночь в сердце Белой башни. Он не видел серебристого изображения руны на правой ладони, но каждой клеточкой ощущал его присутствие где-то под кожей.

А мне наплевать, чего хочет Мелия! И знай, Джек, я никогда больше не стану пользоваться этой силой. Я готов учиться — но лишь для того, чтобы узнать, как держать ее под контролем. Я не желаю никому больше причинять вреда!

— Как ты считаешь, Бореас позволит тебе держать речь перед Советом? — неожиданно спросила Мелия, обращаясь к барду.

— А куда ж ему деваться? Вдобавок, хоть я и не числю Бореаса среди моих лучших друзей, именно ему принадлежит идея созыва Совета Королей. Очевидно, он понимает, что происходящие в Фаленгарте события затрагивают коренные интересы Кейлавана и других доминионов — иначе вряд ли рискнул бы навязывать свою волю соседям таким способом.

— Поступки королей могут иметь самые различные причины, — возразила Мелия и посмотрела на рыцаря. — Скажи, Бельтан, как ты оцениваешь своего дядю?

Трэвис вздрогнул. Он еще не успел свыкнуться с мыслью о королевском происхождении Бельтана. Да что же это такое? Все вокруг него либо волшебники, либо принцы, один он ничего собой не представляет!

Бельтан в задумчивости поскреб золотистые завитки волос на подбородке.

— Бореас хороший человек, — начал он, — но вместе с тем еще и ревностный приверженец культа Ватриса. Я слышал, что он уже достиг уровня внутреннего круга мистерий. В этом причина или в чем-то другом, но войны он не боится.

— А не может быть так, что он намеренно к ней стремится? — уточнила Мелия.

Рыцарь покачал головой:

— Не могу сказать наверняка. Просто не знаю. Не так уж мы на самом деле близки, да и три года прошло с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз. — Он криво усмехнулся. — К тому же я вообще мало что смыслю в придворной политике.

Несмотря на последние слова Бельтана, Трэвису его суждение показалось здравым и исчерпывающим. В голову пришла неожиданная мысль. Он встрепенулся и спросил:

— Скажи, Бельтан, это правда, что ты мог стать королем?

Рыцарь молниеносно обернулся.

— Нет. Не мог, — сухо ответил он и стремительно вышел из комнаты.

Трэвис отпрянул, как от удара в лицо. Что он наделал?

— Я всего лишь имел в виду, что Бельтан… Он ведь сын покойного короля, верно? — пролепетал он, оправдываясь.

Фолкен кивнул, но ничего не сказал.

— Не расстраивайся, Трэвис, — мягко проговорила леди Мелия. — В твоих словах нет ничего обидного.

Нет? Почему же тогда Бельтан вылетел отсюда, как пробка из бутылки? Но он не стал задавать вопросов и вернулся к прерванному занятию, в то время как Фолкен и Мелия, расположившись у камина, обсуждали вполголоса план завтрашнего выступления перед участниками Совета.

Звуки голосов умолкли. Трэвис поднял голову и обнаружил, что бард и волшебница удалились в спальню — очевидно, для того, чтобы продолжить обсуждение, не опасаясь посторонних ушей, иными словами, ушей Трэвиса Уайлдера. Как бы то ни было, он остался один и без присмотра — впервые, пожалуй, за последнюю неделю. Трэвис понимал, что поступает неправильно; с другой стороны, никто ничего ему не запрещал. В конце концов, имеет он право просто прогуляться и размять ноги?

Не дав здравому смыслу ни времени, ни возможности вмешаться и удержать его от необдуманного поступка, Трэвис на цыпочках подкрался к двери, открыл ее и выскользнул в коридор.

66

Грейс шла по тускло освещенному коридору, сопровождаемая лишь легким шелестом своего фиолетового платья. Большой зал она покинула больше часа назад, но до сих пор не добралась до своей комнаты.

Нет, она вовсе не заблудилась: за недели, проведенные в стенах кейлаверской цитадели, она научилась неплохо ориентироваться в лабиринте бесконечных коридоров, переходов, лестниц и галерей. В замке по-прежнему оставалось немало незнакомых ей уголков, но центральную часть она изучила достаточно подробно и могла теперь самостоятельно пройти из восточного крыла в западное и обратно. Закрыв глаза, она легко представляла в уме многочисленные изгибы и повороты намеченного маршрута, в чем-то схожие со схемой кровеносных сосудов человеческого тела, хорошо знакомой ей по врачебной практике.

Ах, если бы хитросплетения человеческих взаимоотношений было так же легко усвоить, как план крепости или расположение вен и артерий в организме пациента! Увы, она даже не надеялась когда-либо научиться безошибочно ориентироваться в этом лабиринте. За примером ходить недалеко: и как ее только угораздило принять за слугу одного из спутников барда Фолкена?! Она провела ладонями по бархатистому материалу платья.

Ты позволила себе увериться в реальности происходящего, Грейс. Это ведь так приятно — быть особой королевской крови! Приятно и удобно. И при этом вовсе не обязательно разговаривать с людьми. Достаточно отдавать им приказания.

Грейс сморщилась, как от зубной боли, вспомнив обиженное лицо того странного типа в зале. Скольких людей она обидела вот так же бездумно, походя, нисколько не заботясь об их чувствах и переживаниях? И скольких еще обидит? В конце концов, очкарик в грязных сапогах лишь один из многих, случайно задетых осколком того, что некогда было ее сердцем.

Она машинально поднесла руку к груди, в глубине души страшась вновь ощутить мертвящий холод, охвативший ее в Денверском мемориальном, когда она вскрывала грудную клетку монстра-убийцы. Но грудь под корсетом была теплой, и в ней билось живое и нормальное человеческое сердце. Грейс судорожно вздохнула. Быть может, для нее было бы лучше тоже заиметь железное сердце? Тогда по крайней мере ей не пришлось бы каждый раз волноваться, страдать и сопереживать в подобных случаях. Мысль показалась ей настолько абсурдной, что она чуть не расхохоталась. Сердце. Она могла с закрытыми глазами произвести диссекцию, с математической точностью отделив предсердия от желудочков, но человеческое сердце не перестало бы при этом оставаться загадкой, которую невозможно постичь до конца. Подобно лабиринту, скрытому в глубинах сада во дворе замка, ее собственное сердце неуклонно приводило ее туда, откуда нет выхода, и заставляло становиться свидетельницей таких вещей, которых лучше вовек бы не видеть.

Продолжая идти, Грейс вдруг подумала о Кайрен. Последние несколько дней она тщательно избегала встреч с зеленоглазой графиней Силезской, но сегодня ее почему-то охватило неудержимое желание повидаться с ней, поговорить, расспросить об Иволейне и… колдуньях. Грейс была уверена, что Кайрен не станет ничего от нее скрывать, а, напротив, будет просто счастлива показать ей свое превосходство и свою причастность к запретному знанию. Только Грейс сегодня мало заботили мотивы поступков Кайрен.

Несколько капель отвара, несколько вовремя вставленных льстивых слов…

По спине у нее пробежала дрожь. И не только от холода и сырости, источаемых стенами крепости. Перед мысленным взором возник он: стройный, гибкий, элегантный, мужественный… Быть может, в следующий раз Логрен Эриданский пригласит на прогулку в сад меня?

Господи, ерунда-то какая! На Земле Грейс не знала интимной близости. Она никого не подпускала к себе достаточно близко, чтобы это произошло. Потому что по-настоящему близкий человек рано или поздно узнает о тебе все. Все. А этого она допустить не могла. Ни в том мире, ни в этом, ни в каком-либо другом.

Внезапно Грейс остановилась и тряхнула головой, только сейчас сообразив, что последние несколько минут ведет себя, как сомнамбула. Огляделась. Этот коридор был ей знаком. Здесь размещались покои многих кейлаверских вельмож. А за тем поворотом… За тем поворотом комната леди Кайрен! Грейс в ужасе застыла. Потом резко повернулась, подхватила юбки и бросилась бежать в обратном направлении, нисколько не заботясь о том, что могут подумать о ней встречные.

Свернув за угол, она с размаху врезалась во что-то большое, мягкое и зеленое, испустившее приглушенный болезненный возглас. Краем глаза Грейс уловила, как в воздухе мелькнул какой-то блестящий серебристый предмет и, звякнув о каменные плиты, заскользил по полу. Она отступила назад, несколько раз моргнула и только тогда разглядела, с чем — точнее говоря, с кем — столкнулась.

Сердце у нее упало. Это был тот самый тип в очках с проволочной оправой, которого она приняла за лакея. Он стоял в полусогнутом положении, держась обеими руками за живот. Видимо, при столкновении она угодила ему прямо в солнечное сплетение. Очень жаль, Грейс, что ты не сломала ему заодно и парочку ребер, тогда ты бы точно знала, как себя вести дальше.

Отогнав дурацкие мысли, Грейс кашлянула и вежливо спросила:

— С вами все в порядке?

Мужчина поднял голову.

— Вы?!

Грейс приблизилась и осторожно протянула руку.

— Вам помочь?

Тот болезненно поморщился и выпрямился, хотя сутулость угадывалась даже в этом положении. Для Грейс всегда оставалось загадкой, почему так много высоких мужчин стесняются своего роста и стараются скрыть его столь неудобным способом?

— Вы мне сегодня уже достаточно помогли! — сердито буркнул он.

— Прошу прощения, — виновато произнесла Грейс, испытав укол совести. — За то, что налетела на вас. — Она замялась, подбирая слова; ей очень не хотелось их говорить, но она знала, что это необходимо — в первую очередь для нее самой. — И за то что приняла вас за слугу. Это было очень глупо и очень невежливо с моей стороны.

Мужчина опустил глаза.

— Да нет, вовсе не глупо. В сущности, вы совершенно правы. Все равно я для них вроде мальчика на побегушках. Хотя они, кажется, имеют какие-то планы на мой счет, но ни разу не позаботились поставить меня в известность.

Грейс не нашлась, что сказать в ответ на его сбивчивые слова. Выдержав небольшую паузу, она спросила:

— Вы не заблудились? Если да, я могу вас проводить до ваших покоев.

Он вновь поднял голову и смерил ее тяжелым взглядом.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи! Чего вы от меня хотите? Вы принесли извинения, я их принял. И оставьте меня в покое!

Грейс начала закипать.

Что он о себе воображает? Да он вообще знает, с кем разговаривает? А с кем, собственно, Грейс? С герцогиней? Кроме того, вспомни, сколько раз ты слышала точно такие же слова в приемном отделении. Или ты забыла, что те, кто боится, никогда не просят о помощи, потому что для них это означает признать свою слабость и растерянность. И тебе об этом хорошо известно, Грейс Беккетт!

Мужчина отвернулся от нее и наклонился, шаря взглядом по полу.

— Проклятие, куда же она закатилась? — пробормотал он сквозь зубы.

Грейс припомнила серебристый отблеск и звон металла о камень, подобрала юбки и присела на корточки рядом с ним.

— Что вы потеряли? — участливо спросила она.

— Вам не понять, — огрызнулся мужчина.

— Почему же? — не отставала Грейс.

— Я… я не могу объяснить. Но для меня эта вещица чрезвычайно важна.

— Тогда позвольте я помогу вам ее искать.

Он раздраженно пригладил пятерней волосы и повернул голову.

— Послушайте, я же уже сказал…

Он запнулся на полуслове, глаза его расширились и в немом изумлении уставились на Грейс.

— Я вас понимаю, — прошептал он.

Грейс нахмурилась. Этот не-слуга-но-мальчик-на-побегушках, похоже, обладал удивительной способностью раз за разом ставить ее в тупик.

— О чем вы говорите? — удивилась она.

Мужчина стремительно выпрямился и протянул к ней дрожащую руку.

— Я понимаю каждое ваше слово. — Он недоверчиво покачал головой. — Только это невозможно!

Грейс поднялась с корточек. Странный холодок пробежал у нее по коже.

— Почему невозможно? — с трудом выговорила она внезапно севшим голосом.

Глаза их встретились, затем как по команде обратились в сторону ближайшего алькова, в котором что-то блеснуло.

— Там. То, что вы обронили, лежит там, — указала она пальцем на половинку маленького серебряного диска.

Он молча шагнул в нишу, нагнулся, поднял половинку монеты и вернулся назад. Почему-то Грейс не испытывала удивления. Собственно говоря, она могла бы и раньше догадаться. Очки в оправе из стальной проволоки сами по себе уже были достаточной уликой. За месяц пребывания в Кейлавере она ни разу не встречала человека в очках и не видела ни единого кусочка стальной проволоки. А его сапоги — кстати, уже очищенные от грязи, — нисколько не походили на обувь простолюдинов, не имевшую каблуков. Это были настоящие ковбойские сапоги. Она еще раз посмотрела на половинку серебряного диска у него в руке. Край был обломан или обрублен, а на обеих сторонах виднелись полустертые таинственные знаки.

— Ну? — хрипло проговорил он.

Грейс уже не сомневалась, что он тоже догадался. Вместо ответа она развязала кошелек на поясе и достала свою половинку монеты. Он завороженно уставился на нее, потом протянул ей свою. Грейс была уверена, что обе половинки в точности совпадут, но все равно ахнула, когда это произошло.

— Человек в черном? — спросил он, хотя вопрос его прозвучал скорее утвердительно.

Она кивнула:

— Он самый. Брат Сай.

— Значит, вы тоже с Земли.

Грейс охватило внезапное возбуждение, в котором слились воедино изумление, облегчение и радость.

— Да, — твердо сказала она. — Я тоже с Земли.

67

Бессвязные слова сыпались из них, как горох из прохудившегося мешка.

Зея. Монетка. Брат Сай.

Они сложили обе половинки вместе, и те совпали, но в отчеканенных на обеих сторонах изображениях по-прежнему не просматривалось никакого смысла — равно как и во многом другом, заставившем их столь круто изменить свою судьбу. Грейс привела его к себе. Уже стоя перед дверью ее комнаты, Трэвис вдруг заколебался. Он совершенно не знал эту женщину, очевидно, занимающую здесь довольно высокое положение. Быть может, просто разговаривая с ней, он уже совершает преступление? Не лучше ли вернуться к себе, пока Мелия не заметила его отсутствия? И все же он ощущал возникшую между ними мгновенную связь — так два американца, дома не обратившие бы один на другого внимания на улице или в магазине, становятся закадычными друзьями, случайно встретившись в каком-нибудь парижском кафе. Глубоко вдохнув, Трэвис переступил порог.

— Меня зовут Грейс Беккетт, — сказала она. — Я из Денвера.

Лишь когда она произнесла эту фразу, Трэвис осознал, что они уже больше минуты просто стоят и глазеют друг на дружку.

— Трэвис, — представился он. — Трэвис Уайлдер. Я из Кастл-Сити. Это небольшой городок в…

— …горах! — закончила Грейс. — Что ж, это многое проясняет.

— Вы бывали в Кастл-Сити?

Грейс подошла к полкам и сняла с одной из них оловянный кувшин.

— Надеюсь, вы не откажетесь выпить вина? И не волнуйтесь: на этот раз я сама вам налью.

Трэвис огорченно поскреб в затылке.

— Вы уж меня извините, — виновато произнес он.

— Забудьте. Все это теперь не имеет значения. Вот, пейте.

Она протянула ему наполненный кубок. Он осторожно взял его и пригубил. Превосходный шерри с привкусом дымка. Великолепный букет! Простолюдины такого вина не пьют. Он жадно проглотил остаток содержимого.

— Благодарю вас, — сказал он, протягивая опустевший кубок.

Грейс тоже выпила несколько глотков и с кубком в руке принялась расхаживать взад-вперед перед камином, шурша юбками по ковру. Трэвиса поразило, с каким изяществом и величественной грацией держится она в этом нелепом одеянии, больше всего похожем на колокол. Сам он за месяц так и не смог до конца привыкнуть к своей грубой домотканой тунике и частенько тосковал по обыкновенной рубашке. Может, она и не с Земли вовсе? Да нет, чепуха — иначе откуда ей знать о Денвере и Кастл-Сити?

— Вы давно здесь? — спросил он. — На Зее, я имею в виду?

Вопрос прозвучал абсурдно, но Трэвис знал, что она поймет.

— Почти месяц, — ответила она, пристально глядя на него своими удивительно красивыми золотисто-зелеными глазами. — С вами та же история, не так ли?

Трэвис кивнул. Проклятие, откуда она знает?

— Судя по всему, мы встретились с братом Саем в одну и ту же ночь, — вновь заговорила Грейс, отвечая на невысказанный вопрос. — Это самое простое и логичное умозаключение. Я врач и могу вас уверить, что самый простой и логичный диагноз, как правило, оказывается верным.

— Знаете, мне почему-то кажется, что здесь все далеко не так просто, — рискнул возразить Трэвис.

Грейс допила вино и поставила кубок на каминную полку. Рука ее при этом дрогнула: Похоже, она только с виду казалась такой холодной и невозмутимой. Это обстоятельство странным образом успокоило Трэвиса и придало ему уверенности.

— Да, конечно, — кивнула она. — Все совсем не просто.

Грейс жестом предложила ему присесть в кресло у камина.

Трэвис замялся. Хотя оба они были земляками из Колорадо и у него вроде бы не имелось никакого повода испытывать неловкость в ее присутствии, месяц, проведенный в мире, где господствуют крепостное право и феодальные отношения, успел оказать на его психологию определенное влияние. Она выступала здесь в роли знатной дамы, одевалась в бархат и атлас, тогда как он в своей убогой одежонке мог в лучшем случае сойти за какого-нибудь ремесленника или фермера. Удивительно все же, какое влияние иногда оказывает одежда на человеческое мировоззрение! Преодолев усилием воли психологический барьер, Трэвис заставил себя спокойно сесть в предложенное кресло. Грейс, ловко поддернув платье, опустилась в кресло напротив.

— Кто первый? — спросил Трэвис.

— Вообще-то это моя комната, и вы здесь гость, — сказала она. — Хотя я редко принимаю гостей, но мне все же думается, что начинать вам. Наверное, так будет правильно.

В словах ее не ощущалось уверенности, что показалось Трэвису довольно странным.

— Годится, — согласился он. — Я рассказываю первым.

Грейс с видимым облегчением откинулась на спинку кресла и разгладила складку на платье.

Трэвис на мгновение задумался, прикидывая, с чего начать, но стоило ему открыть рот, и нужные слова, к его удивлению, пришли сами.

— Все началось с того, что я услышал звон колокольчиков…

Когда он закончил, Грейс долгое время молчала, неотрывно вглядываясь в пляшущие в очаге языки пламени. Трэвис уже начал беспокоиться, но в этот момент она подняла голову и заговорила:

— Я тоже его видела.

Пальцы Трэвиса на подлокотниках кресла судорожно сжались и побелели от напряжения.

— Я видела тот символ, о котором вы рассказывали. Несколько дней назад я случайно спугнула человека в черном балахоне, вырезавшего его на двери одной из комнат.

— Это наверняка был приверженец культа Ворона, — медленно проговорил Трэвис, больше для себя, чем для нее. Выходит, эти мерзкие фанатики и сюда добрались. Плохо дело. — Думаю, будет лучше, если вы расскажете о том, что случилось с вами, Грейс.

Она нервно, облизала пересохшие губы и кивнула:

— Я работаю… работала в отделении экстренной помощи Денверского мемориального госпиталя. Врачом-ординатором. Это было обычное дежурство. Ничего особенного: несколько человек с полученными во время пожара ожогами, полдюжины переломов — одним словом, все как всегда. Потом я ушла и в парке встретила маленькую девочку лет восьми — девочку с фиолетовыми глазами…

Трэвис встрепенулся:

— Малышка Саманта?

— Не знаю, — покачала головой Грейс. — Она куда-то пропала, и я не успела спросить. Саманта, вы сказали? Красивое имя…

Когда она закончила свой рассказ, дрова в камине прогорели почти дотла. Трэвис закрыл глаза, пытаясь вобрать и осмыслить все услышанное: людей с железными сердцами, Адриана Фарра из таинственного общества Ищущих, бегство Грейс из Денвера в горы и ее чудесное спасение случайно оказавшимся в лесу рыцарем Даржем Эмбарским.

— Так вы говорите, вас здесь приняли за герцогиню? — Трэвис не смог удержаться от кривой усмешки. — Забавно. А вот меня все почему-то принимают за слугу. И обращаются соответственно.

Грейс закусила губу.

— Еще раз простите меня.

Трэвис мысленно обругал себя идиотом. Уж кто-кто, а она точно ни в чем не виновата, не говоря уже о том, что в ее обществе он чувствовал себя легко и раскованно, как с близким другом, хотя познакомились они всего каких-то несколько часов назад. С другой стороны, ему было легче принять случившееся с ним, твердо зная, что на Зее он единственный пришелец из другого мира. Порой он представлял себе, что все это ему снится или он сошел с ума и бредит, валяясь в смирительной рубашке на приваренной к стене железной койке в казенной психушке. Мысль об этом частенько помогала ему не сойти с ума по-настоящему. Но теперь, когда он встретил товарища по несчастью, эта спасительная лазейка закрылась для него навсегда. Пора посмотреть правде в глаза: если он здесь не один, значит, это не сон и не бред, а реальность. И едва ли то, что произошло с ними, можно отнести к случайному совпадению. Непременно должна существовать причина — и очень веская! — по которой человек в черном отправил их обоих в другой мир.

Трэвис вскочил с кресла и бросился к окну. Им овладел внезапный приступ клаустрофобии. Открыв створку, он высунул голову и с облегчением вдохнул свежий морозный воздух. Он знал, что должен был сначала спросить разрешения у хозяйки комнаты, но непреодолимое стремление немедленно ощутить дуновение ветра оказалось сильнее требований этикета. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он немного успокоился. В голове прояснилось, и вместе с рассудком к нему вернулась надежда.

Теперь их двое, они союзники, а это означает, что отныне у них появился шанс. Быть может, еще не все потеряно и завтрашний день принесет им не одни только разочарования. Трэвис обернулся к Грейс:

— Ну и что мы будем делать дальше, как вы считаете?

— Не знаю, Трэвис. Я думаю… думаю, этот мир нуждается в нашей помощи. Иначе зачем бы нас сюда направили?

Они молча смотрели друг на дружку, и в этот момент неведомо откуда прозвучал чей-то тяжелый ровный голос, произнесший всего одно слово:

— Испытание.

Трэвис не сомневался, что выглядит столь же обалдевшим, как и его собеседница. Он понятия не имел, кто говорил и что это значит, да и не очень стремился узнать, если честно признаться.

— Уже поздно, Грейс, — сказал он. — Я должен идти. Поговорим завтра, ладно? Если вы не против, конечно. И еще: я хотел бы взглянуть на ту дверь, где вы видели вырезанный знак Ворона.

Она на секунду закрыла глаза, потом снова открыла.

— Хорошо, Трэвис, я покажу.

Он подошел к двери. Грейс распахнула ее и выпустила гостя. Дверь захлопнулась, и Трэвис остался один. Он прислушался. Вокруг было тихо. Через высоко прорезанное окно в конце коридора просачивался лунный свет, падая узкой желтой дорожкой на каменные плиты пола. Ночь. Ох и задаст же ему Мелия жару за самоволку! А-а, плевать, не впервой. Горько усмехнувшись, он повернулся, чтобы идти.

Из-за двери комнаты Грейс послышался страшный грохот.

Трэвис вздрогнул от неожиданности и уставился на деревянную панель. Снова шум — на этот раз громкий хруст, как от ломающегося дерева. Внезапно его охватил беспричинный страх — животный ужас, парализовавший члены и приковавший его к полу. Он не знал, что ему делать. Мозг тоже застыл, не в состоянии принять какое-либо решение.

Сдавленный женский вопль вывел его из оцепенения. Оковы неподвижности разлетелись вдребезги, словно хрупкие стеклянные бусины под ударами молотка. Трэвис с размаху ударил плечом в дубовую дверь и, не обращая внимания на острую боль в ключице, ворвался в комнату.

Тварь медленно приближалась со стороны распахнутого окна. Один взгляд на нее вызывал тошноту. В ней не было ничего человеческого. Единственный аналог, пришедший на ум Трэвису, — гибрид между волком и гориллой. Уродливое тело существа, словно вышедшего из лаборатории сумасшедшего профессора в третьеразрядном фильме ужасов, было покрыто гладкой длинной шерстью; конечности выглядели чересчур длинными и деформированными.

Несмотря на нелепое телосложение, передвигался монстр довольно быстро и скачками: то на одних задних лапах, то припадая и на передние. Грейс, белая как мел, забилась в угол. Тварь уже почти добралась до нее. Кривые когтистые лапы протянулись к ее горлу. Пасть монстра раскрылась, обнажив два ряда острых клыков. Из нее сочилась густая, желтая слюна.

— Эй, смотри сюда! — закричал Трэвис, зачем-то замахав руками.

Разумеется, это было глупо, но в тот момент он не мог придумать ничего более остроумного. Грейс повернула голову. В глазах ее мелькнул ужас. Но отвлекающий маневр сделал свое дело. Тварь, злобно зашипев, отпрыгнула в сторону и повернулась к Трэвису. Что ж, отвлечь он ее отвлек, а дальше-то что делать? Рука нащупала заткнутый за пояс стилет. Камень в его рукояти сердито пылал алым огнем. Но прежде чем он успел обнажить кинжал, монстр неожиданно попятился и одним движением взлетел на гигантскую кровать под балдахином, занимавшую едва ли не треть комнаты. Вцепившись когтями в одеяло, он уставился сверху на Трэвиса. В глазах его было столько ненависти, что Трэвис как зачарованный замер на месте, не в силах отвести взгляд от этих горящих зрачков. Челюсти вновь раскрылись, серый с желтым налетом язык высунулся наружу и быстро задвигался, слизывая слюну. Тело монстра напряглось, готовясь к прыжку.

— Беги, Трэвис! Беги!

Крик Грейс подстегнул Трэвиса. Он едва успел отскочить в сторону, и метнувшаяся сверху тварь промахнулась, правда, все же зацепив его руку когтем. Царапина на предплечье сразу загорелась огнем. Промах нисколько не обескуражил монстра. Ловко извернувшись, он снова набросился на Трэвиса. Тот попытался укрыться от нападения за кроватью, но длинная обезьянья лапа вцепилась ему в сапог и резко рванула за ногу. Трэвис упал. От удара грудью о твердый каменный пол у него вышибло весь воздух из легких. Он судорожно вдохнул. В ноздри ударил едкий звериный запах. Трэвис перекатился на спину и с ужасом увидел нависшую над ним косматую морду. Длинная шерсть подгривка скользнула по его лицу, желтые глаза монстра встретились с его глазами, и за этот краткий миг он успел уловить в них неутолимый голод, невыносимое страдание и… разум, который мог принадлежать только человеку, но никак не зверю. Чудовище раскрыло пасть и потянулось к его горлу.

Но острые клыки так и не прикоснулись к нему. Жалобно всхлипнув, тварь вдруг отпрянула и развернулась. Из раны у нее в боку сочилась темная кровь. Трэвис приподнял голову и с изумлением узрел Грейс с железной каминной кочергой. К несчастью, рана оказалась болезненной, но не опасной для жизни, и только пуще разъярила обезьяноволка. Кочерга выпала из дрожащих рук Грейс. Монстр подобрался и приготовился к прыжку.

На этот раз Трэвису хватило времени, чтобы выхватить стилет. С удивившей его самого стремительностью он одним быстрым движением поднялся на колени и вонзил малакорский кинжал в спину твари. Закаленная сталь легко вошла в плоть монстра, но удар все же нельзя было счесть удачным, так как позвоночный столб остался незадетым. Зарычав от боли, обезьяноволк выгнул хребет, снова развернулся, взмахнул передней лапой и вышиб стилет из руки Трэвиса. Тот все еще стоял на коленях и не мог ни бежать, ни защищаться. Сжавшись, он приготовился к смерти.

Тело монстра обмякло и беззвучно завалилось набок.

Трэвис поднял глаза. Над трупом твари стояла Грейс. Лицо ее было белым и застывшим, как у мраморной статуи, правую руку покрывали кровавые брызги. В основании черепа распростертого у ее ног чудовища торчала рукоять кинжала. Уверенная рука хирурга нанесла удар с анатомической точностью. Острие клинка перерубило шейные позвонки и проникло в мозг, уложив обезьяноволка на месте.

— Иногда и медицинское образование может на что-то сгодиться, — откуда-то нашел в себе силы пошутить Трэвис, но Грейс только судорожно кивнула и даже не улыбнулась.

Топот сапог по коридору. Трэвис едва успел подняться с пола, как в комнату ворвались сразу несколько человек. Первым был темноволосый рыцарь с мечом в руке, которого, кажется, звали Даржем, а за его спиной теснились Бельтан, Фолкен и Мелия.

— Бычья кровь! — в изумлении покачал головой Бельтан. — Ты не ранен? — озабоченно спросил он, подхватив под локоть пошатывающегося Трэвиса.

— Я в порядке, — с трудом выдавил тот.

— Да где же в порядке, когда у тебя все плечо в крови!

— Ты же сам говорил, что рыцарь и раны неотделимы друг от друга, — напомнил Трэвис.

Бельтан нахмурился:

— Говорил. Только ты пока что не рыцарь. И на твоем месте должен был оказаться я.

Трэвис не знал, что сказать, и поэтому ничего не ответил. Рана — это ерунда. Главное, что Бельтан по-прежнему остается его другом и готов в любой момент рискнуть за него жизнью.

Дарж тем временем бросился к Грейс. Бросив взгляд на ее забрызганную кровью руку, рыцарь страшно побледнел и пал перед ней на колени.

— Ах, миледи, вы тоже ранены! И рана, без сомнения, смертельна. Это я во всем виноват, я один! Как я мог оставить вас без присмотра? Нет мне прощения, нет мне оправдания!

Грейс перестала дрожать и изумленно уставилась на коленопреклоненного причитающего эмбарца.

— Что с вами, Дарж? — спросила она. — И с чего вы взяли, что я умираю? Я вовсе не ранена, и кровь тоже не моя.

Рыцарь растерянно заморгал, пристально оглядел окровавленную руку и смущенно откашлялся.

— Что ж, это замечательно. Я очень рад, что вы в добром здравии, миледи. И все же, — добавил он, поднимаясь с колен, — я присоединяюсь к словам милорда Бельтана: на вашем месте должен был быть я!

Шурша юбками, Мелия грациозно обогнула обоих рыцарей и склонилась над трупом убитого монстра.

— Похвальные намерения, — заметила она, — только запоздалые. Леди Грейс и наш Трэвис, как я погляжу, отлично управились и без вашей помощи.

Трэвис оглянулся на Грейс. Глаза их встретились, и, хотя обоим было не до смеха, они все же не смогли удержаться от улыбки.

— Кстати говоря, как вы здесь оказались? — спросил он, обращаясь к Мелии.

Та сердито посмотрела на него:

— Между прочим, ты отсутствовал больше четырех часов, Трэвис. Мы начали беспокоиться и отправились тебя искать. По дороге встретили Даржа, который направлялся навестить леди Грейс. Все очень просто, как видишь.

Трэвис нахмурился. Что-то здесь не состыковывалось.

— Да, но как вы узнали, что я здесь, в этой комнате?

Мелия насмешливо приподняла бровь и промолчала. Трэвис слишком хорошо изучил ее манеру, чтобы расспрашивать дальше.

Фолкен подошел к ней и тоже принялся рассматривать мертвого обезьяноволка.

— Представить себе не могу, откуда он здесь взялся? — покачала головой волшебница.

— Фейдрим! — с отвращением произнес бард и выпрямился.

Мелия задумчиво потерла ладонью подбородок.

— Сначала Бледные Призраки, теперь вот это… Хотела бы я знать, с каким порождением Зла придется нам столкнуться в следующий раз?

— Смотри накаркаешь! — погрозил ей пальцем Фолкен. — Меня другое интересует: почему он залез именно сюда?

Мелия обратила взор на Грейс:

— Быть может, нам расскажет об этом ее светлость?

Взгляды всех присутствующих скрестились на ней. Наступила томительная пауза. Грейс замерла, как зверушка, захваченная лучами автомобильных фар. Трэвис, уже оправившийся от потрясения, понял, что ее нужно срочно выручать. Высвободив локоть, он шагнул к полке, нацедил вина из оловянного кувшина, повернулся к Грейс и вложил полный кубок ей в руку.

— Сдается мне, — сказал он, сочувственно глядя ей прямо в глаза, — что кому-то очень не по душе ваши успехи на поприще шпионажа.

Грейс молча кивнула и одним глотком осушила кубок.

68

Над кейлаверской цитаделью забрезжил рассвет — холодный и серый, как рыцарская кольчуга. Через щелочку в ставнях Грейс следила за его приближением. Всю ночь она не смыкала глаз.

Несколько часов назад гости покинули ее покои — все, кроме Даржа. Эмбарский рыцарь заявил, что будет до утра караулить снаружи двери ее спальни. Его великодушное предложение несколько смутило Грейс, но не настолько, чтобы его отвергнуть. Хотя она так и не смогла уснуть, сознание того, что за стеной находится вооруженный огромным двуручным мечом испытанный воин, помогло ей справиться с паникой и успокоить расшатавшиеся нервы. Да и как, скажите на милость, можно заснуть, зная о том, кто лежит в ее платяном шкафу?

Она тщетно старалась изгнать из памяти отвратительный облик обезьяноволка с его лоснящейся шерстью, оскаленной пастью и искривленными когтистыми лапами, сложенными на груди, что придавало ему вид мирно спящего. Сначала она возражала, когда Бельтан, повинуясь распоряжению Фолкена, начал запихивать мерзкую тварь в гардероб, но потом прикусила язык, мысленно признав правоту барда. Сама будучи исследователем, Грейс прекрасно знала цену научным образцам, тем паче уникальным, как тот, что лежал у нее в шкафу. Умные люди такими вещами не разбрасываются, а бережно хранят и тщательно изучают.

С другой стороны, существует огромная разница между срезом ткани или изуродованным какой-либо патологией органом, плавающем в растворе формальдегида где-нибудь в медицинской лаборатории, и еще не успевшим остыть трупом волосатого монстра с клыками в три дюйма длиной.

Грейс снова зазнобило. Тебе бы следовало разжечь камин, Грейс. Вот будет глупо, если ты, счастливо избежав зубов и когтей какого-то мифического чудовища, кончишь тем, что бездарно замерзнешь, потому что тебе было лень встать и подбросить дров в огонь.

Бесшумно ступая по ковру босыми ногами, она подошла к камину, стараясь не смотреть на окровавленные клочья шерсти, прилипшие к кочерге, которой она ударила обезьяноволка.

Когда дрова разгорелись, она приблизилась к окну, подняла тяжелый железный засов и распахнула ставни. Она никогда прежде не запирала их, но вчера Дарж настоял на своем и собственноручно закрыл плотные деревянные створки. Грейс это не очень понравилось, но она не посмела возражать. Однако сейчас, с приближением утра, уже не было никакого резона держать ставни на запоре. Или она снова ошибается?

Она отворила окно и высунулась наружу. До булыжной мостовой было далеко, и на стене под окном не имелось ни карнизов, ни выступов, ни трещин, ни сточных труб. Как же в таком случае это дьявольское отродье сумело вскарабкаться и влезть в спальню? Недоуменно покачав головой, Грейс закрыла окно и вернулась к камину.

Ну и что дальше? До появления горничных с завтраком оставалось не меньше часа. Грейс решила одеться, чтобы не терять времени даром… Собственно говоря, спешить ей было некуда. Наступил первый день месяца вальдата. Сегодня должен открыться Совет Королей. Но это знаменательное событие произойдет не раньше полудня, и вряд ли до того момента у кого-либо из придворных прибывших на Совет монархов найдется свободная минутка, чтобы перекинуться с ней хотя бы парой фраз. Но если ей повезет, она сможет еще разок поговорить с Трэвисом Уайлдером.

Интуиция подсказывала ей оставить его в покое — по крайней мере на какое-то время. Она впервые увидела его только вчера и всего за несколько часов умудрилась обидеть, едва не сшибить с ног и подвергнуть смертельной опасности. Похоже, общение с ней способно навлечь на Трэвиса одни только несчастья. Но она ужасно хотела узнать побольше о вырезанном на двери знаке, символизирующем, по его словам, культ Ворона, а заодно о Малышке Саманте и разговоре Трэвиса с братом Саем.

Грейс уклонилась над креслом, в котором были кучей свалены все ее платья. Слава Богу, у Бельтана хватило ума вытащить их из гардероба, прежде чем засунуть туда это жуткое страшилище! Немного поразмыслив, она выбрала желтое платье, которое до сих пор ни разу не надевала, отчасти по той причине, что ей понравилась его нарядная, чуточку легкомысленная расцветка, но главным образом потому, что оно лежало сверху.

Грейс все еще вертелась из стороны в сторону, поправляя и разглаживая складки и оборки — занятие, которое при желании можно было продлить до бесконечности, — когда услыхала голоса за дверью. Один был суровым и строгим, другой — нежным и звонким. Внезапно голоса умолкли, дверь распахнулась, и в комнату, едва не сбив ее с ног, влетел сапфировый вихрь.

— Ах, Грейс, я так виновата… Если бы я только знала! Умоляю, скажи, что с тобой все хорошо!

В синих глазах Эйрин светилась неподдельная тревога, на прелестном личике виднелись следы пролитых слез. Здоровой рукой она крепко обняла Грейс и прижалась к ней, не обращая внимания на сумрачно застывшего на пороге Даржа, чья обычно бесстрастная физиономия на сей раз выражала некоторое удивление.

— Прошу прощения, леди Грейс, — сказал он, — но я даже не успел постучать, чтобы предупредить вас о визите ее высочества.

Грейс тоже обняла подругу…

Да, подругу! Неужели это так невозможно — иметь подругу?

…и ободряюще улыбнулась рыцарю, глядя на него поверх головы приникшей к ней Эйрин.

— Все в порядке, Дарж. Вы же охраняете меня от монстров, а не от хорошеньких баронесс, правда? Я вам так благодарна за все, что вы для меня сделали!

Рыцарь неловко поклонился, вышел и закрыл за собой дверь.

Грейс увлекла Эйрин к окну, усадила в кресло и в нескольких скупых фразах рассказала обо всем, что случилось накануне. Слушая ее, баронесса с каждой минутой все больше бледнела и все сильнее стискивала пальцами подлокотники кресла.

— Ты такая отважная, Грейс! — вздохнула она, когда рассказ подошел к концу. — Я бы ни за что не смогла сделать то, что сделала ты.

Взгляд Грейс скользнул по синей шали, искусно драпирующей искалеченную руку юной баронессы. Если уж говорить об отваге, то учиться следует у Эйрин, а вовсе не у нее.

— И все-таки я не понимаю, — продолжала девушка. — Ясно, что эту тварь послали убить тебя. Но почему?

Вопрос по существу.

— Я не уверена, но подозреваю, что покушение как-то связано с тем поручением, которое возложил на меня король Бореас.

— Вполне возможно, — со вздохом признала Эйрин. — Хотя в наш просвещенный век уже не принято посылать наемных убийц, чтобы расправиться с тем, кто слишком много знает, но иногда такое случается и в наши дни. Я бы даже не удивилась, узнав об аналогичном происшествии где-нибудь в перридонском Спардисе, но чтоб в Кейлавере… — Синие глаза баронессы непроизвольно скользнули взглядом по плотно закрытой дверце платяного шкафа. — Однако я сильно сомневаюсь, что даже в Спардисе, где не гнушаются самыми подлыми методами в достижении цели, найдется кто-либо, способный подчинить своей воле напавшее на тебя вчера существо. Как ты думаешь, Грейс, кто бы это мог быть?

— Кажется, я знаю ответ на ваш вопрос, миледи.

Подруги разом обернулись и увидели стоящего на пороге барда Фолкена. Вслед за ним в комнату вошли леди Мелия, Бельтан и Трэвис Уайлдер, одетый все в ту же бесформенную домотканую тунику грязно-зеленого цвета. Грейс встала и подошла к двери. Дарж по-прежнему стоял на посту.

— Никаких монстров, миледи, — отрапортовал рыцарь. — Только Фолкен Черная Рука с сопровождающими.

— Благодарю вас, Дарж, — кивнула Грейс, мысленно дав себе зарок в следующий раз, когда эмбарцу случится охранять ее покой, дать последнему предельно четкие и ясные инструкции, которые можно будет истолковать лишь однозначно.

Эйрин тоже поднялась из кресла и присела в коротком реверансе.

— Доброго утра вам, лорд Фолкен. Леди Грейс только что рассказала мне о том, что произошло здесь прошлой ночью. Мы должны немедленно сообщить королю Бореасу.

Неслышно скользнув по ковру, Мелия вдруг очутилась рядом с бардом.

— В самом деле? — с иронией спросила она. — А вы уверены, что его величеству так уж необходимо об этом знать?

Ошарашенная баронесса невольно отступила на шаг, хотя была едва ли не на голову выше и официально занимала куда более высокое положение.

— Д-да, разумеется, — проговорила она, но уже без прежней убежденности. — Короля полагается ставить в известность обо всех случаях насилия и незаконного вторжения, имевших место в стенах его замка.

Мелия ничего не ответила; лицо ее словно превратилось в бронзовую маску — прекрасную и непроницаемую для посторонних глаз.

— Не волнуйтесь, леди Эйрин, — вмешался Фолкен, — я намерен сам довести до сведения его величества известие о появлении фейдрима. Но не сейчас, а чуть позже. И поведать об этом не только ему одному, но и всем собравшимся на Совет монархам. Полагаю, лицезрение тела той твари, что залезла вчера в комнату леди Грейс, в какой-то степени сможет повлиять на их решение. При этом важно, чтобы остальные получили эту информацию одновременно с Бореасом, иначе они могут посчитать, что он нарочно все подстроил. — Бард пристально посмотрел на баронессу. — Вы согласны со мной, ваше высочество?

Эйрин заколебалась:

— Я не могу… Но как же король… Я должна…

Грейс взяла ее за здоровую руку и крепко сжала запястье.

— Прошу тебя, Эйрин, не говори ничего Бореасу. Пока.

Баронесса взглянула на нее с удивлением. Честно признаться, Грейс и сама не очень понимала, что подтолкнуло ее поддержать просьбу Фолкена. С бардом она была знакома меньше суток, хотя успела неплохо узнать заочно — по рассказам Трэвиса — и уяснить, что человек он опытный, мудрый и искушенный во многом таком, о чем простые смертные не имеют ни малейшего представления. Как бы то ни было, она бестрепетно встретила взгляд Эйрин и не отвела глаз, пока та не кивнула в знак согласия. Грейс с благодарностью пожала руку подруги.

Фолкен ухмыльнулся, отчего его волчья физиономия сделалась не то что красивой, но более или менее симпатичной, и отвесил баронессе поклон, вслед за чем повернулся к Бельтану:

— Что ж, давай доставай наш трофей, дружище.

Рыцарь шагнул к гардеробу. Грейс не хотела смотреть, но все равно вытянула шею и затаила дыхание наравне с остальными. Бельтан открыл дверцу.

Платяной шкаф был пуст.

— Разрази меня гром! — выругался бард и оглянулся на Грейс. — К вам в спальню ночью никто не заходил, миледи?

Та растерянно покачала головой:

— Никто. И я всю ночь бодрствовала.

— Ни одна живая душа не входила в покои ее светлости до вашего появления, — добавил Дарж. — Я стоял на посту и тоже ни на мгновение не сомкнул глаз. И ставни на окне собственноручно запер на засов.

— И все-таки кто-то его унес, — задумчиво произнесла Мелия и провела ладонью по дверце шкафа, словно пытаясь нащупать какой-то невидимый след.

— Но кто мог это сделать? — спросил Фолкен.

— Быть может, это сделал он?

Все разом уставились на Трэвиса. Тот долгое время молчал, а когда заговорил, немедленно оказался в центре внимания. В его серых глазах за стеклами очков угадывались отчаяние и страх.

— Кого ты имеешь в виду, Трэвис? — первой опомнилась Грейс. — Кто, по-твоему, мог незаметно унести такую здоровенную тварь?

Трэвис машинально сжал в кулак пальцы правой руки, висевшей на перевязи — перевязь соорудила вчера Грейс, предварительно наложив повязку на располосованное когтями фейдрима предплечье. Рана оказалась поверхностной, но она настояла на своем, опасаясь заражения.

— Его. Бледного Властелина, заточенного в Имбрифейле.

Грейс не поняла: его слов, но по спине у нее пробежал холодок.

Трэвис посмотрел на барда.

— Разве то существо не принадлежало к числу его слуг? Так же как те, другие… в Белой башне?

Фолкен медленно наклонил голову. Трэвис зажмурил глаза.

— Постойте-ка, это еще что такое?! — воскликнул Бельтан. Он опустился на колени и что-то извлек из шкафа. Грейс ахнула: рыцарь держал в руке маленькую веточку вечнозеленого кустарника.

Ею овладела истерика, и она уже не помнила, как покачнулась и едва не упала, как подхватили ее сильные руки Даржа, как усаживали ее в кресло, как засуетились все вокруг и как заботливая Эйрин подносила к ее губам кубок с вином. Когда Грейс вновь обрела способность связно мыслить, то обнаружила себя сидящей у камина и взахлеб рассказывающей о той памятной ночи, когда ее разбудил колокольный звон… Она уже не могла — да и не старалась — удержать рвущийся наружу поток слов и рассказала им все. Как отправилась на поиски источника таинственных звуков, как увидела раскрытое окно и под ним цепочку маленьких, похожих на детские, следов, протянувшихся в направлении Сумеречного леса, и как потом, вернувшись в спальню, нашла на подушке точно такую же веточку…

— Одна из горничных, с которой я случайно разговорилась, — закончила Грейс, рассеянно перебирая пальцами длинные мягкие иголки, — рассказала мне о шалостях, которые чинит в замке Маленький Народец. Я еще тогда подумала… — Она обратила взор на Фолкена. — Но это ведь глупости, правда? Разве они могли утащить тело? Маленький Народец, я имею в виду?

Ни Фолкен, ни Мелия ничего не ответили.

— Эй, вы не рехнулись часом? — вмешался Бельтан, в изумлении переводя взгляд с волшебницы на барда и обратно. — Я сам обожаю сказки и порой верю в них больше, чем следует, но даже мне хорошо известно, что Маленький Народец — это миф!

— Такой же, как Бледные Призраки и фейдримы? — насмешливо прищурившись, язвительно парировала Мелия.

Светловолосый рыцарь заморгал, открыл рот, подумал и стушевался.

— В словах леди Грейс может содержаться гораздо больше истины, чем она себе представляет, — веско произнес молчавший до этого бард.

Грейс поперхнулась вином и чуть не выронила кубок.

— О чем вы говорите, милорд?

Фолкен потер подбородок тыльной стороной затянутой в черную перчатку руки.

— Вы сами видели, миледи, что за кошмарные монстры эти фейдримы, — начал он. — Однако изначально они выглядели совсем не так и были гномами, лесовиками, эльфами и феями — иначе говоря, принадлежали к тому самому Маленькому Народцу, существование которого только что с пеной у рта отрицал наш добрый друг Бельтан. Все эти существа, бывшие порождением Древних Богов, зачастую отличались непредсказуемым нравом и весьма своеобразным чувством юмора. Одни из них были уродливы, другие — прекрасны, но никто из них сознательно не служил Злу. До той поры, пока Бледный Властелин с помощью верных ему магов-некромантов не заманил некоторых из них в свои сети и не изменил их облик и сущность в соответствии со своими целями.

— Бледный Властелин?

Не отвечая, бард приблизился к очагу и поворошил кочергой дрова. Алые отблески взметнувшегося пламени заиграли на его смуглом обветренном лице.

— Тысячу лет назад Бледный Властелин покинул свою твердыню Имбрифейл, — вновь заговорил он после долгой паузы, — и во главе неисчислимых полчищ фейдримов едва не покорил весь Фаленгарт. К счастью, в тот раз — ценой невосполнимых жертв! — он был побежден и ввергнут в узилище. Но ныне мощь его вновь окрепла, а запоры на дверях его тюрьмы ослабли. Именно об этом собираюсь поведать я Совету.

Грейс поднесла веточку к ноздрям и с удовольствием вдохнула терпкий хвойный аромат. В голове у нее прояснилось, и не удовлетворенное до конца любопытство побудило обратиться к барду с уточняющим вопросом:

— Вы сказали, Фолкен, что фейдримы служат Бледному Властелину. Но ä не понимаю, для чего ему понадобилось посылать одного из своих слуг убить меня?

Ответ взяла на себя леди Мелия:

— В том случае, если Бледный Властелин сбросит оковы и снова восстанет, лишь объединенные силы всех Семи доминионов будут иметь шанс одолеть его. Он это понимает и прилагает все усилия, чтобы посеять рознь между правящими ими монархами. Рискну предположить, что ваши действия, леди Грейс, способствующие в конечном итоге усилиям короля Бореаса по созданию военного союза, кое-кого очень серьезно обеспокоили, поскольку такого поворота событий Бледный Властелин допустить не может.

Грейс показалось, что леди Мелия о чем-то умалчивает. Она скрестила руки на груди и упрямо покачала головой:

— Все равно не понимаю! Откуда они… откуда он узнал, где меня найти?

Бельтан положил руку на эфес меча.

— Я бы тоже не прочь узнать откуда? — произнес он с мрачным видом. — Во всех Семи доминионах нет крепости сильнее и надежнее Кейлавера. И я тоже не понимаю, каким образом эта тварь смогла с такой легкостью пробраться сюда незамеченной?

По телу Грейс пробежала дрожь. Столько загадок, столько проблем… А сколько их еще будет впереди и кто поможет ей с ними справиться? Она перевела взгляд на Трэвиса.

— Я надеялась… Пока Совет заседает… Быть может, мы могли бы…

Трэвис понял ее с полуслова и энергично закивал.

Эйрин с размаху шлепнула себя ладонью по лбу.

— Ах, я совершенно забыла! — вскричала она. — У нас осталось совсем мало времени, чтобы приготовиться. Я ведь за этим и пришла к тебе так рано, Грейс, — сообщить, что король Бореас требует твоего непременного присутствия на открытии Совета.

— Как же так? — растерялась Грейс, умоляюще глядя на баронессу — Я же собиралась поговорить с…

Она прикусила язык, сообразив наконец, что протестовать бесполезно. Трэвис, видимо, тоже это понял, потому что поднялся и, избегая встречаться с ней взглядом, вслед за остальными покинул комнату.

— Хорошо, Эйрин, — кротко сказала Грейс. — Что ты мне посоветуешь надеть?

69

Трэвис с интересом разглядывал зал Совета, заполненный разряженной в пух и прах знатью.

Он никак не рассчитывал оказаться в числе приглашенных и потому особенно остро ощущал свое ничтожество на фоне надменных лиц и сверкающих драгоценностями нарядов всех этих благородных лордов и леди. После визита к леди Грейс Фолкен и Мелия куда-то пропали, словно позабыв о его существовании. Несомненно, у них имелись грандиозные планы относительно предстоящего выступления перед участниками Совета — планы, в которые они, по своему обыкновению, не сочли нужным его посвятить. Он уже собирался свернуть в коридор, ведущий к отведенному им помещению, но на плечо ему легла тяжелая рука Бельтана.

— Куда это ты направился, Трэвис? — дружелюбно осведомился рыцарь. — Зал Совета находится в другой стороне.

Трэвиса его слова так ошарашили, что он не осмелился возражать и беспрекословно потащился следом за ним через весь замок.

Зал Совета размещался в одной из девяти венчающих кейлаверскую твердыню башен — крайней в западном крыле. Как и предполагал Трэвис, неприятности не заставили себя долго ждать. Началось с того, что его попросту отказались впустить.

— Простолюдинам присутствовать на Совете Королей запрещено, — заявил начальник стражи, презрительно оглядев убогое одеяние землянина и преградив ему путь алебардой.

— Вас, кажется, не устраивает мое происхождение, капитан? — зловеще понизив голос, поинтересовался Бельтан.

— Что вы, милорд?! — испугался гвардеец, отступая на шаг. — Я вовсе не вас имел в виду, а вашего… э-э-э… спутника. Он какой-то… какой-то… Ну не похож он на человека благородного звания! — в отчаянии воскликнул он, продолжая закрывать собой вход в зал.

Бельтан жестом приказал ему замолчать.

— К вашему сведению, капитан, — холодно произнес рыцарь, — милорд Трэвис Уайлдер не уступает благородством ни одному из присутствующих здесь сегодня ноблей. Это во-первых. А во-вторых, будь он даже последним рабом, вы обязаны пропустить его, потому что он со мной. У вас есть еще возражения, мой друг?

Кровь отхлынула от лица начальника стражи.

— Ваше место в первом ряду, лорд Бельтан, — смиренно проговорил он, отступив в сторону.

Трэвис в изумлении покосился на рыцаря: он и не предполагал, что тот способен так жестко и властно обращаться с людьми. Но Бельтан уже прошел в зал, и ему ничего не оставалось, кроме как поспешить за ним. Минуя белого как мел капитана, Трэвис ощутил на миг угрызения совести, но быстро забыл обо всем, оказавшись внутри.

И вот теперь, сидя на одном из привилегированных мест, он с любопытством вертел головой, разглядывая зал и собравшихся в нем людей. Зал Совета был построен в форме греческого амфитеатра. Круговые ярусы каменных скамей тянулись вверх чуть ли не до самого потолка, и все они были битком набиты знатью, представлявшей, судя по разнообразию стилей и фасонов одежды, все Семь доминионов. Хотя в зале практически не осталось свободных мест, публика продолжала прибывать — тяжелые двери ежеминутно распахивались, пропуская внутрь запоздавших ноблей.

Внизу, на «арене», располагался огромный круглый стол, вырубленный из какого-то темного камня. Вокруг него стояли богато изукрашенные кресла, а в середине полированной каменной столешницы белел врезанный туда диск из более светлого материала. Центр диска занимал символ, уже знакомый Трэвису по занятиям с Фолкеном. То был Вар — руна мира.

Он коснулся локтя сидящего рядом Бельтана и прошептал:

— Спасибо, что не дал меня в обиду.

— Благородство определяется не только и не столько тем, чья кровь течет в твоих жилах, — тоже шепотом, не поворачивая головы, ответил рыцарь и неожиданно ухмыльнулся. — Вдобавок я просто не мог отказать себе в удовольствии пощипать перышки тому надутому индюку-капитану.

Трэвис выдавил из себя ответную улыбку. Хотя ему самому было не до смеха, он радовался за друга, вроде бы сумевшего преодолеть вчерашний приступ черной меланхолии. Правда, не до конца. Или ему показалось? Как бы то ни было, сегодня Бельтан выглядел иначе. Более строго, более серьезно. Трудно сказать почему: быть может, сказалась перемена одежды — туника, кольчуга и пропыленный плащ уступили место роскошному, но без излишеств костюму зеленого бархата — или то обстоятельство, что рыцарь сбрил бороду, оставив лишь узенькую полоску золотистых усов, прикрывающих верхнюю губу и плавно спускающихся вниз к подбородку мимо уголков рта.

Внимание Трэвиса вновь отвлеклось на обстановку в зале. Скользнув взглядом по площадке внизу, он внезапно нахмурился и наклонился к уху Бельтана:

— Послушай, в чем дело? Мне говорили, что в Фаленгарте всего семь доминионов.

— Семь, — подтвердил рыцарь.

— Почему же тогда за столом восемь кресел?

— Восьмое предназначено королю Малакора.

Трэвиса его ответ поверг в еще большее недоумение.

— Малакора? Но Фолкен говорил, что Малакор пал много веков тому назад!

— Верно. Прошло более семи столетий с тех пор, как на Серебряном троне Малакора восседал законный король. И почти столько же минуло с того дня, когда Малакор окончательно обезлюдел. Ныне никто уже не обитает в пределах его былых границ.

Трэвис озадаченно поскреб ногтями бороду.

— Семьсот лет, говоришь? Немалый срок, чтобы столько времени держать вакантным место за столом!

Бельтан рассмеялся:

— Ты прав, но такова традиция. В доминионах свято чтут память о Малакоре, в то же время считая себя законными наследниками его славы и могущества и тщась когда-нибудь превзойти блеском и богатством великих властителей безвозвратно ушедших времен. Потому и держат за столом Совета пустующее кресло — отчасти в память о великом прошлом, отчасти в надежде вновь обрести былое величие, но главным образом, я полагаю, как что-то вроде приносящего удачу талисмана.

Трэвис с интересом оглядел восьмое кресло, стоявшее на особицу от других. По внешнему виду оно почти не отличалось от других, будучи изготовлено из такого же светлого, с серебристым оттенком дерева, украшено искусной резьбой и инкрустировано самоцветными камнями, но контуры его показались Трэвису более строгими и четко очерченными, а кожа обивки не столь потертой и потускневшей, как на остальных. Впрочем, последнее обстоятельство легко объяснялось тем, что за истекшие семь веков им вряд ли кто-нибудь пользовался. Он припомнил, что однажды уже видел очень похожее кресло — в «Обители Мага», в потайном кабинете, где Джек держал самые ценные экспонаты своей коллекции.

— И что, все семьсот лет оно так и простояло пустым?

— Существует старинная легенда о наложенном на него одной колдуньей заклятии. Легенда гласит, что любой, кто осмелится сесть в это кресло, не будучи законным наследником малакорского престола, в тот же миг умрет.

Трэвис недовольно глянул на рыцаря.

— Ты не ответил на мой вопрос, Бельтан.

Тот равнодушно пожал плечами:

— Честно говоря, я не больно верю в колдуний и их заклятия, но не думаю, что найдется глупец, который рискнет посидеть в кресле владыки Малакора, чтобы проверить достоверность легенды на собственной шкуре. Не верю и тому — несмотря на неоднократные туманные намеки Фолкена, — что когда-нибудь объявится законный претендент. Что ни говори, а дураков на свете куда больше, чем потомков Малакорского королевского дома.

На последнее утверждение рыцаря у Трэвиса возражений не возникло.

Перекрывая людской гомон, чисто и звонко затрубили трубы герольдов. Голоса мгновенно умолкли. Все встали, приветствуя входящих в зал королей и королев Семи доминионов. Бельтан наклонился к Трэвису и шепотом на ухо называл ему имена монархов, по мере того как те спускались вниз и приближались к круглому столу.

Возглавляла процессию королева Эминда Эриданская, в чьей манере держаться проявлялось больше спеси, нежели подлинного королевского величия. За ней выступал Лизандир, правитель Брелегонда, — коротышка, до того расфуфыренный и разряженный в усыпанные драгоценностями и отливающие всеми цветами радуги пышные одежды, что казалось, будто главный здесь костюм, а человечек внутри него выступает всего лишь в роли вешалки. Третьим шел высокий и невероятно худой мужчина с глубоко запавшими глазницами и унылой аскетической физиономией, которого Бельтан представил как Соррина, короля Эмбара. За ним семенил жизнерадостный старикашка с лицом сатира и хитрыми маслеными глазенками — Персард Перридонский. Пятым спустился к столу молодой монарх Голта, которого, по словам Бельтана, звали Кайларом. Примечательно, что Кайлар, едва войдя в зал, тут же растянулся во весь рост, зацепившись носком сапога за складку в ковре, образовавшуюся, судя по всему, как раз в тот момент, когда он на него ступил. Лорд Олрейн, стоявший поблизости, ринулся на выручку, но Кайлар успел подняться сам, без посторонней помощи, и небрежно помахал рукой в знак того, что не пострадал. По залу прокатился единодушный вздох облегчения.

Облегчение сменилось столь же единодушным восхищением, когда по ступеням начала спускаться потрясающе красивая женщина — столь же ослепительная, как отразившийся во льду солнечный луч. Широко раскрытыми глазами Трэвис завороженно следил, как Иволейна Толорийская словно плывет по воздуху к своему месту за столом Совета. Платье ее таинственно мерцало переливами звездного света, играющего в осененном вечерними сумерками снежном покрове. В роскошных волосах сияли крупные бриллианты.

Замыкающий процессию король Бореас выглядел полной противоположностью эфемерной королеве Толории. Больше всего он походил на свирепого дикого быка, казалось, готового в любой миг нагнуть голову и с утробным ревом наброситься на окружающих. Впрочем, следует отдать ему должное: повелитель Кейлавана, несмотря на свирепый вид, являл собой редкостный образец мужской красоты и нисколько не уступал врожденным благородством и величием самой Иволейне. От него исходили ощутимые даже на расстоянии столь мощные токи животного магнетизма, что Трэвису почудилось: прикажи ему сейчас Бореас — и он, не рассуждая, исполнит любое его повеление. С другой стороны, с таким телосложением несложно добиться беспрекословного повиновения и не прибегая к внушению.

Встав за спинками своих кресел короли и королевы одновременно приложили правую руку к груди и поклонились пустующему — восьмому — креслу. Затем Бореас открыл рот и зычно, на весь зал, объявил:

— Да будет произнесена руна начала!

Из боковых проходов с противоположных сторон появились две фигуры в длинных, до пят, балахонах цвета утреннего тумана и начали приближаться к столу. Эминда Эриданская сопровождала каждое их движение исполненным подозрительности и страха взглядом. Справа неторопливо спускался высокий старик с коротко подстриженными седыми волосами и суровым морщинистым лицом, а слева — совсем еще молодой парень невысокого роста, но плотный и мускулистый, с круглой, некрасивой, но добродушной физиономией. Достигнув стола, оба низко поклонились, выпрямились и в один голос громко произнесли единственное короткое слово:

— Зир!

Оно эхом прокатилось под сводами — звонкое и мелодичное, подобно музыкальной ноте. Правую ладонь Трэвиса резко кольнуло, и он всем своим существом почувствовал высвобожденную произнесением имени руны магию. И не только почувствовал, но и увидел: атмосфера в зале внезапно сгустилась и задрожала — словно порожденное раскаленным пустынным зноем марево над автострадой где-нибудь в Неваде.

Трэвис снял и снова надел очки. Нет, наверное, все-таки померещилось. Все было по-прежнему, а толкователи уже покидали зал тем же путем, каким явились. Он прикоснулся к ладони. Покалывание сменилось легким зудом, с которым он уже свыкся, как свыкся с мыслью о том, что ему от него никогда не избавиться. Зуд сопровождал его днем и ночью, как бы напоминая, что сила здесь, рядом, и ждет только команды хозяина, чтобы вырваться на свободу и смести все вокруг всепожирающей волной ненасытного пламени. В голову вдруг пришла дурацкая мысль: интересно, как он будет выглядеть в таком же светло-сером балахоне, как у тех двоих?

Отвлекшись, он пропустил начало вступительной речи Бореаса и теперь слушал короля с удвоенным вниманием, стараясь уяснить, куда он гнет.

— …и эта Тень угрожает пасть и закрыть своим крылом не только какой-то один, но все Семь доминионов, а вслед за ними — весь Фаленгарт! Вот почему собрались мы здесь сегодня на Совет Королей, вот для чего прибыли вы в Кейлавер. И я рад приветствовать вас за этим столом — каждого по отдельности и всех вместе.

С этими словами Бореас поднял стоящую перед ним огромную золотую чашу, наполненную красным вином.

— Я прошу вас выпить вместе со мной вина из этой чаши, — продолжал король. — Эта малакорская реликвия бережно хранилась до сего дня, и я уверен, что, пригубив ее, мы все еще раз вспомним о былом величии, забудем прежние обиды, встанем плечом к плечу и совместно бросим вызов надвигающейся Тьме.

По реакции участников Совета нетрудно было понять, что предложение Бореаса особых восторгов не вызвало, хотя возражать в открытую никто из них не осмелился.

Бореас тем временем, словно не замечая брезгливой маски на лице Эминды или нерешительно переминающегося с ноги на ногу Лизандира Брелегондского, поднес чашу к губам и отпил глоток, после чего передал ее стоящему справа от него молодому Кайлару Голтскому. Тот поспешно отхлебнул из чаши, умудрившись при этом пролить часть вина на стол. Философски пожав плечами, он передал чашу следующему и вытер пролитое краем своего плаща. Трэвис с любопытством следил, как пьют остальные монархи. Соррин Эмбарский, к примеру, лишь чисто символически омочил в вине губы, Персард Перридонский с удовольствием выпил несколько глотков, после каждого отдуваясь и облизывая губы, зато Лизандир, которому эта церемония вроде бы претила сильнее прочих, присосался к вину с такой жадностью, как будто ничего не пил по меньшей мере неделю. Следующей на очереди была Эминда, которой и передал коротышка изрядно опустевшую чашу.

Королева Эридана взяла ее в руки и уставилась на вино с таким выражением, словно узрела в нем дохлую крысу или учуяла запах яда. Все остальные не сводили с нее глаз, и даже Лизандир занервничал и принялся крутить украшенные самоцветами золотые пуговицы на камзоле. Собравшиеся на трибунах затаили дыхание. Но Эминда продолжала колебаться.

Видя ее нерешительность, Бореас снова заговорил. Он не повысил голоса, но его рокочущий бас свободно проникал в самые отдаленные уголки зала.

— Знайте все, что в центре этого стола находится изображение руны мира и согласия, связанной в те далекие времена, когда дивное искусство вязания рун еще не было безнадежно утрачено. Магия сей руны такова, что не допустит свершиться в этом зале никакому насильственному деянию — как прямому, так и косвенному, — сколь бы могучей ни была направляющая его рука.

Эминда метнула на монарха Кейлавана исполненный жгучей ненависти и черной злобы взгляд. Даже Трэвис без труда догадался, что все заверения Бореаса для нее не более чем пустой звук. Но деваться было некуда: эриданка подняла чашу, пригубила и торопливо, словно та жгла ей пальцы, сунула в руки Иволейне.

Прекрасная повелительница Толории приняла ее с царственной невозмутимостью и так ловко, что сумела отчасти сгладить неприятное впечатление от откровенно хамского поведения Эминды. Грациозно склонив свою лебединую шею, она неспешно отпила из чаши и вернула ее Бореасу. Тот поднял чашу над головой, демонстрируя ее залу, поставил на стол и громогласно произнес:

— Совет Королей объявляется открытым!

Монархи заняли свои места вокруг стола; вслед за ними опустились на каменные скамьи и все присутствующие в зале. Трэвис нагнулся к уху Бельтана:

— У меня такое ощущение, что Эминда почему-то сильно недолюбливает твоего дядюшку. Или я ошибаюсь?

Рыцарь насмешливо фыркнул:

— Твои слова, мой друг, отражают действительность примерно в той же степени, как утверждение, что огонь недолюбливает воду! Похоже, однако, она успела неплохо столковаться с Лизандиром.

— Готов поверить на слово, — усмехнулся Трэвис, — хотя сильно сомневаюсь, найдется ли с кем столковываться среди всех его одежек.

Бельтан тоже усмехнулся и крепко сжал руку Трэвиса. Последнего его жест немного удивил и в то же время обрадовал. Пускай он никто в этом мире, зато у него есть надежный друг, на которого всегда можно положиться. И какое, в конце концов, имеет значение то обстоятельство, что друг этот — принц? Он с благодарностью ответил на пожатие, и некоторое время они так и сидели — не размыкая рук и остро ощущая крепнущую близость друг к другу.

Визгливый женский голос, в котором отчетливо слышались истеричные нотки, нарушил тишину.

— Мы ждем, Бореас, — первой заговорила Эминда, устремив пышущий откровенной злобой взор на владыку Кейлавана. — Совет Королей открыт, и ты, быть может, соблаговолишь наконец разъяснить нам, зачем тебе понадобилось его созывать? Суровые зимы, разбойничьи шайки и нашествия варваров — все это бывало и раньше. Не могу поверить, что причина кроется только в этом. Или кейлаванцы настолько изнежились и ослабели, что их уже повергает в трепет появление кучки грязных бандитов с большой дороги?

Оскорбительная речь королевы Эридана мгновенно накалила атмосферу в зале. Со своего места в первом ряду Трэвис хорошо видел, как смущенно потупились другие монархи и как побелели костяшки пальцев Бореаса, судорожно стиснувшего край стола. Эминда определенно не собиралась тратить времени даром, а решила, что называется, сразу взять быка за рога. Бореас открыл рот, но никто так и не узнал, что он намеревался ответить, потому что в этот момент парадная дверь в зал с треском распахнулась и на пороге возникла чья-то высокая фигура, на которой моментально скрестились взоры всех собравшихся.

Это был Фолкен.

За спиной барда теснились несколько стражников с обнаженными алебардами, но тому хватило одного взгляда, чтобы гвардейцы заколебались и отступили. Трэвис впервые видел Фолкена в таком состоянии. Обычно усталое меланхоличное лицо дышало страстью и гневом, бледно-голубые глаза потемнели, как грозовое небо, и метали молнии.

— Что он затеял? — в тревоге обратился к Бельтану Трэвис.

— Помимо того, что вознамерился довести моего бедного дядюшку до апоплексического удара? Понятия не имею. Но думаю, мы об этом очень скоро узнаем.

Бореас поднялся с кресла и выпрямился во весь рост. Его густые угольно-черные брови угрожающе сдвинулись, свидетельствуя о стремительно нарастающей ярости.

— Не слишком ли много ты себе позволяешь, Фолкен Черная Рука? — загремел под сводами раздраженный голос короля. — Потрудись немедленно дать объяснения своей оскорбительной выходке и покинуть Совет, иначе, клянусь Ватрисом, у меня не останется другого выхода, кроме как испытать могущество хранящей мир и согласие в этом зале руны!

Не обращая внимания на разъяренного монарха, бард спустился по ступеням и остановился перед круглым столом. В руке он держал какой-то предмет, завернутый в чистую тряпицу.

— Как гражданин Малакора я требую осуществления моего законного права лично обратиться к Совету Королей, — произнес он ровным голосом, бестрепетно встретив пылающий гневом взор Бореаса.

Сидящие за столом правители доминионов переглянулись, кто-то из них согласно наклонил голову, но Бореас уже не владел собой. С силой ударив кулаком по столу, он зарычал сквозь зубы:

— Замолчи и убирайся прочь, Черная Рука! Совет не станет выслушивать твои дурацкие бредни!

— Станет, ваше величество, — все так же спокойно возразил бард. — Закон и происхождение позволяют мне держать речь перед Советом, и никто, даже вы, не можете мне в этом отказать. Если не верите, спросите у лорда Олрейна, чьим познаниям в древних законах я безоговорочно доверяю.

Бореас вопросительно посмотрел на сенешаля, сидящего в первом ряду — как раз напротив короля. Тот с неохотой кивнул. Бореас сердито фыркнул и вновь устремил тяжелый взгляд на Фолкена.

У Трэвиса голова пошла кругом, и он перестал что-либо понимать. Не прошло и четверти часа, как Бельтан подтвердил, что Малакор пал больше семи столетий назад, а все его жители — те, кто уцелел, — навсегда покинули родные места. Быть может, Фолкен так уверенно называет себя гражданином Малакора, будучи прямым потомком одного из таких эмигрантов и имея при этом неопровержимые доказательства своего происхождения? Да, скорее всего. В любом случае более разумного объяснения неслыханной дерзости барда он придумать не сумел.

— Хорошо, Фолкен, — мрачно произнес король. — Тебе дозволяется выступить перед Советом Королей. Мы не можем запретить тебе говорить, но — будь уверен! — мы надолго запомним, каким путем ты нас к этому вынудил.

— Именно этого я и добиваюсь, ваше величество, — склонил голову бард. — Пусть слова мои навечно врежутся в вашу память и не забудутся до смертного часа. Ибо, клянусь вам, все двадцать поколений предков сидящих за этим столом ни разу не сталкивались с угрозой такого масштаба, что нависла ныне над Фаленгартом. Даже ваш достославный пращур Кейлавус Великий, основатель Кейлавера!

С этими словами Фолкен быстро размотал тряпицу и положил завернутый в нее предмет на стол для всеобщего обозрения. То был Кронд, разбитая руна — одна из трех печатей, некогда наложенных на Черные Врата. Голос барда окреп и вознесся высоко под потолок — повелительно и гулко, словно набат, призывающий к оружию для отражения всеобщей опасности:

— Бледный Властелин пробудился в Имбрифейле, и недалек тот час, когда он сбросит оковы и вырвется на свободу!

Всего лишь мгновение после его заявления в зале сохранялась абсолютная тишина.

А потом все обратилось в хаос.

70

Грейс наивно полагала, что накануне стала свидетельницей высшего проявления гнева Бореаса.

Она ошибалась. Гул возбужденных голосов, свист и издевательские выкрики с мест в адрес Фолкена в считанные секунды превратили первоначально дисциплинированное сборище в форменный бедлам. Кое-кто из сидящих за столом Совета порывался высказаться, но их голоса терялись и тонули в невообразимом шуме. Бореас свирепо пожирал барда глазами, и в них кипело и клокотало такое бешенство, рядом с которым происходящее вокруг выглядело легким дождичком на фоне тропического грозового ливня. То была поистине королевская ярость, до вершин которой невозможно подняться обычному человеку. Со своего места в первом ряду, где она сидела бок о бок с Эйрин, Грейс хорошо видела, как могучее тело Бореаса сотрясает крупная дрожь. Казалось, он вот-вот взорвется, одним прыжком перемахнет через стол Совета и растерзает Фолкена — как бык на арене потерявшего мулету и шпагу матадора.

Но барда, похоже, ничуть не смутило ни шумное неодобрение зрителей, ни угрожающее поведение короля. Да и Грейс вскоре засомневалась, что последнему удастся легко справиться с Фолкеном, чья хищная физиономия затвердела и застыла, как каменное изваяние. За годы службы в отделении экстренной помощи ей доводилось встречать подобное невозмутимо-упрямое выражение на лицах многих пациентов: детей, в пятый раз привозимых на сеанс химиотерапии, симпатичных, но до предела исхудавших молодых людей, женщин с синяками и шрамами по всему телу, только что застреливших собственных мужей… Что-то подсказывало ей, что этот странный человек, бесстрашно бросающий вызов сидящим за столом властителям, повидал на своем веку немало такого, чего ни она сама, ни Бореас, да и никто из собравшихся здесь даже представить себе не может.

Тем временем свист и крики прекратились, а возмущенный рев толпы мало-помалу снизился до уровня легкого ропота. Люди постепенно приходили в себя, умолкали и усаживались на места. Даже Бореас немного успокоился и опять занял свое кресло, хотя лицо его по-прежнему выражало откровенное недовольство. В зале снова воцарилась тишина.

Все взгляды были прикованы к барду, но тот продолжал молчать и не двигался. Рассеянный солнечный свет пробивался сквозь прорезанные под самым потолком бойницы, в которых безмятежно возились и ворковали голуби. Неожиданно тишину нарушили мелодичные звуки. Негромким, но чистым и ясным голосом Фолкен запел:

Единственным сопровождением барду служило голубиное воркование. Когда он закончил, по спине у Грейс побежали мурашки. Она плохо поняла, о чем он пел, но никогда прежде не случалось ей слышать в песне столько грусти и неизбывной тоски. Рядом с ней беззвучно рыдала Эйрин: обильные слезы ручейками струились по ее щекам. Грейс тоже бы с удовольствием поплакала — сумей она вспомнить, как это делается.

Фолкен поднял голову.

— Эта песня называется «Жалоба Ультера», — сказал он. — Немногие помнят ее в наши дни. Тысячу лет назад произнес эти слова король Ультер, стоя на коленях в алом от крови снегу. Он был ранен, разбит и замерзал от холода. Тысяча волков — отборных воинов его личной гвардии — лежали мертвыми вокруг своего предводителя и повелителя. Тысяча вульгримов — самых могучих и бесстрашных бойцов во всем Торингарте — последовали за ним через Зимнее море, чтобы скрестить оружие с приспешниками Бледного Властелина. И вся тысяча полегла здесь, подобно срезанным серпом колосьям. Еще десять тысяч ратников пали в ущелье Теней, растерзанные когтями и клыками неисчислимой орды фейдримов — столь свирепых и кровожадных, что они продолжали рвать и уродовать тела, своих жертв даже после того, как те испускали последний вздох. Но такова уж природа этих несчастных созданий, безвозвратно изуродованных по воле Бледного Властелина, их хозяина: если они не могут обратить свою ярость на врагов, она неизбежно обращается против них самих. — Мягко ступая по ковру, Фолкен двинулся в обход стола, одновременно продолжая рассказ. — В живых остались всего дюжина приближенных эрлов, знаменосец Ультера и его любимый шут. Он проиграл, и мысль о том, что Фаленгарт больше некому защитить от пришествия Тьмы, сводила его с ума. А когда он поднял голову и посмотрел сквозь Оскаленную Пасть в долину, то узрел самого Бледного Властелина, выезжающего из Имбрифейла. — Голос барда окреп и обрел звучность органа; вспугнутые голуби покинули насиженные места и принялись беспорядочно носиться под сводами. — Конь его был огромен и черен, как беззвездный мрак. Подкованные копыта высекали из камня снопы искр. Но сидящий на нем всадник был бел — бел от головы до пят. Три огня пылали на его белоснежной груди: зеленый, синий и красный. То были три Великих Камня, составлявших Имсаридур — Железное ожерелье, некогда похищенное Врагом у темных эльфов. Заключенной в нем одном магии с избытком хватило бы, чтобы обратить в рабство весь Фаленгарт. А вслед за Фаленгартом и всю Зею. Бледный Властелин не торопился. Он был уверен в победе. Да и кто мог ему противостоять? Кучка жалких людишек, окровавленных и падающих с ног от усталости? Раненый король? Или, может, кривоногий коротышка-шут, хнычущий от страха, но не забывающий при этом распевать свои дурацкие песенки?

Фолкен сделал паузу, чем немедленно воспользовался Бореас. Гнев короля улегся, но на лице и в глазах по-прежнему читалась неприязнь.

— Повесть твоя печальна, Черная Рука, — заметил Бореас. — Печальна и трогательна. Так ведь ты на то и бард, чтобы трогать сердца и души слушателей. Готов признать, что рассказчик ты превосходный, только я никак не возьму в толк, какое отношение к Совету Королей имеют все эти старинные сказки?

— Прямое, ваше величество, — спокойно ответил Фолкен, проведя пальцами по поверхности разбитой руны. — Как только я закончу, вы в этом убедитесь. И все остальные, надеюсь, тоже. Итак, — возобновил рассказ бард, — король Ультер узрел приближение Бледного Властелина, и сердце его упало, а душа наполнилась отчаянием. Он не боялся смерти, но его повергала в трепет мысль о том, что победа Врага означает гибель всего светлого и прекрасного на Зее. Но тут перед глазами Ультера разлилось серебристое сияние. Он повернул голову и увидел три скользящие к нему по заснеженному полю брани фигуры. То были светлые эльфы. Их стройные высокие тела облегали одежды из тончайшей материи, словно сотканной из звездных лучей, а благородные, прекрасные и одухотворенные лица светились неземным светом. При взгляде на них сердце Ультера укрепилось, душа преисполнилась восторгом, и владыка Торингарта склонил голову.

— Бледный Властелин близко, — сказал один из эльфов, — но еще не все потеряно. Обнажи свой меч, король Ультер, и выстави его прямо перед собой.

Появление их так подействовало на Ультера, что он повиновался приказу, не рассуждая и не задавая вопросов. Вынув из ножен свой родовой меч Фелринг, некогда откованный в тех же гномьих кузнях, что и Имсаридур, он выставил перед собой клинок, покрытый еще не успевшей высохнуть кровью врагов. И тогда все трое светлых эльфов, обняв друг друга за плечи, разом бросились на меч.

— Нет! — горестно вскричал Ультер, но было уже поздно: клинок, что был прочнее любой стали и острее любой бритвы, уже пронзил тела эльфов насквозь. Но что за чудо? Ни капли крови не пролилось на снег, а из зияющих ран вырвался сноп света столь ослепительного, что король был вынужден зажмурить глаза и отвернуться. Когда же он вновь обрел способность видеть, эльфы бесследно исчезли, а клинок меча, на котором не осталось ни единого кровавого пятнышка, засиял так, словно его только что отковали заново из того самого материала, из которого сделаны звезды.

Но времени дивиться чуду у Ультера не осталось: Бледный Властелин был уже рядом. Ноздри гиганта-жеребца исторгали пламя, а за спиной всадника молчаливой стеной застыли тринадцать облаченных в черные балахоны фигур, чьи лица скрывались под просторными капюшонами. То были некроманты — ближайшие советники и слуги Бледного Властелина. Это их колдовское искусство помогло создать несметные полчища фейдримов, готовых бездумно и бестрепетно исполнить любое приказание.

Издав боевой клич, оставшиеся в живых торингартцы смело ринулись в бой, но Бледный Властелин сразил их всех до единого своим ледяным мечом. Последним погиб шут, до самого конца не прекращавший распевать озорные песенки-потешки. И тогда Ультер по-настоящему остался один.

Дав знак некромантам не вмешиваться, Бледный Властелин шагом пустил коня навстречу королю Торингарта. Он не боялся Ультера, зная о том, что мощь Имсаридура защитит его от руки любого смертного — даже если в ней клинок, откованный темными эльфами. Не боялся Бераш еще и по той причине, что живое сердце в его груди давным-давно заменил заколдованный кусок холодного железа.

Грейс вздрогнула и сдавленно ахнула, чуть не свалившись со скамьи при последних словах барда. Эйрин взглянула на нее с недоумением, так же как Дарж и леди Мелия, сидевшие по правую руку от баронессы. Не может быть! Это всего лишь древняя легенда. Миф. Вот именно, миф! И даже не земной, а здешний. Простое совпадение, Грейс, не более того.

В глубине души она знала, что это вовсе не совпадение, но зачем-то все равно пыталась убедить себя в обратном. Неужели тот убийца в госпитале, детектив Дженсон и другие монстры с железными сердцами, о существовании которых упоминал Адриан Фарр, как-то связаны с происходящим на Зее? Но как? Она пожала руку Эйрин, чтобы успокоить встревоженную ее поведением девушку, и, хотя сердце билось так, что готово было вот-вот выскочить из груди, заставила себя сидеть смирно и вслушиваться в каждое слово Фолкена.

— Подъехав вплотную к Ультеру, Бледный Властелин спешился. Три Великих Камня у него на груди зловеще вспыхнули. Он занес над головой короля свой меч и расхохотался.

— Сейчас ты умрешь, — прогремел над заснеженным полем холодный нечеловеческий голос. — На колени, козявка! Никто не смеет стоять предо мною.

— Вот мы сейчас и проверим, кто из нас устоит! — воскликнул Ультер, покрепче перехватил рукоять Фелринга и в неожиданном прыжке вонзил острие в грудь противника. Белые глаза Бераша широко раскрылись от боли и удивления. Закаленный в крови добровольно принесших себя в жертву эльфов клинок проник глубоко в грудную клетку и напополам рассек железное сердце Врага. В то же мгновение Фелринг треснул и разлетелся на куски, а правую руку Ультера сковало невыносимым холодом, проникшим до самого его сердца. Бледный Властелин, качнувшись, повалился на снег, но Ультер сумел устоять на ногах. Шагнув к телу поверженного Врага, король сорвал с его шеи волшебное ожерелье, но на большее у него уже не осталось сил. Упав на колени и сжимая онемевшей десницей эфес сломанного меча, он мог только беспомощно наблюдать за тем, как смыкается вокруг него кольцо некромантов, как полощутся на ветру, подобно крыльям вампиров, полы их черных одежд.

Гибель казалась Ультеру неминуемой, но тут до ушей его донеслись звуки, показавшиеся королю самой сладкой музыкой на свете. То были звуки боевых рогов — низкие и хриплые, далеко разнесшиеся по всему полю. И в тот же миг словно по волшебству разошлась плотная пелена нависших над долиной туч, и в образовавшемся просвете показалось дневное светило. Ослепленные его лучами некроманты и сопровождавшие их фейдримы заколебались и остановились. Ультер обернулся и с восторгом узрел у себя за спиной пылающие на солнце наконечники пятидесяти тысяч копий. Вновь затрубили рога — уже ближе и громче, — и в ущелье Теней показались первые ряды закованных в броню воинов. Их возглавляла прекрасная женщина, ехавшая верхом на белом коне. Эльзара, императрица Тарраса, явилась наконец с подмогой. Счастливо рассмеявшись, Ультер упал и потерял сознание.

Голос барда умолк, и это заставило Грейс выйти из оцепенения. Удивительный рассказ так подействовал на ее воображение, что она как бы сама перенеслась туда, на покрытое кровью и трупами заснеженное поле давно отгремевшего сражения, и воочию увидела восседающую на черном коне и словно высеченную из глыбы льда зловещую фигуру Бледного Властелина… Но что же случилось дальше? Неужели Фолкену нечего добавить?

— И чем же все закончилось?

Грейс вдруг с ужасом осознала, что произнесла эти слова вслух. Даже не произнесла, а прошептала — но окончание повествования барда сопровождалось такой гробовой тишиной, что даже ее шепот прозвучал в стенах зала подобно грому. Бореас метнул на нее сердитый взгляд, заставивший Грейс похолодеть.

— Чем закончилось? — переспросил Фолкен. — Увы, миледи, ничего еще не закончилось, а продолжается и по сей день. И все мы обречены в этом участвовать, хотим мы того или нет. Но я с удовольствием поведаю вам о том, что произошло после прихода таррасской армии в ущелье Теней. Лишенные магической поддержки своего повелителя фейдримы были без труда рассеяны и полностью истреблены. Эльзара нашла Ультера в снегу близ Оскаленной Пасти — еще живым, но в беспамятстве. В правой руке король сжимал эфес с обломанным почти у самой рукояти клинком, а в левой — ожерелье Имсаридур. А вот тело Бераша — Бледного Властелина — бесследно исчезло. Некроманты успели перенести его в подземные чертоги Имбрифейла и укрыть от победителей.

Эльзара сильно тревожилась за здоровье Ультера. Тот был опасно изранен и пережил сильнейшее потрясение, поэтому целители не ручались за его жизнь. Однако король Торингарта оказался крепче, чем они думали, и уже через месяц настолько оправился, что смог самостоятельно передвигаться. По его повелению в долине Имбрифейла собрались сто сильнейших рунных магов Фаленгарта. Таррасские мастера отковали огромные железные врата, которые перекрыли единственный вход в Имбрифейл. А рунные мастера запечатали их тремя рунными печатями, вложив в них все свое могущество, чтобы Бледный Властелин никогда больше не смог выбраться из тюрьмы и снова угрожать людям. Сотня собранных Ультером рунных магов стали первыми повелителями рун. Им же король отдал на хранение снятое с поверженного Врага ожерелье Имсаридур. Вслед за рунными мастерами пришли в долину сто самых могущественных фей, волшебниц, колдуний и заклинательниц. Они наложили чары на Имбрифейл и все подходы к нему, чтобы никто не сумел ни проникнуть туда, ни выбраться оттуда.

И наконец, Эльзара и Ультер договорились основать новое королевство, правителям которого вменялось в обязанность неусыпно следить за всем, что происходит в Имбрифейле, дабы не допустить нового пришествия Тьмы. Так родился Малакор, на трон которого воссели вступившие в брак дети Эльзары и Ультера. Так начался золотой век, на протяжении которого в Фаленгарте царили мир, покой и процветание. Золотой век Малакора длился долго, очень долго… — Фолкен сокрушенно покачал головой. — К несчастью, все когда-нибудь кончается. Давно уже нет ни светлого Малакора, ни повелителей рун, а вверенные их попечению Имсари — Великие Камни — бесследно сгинули в пучине веков, и никто не знает, где их искать. А теперь еще и это, — значительно постучал бард по лежащей перед ним на столе разбитой руне. — Мне больно об этом говорить, но я обязан поведать Совету, что Рунные Врата уже не столь надежны, как в былые времена.

В словах Фолкена крылось столько убежденности и страсти, что они никого не оставили равнодушным. Слушали его, затаив дыхание. Внезапно тишину нарушил хриплый и визгливый издевательский смех. Смеялась Эминда Эриданская.

— Хорошенькую же сказочку рассказал ты нам, Фолкен Черная Рука! Каюсь, был момент, когда я сама чуть не поверила во всех этих магов и колдунов. Только нет на свете никакой магии — разве что твой голос, которым ты кого угодно способен околдовать. — Фальшивая веселость на лице Эминды сменилась вполне искренней гримасой раздражения. — Только нам тебе голову не заморочить, понятно?! Люди здесь собрались серьезные, и им недосуг выслушивать всякие страшилки, которыми старые бабки пугают непослушных детей.

Речь королевы несколько отрезвила окружающих. Многие — и за столом Совета, и на трибунах — одобрительно закивали в знак согласия.

— Недосуг? — недобро прищурился Фолкен. — В таком случае мне остается только признать, что у детей, верящих в страшные сказки, куда больше здравого смысла, чем у собравшихся в этом зале. У меня нет сомнений в том, что Бледный Властелин взялся за старое, и я готов, не сходя с места, привести вам сотню примеров. И я вижу единственный выход в заключении военного союза между Семью доминионами. Заключив его, вы получите возможность выставить против Врага столь же многочисленную и сильную армию, как во времена Эльзары и Ультера. Хочу также предупредить, что промедление подобно смерти. Объединить силы необходимо уже сегодня, сейчас, немедленно! — Он высоко поднял над головой затянутую в черную перчатку руку. — Во имя текущей в моих жилах малакорской крови я требую немедленного голосования членов Совета по этому вопросу!

Эминда с побагровевшим от злости лицом вскочила с места.

— Это неслыханно! — завопила она на весь зал.

Король Соррин, ни разу не шевельнувшийся на протяжении всего повествования Фолкена, неожиданно поднял голову. Глубоко запавшие глаза правителя Эмбара не выражали решительно никаких эмоций.

— Раз требует, давайте проголосуем, — предложил он тусклым, бесцветным голосом. — Какая разница, сегодня или завтра? Уж лучше сразу определиться и покончить с этим.

Слова Соррина, похоже, пришлись по душе подавляющему большинству его соседей по столу Совета. Эминда, оставшись в одиночестве, немного поколебалась, потом вернулась на место и неохотно кивнула в знак согласия. Повинуясь поданному Бореасом знаку, лорд Олрейн приблизился. В руке он держал кожаный мешочек, который с почтительным поклоном передал королю. Тот развязал стягивающие горловину тесемки и высыпал содержимое на стол. В мешочке оказалось семь белых и семь черных камешков. Каждому из монархов досталось по два камешка разного цвета.

— Итак, — заговорил Бореас, — на голосование ставится вопрос об объединении наших сил и подготовке к войне. Белый камень означает согласие, черный — несогласие. Приступаем к голосованию.

Участники Совета разобрали камешки, под столом проделали с ними какие-то манипуляции, затем вынули из-под стола уже зажатыми в кулаки. Грейс затаила дыхание. Она пока еще плохо знала Фолкена, но рассказ барда задел ее за живое — хотя чем именно, она затруднилась бы ответить. Многого из его слов она попросту не поняла — в частности, кто такой Бледный Властелин и откуда он взялся, — но ей самой доводилось сталкиваться как с монстрами с куском железа вместо сердца, так и с фейдримами. Поэтому она нисколько не сомневалась в реальности угрозы и могла только сожалеть о том, что сидящие за столом властители так близоруки и не желают принимать ее всерьез. Что же касается результатов голосования, то их Грейс могла предсказать заранее — не зря же она столько времени потратила на выяснение позиций всех собравшихся сегодня на Совет правителей доминионов.

Короли и королевы по очереди разжимали пальцы. Цвет демонстрируемых ими камешков лишь подтвердил первоначальные догадки Грейс. За «войну» отдали голоса Бореас, Кайлар и престарелый бонвиван Персард Перридонский. Против проголосовали Эминда, Лизандир и Соррин. Последней была Иволейна, но она почему-то медлила. Прекрасная королева Толории так и осталась для Грейс полнейшей загадкой, поэтому она с нетерпением ожидала, к какой же партии та решит примкнуть. Но вот наконец разжала кулачок и Иволейна. Дружный ропот изумления пронесся по трибунам. Ладонь толорийской владычицы оказалась пуста.

— Я воздерживаюсь, — спокойно произнесла она.

Глаза Бореаса вспыхнули гневом, но не успел он открыть рот, как Эминда вскочила с места.

— Паритет! — воскликнула она, довольно потирая руки. — А закон гласит, что при равенстве голосов решение считается непринятым.

Фолкен сумрачным взглядом обвел членов Совета, дольше всех задержавшись на сияющей торжеством королеве Эридана. Лицо его посерело и осунулось. Видно было, что выступление далось ему нелегко. Грейс вдруг стало так его жаль, что она чуть не сорвалась с места, но вовремя опомнилась. Да и кто бы стал ее слушать, если даже такой замечательный оратор не смог их ни в чем убедить? А бард наклонился над столом и завернул обратно в тряпицу разбитую руну.

— У Зеи больше нет будущего, и это вы перечеркнули его, — глухо произнес он, повернулся и зашагал к выходу.

71

Наутро к Грейс заявился с визитом Дарж — чтобы научить ее правильно пользоваться подаренным Эйрин кинжалом.

— На вашу жизнь уже покушались однажды, миледи, — объяснил ей эмбарец, — и никто не может дать гарантии, что попытка не повторится. Конечно, я буду вас охранять, но я же не могу находиться рядом с вами все время.

— Ну почему же? — натянуто улыбнулась Грейс. — Боюсь только, в таком варианте ваше общество уже не будет доставлять мне прежнего удовольствия.

Пропустив ее слова мимо ушей, рыцарь попросил Грейс показать кинжал. Она протянула ему миниатюрный клинок, с которого тщательно смыла все следы запекшейся крови фейдрима. Пробивающиеся сквозь окошко солнечные лучи отразились от сверкающего благородной сталью оружия. Кинжальчик был совсем маленьким, но удивительно красивым. Его слегка изогнутое и закругленное с одной стороны лезвие радовало глаз безупречными линиями и вызывало чувство эстетического наслаждения. В руке он создавал ощущение не мертвой железки, а одушевленного существа. Грейс это нисколько не удивляло: за время службы в госпитале она научилась понимать и принимать как непреложный тот факт, что инструменты, особенно режущие, зачастую ведут себя как живые существа. Взять хотя бы такую элементарную вещь, как скальпель. Казалось бы, штамповка — абсолютно идентичные экземпляры. Но один почему-то так и норовит выскользнуть из пальцев, а другой словно сам направляет делающую разрез руку, как будто в нем на генетическом уровне заложено знание человеческой анатомии.

— Неплохая вещица, — заметил Дарж, внимательно разглядывая кинжал. — Старинной работы и хорошего мастера. Сталь не хуже эмбарской, хотя изготовлен клинок, несомненно, в Кейлаване. Предположительно конец третьего века после Основания, а это означает, что вашему кинжалу около двухсот лет, миледи. Рукоятку, правда, меняли — по меньшей мере однажды.

Откуда вы все это узнали, Дарж? — удивилась Грейс.

Рыцарь пожал плечами:

— Ничего сверхъестественного, миледи. Просто я в свое время проявлял кое-какой интерес к металлам и другим элементам и сохранил с тех пор некоторые познания. И прошу вас, не обольщайтесь на мой счет, миледи, — я вполне могу ошибаться.

В последнем Грейс сильно сомневалась. Забрав у Даржа кинжал, она теперь смотрела на него новыми глазами. Интересно бы узнать, сколько жизней унесла и сколько владельцев сменила эта смертоносная игрушка, прежде чем попасть к ней?

— Чтобы по-настоящему научиться владеть ножом или кинжалом, — вернулся рыцарь к первоначальной цели своего прихода, — порой нужны годы, тогда как в нашем распоряжении всего лишь это утро. Но я покажу вам несколько основных позиций и приемов атаки и защиты. Они достаточно просты и в то же время эффективны. Если вы научитесь правильно их применять, то сможете отразить нападение любого противниках таким же вооружением.

Грейс храбро расправила плечи.

— Показывайте! — решительно сказала она.

В течение следующего часа кинжал не покидал ее руки. Дарж научил ее оборонительной стойке, в которой легче всего прикрыть от противника наиболее уязвимые места: живот, горло, лицо. Потом показал, как ей самой следует атаковать врага. Оказалось, что наиболее действенны не удары с размаху, а быстрые, короткие выпады-уколы, направленные не на то, чтобы убить соперника, а на то, чтобы заставить его нервничать, терять голову, совершать ошибки и слабеть от боли и потери крови. При этом Дарж рекомендовал ей орать во весь голос и звать на помощь, а также ни в коем случае не затягивать бой и при первой возможности постараться удрать.

К концу урока Грейс вся вспотела, лицо ее раскраснелось, а плечевые мышцы так разболелись с непривычки, что правая рука отказывалась повиноваться. Однако, когда Дарж провел напоследок имитацию нападения со спины, она отреагировала уже чисто автоматически, быстро пригнувшись и нанеся встречный удар от груди вниз и назад.

Сильная мужская рука перехватила ее запястье. Грейс обернулась. Острие кинжала застыло в каком-то дюйме от паха рыцаря.

— Браво, миледи, — похвалил Дарж. — Я знал, куда вы будете бить, и потому успел вас остановить. Но будь на моем месте кто-то другой, он бы сейчас истекал кровью и корчился от боли.

Грейс выпрямилась. Сердце в груди оглушительно стучало, ей недоставало воздуха, но она нашла в себе силы одарить учителя благодарной улыбкой. Неужели она действительно способна сознательно ранить или даже убить другое человеческое существо ради спасения собственной жизни? Почему бы и нет, Грейс? Можно подумать, раньше ты никогда этого не делала! Вспомни хотя бы того несчастного булочника на базаре. А ведь он был не первым, нет, далеко не первым…

Улыбка медленно сошла с ее лица.

— Полагаю, на сегодня достаточно, — объявил Дарж. — Вы прекрасная ученица, миледи, и все схватываете буквально на лету. Жаль, времени маловато, а то я с удовольствием позанимался бы с вами еще. Кинжал — вещь хорошая, но вам бы не помешало уметь управляться и с более серьезным оружием. Вот я, к примеру, свой двуручный меч ни на что не променяю, даже в ближнем бою.

— Понимаю вас, милорд, — усмехнулась Грейс, — только меч, к сожалению, за отворот сапога не засунешь. — С этими словами она вложила кинжальчик в ножны и спрятала в сапожок. Ей стыдно было в этом признаться — даже мысленно, — но сознание того, что она вооружена и не беззащитна, давало ей ни с чем не сравнимое ощущение раскованности и уверенности в себе. Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее вскинуть голову и вновь обратиться к рыцарю: — Кстати, Дарж, вы не в курсе, как король Соррин относится к тому, что вы столько времени проводите в моем обществе?

Тот был занят тем, что прилаживал к поясу перевязь с мечом, снятую им перед началом урока. Грейс не видела его лица — только широкую спину и ссутуленные плечи.

— Ах, миледи, — произнес он, не оборачиваясь, — поверьте, не стоит вам забивать себе голову всякой ерундой. Соррин в первую очередь думает только о себе. Я же поклялся служить вам сердцем и мечом, а у нас в Эмбаре слово рыцаря почитается крепче стали и тверже камня.

Тронутая его преданностью Грейс хотела что-то сказать, но в этот момент раздался стук в дверь.

— Доброго утра, Грейс. Доброго утра, Дарж, — поздоровалась Эйрин, впорхнув в спальню. — Как хорошо, что я тебя застала! Собирайся, Бореас желает с тобой побеседовать.

Грейс знала, что после вчерашнего открытия Совета король непременно захочет выслушать ее соображения, вот только не рассчитывала, что это произойдет так скоро. Закончившееся провалом голосование привело к тому, что участвовавшие в нем монархи договорились на три дня отложить следующее заседание, и она полагала, что Бореас использует первые сутки, чтобы вместе со своими советниками проанализировать причины неудачи и выработать новую тактику, способную изменить соотношение сил.

— На какое время назначена аудиенция? — спросила Грейс.

— Он сказал: тащи ее сюда немедленно, — неохотно призналась баронесса.

У Грейс сердце ушло в пятки. Раньше Бореас ограничивался простым приглашением, очевидно, полагая, что королевская воля сама по себе требует безотлагательного повиновения, поэтому слово «немедленно» в его устах ничего хорошего не предвещало.

Она растерянно взглянула на Даржа.

— Прошу прощения, милорд, но мне надо идти.

— Нет, миледи, — с невозмутимым видом поправил ее рыцарь, — вам надо бежать!

И они побежали. Мелькали двери, коридоры, лестницы, шарахались и жались к стенам слуги и придворные. Один юный розовощекий паж с перепугу уронил вазу с яблоками, которые тут же раскатились во все стороны. Грейс от души сочувствовала бросившемуся подбирать плоды мальчишке и надеялась, что его не высекут за попорченные фрукты. Она бы с удовольствием помогла ему, но задержка грозила ей куда более серьезными последствиями. Еще вчера утром Грейс порядком развеселила бы мысль о том, что Бореас способен перекинуть ее через колено и собственноручно отшлепать, но сегодня она почему-то не казалась ей такой уж неправдоподобной.

— Как ты думаешь, Эйрин, — на бегу спросила она, — король сильно на меня гневается за то, что я вчера на Совете задала Фолкену вопрос?

Баронесса бросила на нее косой взгляд и изобразила нечто среднее между улыбкой и гримасой.

— Не переживай, Грейс, — проговорила она, тяжело дыша, — в Кейлавере вот уже несколько месяцев никого не обезглавливали.

Утешила, нечего сказать! Грейс сжала челюсти и увеличила темп.

— Надеюсь, милые дамы, вы не настолько торопитесь, чтобы отказать мне в минутке внимания?

Грейс и Эйрин остановились так резко, будто налетели на невидимую стену. Впрочем, Грейс не решилась бы с полной уверенностью отрицать, что так оно и было. Прожив всю сознательную жизнь в демократическом обществе, она тем не менее быстро усвоила, что обладателям королевского титула нельзя противоречить. Ни при каких обстоятельствах. Тем паче таким, как ее величество Иволейна, королева Толории, чьи отливающие холодным ледяным блеском светло-голубые глаза смотрели сейчас на них внимательно и, может быть, чуточку насмешливо.

Обе поспешно присели перед Иволейной в глубоком реверансе.

— Встаньте, — милостиво разрешила королева.

Она стояла в небольшом алькове; правая рука ее величества покоилась на мраморном пьедестале. Грейс показалось, что Иволейна уже довольно давно прячется в этой нише, похоже, кого-то поджидая. Вот только кого?

Да уж наверняка не тебя, Грейс!

Она посмотрела поверх плеча Иволейны, почти не сомневаясь, что встретится с издевательски-сочувственным ответным взглядом изумрудных глаз леди Кайрен, но увидела, к своему удивлению, за спиной королевы вовсе не надменную графиню Силезскую, а всего лишь леди Трессу, первую камер-фрейлину толорийского двора. Невысокая пухлая фигурка неизменной спутницы Иволейны излучала спокойствие и доброжелательность; безмятежное выражение ее увядающего, но все еще красивого лица напоминало лики мадонн на картинах мастеров эпохи Возрождения. Грейс, правда, ни разу не видела рыжих мадонн, но это уже детали. Удостоверившись, что Кайрен поблизости нет, она вновь переключила внимание на королеву. Та продолжала опираться на мраморное возвышение цилиндрической формы, на котором стоял большой бронзовый кувшин с широким горлышком, наполненный прозрачной водой. Рядом с ним лежал рог. Короче говоря, средневековый вариант фонтанчика для питья.

— Чем мы можем услужить вашему величеству? — немного отдышавшись, вежливо осведомилась Эйрин.

— Выпейте водички, — вместо ответа посоветовала Иволейна. — По-моему, вам это сейчас не помешает.

Грейс сглотнула, сразу же ощутив нестерпимую сухость в горле. Она первой схватила рог, наполнила его из кувшина и, не отрываясь, стала жадно пить. Стоило ей на миг оторваться от этого приятного занятия, как баронесса, которую жажда мучила в не меньшей степени, буквально выхватила рог у нее из рук и тоже надолго приникла к нему. Тыльной стороной ладони Грейс вытерла мокрый подбородок и губы. Вода в кувшине оказалась холодной до ломоты в зубах, но невероятно вкусной. Взглянув на Эйрин, лицо которой выражало неописуемое наслаждение, Грейс немедленно захотела попить еще. Она потянулась к рогу, но порыв ее остановила легшая на запястье узкая и изящная рука Иволейны.

— Непросто до конца утолить жажду, не так ли, сестра?

Грейс почему-то думала, что ладонь королевы будет сухой и жесткой, как слоновая кость, и немного растерялась, ощутив на коже теплое, ласковое прикосновение. Хотя прикосновение было по-птичьи легким, она успела уловить пульс — короткие трепетные толчки ровно бьющегося сердца.

Она облизала губы.

— Нам нужно идти, ваше величество. Король Бореас ждет.

Эйрин энергично закивала в подтверждение, но сама не вымолвила ни словечка, словно утратила дар речи.

Платье Иволейны струилось вокруг ее фигуры подобно бегущей речной воде — как будто было пошито не из обычной материи, а соткано из уплотнившегося воздуха.

— Хорошо, — сказала королева. — Только сначала загляните в кувшин. Думаю, вы найдете внутри кое-что любопытное.

— Что же там может быть, кроме воды? — удивилась баронесса, но Иволейна ничего не ответила — только глазами сверкнула загадочно.

Грейс и Эйрин нагнулись над кувшином, для чего им пришлось соприкоснуться головами.

Что за глупости ты себе позволяешь, Грейс? Ты должна бежать со всех ног, иначе Бореас скормит тебя своим мастифам! Да и нет там ничего, кроме обыкновенной воды.

Внезапно она ахнула и перестала дышать. Если в кувшине только вода, то почему не видно дна? Почему вместо него непроглядная тьма, которая будто цепью приковывает взор и неумолимо тянет за собой? Зрачки ее расширились и остекленели, голова закружилась. Ощущение было такое, словно она плывет на 429 утлом плотике по бушующему океану, а вокруг только волны и темная беззвездная ночь.

— Я вижу замок…

Голос принадлежал Эйрин, но доносился откуда-то издалека. В нем звучало радостное возбуждение маленького ребенка, распаковывающего полученный в день рождения подарок.

— …у которого семь башен, — продолжала живописать увиденное в кувшине баронесса. — У ворот выстроилась сотня конных рыцарей с привязанными к остриям пик флагами. Все флаги синие, как небо. Во главе рыцарей женщина на белоснежном коне — наверное, это их королева. Она тоже вся в синем, на поясе у нее меч в драгоценных ножнах, а на голове ничего нет, и ее черные волосы свободно развеваются по ветру. О Зея, сколько в ней красоты, сколько величия…

Голос умолк. Что ж такое там ухитрилась разглядеть Эйрин? Сама Грейс пока не видела ничего. Ни семибашенного замка, ни гордой красавицы-королевы на белом скакуне — одну лишь непроницаемую темноту.

Стоп, а это еще что такое? Тьма вдруг поредела, и в ней что-то зашевелилось. Грейс прищурилась и смогла наконец разобрать, что же там таится во мраке на дне кувшина. Руки! Одни — длинные, гибкие и безволосые, другие — короткие, толстые и покрытые шерстью. Десятки, сотни слепо шарящих рук, смутно белея на темном фоне, поднимались со дна все выше и выше. И все они тянулись к ней.

— Нет!

Вода в кувшине внезапно сделалась алой. Из мрака взметнулись багровые языки пламени. Охваченные огнем, полчища рук заметались и задергались, как лапки умирающего паука. Грейс на миг показалось, что она слышит вопли сжигаемых заживо. А потом все пропало, и осталось одно только пламя — жаркое, яростное, очищающее…

— Леди Грейс!

Голос звучал строго и повелительно, но не встревоженно. Грейс с трудом оторвалась от созерцания бушующего в кувшине пожара и подняла голову. Рядом с ней изумленно хлопала глазами Эйрин. Иволейна по-прежнему наблюдала за ними обеими, вот только взгляд у нее изменился: в нем появилась расчетливость и что-то еще, чего Грейс так и не смогла определить. Леди Тресса за спиной королевы сочувственно кивнула.

Баронесса тряхнула головой.

— Что… что это было? — пролепетала она.

— Вода живет собственной жизнью и обладает определенным могуществом, — пояснила королева Толории. — И тот, кто умеет им пользоваться, может, если захочет, увидеть в обыкновенной воде прошлое или будущее. — Она стремительно подошла к ним и взяла за руки; лицо ее выражало восторг и ликование. — Ах, сестры мои, вы даже представить не можете, как я счастлива! Сомнений больше нет: каждая из вас владеет Даром — и очень сильным.

Эйрин испуганно оглянулась на Грейс. Взгляд был мимолетным, однако она успела заметить в глазах баронессы не только страх, но и какое-то новое выражение. Что это? Ожидание? Надежда? Жажда новизны? У Грейс вдруг так пересохло в горле, что она лишь огромным усилием заставила себя задать Иволейне давно мучающий ее вопрос:

— А если мы не хотим? Если мы не желаем пользоваться этим вашим Даром?

Прекрасное лицо королевы сразу сделалось отчужденным и холодным, как зимнее небо.

— Тогда вам незачем приходить в мои покои сегодня на закате дня, — сухо произнесла она, отпустила их руки, кивнула леди Трессе и, не прощаясь и не оборачиваясь, двинулась по коридору. Тресса поспешно устремилась за ней. Обе толорийки свернули за угол и скрылись из виду. Словно опомнившись от наваждения, Эйрин вдруг хлопнула себя по лбу:

— Король ждет!

Грейс не двинулась с места. Она не сводила глаз с кувшина. Со дна его, булькая, поднимались пузырьки воздуха, над поверхностью поднимался легкий пар. Это противоречило всем законам физики, но она видела это своими глазами!

— Идем же, Грейс! — нетерпеливо дернула ее за рукав баронесса. — Мы не можем дольше медлить!

Но Грейс упрямо продолжала стоять.

— Сначала ответь, что ты увидела в кувшине после того, как перестала рассказывать? — спросила она, в упор глядя на подругу.

Эйрин отчаянно покраснела и потупилась.

— Так, всякие глупости, — нехотя пробормотала она. — Наверняка это ничего не значит — просто игра воображения.

— Все равно я хочу знать, — уперлась на своем Грейс.

Баронесса глубоко вздохнула и подняла голову. Ее сапфировые глаза вспыхнули внезапно проснувшейся надеждой.

— Там была я, Грейс! Та королева с мечом на белой лошади была я.

Ну да, конечно, Иволейна говорила, что вода отражает будущее…

— А ты что увидела, Грейс? — с любопытством спросила Эйрин.

Так что же ты увидела, Грейс? Прошлое? Или будущее?

Она проглотила горькую слюну и замотала головой.

— Ничего, Эйрин. Ничего я там не увидела. Ладно, пошли скорее, не то Бореас нас обеих сожрет на завтрак.

Грейс вышла из алькова, подхватила баронессу под руку и, не оглядываясь на кувшин, в котором начинала закипать вода, устремилась вместе с ней вперед по коридору.

72

Трэвис сидел у окна, поставив локти на широкий подоконник и уперев заросший подбородок в раскрытые ладони, и рассеянно следил за тем, как с запада наплывают низкие свинцовые облака, затягивая мутной пеленой поля, холмы и долы Кейлавана. Вскоре полоса тумана добралась и до цитадели. Потемневшее небо нависало угрожающе низко над головой и, казалось, готово было опуститься еще ниже и окончательно поглотить и без того окутанные белесой дымкой башни Кейлавера. Из окна открывался прекрасный вид на оба крепостных двора — верхний и нижний, — где как ни в чем не бывало сновали, занимаясь своими делами, служанки и конюхи, торговцы и крестьяне, оруженосцы и рыцари. Жизнь простолюдинов в этом мире едва ли была легкой, но Трэвис все равно им завидовал. По крайней мере каждый из них был чем-то занят — хотя бы тем, что пытался, ругаясь и обливаясь потом, вытянуть застрявшую в густой черной грязи тяжело нагруженную тачку.

— …но я сумел поймать его вчера вечером на выходе из королевских покоев, — привлек внимание Трэвиса голос Фолкена, с мрачным видом расхаживающего по комнате и перебирающего струны лютни, висящей на перекинутом через плечо ремне.

— И что он тебе сказал? — лениво поинтересовалась Мелия.

Волшебница сидела совсем близко у камина, но ей все равно было зябко, о чем свидетельствовала накинутая на плечи большая шерстяная шаль. Пушистый черный котенок весело возился на ковре у ее ног. Трэвис понятия не имел, откуда он взялся.

— Олрейн объяснил, что, согласно обычаю, минимальный перерыв в работе Совета после голосования составляет три дня.

— Три дня! — Бронзовая кожа на лице Мелии потемнела от гнева. — Да через три дня в этом замке соберется столько фейдримов, что для людей не останется места! И можно только гадать, насколько их идиотское решение приблизит миг освобождения Бледного Властелина! — Она нагнулась, подхватила котенка и усадила к себе на колени; тот тут же принялся играть с бахромой ее пояса.

— Досадно, не отрицаю, но ты же знаешь, как ревниво и строго относятся кейлаверцы к соблюдению обычаев — пусть даже дурацких и архаичных.

— Консерваторы несчастные!

— Можно и так сказать, — согласился бард. — Но если уж кого и винить, то короля Индаруса. Это при нем был принят закон, подробно регламентирующий процедуру созыва и проведения Совета Королей.

Мелия почесала котенка за ухом. Зрачки ее янтарных глаз превратились в две узенькие щелочки.

— Знаешь, дорогой, — промурлыкала она, — у меня возникло сильнейшее желание сделать так, чтобы этот Индарус здорово пожалел о своей совершенно неуместной прихоти.

— О чем ты, Мелия? — удивился Фолкен. — Он уж лет триста как помер!

— Ну и что? Это как раз не проблема.

Трэвис уже открыл рот, чтобы спросить, как именно собирается решить ее Мелия, но быстро передумал. С чего это он вдруг вообразил, будто Мелия с Фолкеном станут с ним откровенничать? Он слепо сопровождал их сотни лиг, наивно веря, что стоит им добраться до Кейлавера, как они непременно найдут способ вернуть его домой, в Колорадо. Но прошло уже почти двое суток, как они достигли цитадели, и ни один из них даже не вспомнил о его проблеме. Было бы не так хреново на душе, имей он возможность потрепаться с Бельтаном, но рыцарь куда-то пропал и со вчерашнего дня даже не соизволил зайти.

Так ступай и поговори с Грейс!

В первый момент идея ему понравилась, но, хорошенько все обдумав, он был вынужден от нее отказаться. Вчера на Совете он видел ее издали и был неприятно поражен той легкостью, с какой она общалась со своими титулованными друзьями — Даржем Эмбарским, умением которого владеть мечом восхищался сам Бельтан, и той симпатичной молоденькой синеглазкой-баронессой, королевской воспитанницей… как ее там? Ах да, Эйрин.

А то обстоятельство, что Грейс, как и ты, с Земли, еще ни о чем не говорит и не дает тебе никаких прав, Трэвис. В отличие от тебя она здесь пришлась ко двору, тогда как тебе в обозримом будущем об этом нечего и мечтать.

Внимание его отвлекло негромкое, но настойчивое мяуканье. Трэвис глянул вниз и увидел котенка, сбежавшего от леди Мелии и теперь трущегося о его сапог. Он поднял малыша и посадил на подоконник. Тот доверчиво смотрел на него большими желтыми глазами — точно такими же, как у Мелии.

— Я знаю, она послала тебя шпионить за мной, — шепотом пожурил котенка Трэвис, но пушистый черный комочек лишь громко замурлыкал в ответ и принялся обследовать подоконник и оконную раму. Внезапно шерсть у него на спине встала дыбом, котенок выгнул спину и злобно зашипел. Трэвис приподнялся и выглянул в окно.

— Не бойся, дурашка, — улыбнулся он. — Это всего лишь собака. К тому же она далеко внизу и никак не сможет до тебя добраться.

Он протянул руку, чтобы погладить котенка, но тот снова зашипел и молниеносно полоснул по ней крошечными, но очень острыми коготками. Трэвис вскрикнул и отдернул руку. На тыльной стороне ладони выступили пять параллельных красных бороздок, из которых тут же начала сочиться кровь.

— И ты, Брут! — укоризненно покачал головой Трэвис, машинально облизывая царапины языком.

Котенок успокоился так же внезапно, как разозлился. Уселся на подоконнике и тоже стал лизать лапу, насмешливо поглядывая на человека своими желтыми глазищами.

— Предатель!

Котенок обиделся, спрыгнул на пол и поскакал обратно к Мелии. Трэвис встал, прихватил со столика пустой кувшин и последовал за ним.

— …может иметь самые разрушительные последствия, — донесся до его слуха голос волшебницы. — Мы непременно должны найти способ изменить соотношение сил на Совете.

— Да уж, придется, — невесело хмыкнул Фолкен, проведя пальцем по струнам. — Пока доминионы еще стоят, и в них есть кому взяться за оружие.

Трэвис осторожно откашлялся.

— Пойду водички наберу, а то что-то в горле пересохло, — сказал он; на самом деле пить ему совсем не хотелось, но он не смог придумать никакого другого предлога, чтобы покинуть комнату.

— Сходи, Трэвис, сходи, — рассеянно откликнулась Мелия.

— А потом заберусь на крепостную стену и спрыгну вниз, — мстительно добавил он. — Буду лететь и секунды считать, пока по булыжникам не размажет!

— Как пожелаешь, дорогой, — все так же равнодушно произнесла Мелия, подцепила с пола котенка и начала чесать ему брюхо. Котенок замурлыкал.

В очередной раз убедившись, что эту стену ему никогда не прошибить, Трэвис молча повернулся и вышел из комнаты. Оставил кувшин на приступочке за дверью, наугад повернул налево и пошел куда глаза глядят.

Некоторое время он бесцельно блуждал по замку, пока случайно не наткнулся на выход во двор. Ни секунды не колеблясь, он толкнул дверь и вышел наружу. Холодный ветер ударил в лицо, легкий морозец разукрасил румянцем нос и щеки, и Трэвис сразу ожил. Даже запах дыма и конского навоза показался ему приятным после затхлой сырости дворцовых покоев. Приняв озабоченный вид, он быстрым шагом пустился наискосок через верхний двор, мельком скользя взглядом по рябым разбойничьим физиономиям плотных, коренастых мужчин, ростом не достигающих его плеча, и землистым лицам женщин, у большинства которых во рту недоставало минимум половины зубов. Трэвис не желал снова быть принятым за заблудившегося лакея и очень надеялся, что избранная им манера поведения даст окружающим повод думать, будто он спешит куда-то по делу, и позволит избежать досужих расспросов.

Громкое блеянье за спиной заставило его оглянуться. Сзади на него быстро надвигалось стадо коз. Козы были тощими и низкорослыми, но их было так много, что внутренний голос подсказал Трэвису не задерживаться у них на пути. Мало приятного, если тебя вываляют в грязи и пройдутся по спине и ногам десятками маленьких острых копытцев. Повинуясь здравому смыслу, он поспешно метнулся в сторону и прижался к стене, пропуская стадо. Последним неторопливо шествовал погонщик с хворостиной в руке — такой же тощий и косматый, как и его подопечные.

Прочихавшись от вони, Трэвис отлепился от каменной кладки. Рывок в безопасное место привел его в пустынный темный уголок двора. Подняв глаза, он увидел нависающую над головой громаду башни. Из окна выделенного им помещения она не просматривалась, а при въезде в Кейлавер Трэвис не успел ничего толком разглядеть, поэтому башня пробудила в нем живейший интерес. Прежде всего, она сильно уступала размерами остальным крепостным башням, а кроме того, заметно отличалась от них запущенным и неприглядным видом. В стене чернел 435 большой провал: часть кладки высыпалась и валялась внизу грудой обломков и щебня. Островерхая черепичная крыша вся перекосилась и тоже зияла дырами. Трэвис решил, что здесь вряд ли кто-нибудь живет. Скорее всего башня настолько одряхлела, что в ней стало опасно находиться, и ее то ли решили вовсе не ремонтировать, то ли просто руки пока не дошли. Пожав плечами, он развернулся и зашагал прочь.

Пройдя всего несколько шагов, Трэвис внезапно остановился как вкопанный и повернул назад. И как только он сразу не обратил на нее внимания? Должно быть, просто не ожидал встретить именно здесь. На деревянной двери башни, почти такой же серой и изъеденной временем, как камни кладки, тускло отливал серебром инкрустированный знак из трех пересекающихся в одной точке линий — точно такой же, как высветившийся у него на ладони в то памятное утро в Кельсиоре.

Дрожащей рукой Трэвис потянулся к руне на двери.

— Могу я вам чем-то помочь? — прозвучал за его спиной мужской голос.

Трэвис отдернул руку и обернулся. Спрашивавший был молод — гораздо моложе него. Широкое круглое лицо и плоский, приплюснутый нос мало красили их обладателя, но на губах его играла дружелюбная улыбка, а широко расставленные карие глаза искрились весельем и юмором. Из одежды на нем был длинный серый балахон, под которым угадывалась коренастая, плотно сбитая фигура. Трэвис узнал его: перед ним стоял один из толкователей рун, произносивших накануне руну начала перед открытием Совета Королей.

— Прошу прощения, — смущенно пробормотал Трэвис, — я только хотел взглянуть на… — Тут он запнулся — не объяснять же совершенно незнакомому человеку, что аналогичный символ прячется у него под кожей на ладони и постоянно свербит, — и поправился: — Просто хотел посмотреть.

Но рунный мастер только кивнул, явно ничего не заподозрив и даже не рассердившись, как опасался Трэвис.

— Она прекрасна, не правда ли? — с гордостью сказал он, указывая на глубоко врезанные в дерево серебряные пластины. — Вы знаете, что это такое?

— Нет, — замотал головой Трэвис.

— Это изображение руны, — охотно пояснил молодой человек. — И не просто руны, а руны рун. — Он провел пальцем по пересекающимся отрезкам. — Видите эти три линии? Центральная осевая обозначает искусство толкования рун, а остальные соответствуют двум другим ветвям рунного мастерства, ныне, увы, утраченным.

— Искусству вязания и искусству разбивания рун! — подхватил он слова мастера, напрочь забыв о намерении соблюдать конспирацию.

Собеседник довольно забавно склонил голову набок и окинул Трэвиса неожиданно проницательным взглядом.

— Немногие в наше время помнят эти названия, — многозначительно заметил он. — Да и сами руны сейчас мало кого интересуют.

— Почему? — не удержался от вопроса Трэвис.

Толкователь пожал плечами:

— Трудно сказать. Когда прокладывают новые дороги, старые неизбежно зарастают травой.

Трэвис хотел спросить что-то еще, но не успел.

— Вот, значит, куда тебя занесло. Любопытное совпадение! — послышался сзади насмешливый голос Фолкена.

Трэвис еще больше ссутулился и насупился, чувствуя себя, сам не зная почему, маленьким ребенком, уличенным родителями в чем-то запретном.

— A-а, это вы, — неприветливо буркнул он, заметив за спиной барда неторопливо шествующую по двору Мелию.

Молодой человек удивленно покосился на него, но от вопросов воздержался.

— Вот уж не ожидала встретить тебя здесь, Трэвис, — проворковала волшебница, слегка растянув губы в иронической полуулыбке. — Ты ведь, если не ошибаюсь, собирался сосчитать, сколько секунд длится падение с крепостной стены, не так ли?

Трэвис скривился:

— Зачем вы меня искали?

Фолкен оскалил зубы в волчьей ухмылке:

— Мы тебя, конечно, очень любим и ценим, Трэвис, но не стоит преувеличивать. Никто тебя не искал, и встретились мы чисто случайно, как тогда в лесу, — исключительно по воле богини судьбы, чьи хитросплетения недоступны разуму и пониманию простых смертных. А здесь оказались потому, что леди Мелия пожелала приобрести на здешнем базаре отрез материи на новое платье, ну а я, разумеется, не мог отпустить ее одну.

— Все верно, Трэвис, — подтвердила Мелия. — Совсем я пообносилась, даже надеть нечего.

На ее платье, как всегда, безукоризненном, не было заметно ни единого пятнышка, ни единой непроглаженной складки, не говоря уже о потертостях или следах штопки, но Трэвис благоразумно воздержался от комментариев.

Фолкен дружески кивнул молодому рунному мастеру.

— Рад снова видеть тебя, Постигающий Путь. Это мастер Рин, прошу любить и жаловать, — представил он его Мелии и Трэвису.

— Взаимно, мастер Фолкен, — поклонился тот.

У Трэвиса отвисла челюсть.

— Так вы, выходит, уже знакомы?

— Только со вчерашнего дня, — признался бард. — Вчера вечером я навестил мастера Рина, чтобы узнать, не возьмет ли он тебя в ученики.

Рин весело рассмеялся:

— А я-то гадал, откуда ему столько известно?! Что поделаешь, не каждый день в нашу башню заглядывают люди, хоть немного разбирающиеся в рунах.

— Так вы возьметесь за обучение нашего Трэвиса, мастер Рин? — медовым голоском осведомилась Мелия.

Круглая физиономия молодого толкователя сразу поскучнела.

— Даже не знаю, что вам ответить, миледи. Прошлой ночью мы с мастером Джемисом долго обсуждали эту тему. Дело в том, что по нашим правилам учеником можно стать только после подачи письменного прошения и одобрения оного лично гроссмейстером Орагиеном, главой мастеров Серой башни.

Мелия вспыхнула и хотела что-то возразить, но Рин жестом остановил ее и снова рассмеялся:

— Нет-нет, миледи, не нужно ничего говорить, умоляю вас! Правила правилами, но мы посовещались с мастером Джемисом и решили, что в данном случае можно сделать исключение. Мы согласны принять вашего подопечного в ученики, но с условием, что он при первой возможности посетит Серую башню и получит дозволение гроссмейстера.

— Благодарю вас, мастер Рин, — кивнула Мелия, сразу успокоившись.

Тот вежливо поклонился в ответ на ее слова и снова заговорил:

— Прошу прощения, но я вынужден вас покинуть. Меня ждут занятия. Я ведь пока еще не мастер, а всего лишь подмастерье, и потому должен сам готовиться к испытанию. А ты, ученик Трэвис, приходи сюда завтра сразу после восхода. Я тебя встречу.

С этими словами Рин повернулся, легко взбежал по ступеням, отворил тяжелую дверь и исчез внутри полуразвалившейся башни.

— Ну вот, одно дело улажено, — с довольным видом заметила Мелия, обернувшись к Фолкену.

Трэвис нахмурился:

— Эй, подождите минутку! А если я не хочу? Или у меня, как всегда, нет выбора?

— Допустим, он у тебя есть, И что же ты выберешь, дорогой? — ласково улыбнулась волшебница, насмешливо щуря свои кошачьи глаза.

Трэвис глубоко вдохнул и приготовился разразиться гневной обличительной тирадой, но в голову, как назло, не пришло ни одного вразумительного контраргумента. Он закрыл рот и повесил голову, увяв и сдувшись, как проколотый воздушный шарик.

Фолкен добродушно похлопал его по плечу рукой в черной перчатке.

— Не горюй, Трэвис! Джемис и Рин понимают в рунах много больше моего. Поверь, у них есть чему поучиться.

Трэвис безмолвно кивнул! Мелия, взяв барда под руку, направилась к воротам, ведущим на нижний двор, откуда доносился многоголосый гул базара, но, пройдя всего пару шагов, остановилась и оглянулась.

— Между прочим, Трэвис, я забыла тебе сказать, что восхищена твоими отвагой и мужеством. Ты вел себя как настоящий рыцарь, защищая леди Грейс от фейдрима. Ты молодец, Трэвис!

Они уже давно скрылись из виду за воротами, а Трэвис все еще продолжал стоять с разинутым ртом, тупо глядя им вслед.

Может быть, все-таки прав был брат Сай, утверждая, что у каждого человека всегда есть выбор? Трэвис тряхнул головой, окинул взглядом башню толкователей рун и машинально почесал правую ладонь.

Может быть…

73

Грейс сверлила взглядом массивную деревянную панель. Ей казалось, что она стоит под дверью вот уже целую вечность, хотя на самом деле прошло не больше пяти минут. По счастью, коридор был пуст, иначе ей давно бы пришлось постучать, чтобы не вызвать недоумения проходящих мимо придворных или слуг.

Так что же ты колеблешься, Грейс? Можно подумать, что по ту сторону тебя ожидает неминуемая погибель. Он всего лишь мужчина, такой же, как все.

Такой же, да не совсем, потому что эта дверь вела в покои Логрена Эриданского. Грейс снова подняла руку — и в очередной раз не смогла заставить себя прикоснуться к полированному дереву костяшками пальцев.

А виновата во всем этом Эйрин! Сегодня утром, после встречи с Иволейной, они ввалились наконец мокрые и запыхавшиеся, в королевские апартаменты. Грейс предполагала увидеть Бореаса в ярости: нетерпеливо мечущимся из угла в угол, изрыгающим проклятия и пинающим ногами столы, стулья, собак, слуг и все прочее, что попадется на пути. Но его величество, против ожидания, спокойно сидел в кресле у камина и вроде бы не проявлял никаких поползновений крушить мебель, посуду и головы окружающих. Как ни странно, спокойствие короля встревожило Грейс куда сильнее, нежели самое бурное проявление недовольства. Любой матадор знает, что всегда легче справиться с разъяренным быком, чем с тем, который намеренно уклоняется от схватки.

Аудиенция оказалась неожиданно короткой. Бореас сухо сообщил, что крайне огорчен непристойным поведением на Совете барда Фолкена и, как следствие, преждевременным голосованием по ключевому вопросу. Грейс никогда прежде не приходилось слышать слово «огорчен» произнесенным с такой интонацией, что оно звучало как смертный приговор виновнику. До следующего заседания Совета оставалось двое с половиной суток, и Бореас желал знать причины, по которым голоса разделились пополам, чтобы не допустить такого же результата при повторном голосовании. Не стоит и говорить, что выяснение причин возлагалось на Грейс.

Собственно говоря, некоторые из них лежали на поверхности, о чем она не преминула поставить короля в известность прямо на месте. Выбор Соррина легко объяснялся его душевной болезнью и постоянным страхом смерти. Тупоголовый франт Лизандир откровенно смотрел в рот Эминде и плясал под ее дудку. А вот мотивы самой королевы Эридана — помимо личной неприязни к Кейлавану и его монарху — анализу пока не поддавались, равно как и странное решение воздержаться при голосовании Иволейны Толорийской. Впрочем, поведение последней Бореас обсуждать отказался, похоже, имея на сей счет какие-то собственные соображения.

— У колдуний всегда так: сначала определят, что разумно и правильно, а потом поступят с точностью до наоборот, — проворчал он и больше к этому вопросу не возвращался.

Грейс могла бы кое-что возразить, но прикусила язык и молча выслушала пожелания его величества, больше напоминавшие военный приказ. Оказывается, несколько дней назад Эйрин сдуру ляпнула Бореасу о том, что главный советник эриданской властительницы Логрен относится к ней доброжелательно, и теперь король возжелал, чтобы она нанесла тому визит и постаралась выведать, почему Эминда так яростно противится военному союзу и объединению сил. Заодно Грейс поручалось прощупать Логрена на предмет того, какие уступки в пользу Эридана она рассчитывала выторговать по ходу Совета. Но более всего интересовал Бореаса ответ на вопрос, кого или чего смертельно боится Эминда, а в том, что дело обстоит именно так, сомнений у него, по-видимому, не имелось.

Услышав требование короля посетить Логрена, Грейс все же попыталась высказать робкий протест, справедливо заметив, что беседовала с ним всего однажды, а все последующие их встречи ограничивались взаимным приветствием, но Бореас даже слушать ее не стал. Напрасно твердила она королю, что он заблуждается, принимая обычную галантность за проявление дружеской приязни. Исчерпав все аргументы, Грейс взглядом попросила поддержки у Эйрин, но та лишь виновато потупилась и едва заметно пожала плечами. Ничего другого не оставалось, кроме как склонить перед монархом голову и чуть слышно произнести три слова, гарантирующих хотя бы то, что она удержится на ее плечах еще как минимум в течение трех дней:

— Слушаюсь, ваше величество.

Приближающиеся шаги и звяканье подкованных сапог по каменным плитам коридора заставили Грейс выйти из оцепенения. Она вновь занесла руку над дверью и принялась стучать с такой силой, что костяшки пальцев заныли от боли. Опустила руку и затаила дыхание, ожидая результата. Никто не открывал. Из-за двери не доносилось ни звука. Шаги тоже смолкли. Грейс повеселела. Слава Богу, ложная тревога! Она снова постучала. Тишина. Невыразимое облегчение охватило ее. Должно быть, Логрен отсутствует, а это значит, что у нее появился предлог отложить на время навязанный ей визит. Счастливо улыбнувшись, Грейс постучала еще раз — просто так, для порядка, чтобы иметь возможность с чистым сердцем отрапортовать Бореасу, что она старалась изо всех сил, и если ничего не получилось, то ее вины здесь нет.

— Может быть, я смогу вам чем-то помочь, миледи?

Глубокий, звучный и чистый голос исходил не из-за запертой двери, а из-за ее спины. Грейс обернулась как ужаленная и в растерянности уставилась прямо в лицо лорда Логрена Эриданского. У нее перехватило дыхание и помутилось в голове. Он выглядел еще более мужественно и привлекательно, чем во время их предыдущей встречи. Никогда прежде она так остро не ощущала близость мужчины.

В умных, проницательных глазах эриданского вельможи вспыхнул огонек узнавания, а губы расплылись в широкой доброжелательной улыбке.

Какие у него великолепные зубы. Хоть в рекламе снимай!

Грейс чуть не рассмеялась вслух — столь абсурдной показалась ей эта мысль. С другой стороны, она успела привыкнуть к тому, что у здешних обитателей зубы, как правило, либо вовсе или частично отсутствуют, либо находятся в жутком состоянии, поэтому идеально ровные и белые зубы Логрена были в этом мире чрезвычайно редким явлением. Да и кожу его не уродовали многочисленные оспины, к которым Грейс так пригляделась, что перестала замечать их на лицах окружающих. Даже длинный белый шрам не портил облик эриданца, напротив, придавая ему дополнительный шарм. Так асимметрично установленная ваза в японском интерьере только подчеркивает безупречное совершенство всей остальной обстановки.

Логрен вопросительно приподнял бровь, и это единственное проявление нетерпения с его стороны заставило Грейс наконец-то сообразить, что она ведет себя в высшей степени невежливо, бесцеремонно пялясь на него вот уже почти целую минуту. Необходимо было срочно исправлять положение.

— Доброго дня вам, лорд Логрен, — пролепетала она, поспешно присев в реверансе. — Я… я надеялась найти здесь вас…

— В самом деле, миледи? — насмешливо, но без ехидства усмехнулся советник. — Интересно, кого же еще вы могли найти в моих апартаментах?

Жаркая волна стыда и паники охватила Грейс. Что он имел в виду? Неужели он тоже видел ее в тот день в саду, когда она оказалась невольной (не лги хотя бы самой себе, Грейс!) свидетельницей его любовных игр с зеленоглазой графиней Силезской? Нет, не может быть, он просто шутит! Внезапно заискрившиеся весельем глаза Логрена дали ей понять, что догадка верна. Грейс с облегчением перевела дыхание, лихорадочно подыскивая слова для достойного ответа. К счастью, советник, не дождавшись, заговорил снова:

— Еще немного — и мы с вами разминулись бы, леди Грейс. Ее величество Эминда задержала меня сегодня дольше обычного на утреннем докладе, и я заскочил к себе буквально на пять минут переодеться, чтобы не опоздать на верховую прогулку с лордом Ольстином. Он ко мне целую неделю приставал, пока не уговорил.

Грейс отступила на шаг.

— О, прошу прощения, милорд! В таком случае не смею вас задерживать. Я и не подумала, что у вас может быть намечена важная встреча.

Логрен театрально пригорюнился.

— Ах, миледи, неужели вы столь безжалостны, что бросите меня на произвол судьбы? Если бы вы только знали, как мне не хочется с ним встречаться!

— Что ж, положение обязывает, — заметила Грейс, пытаясь вспомнить, где она слышала это выражение.

— Полностью с вами согласен, миледи, — подхватил Логрен, — однако, прошу вас, не забывайте, что речь в данном случае идет не о ком-нибудь другом, а об Ольстине Брелегондском. Если не ошибаюсь, вы уже имели удовольствие с ним встречаться, не так ли? Вы никогда не видели, как он ездит верхом? В одной руке он держит поводья, а в другой кубок с вином. Нисколько не удивлюсь, если мне придется поминутно спешиваться, поднимать его жирную тушу с земли и снова усаживать на коня. При этом он ничуть не рискует разбиться, потому что напяливает на себя совершенно невероятное количество меховых одежд, объясняя это якобы тем, что боится простудиться.

— Могу себе представить, — кивнула Грейс. — Их, наверное, хватит, чтобы набить не одну подушку.

Логрен рассмеялся и зааплодировал. Грейс, к ее собственному изумлению, присоединилась — и смех ее был веселым и искренним, как в тот вечер, когда они впервые встретились. И вновь, как тогда, она забыла обо всем в его обществе, испытывая радостное чувство легкости и раскрепощенности.

— Так как же мы поступим, милорд, дабы спасти вас от незавидной участи скакать по заснеженным полям бок о бок в стельку пьяным лордом Ольстином? — окончательно осмелев, поинтересовалась Грейс.

Эриданец в задумчивости погладил подбородок.

— Как вы верно подметили, миледи, положение обязывает. Я уже дал слово. Боюсь, у меня нет другого выбора, если только…

— Если что?

— Если только мои услуги не потребуются кому-либо из тех, кто стоит выше меня в табели о рангах. К сожалению, учитывая мое собственное высокое положение, ранг должен быть не ниже герцога.

— А как насчет герцогини?

Логрен обрадованно прищелкнул пальцами.

— Годится!

— В таком случае, милорд, объявляю вам, что ваша поездка с лордом Ольстином отменяется. Вы мне нужны.

Советник приложил правую руку к груди и низко поклонился.

— Как будет угодно вашей светлости, — проговорил он, пряча улыбку.

Невольный озноб пробежал по коже Грейс. Зачем она позволила вовлечь себя в эту опасную игру? Ведь ясно же, что Логрен не станет выполнять ничьи капризы, кроме своей королевы, и только делает вид, что подчиняется ей, цепляясь за любой предлог, лишь бы увильнуть от неприятной обязанности.

— Надеюсь, вы позволите пригласить вас в мою скромную обитель, миледи?

Он жестом указал в сторону двери. До Грейс наконец дошло, что все это время она прижималась к ней спиной. Поспешно отступив, она освободила проход. Логрен открыл дверь и посторонился, пропуская ее. Не вполне отдавая себе отчет в том, что она делает, Грейс и опомниться не успела, как очутилась внутри. Дверь за ее спиной захлопнулась, и к ней сразу вернулась прежняя неуверенность. Положение и в самом деле было двусмысленным: она-то знала, что явилась сюда шпионить, а не комплименты выслушивать!

— Вина?

Грейс приняла предложенный бокал и стиснула его в ладонях. Логрен прикоснулся к нему своим — в знак того, что пьет в ее честь, — и сделал несколько глотков. Грейс использовала короткую паузу, чтобы осмотреться. Размерами и убранством комната не шла ни в какое сравнение даже с ее собственной. Ни ковров, ни гобеленов, ни высоченной кровати под балдахином. Из мебели — только самое необходимое. Из узенького высокого окна виднеется лишь каменная кладка крепостной стены.

Поймав ее взгляд, Логрен улыбнулся:

— Не удивляйтесь, миледи, и не ищите чьего-то злого умысла в убогости моей обстановки. Я специально просил короля Бореаса выделить мне именно эти покои. Признаюсь вам, я с юных лет предпочитаю простоту пышности. Это обостряет мозг и позволяет лучше сосредоточиться. Я вовсе не против привилегий, сопряженных с высоким постом и знатным происхождением, но всегда следует держать в уме, что в них таится скрытый соблазн, порой заставляющий их носителей помнить только о своих правах и начисто забывать об обязанностях.

Грейс пригубила вино. Слова Логрена заинтересовали ее. За месяц, проведенный в Кейлавере, она еще ни от кого не слышала столь глубокомысленных рассуждений.

— Если можно, поясните подробнее, что вы имеете в виду, милорд, — попросила она.

— Охотно, миледи, — с серьезным видом кивнул советник. — Начнем с того, что благородное происхождение само по себе уже является привилегией, полученной от рождения. В то же время подобная наследственность накладывает на ее обладателя определенные обязанности. Наш долг состоит в том, чтобы принимать мудрые решения, обеспечивающие тем, кто стоит ниже и во всем зависит от нас, безопасность, порядок и возможность спокойно трудиться.

— Но они же бесправны и несвободны! — не удержалась Грейс.

Логрен поставил свой бокал на столик.

— За порядок и безопасность всегда приходится платить, миледи. Так уж устроен мир. Да, сервы бесправны и вынуждены отдавать нам львиную долю всего произведенного. Да, они кормят нас. Но ведь и мы защищаем их и тоже кормим из своих запасов в случае неурожая, не так ли? Кроме того, мы строим для них храмы, в которых те совершенно свободно могут отправлять религиозные обряды любых культов мистерий, к которым питают склонность.

Грейс, воспитанной в демократических принципах, уже сама система, основанная на неприкрытом угнетении большинства меньшинством, внушала непреодолимое отвращение. С другой стороны, кое-какие высказывания собеседника находили в ее душе живой отклик. В конце концов, что плохого, если во главе государства стоят самые сильные? С тем условием, разумеется, что у них в достатке и других необходимых качеств — справедливости, терпения, мудрости.

— А кто же защищает вас, милорд? — спросила она, повинуясь внезапному порыву.

Логрен шутливо погрозил ей пальцем:

— Запрещенный прием, миледи. Мы с вами так не договаривались! А если серьезно, то я вам так скажу: власть — страшная штука, и те, кто добирается до вершины, вынуждены защищаться сами. Или пасть.

Грейс охватил охотничий азарт. Вот он, долгожданный шанс! Она поднесла к губам бокал и отпила глоток, чтобы, с одной стороны, выглядеть непринужденно, а с другой — немного промочить пересохшее горло.

— Вы хотите сказать, что нечто подобное случилось и с королевой Эминдой? — невинно спросила она.

Мгновение он непонимающе смотрел на нее, потом разразился оглушительным хохотом:

— Браво, миледи! Великолепно исполнено! Ловко вы меня подловили — а ведь у меня врожденное чутье на такие дела.

Грейс охватил панический ужас.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, милорд, — пролепетала она.

Логрен придвинулся ближе. Его горячее дыхание обдавало ей лицо и пахло пряностями.

— Бросьте! Все вы прекрасно понимаете, миледи. Типичный прием: острый, вопрос под прикрытием невинной беседы. Нет-нет, не тревожьтесь! Я все понимаю и ни в чем вас не виню. Более того, я восхищен вашим искусством, миледи! Но не стоит и меня недооценивать. Я прекрасно знаю вашу историю и хорошо изучил характер короля Бореаса. Вы его гостья, вы от него зависите, и он был бы плохим монархом, не ухватившись за словно Небом ниспосланную возможность выведать — с вашей помощью — планы и намерения участников Совета Королей.

У Грейс все поплыло перед глазами. Так, наверное, чувствует себя бабочка, приколотая булавкой к картонке детской коллекции.

— Но вам, леди Грейс Беккетт, как я уже говорил, не о чем тревожиться, — продолжал советник, делая вид, что не замечает ее состояния. — Вы избавили меня от общения с лордом Ольстином, и я показал бы себя неблагодарной свиньей, позволив вам вернуться к Бореасу с пустыми руками. Если я правильно понял, вас интересуют истинные мотивы, которыми руководствовалась моя госпожа, сделав свой выбор на Совете?

Не в силах что-либо сказать, Грейс судорожно кивнула.

— Рассмотрим две возможности, — начал Логрен. — Либо Бледный Властелин не более чем миф, придуманный, чтобы пугать непослушных детей и вдохновлять странствующих бардов, либо прав Фолкен Черная Рука, утверждающий, что он ожил и пробудился в Имбрифейле. В первом случае мне представляется верхом идиотизма собирать огромную армию и отправлять ее чуть ли не через весь материк для сражения с несуществующим врагом, да еще в такое время, когда проблем и дома хватает — разбойничьи банды, варвары, недород, чума…

Грейс облизала пересохшие губы.

— Но что, если Фолкен прав?

Эриданец окинул ее задумчивым взглядом.

— А ведь вы ему поверили, не правда ли, миледи? — Он поднял руку, предупреждая ее ответ. — Нет, не нужно возражать, в этом нет ничего предосудительного. Я не знаю наверняка, тот ли он человек, за кого себя выдает, но сведущие люди рассказывали мне, что все пророчества Сурового Барда имеют поразительное свойство сбываться с необыкновенной точностью. Поэтому я тоже склонен всерьез относиться к его словам. Итак, предположим, Бераш действительно зашевелился и вот-вот вырвется на свободу. Помешать ему в этом мы не можем, и я опять же не вижу смысла посылать войска за сотни лиг от родного дома. Фолкен преувеличивает, говоря об армии, не уступающей численностью той, что собрали под свои знамена Ультер и Эльзара. Доминионы не смогут выставить и половины бойцов. Так не лучше ли оставить их здесь, заняться укреплением крепостей и поиском Великих Камней, в которых, если верить легендам, кроется основа могущества Бледного Властелина?

Логрен замолчал, потянулся к кувшину, наполнил бокал Грейс, затем налил себе. Выпил половину и только тогда возобновил свой монолог:

— Теперь вы, надеюсь, сами видите, миледи, что собирать войска преждевременно в любом варианте? Королева Эминда не всегда способна совладать с собой — уж это мне, поверьте, известно лучше многих, — но вчера она выбрала единственно верный путь, чтобы сохранить и защитить не только Эридан, но и все остальные доминионы. В чем я полностью ее поддерживаю.

Грейс дрожащей рукой подняла бокал и жадно выпила. Аргументы Логрена звучали убедительно и произвели на нее впечатление. В их свете позиция Бореаса, ратующего за немедленную мобилизацию и войну и упрямо не желающего рассматривать компромиссные решения, представлялась ей теперь далеко не бесспорной. И кто знает, какой выбор сделала бы она сама, окажись вчера на месте Эминды?

От вина у нее внутри разлилось приятное тепло и немного закружилась голова. Уже ни чуточки не стесняясь, Грейс откровенно пожирала глазами лицо и фигуру сидящего напротив Логрена. Впервые в жизни встретила она такого потрясающего мужчину — умного, красивого, благородного, рассудительного, хладнокровного… Ей уже с трудом верилось, что именно его она видела тогда в лабиринте — обнаженным, потным, пылающим животной страстью. До сих пор она не понимала, как мог Логрен Эриданский соблазниться дешевыми прелестями этой зеленоглазой шлюхи Кайрен, но сегодня, когда их разделяло чуть более фута, Грейс показалось, что она нашла ответ. Все просто: он ведь не только государственный деятель, но и мужчина до мозга костей — высокий, сильный, привлекательный. И как у всякого мужчины, помимо служебных обязанностей, у него имеются определенные физиологические потребности. А что до Кайрен — так она просто подвернулась под руку. Придя к такому выводу, Грейс сразу успокоилась и почувствовала невыразимое облегчение.

Отпив еще глоток, она поставила бокал на столик. Хотя Логрен без труда ее «расколол», задание все же нельзя было считать проваленным. Во всяком случае, у нее есть теперь что поведать Бореасу.

— Благодарю вас за гостеприимство и угощение, милорд, — сказала Грейс, приподнимаясь из кресла, — но мне пора.

Тяжелая мужская рука опустилась на ее плечо, не позволяя встать.

— Не припомню, чтобы я давал вам позволение покинуть мои покои, миледи, — громом отдался в ее ушах ироничный голос Логрена.

Грейс дернулась, как от пощечины, и завороженно уставилась на сжимающую ее плечо руку. На смуглой коже отчетливо проступали выпуклые синие жилки. Перед мысленным взором вновь вспыхнула не дававшая ей покоя картина: обнаженные тела любовников, лоснящиеся от пота, несмотря на мороз, голые ноги женщины, бесстыдно сплетенные за его спиной, ритмично дергающиеся белые ягодицы мужчины… Она подняла голову и прочла вожделение в его глазах.

— Нет! — почти закричала Грейс, сбрасывая его руку с плеча.

Логрен немедленно отступил в сторону и отвесил церемонный поклон.

— Как будет угодно миледи. Прошу прощения, если мои действия показались вам оскорбительными.

Господи, какая же она дура! Своим «нет» она отказывала вовсе не ему — любезному кавалеру и настоящему джентльмену, — а впервые проснувшейся в ней женщине! Но где найти слова, чтобы объяснить это Логрену?

Она поднялась и пошла к выходу — медленно, опустив голову, как побитая собака. Она не помнила, как очутилась за дверью, как куда-то бежала, не разбирая дороги… Опомнилась Грейс в каком-то пустынном коридоре, вся в слезах, а когда окончательно пришла в себя, с ужасом осознала, что в том мысленном воспроизведении любовной сцены в саду она видела в объятиях Логрена не Кайрен, а совсем другую женщину, чьи глаза тоже были зелеными, но с ярко выраженным золотистым оттенком.

Себя.

А почему бы и нет, Грейс? Чем ты хуже других? У тебя украли детство и юность и обрекли на постоянный страх. Так что же ты медлишь воспользоваться столь благоприятной возможностью разом вознаградить себя за все лишения?

Она тряхнула головой, кулачком вытерла слезы и огляделась. Прямо перед ней высилась большая резная дверь, а сбоку от нее свисал с флагштока государственный флаг Толории — желтый круг на зеленом поле. Это были покои королевы Иволейны. Грейс бросила взгляд в окно. В узком проеме виднелся маленький клочок быстро темнеющего свинцово-серого неба. Смеркалось. С карниза под окном слышалось громкое голубиное воркование. По спине у нее побежали мурашки — слишком уж точное для обычной случайности совпадение.

Шелест юбок за спиной заставил Грейс оглянуться. На нее в упор смотрели удивленные и радостные васильковые глаза Эйрин.

— Я до последней минуты не верила, что решусь пойти сюда, — призналась баронесса.

— Я тоже, — кивнула Грейс, не вдаваясь в подробности.

Они взялись за руки.

— О Мать Зея, что же мы творим?! — замирающим голосом прошептала Эйрин.

— Не знаю, — вздохнула Грейс.

Дверные створки распахнулись, и они рука об руку вошли внутрь.

74

Обучение Трэвиса толкователями рун началось на следующее утро после знакомства с Рином. Фолкен безжалостно поднял его с постели задолго до рассвета.

— Вставай, лежебока, пора в школу! — приговаривал бард, сначала сдернув с него одеяло, а затем выхватив из-под головы и подушку.

Ворча и чертыхаясь спросонья, Трэвис кое-как продрал глаза, натянул тунику, закутался в плащ и, поблуждав немного, вывалился во двор. В этот ранний час там не было ни души. Подрагивая от морозца, он рысью пересек двор и очутился у входа в полуразвалившуюся башню, милостиво выделенную королем Бореасом в полное распоряжение рунных мастеров. Уже поднявшись по ступеням, он вдруг заколебался и остановился под дверью, выбивая зубами барабанную дробь. Но холод быстро взял верх над нерешительностью, и Трэвис постучал. Дверь тотчас отворилась, открывая тускло освещенный прямоугольный проем.

— Входи же! — повелительно произнес чей-то резкий голос.

Трэвис повиновался. Дверь за ним захлопнулась.

Очень скоро он обнаружил в своих новых учителях по меньшей мере одно достойное восхищения качество: те обожали мэддок и пили его с утра до вечера. В главном зале на медном треножнике постоянно висел котелок с булькающим ароматным варевом. В тот первый день Трэвис выпил не меньше полудюжины больших кружек, отчего все его тело наполнилось бодростью и легкостью, а голова сделалась ясной и прозрачной, как пузырь на кончике стеклодувной трубки. Но избежать естественных для начинающего ошибок не помог даже волшебный напиток.

— Тебе известно, что это такое? — спросил Джемис, старший из рунных мастеров — худой старик со строгим, неулыбчивым лицом, одетый в ветхий серый балахон, не стиранный, должно быть, вот уже лет пять, если не больше, — показывая ему знак, начертанный им стилосом на восковой табличке.

Трэвис поправил очки и сощурился, силясь разглядеть изображение в неярком свете тлеющих в очаге углей. Башню насквозь продували свободно гуляющие здесь сквозняки, поэтому все трое теснились как можно ближе к огню. Он без труда узнал нарисованный Джемисом символ — эту руну Фолкен ему уже показывал. Он открыл рот и уверенно сказал:

— Здесь изображена руна… Ой!

Трэвис чуть язык не прикусил, потому что Джемис хлестко и очень больно с размаху врезал ему по пальцам своим стилосом — довольно длинным и увесистым заостренным металлическим стержнем. Он резко отдернул руку и спрятал ее за спину.

— Неверно! — произнес Джемис, чей снисходительно высокомерный тон уязвил Трэвиса не меньше, чем боль от удара. — Запомни раз и навсегда, ученик: ты ничего не знаешь. И забудь все, чему тебя учили раньше. Выкинь из головы, как ненужный мусор. Отныне ты должен знать лишь то, чему мы тебя научим. Никогда не забывай об этом, если хочешь остаться учеником!

Рин, сочувственно улыбаясь, протянул ему в утешение глиняную кружку с дымящимся мэддоком.

— Не обижайся, Трэвис, и ни о чем пока не спрашивай. Я знаю, у тебя накопилась масса вопросов, но сейчас ты должен просто довериться нам. Опыт и методы обучения накапливались и оттачивались мастерами Серой башни веками. Быть может, первые уроки покажутся тебе во многом бессмысленными и ненужными — как и мне в свое время, — но позже, поверь, ты поймешь, что по-другому нельзя.

Карие глаза светились добротой, ободряющая улыбка на выпяченных, как у негра, губах молодого мастера была открытой и искренней. Трэвис взял предложенную кружку, отхлебнул глоток и согласно кивнул:

— Продолжим урок.

Первое занятие не отличалось сложностью. Он сидел, закутавшись в плащ, слушал и запоминал. Под воркование многочисленных голубей, облюбовавших себе в качестве насеста трухлявые деревянные балки и стропила высоко под потолком, Джемис неторопливо рассказывал старинные легенды, повествующие об Орлиге, одном из Древних Богов, похитившем у драконов секреты рунной магии и прихватившем заодно ноу-хау по пивоварению и стихосложению. Трэвис не отрывал глаз от пляшущего в очаге пламени, внимательно вслушиваясь в размеренную речь старика и мысленно переносясь в те незапамятные времена, когда мир еще был молод. Тогда в нем правили Древние Боги, обитавшие в скалах, реках, небесах, а их дети — Маленький Народец — жили весело и беззаботно, оглашая смехом и пением зеленые луга и чащи девственных лесов. Были там и драконы — могучие, грозные, жестокие и невероятно мудрые, ревниво оберегавшие в своих логовищах скопленные с Начала Времен сокровища и тайны.

Джемис закончил. Лишь отсветы языков пламени в очаге багрово отражались на его морщинистом лице.

Трэвис пошевелился.

— Но что же все-таки они собой представляют? Руны, я имею в виду? Почему они так важны? — заговорил он, стараясь не прикасаться к зачесавшейся вдруг правой ладони.

Джемис промолчал, предоставив ответить на вопрос новичка своему юному собрату.

— До сотворения мира не было ничего, — начал Рин. — Точнее говоря, было все: свет и тьма, огонь и лед, ночь и день — но они были перемешаны между собой в великом сумеречном океане, не знающем ни времени, ни границ. Потом пришел Кузнец Миров, произнес. Первую Руну — Зея, — и все изменилось.

— Зея? — Трэвис наморщил лоб: что-то здесь не увязывалось. — Но разве не так называется весь этот… наш мир?

— Все правильно, — кивнул Рин. — Только это еще и название Первой Руны, произнеся которую Кузнец Миров создал его и запустил вершить свой бесконечный путь сквозь эфирный туман. Вот ее изображение.

С этими словами он нарисовал на восковой табличке квадрат и пересек его по диагонали прямой линией, отстоящей на равные отрезки от вершин фигуры:

— Затем Первотворец связал руну Зея внутри Рассветного камня, дабы созданный им мир познал постоянство, — продолжал Рин. — А следом, одну за другой, произнес руны, обозначающие солнце, луну и звезды, — и те тотчас появились. Но это было только начало. За ними последовали руны небес и гор, морей и рек, камней и деревьев и еще многих и многих вещей и явлений, каждому из которых соответствовала своя руна. И все эти руны Кузнец Миров тоже навечно связал в Рассветном камне, дабы ничто сущее в мире не сгладилось и не исчезло.

По мере того как Трэвис проникался смыслом сказанного, возбуждение в нем нарастало.

— Но это же означает, что буквально для всего в мире существует своя руна! — вырвалось у него.

— Совершенно верно, — подтвердил Рин. — И когда ты произносишь название руны, тем самым ты пробуждаешь заключенную в ней мощь — точно так же, как делал это Кузнец Миров в Начале Начал.

Трэвис почесал бороду, стараясь разложить по полочкам все услышанное от рунных мастеров. Язык у обоих был подвешен совсем неплохо, да и сказки они рассказывали прелюбопытные — если, конечно, не учитывать, что это всего лишь сказки.

А Бледные Призраки, Трэвис? Или фейдримы? Это что, тоже сказки?

— Знаете, я все-таки не понял один момент, — заговорил он после паузы. — Вот вы говорите, что пользоваться рунами научил людей Орлиг. Но мне казалось… Фолкен рассказывал… Короче говоря, я был уверен, что никто больше не верит в Древних Богов.

Джемис так сильно стукнул кулаком по столику, что его восковая табличка слетела на пол. Трэвис и Рин в изумлении уставились на него.

— Глупцы! Безумцы! — Глаза старого толкователя рун вспыхнули фанатическим огнем. — Они не ведают, что творят! Древние Боги не умерли. Они всего лишь удалились в иную обитель, скрытую от всех в глубине эфирного тумана. Да, время их прошло, и они уступили место Молодым Богам, позволив им без борьбы утвердиться в храмах Тарраса и Фаленгарта. Но это отнюдь не значит, что они ушли навсегда! — Джемис весь дрожал, голос его срывался на крик. — Они вернутся, и Зея снова будет принадлежать им, как в былые времена!

Приступ кашля сотряс худое тело старика. Глаза его потускнели и вновь сделались непроницаемыми.

— Твой первый урок окончен, — сухо произнес Джемис; не сказав больше ни слова, он пересек зал, поднялся по спиральной лестнице и скрылся за дверью в стене.

Трэвис виновато посмотрел на Рина:

— Ты уж извини, я не хотел его обидеть.

Рин отрицательно покачал головой:

— Тебе не в чем извиняться, Трэвис. Знаешь, когда человек стареет, ему с каждым годом становится тяжелее принимать происходящие вокруг перемены, только и всего.

— А как ты думаешь, он был прав, когда говорил, что Древние Боги еще вернутся?

— Там на полочке немного сыра и хлеб, — помолчав немного, сказал Рин. — Тащи сюда. Давай поедим, а потом я покажу тебе, как правильно пользоваться стилосом и табличкой.

Трэвис безропотно принес еду и помог Рину сервировать завтрак. Вопросов он больше не задавал.

75

Спустившись во двор по выщербленным ступеням старой башни, отданной Бореасом в распоряжение толкователей рун, Трэвис поспешно запахнул на груди плащ. Ветер обжигал ему лицо своим ледяным дыханием и так и норовил проникнуть под одежду. С каждым днем становилось все холоднее. Так сильно мороз не донимал его даже в Зимней Пуще, отстоявшей от Кейлавера на сотни лиг к северу. Но там их с Фолкеном защищали от злого ветра, налетающего с отрогов Фол Трендура, мощные стволы и кроны валсиндара, тогда как здесь, на вершине холма, укрыться можно было только в помещении.

Трэвис поднял голову. Небо было чистым и прозрачным. Ни намека на зловещие грозовые тучи, вечно нависающие над остроконечными пиками Железных Клыков.

Рано или поздно они и сюда доберутся, и ты это знаешь, Трэвис Уайлдер! Потому что они покорны его воле — воле Бледного Властелина. Пока они не спешат покидать Имбрифейл — потому мы и не видели их больше, выйдя из Зимней Пущи и направившись в Кельсиор. Но не стоит надеяться, что так будет и впредь.

Вздрогнув, он еще плотнее закутался в плащ и рысью побежал через двор, на ходу размышляя, сколько еще времени отпущено им судьбой до того момента, когда верхушки крепостных башен скроются в низко нависших грозовых облаках и на Кейлавер падет Тьма.

Войдя в отведенные им покои, Трэвис, как всегда, застал Мелию и Фолкена погруженными в оживленную дискуссию по поводу случившегося в день открытия Совета Королей. Насколько ему удалось понять из их разговора, сегодня утром Совет возобновил работу. По словам барда, навязанное им голосование не имело статуса окончательного решения, так как по закону для этого требовалось недвусмысленное выражение своей позиции каждого из участвующих в нем монархов. Поскольку Иволейна воздержалась, было решено провести повторное голосование позже, а сегодняшнее и последующие заседания посвятить слушанию и обсуждению докладов правителей и правительниц доминионов о положении дел в их владениях. На каждый такой доклад отводилось по два заседания. Учитывая всевозможные перерывы и проволочки, эта фаза работы Совета обещала затянуться минимум недели на две, что никак не устраивало Фолкена.

— Мы не можем просто сидеть здесь и ждать, пока каждый советник каждого из монархов в подробностях доложит Совету о количестве голов павшего скота в каждой из провинций каждого из доминионов! — раздраженно заявил бард, проведя пятерней по волосам.

— А я могу, — спокойно возразила Мелия. — Особенно в этом кресле. Исключительно удобное. Набито, кстати, конским волосом. Как ты думаешь, Бореас не откажет, если я попрошу его подарить мне точно такое же?

Фолкен смерил волшебницу яростным взглядом.

— Вдобавок, — продолжала Мелия, — бывают моменты, когда необходимо терпение. И меня, честно признаться, немного удивляет, что именно тебе приходится об этом напоминать.

— Но бывает и так, что ты ждешь и терпишь слишком долго, а потом просыпаешься и видишь, как все, ради чего жил и боролся, рассыпалось в прах и безвозвратно ушло!

Вспышка барда обеспокоила Мелию. Озабоченно посмотрев на него, она вновь заговорила непривычно мягким тоном:

— Не терзай себя, Фолкен. Все не так уж безнадежно. Разбита только одна из трех рунных печатей на Черных Вратах, так что время пока терпит. Да и Совет еще продолжается. Кто знает, чем закончится повторное голосование? Отнюдь не исключено, что разум возобладает и военный союз будет заключен. А мы на досуге займемся тем чем занимались все эти годы: будем наблюдать, анализировать и делать выводы. Уверена, это нам впоследствии пригодится.

Фолкен недоверчиво хмыкнул, но от комментариев воздержался.

Трэвис снял плащ и бросил его на свою койку. Мелия неприязненно покосилась на его заляпанные густой липкой грязью сапоги.

— Как это мило с твоей стороны, Трэвис, зная о том, что я ненавижу выходить на мороз, притащить мне сюда добрую половину крепостного двора. От души тебя благодарю!

— Не за что, — растерянно пробормотал Трэвис, но, заметив, что выражение лица Мелии по мягкости немногим уступает граниту, сообразил наконец, в чем провинился. — Я сейчас за тряпкой сбегаю, хорошо? — предложил он.

Волшебница милостиво улыбнулась и откинулась на спинку кресла.

— Я вижу, ты на верном пути к исправлению, дорогой, — промурлыкала она и закрыла глаза.

— Рановато ты сегодня, — заметил Фолкен, наблюдая за тем, как рьяно отскребает грязь от пола Трэвис.

— Король зачем-то вызвал к себе Джемиса и Рина, — сообщил тот, не поднимая головы.

— Несомненно, для того, чтобы выпытать у них, что говорят руны об исходе Совета, — мрачно проворчал бард. — А как твои успехи?

— Нормально. За исключением того, что мне пока не разрешают произнести ни одной руны. Джемис весь день учил меня правильно обращаться со стилосом и восковой табличкой.

— Тоже полезное дело, — одобрительно кивнул Фолкен.

Трэвис был благодарен барду, ограничившемуся этим кратким замечанием. Воспоминание о том, как он чуть не погубил тогда, на ночном привале в талатрине, всех своих спутников вместе с собой, неверно начертив изображение руны света, до сих пор заставляло его краснеть от стыда.

На коленях Мелии появился котенок. Этот черный пушистый комочек обладал удивительным свойством неожиданно возникать из темных уголков и так же внезапно снова растворяться в тени. А еще он возымел дурную привычку бросаться на Трэвиса из засады и кусать за лодыжки. Трэвис с опаской покосился на котенка, но тот пока вроде бы не проявлял агрессивных намерений.

— Ну что ж, раз он так быстро освободился, я постараюсь подыскать ему какое-нибудь полезное занятие, — нежно улыбнувшись, пообещала волшебница.

— Никто не видел Бельтана? — с надеждой в голосе спросил Трэвис.

Мелия ничего не ответила. Скорее всего то была игра света, но ему на миг показалось, что лицо ее опечалилось.

— Понятия не имею, где он шляется, — сердито буркнул Фолкен.

Трэвиса такая реакция немного удивила и насторожила. Спору нет, после возвращения в Кейлавер Бельтан как-то сразу отдалился от прежних спутников, да и вообще повел себя странно, что и вызвало, наверное, их недовольство. Но Трэвису не было дела до причин, побудивших рыцаря поступать таким образом, — он просто скучал по его обществу. Тяжело вздохнув, он снова взялся за тряпку.

Стук в дверь заставил всех встрепенуться. Трэвис обрадованно вскочил, подумав, что пришел Бельтан, но, когда Фолкен открыл и впустил визитера, им оказался совсем другой человек.

— Леди Грейс?! — не скрывая удивления, поклонился бард. — Заходите, прошу вас.

— Благодарю.

Трэвиса в очередной раз поразила естественность и непринужденность этой удивительной женщины. Он попытался представить ее не в пурпурном кринолине и корсете, а в халате, марлевой маске, резиновых перчатках и со скальпелем в руке. Это ему удалось, но образ врача-хирурга заведомо проигрывал в сравнении с ослепительно красивой и элегантной знатной дамой.

Мелия поднялась из кресла, чтобы приветствовать гостью. Сброшенный с колен котенок возмущенно мяукнул.

— Доброго дня вам, леди Грейс, — поздоровалась она, с любопытством глядя на нее своими янтарными глазищами.

Последний раз они встречались четыре дня назад — в то памятное утро, когда обнаружили загадочную пропажу из гардероба в ее комнате тела мертвого фейдрима. Трэвис рассказал Мелии и Фолкену о том, что Грейс, как и он сам, тоже родом с Земли. Сообщение определенно взволновало и чрезвычайно заинтересовало обоих, потому что они буквально забросали его вопросами: не встречался ли он с Грейс раньше, не было ли у них общих знакомых, не пересекались ли их пути в прошлом и еще множеством других. При этом, как обычно, ни тот, ни другая не сочли нужным поделиться с Трэвисом выводами.

— Не желаете ли чего-нибудь выпить, миледи? — любезно предложил бард.

— Нет, спасибо, — отказалась Грейс. — Я не хочу пить. Я… дело в том… Я хотела бы поговорить с Трэвисом. — Она на секунду замялась, потом твердо добавила: — Наедине.

Тот даже не заметил и не услышал, как выскользнула из руки и шлепнулась на пол мокрая тряпка. Из оцепенения его вывели резанувшие по ушам насмешливые нотки в голосе Фолкена:

— Что же ты молчишь, Трэвис? Язык проглотил? К тебе, кажется, обращаются.

— Да-да, конечно, Грейс! — пролепетал Трэвис, поспешно вытирая грязные руки о собственную тунику. — С удовольствием. — Он с умоляющим видом оглянулся на Мелию. — Можно?

— Ступай, Трэвис, отвлекись, — снисходительно кивнула волшебница. — А мы тут уж как-нибудь и без тебя справимся.

— Мы ненадолго, — пообещала Грейс.

Они вышли из комнаты, закрыли за собой дверь и очутились вдвоем в пустом коридоре.

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, Грейс! — облегченно вздохнув, признался Трэвис.

— Она заставляет тебя мыть полы? — спросила Грейс, кивнув в сторону двери.

Трэвиса ее вопрос застал врасплох, а жесткий тон смутил еще больше.

— Вообще-то я сам виноват, — промямлил он, потупившись. — Забыл ноги вытереть и притащил со двора целую кучу грязи на сапогах. — Весь пол изгадил. На самом деле Мелия вовсе не злая, только воспитывать любит. Ты уж извини, что я к тебе не заходил. Честное слово, ни минутки свободной. Меня ведь в обучение отдали — к придворным толкователям рун.

Выражение лица Грейс немного смягчилось.

— Ничего страшного, Трэвис. Я тоже все эти дни была занята по горло. И тоже кое-чему обучалась… Но я не забыла о своем обещании показать ту дверь с вырезанным знаком Ворона. Если хочешь, могу сделать это сейчас.

По спине у Трэвиса побежали мурашки. Положа руку на сердце, он предпочел бы забыть и никогда не вспоминать обо всем, что связывалось с этим человеконенавистническим культом, но и отказаться было немыслимо.

— Идем, — сказал он.

Грейс уверенно вела его по запутанным лабиринтам крепостных коридоров, не удостаивая взглядом спешащих убраться с дороги слуг. Трэвис уже устал изумляться той легкости, с какой она ориентировалась в многочисленных поворотах и переходах. Всего месяц она в Кейлавере, а ведет себя так, будто здесь родилась!

Грейс внезапно остановилась. Трэвис с любопытством огляделся. Вокруг не было ни души. Должно быть, они находились в редко посещаемой части замка. Коридор заканчивался тупиком с единственным узеньким окошком, сквозь которое виднелся прямоугольник неяркого зимнего неба — точно такого же, как над горными пиками Колорадо. Только Колорадо осталось в прошлой жизни, и о возвращении туда нечего было и мечтать.

— Здесь, — сказала Грейс.

— Что здесь? — не понял Трэвис.

— Здесь я слышала звон колокольчиков.

Трэвис вздрогнул. Ему не нужно было объяснять, что это значит.

Грейс рассеянно заправила за ухо несколько выбившихся пепельных прядей и подошла к окну. Трэвис тоже выглянул наружу. За стеклом виднелись заснеженные поля, разгороженные невысокими, сложенными из камня барьерами. Поля простирались на несколько лиг, затем местность начинала круто понижаться. Трэвис уже знал, что там протекает река Темноструйная, через которую они проезжали, приближаясь к Кейлаверу. Сразу за речной долиной на много миль тянулись заболоченные, необрабатываемые земли, а еще дальше, уходя за горизонт, угрюмо темнела зеленая полоса Сумеречного леса.

Грейс обернулась.

— Дверь где-то рядом. Я точно помню, что прошла в ту ночь всего несколько шагов, прежде чем увидела того типа в черном.

Она задумалась на мгновение, свернула в левый проход, вернулась, прошла чуть дальше по коридору, опять повернула налево, удовлетворенно кивнула и ускорила шаг.

— Сюда, Трэвис! Я нашла!

Она стояла перед запертой дверью — первой по правой стороне узкого темного коридорчика.

— Ты уверена, что на нем был черный балахон? — уточнил Трэвис.

— С капюшоном, — добавила Грейс. — Поэтому я не разглядела его лица. Но он так меня испугался, что обронил вот это.

Она развязала кожаный кошелек на поясе, достала маленький сверток, развернула плотный шелк и продемонстрировала Трэвису миниатюрный ножичек с черной полированной рукояткой.

Тот внимательно осмотрел его, вернул Грейс и уставился на дверь. Неизвестный злоумышленник не успел довести дело до конца, но и незаконченный символ не вызывал сомнений в его принадлежности.

— Что скажешь? — первой нарушила затянувшуюся паузу Грейс. — Похоже на те знаки, что ты видел в Кастл-Сити и в Эридане по дороге сюда?

Трэвис безмолвно кивнул. Усилием воли он заставил себя поближе присмотреться к внушающему непреодолимое отвращение символу. Как оказалось, не зря: под стилизованным изображением воронова крыла виднелись еле заметные царапины в виде двух скрещенных линий, напоминающие букву «X». Очевидно, вспугнутый Грейс незнакомец только наметил их и собирался прорезать более отчетливо, если бы ему не помешали.

— Ты, кажется, говорил, что этот знак символизирует какой-то новый культ? — прозвучал за его спиной голос Грейс.

Трэвис повернулся к ней.

— Да, это новый культ — культ Ворона. Насколько я понял, он тоже связан с мистериями, как культ Ватриса и другие. В Голте и Кейлаване мы ни разу не встречали приверженцев Ворона, хотя это еще не означает, что их здесь нет. А вот в Эридане они не таятся и открыто творят всякие мерзости. Да и в других доминионах постепенно набирают силу, если верить Мелии и Бельтану.

— Хотела бы я знать, что скрывается за этой дверью, — задумчиво пробормотала Грейс. Она потянулась к дверной ручке, но так и не коснулась ее. — Пожалуй, будет правильнее спросить сначала разрешения у лорда Олрейна, — сказала она, словно оправдываясь за свою нерешительность.

— А что ты ответишь, когда он спросит, кого ты там собираешься искать? — усмехнулся Трэвис. — Маленьких зеленых человечков с колокольчиками на шее?

Грейс закусила губу.

— Справедливо, — нехотя признала она.

Она вновь протянула руку и повернула ручку двери. Что-то щелкнуло в замке, и дверь открылась. Оба, не сговариваясь, быстро посмотрели по сторонам. Коридор по-прежнему был пуст. Они вместе переступили порог и огляделись.

В помещении было темно. Окон не было, и проникающий из коридора тусклый свет едва рассеивал мрак. Но глаза Трэвиса вскоре привыкли к полутьме, и он начал различать контуры собранных здесь предметов. Одни были округлыми и пузатыми, другие имели прямоугольные очертания, третьи вообще казались какой-то бесформенной массой.

— Кладовая, — разочарованно произнесла Грейс.

Трэвис мысленно обругал себя за несообразительность. Мог бы и раньше догадаться, что видит перед собой самые обыкновенные бочки, ящики, мешки и корзины.

— Ну и на кой черт тому типу понадобилось метить простую кладовку? — почесав бороду, произнес он в недоумении.

Грейс только плечами пожала в ответ.

Минут пять они потратили на обыск, но не нашли ничего подозрительного. В коробах и ящиках хранились тронутые плесенью льняные скатерти и салфетки, а в бочках, судя по запаху, — соленая рыба. В кладовой было необычно сыро — даже для Кейлавера, — и Трэвис легко обнаружил причину. Откуда-то сверху беспрерывно капало. Забравшись на бочку, он увидел почти под потолком отверстие в стене размерами приблизительно два на два фута. Оттуда ощутимо тянуло холодным сквозняком. Трэвис понял, что наткнулся на отвод вентиляционной шахты. В детстве к нему в руки случайно попала книга, в которой содержалось подробное описание средневековых архитектурных сооружений и даже приводились чертежи в разрезе. Тогда он мало что понял, но хорошо запомнил, что феодальные замки были насквозь пронизаны разветвленной системой вентиляционных шахт. Без них, говорилось в книге, влажность и плесень, особенно в сыром климате, в кратчайший срок сделали бы проживание в их стенах совершенно невозможным.

Закончив осмотр, Трэвис и Грейс вернулись в коридор и закрыли дверь в кладовую.

— Ничего интересного там вроде бы нет, — подытожил Трэвис результаты обыска.

Грейс скрестила на груди руки и с вызовом посмотрела на него.

— Все равно не поверю, что тот человек в черном вырезал на двери знак Ворона ради собственного удовольствия, — упрямо заявила она. — Наверняка у него имелась веская причина, которой мы, к сожалению, пока не знаем.

Трэвис не стал возражать. Доводы Грейс показались ему не лишенными смысла, хотя он не представлял, чем могут пригодиться культу Ворона кладовая или ее содержимое. В голове вдруг мелькнула интересная мысль.

— Послушай, Грейс, — поднял он голову, — а что, если помечена не только одна эта дверь? Давай поищем, не наследил ли твой Черный Балахон где-нибудь еще. Возможно, тогда мы сумеем понять, для чего он вообще это затеял.

Грейс просияла и хотела что-то сказать, но раздавшееся совсем рядом громкое голубиное воркование заставило обоих разом обернуться. За окном уже смеркалось.

— Ой! Я же опаздываю! — спохватилась Грейс. — Извини, Трэвис, но я должна бежать. Мне… меня ждут… в одном месте.

— Да, конечно, беги, если нужно. Мне тоже, кстати, пора возвращаться, пока Мелия не рассердилась. А дверями в другой раз займемся.

Она уже решила уходить, но вдруг остановилась, возвратилась назад, порывисто схватила Трэвиса за руки и благодарно пожала.

— Спасибо за то, что согласился пойти сюда со мной, Трэвис. И вообще за все.

— Не за что, — смущенно пробормотал тот, невольно краснея.

Грейс в последний раз сжала его пальцы, улыбнулась на прощание и упорхнула. Он смотрел ей вслед, думая о том, как было бы здорово побродить вместе с ней по замку, проникая в самые потаенные закоулки, где, может быть, десятилетиями не ступала нога человека. Потом взгляд его упал на обезображенную знаком Ворона дверь, и улыбка на лице сразу поблекла.

76

Грейс была убеждена, что Кайрен намеренно назначила ей свидание именно здесь. Миновав последний закоулок лабиринта в саду, она вошла в грот.

— Д-а, вот и ты, милочка! — приветствовала ее графиня. — Я уж начала беспокоиться, что ты передумала. Или заблудилась…

Грейс стояла перед ней на мерзлой почве, изо всех сил противясь острому желанию повернуться и бежать прочь без оглядки — как в тот раз, когда впервые попала сюда.

— Я пришла, — сухо сказала она, не тратя времени на приветствия.

Кайрен приблизилась. На голове у нее была прелестная шапочка, отороченная серебристо-седым мехом черно-бурой лисицы. Щеки от мороза пламенели румянцем.

— Идем, сестра, — сказала она, протягивая руку. — Мне предстоит многое тебе поведать и многому научить.

«Нисколько не сомневаюсь, милочка!»

Вслух Грейс, разумеется, этого не сказала. Секунду поколебавшись, она приняла предложенную руку и позволила Кайрен увлечь себя под своды искусственной пещеры.

Прошло уже пять дней с того вечера, когда Грейс и Эйрин встретились у дверей покоев королевы Иволейны и вместе переступили порог приобщения к таинствам. Однако Грейс до сих пор так толком и не уяснила, что же это такое — быть колдуньей. И она, и Эйрин пришли туда, горя желанием узнать правду о том, что собой представляют, чего добиваются и что могут делать эти таинственные женщины. Они жаждали откровений, а в результате столкнулись с новыми загадками.

— С чего начнем, ваше величество? — был первый вопрос, заданный запыхавшейся, мучимой жаждой Грейс, когда обе подруги предстали перед лицом владычицы Толории.

Иволейна, как обычно, держалась холодно и невозмутимо. По выражению ее лица невозможно было догадаться, какие эмоции вызвало у нее появление в назначенный срок двух соискательниц.

— Вы умеете ткать, леди Грейс? — спросила она.

Та отрицательно покачала головой.

— Вот с этого вы и начнете.

Остаток вечера и долгие часы в последующие дни Грейс провела за ткацким станком — громоздким примитивным агрегатом, установленным в одной из комнат роскошных апартаментов королевы. Она научилась равномерно нажимать на педаль и гонять челнок взад-вперед по натянутым на раму нитям основы. К исходу дня у нее нестерпимо ныла спина и разболелась голова. Так сильно она не уставала даже в первые дни прохождения интернатуры в Денверском мемориальном, когда ее как новенькую гоняли в хвост и в гриву все кому не лень. Но упорная работа до головокружения и помутнения в глазах позволила ей довольно быстро освоить новое ремесло. Впрочем, не совсем новое, поскольку оно, в сущности, не так уж сильно отличалось от наложения швов на раны и разрезы — искусство, которым Грейс владела блестяще, нередко вызывая этим ревнивую зависть коллег.

— Следи за каждой нитью, — поучала Иволейна, стоя у нее за спиной и наблюдая за ее движениями. — Не выпускай нить из поля зрения, пока не убедишься, что она правильно легла на основу и вплелась в общую картину. И никогда не забывай, что только сплетенные вместе они создают единое целое, во много раз более прочное, чем любая из составляющих, и одновременно столь же тонкое.

Постепенно слова королевы начинали смешиваться с жужжанием челнока и ритмичным поскрипыванием большой деревянной педали, а по ночам, стоило Грейс смежить веки, ей постоянно мерещилось, будто ее затягивает в станок и с ног до головы опутывает пряжей.

Эйрин сия чаша миновала. Она уже умела ткать — видимо, это искусство входило в обязательную программу обучения и воспитания благородных девиц. Но Иволейна подыскала ей другое занятие. Она о чем-то перемигнулась со своей рыжеволосой наперсницей леди Трессой, та взяла баронессу за руку и куда-то увела. Вернулись они поздно, изнемогая от усталости. Здоровая левая рука Эйрин была перепачкана в земле; грязные пятна виднелись даже на ее щеках и платье.

— Мы сажали грядки в саду! — негодуя и удивляясь одновременно, сообщила она, когда подруги, с трудом передвигая ноги, возвращались к себе. — Ты представляешь, она заставила меня сажать!

— И что же вы сажали? — полюбопытствовала Грейс, теряясь в догадках, как ей следует реагировать. — Лекарственные травы?

— Если бы! — отмахнулась баронесса. — Обыкновенную репу!

Последующие дни мало чем отличались от первого. Никто не спешил посвящать их в сокровенные тайны и учить магическим заклинаниям. Совет Королей возобновил заседания, и теперь Грейс и Эйрин могли бывать у Иволейны только вечерами. В ее покои приходилось пробираться тайком — чтобы Бореас чего-нибудь не заподозрил. Впрочем, Грейс всегда могла сослаться в свое оправдание на королевское задание. Другое дело, что, попадая в покои королевы Толории, она никак не могла найти подходящий предлог, чтобы выведать причины ее решения воздержаться при голосовании. Как-то так получалось, что она всякий раз начисто забывала о поручении Бореаса, а когда спохватывалась, было уже поздно. Да и занятия под руководством Иволейны с каждым днем все сильнее увлекали Грейс.

Особенно ткачество. Первое время она боялась покалечить пальцы, но вскоре они огрубели, покрылись мозолями и перестали болезненно отзываться на каждое соприкосновение с челноком. Постепенно натянутое на раме полотно начало приобретать законченный вид. Будущий гобелен, по замыслу, должен был изображать садовый пейзаж в сумерках. Чтобы придать ему таинственность и некий зловещий смысл, Грейс преимущественно использовала пряжу фиолетовых и темно-зеленых тонов. Вчера она даже нарочно явилась пораньше, рассчитывая закончить работу, и была неприятно разочарована, обнаружив отсутствие не только незавершенного гобелена, но и самого ткацкого станка.

— Настало время для новых уроков, — объявила Иволейна, словно не замечая недовольства Грейс. — Леди Эйрин продолжит занятия с сестрой Трессой. Не бойтесь, баронесса, с огородничеством покончено. А вам, леди Грейс, придется привыкать к новой наставнице. Я с удовольствием поработала бы с вами сама, но заседания Совета не позволяют мне уделить вам достаточно внимания.

Грейс только сейчас заметила, что, кроме королевы и леди Трессы, в гостиной присутствует еще одна женщина. До этого момента она пряталась в тени, но при последних словах Иволейны выступила вперед, шурша юбками изумрудно-зеленого платья и растянув коралловые губки в насмешливой улыбке.

— Пришла пора и вам наконец узнать, каково это на самом деле быть ведьмой, милочка!

Грейс вздрогнула и вернулась к действительности. Под низкими сводами грота было холодно и сумрачно.

— Что я должна делать?

Кайрен изобразила на лице очаровательную гримаску — должно быть, до автоматизма отработанную перед зеркалом.

— Вы неправильно ставите вопрос, леди Грейс, — пожурила она, придвигаясь еще ближе. — Прежде всего необходимо понять, что вы хотите сделать!

Странно. Что могут означать ее слова? Грейс уже собралась возразить, что от ее желаний ничего не зависит, как вдруг с пронзительной ясностью поняла, что это вовсе не так. Она с детства привыкла к тому, что между ней и окружающим миром существует непреодолимый барьер. В то же время она всегда мечтала прикоснуться к нему, вобрать в себя, ощутить кончиками пальцев — как нить пряжи в ткацком станке.

— Я хочу чувствовать все, — твердо сказала Грейс. — Грот, этот зимний сад, деревья, почву, небо…

Довольная улыбка скользнула по губам Кайрен. Ни слова не говоря, она протянула руки и начала развязывать пояс платья Грейс. Та в испуге отпрянула.

— Что вы делаете? Зачем?

— Оно тебе не понадобится, — заверила ее графиня.

— Да я же замерзну! — попыталась возразить Грейс.

Лицо Кайрен приобрело непривычно строгое выражение.

— Ты должна доверять своей учительнице, сестра! — произнесла она с упреком.

Грейс напряглась. Разумеется, зная мстительную, завистливую и коварную натуру графини Силезской, она не доверилась бы ей ни за что на свете. С другой стороны, та, несомненно, обладала тайными познаниями и способностями, к которым мечтала приобщиться Грейс. Она заставила себя сделать шаг к Кайрен, опустила руки и расслабилась.

Проворные пальцы графини забегали по ее телу, развязывая, расстегивая, расшнуровывая. Грейс стояла неподвижно, глядя поверх ее склоненной головы на примыкающую почти вплотную ко входу сплошную стену кустарника. Еще со времен пребывания в сиротской приюте Беккетта ее ужасала возникающая порой необходимость раздеваться в присутствии посторонних. С медицинской точки зрения, ее паническая боязнь наготы имела вполне логическое обоснование. Детские впечатления — самые стойкие. Они оставляют невидимые шрамы, которые могут сохраняться годами и десятилетиями после того, как изгладятся все следы физического насилия. А еще они порождают подспудный страх перед тем, что кто-то когда-нибудь сумеет разглядеть их под кожей и раскрыть ревностно хранимые секреты.

Платье Грейс сползло с плеч и талии и осело бесформенной грудой вокруг ее ног. Жгучий мороз не замедлил впиться иголками в голое тело.

— Х-холодно! — пожаловалась она, зябко ёжась и стуча зубами.

— Это нетрудно исправить, милочка, — усмехнулась Кайрен.

— К-как? Что т-ты имеешь в в-виду?

Графиня повела рукой вокруг, вбирая своим жестом колючий вечнозеленый кустарник лабиринта, высящиеся над ним кроны фруктовых деревьев сада, тронутую инеем пожухлую траву у входа в пещеру…

— Зачем мерзнуть, когда кругом полно жизненной силы?

— Я… я не понимаю.

Врачебный опыт подсказывал Грейс, что минусовая температура в сочетании с высокой влажностью в считанные минуты приведут к переохлаждению организма и проявлению первых симптомов гипотермии. Она уже однажды чуть не замерзла насмерть в этом мире и вовсе не стремилась к повторению этого опыта.

Кайрен не ответила, молча взирая на нее с улыбкой, напоминающей свернувшегося на губах кораллового аспида.

— Покажи мне, — взмолилась Грейс, хорошо понимая, что играет на руку графине, желающей унизить ее, заставив просить. Но ей уже было все равно. — Пожалуйста!

Зеленые глаза удовлетворенно вспыхнули.

— Сию минуту, сестра. Сейчас твое желание будет исполнено. — Кайрен встала за спиной Грейс и прошептала ей на ухо: — Закрой глаза, милочка.

Грейс повиновалась.

— Теперь прикоснись к кустам, что прямо перед тобой.

Требование показалось Грейс нелепым, но она с готовностью вытянула вперед руки.

— Не руками, сестра! Ты же владеешь Даром. Освободи свой мозг и коснись их мысленно.

Что она несет? Грейс покачала головой..

— Но я не умею этого делать!

Вкрадчивый шепот графини был мягок и холоден, как свежевыпавший снег:

— Научись! Иначе замерзнешь.

Тело Грейс сотрясала крупная дрожь. Она знала, что озноб вскоре пройдет и уступит место сонливости. Это будет началом конца. Она попыталась сделать шаг, но слова Кайрен эхом отдавались в ее ушах, а ноги приросли к земле, как будто она перестала быть человеком и обратилась в дерево — гибкую белую березку, дрожащую на зимнем ветру ветвями, с которых давно облетела листва.

— Прикоснись к ним, Грейс! Сделай это…

Нет, невозможно! А почему, собственно? Она вспомнила тот день, когда Кайрен нанесла ей визит. Вспомнила, как почувствовала чье-то присутствие у себя в мозгу — чужеродное, бесцеремонно шарящее по закоулкам памяти, подбирающееся к сокровенному… Тогда она нашла силы прогнать непрошеного пришельца.

Усилием воли подавив озноб, Грейс постаралась максимально точно восстановить в памяти все свои ощущения в тот момент. Она должна попытаться. Должна! Предельно сосредоточившись, она мысленно потянулась к колючим вечнозеленым побегам.

Мозг заволокла холодная черная пелена. Все остальное куда-то исчезло.

— Сделай это, сестра! — Слова раздражали ее, впиваясь ледяными иглами и мешая сконцентрироваться. Она ненавидела этот голос, упрямо продолжающий терзать ее: — Прикоснись же к ним!

Нет, все тщетно! Сейчас она окончательно замерзнет и превратится в хрупкую ледяную статую. Освобожденный разум слепо тянулся по сторонам, но не находил ничего, к чему можно было прикоснуться. Только снег, лед, беспросветный мрак и…

…тепло! Восхитительное золотисто-зеленое тепло на миг коснулось поверхности ее мозга — и тут же исчезло, как огонек задутой свечи в темной комнате. Грейс заметалась в панике, нащупывая ускользающий источник. Вот он! Мягкий, ровный, прекрасный и бесконечно желанный, как свет маяка, указывающий путь в штормовой ночи. Как же она его до сих пор не замечала?

Счастливая улыбка расцвела у нее на губах. Если бы она знала раньше, как это просто!

Уже уверенно Грейс потянулась к нему и всем своим существом прикоснулась к спасительному средоточию света и тепла.

Глаза ее широко раскрылись. В саду по-прежнему было холодно, но она больше не чувствовала мороза. Чудесное животворящее тепло разливалось по ее жилам, пронизывало все поры, ласково гладило по коже, словно летний ветерок в знойный солнечный день. Грейс глубоко вдохнула и ощутила божественный аромат распускающейся зелени.

— Вот так-то, милочка! — прозвучал над ухом торжествующий голос. — Я знала, что у тебя получится.

— Что это, Кайрен? — спросила потрясенная Грейс; она и не подозревала, что возможно столь полное слияние с иной сущностью, частью которой она только что стала.

— Это Дух Природы.

Графиня стояла перед ней обнаженная. Грейс и не заметила, когда та успела сбросить платье и меховую шапочку. Кожа ее словно светилась изнутри — так же как и ее собственная.

— Дух Природы?

— Да. Это животворная сила, присутствующая во всем, что произрастает и движется. Она есть в деревьях, в кустах изгороди и даже во мху, которым обросли камни грота. Она охватывает весь мир незримой паутиной, могущество и размеры которой невозможно себе представить.

Грейс снова закрыла глаза.

— Я чувствую их! — восторженно прошептала она. — Чувствую каждую веточку, каждую иголочку этого кустарника. И то высокое дерево за гротом. Листья его облетели, но я вижу, как движутся в стволе и ветвях струйки жизненной силы. Ой, посмотри: там в углу мышка спряталась и за нами подглядывает! Удивительно! В жизни не испытывала ничего подобного.

— Неужели, леди Грейс? — насмешливо прищурилась Кайрен. — Вы же целительница, если мне не изменяет память.

Грейс хотела возразить, но передумала. Графиня была во многом права.

Кайрен тем временем склонилась над своим сброшенным платьем и извлекла из складок маленький глиняный горшочек. В горшочке оказалось ароматизированное масло. Налив немного на ладонь, она начала растирать им тело Грейс. Та сначала напряглась — она очень давно не позволяла никому прикасаться к себе и не была уверена в том, что выдержит это испытание, — но нежные пальчики графини так мягко и уверенно скользили по ее коже, что Грейс вскоре расслабилась и даже стала получать удовольствие, как от лечебного массажа. Живительное тепло продолжало наполнять ее тело. Теперь она понимала, почему в тот день любовники в гроте не побоялись расстаться с одеждой, несмотря на мороз.

— Да, сестра, с тобой это случалось и прежде. Теперь ты знаешь, что значит быть колдуньей. Только имеющие Дар могут ощутить Дух Природы, слиться с ним и обратить себе на службу заключенную в нем силу. — Голос Кайрен понизился до шепота. — А сейчас слушай меня внимательно, сестра. Когда-то нас называли ведьмами. Мы были старыми, уродливыми, гонимыми и всеми презираемыми — ведуньи, травницы, гадалки, целительницы. Нас считали одержимыми, нас преследовали, в нас швыряли камни, нас сжигали на кострах. А ныне… Узри же, сестра, в кого мы превратились ныне!

Графиня жестом указала на лужу, образовавшуюся на месте растаявшего под воздействием жара их тел сугроба. Они вместе склонились над серебристой гладью воды, и та послушно отразила их обеих. Нагие, зеленоглазые, ослепительно красивые — не просто женщины, но еще и эфирные создания, обладающие неслыханным могуществом.

— Смотри же, сестра, смотри! — ликующе и возбужденно воскликнула Кайрен. — Нам нечего стыдиться и некого бояться. Мы больше не бесправные деревенские ведьмы-старухи, а волшебницы, обладающие высоким положением и властью, — молодые, прекрасные и могучие.

Грейс втянула воздух жадно расширившимися ноздрями, вбирая в себя живительные ароматы деревьев, плюща, мхов. Боже, какой унылой и пресной была ее жизнь до сегодняшнего дня, когда она впервые почувствовала, что значит жить по-настоящему!

— Еще, — прошептала она. — Хочу еще!

Она зажмурилась, освободила сознание и снова потянулась всем своим существом к источнику силы и блаженства.

Грейс вздрогнула и широко раскрыла глаза. Вместо волшебного тепла ее окутала плотная пелена ледяного холода. Ликующее, упивающееся своей безграничной мощью эфирное существо в мгновение ока превратилось в прежнюю Грейс — дрожащую, посиневшую, жалкую и совсем голую.

Взгляд Кайрен сделался жестким и расчетливым.

— На сегодня с тебя достаточно, сестра, — сухо сказала графиня. — Это как вино — в первый раз слишком большая доза может только навредить.

Грейс могла бы кое-что возразить, но зубы ее так сильно стучали, что она не в состоянии была выговорить ни слова.

Я знаю, ты поступила так нарочно, стерва зеленоглазая! Вполне в твоем стиле — дать ребенку красивую игрушку и тут же отобрать ее.

Не сказав больше ни слова, Грейс кое-как натянула платье и покинула грот, даже не оглянувшись на провожающую ее ехидным взглядом графиню. Она не помнила, как прошла через лабиринт, пересекла двор и вновь очутилась под сумрачными каменными сводами цитадели — холодными, сырыми и безжизненными.

77

Пару дней спустя после совместной с Грейс экскурсии в отмеченную знаком Ворона кладовую Трэвис впервые услышал от своих новых учителей, что у рун существуют не только прямые, но и косвенные названия.

— Дело в том, Трэвис, — пустился в объяснения Рин, — что в произнесении имени руны — любой руны! — всегда таится определенная опасность.

За узким окном неторопливо кружился и падал густой мягкий снег. Голуби притихли и жались друг к дружке на своих насестах высоко под потолком. Трое людей внизу поступали точно так же, хотя и сидели у пылающего камина.

— Даже когда ты называешь имя руны шепотом, — продолжал молодой толкователь, — и соблюдаешь при этом все меры предосторожности, ты все равно не можешь полностью избежать риска пробудить — полностью или частично — скрытую в ней силу. Поэтому, говоря о рунах, мы, как правило, пользуемся косвенными названиями.

— Косвенными? — переспросил Трэвис, плотнее запахивая на груди свой дорожный плащ.

Вместо ответа Рин указал стилосом на изображение руны, начертанное на восковой табличке. Это был Синдар, или руна серебра.

— Мы называем эту руну Слезы Исани. А эта, — указал он на соседний символ, изображающий руну горы, или Фол, — носит косвенное название Кости Дарнака.

Исани. Дарнак. Трэвису были знакомы эти имена — имена Древних Богов, которые упоминал Джемис, рассказывая о сотворении мира. Некогда они и подобные им — в том числе достославный Орлиг Однорукий, благодетель человечества, — безраздельно владели Зеей, но потом вынуждены были уйти, уступив место более активным и напористым Молодым Богам. Внезапно Трэвиса осенило. В самом деле, какое изящное и вместе с тем гениально простое решение! Зачем рисковать, называя руну ее подлинным именем, если гораздо проще придумать ей кодовое название, исключив тем самым малейший шанс причинить вред себе и окружающим.

— Покажи мне еще, — попросил он, с жадным любопытством следя за кончиком стилоса.

Рин не заставил себя долго уговаривать. Трэвис узнал, что Шарн — руна воды — иначе зовется Кровью Сайи, а Кел — руна золота — Проклятием Фендира. Тут в урок счел нужным вмешаться Джемис, поведавший сухим, надтреснутым старческим голосом печальную повесть о Фендире — родоначальнике темных эльфов. Страсть к золоту загнала его потомков глубоко под землю и изменила их облик. Они сделались низкорослыми, коренастыми и уродливыми, приобретя взамен необыкновенные способности к поиску рудных месторождений и обработке металлов.

А на следующий день Джемис наконец-то позволил Трэвису самостоятельно произнести имя руны.

— Вот твоя первая руна, — буркнул старик, начертав на восковой табличке символ и показав его ученику.

Руна, а ведь я тебя знаю! Трэвис чуть было не сказал эти слова вслух, но вовремя прикусил язык. Молча кивнув, он тщательно перерисовал изображение на свою табличку. Это был Кронд — руна огня.

Усевшись за столик, Трэвис уставился на стоящую перед ним незажженную свечу. Облизал пересохшие губы, собрался с духом и громко выпалил:

— Кронд!

Правую ладонь пронзило электрическим разрядом. Верхняя часть свечи исчезла в ослепительной вспышке, высоко под потолок взметнулся мощный язык пламени. Трэвис непроизвольно отшатнулся и чуть не повалился на пол вместе со стулом.

— Шарн! — повелительным голосом вскричал Джемис, и пламя в тот же миг увяло и погасло. Трэвис перевел дыхание. От свечи остался лишь оплавленный комок воска, а в центре стола чернело выжженное угольное пятно.

Джемис ужасно рассердился. Его маленькие глазки под кустистыми седыми бровями пылали гневом.

— Чтобы перерезать нить, вовсе не обязательно обнажать меч! Запомни это раз и навсегда, ученик!

Он брезгливо отвернулся от понурившегося Трэвиса и, не сказав больше ни слова, удалился к себе.

Рин задумчиво вертел в пальцах изуродованную свечку, безуспешно пытаясь поставить ее вертикально.

— Придется, наверное, поглубже заняться с тобой самоконтролем, — уныло проговорил он, качая головой.

Трэвис согласно кивнул, стараясь не вспоминать об охваченном языками неугасимого пламени безумном лорде из Эридана.

На следующий день он проснулся рано. Комнату наполняли серенькие предрассветные сумерки. Трэвис уже приспособился к режиму обучения и больше не нуждался в услугах Фолкена, поднимавшего его с постели с первыми проблесками дня. С койки у противоположной стены доносилось ровное дыхание спящего барда.

Последние дни Трэвис почти не общался с Фолкеном и Мелией. С занятий он возвращался поздно и уставал до такой степени, что сразу валился на койку, часто забывая об ужине. Да и у них на него не было времени: днем они неизменно торчали на заседаниях Совета, а потом допоздна обсуждали услышанное. Возникающие при этом споры частенько будили Трэвиса посреди ночи, но его мало занимало, кто из королей или королев выступил на прошедшем заседании и что при этом сообщил. Сквозь дрему до него долетали лишь бессвязные обрывки бесконечных разговоров, большую часть которых он пропускал мимо ушей. Однако кое-что все-таки отложилось в памяти:

…стаи голодных волков с Пустынных земель проникают… злая лихоманка, почему-то поражающая только детей… часто видят зловещие тени в окружающих Эмбар лесах… Иногда эти тревожные фразы каким-то образом вплетались в его сны, порождая причудливые грезы, а порой и самые настоящие кошмары.

С Бельтаном Трэвис виделся еще реже, чем с бардом и волшебницей, Как-то так выходило, что всякий раз, когда ему случалось заметить высокую фигуру светловолосого рыцаря, тот либо был слишком далеко, либо брел, понурив голову и опустив глаза, никого не замечая вокруг. Уныние и хандра, казалось, исчезнувшие в день открытия Совета Королей, вновь овладели принцем и терзали его с удвоенной силой. Трэвис терялся в догадках, но так и не решился потревожить друга в таком удрученном состоянии.

Поднявшись с постели, он чуть не завопил от неожиданности: пол был холоден, как лед. Поспешно натянув сапоги, Трэвис быстренько оделся, закутался в плащ и беззвучно выскользнул из комнаты.

Теперь ему даже чем-то нравились эти предутренние часы, когда день еще только начинался и все в замке еще спали. Бледный диск заходящей луны нависал над высокой стеной, окружающей верхний двор. Рассеянный лунный свет серебристым инеем ложился на крепостные бастионы. Зябко вздрагивая, Трэвис рысью пересек двор наискосок и взбежал по ступеням перед входом в башню толкователей рун. Было так холодно, что он решил не стучать и не дожидаться, пока Рин спустится и откроет ему, а просто толкнул дверь и вошел. В главный зал вела широкая тускло освещенная лестница. Трэвис начал подниматься по ней, но остановился и замер на полдороге, услыхав доносящиеся откуда-то сверху голоса:

— …мы должны немедленно прекратить занятия с ним!

— Мы не можем так поступить, Джемис. Взяв его в ученики, мы приняли на себя священное обязательство, нарушить которое мы не имеем права.

— Можем и имеем! Предлог всегда найдется: во-первых, он слишком стар для ученика, во-вторых, не умеет себя контролировать, в-третьих, даже читать толком не умеет. Я утверждаю, что обучать его дальше бесполезно и опасно!

— Я не могу согласиться с тобой, Джемис. Мы обязаны продолжить начатое. Ты же видишь, как он силен. Сильнее меня. Сильнее тебя. Клянусь Орлигом, я нисколько не удивлюсь, если он окажется сильнее, чем сам гроссмейстер Орагиен!

Джемис лишь презрительно хмыкнул в ответ.

Трэвис не стал дожидаться продолжения. Повернувшись, он на цыпочках сбежал по ступеням, отворил дверь и выскочил во двор. Свежий морозный воздух наполнил его легкие и остудил пылающие щеки.

«Ты же видишь, как он силен…»

— Зачем ты так поступил со мною, Джек? — с тоской прошептал Трэвис, устремив взор в безмолвное небо. — Ты же знал, что мне не нужна эта сила! Мне не нужна никакая сила! Почему ты выбрал именно меня, Джек?!

Верхний краешек лунного диска, качнувшись, исчез за зубцами крепостной стены. Во дворе сразу померкло, а злобно взвывший ветер подхватил сбивчивую мольбу и умчал прочь, оставив без ответа. Потоптавшись в снегу еще с минуту, Трэвис повернулся и пошел обратно. Тяжело поднялся по раскрошившимся каменным ступеням и постучал в дверь.

78

Прошло несколько дней, прежде чем у Грейс появилась возможность снова повидаться с Трэвисом и вместе с ним заняться поиском других дверей, отмеченных зловещим символом. Казалось, спрос на ее свободное время возрастает с каждым новым днем, проведенным в Кейлавере. Нельзя сказать, что Грейс Беккетт была белоручкой или чуралась тяжелой работы. Живя в Денвере, она дневала и ночевала на службе в госпитале, нередко оставаясь на ногах до полутора суток. Обычно это заканчивалось тем, что появлялся Леон Арлингтон, забирал из ее немеющих пальцев шприц, стетоскоп или скальпель и отводил в комнату отдыха.

— Не хочешь уходить домой, не надо, но об отдыхе все ж забывать не след, — приговаривал старый прозектор, заботливо укладывая ее на кушетку и шутливо грозя толстым коричневым пальцем. — Ты должна меня слушаться: дядюшка Леон тебе плохого не посоветует. Если не поспишь сейчас, кончишь тем, что упокоишься навеки в одной из моих стальных ячеек внизу. Дошло?

Грейс согласно кивала, послушно позволяя Леону уложить себя на виниловое покрытие кушетки и накрыть лабораторным халатом. Потом закрывала глаза и иногда даже засыпала. Но сон ее длился недолго. Спустя час, максимум — два она вновь возвращалась в приемное отделение к своим пациентам. Сон не приносил облегчения и покоя — в отличие от работы, заключающейся в том, чтобы собирать и сшивать в единое целое изломанные и искалеченные человеческие тела.

— Доктор, исцели себя! — то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал ей однажды Леон. Только это было невозможно, а бедняга Арлингтон сам уснул вечным сном в одном из металлических ящиков морозильной камеры, которыми так часто ее пугал.

Но какими бы утомительными и насыщенными ни были дни и ночи Грейс в Денверском мемориальном, прежний опыт мало подготовил ее к тому, с чем пришлось столкнуться в Кейлавере. Никогда прежде ей не приходилось одновременно заниматься таким множеством разнообразных дел и общаться с таким количеством здоровых людей, для каждого из которых требовалось найти индивидуальный подход и надеть на себя соответствующую личину. А Бореас между тем, казалось, совершенно позабыл о существований своего тайного агента. Если не считать того спешного вызова на следующий день после открытия Совета, король ни разу с тех пор не удостоил ее вниманием.

Царствующие особы редко что-нибудь забывают.

— Какими новостями вы меня сегодня порадуете, миледи?

Грейс никогда не считала себя ни слабонервной, ни излишне впечатлительной, но даже она не сумела удержаться от испуганного возгласа, когда его величество преградил ей путь, внезапно выскочив из какой-то темной ниши в коридоре.

Острые белые клыки Бореаса хищно оскалились в жутковатой пародии на улыбку.

— Доброго утра вашему величеству, — выдавила из себя Грейс, с трудом уняв дрожь.

Одетый, как обычно, в черное, король упругой звериной походкой дважды обошел вокруг нее. Выпуклые мышцы играли под туго обтягивающим его мощную фигуру костюмом. Грейс так сильно закусила губу, что опомнилась, лишь почувствовав на языке солоноватый вкус крови. Она ненавидела это ощущение, неизменно возникающее в его присутствии. Исходящий от Бореаса животный магнетизм вкупе с первобытной свирепостью и силой и несомненной мужской привлекательностью полностью подавляли ее волю. Такому человеку казалось невозможным не только отказать в чем бы то ни было, но и просто возразить.

Ну почему, черт побери, мир устроен так несправедливо? По какому праву мужчины присвоили всю власть себе, а женщинам милостиво предоставили право подчиняться и исполнять все их прихоти? Но ты ведь знаешь, Грейс, что это не так. Вспомни зимний сад и нежные весенние ароматы посреди заснеженной поляны! Помимо грубых мужских, существуют и другие методы.

Ободренная сознанием обретенной силы, Грейс бесстрашно расправила плечи, подняла голову и в упор посмотрела прямо в голубые глаза владыки Кейлавана.

— Прошу прощения, ваше величество, но я, помнится, уже доложила вам обо всем, что мне удалось узнать.

— Мне этого недостаточно, миледи! — В словах короля не было ни гнева, ни раздражения — он просто констатировал факт. — Я уже знаю, как и почему голосовал каждый из участников Совета. Теперь мне необходимо узнать, каким способом можно изменить решение наших противников при повторном голосовании.

В глазах Грейс мелькнуло изумление. Кем, интересно, он ее считает, если всерьез ожидает, что ей удастся поколебать мнение столь могущественных особ?

— Вы умны и изобретательны, миледи, — продолжал Бореас, предупреждая готовый сорваться с губ Грейс вопрос. — И я уверен, именно вы сумеете обнаружить нечто такое — уязвимое место, тайный страх, тщательно скрываемое желание — в каждом из голосовавших против правителей доминионов, что я смог бы использовать в собственных целях. Совет обязан принять решение о военном союзе и созыве всеобщего ополчения. Если этого не произойдет, все потеряно.

Грейс очень хотелось высказать этому твердолобому типу, прущему напролом с бычьим упрямством, что ей осточертело его дурацкое задание и если ей придется обхаживать еще хотя бы одного нобля, чтобы из недомолвок, откровенной лжи и пошлых комплиментов выудить мелкий дополнительный штришок к давно сложившейся общей картине, она просто не выдержит и свихнется. Вместо этого она покорно склонила голову и сказала:

— Разумеется, ваше величество. Я сделаю все, что в моих силах.

Король только кивнул и, не вымолвив ни слова на прощание, повернулся и зашагал прочь. Когда его могучая фигура скрылась за поворотом, Грейс, дрожащая и обессиленная, с трудом доковыляла до ближайшего окна. Раскрыв створки, она высунула голову и с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух. Холодный ветер немного остудил ее покрытый испариной лоб и пылающие щеки. Она посмотрела вниз. Полдюжины вооруженных стражников — очевидно, смена караула, — бодро маршировали по направлению к воротам, ведущим в нижний двор. Лучи неяркого зимнего солнца окрашивали зловещим багрянцем блестящие наконечники их копий.

Грейс сунула руку в карман и достала деревянного быка, подобранного в грязи на базаре, — грубо вырезанный символ культа Ватриса, воинственного бога, которому поклонялся Бореас. Поднеся статуэтку к глазам, она осторожно коснулась пальцем крошечной иголки-меча, воткнутой в горло животного.

— Вы когда-нибудь слышали историю Ватриса, миледи? — прозвучал за спиной знакомый мужской голос.

Грейс стремительно обернулась и с улыбкой шагнула навстречу невесть откуда взявшемуся рыцарю.

— Дарж! Как я рада! Сколько же мы с вами не виделись?

Обветренное и невозмутимое, как гранитная скала, лицо эмбарца не дрогнуло ни единым мускулом.

— Пять дней, миледи. Но я всегда находился поблизости.

Грейс снова улыбнулась, на миг забыв о собственных проблемах.

— Древняя легенда гласит, — продолжал рыцарь, жестом указывая на статуэтку у нее в руках, — что Ватрис некогда правил далекой южной страной на берегу Летнего моря. Солнце безжалостно выжигало плодородную почву и посевы, а население вымирало от голода. Чтобы спасти свою землю и свой народ, Ватрис отправился на поиски волшебного быка. А когда нашел его и убил, кровь животного хлынула огромной рекой, напитавшей землю и вернувшей ей прежнее плодородие!

Бесхитростный рассказ Даржа пробудил в сердце Грейс неожиданную тревогу. Аналогия показалась ей более чем прозрачной. Что, если и Бореас, идя по стопам своего божественного покровителя, тоже собирается оросить земли доминионов реками крови? Но Ватриса можно хотя бы понять: тот спасал свою страну от гибели. Бореас — на словах — хочет того же. Но вот о чем он мечтает на самом деле… Тяжело вздохнув, Грейс убрала деревянную фигурку обратно в карман.

— Я опять не знаю, как мне поступить, Дарж, — с грустью призналась она.

Рыцарь задумчиво погладил усы.

— А как бы вы хотели поступить, миледи? — задал он встречный вопрос, немало удививший Грейс.

— Больше всего я хотела бы не ошибиться. Но для этого я должна точно понимать, что происходит: кто угрожает доминионам и как с этим бороться? Только зная все это, я смогу принять правильное решение. — Сама того не заметив, Грейс подошла к далекой от медицины проблеме с позиции врача: сначала подробное описание симптомов болезни, затем анализ и окончательный диагноз и только потом — лечение.

Дарж надолго погрузился в размышления. Студеный ветерок из открытого окна безжалостно теребил закрывающие его лоб темные волосы. Наконец он поднял голову и сумрачно кивнул:

— Полагаю, миледи, настало время применить новую тактику.

Сердце в груди Грейс забилось быстрее. Она подошла к рыцарю почти вплотную и заглянула ему в глаза:

— Какую, Дарж? Расскажи мне!

На следующий день весь Кейлавер облетел слух о том, что между королем Бореасом Кейлаванским и ее светлостью леди Грейс, герцогиней Беккетте кой, произошла ужасная ссора. Эта новость распространялась по коридорам быстрее крыс или пожара, и уже к полудню все кому не лень оживленно судачили о причинах размолвки. Ни один из участников обсуждения, разумеется, не присутствовал лично при сем эпохальном событии, что нисколько не мешало им на ходу изобретать все новые и новые пикантные подробности.

— Во имя Зеи, Грейс, что случилось?! — не успев отдышаться, выпалила Эйрин, со скоростью ракеты влетев в спальню подруги.

Лихорадочно вспоминая все известные ей методы убеждения, Грейс усадила баронессу в кресло и спокойно сказала:

— Ничего не случилось, Эйрин. Просто я придумала новый способ помочь королю.

Баронесса нахмурилась:

— А ты уверена, что на твоей Земле слово «помочь» не имеет прямо противоположного значения?

Грейс поняла, что с Эйрин никакие уловки не пройдут, и решила сыграть с ней в открытую.

— Сначала выслушай меня, а потом можешь высказываться, сколько твоей душе угодно, — сухо произнесла она, усевшись в кресло напротив. — До сегодняшнего дня ко мне относились как к союзнице и единомышленнице Бореаса. Не спорю, со мной охотно беседовали — кто из любопытства, кто из уважения, кто из желания побольше разузнать о планах короля, считая меня его доверенным лицом, — но никто и никогда не делился со мной действительно важными сведениями, справедливо опасаясь, что я тут же передам их Бореасу.

В глазах Эйрин засветилось любопытство.

— Продолжай, я очень внимательно слушаю, — кивнула она.

— Если же все будут думать, что я попала в немилость, сразу возникнет вопрос: чьим могущественным покровительством — вместо Бореаса — я попытаюсь заручиться? Полагаю, пока продолжается Совет, найдется немало желающих привлечь меня на свою сторону. — Произнося последнюю фразу, Грейс чуть не расхохоталась — настолько нелепой показалась ей мысль о том, что кому-то в действительности может прийти в голову искать союза с ней. — Разумеется, у меня нет ни власти, ни влияния, чтобы оказать воздействие на ход Совета и его решения, но об этом никто не знает. И если наши противники всерьез поверят, что мы с Бореасом окончательно разошлись, они перестанут таиться от меня, как таились раньше.

Прежде чем Эйрин успела что-то сказать, рядом с дамами неизвестно откуда возникла мрачная фигура эмбарского эрла. Баронесса удивленно захлопала глазами.

— Прошу прощения, ваше высочество, — почтительно поклонился Дарж, — но вина целиком лежит на мне. Это я уговорил леди Грейс испробовать новый план. Прошу вас передать королю, буде его величество пожелает получить удовлетворение, что я охотно понесу любое наказание, какое он соблаговолит наложить.

— Бореас вне себя, — сообщила Эйрин. — Я своими глазами видела, как три его мастифа с визгом улепетывали по коридору, поджав хвосты. Будь хвосты у королевских лакеев, они поступили бы точно так же.

— Отлично! — воскликнула Грейс, от души надеясь, что ее энтузиазм никому не покажется фальшивым. — Если Бореас так сильно разозлился, это играет нам на руку. Теперь никто не усомнится в истинности пущенной нами сплетни! Но рассказать ему правду придется тебе, Эйрин, — сказала она и с усмешкой добавила: — Сильно сомневаюсь, что сохраню голову на плечах, покажись я ему на глаза в ближайшие несколько часов.

Баронесса опустила голову и ничего не ответила. Глаза Грейс испуганно расширились.

— Я же пошутила, Эйрин, — проговорила она внезапно севшим голосом. — Это была просто шутка! Что же ты не смеешься? Неужели ты думаешь, он и в самом деле способен приказать отрубить мне голову?

Эйрин натянуто улыбнулась и кивнула.

— Я поговорю с королем, — пообещала она.

Баронесса сдержала обещание. Вернувшись к Грейс после свидания с Бореасом, она рассказала, что его величество по-прежнему рвет и мечет. Сообщение о тайном плане Грейс и Даржа не вызвало у короля восторга и было встречено в штыки — главным образом, как подозревала Эйрин, потому что с ним предварительно не посоветовались. Впрочем, Бореас быстро понял, что у него, в сущности, нет другого выбора и согласился подыграть хитроумному замыслу. Как бы то ни было, уже через несколько дней новая тактика, предложенная эмбарцем, начала приносить первые плоды. Никто не приближался к Грейс в открытую, но вечерами, после окончания заседания Совета, стоило ей пройтись по коридору, прогуляться по саду или просто присесть отдохнуть на скамеечку где-нибудь в укромном месте, как рядом неизменно оказывался тот или иной высокопоставленный сановник, желающий с ней побеседовать.

Грейс нисколько не удивилась, хотя, возможно, и следовало бы, когда первым из «случайно» встреченных ею иноземных вельмож стал лорд Ольстин из Брелегонда.

— Доброго утра вашей светлости, — раздался за ее спиной вкрадчивый мужской голос.

Грейс от неожиданности чуть не выронила из рук раскрытую книгу. Она сидела в кресле в библиотеке замка. Похвастать обилием литературы сие почтенное заведение никак не могло — обладая «фондом» всего из полусотни рукописных томов, — зато дало бы сто очков вперед другим библиотекам богатством убранства и обстановки, не говоря уже об украшенных драгоценными камнями и металлами переплетах. Грейс частенько сюда заходила, твердо решив самостоятельно изучить местный язык. Дело у нее продвигалось, но полностью отказаться от услуг монетки-переводчика, подаренной братом Саем, было бы пока преждевременно. Вздрогнуть же и сжаться заставил ее не столько голос, сколько неприятное ощущение липкой влаги на открытой шее — приветствовавший ее мужчина обладал скверной привычкой обильно брызгать слюной при разговоре.

— И вам того же, лорд Ольстин, — ответила Грейс, поворачиваясь к нему.

Тучный коротышка-советник, словно затрудняясь решить, с чего начать, смущенно провел пятерней по жидким волосам, которые так лоснились, что и без приглаживания намертво прилипали к черепу. Придворные куаферы при укладке обычно пользовались маслом или помадой, но Грейс втайне подозревала, что лорд Ольстин не брезгует применять с этой целью «подручные», так сказать, средства.

— Спешу сообщить вам, миледи, — собрался наконец с мыслями толстяк, — что его величество король Лизандир был крайне удручен, узнав о постигшей вашу светлость немилости. — С каждым словом изо рта Ольстина вырывалось омерзительное зловоние, создавая впечатление, будто его гнилые зубы разлагаются с невиданной скоростью.

— Как это любезно со стороны его величества, — лицемерно вздохнула Грейс; она бы дорого дала, чтобы никогда больше не видеть эту поганую рожу, но приходилось терпеть — как когда-то Морти Андервуда.

Брелегондец слабо повел рукой, блеснув золотом и камнями унизывающих пухлые пальцы перстней.

— Бореас — сильный монарх, — заметил он. — Никто не осмелится этого отрицать, но в то же время никто не решится назвать применяемые им методы утонченными.

Грейс мысленно усмехнулась, окинув взглядом донельзя пышный и столь же безвкусный алый костюм собеседника, но промолчала.

— А вот мой повелитель Лизандир, к примеру, — продолжал ободренный ее вниманием Ольстин, — всегда отдавал себе отчет в том, как важно иметь могущественных и — желательно — тайных союзников.

Этот самодовольный надутый болван, несомненно, пытался ее завербовать, но делал это так топорно и неуклюже, что Грейс почувствовала невыразимое отвращение. Подавив приступ тошноты, вызванный смрадным дыханием советника, она заставила себя наклониться ближе к нему и поощрительно улыбнулась:

— Продолжайте, милорд, прошу вас.

Битый час после этого пришлось Грейс выслушивать скрипучий голос Ольстина и его незамысловатые рассуждения, большая часть которых сводилась к перечислению причин — как реальных, так и мнимых, — по которым король Лизандир считал себя несправедливо униженным и обойденным вниманием другими участниками Совета Королей. Лишь в самом конце разговора Грейс догадалась наконец, куда гнет собеседник. Брелегонд образовался позже всех остальных доминионов и, будучи самым молодым, обладал наименьшим авторитетом и влиянием. Владения Лизандира находились далеко на западе и занимали по большей части пустынные и бесплодные земли. Ни один из производимых и экспортируемых Брелегондом товаров не имел стратегического значения для соседей, тогда как сами брелегондцы во многом зависели от импорта. И за шелухой претенциозных сентенций Ольстина не так уж трудно было разглядеть одну-единственную мысль.

Брелегондцы, в лице своего правителя Лизандира и приехавших с ним в Кейлавер приближенных, были смертельно напуганы.

Лизандир, даже не обладая особым интеллектом, все же был не настолько слеп, чтобы не видеть угрожающей доминионам опасности, и не настолько туп, чтобы не понимать ограниченности собственных ресурсов перед лицом этой угрозы. Ясно, что в таких условиях он готов был примкнуть к любому, кто поможет ему сохранить в целости свое положение и свои владения. Едва ли Эминде и ее советникам потребовалось долго убеждать Лизандира в том, что таким союзником может стать для него именно она. Уверовав, что находящийся на подъеме Эридан очень скоро займет главенствующее положение среди доминионов, оттеснив на второе место Кейлаван, брелегондский монарх без колебаний согласился прицепить свой вагончик к набирающему обороты эриданскому локомотиву.

Однако у Лизандира — или у кого-то из его советников — все же хватило ума не ставить все на одну карту. Из слов Ольстина нетрудно было сделать вывод, что Брелегонд, внешне полностью разделяя позицию Эридана, не прочь тайно заручиться поддержкой и других союзников. Речи толстяка заодно помогли Грейс получше узнать ходившие о ней самой слухи и легенды. По мнению большинства, она явилась в Кейлавер из одного из Вольных Городов на юге Фаленгарта, где занимала очень высокое положение и обладала неисчислимым богатством. Она якобы готова пожертвовать частью своего огромного состояния, чтобы оплатить услуги целой армии наемников и привести ее под знамена тому из правителей, кто согласится даровать ей в обмен высокий титул и соответствующий земельный надел. Как всем известно, жители Вольных Городов купаются в золоте, а вот со знатностью у них туговато — не то что в доминионах.

Грейс легенда понравилась, и она не стала разубеждать Ольстина, а, напротив, дала понять, что его догадки не лишены оснований. Однако, после того как брелегондец покинул библиотеку, заручившись туманным обещанием «хорошенько обдумать» его предложение, Грейс снова впала в уныние. Три года службы в госпитале научили ее, что чем больший страх испытывает человек, тем опаснее и непредсказуемее он становится. Страх порой позволяет людям совершать удивительные поступки: иногда невероятные, но чаще ужасные по своим последствиям. Одним он помогает в одиночку поднять руками автомобиль, чтобы извлечь из-под него пострадавшего ребенка, а других заставляет взять в руки автомат и открыть огонь по толпе посетителей универмага или закусочной. Страх подобен молнии: невозможно угадать, кого он поразит и чем это обернется.

За встречей с Ольстином последовали другие. Благодаря им Грейс существенно пополнила свои представления об истинных надеждах и опасениях правящей элиты различных доминионов. Лорд Ирренбрил, советник Соррина, короля Эмбара, отловил ее на прогулке во дворе, и они долго разговаривали, укрывшись от посторонних глаз в тени безлистной, но развесистой кроны большого дерева. Как оказалось, Ирренбрила куда сильнее беспокоила душевная болезнь его сюзерена, нежели реальная или мифическая опасность, грозящая самому Эмбару.

— Соррин так сильно боится собственной смерти, — сокрушенно говорил молодой лорд, — что ему теперь сугубо безразлично, выживут или погибнут его подданные. — И с каждым днем в нем крепнет убеждение в том, что он обречен. А это страшнее всего!

Грейс отлично поняла почти не завуалированную мысль собеседника. Перед владыкой Эмбара не стоял вопрос, к кому обращаться за помощью и обращаться ли к кому-то вообще. Понятно, что эмбарских советников пугало прогрессирующее безумие короля, вполне способное привести его к решению погибнуть вместе с подвластным ему доминионом.

Единственной не оставившей у Грейс ощущение тягостного предчувствия беды была встреча с Кейлин Голтской. Кейлин не только занимала пост главного советника короля Кайл ара, но и была вдобавок его родной сестрой-близнецом. Она родилась всего на несколько минут позже брата и, по слухам, обладала в Голте такой же властью, как и он. Об этом обычно упоминалось с оттенком недоумения или даже презрения, но у Грейс на сей счет сложилось собственное мнение. Уже после первых минут общения с Кейлин она поняла, что юный монарх не напрасно безраздельно доверяет сестре.

— Вы не представляете, леди Грейс, как огорчила нас с братом ваша ссора с королем Бореасом, — начала Кейлин, сочувственно глядя на нее своими большими карими глазами, придающими ее в общем-то некрасивому лицу удивительно симпатичное выражение. — Если вам вдруг потребуется помощь — в чем угодно: убежище, деньгах, лошадях и охране для возвращения домой, — одного вашего слова Кайлару или мне будет достаточно, чтобы вы ее получили.

У Грейс не нашлось слов ответа на столь великодушное предложение. Она лишь с благодарностью пожала протянутую ей руку принцессы, мужественно сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Голт был самым маленьким и бедным из всех Семи доминионов и наверняка больше всех нуждался в поддержке, но Кейлин не просила помощи, а сама ее предлагала — искренне и бескорыстно. Возможно, у мира еще остается шанс, если в нем существуют такие люди?

А вот с тем из приближенных к царствующим особам советников, с кем Грейс хотелось бы поговорить в первую очередь, вышла осечка. Собственно говоря, ее совсем не удивило, что Логрен не ищет с ней встречи. Он был слишком умен и искушен в интригах, чтобы слепо клюнуть на придуманную Даржем приманку. Скорее всего Логрен раскусил затеянную ими игру в тот самый момент, когда впервые услышал о ее размолвке с Бореасом. Да и не тот он был человек, которым можно манипулировать, если только…

Нет, отпадает! Уж лучше вовсе о нем не вспоминать. И надеяться, что ему хватит соображения и выдержки, чтобы не запутаться окончательно в искусно раскинутых Кайрен сетях.

А в том, что зеленоглазая графиня Силезская что-то затевает, Грейс не сомневалась. Она пока еще плохо понимала, что именно, но ее определенно насторожила нескрываемая радость Кайрен по поводу ее мнимого конфликта с Бореасом.

— Я просто счастлива, что ты наконец-то прозрела, милочка, — откровенно высказалась графиня, встретившись с Грейс в саду для очередного урока. — Поверь, это даже к лучшему. Бореас — дурак. Ему без тебя не обойтись, а вот ты, сестричка, можешь прекрасно обойтись и без него. У тебя такой Дар, силу которого он не может и вообразить!

Нет, Кайрен, Бореас не дурак. Это ты дура, если не сумела понять, что я только притворяюсь. И продолжаешь считать короля тупым мужланом, которого можно без труда обернуть вокруг пальца.

С другой стороны, разве она сама не занималась вместе с Эйрин тем же самым, скрывая от Бореаса свои занятия по овладению колдовством? Что скажет король, узнав о том, что они творят у него за спиной? Грейс знала, что поступает непорядочно, но уже не могла отказаться от целиком захватившего ее изучения волшебного искусства.

Впрочем, все это не имело никакого значения в сравнении с тем непреложным фактом, что реально изменить решение Совета в ту или иную сторону могла одна лишь Иволейна. Грейс прекрасно сознавала, что должна соблюдать крайнюю осторожность: проницательная толорийка мгновенно разгадает ее намерения, стоит только допустить малейшую оплошность. Грейс уже неоднократно пыталась исподволь выведать, почему все-таки Иволейна воздержалась при голосовании, но не преуспела. Как не сумела до сих пор разобраться в том, чьи интересы при этом старалась в первую очередь соблюсти королева — своих подданных или возглавляемого ею ордена колдуний? К сожалению, в последнее время Грейс почти не видела Иволейну и общалась в основном со своей «учительницей» Кайрен, а в те редкие моменты, когда королева все же удостаивала ее вниманием, ей ни разу не представилось случая завести сколько-нибудь продолжительную беседу.

Кончилось тем, что Грейс окончательно вымоталась и ей срочно потребовалась перемена обстановки. Вот тогда она и вспомнила о Трэвисе и об их договоренности вместе поискать отмеченные знаком Ворона двери. Трэвис сам открыл дверь. В его серых глазах за стеклами очков выразилось немалое удивление при виде нежданной гостьи.

— Извини, что я так поздно, Трэвис.

— Да уж, — усмехнулся тот. — Неделя прошла, не меньше!

— Неужели? — ахнула Грейс. — В таком случае приношу тысячу извинений!

Трэвис весело рассмеялся, а Грейс облегченно вздохнула. Слава Богу, он не сердился на нее за задержку. Ей по-прежнему с трудом давалось проникать в мысли и чувства окружающих, хотя следует признать, что за последние недели она добилась немалых успехов. Во всяком случае, в искренности его смеха сомнений у нее не возникло.

Взявшись за руки, они отправились бродить по замку.

Трэвис взахлеб рассказывал о своих занятиях рунным мастерством. Грейс слушала с интересом, втайне радуясь за соотечественника, у которого тоже прорезался необычный талант. Однако сообщать ему о собственных успехах она пока что остерегалась.

— Сюда, — время от времени прерывала его разглагольствования Грейс, утягивая Трэвиса за собой в еще не исследованный боковой проход.

Они ходили так до позднего вечера. К концу дня ноги Грейс, несмотря на мягкие и почти невесомые сапожки из оленьей замши, притомились и гудели, как высоковольтные провода, а шея одеревенела от непрерывного верчения. Да и Трэвис заметно увял — видимо, проголодался, как без особых трудностей определила Грейс. Пора было заканчивать до сих пор безрезультатные поиски.

Повернув назад, Трэвис и Грейс оказались напротив ничем не примечательной дверцы, скрытой вдобавок полумраком глубокого алькова. Продолжай они движение в прежнем направлении, скорее всего ее бы просто не заметили. Позже Грейс так и не смогла с определенностью решить, что подтолкнуло их именно к этой двери — любопытство, интуиция или чистая случайность. Как бы то ни было, оба, не сговариваясь, шагнули в темную нишу и остановились перед дверью. Грейс первой заметила вырезанный в верхнем углу символ культа Ворона и две скрещенные линии под ним. Глаза ее встретились со взглядом Трэвиса, и между ними словно пробежал мощный электрический разряд. Усталость исчезла, уступив место лихорадочному возбуждению. Это была находка. Это была удача.

Как и первая, эта дверь тоже оказалась незапертой. Они вошли, и Грейс зябко поежилась, обхватив себя руками за плечи. В комнате царил ужасающий холод. Толстый слой пыли и плесень на стенах свидетельствовали о том, что ею не пользовались уже несколько лет. В узеньком окошке виднелась одностворчатая рама с торчащими осколками выбитого стекла. Единственным предметом мебели была деревянная кровать, такая ветхая, что грозила рассыпаться под тяжестью обычной подушки. В одной из стен чернело большое отверстие, в котором виднелась подвешенная на полусгнившем канате рассохшаяся камера с отделениями для закусок — нечто вроде ресторанного мини-лифта, доставляющего заказ с кухни в номера. Судя по обстановке, здесь раньше находилась подсобка для прислуги. Странно, что ею перестали пользоваться. Или просто забыли? Кейлаверская цитадель была достаточно велика, чтобы поверить в это.

После нескольких минут интенсивного обыска они жутко замерзли и перепачкались в пыли, но ничего достойного внимания не обнаружили. Покинув воняющий плесенью холодильник, Грейс и Трэвис поспешно закрыли за собой дверь.

— Вот ты мне ответь как врач, — пробурчал Трэвис, согревая дыханием ладони, — можно так отморозить пальцы, что они отломятся?

— Только если сунуть их в жидкий азот, — стуча зубами, еле выговорила Грейс.

— Я бы не сказал, что там теплее, — заметил Трэвис, оглянувшись на дверь.

Грейс тоже оглянулась. Ей вдруг почему-то показалось, что не только разбитое стекло явилось причиной жуткого холода, царившего в заброшенной подсобке. Хорошо, конечно, что им удалось подтвердить догадку Трэвиса о наличии в замке других отмеченных Черными Балахонами дверей, но в этой комнате, равно как и в предыдущей, увы, не нашлось ни одного вразумительного ответа на накопившиеся вопросы.

— Хотела бы я знать, затопили у меня служанки камин или не удосужились? — вслух произнесла Грейс и тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Бог весть, что подумает о ней Трэвис: решит, должно быть, что она тут совсем изнежилась и нахваталась барских замашек. Но Трэвиса ее высказывание, похоже, нисколько не задело.

— Пойдем к нам, — предложил он. — Погреемся и по стаканчику вина тяпнем. Мелия поддерживает огонь днем и ночью — утверждает, что ее котенку нравится смотреть на пламя. Честно говоря, она сама ужасная мерзлячка, но ни за что в этом не признается.

— Ей бы еще научиться обходиться с людьми так же хорошо, как с кошками! — не удержалась от шпильки Грейс.

— Брось, не такая уж она злая, — попытался возразить Трэвис, избегая, однако, смотреть ей в глаза. — Пойдем, тут недалеко.

Грейс вдохнула и покорно пошла следом за ним. Ну почему она уродилась такой нескладехой? Со скальпелем в руке исцеляет раны, а стоит открыть рот, как сама же их наносит! Для нее эта чудовищная несправедливость представлялась не менее таинственной и необъяснимой, чем загадка помеченных знаком Ворона комнат.

79

Трэвис со стоном оторвался от изучения восковой таблички и поднял голову. Шея затекла и болела так, будто сотня крошечных темных эльфов, кстати и некстати поминаемых Бельтаном, с утра лупила по позвонкам кузнечными молотами.

Он выглянул в окно, нарочно концентрируя уставший взор на отдаленных объектах: зубцах сторожевой башни, одиноком часовом с алебардой за парапетом крепостной стены, полощущемся на ветру стяге. День близился к закату, а он еще не закончил копировать пергаментный свиток с изображениями рун, выданный утром Джемисом в качестве дневного задания.

Ты должен этому научиться, Трэвис! Должен, как бы трудно тебе ни пришлось.

Палец его неосторожно задел одну из начертанных на табличке рун. Кронд. Огонь. Не дай Бог, если еще раз… С ожесточением стиснув в пальцах стержень стилоса, Трэвис вновь склонился над столиком.

— Трэвис?

Тот оглянулся и увидел над уровнем пола голову поднимающегося по лестнице Рина. Потом показались плечи, туловище и наконец вся коренастая фигура молодого толкователя. Низ его серого балахона покрывала корка подсохшей грязи. Должно быть, ему сегодня пришлось проделать немалый путь пешком, и пролегал он отнюдь не по коврам и паркету.

— Ты что здесь делаешь? — удивился Рин. — Почему домой не идешь?

Трэвис вместо ответа показал ему пергамент с рунами. Рин присвистнул и неодобрительно покачал головой.

— По-моему, старина Джемис перебрал пива за завтраком. Этот свиток длиннее драконьего хвоста!

— Ничего, я уже почти закончил.

— Позволь взглянуть.

Рин протянул руку с короткими толстыми пальцами. Трэвис знал, что его молодой наставник родился в Южном Кейлаване в семье землепашца и успел хорошо познать нелегкий крестьянский труд, прежде чем сделаться учеником мастеров Серой башни. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, руны у него получались четкими и изящными, рядом с которыми выходящие из-под рук Трэвиса выглядели грубой мазней куриных лап в навозе.

Взяв протянутую табличку, Рин углубился в ее изучение. Уже через несколько секунд улыбка исчезла с его уст, но толкователь все же заставил себя довести просмотр до конца. Закончив, он сумрачно посмотрел на Трэвиса.

— У тебя зеркальное зрение. — Это был не вопрос, а констатация факта.

Молоточки темных эльфов внезапно обратились в острые мечи светлых. Трэвис старался изо всех сил и был предельно внимателен, но он страшно устал, а рун оказалось так много…

— Джемис знает? — облизав внезапно пересохшие губы, спросил он упавшим голосом.

— Догадывается, быть может, но не более того. До сих пор твои таблички проверял я и, честно признаться, давно заподозрил неладное, но с Джемисом мы это пока не обсуждали.

— Фолкен как-то рассказывал, — судорожно сжимая стилос, глухо проговорил Трэвис, — что людей с таким дефектом зрения беспощадно изгоняют из учеников Серой башни… что им слишком опасно доверять контроль над рунами.

— Изгоняют, — не стал отрицать Рин. — И именно потому, что опасно.

К горлу Трэвиса подкатил ком, больше похожий на большой шершавый булыжник. Он попытался сглотнуть, но тщетно. Медленно поднявшись из-за стола, Трэвис запахнул плащ.

— Прощай, друг Рин. Спасибо тебе за все, — пробормотал он, направляясь к лестнице.

— Воск так легко плавится…

Трэвис остановился и обернулся к наставнику.

— Полагаю, не стоит нам показывать эту табличку мастеру Джемису, — невозмутимо произнес Рин. — Скажу ему, что по рассеянности положил ее слишком близко к огню и не успел даже прочесть, как все потекло.

Трэвис так и остался стоять, разинув рот. Рин давал ему еще один шанс, сознательно пойдя на нарушение закона. Чем же он заслужил такой неслыханный подарок? У него не было ответа на этот вопрос; была лишь смутная догадка, что существуют такие дары, которые нельзя заслужить, а можно только принять — с благодарностью и благоговением, как благословение Высших Сил.

— Отныне я стану в десять раз внимательнее, Рин. Обещаю! — прошептал Трэвис, обретя наконец дар речи.

— Знаю и верю, — улыбнулся наставник. — А сейчас ступай отдыхать. И можешь не сомневаться, что на завтрашний день Джемис задаст тебе урок не меньше.

Трэвис с облегчением слетел вниз по лестнице и выскочил во двор. Кивнул охранявшим парадный вход стражникам — те уже привыкли к его поздним возвращениям из башни толкователей рун и не задавали лишних вопросов, — отворил тяжелую дверь и углубился в лабиринт замковых коридоров. По сравнению с прозрачными звездными сумерками снаружи воздух внутри цитадели казался мутным от дыма и копоти. Безусловно, здесь было намного теплее, но Трэвис никак не мог до конца свыкнуться с пропитанной неистребимой вонью атмосферой. Каждый раз, когда он возвращался в крепость, ядреная смесь запахов гнили, плесени, мочи, нечистот, кислой капусты, дыма и горелого жира шибала ему в нос чугунным ядром.

Дыша ртом — это немного помогало приспособиться к замковым «ароматам», — Трэвис торопливо пробирался по бесчисленным коридорам и лестницам к покоям, которые делил с Мелией и Фолкеном. Ему оставалось пройти совсем немного, когда за очередным поворотом он вдруг налетел на что-то, больше всего напоминающее груду грязного тряпья.

— Эй, полегче! — раздался откуда-то из глубины лохмотьев возмущенный скрипучий голос. — У тебя ведь два глаза, паренек! Или ты настолько глуп, что до сих пор не научился ими пользоваться?

Трэвис попятился, поправляя очки и стараясь понять, с чем столкнулся. Куча зашевелилась и отделилась от пола, демонстрируя не присущие лохмотьям способности. Кроме того, она с ним заговорила, из чего следовал неопровержимый логический вывод, что под тряпьем скрывается человек. Лица он не видел — его закрывал большой кусок полуистлевшей ткани, некогда бывший чем-то вроде шали, но из-под нее торчали несколько жидких прядей седых волос. Голос по тембру больше походил на женский, чем на мужской, хотя полной уверенности в этом у Трэвиса не было. Итак, перед ним скорее всего женщина. Вряд ли крестьянка — простолюдины в замок допускались очень редко, тем более в столь поздний час. Но и не благородная леди, это уж точно! Значит, она либо служанка, либо чья-то приживалка.

— Так я и знала, что от нынешней молодежи помощи нипочем не дождешься, — ворчливо пробормотала куча лохмотьев, точнее говоря, служанка-приживалка.

Трэвис только сейчас сообразил, что стоит столбом и во все глаза пялится на старушку, сбитую им с ног и пытающуюся подняться с пола. Спохватившись, он бросился к ней, но та уже справилась сама и сердито оттолкнула протянутую руку. Трэвис успел заметить морщинистую пергаментную кожу на тыльной стороне ладони и худые крючковатые пальцы.

— Прошу прощения, мэм, — извинился он, отступив на шаг.

— Моим старым больным косточкам твои извинения что мертвому припарки! — злобно огрызнулась старуха.

Трэвис в первую секунду опешил, однако, чувствуя за собой вину, сделал еще одну попытку.

— Могу я вам чем-то помочь, мэм? — учтиво осведомился он.

— Помочь? — Из глубины накрученных тряпок послышался визгливый, кашляющий смех. — Помочь мне? Уж если кто и нуждается в помощи, юноша, то никак не я! Я-то вижу, куда иду, а вот как насчет тебя, миленький? — хихикнула бабка, неожиданно больно ткнув Трэвиса в грудь костлявым указательным пальцем.

Слабо разбираясь в психологии свихнувшихся пожилых женщин, Трэвис воздержался от ответа, искренне надеясь, что поступает правильно.

— Молчишь? — буркнула старуха. — Ну и хрен с тобой! Не хочешь отвечать, тогда проваливай с дороги. — Она ловко обошла растерявшегося Трэвиса и стремительно заковыляла по коридору.

Трэвис проводил ее взглядом и собирался продолжить свой путь, когда внимание его привлек валяющийся на полу узелок, похожий на детскую тряпичную куклу и внешним видом отдаленно напоминающий обронившую его старую служанку.

— Постойте, вы кое-что потеряли! — крикнул он ей вслед, но та уже скрылась из виду. Трэвис оглянулся назад — до его комнаты оставалось пройти всего ничего, — перевел взгляд на пестрый пучок лохмотьев в руке, мысленно выругался и рысью пустился догонять странную бабку.

За первым поворотом никого не оказалось. Трэвис ускорил шаг — та не могла далеко уйти. Свернув в соседний коридор, он заметил в его противоположном конце мелькнувшее серое пятно и перешел на бег.

— Стойте! Стойте! — кричал он на ходу, размахивая куклой, но ее владелица либо не слышала, либо не считала нужным остановиться.

Трэвис почти настиг ускользающую старуху, когда та начала подниматься по спиральной лестнице, но, взбежав наверх по узким ступеням, обнаружил, что ее уже и след простыл.

Еще трижды он видел сгорбленный силуэт то в конце коридора, то в дверях, то сворачивающим за угол, но его настойчивые призывы остановиться не достигали цели, а все попытки догнать оборачивались полным фиаско: зловредная бабка, несмотря на возраст, хромоту и больные кости, передвигалась с непостижимой скоростью.

Вконец выдохшись и окончательно потеряв ее из виду, Трэвис без сил прислонился к стене, чтобы перевести дух. Кем бы ни была эта безумная старуха — служанкой, приживалкой, крестьянкой или ведьмой, — она определенно не желала встречаться с ним снова. Сунув похожий на куклу узелок в карман, Трэвис огляделся по сторонам. Ни души, да и место незнакомое. Судя по ощущению давящей со всех сторон толщи камня, погоня завела его куда-то в самое сердце цитадели.

— Что, заблудился? Так тебе и надо! — с досадой произнес он вслух и повернул назад, надеясь таким незамысловатым способом добраться до более оживленных замковых магистралей.

— Прости меня, отец! — донесся до ушей Трэвиса чей-то приглушенный голос.

Застыв на месте, он завертел головой, но никого не заметил. Глаза его остановились на темном арочном проеме, ведущем куда-то вбок. Звуки исходили оттуда, очевидно, усиливаясь и разносясь эхом по коридору вследствие некой акустической особенности конфигурации стен и сводов. По обе стороны арки возвышались мраморные статуи великолепной работы, изображавшие двух могучих воинов с мужественными и благородными лицами. Десница каждого воина лежала на эфесе каменного меча внушительных размеров. Безжизненные глаза изваяний, казалось, смотрели прямо на Трэвиса, не то чтобы запрещая тому проход, но в то же время предупреждая, что по пустякам сюда лучше не соваться. В конце прохода мерцал слабый огонек.

— Я исходил все доминионы вдоль и поперек, я искал и за их пределами, я потратил на поиски долгие годы, но так и не выполнил данной тебе клятвы, отец!

От неожиданности Трэвис споткнулся и, чтобы не упасть, ухватился за руку ближайшей к нему статуи. А поразило его не столько прозвучавшее в голосе отчаяние, сколько тот факт, что он был ему отлично знаком.

Собравшись с духом, он шагнул под мрачные своды арки, дошел до конца прохода и очутился в узком длинном зале с высокими колоннами вдоль боковых стен. Колонны покрывала искусная резьба, придававшая им вид вековых древесных стволов. В альковах между колоннами виднелись низкие постаменты белого мрамора, на каждом из которых покоилась распростертая фигура со сложенными на груди руками. Головы лежащих опоясывали узкие золотые обручи. Волосы на шее и руках Трэвиса встали дыбом. Он понял, куда попал. Здесь находилась усыпальница. Усыпальница королей Кейлавана.

Мерцающий свет исходил от единственной восковой свечи, горящей в дальнем конце зала. Держал ее высокий светловолосый рыцарь, склонившийся над одним из постаментов. Он стоял спиной к Трэвису. Плечи рыцаря содрогались от рыданий.

Трэвис нервно облизал губы и негромко позвал:

— Бельтан?

В мертвой тишине склепа голос его разнесся подобно громовому раскату. На миг ему почудилось, будто статуи 490 стражей усыпальницы обнажили мечи и с суровой укоризной смотрят ему в спину. Прогнав нелепое наваждение, Трэвис шагнул вперед.

Бельтан резко обернулся на звук. Рука его легла на рукоять меча, глаза напряженно всматривались в полумрак.

— Кто здесь?

— Это я, Бельтан. Трэвис Уайлдер.

Рыцарь недоуменно покачал головой, но руку с эфеса убрал.

— Трэвис? Что ты здесь делаешь? — спросил он, утирая слезы.

— Я не… Так получилось… — сбивчиво забормотал тот, однако вскоре сообразил, что переговариваться через весь зал не только кощунственно, но и очень неудобно, и поспешил навстречу Бельтану.

Минуя первую пару мраморных плит, Трэвис рискнул присмотреться поближе к лежащим на них фигурам. У него перехватило дыхание. Они были такими бледными и неподвижными, что казались тоже высеченными из мрамора. Но это было не так.

На каменных постаментах покоились не каменные изваяния, а обычные человеческие тела, плоть которых каким-то чудом избегла тления и сохранилась на века. Здесь лежали все былые монархи Кейлавана. Трэвис не Знал, откуда у него взялась эта уверенность, но готов был поклясться, что каждый из них выглядит точно так же, как в тот день, когда его уложили на мраморное ложе. Время не тронуло черт усопших: волосы сохранили все многообразие оттенков от песочно-желтого до серебристо-седого, лица казались лицами мирно спящих людей, и даже губы остались розовыми. Печать веков не коснулась ни облачения, ни доспехов венценосных покойников. Клинки мечей, вложенных в скрещенные на груди руки, сияли так, словно их в последний раз полировали только вчера.

Шагая вдоль постаментов, Трэвис не мог не обратить внимание на различия в убранстве мертвецов. Головы первых правителей Кейлавана, лежавших ближе ко входу в усыпальницу, украшали высокие меховые шапки, а руки и ноги — массивные медные браслеты, усыпанные грубо ограненными самоцветами. Посмертное облачение их потомков уже в третьем или четвертом поколении приобретало несравненно большую изысканность: великолепные плащи из тончайшей шерсти, золотые и серебряные украшения, сверкающие безупречными рубинами и изумрудами золотые диадемы.

Пройдя полпути, Трэвис вдруг замер, увидав первую женщину в этом скорбном ряду. Покойная королева и после смерти сохранила потрясающую красоту и гордое величие. Она тоже сжимала в мертвых ладонях эфес блистающего сталью меча — так же как ее предшественники мужского пола.

Дальше были еще постаменты с телами мужчин и женщин, чьи наряды почти не отличались от тех, которые носили сейчас король Бореас, лорд Олрейн, Грейс Беккетт и ее подруга Эйрин. Еще несколько шагов — и Трэвис достиг последней занятой ниши, озаренной колеблющимся пламенем свечи.

Последний из усопших королей Кейлавана был крупным мужчиной и при жизни, должно быть, заметно выделялся высоким ростом и могучим телосложением. Несмотря на слабое освещение, фамильное сходство между покойником и его живым сыном сразу бросалось в глаза: тот же ястребиный нос, высокий лоб, такие же резкие очертания скул и челюсти и широкие плечи. Цветом волос отец Бельтана ничем не отличался от своего младшего брата Бореаса, но выглядел намного старше и заметно уступал последнему красотой. В густой бороде усопшего обильно серебрилась седина.

В подножии мраморного ложа было вырезано изображение руны. Трэвис узнал его: Сетен — руна совершенства. Он машинально потянулся к ней, но тут же отдернул руку — правую ладонь пронзил знакомый укол, как бы предупреждая, что прикасаться к ней не стоит. Так вот каким способом сохранялись в неприкосновенности тела ушедших властителей! Врезанная в камень каждого постамента руна совершенства не позволяла распадаться плоти и предохраняла от ржавчины клинки мечей.

За посмертным ложем Бельдреаса тянулись еще постаменты — пока пустые. В общей сложности в усыпальнице их было пятьдесят; из них занятых — чуть больше двух десятков. В голове Трэвиса возник дурацкий вопрос: куда они станут девать покойников, когда все места в усыпальнице окажутся заполненными?

— Говорят, когда повелитель Кейлавана займет в свой час последнее свободное ложе в королевском склепе, Кейлаван падет, — произнес Бельтан, словно прочитав его мысли. — И вместе с ним падут все остальные доминионы. Так, во всяком случае, гласит древнее пророчество.

По спине Трэвиса побежали мурашки. Он перевел взгляд на покойного короля.

— Твой отец, похоже, был при жизни могучим бойцом.

Бельтан кивнул:

— Это верно. За минувшее столетие на трон Кейлавана не восходил более сильный и грозный монарх, чем Бельдреас. При его предшественниках бароны-разбойники совсем распоясались и дерзали водить свои дружины чуть ли не под стены самого Кейлавера. Но отец быстро умерил их прыть: сначала загнал в болота на северной границе, а потом разгромил поодиночке. Сомневаюсь, что в ближайшем будущем кому-либо из королей удастся превзойти его великие деяния.

Трэвис внимательно посмотрел на друга. Он знал, что не должен этого говорить, но его словно бес какой-то тянул за язык.

— Ты тоже мог бы стать великим королем, Бельтан!

Рыцарь на миг зажмурился. По лицу его пробежала судорога.

— Нет, Трэвис, из меня никогда бы не получился великий король, — печально сказал он. — Мне нечего и мечтать сравниться с Бельдреасом. Сам подумай, какой от меня прок, коли я за столько лет не смог выполнить клятву найти убийцу отца?

— Но ты же старался изо всех сил, Бельтан! Разве это не оправдание?

— Для меня — нет! — глухо произнес рыцарь, в упор глядя на Трэвиса исполненным неизбывной тоски взором.

Тот хотел возразить, закричать, что Бельтан не прав, что он напрасно терзается, что нельзя вечно бороться с тем, чего не можешь изменить, но вместо этого лишь кивнул и прошептал:

— Я понимаю тебя. Однажды я тоже не сдержал обещание.

— Ты будешь рядом, когда я проснусь?

— Обещаю.

— Крест на пузе?

— Крест на пузе и чтоб я сдох!

На суровом лице рыцаря появилось вопросительное выражение, но Трэвис уже отвернулся и вновь обратил взгляд на мертвого короля. Бельтан, тяжело вздохнув, присоединился к нему.

От свечи остался совсем крошечный огарок. Пламя заколебалось и стало потрескивать. Рыцарь встрепенулся.

— Пора идти, — сказал он. — Мелия тебя наверняка обыскалась.

Трэвис отошел от постамента, потом остановился, шагнул назад и крепко сжал запястье друга.

— Ты сильный, Бельтан. Ты самый сильный и мужественный человек из всех, кого я встречал.

С удивлением взглянув на него, рыцарь неожиданно улыбнулся, и эта улыбка так преобразила весь его облик, что в то мгновение он показался Трэвису более величественным, благородным и прекрасным, чем любой из спящих вечным сном былых властителей Кейлавана.

— Понятия не имею, как ты меня нашел, Трэвис, но я ужасно рад, что ты это сделал!

Трэвис облегченно улыбнулся в ответ. Перед ним снова стоял прежний Бельтан. Рыцарь задул свечу, и они вместе покинули безмолвных обитателей склепа.

80

Грейс захлопнула дверь своей комнаты, прислонилась к ней спиной и глубоко вздохнула — отчасти с облегчением, но главным образом — с раздражением.

— С меня хватит! — громко произнесла она, обращаясь в пространство. — Не желаю больше видеть и слышать никаких вельмож! Никаких! Никаких вельмож!

С трудом отлепившись от двери, она проковыляла в глубь комнаты. Как странно: еще недавно она томилась в ней, как в тюрьме, а сейчас ее маленькая спальня кажется благословенной гаванью, в которой, увы, так редко удается укрыться. Отблеск драгоценного пурпурного стекла на полке привлек ее внимание. Она сосредоточила на нем взгляд и двинулась к буфету. Вино! Как раз то, что ей сейчас просто необходимо. Наполнив до краев оловянный кубок, Грейс на негнущихся от усталости ногах добралась до камина и тяжело опустилась в стоящее перед ним кресло.

За окном догорал закат. Очередное заседание снова растянулось почти на целый день. После официального открытия Грейс не видела для себя особой необходимости присутствовать на ежедневных собраниях правителей Семи доминионов, тем более что ничего интересного, кроме скучных докладов монархов о положении дел в их владениях, там не происходило. Первое время она еще заглядывала в зал Совета на часок-другой, но после фиктивной размолвки с Бореасом сочла себя свободной от этой обязанности, тем более что ее отсутствие на заседаниях служило косвенным доказательством ссоры с королем и способствовало налаживанию контактов с оппозицией.

Все переменилось три дня назад, когда Бореас собственной персоной без стука ворвался в ее покои. Грейс едва успела набросить шаль на ступку, в которой старательно толкла пестиком сухие травы, собираясь приготовить некий отвар по данному ей Кайрен рецепту. По словам зеленоглазой графини, этот напиток, по вкусу напоминающий обычный травяной чай, в небольших дозах оказывал тонизирующее воздействие на организм, а в более крупных — погружал отведавшего в подобие гипнотического транса, подавлял волю и делал склонным к внушению.

Пряный аромат трав наполнял помещение, и Грейс с замирающим сердцем ждала, что Бореас вот-вот почует его и станет задавать вопросы, но тот, по счастью, даже внимания не обратил. Судя по наряду — короткие кожаные штаны в обтяжку и расстегнутая у ворота белая рубаха, из-под которой виднелась густая жесткая поросль на груди, — его величество только что вернулся с охоты в ближних пределах Сумеречного леса. От него исходил тяжелый сладковатый запах, хорошо знакомый Грейс. Запах свежепролитой крови.

Без долгих предисловий Бореас оттеснил ее в угол, как затравленного кабана или оленя, прижал к стене и навис над ней всей своей громадой. Грейс в первый момент почудилось, что король сейчас стиснет ее в объятиях и жадно вопьется в губы. Она даже на миг задумалась, сможет ли устоять, если он и в самом деле захочет ее поцеловать, но у Бореаса, как выяснилось, имелись совсем другие планы на ее счет.

— Завтра наша с Олрейном очередь делать доклад на Совете, — заговорил он, обдавая ее лицо жарким дыханием. — Вы должны там присутствовать, леди Грейс, и внимательно — очень внимательно! — прислушиваться ко всему, о чем будут толковать во время нашего выступления. Меня интересуют любые комментарии по ходу доклада. Любые!

Грейс непроизвольно покосилась поверх его плеча на накрытую шалью ступку. Интересно, сумеет она уговорить короля выпить бокал вина и незаметно подбросить туда щепотку истолченных в пыль трав? Нет, ни за что! Что бы ни говорила, как бы ни убеждала ее Кайрен, существовал предел, который Грейс не могла заставить себя перейти. Она бестрепетно встретила взгляд Бореаса и молча склонила голову в знак согласия.

Против ожидания, новое задание его величества оказалось сравнительно несложным. Считая Грейс по-прежнему в немилости у Бореаса, занимавшие места по бокам и за ее спиной нобли нисколько не стеснялись в высказываниях и даже частенько делились своими соображениями непосредственно с ней.

Чего она только не наслушалась!

Одни обвиняли Бореаса в нагнетании страстей и разжигании войны. Другие считали его единственной надеждой всех Семи доминионов. Третьи с пеной у рта утверждали, что он опасный безумец, стремящийся уничтожить всё и вся. Воистину: сколько людей, столько и мнений. Кто-то говорил, что Эридан ни за что не согласится заключить союз с Кейлаваном, а кто-то уверял, что Эминда уже договорилась с Бореасом и теперь только ждет подписания неких тайных соглашений, после чего объявит об изменении своей позиции. Некоторые с таинственным видом шептали на ухо Грейс, что соблазненные более щедрыми посулами перридонцы вот-вот переметнутся от Бореаса в стан оппозиции, но у этой версии тут же находились противники, которые твердили, что Персард не только остается вернейшим союзником короля Кейлавана, но и якобы почти уговорил присоединиться к ним повелителя Эмбара. Только переговоры сорвались, потому что бедняга Соррин совсем свихнулся и по ночам пляшет в своих покоях совершенно голый, размахивая над головой мечом и творя ужасающие магические заклятия крови и огня.

К концу заседания все эти противоречивые нашептывания окончательно запутали Грейс и сплелись у нее в голове в тугой клубок злобно шипящих серых гадюк.

Эминда и Бореас — тайные любовники… Ерунда, Бореас на дух не переносит женщин. Побоями и грубостью он свел в могилу королеву Нарину, и теперь никто не мешает ему предаваться по ночам разврату с юными пажами и оруженосцами… Мало того, это Бореас нанял убийц, которые прикончили его старшего брата Бельдреаса, чтобы самому занять освободившийся трон… Ничего, как только об этом узнает бастард покойного короля Бельтан, он поступит с вероломным дядюшкой тем же манером… Как, ваша светлость, ужель вы не слышали, что законный наследник престола принц Теравиан, страшась разделить участь матери, бежал из Кейлавана и нашел убежище в Толории?.. Чистая правда, миледи! Это из-за него Иволейна воздержалась при голосовании. Всем известно, что она соблазнила бедного принца, хотя тому всего пятнадцать, а ей чуть ли не втрое больше… Иволейна мечтает отобрать корону у Бореаса и усадить на его место мальчишку, которым вертит, как хочет, потому что околдовала…

Внезапный стук в дверь заставил Грейс вздрогнуть и отвлечься от воспоминаний. Она резко обернулась, чуть не расплескав вино, и крикнула:

— Войдите!

Посетителем, по счастью, оказался не один из ненавистных вельмож, а совсем другой человек, хотя и принадлежавший к высшей знати, но которого она всегда была рада видеть. Поспешно вскочив, Грейс с приветливой улыбкой бросилась навстречу вошедшей.

— Эйрин!

— Как хорошо, что я тебя застала, Грейс, — воскликнула баронесса.

Грейс изучающе посмотрела на подругу. Та выглядела немного уставшей, но довольной и как будто даже повзрослевшей. На ней было новое платье цвета индиго, которого Грейс раньше не видела. Корсет туго облегал ее стройный стан и заканчивался вызывающе глубоким вырезом. Вместо привычной шали правое плечо Эйрин покрывала изящная меховая накидка из белого кролика — так искусно уложенная, что человек непосвященный никогда бы не догадался о врожденном физическом дефекте юной баронессы.

— Ты не поверишь, но я как чувствовала, что сегодня непременно тебя застану, — продолжала девушка.

Грейс насмешливо приподняла бровь:

— Неужели? А я уж было подумала, будто леди Тресса учит тебя чему-то такому, о чем ты даже мне не можешь рассказать.

Лилейные щечки баронессы вспыхнули румянцем.

— Ну что ты такое говоришь, Грейс?! — обиделась она. — Мне от тебя скрывать нечего! Просто предчувствие — и ничего более.

Грейс опустила глаза и несколько секунд внимательно изучала собственные пальцы — длинные, гибкие, сильные пальцы прирожденного хирурга, почему-то сжимающие не скальпель, а оловянный кубок с вином. Потом тихо сказала, не поднимая головы:

— Знаешь, последнее время мне все чаще начинает казаться, что не существует такого понятия, как «просто предчувствие».

Эйрин тревожно оглянулась на дверь, на цыпочках подошла к ней, выглянула наружу, затем плотно закрыла и заперла изнутри. Когда она вновь повернулась к Грейс, синие глаза баронессы были широко раскрыты и серьезны, но что-то в ней неуловимо изменилось.

Она больше не выглядела старше своих девятнадцати лет.

— Иногда я думаю о том же, Грейс, — призналась Эйрин. — А иногда… иногда я даже не знаю, что и подумать.

Они сели рядом на лавочку у окна. После короткой паузы девушка снова заговорила:

— Не знаю, долго ли еще смогу выдержать. Тресса говорит мне: сделай то, сделай другое, и показывает, как это надо делать, но никогда не объясняет почему. Меня это временами просто бесит! Но я все равно делаю, потому что хочу научиться… должна научиться! К тому же бывает и так, что я…

— Бывает, что ты сама понимаешь почему, — с улыбкой закончила Грейс.

Эйрин заглянула ей в глаза:

— Что мы с тобой творим, Грейс? Тебе не страшно?

Грейс долго смотрела в окно на покрытый подмерзшей грязью обширный крепостной двор, собираясь с мыслями, прежде чем ответить.

— Не знаю, Эйрин, — сказала она наконец. — Знаю только, что едва ли смогу теперь остановиться на полпути. Кайрен показала мне удивительные вещи… Этот Дар, Дух Природы… Когда я прикасаюсь к ним, то чувствую себя такой… такой…

Какой же, Грейс? Могущественной? Раскрепощенной? Прекрасной?

Да! И не только. У нее не находилось подходящих слов для описания непередаваемых ощущений, но слабое пожатие руки Эйрин подсказало Грейс, что та и так отлично ее поняла.

— Мне кажется, — продолжала Грейс, — нам следует все же рассказать об этом Бореасу.

Эйрин резко выдернула руку и прижала к губам, чтобы не закричать. Ее прелестное личико выражало неподдельный ужас.

— Ты сошла с ума, Грейс! — воскликнула баронесса. — Умоляю, признайся, что ты пошутила. Бореас прикажет нас четвертовать, если узнает правду! Он же ярый приверженец культа Ватриса, а между поклонниками Быкоубийцы и колдуньями вековая вражда.

Грейс печально вздохнула и опустила голову. Конечно же, Эйрин права: о таких делах никому нельзя рассказывать, даже самым близким и надежным друзьям. Религиозный фанатизм — штука страшная. Кайрен не зря ей говорила о преследуемых и сжигаемых на кострах ведьмах.

Тревога на лице баронессы сменилась озабоченностью.

— Что с тобой, Грейс? — спросила она.

— Сама не пойму. С одной стороны, я служу Бореасу, вынюхивая и подслушивая для него на заседаниях Совета. А с другой — мы с тобой обе ходим теперь в ученицах Иволейны, за которой мне тоже предписано следить и выведывать все, что возможно. Я подозреваю, что она готовит какой-то сюрприз, но сколько ни билась, так ничего толком и не выяснила. — В мозгу у нее лихорадочно крутились незримые шестеренки, заставляя складываться в единую картину бесчисленные слухи, сплетни, обвинения и недомолвки, услышанные в зале Совета за последние три дня. — А еще я думаю, что Иволейна представляет на Совете не только Толорию, но и орден колдуний. Уверена, они что-то затевают. Да и Кайрен постоянно намекает на скорые перемены. Ты зря улыбаешься, Эйрин. Я прекрасно знаю, что она стерва и верить ей нельзя ни на грош, но она тщеславна и любит подчеркнуть свою осведомленность. Нисколько не сомневаюсь, что вокруг Совета Королей плетется какая-то мощная глубинная интрига. И колдуньи в ней определенно замешаны.

— Она все время наблюдает, — задумчиво молвила баронесса..

Грейс вопросительно взглянула на подругу.

— Иволейна, — пояснила та. — Во время заседаний она постоянно наблюдает за всем, что происходит за столом и в зале. Наблюдает и ждет.

— Чего?

Красноречивое молчание Эйрин само по себе служило достаточным ответом. Будь ей известно, за кем наблюдает и чего ожидает королева Толории, они бы сейчас не мучились неопределенностью и не задавали друг дружке безответных вопросов.

Баронесса бросила взгляд за окно и испуганно вскочила с лавки.

— Извини, Грейс, мне надо бежать. Леди Тресса очень не любит, когда я опаздываю.

— Да-да, ступай.

Грейс тоже поднялась и проводила Эйрин до двери. Уже за порогом баронесса обернулась:

— А ты разве никуда не собираешься?

— Кайрен сказала, что сегодня вечером у нее дела, и дала кое-какие рецепты, чтобы я самостоятельно попробовала сварить травяной отвар. Так что мне есть чем заняться.

Баронесса понимающе кивнула, улыбнулась на прощание и со всех ног бросилась бежать по коридору. Грейс проводила ее взглядом и вернулась в комнату.

Оставшись одна, она зажгла свечу, потому что за окном уже смеркалось, и высыпала на столик содержимое нескольких полотняных мешочков. В них были травы, собранные Грейс утром в саду. Села в кресло и принялась вспоминать рецепт, который Кайрен категорически запретила записывать и заставила заучить наизусть.

Пять листиков красноголовки, три листика собачьего горошка, кусочек сухой ивовой коры длиной и толщиной в палец…

Грейс внезапно нахмурилась. А точно ли она запомнила? Кайрен вроде бы говорила: три листика красноголовки и пять — собачьего горошка. Тяжело вздохнув, она рассовала влажную зелень обратно по мешочкам и спрятала в гардероб. Она понимала, что без практики не обойтись, но ни один из приготовленных ею до сего дня отваров почему-то не удался. Грейс мужественно испытывала каждый из них на себе, невзирая на мерзкий запах и еще более мерзкий вкус, но единственным магическим воздействием, которое она ощутила, стала заметно возросшая потребность в ночной вазе. К тому же сегодняшнее заседание Совета выдалось столь утомительным, что ей сейчас было не до травяных отваров и сопутствующих их приготовлению заговоров.

За окном постепенно сгущался ночной мрак. Грейс вдруг нестерпимо захотелось очутиться в саду, освободить сознание и вновь почувствовать волшебное прикосновение, заряжающее каждую клеточку ослепительным потоком силы и энергии. Но солнце давно село, скоро похолодает и станет совсем темно, а ночью в лабиринт соваться не стоит. Жаль, у нее в спальне нет ничего живого…

А с чего ты взяла, что энергию можно почерпнуть только у живой материи, Грейс?

Холодок пробежал у нее по спине. Мелькнувшая в голове догадка оказалась настолько ошеломляющей, что Грейс поначалу усомнилась, ей ли она принадлежит. С другой стороны, идея казалась на первый взгляд дикой и абсурдной. Ну какой, скажите на милость, энергией могут обладать неодушевленные предметы, не имеющие ничего общего с живой растительностью?

Но ты же знаешь, Грейс, что могут и обладают! Скальпель или нож тоже живут своей жизнью.

Она наклонилась и прикоснулась к подаренному Эйрин кинжалу, спрятанному за отворотом сапожка. Пальцы скользнули по отполированной рукоятке оружия…

…и отдернулись. Грейс вспомнила, что у нее имеется другой нож, прикосновение к которому сулит помочь в разгадке куда более интересующей ее тайны. Она поднялась, подошла к креслу у камина и вытащила из-под подушечки на его сиденье свой ночной трофей, завернутый в кусок ткани. Отнесла на столик и дрожащими руками развернула.

Это безумие, Грейс!

Но она уже не могла и не хотела остановить опасный эксперимент. Опустившись в кресло, Грейс положила ножичек на колено, в упор глядя на него. Вороненая сталь лезвия зловеще поблескивала на фоне фиолетового бархата ее платья. Черная рукоятка походила на смертельно ядовитую змейку, готовую в любое мгновение взвиться в броске и нанести убийственный укус. Прикасаясь к траве, кустам и деревьям в саду, Грейс как бы сливалась с ними и постигала их глубинную суть. Но сработает ли ее Дар в попытке узнать что-либо посредством этой опасной игрушки о прежнем ее хозяине, зачем-то вырезавшем таинственный знак на двери ничем не примечательной кладовой?

Грейс неотрывно смотрела на нож, вспоминая инструкции Кайрен. Глубоко вдохнула, освободила сознание…

…и мысленно прикоснулась к черному клинку.

Холод. Жуткий, невыразимый холод. У нее перехватило дыхание, все чувства разом онемели и оглохли. Остался только ледяной ветер, безжалостно пронизывающий все потайные уголки ее естества. «То же самое, наверное, испытывают умершие», — мелькнуло в голове, а в следующий миг у Грейс открылись глаза.

Она парила высоко в небе над быстро уменьшающимся в размерах замком. Вокруг нее струился какой-то призрачный голубоватый полусвет. Внизу стремительно проносились заснеженные поля, переплетались и расходились узенькие ленточки проезжих дорог, появлялись и тут же исчезали за спиной темные, без единого огонька, села. Опять потянулась снежная равнина, потом мелькнуло выгнутое аркой массивное сооружение из камня. Грейс догадалась, что пролетает над мостом через реку Темноструйную, но к тому времени, когда она это сообразила, мост остался далеко позади.

Ландшафт постепенно менялся. Покрытые искрящимся в свете звезд снегом просторы Северного Кейлавана все реже оживляли разделяющие пахотные наделы каменные ограды и другие признаки человеческого жилья. Грейс посмотрела вниз, страшась и в то же время надеясь увидеть на снежном фоне сопровождающую ее полет собственную тень, но, как и следовало ожидать, ничего подобного не заметила. Да и глупо было на это рассчитывать, потому что одним из уголков сохранившегося под ее контролем сознания она твердо знала, что настоящая Грейс Беккетт сидит сейчас в своей комнате в кейлаверской цитадели и остановившимся взглядом смотрит на покоящийся у нее на коленях нож.

Куда же я лечу?

Мысли ворочались тяжело и лениво, словно их тоже сковало морозом. А над полями внезапно встала уходящая за горизонт темная стена без проблеска или просвета. Опушка Сумеречного леса. Зачарованная пуща, казалось, поглощала и жадно впитывала, как ненасытная губка, весь исходящий с небес свет, не позволяя отразиться от лишенных листвы стволов и веток ни единой его частице.

Быть может, цель ее путешествия здесь, в лесных дебрях?

Но нет, уносящая ее неведомая сила не позволила ей углубиться в чащу. Траектория полета изменилась, увлекая ее астральную сущность к земле. Пролетев над заснеженным холмом, Грейс мягко спланировала в глубокую ложбину…

…и увидела их.

Они стояли кругом, словно застыв в разгаре какого-то безумного, фантастического танца. Девять стоячих камней. Каждый высотой в два человеческих роста. Время не пощадило камни, выщербив и сгладив некогда острые грани. Сумрачно и безмолвно торчали они из снега, подобно раскоряченным пальцам мертвой руки великана. От них ощутимо веяло седой древностью. Возможно, возраст камней и уступал возрасту леса, на опушке которого кто-то установил их в незапамятные времена, но могло быть и наоборот. Интересно бы знать, существует ли у камней память и если да, то сохранились ли у них воспоминания о тех, кто поставил их здесь?

Грейс подлетела поближе. Ее по-прежнему пронизывал невыносимый холод, но теперь к нему присоединилось новое ощущение — нечто вроде легкого покалывания, возникающего при слабых электрических разрядах. Интуиция подсказала ей, что сейчас должно произойти какое-то важное событие. И предчувствие не обмануло ее. Проскользнув в центр круга сквозь промежуток между двумя мегалитами, Грейс сразу поняла, почему очутилась именно здесь.

Людей было двое, и она легко определила, что оба они мужчины и прискакали сюда верхом. Каждый был одет для верховой езды: кожаные штаны, сапоги со шпорами, плотная шерстяная туника и толстый теплый плащ, отороченный мехом. Тот, что пониже, стоял спиной к Грейс, но и лица второго она тоже не смогла разглядеть в складках глубоко надвинутого на голову капюшона. Чуть поодаль, за пределами круга камней, стояли, изредка всхрапывая, два оседланных коня, привязанных поводьями к веткам колючего кустарника. Далеко над горизонтом, подобно хищному лезвию секиры, завис бледный полумесяц недавно взошедшей луны.

— Ты опоздал, — холодно произнес высокий.

Сохранись у Грейс способность владеть голосом, она бы непременно ахнула: ощущение было такое, словно говорящий обращается именно к ней. Но низенький, скрипя сапогами по снегу, поспешно шагнул вперед, не оставляя сомнений в том, кому предназначался упрек.

— Я торопился изо всех сил, — принялся оправдываться он, — но вы же знаете, как мне сложно выбраться из замка незамеченным.

— Это твои трудности, и меня они не касаются, — жестко обронил человек в капюшоне.

Голос звучал как-то неестественно, и Грейс без труда догадалась, что высокий просто маскируется, очевидно, не очень доверяя второму и не желая, чтобы собеседник смог впоследствии его опознать. И лицо он прятал под капюшоном с той же целью.

— Но я же все-таки приехал, — возразил низенький, чей голос тоже было трудно разобрать из-за того, что он стоял к ней спиной и речь его заглушали звуки завывающего меж стоячих камней ветра.

— Все готово?

— Скоро будет.

— То есть как это скоро будет?! — гневно вскричал высокий. — Мы же условились, что ты закончишь сегодня!

— Я не виноват. Я вырезал знаки для братьев везде, где только смог, но мне очень редко удается остаться одному. Вдобавок в замке полно любопытных глаз и ушей. Клянусь, я не мог сделать большего!

— Меня твои оправдания не устраивают. Повторное голосование может состояться в любой день, и тогда все наши планы рухнут. По твоей вине!

Грейс хотела подлететь поближе, но что-то ей препятствовало. То ли ветер, то ли скрытая в толще камней Сила.

— Не рухнут, — возразил первый. — Очень скоро за Столом Совета останутся только шесть монархов. Который из семи покинет сей мир, мы решим позже, когда настанет час действовать. В любом случае при новом голосовании равенства уже не будет. — Он заметно приободрился и даже подбоченился. — Так что умерьте ваш пыл, милорд. Вам не о чем волноваться.

— Ты жалкое ничтожество! — прошипел второй. — Да как ты смеешь своим поганым языком указывать мне, как себя вести?!

Дальнейшее случилось так быстро, что Грейс едва успела отследить ход событий. В руке высокого блеснул выхваченный откуда-то из складок плаща кинжал. Стремительный выпад — и низенький со стоном отшатнулся назад. Лошади испуганно заржали. Хлынувшая из раны кровь рассыпалась по снежному покрову алыми гроздьями рябины.

— Ты… ты зарезал меня! — прохрипел раненый, мигом утратив весь свой апломб и прижимая ладонь к левому боку. Голос его дрожал, из-под пальцев продолжала струиться кровь. — Я… я умираю!

— Умерь свой пыл, болван, — насмешливо посоветовал человек в капюшоне. — Тебе не о чем волноваться. Это всего лишь царапина, которая, надеюсь, напомнит тебе, кто из нас хозяин, а кто слуга. И научит вежливости. В следующий раз, если ты снова позволишь себе об этом забыть, рана будет глубже, обещаю. Поверь, я хорошо знаю, куда бить. А теперь проваливай! Возвращайся в замок и займись делом. Задержки я больше не потерплю.

Коротышка раболепно поклонился, не отрывая пальцев от раны, и в этот момент Грейс почувствовала устремленный прямо на нее взгляд высокого. Должно быть, что-то ему не понравилось. Склонив голову набок, он подался чуть вперед, как будто пытаясь разглядеть в стылой пустоте бестелесный облик невидимого соглядатая.

Холод и паника вытеснили из головы Грейс остатки рассудка. Она заметалась, судорожно загребая воздух призрачными ладонями и тщетно стараясь внушить себе, что увидеть ее невозможно.

Высокий шагнул к ней.

— Нет!

Беззвучный вопль все еще рвался из невидимых уст, но где-то далеко, за много миль от опушки Сумеречного леса, внезапно вздрогнула застывшая в трансе женская фигура. Вздрогнула и выронила из оцепеневших пальцев маленький черный ножичек.

Грейс словно подхватил какой-то могучий поток и швырнул в бездонную яму. В мгновение ока исчезла залитая бледным лунным светом ложбина, стоячие камни и двое незнакомцев в центре круга. Она падала, падала и падала, проваливаясь в угольно-черную беззвездную пустоту, из которой, она знала, нет возврата…

— Леди Грейс!

Она с трудом разлепила веки, жадно хватая открытым ртом воздух, точно выброшенная на берег рыба или возвращенная к жизни утопленница. Первым, что она увидела, было лицо Иволейны — холодное и бесстрастное, как у мраморной статуи. Рядом с креслом стояла на коленях леди Тресса, озабоченно глядя на Грейс своими добрыми карими глазами. За ее спиной маячила заплаканная Эйрин.

— Твои руки холоднее льда, детка, — сочувственно цокая языком, заметила фрейлина и тут же принялась энергично растирать онемевшие пальцы.

Язык не слушался, но Грейс все-таки умудрилась выдавить сильнее всего занимавший ее в этот момент вопрос:

— Что… что со мной было?

Легкая тень пробежала по безмятежному челу Иволейны.

— Ты едва не покинула нас, сестра. Трижды я взывала к тебе, и лишь на третий раз призыв мой достиг цели. Но если бы ты его не услышала, даже я не смогла бы тебя вытащить. Скажи спасибо леди Эйрин и леди Трессе. Это они зашли к тебе, решив пригласить позаниматься вместе с ними в отсутствие леди Кайрен.

Грейс поежилась. Руки леди Трессы были горячими и сильными, и в ее заледеневшие пальцы понемногу стала возвращаться чувствительность.

— Я не понимаю, — призналась она, стуча зубами и испуганно глядя на королеву.

Иволейна нагнулась и что-то подобрала с ковра у ее ног. Нож с черной ручкой. Грейс стиснула челюсти и отвела глаза.

Ледяной тон королевы был под стать непривычно жесткому выражению, появившемуся на ее прекрасном лице.

— Настоятельно советую вам, леди Грейс, не пытаться впредь самой научиться тому, что я и леди Кайрен считаем для вас преждевременным. Наберитесь терпения, и тогда все придет.

Грейс не знала, куда деваться от стыда. Ей нечего было ответить, да и ответа от нее никто не ждал. Она молча склонила голову в знак покорности. Иволейна коротко кивнула. Урок усвоен.

— Идем, Тресса, — бросила королева, небрежно уронив ножичек на стол.

Рыжеволосая толорийка пристально вгляделась в глаза Грейс, потом поспешно поднялась с пола и пошла к дверям.

— Присмотри за ней, сестра, — добавила на прощание Иволейна, обращаясь к Эйрин. — Можешь считать это домашним заданием. Полагаю, за этот вечер вы обе многому научились.

Проводив гостей, баронесса вернулась, опустилась на колени рядом с креслом и принялась растирать руки подруги, как это только что делала леди Тресса.

— Что с тобой случилось, Грейс? Почему ты такая холодная? Где ты была, что так замерзла?

Вопросы сыпались как горох из прохудившегося мешка. Грейс открыла рот и обнаружила, что язык ей снова не повинуется. Оставалось только ждать, пока огонь в камине и массаж не растопят до конца сковывающий холод.

81

Трэвис отложил восковую табличку и с наслаждением размял одеревеневшие от стилоса пальцы. Под потолком, готовясь отойти ко сну, возились голуби. Ему тоже пришла пора отправляться отдыхать.

Он оставил табличку с выполненным заданием на столе, где она сразу бросится в глаза Рину. Трэвис сдержал обещание, данное молодому наставнику, и больше не допускал ошибок. Спустившись по лестнице, он толкнул входную дверь и замер на пороге.

— Грейс!

— Трэвис!

Она выглядела так комично, стоя перед распахнутой дверью с занесенной для стука рукой и растерянно приоткрывшимся ртом, что он не выдержал и рассмеялся. Грейс несколько мгновений сдерживалась, потом тоже прыснула.

— Трэвис, мне нужно с тобой поговорить, — сказала она, вновь обретая серьезность.

Нисколько не удивившись, тот молча кивнул.

Грейс зябко потерла ладони и спрятала руки на груди.

— Может, все-таки пригласишь даму войти?

— Ой, прости! Заходи пожалуйста.

Она поспешно проскочила внутрь. Трэвис захлопнул тяжелую дверь, преграждая путь обжигающе студеному порыву ветра. Оказавшись в тепле, Грейс сбросила отороченный мехом капюшон и встряхнула головой. Лицо ее было бледным от холода, но глаза цвета июльской зелени по-прежнему сияли удивительным внутренним огнем.

— Нас здесь никто не услышит? — спросила Грейс, понизив голос и выразительно посмотрев вверх.

Трэвис нахмурился:

— Вряд ли. Кроме Рина и Джемиса, в башне больше никто не живет, а их комнаты в самом верхнем ярусе.

— Это хорошо, — кивнула Грейс. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, о чем я тебе сейчас расскажу.

Когда она закончила свою фантастическую историю, лицо Трэвиса выглядело столь же бледным, как и ее собственное.

— Мне кажется, что одним нам с этим делом не справиться, — заметил он после долгой паузы.

— Хочешь попросить помощи у Мелии и Фолкена?

Трэвис задумался, потом отрицательно покачал головой:

— Нет, не стоит их впутывать. Пока, во всяком случае. У них своих забот выше крыши. Вот если узнаем что-то конкретное, тогда можно будет и к ним обратиться.

— Кому же еще мы, по-твоему, можем довериться?

Трэвис машинально поскреб ногтями отросшую бороду, сбрить которую у него все никак руки не доходили.

— Знаешь, иногда лучшим способом борьбы с огнем служит сам огонь. Если в замке полно заговорщиков, не пора ли и нам затеять свой маленький заговор?

— Что ты имеешь в виду?

Трэвис загадочно ухмыльнулся:

— Пошли отсюда, по дороге расскажу.

Они снова встретились после захода солнца в покоях Грейс. Сумерки уже окутали сиреневым покрывалом крепостные стены и башни, а над далеким горизонтом неспешно выползал на небосвод узенький лунный серп. Луна была в первой четверти, но все равно казалась много ярче и крупнее земной в полнолуние. Суждено ли когда-нибудь Трэвису и Грейс вновь увидеть родной и с детства знакомый диск спутника Земли?

— Что происходит, Грейс? — спросила Эйрин.

Баронесса стояла у окна, держа в руке кубок, из которого пока не было выпито ни глотка. Взгляд ее скользнул по фигуре Трэвиса, и тот без труда прочел в нем еще один, пусть и невысказанный вопрос: «Что делает здесь этот неотесанный мужлан?»

Пальцы его с такой силой сжались вокруг оловянного кубка, что костяшки их побелели.

Прекрати сейчас же, Трэвис! Нечего раздувать из мухи слона. Девочка задала абсолютно невинный и естественный вопрос, а тебе невесть что померещилось. В этом мире ты такой же слуга, как Грейс — герцогиня. Лучше попробуй сменить амплуа. Быть может, если ты перестанешь смахивать на лакея, люди перестанут принимать тебя за него?

— Что-то очень нехорошее, разумеется, — ответил вместо Грейс Дарж Эмбарский, причем таким тоном, что постороннему наблюдателю могло показаться, будто он несказанно рад этому обстоятельству. — Иначе миледи не стала бы собирать нас всех вместе с такой поспешностью.

Грейс выступила в середину комнаты.

— Эйрин, Дарж, вы ведь наверняка помните Трэвиса Уайлдера?

Баронесса настороженно кивнула. Рыцарь отвесил короткий поклон.

— Рад снова видеть тебя, Трэвис Уайлдер, — прогудел он.

— Я тут кое-что разузнала, — облизав губы, продолжала Грейс. — Это напрямую касается Совета Королей.

Эйрин предостерегающе покачала головой:

— Постой, Грейс! Ты уверена, что подобные вещи стоит обсуждать в присутствии слуги леди Мелии?

Трэвис дернулся, как от пощечины.

— Он не служит леди Мелии, Эйрин, — холодно возразила Грейс. — Он никому не служит. Он попал сюда с Земли, как и я.

Глаза баронессы расширились от удивления. Она невольно попятилась, за что-то зацепилась и покачнулась, расплескивая вино на ковер, но вовремя подскочивший Дарж галантно поддержал ее и не дал упасть. Усадив ее на лавочку, рыцарь выпрямился и обвел задумчивым взглядом всех присутствующих, остановив его на Грейс.

— Хоть я и не понял, где находится эта ваша Земля, миледи, — сказал он, — но если Трэвис ваш соотечественник и вы ему доверяете, у меня лично нет возражений.

Грейс тяжело вздохнула:

— Ты ужасно милый, Дарж, но даже ты ничего не понимаешь. Тут столько всего накручено…

Вскоре карие глаза эмбарца округлились в той же степени, что и васильковые очи Эйрин, но выслушал он все до конца, ни разу не прервав рассказчицу и только изредка пощипывая кончики своих обвисших усов.

— Не могу сказать, что удивлен, — заговорил Дарж, когда Грейс наконец умолила. — Я с самого начала догадывался — еще с того момента, когда впервые увидел вас, миледи, лежащей в глубоком сугробе. Вокруг вас не было следов — ни единого отпечатка на всей поляне. Вы как будто слетели с небес, почему я и принял тогда вас за фею. А теперь вот оказывается, что вы из другого мира. И все же согласитесь, миледи, я был не так уж далек от истины!

— Соглашаюсь, Дарж, соглашаюсь, — улыбнулась Грейс; голос ее охрип, но глаза сияли.

Рыцарь на мгновение застыл в нерешительности, потом шагнул вперед и преклонил перед ней колено.

— Я поклялся служить вам сердцем и мечом, леди Грейс, — торжественно произнес он, склонив голову, — и сегодня я повторяю свою клятву перед свидетелями. Слово эмбарца тверже камня и крепче стали. Не имеет значения, из какого вы мира, — Дарж, эрл Стоунбрейк, всегда к вашим услугам.

Грейс счастливо рассмеялась и легонько шлепнула ладошкой по плечу коленопреклоненного рыцаря.

— Встаньте, сэр Дарж! — объявила она и добавила, заметив, что тот не торопится: — Да вставай же! Пол холодный, простудишься еще…

Когда же рыцарь поднялся, его ожидал новый сюрприз, заставивший обычно невозмутимого эмбарца несказанно изумиться во второй раз за этот вечер: Грейс крепко обняла его и от души поцеловала. Эйрин сорвалась с лавочки и бросилась ей на шею. По щекам ее неудержимо катились слезы. У Трэвиса тоже комок в горле от этой трогательной сцены образовался, и в глазах подозрительно защипало. Нет, что ни говори, а хороших людей везде можно найти. Даже в других мирах.

Баронесса оторвалась от подруги и повернулась к нему.

— На ее юном личике было написано глубокое раскаяние.

— Прошу твоего… вашего прощения, Трэвис Уайлдер. Я… я не знала, кто вы. Я сознаю, как глубоко обидела вас, и не прошу даровать мне прощение тотчас же, но позвольте хотя бы надеяться, что когда-нибудь в будущем я все же сумею немного загладить свою вину перед вами.

— Вам не в чем извиняться, миледи, — улыбнулся ей Трэвис. — И можете впредь называть меня как вам заблагорассудится. Главное ведь не в том, как тебя величают; главное — чтобы человек был хороший!

— А вот это верно, мой друг! — хлопнул его по плечу Дарж. — Если, конечно, мне будет позволено считать вас таковым, Трэвис Уайлдер.

— У меня такое ощущение, что я опоздал и пропустил самое интересное, — послышался со стороны двери чей-то веселый голос.

Трэвис обернулся и увидел на пороге знакомую фигуру.

— Бельтан!

— Он самый, — поклонился в ответ визитер.

— Откуда ты взялся? И как нас нашел? Я же тебя по всему замку разыскивал — и все без толку!

— Я получил приглашение леди Грейс. Паж вручил его мне на конюшне.

Трэвис оглянулся на Грейс. Та пожала плечами.

— Быть принятой за особу королевской крови, пусть даже ошибочно, имеет свои преимущества.

— Это точно! — усмехнулся Трэвис и шагнул к рыцарю. — Как здорово, что ты все-таки пришел, Бельтан!

Веселье на лице кейлаванского принца уступило место серьезности.

— Не могу же я все время торчать в старых гробницах. Когда-нибудь, быть может, там найдется местечко и для меня, но, пока жив, надо заниматься делами живых. И спасибо тебе, Трэвис, что вовремя напомнил мне об этом.

Грейс затворила дверь и заложила засов.

— Раз все в сборе, можно приступать. И лучше не откладывать: не исключено, что кого-то из нас уже разыскивают.

Взоры всех присутствующих обратились к ней. Каждый понимал, что настал момент, ради которого они собрались здесь в этот поздний час.

— Может, сначала расскажешь и ему? — неожиданно заговорила Эйрин, кивнув в сторону Бельтана.

— Все в порядке, Бельтан в курсе, — вмешался Трэвис.

— В курсе чего? — удивился рыцарь.

— Ну, что я из другого мира. Грейс тоже оттуда.

— Ах, это… — понимающе протянул Бельтан.

— Вы так спокойно к этому относитесь, милорд, — не удержалась баронесса, — как будто пришельцы из чужого мира толпами расхаживают по Кейлавану!

Рыцарь скрестил руки на груди и снисходительно усмехнулся:.

— Знаете, юная леди, когда странствуешь в такой компании, как Мелия, Фолкен и мой друг Трэвис Уайлдер, поневоле привыкаешь к невероятному. Да и челюсть у меня устала отвисать всякий раз, когда такое случается. А случается такое, особенно с этим рыжим типом, иногда по три раза на дню.

В синих глазах Эйрин вспыхнуло жгучее любопытство. Теперь она смотрела на Трэвиса новым взглядом: с уважением и затаенным страхом — так смотрят маленькие дети на бродячего фокусника, глотающего шпаги и изрыгающего огонь.

— Грейс, расскажи им, что видела прошлой ночью, — поспешно попросил он, оказавшись вдруг в центре внимания и испытывая от этого страшную неловкость.

Расхаживая перед камином, Грейс ровным голосом поведала о событиях минувшей ночи и о предшествующих им, не упустив ни одной детали: дверь, знак на ней, незнакомец в черном балахоне, нож, заклятие, полет, стоячие камни и двое заговорщиков в их кругу. Затем, понизив голос до шепота, призналась, что вместе с Эйрин изучает магию под руководством Иволейны и других адепток ордена колдуний. Услыхав о колдуньях, Дарж и Бельтан, не сговариваясь, отступили на шаг, а последний даже начал творить знамение от дурного глаза, растопырив большой палец и мизинец, но вовремя опомнился и опустил руку.

— Я вижу, лорд Бельтан Кейлаванский еще не до конца разучился удивляться, — как бы между прочим заметил Дарж, когда рассказ подошел к концу.

— Прости меня, Дарж, — виновато склонила голову Грейс. — Я должна была раньше тебе рассказать, да все откладывала…

Ее покаянные слова в третий раз кряду повергли эмбарца в неописуемое изумление.

— Вы ничего мне не должны, миледи! — вскричал он, вне себя от волнения. — Кто я такой, чтобы подвергать сомнению ваши поступки? Ваше дело — приказывать, мое — повиноваться. И я уже чувствую, что очень скоро моему мечу придется как следует поработать.

— Заговор с целью убийства кого-то из участников Совета — дело страшное, — задумчиво произнес Бельтан. — Неужто в Кейлавере снова…

Он не договорил, но все и так поняли, чье убийство имел в виду рыцарь.

Потом посыпались вопросы — главным образом со стороны Даржа и Бельтана, — на которые Грейс и Трэвис постарались ответить исчерпывающим образом. Другое дело, что они тоже пребывали в неведении, хотя кое-какие моменты уже можно было считать окончательно прояснившимися. Во-первых, налицо имелся сам факт заговора против одного из монархов, принимающих участие в работе Совета. Имя намеченной жертвы пока, правда, оставалось загадкой, но не было сомнений в том, что за заговорщиками стоит культ Ворона.

И все равно вопросов возникало значительно больше, чем находилось ответов. К примеру, какую выгоду надеялись извлечь приверженцы Ворона, избавившись от правителя одного из доминионов? Сколько Трэвис ни размышлял, так ни до чего путного и не додумался. А взять эту таинственную историю с вырезанными на дверях знаками. Какая может существовать связь между покушением на короля и безобидной кладовкой? Или давно заброшенной подсобкой? Нож еще этот дурацкий, с помощью которого Грейс магическим способом перенеслась за много миль и стала свидетельницей беседы двух заговорщиков… Ну, в этом случае какая-то польза все же усматривается. Если предположить, что нож принадлежал одному из них, значит, этот человек либо живет в замке, либо имеет в него свободный доступ. Вот только кто он такой? Еще один вопрос без ответа…

И тут Бельтан практически слово в слово повторил вслух размышления Трэвиса:

— Я вот чего не понимаю: зачем им двери понадобилось резать? Если кто-нибудь объяснит мне, какая связь между заговором против одного из монархов и двумя нежилыми помещениями, куда даже слуги, наверное, заглядывают не чаще, чем раз в год, буду чрезвычайно признателен.

Эйрин, большую часть обсуждения просидевшая молча, внезапно встрепенулась. В васильковых глазах баронессы вспыхнул огонек догадки.

— У меня появилась идея, — объявила она, резво вскочив с места. — Сейчас мы ее проверим. Только мне нужен помощник… с двумя руками, — на миг запнувшись, добавила девушка.

Дарж выступил вперед.

— К вашим услугам, миледи, — поклонился он.

Через несколько минут они вернулись. Эмбарец тащил огромную груду пергаментных свитков.

— Что это? — заинтересовалась Грейс.

— Сейчас покажу.

Баронесса наугад взяла один из свитков, придавила край чугунной солонкой на верхней полке буфета и с помощью Трэвиса и Грейс развернула. Нижний конец свитка почти достигал пола. Трэвис сначала не мог понять, что означают выцветшие линии и кружочки на пожелтевшем от времени пергаменте, а вот Грейс сразу сообразила.

— Да это же план крепости! — ахнула она.

В голове у Трэвиса словно что-то щелкнуло, и беспорядочное на первый взгляд переплетение кружков и линий моментально обрело смысл.

— Смотрите, вот верхний двор! — возбужденно воскликнул он, тыча пальцем в пергамент. — Здесь сад, лабиринт и парадный вход в замок! А что в остальных? Планы этажей и башен? Сколько же их тут?

Дарж, устав держать свитки в руках, вывалил всю охапку на стол. Часть из них скатилась на пол. Опустившись на колени, рыцарь собрал все до единого и присоединил к внушительной куче на столике.

— Что прикажете делать дальше, леди Эйрин? — спросил он, брезгливо отряхивая руки от пыли и паутины.

— Разворачивать и смотреть, — коротко ответила баронесса.

Разворачивать и смотреть пришлось целый час. Некоторые из пергаментов оказались очень древними — начертанными скорее всего столетия назад неизвестными строителями, заложившими фундамент будущей цитадели и возведшими первые крепостные бастионы. Многие из планов давно устарели и не соответствовали действительности, поскольку Кейлавер не раз перестраивался. На некоторых были отмечены уже несуществующие залы и коридоры, на других, наоборот, отсутствовали возведенные в позднейшие времена башни и постройки. В конце концов, они все же докопались до сравнительно новых чертежей, — тушь на них лишь немного поблекла от времени и сырости. А повезло Бельтану, первым обнаружившему нужный свиток.

— Нашел! — объявил во всеуслышание рыцарь, демонстрируя неприметный квадратик на развернутом им пергаменте.

Трэвис присмотрелся. Точно, та самая кладовая, отмеченная знаком Ворона, в которой они побывали с Грейс. К счастью, заброшенная подсобка, найденная ими позже, оказалась неподалеку и тоже была отмечена в том же свитке. Теперь оставалось только понять, что их связывает с заговором.

— А ну-ка передай мне тот свиток, что мы смотрели перед этим, — неожиданно попросила Эйрин, впившись в чертеж загоревшимся взглядом.

Бельтан недоуменно пожал плечами, но просьбу исполнил.

— А теперь разверни его и наложи сверху.

Трэвис моментально догадался, куда она клонит. Предыдущий свиток содержал план этажа, расположенного под тем, где находились обе отмеченные комнаты.

— Что, Эйрин? — сгорая от нетерпения и любопытства, не выдержала Грейс.

Баронесса дрожащей рукой указала на два квадрата на верхнем чертеже.

— Это опочивальня короля Персарда Перридонского, а это — спальный покой короля Соррина Эмбарского.

— Как я понимаю, спальни обоих монархов находятся под комнатами с вырезанным на дверях символом, — хладнокровно констатировал Дарж.

Трэвис приподнял верхний свиток. Расположение комнат в точности совпадало. Закрыв глаза, он постарался припомнить до мелочей посещение кладовой и подсобки. Ну конечно! Вентиляционная шахта! И лифт!

— Все ясно! — закричал он, хватая со стола чертеж. — Я понял, как убийцы собираются проникнуть в королевские покои! Видите пунктирные линии? Это вентиляционные ходы, соединяющие спальни обоих королей с нежилыми помещениями наверху. Отверстия в них достаточно велики, чтобы смог пролезть даже очень крупный мужчина.

Бельтан выругался.

— Придется идти к Бореасу. Если Грейс не ошиблась, заговорщики могут ударить в любую минуту.

— А вот я бы на вашем месте не торопился, — заметил Дарж, отвернувшись от окна, в которое упорно пялился вот уже целую минуту, хотя непонятно было, что он там выглядывает в темноте.

Неожиданное заявление эмбарца заставило всех повернуться к нему в ожидании объяснений. Тот не заставил долго ждать.

— Леди Грейс, будьте добры поточнее припомнить один момент из вашего ночного видения. Если не ошибаюсь, вы нам рассказывали, что каменный круг, где вы видели заговорщиков, освещала взошедшая луна в виде полумесяца?

— Да, — подтвердила она, удивленно приподняв бровь. — Весьма… живописный пейзаж.

Дарж отошел от окна. Широкий подоконник озарило серебристое сияние нависшей над крепостной стеной луны. Луны в первой четверти!

Грейс бросилась к окну. Прямо в глаза ей струил жемчужный свет узенький серп ночного светила.

— Как же так? — растерянно проговорила она упавшим голосом. — Я готова поклясться, что видела именно полумесяц!

— Так и будет, — кивнул эмбарец. — Только через пять дней.

Как ни странно, все мгновенно поняли, что он хочет сказать, хотя поверить в это было довольно-таки затруднительно.

— Так вот в чем дело, — задумчиво произнесла Грейс, возвратившись на место. — Все, что я видела и слышала, еще не произошло. И те двое встретятся в кругу стоячих камней только через пять дней…

— Значит, у нас еще куча времени! — радостно подхватила Эйрин. — Успеем все разузнать и разведать, а уж тогда и доложим королю.

Бельтану ее слова чем-то не понравились. Нахмурившись, рыцарь положил правую руку на эфес и упрямо сказал:

— А я настаиваю на том, чтобы сообщить Бореасу немедленно!

Грейс приблизилась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Король — твой родной дядя, Бельтан, и мы не можем тебе указывать, как поступить. Только, прежде чем пойти к нему, задумайся вот над чем. — Голос ее звучал ровно и бесстрастно, но в словах таилась железная логика. — Мы пока не знаем, на кого еще нацелен удар заговорщиков. Кстати, не исключено, что они и на самого Бореаса готовят покушение. Поэтому, на мой взгляд, нам не следует никого посвящать — до тех пор, во всяком случае, пока мы не соберем достаточно веские доказательства. И чем меньше людей будет об этом знать, тем больше у нас шансов эти доказательства заполучить. Кроме того, — добавила она, бросив взгляд на юную баронессу, — у нас с Эйрин имеются серьезные причины не рассказывать королю, каким образом я вообще узнала о существовании заговора.

Эйрин побледнела и закивала, умоляюще глядя на рыцаря.

Бельтан скрестил руки на груди и надолго задумался. Трэвис затаил дыхание. Он искренне восхищался самообладанием Грейс. Вот так же, наверное — спокойно, логично и доходчиво, — объясняла она своим пациентам в Денверском мемориальном, что означает поставленный диагноз и какие последствия могут иметь их недуги.

Бельтан со вздохом опустил руки.

— Хорошо, я не стану ничего рассказывать Бореасу, равно как и Мелии с Фолкеном. Понять бы еще, отчего у меня такое нехорошее чувство, будто я совершаю очень большую ошибку?

Увы, на этот вопрос ответа ни у кого не нашлось.

— Вот и договорились, — захлопала в ладоши Эйрин; правда, ее показная веселость никого не обманула: угроза разоблачения еще не изгладилась из памяти впечатлительной баронессы, поэтому голос ее нервно подрагивал, а синие глаза смотрели с опаской и неуверенностью. — Теперь мы тоже самые настоящие заговорщики!

— Если мы настоящие заговорщики, то должны как-то называться, — заметил Дарж, погладив усы.

— Верно, — закручинилась Эйрин. — У всех громких заговоров были названия. Что же нам придумать?

— А еще мы все должны принести клятву, — подыгрывая ей, подхватил Бельтан. — На чем поклянемся, тем и станем называться!

Трэвис обвел глазами комнату. Он плохо себе представлял, на чем положено приносить клятву, но смутно догадывался, что в средние века было принято клясться на оружии.

— Давайте поклянемся на ноже, — предложил он, не успев даже додумать мысль до конца. — На том самом. Это ведь с него все началось.

Грейс достала из ящика гардероба черный ножичек, вытянула руку с зажатой в ладони агатовой рукояткой и торжественно произнесла:

— Клянусь соблюдать тайну и молчание.

Трэвис накрыл ее руку ладонью.

— Присоединяюсь.

— Я тоже клянусь молчать и хранить тайну, — восторженно прошептала Эйрин; ее нежная ладошка, легшая поверх руки Трэвиса, была теплой и невесомой, как птичья лапка.

— И я клянусь, — солидно откашлявшись, объявил Дарж, водружая свою мозолистую лапищу поверх хрупкой девичьей ручки.

Последним оказался Бельтан.

— Клянусь, и да будет наш круг нерушим и тверд, как камень!

Руки пятерых заговорщиков соединились, возвещая о рождении тайного общества, именуемого отныне Кругом Черного Ножа.

82

Уже следующей ночью новоявленные заговорщики приступили к своей тайной деятельности.

Круг Черного Ножа собрался в полном составе, когда над крепостными бастионами зависла понемногу прибывающая луна. Большая часть обитателей замка к тому времени отправилась на покой, и даже неугомонные голуби перестали возиться и ворковать под окнами и на крышах. Пустынный верхний двор слабо освещали редкие коптящие факелы. Дрова, масло, воск и прочие горючие материалы обходились дорого, особенно зимой, поэтому их старались экономить даже в королевских резиденциях. По той же причине жители Зеи увязывали свой рабочий день с восходом и закатом солнца: рано вставали и рано ложились, зачастую отходя ко сну, едва начинало смеркаться.

Но не бывает правил без исключений. И здесь попадались люди, предпочитавшие обделывать дела под покровом ночи.

— А, вот и ты, Грейс, — облегченно вздохнула Эйрин, когда та пугливо озираясь, юркнула в пыльную заброшенную комнатку. Остальные были уже в сборе.

— Извините за опоздание, друзья, но меня задержал Бореас — перехватил по дороге сюда.

— Он ничего не заподозрил? — озабоченно спросил Трэвис, поправляя очки.

Грейс вздрогнула, почему-то решив сначала, что он имеет в виду ее занятия магией с Кайрен, но быстро сообразила, что речь идет о Круге Черного Ножа.

— Нет, не думаю, — сказала она и все равно не выдержала — оглянулась на дверь.

Бореас снова выскочил непонятно откуда, как чертик из табакерки, зажал ее в темном углу и заставил подробно излагать все слухи, сплетни, прогнозы и комментарии, услышанные и подслушанные ею на сегодняшнем заседании Совета. Грейс изо всех сил старалась держаться спокойно, но когда король ее покинул — так же внезапно, как появился, — она с ужасом обнаружила, что вся дрожит. Оставалось только гадать, обратил Бореас внимание на ее взвинченное состояние или не придал этому значения. По счастью, разговор оказался вынужденно кратким: в их обоюдных интересах было остаться незамеченными, иначе вся затея с якобы случившейся между ними размолвкой грозила с треском провалиться. Обстоятельство непредвиденное, но для Грейс, неизменно терявшейся в присутствии короля, более чем благоприятное.

— Будем надеяться, Грейс права, — тяжело уронил Бельтан. — Хоть я и не думаю, что Бореас сочтет наши сборища изменой, лучше не рисковать.

Дарж, не говоря ни слова, шагнул к двери и запер ее на засов.

Грейс скрестила руки на груди и спрятала озябшие пальцы под мышками, в который раз пожалев, что не прихватила меховую муфточку. В неотапливаемой комнате было ужасно холодно. Раньше в ней размещались караульные стражники, но когда возвели новую дозорную башню, много выше и удобней изрядно обветшавшей старой, здесь никого не осталось. Именно по этой причине Эйрин сочла заброшенную башню подходящим местом для тайных встреч.

— Я бы предложил на всякий случай выставить часового. Вдруг нас кто-то захочет подслушать, — заметил эмбарец.

— Нет, так не годится, — возразила баронесса. — Если один из нас останется за дверью, он не сможет участвовать в обсуждении.

Дарж подергал усы и задумался.

— Думаю… думаю, я смогу кое-что устроить, — вмешался Трэвис.

Грейс с пробудившимся интересом наблюдала, как он подошел к двери и приложил ладонь к облупившейся деревянной поверхности.

— Сирит! — прошептал Трэвис одними губами.

Полной уверенности у нее не было, но Грейс показалось, что кисть его руки на миг окуталась голубоватым сиянием. Он тут же отнял ладонь, и сияние исчезло.

— Что ты сделал, Трэвис? — спросила она.

— Произнес название руны тишины.

— Для чего?

Он погладил бороду — пышную, курчавую, полностью отросшую, красивого медно-золотистого цвета. Грейс впервые обратила внимание на пока еще редкие, но уже заметные серебристые вкрапления. Надо же, всего тридцать три года, а уже седеет!

— Вообще-то произносящий имя руны вызывает, по идее, содержащуюся в ней Силу. Точно не уверен, но если я сделал это правильно, руна тишины не позволит никому снаружи услышать, что происходит в этой комнате.

Грейс и Эйрин понимающе кивнули, хотя первая знала о рунах больше понаслышке, а вот оба рыцаря скривились, как от зубной боли.

— Если это руна тишины, то почему тогда мы слышим друг друга? — с подозрением осведомился Бельтан.

Трэвис в затруднении почесал затылок.

— Кто его знает? Магия — штука тонкая.

— Несомненно, — хмыкнул кейлаванец.

— Надеюсь, наш друг Трэвис не обидится, если мы подвергнем небольшой проверке результат его усилий, — высказался настроенный не столь скептически эмбарец. — В конце концов, он пока только ученик, и нельзя с него спрашивать, как с рунного мастера.

Очень скоро они убедились на опыте, что магия Трэвиса сработала точно по заказу. Выйдя в коридор, Грейс и Бельтан не услышали ни звука, хотя оставшиеся в комнате орали во весь голос.

Вернувшись, светловолосый рыцарь положил руку на плечо Трэвису.

— Прости, дружище, что усомнился в тебе, — произнес он покаянным тоном.

— Ерунда, — отмахнулся тот, но потом долгое время молчал, с некоторым удивлением разглядывая собственные ладони.

Убедившись, что подслушать их невозможно, заговорщики приступили наконец к непосредственному обсуждению.

— Я нашла еще одну отмеченную дверь, — без предисловий объявила баронесса.

Ее сообщение никого особенно не удивило. Знание предполагаемых жертв значительно сузило район поисков. Накануне Эйрин указала на планах замка покои оставшихся пяти монархов, и сегодня каждый из пяти заговорщиков — в одиночку и в разное время — должен был незаметно обследовать все прилегающие к их спальням помещения, в том числе на верхних и нижних этажах.

С помощью Бельтана баронесса разложила прихваченный с собой свиток на изрезанной и выщербленной столешнице колченогого стола и ткнула пальчиком в чертеж.

— Здесь. Сюда легко пробраться со двора черным ходом. Опять кладовка. Там сложены мешки с зерном. — Эйрин подняла голову, обвела взглядом присутствующих и закончила, выдержав драматическую паузу: — И там же ответвление в центральный водосток, проходящий как раз мимо спальни королевы Иволейны!

По спине Грейс пробежал озноб.

— Превосходная работа, миледи, поздравляю вас с удачей, — первым отреагировал Дарж. — Мне, увы, повезло куда меньше. Впрочем, я иного и не ожидал.

— Почему? - в недоумении спросила Эйрин.

Рыцарь ничего не ответил, только глубоко вздохнул, меланхолично глядя на нее своими грустными карими глазами.

Удача, как оказалось, сопутствовала не только баронессе. Грейс, как и Дарж, обследовавший помещения, прилегающие к покоям Бореаса, к сожалению, ничего не нашла в окрестностях апартаментов Эминды. Правда, поискам удалось уделить всего несколько минут — занятия с Кайрен затянулись, и у нее просто не хватило времени. Зато Трэвис и Бельтан оказались, что называется, с уловом. Одна отмеченная знаком Ворона дверь обнаружилась двумя этажами ниже опочивальни короля Лизандира и вела в чулан, соединявшийся с ней вентиляционной шахтой. За другой скрывались покои одного из мелких придворных, расположенные, по странному совпадению, прямо над апартаментами Кайлара Голтского. Бельтан даже побеседовал с занимавшим комнату эрлом и убедился, что тот ни сном ни духом не ведает о вырезанном на его дверях символе.

Рассеянно прислушиваясь к докладу Бельтана, Грейс с тревогой ощущала, как закрадываются и крепнут у нее нехорошие подозрения. Почему Дарж не нашел знака Ворона поблизости от покоев Бореаса?

Прекрати делать поспешные выводы, Грейс! Ты ведь тоже ничего не нашла рядом со спальней Эминды. А объясняется все очень просто: таинственный незнакомец еще не закончил порученное ему дело.

Эйрин угольком отметила на чертеже последнее из найденных помещений и с удовлетворенным видом полюбовалась результатом.

— Неплохо, на мой взгляд, для первого дня деятельности нашего Круга, — сказала она.

Бельтан покосился на испещрявшие пергамент черные метки и сумрачно покачал головой.

— Не вижу ничего хорошего, — возразил он. — По-моему, все только еще сильнее запуталось. Вчера мы имели всего две комнаты, за которыми нужно приглядывать, а сегодня их уже пять. А главное, мне совершенно непонятно, для чего им такое количество? Грейс вроде бы говорила, что заговорщики планируют прикончить только одну жертву!

— Они всегда метят места, куда собираются нанести удар, — тихо сказал Трэвис.

Остальные уставились на него, но взгляд скрытых за стеклами очков глаз был туманным и отсутствующим.

Г рейс первой нарушила затянувшуюся паузу.

— Заговорщик, который орудует в замке, говорил, что пока не знает, кто из монархов будет убит. Мне кажется, они пока выжидают и примут решение в зависимости от положения дел на Совете. И уберут того, чей голос будет определяющим при повторном голосовании.

Большим и указательным пальцами Дарж пригладил усы и спросил:

— Готов согласиться с вами, миледи, но как узнать, какой именно результат устраивает заговорщиков: за военный союз или против?

У Грейс ответа не имелось, хотя вопрос сам по себе был исключительно важным. Зная на него ответ, было бы гораздо легче вычислить наиболее вероятные кандидатуры. Сейчас же им оставалось только предполагать, что опасность в равной степени угрожает каждому из пяти монархов… или даже всем семерым, поскольку отсутствие меток в непосредственной близости к апартаментам Бореаса и Эминды еще ни о чем не говорило.

— Все это прекрасно, но давайте вернемся к нашим баранам, — вмешался Бельтан. — Итак, мы нашли еще три двери. Что будем делать?

— Наблюдать, — сказала Грейс.

Ту ночь всем членам Круга Черного Ножа пришлось провести почти без сна. Хорошо еще, что покои Бореаса и Эминды оказались почти рядом. В одиночку и парами, прячась в альковах и темных закоулках, пятеро заговорщиков вели наблюдение за теми коридорами, в которых, по их мнению, имелась наибольшая вероятность появления приверженцев Ворона.

Слежка продолжалась далеко за полночь, но никаких подозрительных личностей, если не считать откровенно зевающего мальчишки-лакея, отправленного на кухню страдающим от бессонницы хозяином, выявить не удалось. Кончилось тем, что они чертовски устали, замерзли и разошлись, договорившись продолжить наблюдение следующей ночью. Когда Грейс наконец добралась до постели, за окном уже брезжил серенький рассвет, а с карниза под крышей доносилось воркование проснувшихся голубей. Она так и не смогла уснуть — проворочалась до утра, пока не настало время снова одеваться и идти на очередное заседание Совета.

Потом ее ждала Кайрен. Занятия Грейс с графиней Силезской успешно продвигались, хотя она далеко не всегда понимала, куда именно. Таящимся внутри нее Даром Грейс уже овладела настолько, что ей достаточно было секундной концентрации мысленных усилий, чтобы освободить сознание и ощутить биение жизненной силы во всех окружающих предметах. Однако, когда она спрашивала наставницу, как следует применить и куда направить оказавшуюся под ее контролем мощь, Кайрен упорно молчала, порой доводя Грейс до бешенства своей загадочно-снисходительной улыбочкой.

К тому времени, когда Круг Черного Ножа собрался вновь, уже окончательно стемнело. Правда, на этот раз Грейс оказалась первой, и ей пришлось несколько минут скучать в одиночестве в сыром и холодном винном погребе, выбранном Эйрин для очередной встречи.

— Лорд Олрейн поручил мне заняться подбором вин для предстоящего празднования Дня Среднезимья, — объяснила баронесса, когда все были в сборе, — и если нас тут застукают, я всегда смогу отговориться тем, что мы заняты дегустированием.

— Дегустированием?! — оживился Бельтан. — Да это же просто замечательно! Какую бочку прикажете открыть первой, миледи?

— Никакого дегустирования не будет, милорд, — сухо отрезала Эйрин. — Это всего лишь предлог.

На физиономии рыцаря отразилось такое огромное разочарование, что всем стало его ужасно жалко.

Баронесса развернула свиток, собираясь распределить посты для ночного дежурства, но Дарж жестом попросил ее повременить.

— Сегодня мне повезло немного больше, чем вчера, друзья, — начал эмбарец. — Я нашел комнату для прислуги, отмеченную символом культа Ворона. Комнатка маленькая, с одним окошком, но под этим окошком тянется широкий карниз, проходящий также мимо окон спальни королевы Эминды. Вот эта комната, — ткнул он пальцем в крошечный прямоугольник на чертеже.

Грейс вскинула голову.

— Не может быть! Я точно помню, что вчера осматривала это место, и никакого знака там не было.

— Значит, его вырезали прошлой ночью, — констатировала Эйрин и с горечью добавила: — А мы, как полные идиоты, торчали до утра по углам и ничего не заметили!

— Да, не повезло, — огорченно крякнул Трэвис, а плечи эмбарского рыцаря поникли, как будто это он один был повинен в том, что они упустили неизвестного злоумышленника.

Грейс сочувственно посмотрела на Даржа и, чтобы хоть немного его утешить, бодро сказала:

— Ничего страшного, друзья. Теперь мы знаем местонахождение шести комнат, позволяющих проникнуть в покои шести правителей. Остается седьмой — Бореас. На его апартаментах и сосредоточим все наши усилия и, я уверена, обязательно поймаем негодяя!

— А я еще раз предлагаю пойти к нему и все рассказать, — хмуро буркнул Бельтан, отнюдь не убежденный ее наигранным энтузиазмом. — По одному слову Бореаса полсотни вооруженных рыцарей прочешут замок мелким гребнем от подземелий до зубцов крепостных башен.

— Нет, только не к нему! — испугалась Эйрин.

Рыцарь коротко взглянул на нее и нехотя кивнул. Грейс заметила, что ему стоило усилий удержать при этом руки в неподвижности.

— Что ж, продолжим наблюдение, — подытожил Трэвис.

Грейс незаметно обменялась с ним взглядом. Только они двое знали настоящий план, в детали которого было решено пока не посвящать остальных. Разумеется, они будут продолжать наблюдение, и если где-то в окрестностях апартаментов Бореаса появится угрожающий ему смертью знак, без колебаний обратятся к королю за помощью. Если же этого не произойдет…

Пальцы Грейс нащупали сквозь кожу висящего на поясе кошеля деревянную фигурку быка.

— Идем, друзья, — сказала она. — Пора занимать посты.

83

На следующий день, вскоре после полудня, Грейс и Эйрин отправились во двор на прогулку. Заседание Совета Королей уже закончилось: Кайлар Голтский последним из монархов завершил свой доклад, после чего был объявлен трехдневный перерыв. Когда же Совет соберется вновь, пройдет второе — заключительное — голосование. Таким образом, у подруг выдалось небольшое «окно» — их магические занятия начнутся ближе к вечеру, а сбор Круга Черного Ножа был назначен на еще более поздний час, — которое они могли посвятить обсуждению собственных проблем.

По календарю было двадцатое число месяца вальдата, приблизительно соответствующего земному декабрю. Последние деньки выдались ясными, солнечными и необыкновенно холодными. Вынесенное во двор ведро с водой замерзало в считанные минуты, а те, кто отваживался бросить вызов стуже, были вынуждены с ног до головы закутываться в теплые вещи, не оставляя на поживу морозу ни единого открытого участка кожи.

Сегодня, однако, утро было сереньким и туманным, а к полудню заметно потеплело. Грейс как раз сидела и раздумывала, не подышать ли ей свежим воздухом, когда в дверь постучала Эйрин, уже одетая в плотное шерстяное платье и меховую пелерину с капюшоном.

— Одевайся, пошли пройдемся, — предложила баронесса прямо с порога.

Грейс не стала спорить. Последнее время она крутилась как белка в колесе, не имея свободной минутки просто прогуляться по саду или поговорить с подругой, как бывало раньше, не о государственных делах, вроде королей и королев, колдуний, заговорщиков и убийц, а о чисто женских мелочах.

Бодро скрипел под сапожками выпавший ночью снежок, и уже не хлюпала сдавшаяся наконец морозу, казалось, неистребимая грязь. Грейс глубоко вдохнула. Обжигающая студеная струя хлынула в легкие, но ее меньше всего волновала опасность простудиться. Пьянящий после густейшей сортирно-кухонной вони, игравшей роль атмосферы внутри стен замка, свежий воздух словно скальпелем снял наслоившиеся на клетки мозга чад, копоть, и угар, прогнав отупение и оставив их первозданно чистыми.

Грейс и Эйрин оказались далеко не единственными из обитателей цитадели, кого относительное потепление подвигло высунуть нос за пределы жарко протопленных помещений. По одиночке и группами люди гуляли по площади, по саду или спускались в нижний двор, откуда доносились крики рыночных зазывал. Рядом прогуливалась симпатичная парочка — молодой эрл с дамой. Грейс узнала обоих: придворный из свиты Бореаса и его юная супруга, вступившие в брак меньше недели тому назад.

Горестный вздох сорвался с уст Эйрин облачком мгновенно застывшего пара. Грейс вопросительно посмотрела на подругу.

— Ты когда собираешься выйти замуж, Грейс? — внезапно спросила баронесса.

Невинный, казалось бы, вопрос произвел воздействие, сравнимое с оплеухой. Грейс пошатнулась, и Эйрин пришлось поддержать ее за локоть.

— Что с тобой? — испугалась баронесса.

Она не имела в виду ничего дурного, Грейс. Не забывай, что ты попала в другой мир, где знатным дамам положено выходить замуж вне зависимости от их желания. Любовь во внимание не принимается, браки заключаются исключительно по расчету.

— Сомневаюсь, что когда-нибудь вообще надумаю, — ответила она после паузы.

Ответ Грейс не только заметно удивил Эйрин, но и заставил ее задуматься. Очевидно, ей никогда и в голову не приходило рассматривать подобный вариант. Она снова тяжело вздохнула.

— Сейчас король Бореас по горло занят делами Совета, но как-то раз намекнул, что к весне подыщет мне достойного мужа. Если только весна когда-нибудь наступит, во что сегодня верится с трудом.

Грейс внимательно посмотрела на подругу.

— И кого же ты хочешь, чтобы он выбрал?

— Хорошего надежного человека, который будет править моим баронством сильной и справедливой рукой, — заученной скороговоркой ответила Эйрин.

— Я не об этом спрашиваю, — мягко сказала Грейс.

— Если ты имеешь в виду, не питаю ли я к кому-нибудь тайной страсти, ответ отрицательный.

— А как насчет Бельтана? — подумав немного, спросила Грейс.

Баронесса улыбнулась.

— Ты ошибаешься, Грейс, приписывая королевскому племяннику и мне чувства, которых нет и не может быть. Да, я люблю Бельтана, но люблю как старшего брата, и не сомневаюсь, что и он относится ко мне лишь как к сестре, не более того. Стоит ему пожелать, он без труда достигнет внутреннего круга мистерий Ватриса. — Взор ее затуманился, улыбка погасла, лицо опечалилось, черты приобрели непривычную жесткость — как у скорбящей мраморной статуи. — Поэтому лучше не тешить себя иллюзиями и не позволять выбирать сердцем, заранее зная о том, что выбор падет на другого…

Слова баронессы падали в морозный воздух ледяной крошкой, и если бы Грейс верила в судьбу, она прокляла бы ее в тот миг. Еще одна парочка неторопливо приближалась к ним, направляясь к ведущим в нижний двор воротам. Леди была юной, пухленькой и весьма смазливой, но внимание Грейс привлекла вовсе не она, а ее спутник. Она ни разу не встречалась с ним после того пиршества, когда он так цинично и оскорбительно ответил отказом на робкое приглашение Эйрин пойти потанцевать. С тех пор он совершенно не изменился: те же широкие плечи, квадратная челюсть, золотистые кудри на непокрытой, несмотря на холод, голове и надменная, самоуверенная физиономия.

— Леотан!

Эйрин тоже узнала молодого человека, чье имя невольно сорвалось с ее губ. Юноша и девушка, держась за руки, пересекли двор и поравнялись с ними. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, спутница Леотана повернула голову, встретилась глазами с Эйрин и с улыбкой превосходства крепче сжала руку кавалера, который вообще не соизволил даже посмотреть в их сторону.

— Ненавижу его! Ненавижу!

Дикая злоба, прозвучавшая в словах баронессы, повергла Грейс в шок и заставила резко обернуться. Эйрин за ее спиной выглядела застывшим изваянием. Ее левая рука была сжата в кулак, сузившиеся глаза превратились в две синие льдинки.

— Эйрин!

— Это неправильно! — прошипела баронесса. — Почему такой негодяй так божественно красив?! О, как же я его ненавижу!

Внезапно глаза Эйрин закатились, спина выгнулась дугой, она приподнялась на цыпочки, и Грейс мгновенно уловила разлившееся в атмосфере присутствие — только в этот раз оно ощущалось куда более мощно, нежели в первый день ее занятий с Кайрен, и было пронизано темной Силой, порожденной слепой яростью и ревностью. Направленный сгусток энергии черной волной скользнул мимо Грейс, задев ее краешком и едва не свалив с ног. Тревожный женский крик заставил ее вскинуть голову. Леотан, покачиваясь и держась обеими руками за виски, замер в десятке ярдов от прохода в нижний двор. Его пассия стояла в нескольких шагах от него и испуганно голосила.

Грейс поняла, что у нее в запасе всего несколько секунд, прежде чем случится непоправимое. Схватив баронессу за руку, она с силой сжала ее запястье.

— Прекрати, Эйрин! — приказала она, придав своему голосу остроту и холод кинжальной стали. — Прекрати немедленно!

Баронесса не реагировала. Тогда Грейс впилась ей в руку ногтями — так глубоко, словно вознамерилась сокрушить хрупкие девичьи косточки. Застонав от боли, Эйрин разжала кулак и обмякла в объятиях подруги. Леотан в последний раз покачнулся и опустил руки. Его хорошенькая спутница бросилась к нему и, рыдая, принялась вытирать носовым платочком хлещущую из носа кровь. Затем подхватила под локоть и решительно потащила назад. Леотан вначале вяло сопротивлялся, потом позволил ей увлечь себя обратно в замок.

Грейс отстранила от себя баронессу, принуждая ее стоять самостоятельно. Та бросила взгляд на дверь, за которой скрылись Леотан с девушкой, и хриплым срывающимся голосом прошептала:

— Во что мы с тобой превращаемся, Грейс?

Грейс только головой покачала. Она не знала ответа на этот вопрос, к тому же ее больше заботило не то, в кого они могут превратиться, а то, кем они уже стали.

— Я замерзла, — пожаловалась Эйрин.

— Тогда идем греться, — со вздохом сказала Грейс и за ручку, как маленькую, повела подругу домой.

Уложив совершенно разбитую Эйрин в постель, Грейс отправилась побродить по замку. Она знала, что нужно вернуться к себе, где они с Кайрен договорились встретиться для очередного урока, но ей необходимо было некоторое время побыть в одиночестве, чтобы привести в порядок мысли и чувства.

Погуляв с полчаса, Грейс с удивлением обнаружила, что стоит перед дверью собственной комнаты. Подсознание само приняло решение: она все же хотела продолжать занятия, невзирая на случившееся с Эйрин во дворе. А может, даже и благодаря этому. Ясно, что баронесса воспользовалась своим Даром, чтобы воздействовать на организм Леотана. Но ведь и она сама поступала тем же образом, работая в приемном отделении экстренной помощи, с той лишь разницей, что применяла свои способности бессознательно и для исцеления больных.

Как бы то ни было, Грейс Беккетт не привыкла отказываться от знаний. Решительно толкнув дверь, она вошла в спальню.

— A-а, вот и ты, сестра!

Кайрен в красивом зеленом платье, отделанном под змеиную кожу, стояла у камина с кубком вина в руке.

— Тебя не было, а мне страшно хотелось пить, — продолжала она. — Надеюсь, тебе не жаль для меня глотка вина, милочка?

Присутствие графини Силезской в ее покоях удивило и встревожило Грейс. Удивило, потому что она не ждала наставницу так рано, а встревожила ее мысль о том, что могла найти Кайрен, вздумай она обыскать комнату в отсутствие хозяйки. К счастью, самые драгоценные для нее предметы — половинка монеты, ожерелье и визитка Адриана Фарра — всегда находились при ней в кошельке у пояса, но если графиня обнаружила спрятанные в шкафу пергаментные чертежи с пометками заговорщиков… Интересно, что она подумает, увидев эти свитки? Впрочем, для Грейс по-прежнему оставалось загадкой, о чем думает и к чему стремится ее зеленоглазая учительница. Та определенно вела какую-то свою игру, конечная цель которой, несомненно, заключалась в том, чтобы добиться более высокого положения для самой Кайрен, но вот методы достижения этой цели пока были неясны.

— О чем речь, Кайрен? — воскликнула Грейс. — Мой дом — твой дом. Ты же знаешь, что я всегда рада тебя видеть!

Графиня недоверчиво усмехнулась. Грейс вошла в комнату и затворила за собой дверь.

— Как тебе показался лорд Логрен, милочка?

Грейс от неожиданности выпустила из рук кувшин с вином, но, к счастью, ухитрилась подхватить его, прежде чем тот опрокинулся. Налила себе половину кубка и только тогда повернулась к Кайрен. Откуда она узнала, что Грейс постоянно думает о лорде главном советнике Эриданского доминиона? Или, если уж на то пошло, что она вообще с ним знакома? Чтобы выиграть время и собраться с мыслями, Грейс поднесла кубок к губам и принялась пить маленькими глоточками.

Графиня, шурша юбками, приблизилась к ней.

— Тебе нечего бояться с моей стороны, сестра, — сказала она. — Поверь мне, мужской силы Логрена с избытком хватит на нас обеих. Как и его мужского достоинства, в чем мы с тобой также имели возможность убедиться, — добавила Кайрен с бесстыжей ухмылкой.

Грейс передернуло. Ей было противно выслушивать подобные гадости, и в то же время она жадно ловила каждое слово. Перед мысленным взором вновь предстала завораживающая воображение картина: большие сильные руки Логрена на ее плечах — такие горячие, властные и темные, почти черные на фоне ее белоснежной кожи. Усилием воли Грейс привела в норму дыхание и справилась с дрожью в голосе.

— Чего ты хочешь от меня, Кайрен?

— Ах, сестра, ты опять неправильно ставишь вопрос. Тебе бы следовало спросить: «Чего ты хочешь для меня, Кайрен?» — Она поставила свой кубок на стол и заставила Грейс сделать то же самое. Затем взяла ее руки в свои и заглянула в глаза. — Ты постоянно ставишь меня в тупик, милочка. Ты можешь поспорить красотой с прекраснейшей из богинь, но упорно отказываешься воспользоваться ею. Иногда мне кажется, ты просто сама не сознаешь, как ты красива!

Грейс недоуменно покачала головой. О чем она говорит?

— Позволь, я покажу тебе, сестра. Только так ты сумеешь осознать, на что способна. Только так сможешь понять, что быть колдуньей — это несравненно больше, чем уметь толочь в ступке травы и варить магические снадобья.

Горячие пальцы Кайрен скользили по ее рукам, плечам, шее, груди… Грейс вся дрожала, но не могла даже пошевелиться. Медоточивый голос наставницы проникал в глубины сознания, подавляя волю и затуманивая мозг:

— Примкни ко мне, сестра! Слейся со мной! Сплетем вместе нашу магическую сеть, и тогда даже сам Логрен сделается покорнее воска в наших руках.

Она прижалась щекой к щеке Грейс. Кожа ее была нежной и бархатистой, но на диво горячей. Легкий стон сорвался с губ Грейс — на большее у нее уже не осталось сил.

— Слейся со мной, и он будет наш! — назойливо лился в уши торжествующий шепот.

— Леди Кайрен!

Повелительный тон и холодное бешенство в голосе заставили сиятельную графиню Силезскую отпрянуть и сжаться в комочек, как нашкодившего ребенка, застигнутого врасплох строгими родителями. Грейс пошатнулась и прислонилась спиной к буфетной полке. Вновь обретя способность владеть своим телом, она подняла голову и увидела на пороге королеву Толории — высокую, величавую, прекрасную и разгневанную. Ледяной взгляд Иволейны остановился на трепещущей Кайрен, скользнул по бледной, все еще дрожащей Грейс и вновь вернулся к графине. Судя по ее лицу, королева сразу оценила обстановку и поняла, что происходит. Во всяком случае, куда лучше, чем Грейс, которая только сейчас начала смутно подозревать, что неожиданное появление Иволейны избавило ее от чего-то ужасного и отвратительного.

— Вы можете идти, леди Кайрен, — сухо сказала королева не оставляющим выбора тоном.

— Но, сестра!.. — с умоляющим видом подалась вперед графиня.

— И не смейте так меня называть, — бесстрастно произнесла Иволейна и безжалостно добавила: — Ваша миссия окончена. Отныне я сама стану заниматься с леди Грейс.

Кайрен смертельно побледнела. В зеленых глазах вспыхнул панический ужас.

— Поверьте, ваше величество, я всего лишь хотела…

— Как, вы еще смеете оспаривать мои слова, Кайрен?!

Вздрогнув, как от пощечины, графиня умолкла. Страх и отчаяние в ее глазах мгновенно сменились мстительной злобой. Она выпрямилась во весь рост и расправила плечи.

— Когда-нибудь вы сильно об этом пожалеете, ваше величество!

— Я уже жалею, леди Кайрен. О том, что доверилась вам.

Графиня, изо всех сил стараясь выглядеть беззаботно, направилась к выходу. Стоя на пороге, она обернулась и посмотрела на Грейс странным взглядом, в котором ненависть боролась с завистью и невольным уважением.

— Ты никогда не забудешь сегодняшнего урока, милочка. Я знаю, можешь мне поверить!

Глаза ее в последний раз полыхнули изумрудным блеском, и дверь за Кайрен захлопнулась.

Грейс так ослабела, что сомневалась, сможет ли сделать хоть шаг самостоятельно. Но Иволейна, словно почувствовав ее состояние, шагнула к ней и взяла за руку. По сравнению с обжигающими прикосновениями Кайрен пальцы королевы казались холоднее льда. Она отвела Грейс к камину и усадила в кресло, сама же осталась стоять.

— Слушайте меня внимательно и запоминайте, леди Грейс, — начала Иволейна, — потому что я не намерена повторять дважды. Впрочем, не сомневаюсь, что вы прекрасно все усвоите с первого раза. Дар Кайрен невелик, как и подвластные ей чары. Она способна лишь на простейшие магические действия, позволяющие ей удовлетворять свои столь же элементарные потребности. Но ваш Дар, равно как и Дар леди Эйрин, несравнимо сильнее и может позволить, если вы того пожелаете, достичь почти беспредельного могущества. Вы добились поразительных успехов за очень короткий срок и неплохо научились контролировать свой Дар, в чем вам, несомненно, помог приобретенный ранее опыт целительского мастерства. Леди Эйрин придется куда труднее. Ее способности скрыты глубже, и их тяжелее пробудить, но Дар этой юной девушки, на мой взгляд, превосходит и ваш, и мой. Если она научится владеть им без ограничений, то сможет стать величайшей волшебницей нашего времени.

Грейс согласно кивнула:

— Да, я знаю, как нелегко ей приходится. Эйрин — очень хорошая девушка, добрая, нежная, чистая, справедливая. Но она действительно совсем не умеет владеть собой. Сегодня я сама стала свидетельницей того, как она не смогла справиться с вызванным ревностью гневом. Это могло плохо кончиться, если бы я не вмешалась. — Она подняла голову и посмотрела на Иволейну. — Как бы я хотела помочь ей избежать страданий на избранном нами пути! Она ведь еще совсем девочка, ваше величество, и может не выдержать.

Взгляд королевы подернулся непроницаемой дымкой.

— На избранном нами пути страдания неизбежны, леди Грейс. За все приходится платить, и чем грандиознее цель, тем выше плата. — Взор ее вновь обрел прежнюю ясность, на губах появилась улыбка. — Между прочим, ты можешь называть меня сестрой, сестра, — разумеется, когда мы наедине.

Грейс никогда бы не доверила, что у нее получится, но она нашла в себе силы улыбнуться в ответ.

— Итак, ва… сестра, чему мы посвятим наше сегодняшнее занятие?

— Полагаю, на сегодня достаточно, — ответила Иволейна, направляясь к двери. Не дойдя до порога, она обернулась и смерила Грейс задумчивым взглядом. — Впрочем, тебе следует выслушать еще одну вещь. Я уже говорила, что Дар леди Эйрин скрыт глубоко, и это мешает ей в полной мере воспользоваться им. То же самое относится и к тебе, сестра. Значительная часть твоего истинного «я» скрыта за плотно закрытой дверью, и даже мне не под силу проникнуть сквозь эту преграду. Но я обязана предупредить тебя, что, отгораживая таким образом свое сознание, ты невольно ограничиваешь пределы доступной тебе магии. Знай, не открыв все замки и запоры, не освободившись полностью, ты никогда не сможешь до конца реализовать свой Дар. И только ты одна можешь сделать выбор.

Слова королевы мучительным эхом отдавались в голове, пробуждая, казалось бы, навсегда похороненные под пластами памяти воспоминания. Зажмурившись, Грейс вновь увидела пляшущие языки пламени, обуглившуюся дверь, услышала крики обреченных на страшную гибель людей… Сможет ли она когда-нибудь осмелиться переступить через это?

Она открыла глаза.

— Нет, — прошептала она. — Я… я не смогу!

Лицо Иволейны сделалось похожим на непроницаемую маску.

— Тогда тебе не суждено узнать, кем бы ты могла стать. Доброй ночи, сестра.

Дверь открылась, потом закрылась, и Грейс осталась наедине с собой и с огнем, пылающим в камине и в ее охваченной смятением и неуверенностью душе.

84

Трэвис стряхнул за порогом снег с плаща и только тогда позволил себе войти.

— Мелия, Фолкен? Вы где? Я вернулся.

Тишина. И угли в камине потемнели и подернулись серой золой. Трэвис шагнул вперед и снова позвал:

— Бельтан?

Никого. Куда же они подевались? Быть может, заседание Совета затянулось дольше обычного? Нет, не сходится: Фолкен вчера говорил, что официальные доклады закончены и в работе Совета объявлен трехдневный перерыв. Что же тогда стряслось?

Еще утром Рин и Джемис предупредили его, что занятия закончатся рано. К слову сказать, когда Трэвис уходил, ни один из рунных мастеров не вышел принять выполненное задание и проводить его. И верхний двор, несмотря на дневное время, показался ему необычно безлюдным. Да что, черт побери, происходит и почему он об этом ничего не знает?!

Трэвис выглянул в окно. Мокрый снежок, запорошивший плащ, пока он перебегал через двор, прекратился, словно кто-то могущественный выкрикнул в небеса название отворяющей руны «Урат». Облака над замком послушно раздвинулись, обнажив расширяющуюся полоску сапфирового неба. Тучи расползались буквально на глазах у Трэвиса; багровый диск склоняющегося к горизонту светила сначала окрасил их рваные молочные края в цвет медового отвара, а затем и вовсе растопил до прозрачности.

Он зябко поежился. Хочешь не хочешь, а огонь разводить придется. Взяв кочергу, Трэвис принялся ворошить угли, надеясь отыскать еще не до конца угасшие под слоем золы.

— Привет! Как хорошо, что я тебя застала.

Трэвис аж подскочил от неожиданности, выронив кочергу.

— Слушай, тебя никогда не учили стучать, прежде чем войти? — сердито проворчал он, тщетно пытаясь унять сердцебиение.

Грейс обиженно закусила губу.

— Между прочим, дверь была открыта!

— Между прочим, это еще не повод, чтобы забывать о вежливости.

Кровь отхлынула от ее лица, пальцы впились в дверной косяк.

— Прошу прощения, Трэвис. Я… я сейчас…

— Ты сейчас войдешь, присядешь и выпьешь со мной вина, — со вздохом сказал он, протягивая руку. — Прости, что сорвался, уж очень ты меня напугала.

Грейс с улыбкой кивнула, прошмыгнула в комнату и затворила дверь. Трэвис украдкой окинул ее восхищенным взглядом. Фиолетового цвета платье выглядело сравнительно простеньким и безыскусным, тем не менее оно каким-то удивительным образом оттеняло и подчеркивало ее царственную красоту. Едва ли кто-нибудь мог усомниться в том, что видит перед собой настоящую герцогиню — величественную, гордую, неприступную. Надо же, держится как королева, а стоит столкнуться с простейшими житейскими проблемами вроде общения с людьми или открытых дверей — сразу тушуется, как студентка-первокурсница.

— Ты не в курсе, что творится, Грейс? Замок как будто вымер.

Шурша юбками, она прошла в глубь комнаты и присела в любимое кресло Мелии.

— Ты разве не знаешь, что на сегодня намечена грандиозная вечеринка? Все слуги с раннего утра готовят пиршественный зал, а господа руководят. Потому, наверное, до сих пор и не закончили.

— Откуда мне знать? Меня, как всегда, не пригласили и даже не поставили в известность, — обреченно махнул рукой Трэвис. — Хотя чему тут удивляться…

— Вообще-то тебя тоже пригласили, но я сказала лорду Олрейну, что ты приболел, — смущенно призналась Грейс. — И предупредила, что тоже не смогу прийти, так как буду за тобой ухаживать.

— Зачем? — изумился Трэвис.

— Мне нужна твоя помощь.

Инстинктивное предчувствие заставило встать дыбом волосы у него на шее. В голове забрезжила смутная догадка, вызванная то ли лихорадочным блеском ее глаз, то ли решительно сжатыми челюстями, то ли наброшенным поверх платья тяжелым, подбитым мехом плащом. Брошенный за окно короткий взгляд лишь подтвердил его подозрения и помог им окончательно оформиться. На фоне пламенеющего закатного неба ее очертания выглядели бледными и размытыми, но сомнений быть не могло: только что взошедшая луна имела форму правильного полумесяца.

— Это случится сегодня, не так ли? Я имею в виду, ты сегодня видела тех двоих в каменном кругу… То есть нет, ты видела их пять дней назад, но встретились они сегодня… Или должны встретиться сегодня… Черт, совсем запутался!

Грейс поняла, что Трэвиса понесло. Если его сейчас не остановить, он может совсем расклеиться. Протянув руку, она мягко сжала подрагивающие пальцы.

— Успокойся, прошу тебя. Пойми, это наш единственный реальный шанс узнать, кто они. Без этого мы не сможем предотвратить убийство.

Трэвис мысленно застонал. Затея Грейс представлялась ему безумной, смехотворной, идиотской и смертельно опасной. Но самое скверное заключалось в том, что она была права. Круг Черного Ножа так и не сумел поймать таинственного резчика по дереву — равно как и обнаружить отмеченную знаком дверь в непосредственной близости от апартаментов короля Бореаса. И теперь у них действительно остался только один шанс выяснить личности заговорщиков.

— Почему ты не обратилась к Даржу или Бельтану? От них куда больше проку, если дело дойдет до драки.

— Бореас или Соррин обязательно обратят внимание, если кто-то из них будет отсутствовать на пиру. А лишние вопросы нам ни к чему.

Трэвис вздохнул и с тоской покосился на камин, где разворошенные им угли возродились к жизни и даже выпустили робкие огненные побеги, подлизывая остатки недогоревших дров. Интуиция подсказывала, что вновь насладиться теплом ему удастся ох как не скоро.

— Что ж, давай собираться, — сказал он с наигранной бодростью.

Бледное лицо Грейс озарилось улыбкой. С ней это случалось так редко, что Трэвис в полной мере оценил степень ее признательности.

— Спасибо тебе, Трэвис, — с чувством произнесла она, заставив его смущенно отвести глаза.

В замковой конюшне их встретил всего один дежурный мальчишка-конюшонок, которого ее светлости герцогине Беккеттской без труда удалось убедить оседлать и вывести двух коней — якобы для верховой прогулки.

— Ты уверена, что справишься с этим мастодонтом? — робко поинтересовался Трэвис, бросив тревожный взгляд на выбранного Грейс гигантского вороного жеребца.

— Это же Черногривый, конь Даржа, — рассмеялась она, ласково потрепав жеребца по холке; тот ткнулся мордой ей в ладонь и негромко заржал. — Смотри, он меня вспомнил!

— Тебе видней, — не стал спорить Трэвис, но близко подходить не решился: Черногривый с его габаритами мог запросто втоптать в грязь троих таких, как он, даже не заметив, что на кого-то наступил.

Для самого Трэвиса заспанный подросток оседлал смирного каурого меринка, на котором он проделал весь долгий путь от Кельсиора до Кейлавера. Рядом с великаном Черногривым тот производил впечатление пони-недоростка.

— Знаешь, мне почему-то кажется, что Дарж не оценит юмора, если ты уведешь его коня, — предпринял Трэвис последнюю попытку убедить спутницу изменить выбор.

— Не сомневаюсь! — фыркнула Грейс. — У Даржа вообще нет чувства юмора.

— Ты хоть верхом-то ездить умеешь?

— А тут и уметь нечего. Я уверена, что Черногривый не позволит мне упасть.

Против этого утверждения у Трэвиса аргументов не нашлось. Он сдался и позволил ей делать все, что она захочет.

Солнце уже нависало над горизонтом, когда они выехали из городских ворот. Студеный ветер дул им навстречу, наполняя легкие свежим дыханием. Несмотря на рискованность задуманного предприятия, Трэвис был рад хоть ненадолго вырваться на свободу из-за опостылевших крепостных стен. С первых минут пребывания в этом мире он постоянно куда-то двигался — пешком или верхом, — имея перед собой определенную цель. Едва ли Трэвис отдавал себе отчет в том, что ему просто нравилось путешествовать, зато точно знал, что сидение на одном месте действует на него угнетающе. Подставив лицо ветру, он неожиданно рассмеялся и пришпорил каурого, стараясь не думать о том, что ждет их в конце пути и что сотворит с ним Мелия, узнав, в какую сумасшедшую авантюру он позволил себя вовлечь.

Дорога спиралью опоясывала холм, спускаясь от вершины к подножию. Время от времени Трэвис поглядывал на Грейс, но та ни разу не дала ему повода усомниться в своей безопасности. Она без посторонней помощи взобралась на спину Черногривого, как-то очень ловко подобрала юбку, прикрыла плащом ноги и в седле держалась прямо и уверенно, как будто полжизни не слезала с коня. Поводьями Грейс не пользовалась, хотя и держала их на всякий случай в руке. Возможно, она и испытывала некоторые трудности, разговаривая с людьми, но эта черная махина весом минимум в полтонны слушалась ее беспрекословно. По сравнению с ее изящной посадкой Трэвис, проехавший верхом сотни миль, выглядел на своем косматом мерине не более грациозно, чем мешок с картошкой.

От подножия холма потянулась прямая, хорошо наезженная дорога, и они позволили лошадям размять ноги, пустив их вскачь. День близился к концу, поэтому людей навстречу попадалось немного. Крестьяне — кто с вязанкой хвороста, кто с брикетом торфа — спешили укрыться в своих лачугах до наступления ночи, а редкие всадники торопились поспеть до сумерек в крепость и с некоторым удивлением поглядывали на ехавшую в противоположном направлении парочку.

Опомнись, Трэвис! Куда тебя несет, кретин?!

Мелькали, проносясь мимо, запорошенные снегом каменные изгороди и голые черные сучья лишенных листвы деревьев. Девственная белизна раскинувшихся по обе стороны полей придавала им отпечаток седой древности, внушая стороннему наблюдателю невольную мысль о незыблемости и неизменности этих бескрайних заснеженных просторов. Приглушенный стук конских копыт по зимнику на минуту сменился звонким цокотом. Всадники достигли старого каменного моста через реку Темноструйную и преодолели его в том же темпе. Меж устоями неслась темная непрозрачная вода, поблескивая пляшущими на стремнине мелкими льдинками. Фолкен как-то говорил, что быстрое течение не дает льду сковывать эту реку льдом даже в самые суровые зимы. Если верить словам барда, последний раз Темноструйная замерзала больше сотни лет назад.

Река и мост остались за спиной, и копыта лошадей снова выбивали из заснеженного грунта глухую барабанную дробь. Перегораживающие поля изгороди становились все ниже и встречались все реже, а потом и вовсе перестали попадаться. Безмолвный пейзаж больше не оживляли деревенские избы, и лишь изредка где-то далеко на горизонте можно было заметить сизую струйку дыма из печной трубы затерявшегося в глуши одинокого хутора. Дальше начиналась обширная заболоченная низменность, простирающаяся до самой опушки Сумеречного леса.

— Ты уверена, что сможешь найти то место? — спросил поравнявшийся с Черногривым Трэвис; ему не пришлось даже повышать голос — в кристально-прозрачном морозном воздухе звуки разносились далеко, и их не заглушал ни посвист ветра, ни стук копыт.

— Думаю, что смогу. Дарж бывал там и подробно мне описал. Основной ориентир: ложбина между двумя одинаковыми холмами.

Довольно туманная инструкция, но прежде чем Трэвис успел уточнить, Грейс заставила Черногривого круто свернуть с зимника на снежную целину. Косматый мерин оказался сообразительней своего хозяина, и пока тот хватался за поводья, сам пристроился за могучим жеребцом, прокладывающим путь подобно ледоколу. Снег белыми брызгами летел из-под его копыт, оседая на гриве мерина и дорожном плаще Трэвиса.

Теперь они направлялись строго на закат. Потускневший шар заходящего светила казался огромным багровым оком невероятно древнего бога. Холод крепчал с каждой минутой. Пар от дыхания застывал в бороде Трэвиса микроскопическими сосульками. Сам он пока не испытывал особых неудобств от понижения температуры — спасала одежда и исходящее от лошади тепло, — но мороз уже начал пощипывать нос и щеки, поневоле наводя на мысль о том, успеют ли Бельтан с Даржем в случае чего доскакать сюда от замка и найти их раньше, чем оба превратятся в ледышки.

Трэвис оглянулся через плечо на Кейлавер. Господствующая над всей округой цитадель была видна даже отсюда, но выглядела нереальной и как будто выстроенной на вершине холма не из кирпича и камня, а из кубиков детского игрушечного набора. Он отвернулся и снова подставил лицо ветру. Пальцы начали замерзать, несмотря на теплые перчатки. Трэвис мог бы отпустить поводья и погреть руки за пазухой, но не стал этого делать.

Солнце уже проваливалось за горизонт, когда они достигли цели. Первой преодолев небольшой подаем, Грейс радостно вскрикнула. У Трэвиса поначалу ёкнуло сердце, но, подъехав к ней поближе, он с облегчением убедился, что тревога напрасна. Внизу, куда указывала рука его спутницы, полого тянулась длинная узкая ложбина, проходящая между двумя идентичными коническими холмами или курганами, чьи совершенные геометрические пропорции не оставляли сомнений в их искусственном происхождении. А в центре у подножия, образуя правильную окружность, высились девять стоячих камней.

Трэвис приставил ладонь козырьком ко лбу, защищая глаза от солнца, но мегалиты отбрасывали слишком длинные тени, которые накладывались одна на другую и не позволяли с точностью определить, есть ли кто-нибудь внутри самого круга. Грейс и Трэвис обменялись взглядами и направили коней вниз по склону. Багровые отблески заката придавали искрящемуся снегу зловещий кровавый оттенок.

Они приближались к каменным великанам в полной тишине, нарушаемой лишь редким фырканьем лошадей и легким скрипом снежной пороши под их копытами. Солнце окончательно скрылось из виду, и пламеневшее в закатных лучах небо моментально приобрело свинцовый оттенок. Над холмами отчетливо проявился лунный диск на исходе второй четверти.

— Это здесь, — прошептала Грейс. — Все в точности как я видела.

Трэвис молча кивнул. Правая рука в перчатке непроизвольно потянулась к малакорскому стилету на поясе. Красный камень в его рукояти по-прежнему оставался тусклым и не подавал признаков пробуждения, но обостренная интуиция подсказывала, что в этом месте все же таится какая-то непонятная угроза.

Они подъехали вплотную и спешились. Лошади стояли смирно, опустив головы — как будто понимая, что здесь лучше не шуметь. Стоячие камни возвышались над головами людей, более чем вдвое превосходя их ростом. Темную поверхность мегалитов испещряли бесчисленные царапины и трещины — следы многовекового разрушительного воздействия природных стихий. Трэвис пропустил момент, когда руки их встретились, но все равно был рад дружескому прикосновению и с благодарностью сжал затянутые в изящную замшевую перчатку пальчики Грейс. Вот так, рука об руку, и вошли они внутрь каменного круга.

Там было пусто.

Впрочем, последнее утверждение являлось лишь частично верным. Людей там действительно не оказалось, но об их недавнем присутствии говорили многочисленные следы и капли крови, усеявшие снежный покров подобно гроздьям красной рябины.

Трэвис и Грейс прошли в середину круга. Там снегу навалило поменьше — очевидно, мегалиты принимали на себя основной натиск метелей и тем самым защищали центр от глубоких заносов.

Но самое удивительное заключалось в том, что сюда не проникало дыхание ветра. Воздух был неподвижен и тих, но в этой неподвижности явственно ощущалась настороженность и смутно улавливалось чье-то присутствие. Дух или существо, охраняющее покой стоячих камней, было невообразимо древним. Оно не питало к людям злобы, но не испытывало и приязни. Оно было другим и не имело с ними ничего общего, но все равно наблюдало.

Грейс опустилась на колени рядом с отпечатками человеческих ног, сняла перчатку и прикоснулась пальцем к одному из кровавых пятен.

— Кровь совсем свежая, еще не успела замерзнуть, — сообщила она, подняв голову. — Я уверена, что ее пролили всего несколько минут назад!

Трэвис согласно кивнул. На верхушки мегалитов одна за другой садились птицы. Похоже, их недавно кто-то спугнул, но теперь опасность миновала, и потревоженные пернатые возвращались на свои места.

— Я тоже думаю, что они были здесь, но потом заметили или услышали нас и смылись.

Грейс поднялась на ноги и посмотрела на него. Глаза ее озарились внезапной догадкой.

— Все сходится, Трэвис! Помнишь, это мое… видение? Мне тогда показалось, что высокий меня заметил… Он и правда увидел — только не меня пять дней назад, а нас с тобой сегодняшних. Они засекли наше появление и сбежали!

Переглянувшись, они со всех ног бросились по следам. Следы двух пар сапог оборвались сразу за пределами круга, сменившись отпечатками конских копыт. Утопая в сугробах, Грейс и Трэвис кое-как вскарабкались на гребень склона и остановились, тяжело дыша. Но все их усилия оказались напрасными: заговорщики успели скрыться.

— Э-эх, опоздали! — разочарованно выдохнул Трэвис. — Сколько проехали — и все понапрасну!

Грейс сделала несколько шагов вперед, внимательно рассматривая цепочку конских следов в снегу. Потом выпрямилась и довольно кивнула.

— Еще не все потеряно, — сказала она, обернувшись к Трэвису.

Тот в недоумении нахмурился.

— Иди ко мне, — поманила его Грейс. — Видишь, здесь следы расходятся. Один из них свернул к лесу, а другой поскакал к замку. Теперь смотри сюда, — указала она на бурое пятнышко в снегу рядом с цепочкой круглых ямок второго следа.

Трэвис растерянно поскреб бороду.

— Ну и что?

— Неужели ты еще не понял?! Это же так просто! Второй заговорщик возвращается в Кейлавер. И он ранен!

Должно быть, мозги у него окончательно застыли от холода, потому что он и после столь исчерпывающего объяснения не сразу врубился, куда она клонит. Когда же до Трэвиса наконец дошло, он просиял и восторженно выпалил:

— Ты гений, Грейс! А я полный болван. Господи, до чего же просто: узнать, кто в Кейлавере пострадал сегодня от раны, — и злодеи у нас в руках!

Грейс широко улыбнулась в ответ и хотела что-то еще добавить, но в этот момент тишину неожиданно нарушили высокие, чистые, переливчатые звуки — серебряный перезвон колокольчиков.

Темные громады стоячих камней неподвижно застыли в сгущающихся сумерках исполинскими часовыми. Грейс испуганно посмотрела на Трэвиса.

— Что это за место? — прошептала она.

— Точно не знаю, но мне кажется, что очень давно здесь было святилище Древних Богов.

— Древних Богов?

— Ну да. Они были предшественниками нынешних, в честь которых придуманы все эти мистерии и культы. Древние Боги существовали задолго до появления людей были отцами и матерями Маленького Народца. А потом они исчезли — ушли неизвестно куда, уступив место Молодым Богам.

Грейс вздрогнула.

— Маленький Народец… — чуть слышно сорвалось с ее губ сиреневым облачком тумана.

Снова раздался звон колокольчиков — призывный и настойчивый. Трэвис взял Грейс за руку, и они начали спускаться. Оба твердо знали, что должны подчиниться этому зову, хотя затруднились бы ответить, откуда у них такая уверенность. Они обогнули каменный круг, не входя внутрь. Впереди простиралась неширокая заснеженная полоса, за которой непроходимой темной стеной возвышались могучие стволы деревьев. Опять зазвенели колокольчики, но ни Трэвис, ни Грейс уже не нуждались в подсказке, и без того зная, куда их ведут.

Они остановились на опушке Сумеречного леса, всматриваясь и вслушиваясь в окутанные мраком глубины чащи. Деревья тянулись к ним корявыми руками сучьев, ветер насвистывал в уши похоронный мотив. И больше ничего.

Нет, что-то все-таки было.

— Погляди туда! — внезапно воскликнула Грейс, схватив Трэвиса за руку.

Сначала они подумали, что видят борозды, оставленные тележными колесами или полозьями саней, но, присмотревшись, поняли, что борозды складываются в слова. Огромными неровными буквами на снегу было начертано:

ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ

нет Бсѵмл

— Что бы это значило? — в недоумении спросил Трэвис, дважды прочитав надпись.

— Не знаю, — с трудом ответила Грейс, стуча зубами от холода. — Ясно только, что это какое-то предупреждение. И предназначено оно нам…

Трэвиса тоже начал бить озноб. С приближением ночи температура резко понизилась. Он повернулся к спутнице.

«Как мы теперь доберемся до замка, Грейс?» — попытался выговорить Трэвис, но онемевшие губы отказывались ему подчиняться. На плечи вдруг навалилась невыносимая усталость, члены сковало оцепенение…

Грейс скользнула взглядом по стволам деревьев, повернулась к Трэвису и утвердительно кивнула — как бы приняв некое важное решение. Протянула руки, обняла его за плечи и прижала к себе. На миг ему почудилось, будто она шепчет что-то очень странное:

— …открой сознание… коснись деревьев…

В следующее мгновение все его существо окутало волной живительного тепла, а в ноздри проник восхитительный аромат распускающейся весенней зелени.

85

До ворот цитадели они добрались уже ночью и успели изрядно продрогнуть. Обратный путь затянулся, и Грейс начала волноваться. Они слишком долго отсутствовали. Вдруг ворота уже заперты, и стража откажется их впустить. Она так устала, что едва ли найдет силы вторично обратиться за помощью к Духу Природы. И тогда им обоим останется только замерзнуть.

К счастью, ворота были открыты, в чем они легко убедились, подъехав поближе. А причиной нарушения заведенного порядка стал устроенный Бореасом пир. На него были приглашены многие из тех ноблей, которым не нашлось места в самом замке. Поэтому король приказал держать ворота открытыми, пока последние из гостей не разъедутся по своим городским квартирам. Стражники сначала преградили им путь, но кто-то из них узнал Грейс и махнул рукой. Его напарники тут Же убрали скрещенные алебарды и позволили им беспрепятственно проехать.

Оставив лошадей в конюшне на попечение все того же сонного паренька, они поднялись в комнату Трэвиса. Та по-прежнему пустовала — никто из ее нынешних обитателей еще не вернулся с пиршества. Собственно говоря, было не так уж поздно. Дорога туда и обратно заняла всего часа три — им только казалось, что на самом деле прошло гораздо больше времени. Ну а пиры в кейлаверском замке имели обыкновение затягиваться далеко за полночь, в чем Грейс уже не раз убеждалась на собственном опыте.

Они сбросили заиндевевшие плащи и повесили сушиться.

— Я разожгу огонь, — сказал Трэвис.

Грейс обхватила себя руками за плечи. Ее все еще немного знобило. Какое-то время им было тепло: она с привычной легкостью коснулась освобожденной мыслью корней, стволов и ветвей, вытягивая заключенную в них жизненную силу. Дух Природы Сумеречного леса оказался много сильнее и богаче своего собрата, заключенного в чахлой растительности крепостного сада. Не прошло и минуты, как в их жилах забурлила кровь, и даже кони почувствовали исходящую от тел седоков жаркую волну. Они то ржали и ластились, то принимались гарцевать на ходу — и так почти весь обратный путь до замка.

Заимствованная у леса энергия, безусловно, спасла Трэвиса и Грейс от верного обморожения, но запасы ее практически иссякли уже к моменту переезда через Темноструйную. За рекой мороз опять вцепился в них своими ледяными когтями, а к тому времени, когда они подъехали к подножию Кейлаверского холма, у обоих всадников зуб на зуб не попадал от холода.

Грейс двумя пальчиками заправила за ухо выбившуюся пепельную прядь.

— Ты ни разу не спросил, как я согрела нас обоих там, на лесной опушке. Почему, Трэвис?

Он обернулся к ней, сжимая в правой руке несколько тонких щепок для растопки.

— Мелия с Фолкеном отучили меня задавать лишние вопросы. Я доверяю тебе, Грейс, и знаю, что ты сама расскажешь, если сочтешь нужным, — бесхитростно ответил Трэвис, подсунул растопку под сложенные в очаге дрова, зажмурился и тихо произнес: — Кронд!

Щепа вспыхнула ослепительным голубым пламенем, а через мгновение запылали и толстые поленья.

Грейс приблизилась к огню. Исходящее от него тепло, порожденное не самой жизнью, а ее пожиранием, не имело ничего общего с Духом Природы, что нисколько не помешало ей протянуть к камину окоченевшие пальцы. Лишь минуту спустя ей пришло в голову, что Трэвис, как и она сама парой часов ранее, тоже воспользовался магией — причем с аналогичной целью.

— Мы с тобой многому успели научиться, Трэвис, — задумчиво проговорила она, вглядываясь в языки пламени. — Не прошло и двух месяцев, а мы не только привыкли и приспособились к этому миру, но с каждым днем становимся все более неотъемлемой его частью. А ты как считаешь?

Трэвис опустил голову, то ли глядя в огонь, то ли рассматривая собственные руки. Грейс впервые заметила, какие они у него красивые: некрупные, но сильные, изящные, с длинными прямыми пальцами.

— Даже не знаю, что и сказать, Грейс, — заговорил он после долгой паузы. — Приспособились — возможно, но я не уверен, что когда-нибудь смогу привыкнуть. Пойми, я не утверждаю, что этот мир плох или хорош. В чем-то он прекрасен, в чем-то ужасен — точно так же, как наша родная Земля. И я не могу отрицать, что мне здесь нравится. За два неполных месяца я завел больше настоящих друзей, чем за всю жизнь. И все же я постоянно чувствую себя посторонним. Я тут чужой, Грейс, и от этого никуда не денешься. Я никогда не стану тут своим. Поэтому мне обязательно нужно вернуться домой, в Колорадо.

Грейс хотела было возразить, но передумала. Да и что могла она сказать? Что не разделяет его взгляды? Или, наоборот, разделяет? Она вдруг поняла, что затрудняется сделать однозначный выбор. Спору нет, она чуть ли не каждый день вспоминала Денвер, отделение экстренной помощи, своих пациентов, но все это казалось отстраненным и далеким, как расплывчатые кадры старой черно-белой кинохроники. Одним словом, она вовсе не была уверена в том, что хочет вернуться назад, а еще меньше в том, что когда-нибудь сможет.

— Выпьем по стаканчику вина? — предложил Трэвис.

— Я принесу, — шагнула к буфетной полке Грейс, но Трэвис ее опередил.

— Сиди уж, я сам. Не забывай, я все-таки владелец салуна — мне и карты в руки.

Не успели они оглянуться, как пара стаканчиков переросли в пару полных кувшинчиков. После первого Трэвис и Грейс перебрались в спальню Мелии, где было намного уютней, разожгли там огонь и привольно развалились на необъятной кровати, потягивая винцо из кубков и с ностальгическим смехом предаваясь воспоминаниям о покинутых на Земле благах цивилизации.

— Пицца! — мечтательно облизнулся Трэвис. — Не пожалел бы всего Совета Королей в обмен на одну горячую пиццу!

— А я бы их всех с удовольствием променяла на горячий душ, — призналась Грейс, мысленно застонав от одной мысли об утраченной роскоши: горячий душ был единственным, что позволяло ей выдерживать сумасшедшее напряжение бесконечных дежурств в отделении экстренной помощи Денверского мемориального. Как часто, улучив минутку, закрывалась она в одной из душевых кабинок для персонала, включала воду на полную мощность, закрывала глаза и подставляла обнаженное тело мощным струям, смывающим и с кожи, и с души накопившиеся усталость, кровь и человеческие страдания. Воистину чистота — залог здоровья. В том числе и душевного.

— Хорошо бы еще пивка, в котором ничего не плавает, — продолжал перечень Трэвис.

— Ага, — согласилась Грейс, прикладываясь к кубку. — И синие джинсы с футболкой. А мне — нормальное нижнее белье из хлопка с эластиком. И чтоб свежая смена на каждый день.

— Прекрати меня заводить! — притворно зарычал Трэвис. — Смотри, с огнем играешь, женщина!

Грейс схватилась за живот, едва успев отставить кубок, и так расхохоталась, что закололо в боку. Она ужасно давно не смеялась от всей души, и это полузабытое удовольствие согрело ее не хуже огня и вина.

Усталость от долгой верховой прогулки и обильное возлияние постепенно начали сказываться. Голоса их становились все глуше и звучали все реже, пока наконец окончательно не умолкли. Последним, что запомнила Грейс, перед тем как провалиться в глубокий сон без сновидений, были большие пушистые снежные хлопья, беззвучно кружащиеся за окном.

Ее разбудил мягкий приглушенный звук — такой тихий, что Грейс сначала подумала: падает снег — и снова задремала, придвинувшись поближе к теплому телу Трэвиса рядом.

Внезапная мысль обожгла ее, мгновенно прогнав сон: какой снег, если разбудивший ее звук донесся из соседней комнаты?!

Грейс открыла глаза и насторожилась. Потускневшие угли в камине едва рассеивали ночной мрак, но через несколько мгновений она приспособилась к темноте. Что-то багрово блеснуло над ее головой — длинное, узкое, заостренное. И колеблющаяся тень позади, больше похожая на сгусток черноты. Острый предмет начал опускаться, и Грейс, лишь в последний миг осознавшая, что это такое, успела выкрикнуть — на большее не хватило времени — всего одно слово:

— Трэвис!!!

С силой оттолкнувшись от его плеча, что вызвало возмущенный возглас разбуженного столь бесцеремонным образом Трэвиса, она покатилась по кровати в противоположном направлении. Чудом миновав ее ухо, клинок вонзился во что-то мягкое. В матрас? В человеческую плоть? Грейс даже головы повернуть не успела: толчок был Слишком сильным, и она, не удержавшись на краю, свалилась с кровати на пол.

Падение на миг оглушило ее. Опомнившись, она вскарабкалась на четвереньки, подняла голову и вновь оказалась лицом к лицу с охотящейся за ней тенью. Только теперь она ясно видела, что это не тень, а человек в черном балахоне. Лица его, скрытого под капюшоном, Грейс разглядеть не смогла, зато хорошо рассмотрела сильную мускулистую руку, сжимающую длинный блестящий кинжал. При виде алого пятна на острие серебристого клинка Грейс почувствовала, как ее внутренности завязываются ледяным узлом. Кровь! Трэвис ранен!

Рука взметнулась вверх, занося оружие для удара, и в этот мимолетный миг Грейс успела заметить, что клинок чист. Она ошиблась, приняв за кровь отблеск угасающих углей на лезвии. Слава Богу, что Трэвис не пострадал, но сейчас смертельная опасность угрожала ей самой. Занесенный кинжал застыл в высшей точке, и Грейс поняла, что уже не успеет ни подняться на ноги, ни метнуться в сторону, чтобы избежать смертоносной атаки.

— Оставь ее в покое, негодяй!

Трэвис стоял за спиной убийцы, неловко выставив перед собой малакорский стилет. Красный камень в его рукоятке багрово светился, отражая тлеющие в очаге уголья. Нет, это не отражение! Грейс с изумлением увидела, что странный камень пылает собственным огнем — тревожным и зловещим. Трэвис отвел руку в коротком замахе и резко ткнул острием вперед.

Человек в черном балахоне стремительно развернулся и неуловимым, с виду ленивым и небрежным движением с легкостью парировал выпад. Выбитый из руки Трэвиса кинжал со звоном ударился о стену и затерялся во мраке. Обезоруженный Трэвис растерянно застыл на месте, не предпринимая никаких попыток предотвратить ответный удар противника.

Оба при этом совершенно упустили из виду оставшуюся без присмотра Грейс, которая отнюдь не собиралась сидеть сложа руки и смиренно наблюдать, пока какая-то сволочь будет резать ее друга и земляка, как барана на скотобойне. Не поднимаясь с четверенек, она рванулась вперед, вытягивая в броске руки, и ухватилась за что сумела — за край грубого черного балахона непрошеного гостя. Ухватилась и дернула изо всех сил.

Ее отчаянное усилие не смогло остановить молниеносный выпад злодея, но позволило задержать его на краткое мгновение, которого, к счастью, оказалось достаточно, чтобы тот промахнулся. Острие кинжала глубоко вонзилось в стояк двери. Трэвис попытался отпрянуть назад, в смежную комнату, но нападавшего этот маневр ничуть не обескуражил. Сжав руку в кулак, он как-то по-змеиному изогнулся и нанес Трэвису сильнейший удар в основание черепа. Тот мгновенно обмяк и распростерся на полу.

Грейс закричала. Трэвис не двигался. Неужели он мертв? Или умирает? Внутренним зрением хирурга она как будто воочию видела сочащуюся из перебитых позвонков спинномозговую жидкость и вонзающиеся в мозжечок осколки сломанной затылочной кости. Продолжая кричать, она на четвереньках поползла к нему, но путь ей преградили широко расставленные ноги убийцы в черных сапогах.

Грейс подняла голову. Человек в черном возвышался над ней неумолимым воплощением самой Смерти. Он успел вытащить застрявший в косяке кинжал и держал его обеими руками высоко над головой. Острие клинка было нацелено прямо в глаза Грейс. Она знала, с какой молниеносной быстротой может он поразить ее, и потому не двигалась, отчетливо понимая, что у нее нет ни единого шанса.

Я иду к тебе, Леон.

Короткий блеск клинка прорезал полумрак. Грейс зажмурилась, но ничего не почувствовала. Снова открыв глаза, она с удивлением обнаружила, что нож выскользнул из рук убийцы, а голова его как-то неестественно клонится набок. Грейс нахмурилась. Почему он медлит? И тут голова нападавшего с глухим, влажным стуком скатилась с плеч на ковер, а вслед за ней рухнуло тело. Из перерубленной шеи на пол хлынула черная струя.

— Вы не пострадали, миледи?

Она повернулась на голос. Над поверженным телом возвышался облаченный в серое могучий рыцарь с обнаженным мечом в руках. Твердое и жесткое, словно высеченное из гранита лицо пылало неутоленным гневом. Он опустил свой исполинский двуручный меч. Широкий клинок обагряла кровь.

— Дарж! — только и сумела выговорить Грейс, выразив этим единственным словом всю гамму обуревавших ее чувств: удивление, восхищение, облегчение и признательность.

Эмбарец наклонился, протянул руку и помог ей подняться.

— Трэвис! — спохватилась Грейс. — Он ранен!

Не успела она произнести эту фразу, как в комнате вдруг оказалось полно народу. Первым ворвался Бельтан. Он тут же бросился к лежащему на полу другу и опустился на колени рядом с ним. Вслед за кейлаванцем вошли Мелия и Фолкен.

— Что с ним? — встревоженно спросила волшебница, чьи янтарные глаза светились в темноте еще ярче, чем глаза пушистого котенка, которого она прижимала к груди.

— Уй! — болезненно вскрикнул Трэвис, приняв с помощью Бельтана сидячую позу и осторожно ощупывая затылок. — Какой гад поменял местами пол и стены?

Даже полумрак не смог скрыть засиявшую на лице Бельтана широкую белозубую улыбку.

— Благодарение Ватрису, с ним, кажется, все в порядке.

— Если уж кого и благодарить, так это его чугунную башку, — чуть заметно поморщившись, возразила Мелия.

— Ты оказался прав, Дарж, — заметил бард, подойдя к эмбарцу.

— Прав? В чем прав? — встрепенулась Грейс.

— Я все время беспокоился за вас, миледи, — смущенно заговорил рыцарь. — На вас ведь уже покушались однажды, а сегодня как раз такой удобный момент для повторной попытки — все на пиру, а вы совсем одна и без охраны. Я бы давно ушел, но король Соррин не отпускал. Один из гвардейцев его личной стражи еще утром куда-то запропастился, и теперь мой повелитель боится и шагу ступить, не окружив себя дюжиной рыцарей. Жаль, конечно, что не сумел от него раньше отделаться.

— Но ты же все равно пришел, Дарж, — улыбнулась ему Грейс. — И, как всегда, вовремя!

Эмбарец молча склонился перед ней в глубоком поклоне.

Фолкен поворошил кочергой угли в камине. Вспыхнувшее пламя озарило комнату светом. Бельтан помог Трэвису перебраться на койку.

— Ты уж прости меня, Трэвис, — сказал он, стоя у изголовья. — Дарж успел вовремя, а я вот запоздал. Ну почему мне так не везет? Как только тем, кого я поклялся защищать, грозит опасность, я неизменно оказываюсь в другом месте!

— Тебе не в чем извиняться, Бельтан, — возразил Трэвис. — Сегодня ты был там, где тебе положено быть: рядом с леди Мелией. Ты ведь не мой рыцарь-хранитель, а ее, верно?

Кейлаванец стиснул челюсти, но не нашелся, что ответить. Мелия подошла к кровати и тщательно обследовала затылок Трэвиса.

— Полагаю, ты все-таки выживешь, дорогой, — проворковала она, — но должна предупредить, что у тебя там шишка величиной с Голт. Не мешало бы, кстати, и леди Грейс взглянуть на это чудо природы.

Грейс шагнула к койке, но остановилась, не решаясь переступить через лежащий в луже крови труп ночного убийцы. Заметивший ее затруднение Фолкен оттащил мертвеца в сторону и перевернул на спину.

— Хотел бы я знать, что это за личность? — процедил бард сквозь зубы, склоняясь над телом.

— Мне кажется, дорогой, вон та маленькая деталь быстрее поможет тебе найти ответ, — не без иронии заметила Мелия, указывая на откатившуюся в угол отрубленную голову.

Фолкен только хмыкнул в ответ, но спорить не стал. Он поднял голову за волосы и сорвал отрубленный вместе с ней верх черного капюшона. С застывшего в предсмертной гримасе лица с жесткими, будто топором вырубленными чертами смотрели на них потухшим взором широко расставленные карие глаза. Грейс этого человека никогда раньше не видела.

— Медар, — скрипнув зубами, тяжело уронил Дарж.

— Ты его знаешь? — быстро спросил Фолкен.

— Это тот самый исчезнувший утром рыцарь из личной охраны короля Соррина, — пояснил эмбарец, с ненавистью глядя в пустые глаза мертвеца.

Янтарные глаза Мелии сузились в щелки.

— Если, как вы утверждаете, милорд Дарж, этот человек входил в число приближенных гвардейцев короля Соррина, я не понимаю, для чего ему вздумалось покушаться на Трэвиса и леди Грейс? Да еще в одеянии приверженца культа Ворона?

— Да потому что он сам поклоняется… поклонялся Ворону, — прервал волшебницу бард, демонстрируя хорошо знакомое всем присутствующим клеймо на предплечье убитого.

— Других знаков нет? — заинтересовалась Мелия.

Фолкен распахнул балахон и внимательно осмотрел со всех сторон тело.

— Нет, больше ничего. Хотя при жизни этот малый побывал не в одной переделке. Куча шрамов, а самый большой — на груди.

Удивительно, как он выжил, заполучив такую рану.

— Постойте! — воскликнула Грейс.

Фолкен, собиравшийся снова завернуть мертвеца, недоуменно оглянулся. Остальные тоже повернулись к ней. Грейс опустилась на колени перед трупом и откинула прикрывающую грудь грубую материю. Ей ужасно не хотелось этого делать, но чувство долга победило отвращение. Толстый розовый шрам на левой стороне груди был определенно недавнего происхождения. Ей уже однажды довелось увидеть точно такой же шрам на груди пациента, только не здесь, в Кейлавере, и даже не в этом мире.

— Рассеките ему грудь, кто-нибудь, — попросила Грейс.

— Быть может, вам следует немного отдохнуть, милая? — участливым тоном проговорила Мелия, незаметно обменявшись с Фолкеном тревожным взглядом.

— Сделай это, Дарж, пожалуйста, — обратилась Грейс к эмбарцу, пропустив мимо ушей фальшивые нотки, прозвучавшие в голосе волшебницы.

Дарж определенно не знал, как ему поступить. Переминаясь с ноги на ногу, он смущенно промямлил:

— Прошу прощения, миледи, но вам, наверное…

— Не хочешь, не надо! — Голос Грейс был сух и бесстрастен; в эту минуту она была не герцогиней Беккеттской, а дежурным хирургом отделения экстренной помощи. — Дай мне свой меч, я сама все сделаю.

Не успел эмбарский рыцарь опомниться, как она выхватила у него из ножен меч и вернулась к трупу. Меч оказался невероятно тяжелым, и ей пришлось волочить его за собой.

— Не надо, Грейс! — взмолился Трэвис, борясь с подкатившей к горлу тошнотой, но она уже ни на кого не обращала внимания. Ей необходимо было точно знать, с чем они имеют дело.

Стены комнаты отдалились и исчезли вместе с окружавшими ее людьми. Грейс осталась наедине с трупом, предельно сконцентрировав внимание лишь на предстоящем ей вскрытии — как когда-то в анатомическом театре медицинского колледжа. Уперев острие меча между ребер, она всей своей тяжестью налегла на рукоять. Острое лезвие со скрежетом прошло сквозь грудную клетку и уперлось в позвоночный столб. Упершись ногами в грудь мертвеца, Грейс принялась орудовать мечом, как пилой, расширяя разрез. Когда размеры сечения показались ей достаточными, она отбросила меч и попыталась просунуть голую, без хирургической перчатки, руку в межреберье. Упругие кости не желали расходиться. Нужен рычаг. Взгляд Грейс упал на валяющийся рядом с телом кинжал убийцы. Без колебаний схватив его, она просунула клинок в разрез и нажала. Из зияющего в груди отверстия потекла черная кровь…

— О Боги! — потрясенно прошептал Фолкен.

— Не понимаю, — кривясь от омерзения, произнес Бельтан. — Что это?

— Это железное сердце, — бесстрастным тоном врача, сообщающего пациенту обрекающий того на смерть диагноз, ответила Грейс.

И тут ей изменили нервы. Выронив кинжал из окровавленных рук, она разрыдалась. Кто-то бережно подхватил ее и поставил на ноги. Дарж. Усилием воли Грейс уняла слезы и взглянула на ожидающих ее объяснений друзей.

— Что происходит, Грейс? — прошептал побледневший от ужаса Трэвис.

Она открыла рот, но Фолкен ее опередил.

— Вы все слышали мой рассказ на открытии Совета и помните, наверное, что у Бледного Властелина билось в груди железное сердце. Только я не стал тогда упоминать о том, что такими же сердцами Бераш награждал своих верных рабов — чтобы крепче привязать к себе и сделать почти неуязвимыми.

Мелия вопросительно посмотрела на Грейс.

— А вы, миледи, откуда узнали об этом?

Грейс вздрогнула. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас снова возвращаться к событиям той страшной ночи в Денверском мемориальном, так круто изменившей всю ее жизнь.

— Я однажды столкнулась с таким же случаем, — коротко пояснила она. — Еще на Земле.

— У меня в голове не укладывается, как может служить Бледному Властелину один из доверенных рыцарей короля Эмбара? — возмущенно сказал Бельтан.

Дарж задумчиво погладил усы.

— И для чего рабу Бераша понадобилось напяливать на себя черный балахон служителя культа Ворона? — добавил он.

— Неужели ты еще не понял, Дарж? — возбужденно воскликнул Трэвис; он вскочил с постели, начисто забыв о только что полученной травме, и забегал по комнате. — Это же просто, как дважды два! Нет сомнений в том, что культ Ворона напрямую связан с Бледным Властелином. А это означает, что именно Бледный Властелин истинный вдохновитель заговора и заказчик убийства одного из правителей доминионов!

Брови Фолкена изумленно поползли вверх.

— Заговор? Убийство? — повторил он, с подозрением глядя на Трэвиса.

Грейс и остальные члены Круга Черного Ножа обеспокоенно переглянулись.

— По-моему, кое-кому придется нам кое-что объяснить, — заявила Мелия.

Трэвис виновато понурился.

— Впрочем, с этим можно потерпеть и до утра, — смягчилась волшебница, мельком окинув взглядом окровавленный труп.

— Думаю, нам необходимо доложить об этом Совету, — высказался бард.

— И что же ты предлагаешь им сообщить, дорогой? — прищурилась Мелия.

Фолкен тяжело вздохнул:

— Вряд ли нам поверят, но они должны узнать, что Бледный Властелин еще ближе к освобождению, чем мы боялись.

Грейс содрогнулась. От слов барда повеяло могильным холодом, и она знала, что ни в этом мире, ни в каком-либо другом не найдется магии, способной с ним справиться.