За материализм в биологии

5. Против метафизики и беспредметности в биологии

Теоретические достижения мичуринского биологического учения вызывали, вызывают и впредь будут вызывать многочисленные отклики и дискуссии не только в нашей стране, но и в других странах мира. Естественно, что одни биологи являются сторонниками мичуринского учения, а другие — его противниками.

Ученые-растениеводы, создавшие сорта зерновых, масличных, технических, плодовых и других культур, которые занимают основные посевные площади, — В. Я. Юрьев, П. П. Лукьяненко, Л. А. Жданов, П. Н. Константинов, И. В. Якушкин, Ф. Г. Кириченко, К. Е. Бахтадзе, В. С. Пустовойт, С. С. Канаш, И. С. Варунцян, П. Ф. Гаркавый, А. С. Мусийко, А. Л. Мазлумов, П. Н. Яковлев, М. А. Лисавенко, С. Ф. Черненко, Ф. К. Тетерев, Е. И. Ушакова, А. В. Алпатьев и многие другие, в своей плодотворной работе развивали и развивают основные положения мичуринского учения, в корне противоречащие так называемой классической генетике. То же относится и к работникам по племенному делу в животноводстве, например М. Ф. Иванову, С. И. Штейману, Е. Ф. Лискуну, В. К. Милованову, В. А. Бальмонту, В. М. Юдину, А. П. Редькину, Л. К. Гребню и другим. Это говорит о большой практической значимости вскрытых и вскрываемых мичуринским учением объективных законов развития органического мира.

В разработке тех или иных сторон материалистического, мичуринского учения принимали и принимают участие многие биологи нашей страны. Достаточно указать на работы таких ученых, как Д. А. Долгушин, А. А. Авакян, И. Е. Глущенко, Н. И. Нуждин, А. И. Опарин, К. С. Сухов, М. В. Алексеева, П. А. Власюк, И. Г. Эйхфельд, В. Н. Столетов, И. И. Самойлов, Н. Н. Жуков-Вережников, О. Б. Лепешинская, И. М. Поляков, Н. А. Красильников, П. А. Генкель, И. И. Презент, X. Ф. Кушнер, Н. Г. Беленький, М. А. Ольшанский, Н. М. Сисакян, В. И. Разумов, Б. А. Рубин, Ф. М. Куперман и многих других.

Колхозники, рабочие совхозов, агрономы и другие специалисты сельского хозяйства были и остаются основными творцами всего, на что опирается мичуринское биологическое учение. Многие тысячи опытников-колхозников и работников совхозов явились проводниками теоретических биологических положений в сельскохозяйственное производство. Они же и создатели нового материала, обобщение которого двигает биологическую науку вперед. Колхозный строй выдвинул замечательных исследователей-колхозников, как, например, Герой Социалистического Труда, почетный академик ВАСХНИЛ Т. С. Мальцев.

Приятно отметить, что мичуринское биологическое учение теперь уже широко развивается в Китайской Народной Республике, в странах народной демократии, а также и в капиталистических странах — Японии, Франции и некоторых других.

Не правы те научные работники, которые делят биологическую науку на мичуринскую и немичуринскую в зависимости от того, какие средства и факторы применяются в исследовании для воздействия на живые объекты. Среди биологов как у нас, так и за рубежом широко распространено, например, мнение, что если экспериментатор воздействует на растительные и животные организмы или на микроорганизмы лучистой энергией либо химическими веществами, то тем самым он ставит себя в ряды противников мичуринского учения. Такого экспериментатора обязательно зачисляют в сторонники так называемой классической генетики (вейсманизма-морганизма). В последние годы и в зарубежной, и в отечественной научной литературе получили широкое распространение термины: «радиационная генетика», «радиационная селекция», «химическая генетика и селекция». Всех, кто работает в этой области, огулом относят к вейсманистам-менделистам. Если же экспериментатор воздействует на биологические объекты обычными факторами, при посредстве обычных агротехнических или зоотехнических приемов, то его обязательно зачисляют в «подлинные мичуринцы», в «противники» вейсманизма.

Это, разумеется, совершенно примитивная и уже по одному этому неправильная точка зрения.

То же относится и к другому примеру. Если применялось, близкородственное разведение растительных объектов (инцухт) или животных объектов (инбридинг), то работа объявляется вейсманистско-морганистской, исходящей из лагеря противников мичуринской генетики. Это, в лучшем случае, — заблуждение, оно вольно или невольно направлено на умаление все растущего значения материалистического, мичуринского учения.

Недруги прогресса в науке силятся доказать, что мичуринскому биологическому учению якобы принципиально чуждо использование различных физических и химических факторов, а также использование близкородственного разведения растений и животных. Между тем именно с позиций мичуринского учения, на основе выявленных им биологических закономерностей можно рационально и все с большей пользой для практики применять как различные физические и химические средства воздействия на живые объекты, так и близкородственное разведение растений и животных. Ведь только мичуринское учение смогло материалистически, правильно истолковать явление жизнеспособности организмов, явление жизненного импульса, который, как известно, понижается при близкородственном разведении и повышается при относительно неродственном. С тех же позиций стало понятным, почему может повышаться или понижаться жизнеспособность растительных и животных организмов, выращиваемых в соответствующих условиях.

Только мичуринское учение смогло материалистически, правильно истолковать явление экспериментальных мутаций, т. е. изменений наследственности в результате действия так называемых мутагенных факторов. Эти изменения наследственности возникают не при самом действии мутагенных лучистых факторов, которые только нарушают физиологическую слаженность организма, а при последующих метаболических процессах, при последующей ассимиляции и диссимиляции. Такое представление дает экспериментаторам возможность разрабатывать способы получения направленных наследственных изменений и при воздействии так называемыми мутагенными факторами.

В общем, деление работников биологической науки на разные лагери в зависимости от того, какие применяются факторы воздействия на живые объекты, не научно. Тот, кто допускает такое деление, путает подход к биологическим явлениям и их истолкование со средствами или способами воздействия на биологические объекты. Последние, т. е. способы воздействия, как и вообще агротехника и зоотехния, не должны быть шаблонными, а всегда должны зависеть от места, времени и условий. Законы же природы постоянны и, исходя из этих законов, можно и нужно применять в разных случаях те или иные агротехнические и зоотехнические, а также чисто лабораторные способы и средства.

Не способы, не средства воздействия на растительные и животные организмы служат, как уже говорилось, водоразделом между материалистическим, мичуринским направлением в биологии и противоположным ей направлением. Водоразделом между материализмом и идеализмом в биологии служит метод, подход к изучению живых тел, явлений живой природы и их понимание, истолкование. Философия биологов-мичуринцев — диалектический материализм, а философией противников материалистического, мичуринского учения является что угодно, но только не философия последовательного материализма.

Чтобы не сбиться с материалистического пути, биологи-мичуринцы при решении теоретических вопросов неизменно исходят из интересов практики, ее потребностей, стремятся создать возможности для решения тех или иных практически важных вопросов. В этом проявляется единство теории и практики. Без такого единства теоретические биологические исследования теряют объективность и целенаправленность, а исследователи скатываются в болото идеализма и схоластики. Такая схоластика запутывает и уже ясные теоретические вопросы, она закрывает пути к дальнейшему действенному исследованию, к познанию истины.

Справедливость сделанного вывода хорошо подтверждается на примере журналов и других изданий, редактируемых академиком В. Н. Сукачевым. Выходящие под его редакцией «Ботанический журнал» и «Бюллетень Московского общества испытателей природы», начав под флагом якобы материалистической биологии весьма далекую от науки критику наших научных работ, докатились до прямого отрицания всей концепции материалистической биологии. Теперь они отвергают всякую специфику биологических закономерностей, сводят эти закономерности к чисто физическим и химическим. Но так как жизнь, биологические явления не укладываются и не могут уложиться в химические и физические закономерности, то, согласно взглядам противников материализма в биологии, жизнь, жизненные явления якобы непостижимы, не могут раскрываться наукой. Такой подход расчищает поле для беспредметности, метафизики и идеализма в биологической науке. Не случайно все это в наших условиях маскируется, затуманивается бессодержательными, никому из читателей по-настоящему не понятными, а на деле ничего не означающими словами и фразами, которые лишь некоторым не искушенным в науке людям кажутся глубоко научными.

Например, на стр. 1140 «Ботанического журнала» за 1957 год (том 42, № 7) можно прочесть: «Математический анализ позволяет связать квантованность органического мира с непрерывными процессами, протекающими в популяциях. Возникновение прерывистости покоится на стохастических процессах, в частности на генетико-стохастических процессах (явлениях генетического дрейфа), и на ограничении панмиксии по мере возрастания разнообразия генотипов».

Этот набор слов выдается за последнее достижение биологической мысли. На самом деле в приведенной цитате, как и во всей большой статье, из которой она взята, нет ни малейшего смысла, она бессодержательна и направлена на торможение науки.

В самом деле, что означает, например, выражение «квантованность органического мира»?

Мы не собираемся вступать с редакцией «Ботанического журнала» в дискуссию по вопросам квантовой теории, так как это область физики, а не биологии. Но ведь квантованность означает дискретность значений физической величины в области микромира, например энергетическое состояние атома. Само же строение атома физики не называют квантованным. Этот термин в физике применяется для характеристики не строения, а энергетического состояния физического тела. Как же после этого устройство органического мира называть «квантованностью органического мира»? Ведь органический мир состоит из биологических видов, а не из квантов. Для какой научной цели биологические виды, например пшеницу, корову, называть квантами?

Вместе с тем там, где противники материалистического, мичуринского учения выступают против основных его положений, они излагают свои мысли вполне понятным языком. Например, в «Ботаническом журнале» в той же статье на стр. 1142 мы находим неверное, антинаучное, но ясно изложенное утверждение:

«В настоящее время для свойств, приобретаемых в процессе индивидуального развития, такие механизмы не известны, а потому гипотеза передачи по наследству подобных свойств не имеет под собой почвы».

Как видим, отрицая важное положение материалистической биологии о наследовании приобретенных признаков, авторы «Ботанического журнала» обходятся без заумных слов, вроде «квантованность органического мира», «генетико-стохастические процессы», «генетические дрейфы» и т. п.

Все это — безответственные попытки увода биологической науки с ясного материалистического пути. В наших условиях такие попытки большого успеха, конечно, иметь не могут. Но они все же тормозят развитие науки, затуманивают головы некоторой части молодых биологов, особенно учащейся молодежи. Этим людям в их практической работе придется не легко. Жизнь, практика заставит их переучиваться, а переучиваться в биологической науке не легко, во всяком случае труднее, чем учиться.

Несколько слов специально о разделе микробиологии.

В последние годы в биологических журналах все чаще пишут, что главным объектом генетики становится не дрозофила, а микроорганизмы.

Биология микроорганизмов представляет и для нас большой интерес, в частности в связи с разработкой биологической концепции почвенного питания растений, в котором главную роль играют почвенные микроорганизмы.

Чем глубже знакомишься с положением на этом участке биологии, тем очевиднее становится, что многие наши ведущие научные работники по микробиологии, даже считающие себя сторонниками мичуринского учения, до сих нор стоят на позициях так называемой адаптационной изменчивости микроорганизмов, по существу в ламаркистском ее истолковании.

Известно, что ламаркизм ближе к истине, чем вейсманизм во всех его старых и новых вариациях. Отдавая должное в развитии органического мира влиянию внешней среды, ламаркизм отстаивает интересы науки, а вейсманизм, не признающий зависимости качества изменений наследственности от качества воздействия факторов внешней среды, ударяется в мистику, порывает с наукой. Но и прежний ламаркизм, и теперешняя теория адаптационной изменчивости микроорганизмов не могут правильно объяснить развитие органического мира, а поэтому ламаркизм не мог и не может успешно противостоять идеализму и механицизму в биологии. Об этом говорит и идущая среди зарубежных биологов дискуссия по вопросу об адаптационной изменчивости.

Идеалисты и механисты в биологии считают, что качество изменения наследственности не зависит от качества воздействующих факторов. Поэтому они говорят, что никакой адаптационной изменчивости не существует и что те формы, штаммы микроорганизмов, которые устойчивы против тех или иных антибиотических, лекарственных веществ, получены из неустойчивых не в результате их приспособительной изменчивости, а путем отбора и размножения уже существовавших в популяции устойчивых форм. В подтверждение этой точки зрения приводятся многочисленные случаи обнаружения форм микроорганизмов, которые не подвергались воздействию того или другого антибиотического вещества, но уже обладают против него устойчивостью.

Против таких доводов сторонники ламаркизма бессильны.

Это положение можно считать в настоящее время в какой-то мере нормальным в зарубежной биологии, но оно совершенно ненормально у нас, при наличии развитого мичуринского биологического учения, которое далеко не тождественно с ламаркизмом. Почему же нашим микробиологам, которые считают себя мичуринцами, не стать в этих вопросах на позиции мичуринского учения?

Здесь прежде всего необходимо внести ясность в понятие адаптационной, т. е. приспособительной, изменчивости.

В статьях по мичуринской генетике не раз указывалось, что наследственные свойства живых тел существуют, во-первых, как наследственные свойства, выражающиеся в потребностях живого тела, организма в тех или иных условиях жизни, и, во-вторых, как наследственное свойство приспособленности живых тел, организмов к тому, чтобы выносить воздействие тех факторов, которые им для жизни не требуются.

Наследственные свойства, выражающиеся в виде потребностей в тех или иных условиях жизни, приобретаются живым телом, организмом в силу закона адекватной изменчивости. Неадекватная изменчивость — это еще не приспособительная изменчивость. Приспособительная изменчивость наследственности, способность жить в данной среде возникает, как уже говорилось, и в силу закона адекватной изменчивости, и одновременно с этим в силу необходимой (а не случайной) взаимосвязи воздействующих факторов со всеми остальными факторами жизни организма в данной среде. Эта закономерность, как и ряд других, выявлена нами при обобщении проведенных различными научными сотрудниками многочисленных опытов по превращению яровых, т. е. не зимующих, сортов пшеницы в озимые, хорошо зимующие.

В свете законов адекватной изменчивости и приспособительной изменчивости становится совершенно ясным, что штаммы микроорганизмов, которые получены (превращены) микробиологами в искусственной среде из неустойчивых к тем или иным антибиотическим веществам, становятся в ряде случаев такими штаммами, которым для их нормальной жизни уже требуется наличие в питательной среде данного антибиотика. Это и есть результат того, что в мичуринской генетике называется адекватной изменчивостью. На средах в отсутствии данного антибиотика такие штаммы развиваются хуже, следовательно, они уже стали неприспособленными для жизни в такой среде, которая в прошлом была для них обычной, нормальной, естественной. Когда же штаммы микроорганизмов изменяются под воздействием антибиотиков не на искусственной питательной среде, а в организме своего хозяина, в результате и адекватной изменчивости и через взаимосвязь воздействующего фактора со всеми остальными факторами жизни микроорганизмов, то они благодаря приспособительной изменчивости приобретают устойчивость. При этом, став устойчивыми против антибиотика, они и без данного антибиотика в питательной среде успешно живут и живут не хуже, а лучше.

Следует различать потребность в тех или иных условиях внешней среды и устойчивость против воздействия тех или иных условий. Озимая пшеница данного сорта может быть устойчивой против сильных зимних морозов, но она их вовсе не требует для своего развития; без таких морозов растения этой пшеницы будут жить и развиваться не хуже, а лучше.

В экспериментах по превращению яровых пшениц в озимые показано и легко наблюдать, что превращение яровых в озимые и вместе с этим приобретение устойчивости против зимних невзгод идет под воздействием не самих зимних условий, а под воздействием предшествующих зиме раннеосенних и осенних условий. Таким образом, устойчивость против зимних невзгод приобретается не под воздействием самих этих невзгод, а заранее, еще до того, как они наступили, под воздействием ассимиляции комплекса осенних условий, которые в годичных циклах с необходимостью связаны с последующими зимними. Вся же эта взаимосвязь в целом обусловлена спецификой данного географического местоположения. Все сказанное нужно обязательно учитывать и в отношении различных случаев изменчивости микроорганизмов: в организме хозяина и на искусственных средах.

Эти интересные для теории и важные для практики вопросы неплохо разработаны мичуринским учением. Можно посоветовать нашим микробиологам не замыкаться в своем узком кругу, а глубже знакомиться с выявленными мичуринским учением и на других объектах общими биологическими закономерностями.

Совершенно очевидно, что агрономическая и медицинская биология, а это значит биологическая наука вообще, не может успешно развиваться без дискуссий, без борьбы мнений. Но борьба мнений только в печати и в аудиториях, без проверки спорных вопросов на полях и на фермах, в эксперименте и на практике, как правило, ничего полезного дать не может. По этому вопросу совершенно справедливо сказал Н. С. Хрущев:

«Я считаю, теоретические и научные споры следует решать на полях. Пусть тот или иной ученый скажет: товарищи, ваш метод не годится, мой лучше, он научно обоснован. Вот давайте столько-то гектаров засеем по вашему, столько-то по нашему способу, а арбитром будут колхозы, колхозники»[16].

В агрономической биологии это единственный критерий истины тех или иных научных мнений, предложений и теорий. Только при таком способе научной работы в исследование и проверку теоретических вопросов биологии наряду с научными работниками включаются массы специалистов, колхозников и работников совхозов. Участие широких кругов научных работников и массы практиков в исследованиях и одновременно в проверке теоретических положений — верный путь развития материалистической биологии.

Поэтому агробиологи должны еще теснее крепить единство теоретической биологии с колхозно-совхозной практикой, а биологи-медики — с медицинской практикой. Необходимо еще глубже, творчески познавать развиваемый Коммунистической партией Советского Союза и ее Центральным Комитетом диалектический материализм, который является незаменимым оружием для правильного теоретического познания. Партия и правительство создали и создают в нашей стране все необходимое для еще большего развития науки. Поэтому можно быть уверенным, что будущее нашей биологической мичуринской науки еще более светлое, еще более плодотворное, чем ее славное прошлое.