За пять минут до января

Часть 1 И все такие разные

Новый год — это прекрасное время для подведения итогов и отличный повод для радости, если, конечно, подбитые за год итоги вас впечатляют и радуют. Увы, в этот предновогодний вечер Олесе радоваться было нечему — неудачи в ассортименте просто преследовали ее в последний месяц. Начать с того, что в ноябре Олесю не взяли в спектакль, в котором она хотела играть, в начале декабря накрылась ее роль в сериале, а за пять дней до Нового года она рассталась со своим молодым человеком. Впрочем, последнее событие, в реестре жизненных неудач, отнюдь не воспринималось Олесей как главная неудача.

Сейчас самым важным был для нее кастинг, в очереди на который Олеся провела уже четыре часа; и если уж и с ним не повезет, ну тогда все — никакого не то что праздничного настроения, а вообще жизни не будет.

— Разве нормальные люди будут назначать кастинг на тридцатое декабря, когда все либо готовятся к встрече Нового года, либо его уже встречают? — фыркнула яркая блондинка в очереди.

Олеся кивнула, внутренне соглашаясь. Она бы тоже сейчас предпочла думать о празднике, а не о том, подойдет ли она в этот мюзикл. И все-таки подойдет или не подойдет?! Одна и та же мысль крутилась в голове дурной каруселью. Олеся оглядела собратьев по несчастью, то бишь конкурентов: лица у соискателей ролей в новом масштабном мюзикле были кислые и тревожные, и вся гигантская очередь, выходящая далеко за пределы телецентра, напоминала (общим выражением лица и витающим в воздухе настроением) очередь в кабинет стоматолога. Впрочем, лица тех, кто покидал зал, в котором шло прослушивание, были еще горестнее.

«Что ж такое там с ними делают?!» — испуганно ойкала блондинка, глядя на очередного несчастного, на челе которого ясно читалось: «Оставь надежду всяк сюда входящий!»

— Не возьмут, ясен пень, не возьмут! — в итоге констатировала блондинка. — Чо я сюда вообще приперлась?

Олеся промолчала, хотя тоже задавала себе такой вопрос.

— А ты на какую роль пробуешься? — поинтересовалась разговорчивая блондинка.

Олеся закашлялась и выдохнула:

— Снежинки!

Получилось, как будто каркнула ворона — хрипло и громко. Блондинка даже испуганно отшатнулась.

— Ты болеешь, что ли? — спросила она после долгой паузы.

— Болею, — чихнула Олеся.

Блондинистая барышня наморщила лоб:

— Ты в подтанцовку пробуешься?

— Нет, в вокал.

— Как же ты будешь петь с таким голосом? — ахнула блондинка.

— Не знаю, — едва не разрыдалась Олеся.

Действительно, как можно петь таким голосом, когда она говорить-то нормально не может? И попробуй убедить этих продюсеров в том, что еще несколько дней назад она пела так, что можно было заслушаться: с переливами, легко беря три октавы. Нет бы прослушивание отложить на неделю-другую, когда Олеся снова будет в голосе! Но кастинг, как поезд, проходил четко по расписанию, тут ждать не станут, кто не успел — тот опоздал. У Олеси даже возникла недобрая мысль: вот бы сейчас случилось что-нибудь этакое, что могло бы гарантированно отменить кастинг — например, нашелся бы какой-нибудь добрый волшебник или просто хороший человек, который бы позвонил куда надо и сообщил, что здание продюсерского центра… заминировано! И всем надо быстрее из него бежать, а кастинг провести после праздников; но эти опасные мысли шли вразрез с Олесиным воспитанием и совестью, а посему она смирилась с жестокой судьбой, тем более что было уже и поздно — девушка-ассистент выкрикнула ее фамилию: «Цветкова!»

И несчастная Олеся Цветкова на полусогнутых ногах поковыляла в зал. Увы, ей удалось спеть только первый куплет любимой песни. Когда она, превозмогая дикую боль в горле, заголосила, изо всех сил стараясь петь проникновенно, лицо главного продюсера исказилось, как от зубной боли.

Он взглянул на Олесю с какой-то брезгливостью и махнул рукой:

— Все понятно, достаточно.

«Ну что вам понятно? — Олеся укоризненно посмотрела на него. — Что вам может быть понятно? Что у меня температура тридцать восемь, но я все-таки притащилась на ваш кастинг, потому что он ох как важен для меня?! Или, может, вам ясно, что Сергей разбил мою жизнь, и мне теперь не то что петь о любви, а вообще слышать о ней тяжело?»

— А можно я допою до конца? — робко спросила Олеся и сразу поняла, что лучше было не выступать с подобным предложением.

Самый главный продюсер хмыкнул:

— А кто вам сказал, девушка, что вы умеете петь? Этот человек оказал вам плохую услугу.

Олеся переминалась с ноги на ногу, ей хотелось рассказать этому главному хаму и остальным членам жюри, что на самом деле она петь умеет, а просто так сложились обстоятельства, что сегодня она не в голосе. Но по их усталым, равнодушным лицам было понятно, что им это неинтересно. Тем более что в очереди рвались в бой еще сто пятьдесят более удачливых соперниц. Олеся развернулась и побрела восвояси. Отказ на кастинге был еще одним подарком судьбы в общую праздничную корзину к Новому году, доверху наполненную неудачами.

Почувствовав, что температура поднимается, Олеся забрела в кафе телецентра, чтобы выпить горячего чаю. Она примостилась за столиком и вдруг обмерла: в зал вошла сама Лиза Барышева — знаменитая артистка и телеведущая. Вернее сказать, Лиза не вошла, а вплыла павою, этакое диво дивное с нарощенными волосами до попы и ресницами, закрывающими пол-лица. А за Лизой в кафе вошел тот самый главный продюсер, отказавший Олесе в мюзикле ее мечты. Увидев Барышеву, он ринулся к ней и принялся что-то игриво нашептывать. По всему было видно, что стоит Лизе только подмигнуть ему, и он отдаст ей любую роль в мюзикле. Олеся почувствовала обиду — любому дураку понятно, что у Лизы нет голоса. Она не поет, а мяукает, как кошка, компенсируя ослепительной внешностью и обаянием отсутствие вокальных данных. И тем не менее Лиза петь не стесняется, как телевизор включишь — она тут как тут, мяукает во всех шоу. Конечно, если у тебя грудь третьего размера, зачем тебе голос? Кого в наше время это вообще интересует?

Лиза фамильярно потрепала самого главного продюсера по щеке и удалилась, гордо выступая в образе королевишны экрана.

«Вот, наверное, счастливая женщина! — вздохнула Олеся. — Везет же некоторым!»

Но «некоторые» считали, что им вообще не везет. Ибо сказано, «богатые тоже плачут». И знаменитые. И красивые.

Лиза Барышева подошла к окну своей гостиной, из которого был виден Кремль. Послезавтра часы на Кремлевской башне возвестят стране о начале нового года. Больше всего на свете Лиза хотела бы в этот момент смотреть на главные часы страны именно из этого окна, и Новый год она хотела бы встречать у себя дома. Рядом с Андреем. Под елкой, с оливье и шампанским.

Да, именно так, хотя если бы ей кто-то пару лет назад сказал, что она будет мечтать о таком простом, незатейливом женском счастье, она бы, пожалуй, перекрестилась — чур меня!

Ей приходилось по-разному встречать Новый год: в одном из лучших ресторанов Парижа (ее любовник заказывал столик за два месяца), в Вене (первого января она с бывшим мужем побывала на концерте Венского филармонического оркестра), на Мальдивах, в Нью-Йорке на Таймс-сквер, и вот удивительный казус судьбы — теперь ей не надо никаких французских ресторанов или залитого огнями, ликующего Нью-Йорка, и солнечных стран, где нет снега, а нужна волшебная снежная полночь в Москве, в собственной квартире, и чтобы Андрей, ну пусть в качестве новогоднего подарка, сделал бы ей предложение. Но это, казалось бы, такое реальное счастье было невозможно, потому что для него не хватало совершенной малости — чтобы все вышеперечисленное также хотел и Андрей. А он…

Неделю назад, когда они ужинали в любимом ресторане, она сказала ему, что хотела бы встречать Новый год вместе с ним. И что же? По его красивому, нервному лицу пробежала тень сомнения, а пожалуй, и недовольства.

— Я еще не думал об этом, — сказал Андрей. — Извини, столько работы, что было не до праздников.

Лиза вздохнула — опять работа; в последние два месяца, когда «Рождественскую симфонию» Андрея готовили к январской премьере, он почти все время проводил с оркестром, а до этого — полгода за роялем, пока сочинял симфонию. На все ее просьбы выйти с ней в свет Андрей отвечал отказом, ссылаясь на то, что устал, энергетически выдохся и не хочет посещать шумные светские мероприятия. Она старалась отнестись к этому с пониманием, но сейчас, когда речь шла о первой совместной новогодней ночи…

— Разве я прошу о чем-то невозможном? — изумилась Лиза.

Она так удивилась, что даже выключила звезду, от обиды, от растерянности превратившись в обычную женщину, которой больно, когда она понимает, что ее искренность не находит отклика. Андрей смутился и пробормотал, что подумает.

Что ж, до Нового года остается два дня, и теперь самое время вернуться к этому разговору.

Лиза набрала телефонный номер Андрея:

— С наступающим! Ты где сейчас? Опять на репетиции?

— Да, репетируем «Рождественскую», — устало выдохнул Андрей.

— Послезавтра Новый год… — вздохнула Лиза. — Мы будем его встречать вместе?

Молчание, как будто связь прервалась.

— Ты меня слышишь? — отчаянно выкрикнула Лиза.

— Извини, у меня много работы. Я жду важный факс из Америки, давай я перезвоню тебе позже…

Короткие гудки… Лиза застыла с трубкой в руках — как все это понимать?!

Она подошла к зеркалу и с пристрастием оглядела себя: мелирование и укладка от известного стилиста, роскошное платье. Тридцать девять ей никак не дашь (даже при дневном освещении — максимум двадцать семь), и вес идеальный — 53 кг, но, видимо, все-таки что-то с ней не так…

От обиды на Андрея Лиза расплакалась, как девчонка. Да, в этот момент богатая, успешная, талантливая (что отнюдь не синонимы), красивая, известная на всю страну Лиза Барышева чувствовала себя несчастной. И что с того, что она на всех телеканалах, носит одежду известных брендов и в спа-салоне за пару посещений оставляет сумму, равную месячному жалованью какой-нибудь конторской служащей?! Счастье, как безжалостно и беспощадно поняла Лиза, совсем не в этом. То, чего бы ей хотелось, — недоступно. Ее счастье не купишь ни за какие деньги и не вымолишь у судьбы.

Андрей снял трубку.

— Андрей Савицкий? Вы получили наш факс? — поинтересовался глава крупнейшей в США звукозаписывающей компании Джон Берри.

Андрей подтвердил, что факс принят.

— Когда вы подпишите документы? — спросил Джон.

Андрей замялся, не зная, что ответить. Странная ирония судьбы — вот перед ним лежит контракт, за который многие музыканты отдали бы все на свете, включая бессмертную душу (фактически этот контракт — пропуск в мировую известность, подарок на Новый год от известнейшей музыкальной компании, замри и не выдохни от счастья!), а он почему-то пребывает в замешательстве и не спешит радоваться. Так что все-таки ответить? Пауза затягивается, и молчать уже неприлично.

— Джон, в России сейчас начинаются новогодние праздники… К тому же шестого января у меня премьера «Рождественской симфонии»… Можно я отвечу вам после праздников?

— У вас есть какие-то сомнения? — удивился Джон.

— Нет… Но я должен все обдумать…

— Что ж, отложим переговоры на неделю… Как принято говорить у вас в России: с наступающим! — рассмеялся Джон Берри.

Андрей вздохнул — конечно, по логике вещей он должен быть сейчас не просто довольным, а прямо-таки излучать счастье, а он… Загадочная русская душа! Разве ее поймешь?…

Сразу после разговора с Джоном позвонила импрессарио Андрея Елена.

— Ты получил по факсу контракт? — с места в карьер взяла Елена.

— Да, — ответил Андрей.

— И что?

— Ничего.

— Ты не рад? — удивилась Елена.

— Почему? Рад, — сказал Андрей нарочито жизнерадостным голосом. Похоже, вышло не слишком убедительно, потому что Елена переспросила:

— Что-то случилось? Поссорился с Лизой?

Услышав про Лизу, Андрей почувствовал раздражение — при чем здесь вообще Лиза?

— Мы же так долго мечтали о контракте с этой компанией… — растерянно сказала Елена. — Ты ведь понимаешь, какие это перспективы?

— Я все понимаю, — рассеянно сказал Андрей. — Я и не отказываюсь от этого предложения. Но мне надо подумать. Не так просто решиться уехать из России на три года. За праздники я приму решение.

— Андрей, ты устал, тебе надо отдохнуть… Набраться сил перед премьерой, до шестого еще целая неделя.

Андрей хотел было сказать ей, что в последние дни подумывает о том, что премьеру нужно отменить, но, представив несчастное лицо Елены, промолчал. Зачем портить человеку настроение, особенно перед Новым годом?! В конце концов, это его личные проблемы, в которых никто не виноват…

Сегодня, во время генерального прогона своей «Рождественской симфонии», композитор Савицкий вдруг понял, что ее финал «провисает», не согласуется с общей идеей, словно бы вся симфония существует сама по себе, а финал взят из совершенно другого произведения — деструктивный, слишком громкий, пафосный. В нем нет необходимой тишины и какой-то главной паузы. В итоге симфония оставляет неприятное ощущение фальши, искусственности, словно бы тщательно выстроенное, продуманное, сложное произведение вдруг закончили фальшивой нотой, превратив его в фарс. А ведь она посвящена самому волшебному, светлому празднику — Рождеству! Андрей сочинял ее полгода, отказавшись от других проектов, видя в «Рождественской» свое главное предназначение. Он вложил в симфонию столько сил и времени! А за неделю до премьеры, обещавшей быть громкой, вдруг понял, что симфония не удалась. Не слишком приятное открытие, когда билеты уже распроданы и по всему городу висят афиши.

Нет, выпускать симфонию с таким финалом нельзя. Но что делать? Отменить премьеру? Нет, будет скандал… Играть как есть? Но готов ли он к подобному компромиссу? Надо бы все переделать, полностью переписать финал, но у него нет ни идей, ни сил, ни вдохновения. Только усталость и апатия… Да еще этот Новый год на носу! Уехать бы куда-нибудь из России, переждать праздники, но Лиза… Объясняться с Лизой ему совсем не хотелось.

На самом деле тридцать первое декабря он бы с радостью провел по своему сценарию — закрылся бы у себя в квартире, отключил бы телефон и в качестве праздничного шоу наблюдал бы звездное небо в любимый телескоп. За прошедший год в шоу-бизнесе Андрей так устал от звезд кино и эстрады, что в новогоднюю ночь хотел смотреть на настоящие звезды — те, что на небе, прекрасные и молчаливые. В новогоднюю ночь в созвездии Тельца можно будет увидеть Юпитер, Весту и Цереру. Все это куда как лучше объяснений с Лизой или хмельного новогоднего застолья где-нибудь в гостях. Тем более что из-за случившейся на днях командировки в Петербург Андрей пропустил важное событие — сближение Луны и Юпитера в ночь с 25 на 26 декабря! Может он хотя бы в новогоднюю ночь полюбоваться парадом светил?!

Как, однако, некстати этот дурацкий Новый год! Лиза носится с ним точно дурень с писаной торбой, у нее на новогоднюю ночь такие планы, что тут уж будет не до Юпитера! Давеча в ресторане он было попробовал робко заикнуться ей о том, что она при желании могла бы для праздника найти компанию и повеселей, но Лиза одарила его таким взглядом, что он осекся и не стал развивать эту тему.

Он вообще давно понял, что сопротивление бесполезно и только осложнит и без того нелегкую ситуацию.

Василий Петрович Цветков начал утро с обычной пробежки в саду и довершил разминку энергичной зарядкой. В свои семьдесят лет Василий Петрович считал своим долгом заботиться о здоровье и поддерживать хорошую физическую форму. Тем более что здесь, в деревне, на свежем воздухе это было делать куда приятнее, чем в городе. Можно сколько угодно бегать, обтираться снегом, а потом, размявшись, затопить баньку. Однако сегодня Василий Петрович завершил спортивный моцион не баней, а уборкой снега, затянувшейся надолго.

Дело в том, что за три дня до Нового года в поселке Бабаево началось снежное шоу. Снег падал, не переставая. Его намело уже столько, что даже собачья будка Пирата, в которой пес жил летом, была скрыта снегом. Дверь в оранжерею, где Василий Петрович зимой выращивал цветы, тоже занесло — так просто не откроешь! Это в городах есть снегоуборочная техника и боевые отряды дворников, а в Бабаеве на Лесной улице у Василия Петровича был только он сам в качестве снегоуборочной машины, и вот он, как машина, и расчищал снег добрых два часа. А что делать? Если снежные тонны не убрать, они, чего доброго, заметут не только собачью будку, но и большой двухэтажный дом Цветковых.

Черный кудлатый пес Пират наблюдал за хозяином с крыльца, а хитрый кот по кличке Полковник выбрал более удобный наблюдательный пункт — из окна гостиной.

Закончив убирать снег перед домом, Василий Петрович перешел в сад. Нужно было расчистить место перед Олесиной елью. Эту ель Василий Петрович посадил в год, когда родилась его любимая внучка Олеся.

Девочка росла, и ель росла вместе с ней. Именно тогда, двадцать пять лет назад, когда родилась Олеся, установилась традиция — в конце декабря наряжать Олесину елку и в полночь под ней встречать Новый год. И хотя в нынешнем декабре особенного праздничного настроения у Василия Петровича не было, нарушать семейные новогодние традиции он не собирался.

Раскидав снег, Василий Петрович принес из дома елочные игрушки — старые, памятные, те, что еще покупала его покойная жена, — и украсил ими ель. В эту новогоднюю ночь он, как обычно, подойдет к ели, вот только компанию ему составят разве что пес и кот. На прошлой неделе его сын и невестка уехали в Европу и вернутся они теперь только после праздников. А внучка Олеся, как обычно в последние годы, будет встречать Новый год в Москве со своими друзьями.

«Ну что ж, — вздохнул Василий Петрович, — наше дело стариковское. Будем ждать гостей после праздников». А в Новый год он накормит любимых питомцев праздничным ужином, нальет себе сто граммов и посмотрит какую-нибудь старую добрую новогоднюю комедию, вот хоть «Иронию судьбы».

Вечером Василий Петрович зашел в оранжерею. Несколько лет назад, выйдя на пенсию, доктор физико-математических наук, бывший университетский преподаватель Цветков неожиданно для себя увлекся садоводством. Он оставил Москву и переехал в Бабаево, где жил теперь постоянно. Летом Василий Петрович ухаживал за огромным садом и, кроме того, круглый год выращивал в оранжерее диковинные растения. У него имелись орхидеи, хризантемы, розы, азалии, а скоро должны были расцвести камелии дивной красоты.

Василий Петрович оглядел цветочное царство. Сам он, посмеиваясь по поводу своего увлечения, любил приговаривать, что ему с такой-то фамилией положено любить цветы.

Цветков проводил много времени в оранжерее еще и потому, что здесь всегда было тепло. Зайдешь со двора, вот как сейчас, и прямо из снежной, холодной, такой долгой русской зимы попадешь в изумрудное, звонкое лето.

Камелии только готовились расцвести, по всем прогнозам это должно было случиться в конце января, но вот если бы произошло чудо! Новогоднее, Рождественское было бы очень кстати! Тогда самую красивую камелию, названную «Звездой Рождества», Василий Петрович подарил бы любимой внучке Олесе, которая сама похожа на прекрасный цветок изяществом и красотой. А еще его Леся похожа на эльфов из сказок Толкиена: худенькая, бледная, огромные глаза, длинные волосы… Леське бы еще уши большие приделать, как у тех сказочных существ, — вылитая была бы принцесса эльфов. Леся столь хрупкая, что даже странно — откуда в ней голос такой силы и мощи?! Когда внучка пела, Василий Петрович всегда вспоминал покойную жену, Олесину бабушку (та тоже была известной певуньей), а на глаза наворачивались слезы.

…Выйдя из оранжереи, Василий Петрович вздохнул — кругом было белым-бело от снежной метели. Снег валил, сводя на нет все его усилия по уборке двора. Снег шел куда быстрее, чем люди могли его расчищать.

— Ну и погодка! — улыбнулся Василий Петрович. — Новогодняя снежная кутерьма!

Капитан полиции Алексей Макарский стоял в окружении своих воспитанников и проводил «разбор полетов» после завершившейся тренировки. Особенно досталось маленькому рыжему Саше Воробьеву.

— Воробьев! — строго крикнул капитан Макарский. — Это тебе самбо, а не дворовая драка. Да знаешь ли ты, что такое самбо?

И следующие тридцать минут Алексей Макарский, мастер спорта по самбо, тренер юношеской районной секции, рассказывал раскрывшим рты пацанам о сути этой замечательной борьбы.

По окончании сей пламенной речи Саша Воробьев поинтересовался:

— Дядя Леша, а вы бандитов ловите с помощью самбо или у вас пистолет есть?

— По-всякому приходится, — усмехнулся Макарский. — Все, тренировка окончена. Если будете так работать — сборной вам не видать как своих ушей! Тренируйтесь во время каникул.

— Дядя Леша, — спросил Воробьев, — а вы и в Новый год будете преступников ловить?

«Еще чего!» — чуть было не брякнул Макарский, но удержался и ответил:

— Нет. В Новый год я буду отмечать Новый год.

— А вы где его встречать будете? — не унимался любопытный Воробьев.

— Ну где… — смутился Макарский и соврал воспитаннику на голубом глазу: — Дома, с семьей.

А где приличный человек должен встречать Новый год? Правильно, дома. С семьей. На самом деле семьи у бравого тридцатипятилетнего капитана Макарского не было. Не повезло, не сложилось. Была у него когда-то жена, красавица и умница, но только она давно уже приходится женой другому мужчине и живет в Москве. Не захотела Люда Макарская жить в Бабаеве и уехала в столицу. А Макарский остался здесь — живет в Бабаеве, работает в РОВД Мишкинского района, на добровольных началах тренирует местных ребят в секции самбо. Он, конечно, давно бы тоже мог перебраться в Москву, если бы захотел (его в столицу кем только ни звали — и сотрудником в ФСБ, и начальником охраны в крупный банк, и личным телохранителем бизнесмена). Вот вчера ему позвонил армейский друг и стал уговаривать переехать в Москву: «Давай к нам, устроим тебя в солидную контору! Леха, ну что ты там сидишь в этом медвежьем углу?» А Макарский в очередной раз отказался, не зная, как внятно объяснить, почему он ни на что не может променять свое Бабаево.

Отпустив пацанов, Алексей вышел на крыльцо спортклуба и вдохнул полной грудью морозный воздух. А хорошо: лес в инее, солнце светит, и через два дня любимый праздник — Новый год!

Макарский с чувством закурил и улыбнулся: ну как отсюда уедешь, когда здесь все родное, знакомое с детства? Бабаево — его родина, а в Москве как-нибудь обойдутся и без Лехи Макарского.

Заключенный Саня Колосков по кличке Бешеный тоскливо смотрел сквозь решетчатое окно — там, за окном, была воля, зима, любимая жена Марина, прежняя жизнь… И где-то там люди уже готовились к Новому году… А Саня Колосков в той, потерянной, жизни очень любил этот праздник. А теперь у него вместо наряженной елки и любимой жены — нары и небо в клеточку. Сане вдруг стало так грустно, что хоть плачь или волком вой. Его сокамерники спали: кто похрапывал во сне, кто кашлял. С тоски Саня затянул песню. Сначала он пел уныло, но вторую часть куплета пропел громко и с большим энтузиазмом. А последние слова, можно сказать, прокричал на всю зону.

— Сань, ты чего? — спросил с соседних нар разбуженный песней заключенный Аркадий Хныкин по кличке Философ.

С тем же вопросом в камеру пожаловал надзиратель. Строго зыркнув на Бешеного, надзиратель спросил:

— Колосков, что орешь?

— Настроение такое, — хмыкнул Бешеный.

— Я тебе сейчас испорчу! — погрозил надзиратель.

— Ладно, чо ты сразу шакала включил, начальник, — усмехнулся Бешеный. — Настроение у меня хорошее, вот и пою.

— Не положено! — буркнул надзиратель.

— Так Новый год ведь, — подмигнул Бешеный.

— Не положено, — отрезал надзиратель и захлопнул дверь камеры.

— Некоторые думают, что они поднялись. На самом деле они просто всплыли, — неодобрительно заметил Бешеный. — Вот гад, действительно настроение испортил.

— Ладно, Сань, не буянь, — подал голос Философ. — Охота тебе в карцер загреметь на Новый год?

— Неохота, — скривился Саня. — Мне вообще Новый год тут встречать неохота.

Сане было неохота до такой степени, что он изо всех сил ударил кулаком по нарам. Почуяв приближающуюся бурю, другие разбуженные обитатели камеры притихли. У Сани Колоскова был крутой норов, и прозвище Бешеный он получил именно за буйство и экспрессивность. А также за тяжелые кулаки.

Саня чалил в колонии третий срок. Половину своей жизни тридцатисемилетний Колосков провел в местах строгого режима. Ничего не поделаешь, так легла его карта — человека засосала опасная трясина. Всякий раз освободившись, выйдя на волю, Саня поддавался излюбленному пороку — прибирать, где чего плохо лежит. Самыми разными способами. Послужной список Сани Колоскова был представлен разнообразно: кражи, разбойные нападения, поножовщина. В нынешней тюремной реинкарнации в колонии строгого режима в Подмосковье Сане предстояло провести шесть лет — из которых три года он уже отбыл.

По сравнению с Саней Бешеным заключенный Аркадий Хныкин казался на зоне человеком случайным. В прежней жизни Аркадий был главным бухгалтером крупного предприятия, но то ли он как бухгалтер проворовался, то ли директор этого предприятия подставил Аркадия, а только вышел Аркадию срок — пять лет колонии строгого режима. Первое время сорокалетний Аркадий на зоне чувствовал себя инородным телом, и кто знает, как бы сложилась его судьба, не проникнись к нему симпатией сам Саня Бешеный, человек в здешних кругах авторитетный. Для Бешеного начитанный Аркадий стал персональной Шахерезадой — Аркадий пересказал ему «Евгения Онегина», заинтриговал Саню коллизиями «Войны и мира», усилил впечатление жалостливой «Бедной Лизой» и пообещал за будущие годы познакомить Саню и остальных сокамерников со всей русской классикой. За свой талант рассказчика Аркадий получил покровительство Сани, а со временем Хныкин и Бешеный даже как-то сдружились. Все свободное время (а в колонии его было много) Аркадий проводил за чтением книг, преимущественно философского содержания. В результате он стал таким просветленным, что коллеги стали называть его Философом.

Вот и в этот тяжелый для Сани Бешеного момент Философ попробовал утешить приятеля вполне философской сентенцией:

— Да будет тебе, Сань, какая разница, где быть — по ту сторону или по эту? Вот скажем, Марк Аврелий говорил, что всюду, где можно жить, — можно жить хорошо!

Но Саню пример Марка Аврелия почему-то не убедил:

— Иди ты знаешь куда со своим Аврелием!

Философ пожал плечами:

— Знаю! Как говорил Ясперс: «Самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы!»

Бешеный с чувством воскликнул:

— Какая тоска, мля, на воле народ уже в натуре салаты шинкует, а мы тут паримся! Слышь, Философ, выдай что-нибудь умное! Только не про этого фраера Аврелия.

Философ, которому было не привыкать к тому, что его, как диковинного попугая, периодически просили сказануть чего-нибудь эдакое, задумчиво посмотрел вдаль и, выдержав значительную паузу, таки сказанул:

— Писатель Фулгам рассказал историю о том, как один человек прихватил с собой пиво, бутерброды с вареньем, парашют и рацию, прикрепил свой шезлонг к метеорологическим зондам и взлетел, сидя в шезлонге, на три километра ввысь, прямо через взлетную полосу аэропорта. Когда его потом спросили, зачем он это сделал, он сказал: «А чего на одном месте сидеть?»

— Эх, хали-гали сапоги-сандали! — крякнул Бешеный и экспрессивно ткнул Философа в бок: — Точно! Прям в корень зришь. Ша, братва, с меня хватит! Я не я, если этот Новый год встречу на зоне!

Обхватив голову, Саня, казалось, о чем-то усиленно размышлял, а вскоре, по итогам размышлений, он, довольно посматривая на дверь камеры и словно подмигивая надзирателю, сказал:

— А хрен вам с Аврелием! — и затянул песню:

До Нового года оставалось два дня. Все эти разные люди собирались встречать любимый праздник, и они еще не знали, что судьба соединит их. То ли планеты выстроятся причудливым образом, то ли сближение коварного Юпитера с Луной так повлияет на их судьбы, но как бы там ни было — Новый год у них, таких разных, будет общий на всех… Впрочем, не станем забегать вперед.

Новый год всегда был ее любимым праздником, и теперь, когда до него оставалось два дня, Олеся честно постаралась настроиться на праздничную волну, но волна ускользала и терялась в море грусти. И уже и Новый год не радовал, и вообще ничего.

«Жизнь не удалась!» — охнула двадцатипятилетняя Олеся и замерла от ужаса: ей казалось, что после тридцати — это прямо загробная жизнь! Да, определенно, ее жизнь — псу под хвост. Личное счастье не сложилось, а главное, карьера певицы, о которой Олеся мечтала с самого детства, так и не задалась. Хотя вроде бы для этого все имелось: и голос, и яростная готовность работать, и внешность. Дед Василий вообще считал Олесю красавицей, но тут как в суде — показания близких родственников в расчет не принимали. Для деда, понятное дело, внучка самая лучшая. У самой же Олеси имелись отдельные претензии к мирозданию — например, очень уж она тоненькая, так и просится сказать тощенькая, и росточку бы побольше, и волосы зачем-то непослушно кучерявятся, так что никакой плойкой не распрямишь, но в целом все симпатично — на сцену выйти можно! И тем не менее добиться каких-то значительных успехов ей пока не удалось.

В чем же все-таки причина? Может, как предположил бывший Олесин жених, в том, что она — несовременная?

— Леся, ты какая-то… несовременная! — выговаривал ей Сергей. — Пойми, восемьдесят процентов успеха обусловлено нашей способностью правильно коммуницировать.

— Чего делать? — не поняла Олеся.

— Заводить полезные связи, общаться с нужными людьми, грамотно себя позиционировать!

— Я не хочу заводить «нужные связи», я с людьми общаюсь не по этому принципу, — пожала плечами Олеся, — а сообразно тому, нравятся мне эти люди или нет.

— В том-то и дело! — кивнул Сергей. — Ты вообще контактируешь не с теми людьми! Стоишь с какими-то чудиками в пикетах против вырубки леса, выходные проводишь с пенсионерками в собачьих приютах. Твой круг общения не рационален!

— И слава богу! — рассмеялась Олеся. — Мне нравятся неравнодушные, искренние люди!

— Твои замечательные люди не смогут замолвить за тебя слово в нужном месте и не дадут тебе роль, о какой ты мечтаешь! — заметил Сергей.

— И не надо! Я хочу сама всего добиться собственным трудом. Мой дед Василий говорит, что нужно просто хорошо делать свое дело и тогда рано или поздно успех все равно придет!

Сергей покачал головой:

— При таком подходе успех придет именно что поздно! Пойми, сейчас такие правила игры — либо ты их принимаешь, либо ты за бортом! Кстати, если ты хочешь быть известной певицей, тебе надо как-то громко заявить о себе.

Олеся не очень понимала теорию этих «громких заявлений». Ну в самом деле, что она может на практике? Заплатить кому-то за ротации на радио и мелькание в ТВ-ящике? Но она не дочь олигарха и не подружка депутата (у нее папа — востоковед, а дедушка — заслуженный ученый с обычной пенсией). Переспать с каким-нибудь продюсером, который возьмет ее под крыло? Но она не готова на это ни ради денег, ни ради славы (она вообще согласна только на любовь!).

Закатить скандал? Да! Сергей так и сказал Олесе: «Тебе надо закатить какой-нибудь скандал, это же мощный пиар-повод!» Ей даже стало смешно. Какой она может придумать скандал? Разве что зайти в кафе «Останкино» и побить посуду? Так это глупо. И вообще она не любила скандалить. Она не скандальный человек. У них в семье это было не принято. Если кто из домашних был не в духе — так он просто закрывался в комнате на какое-то время, и все домочадцы знали, что человеку надо побыть одному, успокоиться. А вот так, чтобы тарелки бить друг другу об голову или ругаться, — такого у Цветковых никогда не случалось.

Кроме того, Сергей советовал ей выглядеть ярче («Леська, девиз нашего времени: не быть, а казаться! Выбрала публичную профессию — изволь соответствовать!»), но Олеся только усмехалась в ответ — она не хочет бежать к пластическим хирургам, чтобы обзавестись мощным бюстом или губами, как у рыбы, и выглядеть в итоге как жертва беспощадного тотального гламура. Она такая, какая есть, и хотела бы — к черту моду! — сохранить искренность и естественность. А потом, у нее и времени нет на подобную ерунду — вместо стилистов и шопингов она лучше прочтет еще одну умную книгу или посмотрит арт-хаусный фильм. А вместо солярия и маникюрши отвезет корм в приют для бездомных животных.

В общем, поразмыслив, в итоге Олеся согласилась с женихом: «Да, я не современная, но я бы хотела остаться собой!» — «Глупо! — парировал Сергей. — Твоя нелепая принципиальность создаст тебе много проблем!»

Примерно то же самое он сказал Олесе при расставании неделю назад, в тот день, когда у нее разом не стало ни жениха, ни лучшей подруги.

И вот сейчас, в канун Нового года, Олеся понимает, что проблем у нее действительно много, тут, как ни крути, бывший жених оказался прав.

А глупая принципиальность тому причиной или что другое — кто знает…

Глядя на падающий снег, Олеся задумалась: «Интересно, а когда началась эта колея неудач, по которой я качу, как на паровозе, вот уже несколько месяцев? После разрыва с Сережей? А может, если быть честной, признаться, что гораздо раньше?! Например, со встречи с ним? Когда я приняла за любовь обычную влюбленность?»

…Она познакомилась с Сергеем два года назад во время съемок в сериале, где оба играли эпизодические роли. Сергей обладал кинематографической, фактурной внешностью героя-любовника (высокий, кудрявый, картинно красивый) и нешуточными актерскими амбициями — он рассчитывал получить звание народного артиста годам к тридцати (и в свои двадцать пять вовсю к этому готовился).

Инициатором их отношений был Сергей — он начал ухаживать за ней, причем делал это изящно: подарки, цветы, рестораны, клубы. К тому времени Олеся уже вовсю мечтала о большом, настоящем чувстве (мимолетные студенческие влюбленности не в счет!), ее душа «ждала кого-нибудь». А тут не кто-нибудь, а прямо принц из сказки! Красивый, прекрасно воспитанный, из такой же хорошей семьи с традициями, как у нее. И Олеся влюбилась.

Начались конфетно-букетные отношения. А месяц назад Сергей сделал Олесе предложение. Она ответила, что подумает и даст ему ответ к Новому году. Он обиделся: «Какие раздумья? Ты в чем-то сомневаешься?» Олеся смутилась и промолчала.

На самом деле сомнения у нее действительно были, и еще какие! Это первые полгода после встречи с Сергеем она была им сильно очарована, но постепенно, по мере того как они узнавали друг друга лучше, некоторые вещи стали омрачать недавнюю идиллию. Например, Олесю стала печалить категорическая сосредоточенность Сергея на собственной персоне. Конечно, все люди зациклены на себе, но у некоторых это протекает в легкой, необременительной для других форме, а Сережина эгоцентричность была возведена в абсолют. По большому счету, кроме себя самого, его более ничто не интересовало. Олеся как-то с грустью сказала ему, что вот, скажем, в футбол он играть бы не смог и вообще все командные игры и человеческие отношения, подразумевающие взаимовыручку, готовность прийти на помощь, — не для него. «Да, — спокойно ответил Сергей, ничуть не обидевшись, — я индивидуалист. Разве это плохо?!»

А это было ни плохо ни хорошо, просто иногда Олесе хотелось от него внимания, искренности. Однажды она вдруг подумала, что вот странное дело: они уже год вместе, а он ни разу не сказал ей, что она талантливая, что у нее голос и, между прочим, тоже актерские данные. «Все красивая да красивая, а что талантливая — не дождешься! — вздыхала Олеся. — А ведь так важно услышать похвалу от близкого человека, слова одобрения, тогда-то и расцветает и крепнет уверенность в своих силах!» Но ее уверенность не только не расцветала, а, напротив, со временем стала сходить на нет. Дело в том, что в Сергее погиб великий педагог, Сухомлинский или Макаренко. Он все время Олесю воспитывал. Как увидит — сразу начинает воспитывать: и это ты делаешь не так, и прическа эта тебе не идет, и тот мюзикл тебе не подходит — вообще туда на пробы не ходи! И так во всем.

Нравоучительные нотации Сергея со временем стали Олесе надоедать. Недавно она неосмотрительно пригласила его поехать в Бабаево — познакомиться с ее родными. За два дня, пока они гостили в Бабаеве, Сергей умудрился дать пару ценных советов даже ее родителям и немедленно занялся воспитанием хозяйских кота и собаки. В общем, когда он уехал из Бабаева, все Олесины домочадцы вздохнули с облегчением («Невероятно самоуверенный молодой человек!»), включая саму Олесю и Пирата с Полковником.

А самое главное, что из их отношений так и не выросло дружбы. Олесе было обидно, что Сергей не только ни разу не принял участия в ее проектах, а даже не интересовался ими хотя бы из вежливости. А между тем Олеся считала свою волонтерскую деятельность по-настоящему важной. Она простаивала в экологических пикетах против вырубки леса, организовывала спектакли в детских домах.

Сергей усмехался: «Леся, ты такая наивная чукотская девушка! Нет, все это довольно мило, но в чем смысл твоей борьбы? Хотя я понимаю, у каждого свое хобби!» Слово «хобби» он произнес с интонацией «если совсем делать нечего, то, наверное, можно и митинги против уничтожения старых домов посещать»! Олеся горячо возражала: «Ну как ты не понимаешь?! Ведь это моя Москва, мой город детства, который исчезает на наших глазах! Вот я иду по центру, где мне знаком каждый дом, и вижу, что этого дома больше нет, его снесли и построили очередное офисное здание, безликий новодел! Мой город уродуют какие-то бездушные чиновники, а кто им дал на это право?!» Сергей пожимал плечами: «Ты все равно ничего не сможешь сделать, ваши пикеты ничего не решат! Это все равно что бороться с ветряными мельницами!» Олеся упрямо качала головой, повторяя слова, однажды услышанные от деда: «Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь!»

Она знала, что Сергея раздражает ее заполошность («Тебе до всего есть дело!»), очевидная непрактичность. Когда она уступила свое место в мюзикле подруге Вике, посчитав, что той эта роль нужнее, он отругал ее: «Ну и дура! Ждешь, что твой поступок кто-то оценит? Зря!» Сергей даже посмеивался над ней, например, гомерический хохот у него вызвало участие Олеси в пикете против уничтожения детенышей бельков: «Леся, ну где эти тюлени и где ты?!» — «Их жестоко забивают совсем маленькими!» — разревелась Олеся, а Сергей покачал головой.

Сначала Олеся надеялась, что, может, со временем он начнет хоть немного интересоваться ее жизнью, потому что разве бывает любовь без взаимопонимания?! Она привыкла к тому, что в их семье все друг друга всегда поддерживают, и считала, как и герой известного фильма, что счастье — это когда тебя понимают! Однако время шло, а в их отношениях с Сергеем ничего не менялось.

После того как он сделал ей предложение, она серьезно задумалась: а зачем нужны отношения без любви? Ведь она с детства видела, как должно быть. У нее перед глазами был пример родителей и пример деда, который прожил со своей женой, Олесиной бабушкой, в согласии двадцать пять лет.

А в их с Сергеем отношениях все было как в игре «тепло — холодно». И все только холодно, холодно и ни волнений, ни особенных переживаний, ни искренности. С Сергеем Олеся чувствовала себя ясновидящей — в том смысле, что видела их дальнейшую жизнь на много лет вперед. Вот они поженятся, у них будет шикарная свадьба (Сергей любит пускать пыль в глаза). Он настоит на том, чтобы она оставила профессию и занялась домашним хозяйством. «В семье должен быть один артист», — однажды сказал Сергей с таким видом, что сразу стало понятно, кого он имел в виду, а потом, лет в сорок, она вдруг почувствует, что ее так достала эта «благополучная» семейная жизнь, что окажется в дурдоме с сильнейшим неврозом; и из этого долгосрочного прогноза на годы вперед Олеся сделала вывод — им надо расстаться. Просто они с Сергеем разные люди. Так бывает, и никто не виноват, главное, вовремя это понять, а дальше уже идти каждому своей дорогой. Но она никак не могла решиться Сергею об этом сообщить, потому что боялась ранить его, и все искала подходящий повод для последнего объяснения. И повод вдруг нашелся, но такой, что ей бы и в кошмарном сне не приснился…

За неделю до Нового года Олеся приехала к Сергею, чтобы забрать у него кое-какие вещи, и обнаружила там свою подругу Вику. И Сергей, и Вика явно не ждали Олесю и были смущены ее внезапным появлением. Олеся хотела что-то сказать полуголой, растерянно улыбающейся подруге, но не смогла (ей почему-то стало больно дышать), только махнула рукой, развернулась и побежала куда глаза глядят. Олеся бежала по улицам, задыхаясь от боли и чувства, что и небо падает ей на голову. «Почему так подло, за спиной?! — ревела Олеся. — Неужели нельзя было сказать мне честно — в лицо, что вот мы с Викой (Сергеем!) полюбили друг друга и не можем противостоять стихийно вспыхнувшим чувствам!» Она бы постаралась их понять и устранилась. Атак… Жених и лучшая подруга?! С Викой Олеся дружила с первого курса театрального училища и считала ее близким человеком, какое-то время Вика даже жила у нее.

Самое смешное, что еще месяц назад Сергей отчитывал Олесю, узнав, что та уступила свою роль в спектакле Вике.

И вот так, в один день, ни жениха, ни подруги! Лихо! Да еще под Новый год!

В тот день Олеся поехала к деду в Бабаево — помочь ей справиться с обрушившимся небом мог только он. Прижав к груди урчащего Полковника, Олеся долго и бессвязно жаловалась деду Василию на несправедливость судьбы, а он отпаивал ее чаем и говорил, что иногда нам кажется, будто мы потеряли что-то большое, важное (и это такая потеря, какую нельзя пережить!), но потом выясняется, что эта кажущаяся потеря на самом деле — дар судьбы, что называется, «Бог отвел!». Но чтобы понять это, должно пройти время, нужно отойти на расстояние и проверить ситуацию масштабом времени…

Утешения деда Василия помогли Олесе. На следующий день она вернулась в Москву с твердым намерением забыть случившееся, как кошмарный сон, и не видеть больше ни Сергея, ни Вику. Однако Сергей названивал ей и настаивал на встрече.

Она согласилась встретиться с ним, зная, что эта встреча будет последней.

Они встретились в кафе. Сергей кашлял, выглядел больным (он объяснил, что накануне сильно простыл), однако особенного раскаяния не выказал.

«Понимаешь, Вика сама… напросилась!»

Олеся вспыхнула (как бы там ни было, джентльмен такого не скажет): «Будем считать, что все к лучшему! Прощай, Сергей!»

Он удивился: «Прощай?! Ты что, из-за Вики так обиделась? Ну перестань, у нас с ней не было ничего серьезного. А то, что было… это же ничего не значит!» Олеся возмутилась: «Ах, это, оказывается, ничего не значит? Какой же ты… высокоморальный человек! Я бы еще могла понять, если бы у вас все было серьезно, а так… извини, не могу».

На прощание Сергей ее поцеловал — Олеся поморщилась: не надо сентиментальных жестов! А на следующее утро почувствовала себя больной. Выходит, Сергей заразил ее простудой. Вот так он и ушел из ее жизни — оставив ей на память насморк и недобрые воспоминания. К вечеру Олеся совсем разболелась, поднялась температура, охрип голос. А через два дня был тот самый важный кастинг, который она из-за этой нелепой простуды провалила. И вот какой теперь Новый год?!

Кстати, еще неделю назад у нее были планы на новогодние праздники: ей позвонил приятель, с которым они вместе учились, и предложил заработать, выступая Снегурочкой на частных вызовах. «Песенку свою споешь про снежинки, улыбнешься — делать-то и не надо ничего!» Олеся сначала было хотела отказаться, потом задумалась: а что плохого? Детей порадую, да и деньги не помешают. И вот когда она уже хотела согласиться — некстати заболела. Заложенный нос хочется оторвать, в горле будто бы сидит большой кот и скребет лапой, а в голове туман. Хороша Снегурочка!

А как еще провести праздники, Олеся не знала. Она перебрала в уме всех знакомых, с которыми теоретически можно было бы встретить Новый год (таковые имелись), но празднование с друзьями предполагало веселье, а ей не хотелось никого расстраивать своим похоронным видом. Нет, шумные застолья сейчас не для нее, а других вариантов не было.

Она даже подумала (как и в случае с кастингом), что хорошо бы тридцать первое декабря отменить, перенести его на другие, возможно, более счастливые дни, но Новый год был неотвратим. Его надо было праздновать сегодня, встречать уж как есть. Потому что другого-то все равно не будет (а до следующего еще надо дожить!).

Но как отмечать, с кем? «Эх, никто меня горемычную не любит и не ждет!» — закручинилась Олеся. Но тут она лукавила — ее очень любил и ждал дед Василий. И Олеся почувствовала его любовь через расстояние и улыбнулась: «Дед! Как он там? Надо позвонить в Бабаево!»

Накануне Нового года Андрей встретился с другом детства Игорем в ресторане Дома кино. В отличие от Андрея у Игоря был радостный вид и хорошее настроение. Друзья выпили за встречу по пятьдесят коньяка.

— Проводим старый год, Андрюха! — подмигнул Игорь. — Надо сказать, этот год для тебя был результативным! Прямо везде у тебя поперло! Карьера, известность, роман с такой женщиной! Это ж надо — сама Лиза Барышева!

Андрей скривился, и Игорь замолчал.

— Старик, что-то ты мне не нравишься! — покачал наконец головой Игорь.

Андрей пожал плечами — в последнее время его самого все в себе раздражало. Впрочем, как и в окружающих. Да, он не мог не признать, что превратился в угрюмого, недовольного типа.

— Что с тобой? — забеспокоился Игорь.

Он интересовался проблемами Андрея по праву старинного друга — они знакомы с детства, с тех времен, когда один еще не был весьма состоятельным бизнесменом, а другой известным композитором.

Андрей честно задумался: а в чем, собственно, причина? Ведь не может так быть, чтобы его странная депрессия не имела оснований…

— Да какой-то сплин, апатия. Понимаешь, ничего не хочется. Противное состояние…

— Бывает, — улыбнулся Игорь. — Сплин Онегина. У тебя типичный кризис среднего возраста!

— Думаешь? — хмыкнул Андрей.

— Тебе тридцать пять — значит, уже пора! Вот скажи, ты задумываешься над тем, что живешь неправильно?

— А то! — обрадовался Андрей. — Можно сказать, только о том и думаю.

— А может, — участливым тоном доктора с пациентом подсказал Игорь, — достало все так, что дальше некуда?

Андрей почувствовал настоящую радость от того, что на свете есть кто-то, кто его так хорошо понимает.

— Точно! А ты… откуда знаешь?

Игорь усмехнулся:

— Болею тем же самым, Андрюха.

— И как это лечится?

— По-разному. Говорят, весьма душеполезно менять что-нибудь каждые семь лет: квартиру, жену, работу. Нужна какая-то встряска, прилив свежей крови, новые впечатления, путешествия! Кстати, я завтра с женой уезжаю на Мальдивы! Солнце, море, любимая женщина. Думаю, меня это быстро приведет в чувство. Ты бы тоже поехал куда-нибудь развеять грусть-печаль. Глядишь, поможет…

— Я и собирался — на горнолыжный курорт в Карпаты, чтобы только горы и снег вокруг. Но тут Лиза заявила о своих правах. Сказала, что уехать из Москвы не может, первого января у нее важная премьера.

— А ты как будто недоволен? Ну ты даешь! Тебе несказанно повезло — тебя любит женщина, о которой мечтают сотни мужчин в этой стране, — сама Лиза Барышева, а ты…

Андрей вздохнул: как объяснить, что его отношения с Лизой сложны, тягостны и для него в первую очередь сопряжены с чувством вины.

Лиза случилась в его жизни, как некое стихийное явление — внезапное, мощное, опасное. Весной он писал музыку к фильму, в котором Барышева играла главную роль. Однажды во время съемок она сама заговорила с ним, пригласила выпить кофе, на следующий день позвонила (неизвестно где раздобыв его телефон). Потом пригласила сходить с ней на премьеру. Все это выглядело очаровательно и вначале льстило Андрею. Вокруг шептались: надо же, сама Барышева! Но он не был готов к серьезным отношениям, потому что все еще переживал разлуку с женой, в браке с которой прожил семь лет. Если бы не странная настойчивость Лизы, их отношения закончились бы еще тогда, весной.

— Если честно, я до сих пор не понимаю, почему Лиза проявила ко мне интерес, — признался Андрей. — И уж тем более не понимаю, почему она до сих пор со мной…

Андрей смущенно замолчал — он не считал достойным обсуждать подробности своей личной жизни даже с близким другом, к тому же он предполагал, что такие разговоры могли бы унизить Лизу, чего бы ему никак не хотелось.

— Что за надуманные сложности? — вздохнул Игорь. — До сих пор не можешь забыть Катю? Старик, прошло два года, хватит жить прошлым.

Андрей пожал плечами:

— Наверное, ты прав. Я сам себя ругаю за эту недостойную мужчины рефлексию.

— Как твоя симфония? — осторожно поинтересовался Игорь.

Андрей махнул рукой:

— Провалил! Считай, расписался в собственной бездарности! Ладно, не будем об этом! Вот ты говоришь: год был удачным, популярность, деньги, а я за этот год так вымотался… Полный энергетический спад, словно меня жевали челюсти великого и ужасного шоу-бизнеса и выплюнули, и в итоге у меня ни сил, ни вдохновения, ни желаний. Я устал от требований продюсера, устал писать песни для певичек про бесконечные снежинки и любовные переживания! Неужели я учился в консерватории для того, чтобы в итоге сочинять примитивные три притопа — три прихлопа?! Хочется писать настоящую музыку, а не эти распевки!

— Брось, «Снежинки» отличная песня — новогодняя, душевная!

Андрей поморщился, поскольку считал, что давно перерос свои достижения в эстраде, и мечтал уйти в серьезную музыку.

— И потом, за твои «Снежинки» тебе неплохо платят! — справедливо заметил Игорь.

— Вот и Лиза так говорит, — усмехнулся Андрей. — Она считает, что это верный хлеб и глупо завязывать с поп-музыкой. А мои эксперименты в области симфонической музыки считает блажью.

Андрей не стал рассказывать другу, что отсутствие понимания со стороны Лизы — еще одна проблема в числе прочих, априори лишающая их возможный союз гармонии, а с недавних пор, как считал он, и смысла.

— А может, старик, у тебя от твоих успехов просто закружилась голова? Бывает и так! Есть понятие equipped mentally — быть готовым к собственному успеху. Так вот, очень немногие люди готовы к успеху. Зачастую мы легче смиряемся с хроническим невезением, привыкая к нему, воспринимая привычные неудачи, как узор на ковре в своей комнате, а вот именно успех, признание, если мы к этому не готовы, могут стать настоящей проблемой.

Андрей пожал плечами. На самом деле он считал, что никакого успеха не заслужил. Признание, деньги, американский контракт — все это словно какой-то аванс на будущее, который еще придется отработать. А вот получится ли у него — еще вопрос. И от этого внутри всегда живет какой-то страх, что его дарование истончится, вдохновение больше никогда не посетит и от композитора Савицкого останутся только незамысловатые эстрадные песенки. А может, его депрессия объясняется не пустой рефлексией, а состоянием яростного недовольства собой, в котором он существует последний год, с тех пор как задумал «Рождественскую симфонию»?!

— Тебе всего тридцать пять, — улыбнулся Игорь. — Будут еще победы и достижения и в той области, в которой ты хочешь…

— В том-то и дело — мне уже тридцать пять! Хочется успеть сделать что-то большое, настоящее, понимаешь?

— Понимаю, ты всегда таким был — непохожим на всех, бескомпромиссным, неуспокоенным. Черт знает, может, поэтому я с тобой и дружу? Кстати, надо отдать тебе должное, старик, популярность тебя не испортила: ты не забываешь старых друзей и не зазнался, примкнув к звездам шоу-бизнеса.

— Звезды! — фыркнул Андрей. — Мне эти звезды вот уже где! Обыкновенные и зачастую вздорные люди. Да кто вообще придумал это идиотское определение! Звезды — они на небе!

— Кстати, о небе! — оживился Игорь. — Ты так и проводишь все свободное от музыки время: перед телескопом?

— Это единственное, что меня радует, — признался Андрей. — Я так благодарен тебе за него!

Телескоп на прошлый Новый год ему подарил Игорь. По его словам, он долго думал, что такого можно подарить Андрею, у которого все есть, и наконец догадался — телескоп! Получив столь необычный подарок, Андрей сначала очень удивился, но из вежливости решил его освоить и вскоре увлекся астрономией. Теперь он ночи напролет изучал Вселенную.

— Понимаешь, вот я смотрю туда и вижу истинный масштаб вещей, по сравнению с которым все земное — наши проблемы, беды — кажется таким мелким, незначительным, пустым. Мышью на фоне горы… И вся эта шоу-бизнес-возня, и гонорары, и популярность, и даже моя симфония. Звездное небо — это моя карта для сверки маршрута и лучший отдых.

— Кстати, об отдыхе! — подхватил Игорь. — Я знаю, что обязательно поможет! Тебе нужно жить за городом, в своем доме! Это же лучшие условия для творчества! Звезды ближе, городская суета дальше — идеально!

— Не понял, к чему ты клонишь?

— Хочу предложить тебе купить мой дом в Бабаеве!

— Ты его купил год назад затем, чтобы продать мне? — улыбнулся Андрей.

— Я его купил, потому что мне очень понравилось это место. Бабаево — просто рай на земле. Сосновый бор, озеро, рядом бывшая графская усадьба — благодать и красота! Помню, когда я туда впервые попал и увидел этот огромный прекрасный дом, то сразу захотел, чтобы мои дети росли там, на свежем воздухе.

— Что-то я не припомню, чтобы ты часто появлялся в твоем благословенном Бабаеве? Ты как-то все больше по заграницам мотаешься?!

— Вот именно! — вздохнул Игорь. — Веришь, нет — год назад купил дом, а за это время был там пару раз, не больше! Ты же знаешь мою работу — кручусь как белка в колесе! Да и Наталья моя не любитель сельской жизни. У нее все время концерты, гастроли. Какая там деревня! А в доме надо жить, он живой. Жаль, что простаивает пустым… Вот и предлагаю тебе — купи! Там есть все, что нужно для счастья.

Андрей пожал плечами:

— Купить дом? И чего? Жить за городом? Никогда об этом не думал. Да и какой из меня селянин? Нет, старик, извини, не по адресу!

— Понял, — кивнул Игорь. — А может, так поживешь? Свежий воздух, сосны, березы. Огромный дом в твоем распоряжении! Отдохнешь от продюсеров и Лизы заодно. Встретишь Новый год в одиночестве.

— Звучит заманчиво! А может, и впрямь? — задумался Андрей. — Посидеть в тишине, прийти в себя… Тем более, знаешь, я эту новогоднюю суету не люблю. Возьму с собой телескоп, пообщаюсь с космосом…

— Заметано! Тогда тридцатого я тебя закину в Бабаево, все покажу-расскажу и вернусь в Москву. Тридцать первого утром мы с Наташей улетим на Мальдивы и вернемся только десятого января. А ты пока поживешь в Бабаеве!

— Ладно, в Бабаеве так в Бабаеве! — рассмеялся Андрей.

Тридцатого декабря Лиза отрабатывала накопившиеся долги — закончила озвучивание роли, дала интервью в связи с близкой премьерой, обсудила контракт на новую роль с продюсером и в итоге к концу дня почувствовала себя усталой.

Из телецентра она заехала в фитнес-центр, где долго, под руководством инструктора, пыталась снять усталость с помощью йоги. Обычно йога, как ничто другое, помогала ей расслабиться, но сегодня даже этот проверенный рецепт не сработал. Настроение не улучшилось, хоть ты тресни.

Ну тогда что? Будем медитировать на шопинг? Лиза поехала в любимый бутик и принялась вдумчиво выбирать платье для новогодней ночи. Добрый Дед Мороз «Д. Армани» за совершенно дикие деньги подарил Лизе платье ее мечты. Но и то сказать — сконструировать такое платье, чтобы оно лечило все недостатки и бесстыдно выпячивало достоинства, посложнее, чем сконструировать самолет! Когда Лиза вышла из примерочной в этом черном струящемся платье, продавец-консультант восторженно ахнул. Лиза улыбнулась — точно такой же реакции она ждала от Андрея, ради которого и собиралась купить платье.

Приехав домой, Лиза обсудила меню новогодней ночи со своей домработницей Тоней («Тонечка, Андрей любит грузинскую кухню, ты уж постарайся! И какой Новый год без твоего фирменного «Наполеона»!»); придирчиво осмотрела празднично украшенную гостиную, разложила подарки, которые приготовила коллегам, домработнице и, главное, Андрею (она купила ему часы легендарной марки — красивые, очень дорогие). Для новогодней ночи все было готово, в списке необходимых приготовлений осталось только два пункта: праздничное настроение и, собственно, согласие Андрея встречать Новый год вместе.

С настроением, впрочем, у нее не получилось. Его ни в одном магазине не купишь и домработнице не закажешь — это не торт «Наполеон»!

Непонятно, что нужно для праздника, чтобы его почувствовать? Вот у нее есть все, что нужно (куда больше, чем у тысяч женщин), а праздника нет. И вообще давно праздника у нее в жизни не было. Если честно, она забыла, когда в последний раз чему-то по-настоящему радовалась.

От невеселых раздумий Лизу отвлек телефонный звонок:

— С наступающим, дорогая! Ты не забыла — второго января премьера в Доме кино? — напомнил ее пиар-директор Олег.

— Хорошо, — кивнула Лиза, — я буду.

— Лизавета, из этого агентства опять звонили насчет новогодней ночи… Может, все-таки согласишься выступить? Они готовы увеличить гонорар.

— Нет, в новогоднюю ночь я работать не буду. Не в деньгах счастье! — Лиза усмехнулась.

— Ну как знаешь, — вздохнул Олег. — Где будешь встречать Новый год?

— Дома, с любимым мужчиной! — отрезала Лиза.

— Повезло Савицкому, — хмыкнул Олег.

Лиза сухо попрощалась — она не терпела фамильярности, считала, что с подчиненными нужно держаться строго. Она знала, что из-за этого многие в киношном мире считали ее стервой и слава о закидонах Барышевой и крутом нраве шла вровень с ее популярностью. Ну и на здоровье, ее это ничуть не смущало. За годы работы в шоу-бизнесе она нарастила мощную противотанковую броню, причем начинала она с колючек, а теперь в ее арсенале уже имеется заряд боеголовок. Все знают, что Барышева может так срезать словом или устроить сцену на съемочной площадке, что мало не покажется.

Лиза бегло просмотрела пакеты с подарками, которые ей сегодня вручили в телецентре коллеги по работе (сувениры, косметика, бесчисленные коробки конфет), и равнодушно отодвинула их в сторону. С недавних пор ее интересовали подарки только одного человека, с помощью которых она пыталась понять, любит он или не любит?! Вот и сейчас, на Новый год, она ждала особенного подарка от Андрея, который мог бы стать подтверждением его любви… Не в материальном, разумеется, смысле (вряд ли Андрей мог подарить ей что-то, чего у нее не было, а главное, чего бы она сама не могла купить — она уже давно была способна удовлетворить любые свои запросы), а вот если бы он придумал нечто особенное… Например, посвятил бы ей «Рождественскую симфонию». Или преподнес бы обручальное кольцо… Пусть самое скромное, тоненькое, за пять копеек — не важно… Она давно ждала от Андрея такого подарка! С первого дня их встречи…

А получается, что встречу с Андреем Лиза подарила себе на прошлый Новый год. Тогда в Нью-Йорке, на Таймс-сквер, глядя на опускающийся шар, она загадала: в наступающем году встретить, наконец, суженого! И ведь сбылось — вскоре она встретила Андрея.

Уже в феврале, когда снимали масштабный исторический сериал с ее участием. Опаздывая на съемку, она вбежала в павильон и в дверях столкнулась с молодым мужчиной. «Красивый! — отметила Лиза. — А главное, в нем есть благородство, достоинство… Кто он? На актера не похож». Самым странным ей показалось то, что незнакомец на нее никак не прореагировал — прошел мимо, и все. Лиза, привыкшая к поклонению, сочла себя оскорбленной — каково?! И спросила у своей гримерши: «Сонь, кто это такой бледный, кудрявый и ходит как будто под гипнозом?» — «Это Андрей Савицкий, — улыбнулась Соня. — Композитор».

«Да? — удивилась Лиза. — И что, известный?» — «Он написал музыку к нашему фильму». Зная бюджет их проекта, Лиза сочла этого композитора достаточно известным. Она попросила звукорежиссера дать ей прослушать треки к фильму. Завораживающая музыка, которую написал Савицкий, произвела на Лизу сильное впечатление, и она решила во что бы то ни стало познакомиться с Андреем.

Во время съемок Лиза несколько раз продефилировала мимо Андрея в образе звезды, но он, кажется, даже не заметил — скользнул по ней рассеянным взглядом и продолжил говорить с оператором. Тогда она подошла к нему и насмешливо спросила:

— Вы в реальности или под гипнозом?

— Не понял? — смутился Савицкий.

— Меня зовут Лиза! — Она по-королевски протянула ему руку для поцелуя.

Для начала она навела справки об Андрее: кто он, откуда. Ей не хотелось играть вслепую, к примеру, заводить роман с женатым мужчиной. Выяснилось, что еще пару лет назад про Савицкого никто не знал — говорили, он перебивался случайными заработками, а потом вдруг резко пошел в гору, стал популярным. Лизе рассказали, что Андрея пару лет назад, еще до внезапно обрушившейся славы, бросила жена. Досужие кумушки утверждали, что та просто не выдержала безденежья и бросила мужа-неудачника, когда ей подвернулся известный футболист с миллионными контрактами. Лиза навела справки и о ней и узнала, что после развода Екатерина Савицкая уехала с новым мужем в Лондон, забрав с собой сына Сашу. Теперь Екатерина жила в Лондоне в полном шоколаде, ее футболист зарабатывал миллионы (он усыновил маленького Сашу, мальчику даже поменяли фамилию без ведома биологического отца). Возвращаться к бывшему мужу дамочка явно не планировала.

Лизе стало известно и то, что Андрею в богемных кругах не приписывают ни одного романа, скандала или интрижки. Его характеризовали как человека серьезного и глубокого, то есть как совершенно инородное для шоу-бизнеса тело. Подытожив полученные сведения, Лиза представила Андрея талантливым, страдающим, загадочным, этаким мужчиной-иероглифом и… влюбилась.

Инициатором их отношений была она. Они стали встречаться, хотя справедливости ради стоило сказать, далось ей это нелегко. Сам Андрей не проявлял инициативы, казался холодным и равнодушным. Лиза чувствовала, что в нем было какое-то напряжение. Его сдержанность, ирония подчас ранили ее, но, списывая это на прежнее разочарование в браке, Лиза не теряла надежды приручить Андрея.

«В конце концов, до этого времени у меня все получалось, — не без самодовольства думала Лиза. — Москва у моих ног, богемная тусовка со мной считается, получится и с Андреем. Никуда он не денется! Уже в этом году он сделает мне предложение».

Она вообще привыкла брать от жизни все, что хотела. Кстати, надо заметить, что этой полезной привычкой Лиза обзавелась не сразу; в самом начале актерской карьеры она была другой — застенчивой провинциалкой, растерявшейся в большой, враждебной Москве. А потом — там оттерли, тут оттеснили, здесь задвинули на второй план, в этот фильм взяли не ее, а нагловатую, самоуверенную соперницу, и юная Лиза Барышева серьезно призадумалась: что с ней не так? И стала себя дрессировать. Лиза выработала надменный взгляд, стервозные интонации, устроила пару показательных скандалов на съемочной площадке, и за ней закрепилась слава скандальной сумасбродной дивы.

Впрочем, Андрею она открылась и с другой стороны — с ним она могла быть мягкой, нежной. Она помогала ему — упоминала его имя в обществе нужных людей в самых высоких кругах, куда была вхожа. Правда, она старалась делать это так, чтобы Андрей ничего не узнал — он отвергал любую протекцию. Она трогательно ухаживала за ним (в студию, где он работал ночи напролет, привозила его любимую еду, приготовленную ее домработницей Тоней), вывозила Андрея куда-нибудь погулять, сознательно отрывая от работы («нельзя так много работать, тебе надо отдохнуть»), находила ему лучших врачей, когда полгода назад у него вдруг начались проблемы с позвоночником; в общем, из эгоистки, каковой все вокруг ее считали, Лиза превратилась в заботливую наседку.

Но, несмотря на это, ей так и не удалось стать для Андрея по-настоящему близкой. Год заканчивался, а он не то чтобы не сделал ей предложение, а вообще не выказывал признаков того, что она ему дорога.

И, устав ждать ответных чувств, чувствуя его безразличие, она в последнее время начала срываться, от отчаяния и растерянности закатывала ему скандалы, истерики. Лиза понимала, что ее сцены и упреки только усугубляют ситуацию, поскольку, как известно, «под давлением все ухудшается», однако зачастую не могла сдержаться, открыто обвиняя Андрея в бесчувственности. Хотя, в сущности, ей не в чем было его винить — он с самого начала ничего не обещал ей, между ними даже еще не было физической близости.

Поняв однажды, что Андрей отнюдь не стремится стать ее любовником, Лиза, привыкшая к поклонению со стороны мужчин, почувствовала изрядное удивление и растерянность. Как-то она прямо спросила у Андрея, в чем причина его холодности. Он смутился и ушел от ответа. Но она догадалась сама: он слишком серьезно относится к интимной близости, для него это лишь составляющая любви. Ей придется подождать, пока он оттает. И она терпеливо ждала полгода, но… сколько же можно? А с недавних пор у нее появилось горькое чувство, что Андрей тяготится ею, да и вообще не любит.

В последние два месяца они оба были очень заняты, много работали, редко встречались, и теперь она ждала от новогодней ночи чего-то особенного. Надеялась, что у них с Андреем случится душевный разговор, решающее объяснение, которое все изменит и поможет им повернуться лицами друг к другу.

Лиза взглянула на портрет Андрея, стоявший на ее столе. «Пожалуйста, позвони мне!» — попросила она. И тут, словно бы Андрей ее услышал, раздался телефонный звонок.

— Да, Андрей! — засияла Лиза. — Я как раз думала о тебе. Ты же знаешь, я всегда о тебе думаю… Приезжай сейчас ко мне! Почему бы нам уже не начать отмечать Новый год?

У Андрея был виноватый голос. Такой, что Лиза, перестав улыбаться, застыла с трубкой, почувствовав что-то неладное. Андрей объяснил, что приехать не может, потому что он не в Москве.

— А где ты? — растерялась Лиза.

Андрей принялся сбивчиво объяснять, что его симфония не удалась и что ему не до праздника.

Лиза слушала, едва сдерживаясь, чтобы не закричать: «При чем здесь вообще твоя симфония? Как ты всех с нею достал!» Наконец Андрей перестал говорить о своей драгоценной симфонии и признался, что находится сейчас в Бабаеве!

— Ты смеешься надо мной? — выкрикнула Лиза. — Какое Бабаево?

Андрей рассказал, что Игорь на праздники уступил ему дом в Подмосковье.

— А я? — Лиза почувствовала, что вот-вот заплачет.

Андрей уверил ее, что является сейчас не лучшим компаньоном для праздничного застолья, признался, что хотел бы побыть в одиночестве, и предложил встретиться после праздников.

Задыхаясь от обиды и боли, Лиза бросила трубку. Значит, новогоднего чуда не будет?! Андрей попросту сбежал от нее? Подумать только — она готова отдать этому мужчине все, что у нее есть, а он собирается встречать Новый год в каком-то Бабаеве!..

Лиза подошла к окну и долго-долго плакала. Сюжет на все времена, как в ее любимой песне: «Сильная женщина плачет у окна».

В гостиную вошла домработница Тоня. Она хотела что-то сказать, но, увидев, что Лиза расстроена, испуганно замерла.

Лиза повернулась к ней.

— Вы плачете? — потрясенно спросила Тоня.

— А почему я не могу плакать?

— Но вы плачете… как обычная женщина! — простодушно воскликнула Тоня. Именно за простодушие и наивность Лиза ее любила и, несмотря на свой склочный характер, никогда не притесняла.

— А я и есть обычная женщина! — вздохнула Лиза. И в этом вздохе не было кокетства, только горечь. — И вообще… Ты знаешь женщину, которая бы никогда не плакала у окна?

Тоня печально покачала головой и вышла из комнаты.

Но почему? — Лиза снова и снова задавалась этим вопросом. Почему ей не удалось приручить Андрея, несмотря на все старания?

Неужели она стара для него? Все-таки ей тридцать девять… Разумеется, она прекрасно выглядит, но она много повидала в жизни и может показаться циничной и расчетливой. «Эх, вернуть бы время назад, стать юной и наивной! — Лиза вздохнула: — Неужели я старею?»

Да, после встречи с Андреем она все чаще стала ловить себя на мысли, что хотела бы снова стать начинающей актрисой, когда все — только впереди. Когда все еще внове, свежо и радостно. Молодость — вот счастье…

— Если бы ты знал, дед, как тяжело быть молодой, никому не известной певицей! — пожаловалась Олеся, сжимая в руках телефонную трубку. — Я устала доказывать, что чего-то стою, что у меня есть голос и желание посвятить жизнь сцене!

Утешая внучку, дед Василий нашел для нее теплые, искренние слова. После разговора с ним Олесе стало легче. Дед всегда поддерживал ее, был для нее самым близким человеком, на которого можно положиться во всем, кому можно полностью доверять. С самого детства дед был надежной опорой, стеной, за которую Олеся могла спрятаться. Если ее ругали родители или обижал противный соседский мальчишка, она всегда бежала к деду. Она и сейчас знала, что дед Василий будет любить ее, что бы ни случилось.

В жизни у каждого человека должно быть такое место на земле, где он восстанавливает силы и отдыхает душой. У Олеси таким местом был отчий дом в подмосковном поселке Бабаево. Дом, где она родилась и провела детство.

Олеся положила трубку и представила, как хорошо сейчас в Бабаеве — можно смотреть в окно на падающий снег и попивать фирменный дедовский чай с чабрецом и мятой. Можно уйти в лес и долго гулять, вдыхая полной грудью морозный воздух, а потом, озябнув, проголодавшись, вернуться в тепло дома, сесть у зажженного камина и отведать приготовленное дедом вкуснейшее жаркое… А в последний час декабря выйти вместе с любимым дедом в сад.

Олеся давно не проводила новогодние праздники в Бабаеве. Уже с семнадцати лет она стала отмечать развеселый студенческий Новый год с песнями, танцами до упаду в компании друзей. Но теперь ей не хотелось шумного веселья — этот Новый год она хотела встретить в деревне.

«Да, — обрадовалась Олеся удачно найденному решению, — я поеду в Бабаево. Буду сидеть в гостиной у камина и жаловаться деду на свою пропащую жизнь. В Бабаево!»

Выпив кофе, Василий Петрович занялся работой — ему предстояло ответить на несколько писем (бывшие ученики и коллеги из университета, где он преподавал долгое время, часто обращались к нему за консультациями). Научная деятельность все еще занимала огромную часть его жизни, иногда профессор Цветков выбирался в Москву — проводить семинары, участвовать в конференциях.

Работу прервал телефонный звонок. Услышав голос любимой внучки, Василий Петрович засиял от радости.

Он бы так много хотел сказать ей, но не находил слов. Раньше он мог легко утешить Лесю, придумать для нее какой-нибудь особенный подарок, а сейчас это было сделать все сложнее — девочка выросла и незаметно для него превратилась в двадцатипятилетнюю барышню, у которой не детские проблемы и переживания.

Так получилось, что росла Олеся с ним (ее родители много работали, часто уезжали в командировки). У него не было какой-то особенной системы воспитания, и на вопросы, как надо воспитывать детей, Василий Петрович серьезно отвечал, что их нужно просто любить. Он гордится тем, что внучка выросла искренним, неравнодушным, отзывчивым человеком, чувствующим чужую боль. Он поддерживал ее волонтерские проекты и помогал: как мог собирал подписи против застройки центра города у себя в институте, несколько раз выступал на митингах по просьбе внучки, а когда та привезла ему из приюта огромную кудлатую дворнягу с совершенно пиратской мордой, только вздохнул и сказал: «Ну, быть ему Пиратом!»

Он никогда не вмешивался в личную жизнь Олеси, но, познакомившись с Сергеем, сразу понял, что этот молодой человек не подходит внучке, и поделился своими мыслями с сыном, Лесиным отцом: «Видел я этого Сергея… Они совсем разные! Наша Леся искренняя, живая, смешливая! Она смеется всем телом. Помнишь, когда Леська была маленькая, она однажды так рассмеялась, что свалилась с дивана?! А у этого Сергея, кажется, вообще нет чувства юмора. Во всяком случае, за три дня, пока он гостил у нас в Бабаеве, я ни разу не видел, чтобы он заразительно смеялся; натянуто улыбался, не разжимая губ, — да, а искреннего смеха, живого, сердечного разговора от него не дождешься! В Лесе совсем нет манерности, надменности, а Сергей — очень самовлюбленный парень. И вид у него такой, будто он… проглотил кеглю».

Узнав, что Олеся рассталась с Сергеем, Василий Петрович вздохнул с облегчением — и к лучшему! Ему хотелось видеть рядом с ней другого мужчину.

— Лесенька, все будет хорошо! Вот увидишь! — приободрил Василий Петрович внучку, когда они говорили по телефону. — Тем более сегодня Новый год, ты всегда так любила этот праздник… Как я буду встречать Новый год? Ну, за меня ты не беспокойся! Нам с ребятами скучно не будет!

Когда спустя полчаса Олеся перезвонила снова и сказала, что приедет в Бабаево, чтобы встречать Новый год вместе с ним, Василий Петрович сначала даже не поверил.

— Леся, разумеется, я рад! — улыбнулся Василий Петрович. — Я прямо сейчас начну готовить твои любимые блюда! Я тебя очень жду!

Приезд внучки для Василия Петровича был самым лучшим новогодним подарком. Он отправился на кухню, чтобы заняться приготовлением праздничного стола. Он еще не знал, чем сегодня будет удивлять любимую внучку. В свое время Василию Петровичу пришлось научиться готовить — сын с невесткой часто уезжали в командировки и оставляли Олесю на его попечение. Готовить он любил и, как говорили домочадцы, умел. Сегодня он хотел приготовить для Олеси что-нибудь особенное.

Василий Петрович колдовал над новогодним меню, когда из Европы позвонили сын Юрий и невестка Ольга. Они поздравили отца с наступающим Новым годом. Ольга попросила деда приглядеть за Олесей, а Юрий обратился к отцу с другой просьбой.

«Батя, тут такое дело… Сегодня в Москву на Новый год приезжают два моих приятеля с Севера — помнишь, я ездил туда на семинар от университета? Геологи, отличные ребята. У них дела в министерстве, ну и заодно они хотели задержаться в столице на праздники, отдохнуть. Я им дал твой адрес, если что, прими их на Новый год? Накорми, размести у нас, не сидеть же им в новогоднюю ночь в гостинице… Может, конечно, они до Бабаева и не доедут — сам понимаешь, Москва, столько соблазнов, но на всякий случай я сказал, что они могут заехать к тебе». Василий Петрович заверил сына, что будет рад гостям и примет их радушно.

После разговора с Юрием он вышел во двор дома. Новогодний снег заметал Бабаево. «Как метет сегодня… Если так пойдет дело, к вечеру занесет все дороги и к нам уже никто не доберется!» — вздохнул Василий Петрович.

Он позвонил внучке в Москву и предупредил, что, если она хочет встречать Новый год в Бабаеве, пусть выезжает прямо сейчас, потому что к вечеру, кажется, намечается настоящая метель.

Олеся ответила, что уже загрузила багажник продуктами и выезжает. «Дед, жди, через пару часов буду! Если, конечно, не застряну где-нибудь в ваших лесах!»

Василий Петрович взглянул на часы — до вечера ему надо было многое успеть.

— Ну что, Полковник, будем ждать гостей? — Дед Василий погладил любимого кота.

Начальник колонии Рыков был сильно озадачен — ему позвонили с самого верха, из Москвы, и огорошили сообщением, что к ним в колонию под Новый год приедут гости — сотрудники зарубежной правозащитной организации.

— А зачем? — изумился Рыков. — Что мы такого натворили?

Высокое московское начальство ответило, что пока ничего, а иностранцы приедут посмотреть, в каких условиях содержатся заключенные, поздравить их с Новым годом и вручить подарки.

— Какие подарки? — Рыков хотел было сказать все, что он думает об этом, не выбирая выражений, но важный московский генерал насмешливо ответил:

— Новогодние!

— А почему выбрали нас? — с тоской спросил Рыков.

— Ну, ты ближе всех к столице, и потом, у тебя образцовая колония, можно сказать, курорт. Кого еще им показывать? — ответило начальство из Москвы. — Кстати, их десять человек. Два англичанина, французы, датчане, а главный у них — финн.

«Незваный гость хуже финна», — ругнулся про себя Рыков и осторожно поинтересовался:

— А нельзя ли обойтись э… без этого? Скажем, в Тамбовскую область их отправить?!

Но наверху его строго одернули:

— Ты что, Рыков?! Разве ты не хочешь, чтобы твоя Родина, твою мать, вступила в Евросоюз?!

Рыков вздрогнул и поспешил заверить, что раз Родина дает приказ — будет сделано, примут хоть финнов, хоть алжирцев в лучшем виде.

— А как их, кстати, принимать прикажете?

— Душевно, Рыков! Нежно! С хлебом-солью и песнями. Чтобы они остались довольны. А ежели чего… Сам понимаешь!

Рыков понимал и поэтому после разговора с Москвой схватился за голову: ну все, весь Новый год насмарку! Теперь придется каких-то финнов принимать… А, чтобы их… Сидели бы по домам и не баламутили людей! Правозащитники! Делать им нечего!

Аркадий Хныкин по прозвищу Философ прислушался к бормотанию Сани Бешеного — тот спал беспокойно, ворочался.

— Сань, ты чего? — Философ потряс Бешеного за плечо.

Саня потянулся во сне и резко вскочил. Увидев Философа, он угрюмо спросил:

— Ну?

— Приснилось что? — улыбнулся Философ.

Саня недовольно повел плечами и промолчал — у него было плохое настроение, потому что действительно приснилось.

— Слышь, Сань, — шепнул Философ, — тема такая — к нам иностранцы едут. Будут колонию инспектировать, с Новым годом нас поздравлять.

— Да ну? — Саня ослепил Философа блеском двух передних золотых зубов. — Беса гонишь?

— Век воли не видать! — побожился Философ. — А ты не заметил, какой шмон устроили? Завтра, тридцатого, эти интуристы будут здесь.

— Интуристы, говоришь? — задумался Саня. — Небось кипеж поднимется?

— А то! — кивнул Философ. — Рыков, говорят, волну гонит — типа, нельзя перед ними опозориться.

— Новогодняя кутерьма, значит? — Саня подмигнул Философу. — Дак это ж подарок нам от Деда Мороза! Короче, такие дела, умник: завтра я отсюда свалю.

— Ты че, Сань? — охнул Философ. — Повяжут!

— И хрен с ним… Мне все равно терять нечего, — отрезал Бешеный. — Слышь, Философ, пойдешь со мной?

Философ почесал голову — в сущности, ему было все равно. За годы, проведенные в тюрьме, он развил в себе стоические качества и ко всему относился с буддийским спокойствием.

— Ну, вообще, в планах не было! — заметил он.

— Что ты хочешь, Философ: свалить со мной или чтобы я порвал тебе пасть? — ласково сказал Бешеный.

— Общество не может освободить себя, не освободив каждого отдельного человека! — высказался Философ после минутного размышления.

— Кто говорит? — заинтересовался Саня.

— Энгельс.

— Значит, валим вместе!

Дом Игоря Андрею понравился. Красивый, двухэтажный, со множеством комнат и огромной гостиной, в которой стоял рояль, принадлежавший жене Игоря — Наталье (Наталья была однокурсницей Андрея по консерватории; именно Андрей и познакомил ее с Игорем).

Особенно Андрею понравилось то, что дом расположен на огромном участке земли и удален от соседних домов. А прямо за домом Игоря простирался большой дремучий лес (и тянулся этот лес, если верить словам хозяина, на много-много километров). Собственно, лес начинался прямо на участке, достаточно было открыть заднюю калитку сада — и ты уже в лесу.

На прощание Игорь посоветовал Андрею непременно прогуляться до бывшей барской усадьбы.

— Что за усадьба? — спросил Андрей.

— Памятник архитектуры! Гордость Бабаева! — многозначительно улыбнулся Игорь.

— Ладно, посмотрим, что там за дворец союзного значения!

Андрей попрощался с другом и отправился осматривать окрестности.

Поселок оказался небольшим и безлюдным. Гуляя по нему целых два часа, Андрей так никого и не встретил. Именно о таком уединении он давно мечтал. Кроме всего прочего, ему было приятно сознавать, что его здесь наверняка никто не знает и он может чувствовать себя свободно. В последнее время в Москве Андрей стал ощущать гнет популярности — роман с Лизой прибавил ему ненужной, утомительной славы, и если прежде он, скажем, мог спуститься к газетному киоску в старых джинсах и майке, не переживая по поводу пятидневной щетины, то теперь это было невозможно — его сразу могли узнать, а потом слушай всякие глупости: Савицкий запил. Ох, не повезло же его подружке Барышевой. Кстати, что она вообще в нем нашла? Ни кожи ни рожи, и песни у него дурацкие! Любой выход в свет с Лизой был пиар-поводом, то есть поводом для пересудов и сплетен, на них смотрели, их обсуждали, и Андрею, человеку совершенно не публичному, это не нравилось.

А здесь, в этом забытом богом поселке, он мог быть самим собой и не бояться любопытных взглядов.

Кстати, Игорь не обманул — в Бабаеве действительно была какая-то благословенная тишина. Где-то в мире в космос летели ракеты, большой город бурлил, готовясь к шумным праздникам, а здесь было поразительно тихо. И эта тишина была прекраснее любой музыки.

Воздух звенел… Деревья стояли, приукрашенные инеем, словно бы киношные декорации к какой-нибудь волшебной сказке. А снег искрился и, в отличие от городского, был очень чистым.

Андрей вспомнил, как в Японии, где он был месяц назад на фестивале, японские коллеги повели его в Музей снега и льда, созданный исследователем снежинок профессором университета Накая. В трех зданиях профессор собрал снежинки, изученные им за долгие годы работы. Андрей ничего подобного прежде не видел — музей походил на дом Снежной королевы: ледяные украшения, коридоры из осколков айсберга, шестигранные лестницы! Тогда же, в Японии, Андрей узнал, что другой японец, доктор Масару, исследуя водные кристаллы, пришел к выводу, что вода обладает памятью и запоминает информацию из окружающей среды. Доктор Масару утверждал, что вода, которой «давали послушать» классическую музыку и говорили «спасибо», при замораживании превращалась в снежную звезду самого красивого вида. А вот вода, рядом с которой играл тяжелый рок или при которой ругались, почти не кристаллизировалась, при замораживании получались лишь осколки.

А еще Андрею рассказали, что в японской культуре есть понятие «юкими» — «любование снегом». У японцев даже существует такой праздник. А кое-где в японских садах можно увидеть необычный фонарь для любования снегом — «Юкими-торо» и разглядеть на его крыше миллионы крохотных снежинок.

И вот сейчас, стоя посреди леса, Андрей любовался снегом (японец бы сказал — совершал обряд любования снегом).

…Вернувшись в дом, Андрей первым делом обустроил наблюдательный пункт — установил телескоп на втором этаже в мансарде с балконом. Теперь он точно ничего не пропустит, и лучшим новогодним подарком для него станет звездное небо.

В гостиной он подошел к роялю и коснулся клавиш. Рояль отозвался… Андрей снова и снова проигрывал финал «Рождественской», пока наконец не почувствовал себя совершенно обессиленным. Нет, никуда не годится… Разве это гимн благодарности, любви, жизни? Разве такой он задумывал симфонию?! А впрочем, чему удивляться? Когда в нем самом нет ни любви, ни жизни… Он настолько опустошен, что последние два месяца вообще не может писать. Он работает с оркестром, дает концерты (и то скорее по инерции, отрабатывая на автомате, без особенного настроения), но чтобы писать, нужно особое вдохновенное состояние, а его фея вдохновения покинула его, а без нее ничего не получается…

Он слишком устал — его продюсер просил писать музыку, которая могла бы вписываться в соответствующий формат (Андрей называл это: «Чтобы и для цирка не было тонко!» — и зачастую ему приходилось идти на компромиссы, подгонять свои сочинения под прокрустово ложе шоу-бизнеса); менеджер настаивал на участии в светских мероприятиях (да еще Лиза требовала посещать с ней светские тусовки), и эти фестивали и фуршеты его совершенно вымотали, а самая главная усталость, наверное, была вызвана чувством обиды, засевшей в нем болезненной занозой, — он до сих пор не понимал, почему у них с Катей все так получилось…

С Катей он прожил семь лет. Как в любой семье, у них были и ссоры, и дни радости, но главное, как казалось Андрею, — у них семья, сын, и это настоящая ценность.

Когда два года назад Катя объявила, что уходит от него к другому мужчине, Андрей растерялся и почувствовал, как земля уходит из-под ног. «А как же Саша?» (их общему сыну было тогда пять лет). «Ты сможешь его видеть, — пообещала Катя. — Не беспокойся, ему будет хорошо! Мой муж сможет его обеспечить, мальчик ни в чем не будет нуждаться». — «Ты все решила и за меня, и за Сашу?» В ответ был лишь виноватый взгляд Кати — ее роман с известным футболистом длился уже год.

Вскоре Катя подала на развод, вышла замуж и уехала в Англию, где в футбольном клубе играл ее новый муж. Футболист усыновил Сашу; самое неприятное для Андрея было то, что, собственно, его согласия никто и не спрашивал. Он обо всем узнавал от каких-то третьих лиц, словно бы он никто — посторонний, чье мнение не принимается в расчет.

Он часто думал о причинах, заставивших Катю так поступить. Винил себя — дескать, он слишком много времени посвящал работе, видимо, жене не хватало внимания, и потом, конечно, сказалось хроническое отсутствие денег (в то время он, будучи никому не известным композитором, зарабатывал совсем мало, жена сетовала на вечное безденежье), а ее новый муж получал миллионы.

Андрей долго переживал из-за отъезда жены и сына, воспринимая случившееся как предательство, трагедию. Он всегда считал, что истинные отношения проверяются тем, как ты переживаешь отсутствие любимого человека, разлуку с ним. Так вот теперь он знал, что действительно любил жену, потому что ее отсутствие было болезненным — каждый предмет в их квартире, любая набережная, улица, по которым он ходил вместе с Катей, кричали о том, что он остался один. А осознание того, что он не может принимать участия в воспитании сына, причиняло невозможную боль.

После развода он долго не мог работать, вообще не подходил к роялю, потом что-то стало меняться, его композиции неожиданно заметили, оценили, стали поступать предложения, о которых раньше он только мечтал, наконец, ему стали очень хорошо платить. Он даже подумал, что есть странная ирония судьбы, некая усмешка в том, что прежде с Катей они представляли, как когда-нибудь он станет известным, у них будут деньги, и вот теперь, когда это действительно случилось, ни успех, ни деньги больше не имели смысла. Он много работал, находя в музыке спасительную отдушину, заглушал работой боль, он почти научился жить с ней, но… Несколько месяцев назад его вновь накрыло девятым валом тоски, лишающей сил и вдохновения, которые были так необходимы ему для сочинения серьезной музыки.

Андрей вздрогнул, увидев на мобильном высветившийся номер Лизы. С минуту он колебался, отвечать или нет, потом, сделав вид, что забыл телефон на столе, ушел курить во двор.

Уже стемнело. Андрей стоял на крыльце и смотрел на огромные, словно бы художественно выписанные мастером, снега, снежинки, кружащиеся в воздухе. Красиво… Он вспомнил строчки из песни «Снежинки», написанной им как-то за несколько часов, на спор, еще в студенчестве. Удивительно, но песню сейчас поет вся страна!

«Вот бы прогнать грусть и от этого порога», — усмехнулся Андрей.

Он стоял так долго-долго, ему не хотелось возвращаться в дом, где на столе лежал телефон с одним пропущенным вызовом, а то и с несколькими (Лиза обычно имела обыкновение звонить настойчиво — до тех пор, пока он не ответит). Он не знал, что ей сказать… Потому что боялся обидеть, ведь любого человека больнее всего можно обидеть нелюбовью.

Он корил себя за то, что тогда, весной, позволил этим отношениям развиваться. Надо было разорвать их отношения еще тогда, а он все надеялся, что у них с Лизой еще что-то может получиться; и потом, она, конечно, произвела на него впечатление… Такая незаурядная женщина никого не оставит равнодушным. Да, по отношению к Лизе можно было испытывать любые чувства: восхищение, зависть, гнев, обожание — все, что угодно. Все, кроме равнодушия. Вот и он сначала попал под ее чары, порой на съемочной площадке (когда они работали на одном проекте), он застывал, любуясь ею, — Лизе удивительно шли роскошные костюмы девятнадцатого века. Его восхищали ее талант и потрясающая работоспособность (он всегда знал, что она талантливая актриса, и ее невероятный успех ею честно заслужен), а главное, ему было приятно, что он удостоился внимания такой женщины. И потом, он старался забыть Катю, искал утешение в новых отношениях.

Но как безжалостно показало время, у них с Лизой вряд ли могло получиться что-то серьезное. Слишком уж они были разные. Полное несовпадение во всем — как два противоположных полюса. Их отношения были обречены, они только мучили друг друга, и, понимая это, он чувствовал перед ней сильную вину. Он не хотел морочить ей голову, давать пустые обещания, обнадеживать, заставлять страдать.

Андрей так и не понял, какая Лиза настоящая. Все-таки в этой ослепительной, надменной женщине, капризной, переменчивой по сто раз на дню, было много искусственного, нарочитого, словно она забывала, где роли, а где жизнь, и слишком часто заигрывалась. Но одно он знал точно — она достойна настоящих серьезных чувств! «Она достойна большего, чем могу дать я!»

Снежинки кружились в воздухе, и, глядя на этот снежный вальс, Андрей подумал, что если японские исследования о том, что на кристаллы влияет любая негативная информация (в том числе дурные, бранные слова), верны, то они с Лизой своими ссорами (которых в последнее время было так много!), резкими словами, несправедливыми упреками испортили много прекрасных снежинок.

Он вернулся в дом и увидел еще три пропущенных вызова от Лизы. «Зачем мы мучаем друг друга? — вздохнул Андрей. — В этой жизни двум людям так сложно встретиться, но еще сложнее, оказывается, расстаться, даже если они оба давно поняли, что их встреча не была счастливой».

«Вот это да!» — ахнула Олеся, увидев машину родителей, на которой собиралась ехать в Бабаево. Она была завалена снегом. Олеся принялась расчищать джип отца, а снег, пушистый, самый что ни на есть новогодний, все падал и падал, словно бы в небе образовалась бездна.

«Этак я до Бабаева, чего доброго, не доберусь!» — усмехнулась Олеся, садясь за руль. Тем не менее отступать было поздно, и она поехала навстречу намечающейся метели.

В дороге она слушала любимые радиостанции; забавно, но почти на каждое второе 31 декабря крутили песню «Снежинки» композитора Андрея Савицкого. Ту самую, которую Олеся исполняла на кастинге. Она и сейчас подпевала известному певцу своим простуженным голосом:

Все-таки замечательная песня! — улыбнулась Олеся.

Ей удалось относительно быстро выехать из Москвы (пробки, с учетом праздника, могли быть и больше), но в какой-то момент, когда она уже проехала большую часть пути, ее машина забуксовала в снегу. У Олеси в голове мгновенно пронесся табун тревожных мыслей: а что, если она здесь застрянет, да еще надолго?! Она яростно нажала на газ — ну же давай! И джип, взревев, тяжело вышел из колеи.

По пути он буксовал еще пару раз, и то, что Олеся все-таки смогла доехать до Бабаева, можно было назвать настоящим новогодним подарком.

Дед Василий вышел ее встречать, радостно забасил Пират, а на плечо прыгнул Полковник. Олеся увидела любимого деда, дом, сад, погладила собаку, уткнулась в плюшевую шубу кота и прошептала: «Наконец-то я дома!»

В гостиной горел камин, дед Василий колдовал на кухне.

— Куда столько еды? — удивилась Олеся. — Нам двоим ни за что не съесть!

— Может, у нас сегодня будут гости? — подмигнул ей дед. — Отец звонил, просил принять его приятелей с Севера. Если приедут — надо будет накормить!

Олеся села в кресло-качалку у камина и долго-долго качалась, выгоняя из головы все грустное, лишнее, все, что мешало ей быть счастливой.

Ирония судьбы — блистательная Лиза Барышева, игравшая королев и аристократок, чувствовала себя нищенкой на паперти, молящей о любви (хотя чего уж там — все мы на этой паперти, с той же просьбой).

Но Лиза Барышева не была бы Лизой Барышевой, если бы не попыталась переломить ситуацию. Да, ей тридцать девять, а не двадцать пять (переживай, не переживай — ничего не изменится!), и у нее нет времени вот так плакать и ждать, когда Андрей наконец решит, нужна ли она ему. У нее вообще мало времени на выяснение главного вопроса: если она хочет семью, ребенка, состояться как жена и мать — нужно спешить.

«Значит, Бабаево? — усмехнулась Лиза. — Парад планет? Не выйдет, дорогой Андрей! Придется несколько изменить твой сценарий новогодней ночи! Нам надо серьезно поговорить и расставить все точки над «i»! Либо мы вместе по-настоящему, либо… Я не согласна на компромиссы!»

И если сегодня он скажет, что не готов к серьезным отношениям, — значит, они расстанутся. В новом году — новая жизнь! Как бы ни было больно, она постарается забыть его.

Лиза взглянула на часы — она успеет приехать в это самое Бабаево уже к вечеру. И предупреждать Андрея о приезде она не станет — так сказать, устроит ему новогодний сюрприз!

Лиза набрала номер своего водителя Виктора. Однако тот не ответил. Лиза удивилась — вчера они договорились, что тридцать первого она позвонит ему и скажет, отпускает ли его на сегодня в «увольнительную», или же ему в новогодний вечер придется возить ее на машине. Она снова набрала номер его мобильного, и после долгой паузы Витя наконец ответил:

— С наступающим, Лизавета Петровна!

— И тебя! — сказала Лиза и сразу перешла к делу: — Витя, как быстро ты сможешь за мной приехать?

Витя молчал.

— Але?! Ты там спишь, что ли? — вспыхнула Лиза. — Давай просыпайся, ты мне нужен!

— Такие дела, Лизавета Петровна… — горестно вздохнул Витя и опять замолчал.

— Какие дела? — строго уточнила Лиза.

— Я тут вчера ездил к теще в Гусь-Хрустальный…

— Меня это не интересует, — отрезала Лиза. — Чтобы через час машина была у подъезда. У меня столько дел сегодня! Поторапливайся!

— Я бы и рад, но… — промямлил Витя. — Понимаете, меня тут так хорошо приняли, Новый год ведь… А тесть как раз самогон поставил, и вот…

Виктор был Лизиным новым водителем и работал у нее всего две недели. Прежний, Михалыч, пожилой и ответственный, как назло, сломал ногу месяц назад.

Лиза ахнула:

— Ты пьяный, что ли?

— Да выпил-то всего ничего, — пробубнил Витя.

— За руль сесть сможешь?

— Смогу, — быстро выпалил Витя и добавил: — Но не совсем!

— Ты вообще где сейчас?

— У тещи. В Гусе… Хрустальном…

— Понятно! — хмыкнула Лиза. — Ты уволен, голубчик! Чтобы завтра утром привез мне ключи от гаража и машины. Надеюсь, машина в гараже?

— Ну как сказать… — замялся Витя. — Машина-то со мной…

— Где с тобой? — похолодела Лиза.

— Ну… в Гусе.

— Ты что же, хочешь сказать, что поехал по своим личным делам на моей машине?

Витя что-то мычал, сопел, кряхтел.

— Как ты посмел? Пьяная рожа! — Лиза задыхалась от ярости. Она хотела сказать, что он уволен, но вспомнила, что уже сообщила об этом минуту назад. — Да я тебе не знаю, что сделаю!

Она и в самом деле не знала, что такого ему сделать! Колесовать, четвертовать, кастрировать будет мало!

— Чтобы завтра, когда проспишься, пригнал машину и поставил в гараж. Ключи завезешь мне.

Вне себя от возмущения, она швырнула телефон. Хорошие дела! Ее любимый «Мерседес» престижной модели сейчас где-то в Гусе! Хрустальном! И что ей теперь делать? Заявлять в милицию за несколько часов до Нового года? Но вроде жалко этого идиота Витю. Его, конечно, убить было бы не лишним, но так чтобы в тюрьму засадить — на это она, пожалуй, не готова. Это не гуманно.

Лиза прикинула: если попросить Андрея приехать в Москву, то он, может, и согласится под напором с ее стороны, но вернуться в Бабаево до полуночи они точно не успеют. Значит, ей все-таки придется отправиться туда самой.

Водить машину она умела, и права у нее были, но вот на чем ехать? Лиза задумалась: в ее подземном гараже стояла еще старенькая «Ауди», на которой никто не ездил уже лет семь. «Что ж, — вздохнула Лиза, — придется ехать на старушке, авось доберемся до этого самого Бабаева».

Сборы были недолгими. Сначала Лиза подумала, что надо бы переодеться (свитер, брюки?), но, представив, как она эффектно выйдет из машины навстречу Андрею в новом вечернем платье от Армани и на высоченных каблуках, решила повыпендриться. «Ладно, поеду в платье, — улыбнулась она, — а сверху накину манто «автоледи», чтобы совсем не окоченеть!»

Она захватила с собой бутылку дорогого французского шампанского и спустилась в подземный паркинг, где стояла ее древняя «Ауди».

Садясь в машину, Лиза напевала песню, которую написал Андрей:

Увы, Лиза еще не знала, куда ведет ее дорога, и даже не могла представить в самом страшном сне…

Начальник колонии строгого режима Рыков был прав в своих опасениях — приезд иностранных правозащитников нарушил обычный уклад учреждения и внес в распорядок дня осужденных изрядную сумятицу. Поскольку больше всего начальство колонии боялось, что правозащитники найдут какие-то нарушения в их работе (а самым главным таким нарушением западные правозащитники считали ущемление прав заключенных), решено было предоставить зэкам некоторые послабления. В частности, разрешить им относительную свободу перемещений в пределах колонии («Пусть иностранцы видят, что у нас тут все гуманно!»). Также руководство решило показать, что в колонии работает много кружков «по интересам» и заключенные ведут насыщенную духовную жизнь.

В связи с чем срочно организовывались эти самые кружки: кого из заключенных отрядили в изостудию, кого в кружок умелые руки, а Философ Аркадий Хныкин отправился в местную библиотеку, где он должен был картинно сидеть с увесистым томом Толстого в руках под плакатом «Знание — сила!». Надо сказать, что для Философа библиотека была родным домом (в отличие от остальных заключенных, которые в рабочие дни шили кальсоны, Философ, ввиду исключительной начитанности, высшего образования и безобидной статьи, работал библиотекарем — выдавал книги, заполнял формуляры, поддерживал в библиотеке порядок). Саня Бешеный добровольно тоже прикрепился к библиотеке, якобы для помощи Философу.

С утра в колонии царила необычайная суета. Наблюдая за ней, Саня неодобрительно заметил: «Ишь, как забегали! Показушники!» Зэки, впрочем, были довольны происходящим — это же бесплатный цирк: весь вечер на арене дрессированный Рыков!

В приезде «западных фраеров» был еще один очевидный плюс — по случаю их приезда меню заключенных приятно разнообразили. Увидев в столовой мандарины, Философ вытаращился на них, как на диковинное чудо, и мечтательно вздохнул: «Еще бы торт «Наполеон», и вообще был бы настоящий праздник!»

Мандаринами пыль в глаза пускали не зря — во время обеда в столовой появились правозащитники.

— А кто у них пахан? — спросил Саня, разглядывая инспектирующих столовую иностранцев.

— Вон тот! Финн в красной шапке! — шепнул Философ. — Говорят, Рыков специально по такому случаю припас два ящика водки «Лапландия». Видать, бухать будут.

Саня задумчиво смотрел на кряжистого высоченного финна. Теперь самым важным было подать ему какой-нибудь знак. Вот если бы представился случай… И случай представился!

Когда финн с задумчивым видом направился в подсобное помещение, где мыли посуду, Саня Бешеный, схватив тарелку с недоеденным борщом, бросился за ним. Краем глаза Саня увидел, что в этом же направлении уже идут надзиратели, которые уловили его движения. Однако ему все же удалось улучить пару минут, чтобы обратиться к главному правозащитнику:

— Мистер, сеньор, как тебя там! — крикнул Саня, выразительно двигая бровями.

Финн подался к Сане, всем видом выказывая внимание.

Саня заговорщически шепнул:

— Такие дела, в натуре… есть политические, их тут сильно прессуют.

Видно было, что из всего Саниного сообщения финн уловил одно-единственное слово. Зато оно его сильно взволновало.

— По-ли-ти-чес-кие? — по слогам произнес оживившийся финн.

— Ну, — моргнул Саня.

— Кто? — спросил финн и даже оглянулся на жующих зэков, желая увидеть «политических» и поговорить с ними.

— Я! — Саня ударил себя в грудь. — Слышь, вечером заворачивай в библиотеку, я тебе все расскажу! И про Сталина, и про Путина! Как здеся людей жестоко пытают!

Финн что-то залопотал на своем языке и кивнул — дескать, сигнал принял. Увидев, что к ним подходят недовольные надзиратели, Саня выпалил, чтобы финн все-таки приходил в библиотеку и что тот «сукой будет, если не придет».

Но финн не подвел — вечером, когда в колонии большинство заключенных и начальство во главе с Рыковым смотрели стихийно организованный концерт местной самодеятельности, ему удалось как-то уклониться от прослушивания стихов в исполнении местных чтецов и песни «С чего начинается Родина», исполняемой сводным хором, и прийти в библиотеку. С собой он притащил обеспокоенного судьбами «политических» датчанина, который знал русский язык. В этот час в библиотеке были только разбиравшие пачки новых книг Саня с Философом.

Финн с датчанином, падкие до сенсаций, обратили на заключенных пытливые взгляды:

— Ну как вам живется, товарищи?

— Хреново! — честно сказал Саня. — Айдате, зайдем за ту полочку, я вам все как есть расскажу.

Доверчивые, как дети, иностранцы пошли за коварным Саней к полке, где стояли тома русской классики.

Первым удар принял хлипкий датчанин. Саня легко вырубил его томом Тургенева. Не выдержав такого соприкосновения с русской классикой, датчанин охнул и сполз по стене. Чтобы вырубить здоровяка финна, Тургенева было недостаточно, тут понадобилась мощь Толстого, и Саня, не растерявшись, мгновенно огрел финна кирпичом бородатого классика, воскликнув:

— Вот тебе загадочная русская душа!

Финн пошатнулся, но устоял, и тогда в ход пошел чугунный бюстик Пушкина, заранее заботливо припасенный Саней. Пушкин сработал, как контрольный выстрел, — финн затих.

— Знание — сила! Так-то вот! — удовлетворенно заметил Саня, склонившись над поверженным финном.

— Это же международный скандал! — охнул Философ.

— Нормально! — успокоил его Саня.

— А что дальше? — растерянно спросил Философ. — У тебя есть план?

— Сейчас разберемся! — сказал Саня и, указав на финна, подмигнул Философу: — Чо с этим делать? Закрыть фраера?

Философ знал, что на воровском жаргоне «закрыть» означало нечто не вполне гуманное, а именно, проломить кому-нибудь черепушку тупым предметом — чугунный «Пушкин» в руках Бешеного как раз подходил для этой цели. Но, приобщившись к философии, бывший бухгалтер Хныкин также прочел массу религиозной литературы, в категоричной форме запрещавшей насилие над ближними нашими, а потому изрек:

— Не ты ему жизнь давал, не тебе и отнимать!

— Связался же я с тобой, юродивый, — сплюнул Саня. — Ладно, пусть живет. Вот только отдохнет немного!

Бешеный принялся стаскивать с финна одежду.

— Сань, на кой тебе его шмотки? — испугался Философ.

— Заткнись! Давай этого пока обработай. — Саня хмуро кивнул на датчанина.

Через десять минут заключенные Бешеный и Философ, переодетые в одежду правозащитников, с пропусками в карманах, покинули библиотеку. А потом и колонию. «Бывайте, товарищ Рыков, как говорится, не поминайте лихом!»

Дед с внучкой распределили обязанности — Олеся взяла на себя салаты, а Василий Петрович отвечал за «тяжелую артиллерию»: жаркое, пельмени, пироги. Несколько часов Цветковы провели на кухне. Олеся готовила салатики, а Василий Петрович что-то непрерывно жарил, запекал, смешивал. Олеся дивилась, как ловко дед Василий управляется с продуктами. Это была настоящая алхимия кухни: мелькали светофоры перцев, элегантные баклажаны, россыпь черри; благоухали желтые, синие сливы для соуса, а свежайшие салат и руккола так и просили их попробовать! А главное таинство было в том, что все блюда делались с любовью.

Не в силах выбрать три салата из пяти рассматриваемых вариантов, а главное, не желая отставать от своего героического дедушки, Олеся, вздохнув, взялась делать все пять.

— Ну, дед, одна надежда на этих геологов! Надеюсь, они все-таки появятся и помогут справиться с таким количеством еды!

Это была та самая приятная предновогодняя суета, знакомая миллионам соотечественников, которую любишь, быть может, не меньше самого новогоднего застолья… Потому что, стругая эти самые салаты, думаешь о празднике, вовсю чувствуешь его. И настроение особенное — новогоднее! Фоном для праздничной готовки, как правило, служат любимые фильмы. Из телевизора доносятся до боли родные бормотания, словно бы рядом с твоей столешницей стоит близкий родственник — дядя Шурик или Иван Васильевич — и что-то тебе рассказывает; или будто бы твоя подруга Надя (которая вдруг приехала к тебе в гости из Петербурга, где она живет на Второй улице строителей) спрашивает, как ты делаешь «оливье» (все же по-разному его делают, в каждой семье собственный рецепт). А дело в том, что герои этих старых фильмов — свои. Вот именно что уже близкие родственники.

Закончив с салатами, Олеся сказала деду, что выйдет в сад подышать воздухом.

В саду было тихо, горели фонари. К вечеру, как и предполагал дед Василий, разыгралась настоящая метель. Летнюю беседку так замело, что до нее было не добраться, того и гляди, провалишься в снег по пояс.

Олеся вспомнила, как летом по утрам она, проснувшись, бежала в беседку и пила здесь кофе, наблюдая сальто сиреневокрылых стрекоз. Отсюда она подолгу любовалась кустами роз, которые росли напротив, и раскинувшимся неподалеку огромным кустом жасмина (его аромат ассоциировался у нее с ароматом лета и радости); в этой самой беседке она, бывало, читала дни напролет, а вечерами наблюдала ошеломительно прекрасные закаты.

Сейчас, среди лютой метели, не верилось, что когда-то было лето и что под этим метровым слоем снега спят цветы; как не верилось, что когда-нибудь наступит весна и снег побежит веселыми ручьями, и все расцветет, потянется к солнцу. В этот новогодний вечер, казалось, что зима будет еще долго.

Она подошла к любимой ели — своей ровеснице (спасибо деду, что расчистил здесь снег), — и коснулась рукой еловой лапы, словно здороваясь. «С Новым годом!»

Да, год заканчивается, его осталось на донышке! — улыбнулась Олеся. И пусть для нее этот год был не самым удачным, она все же благодарна за него. А главное, за то, что ей есть куда приезжать, и за то, что вот там, в доме, светятся окна и любимый дедушка колдует над пирогами. Пока у нее есть этот дом, где ее всегда ждут, где ей всегда рады, она справится с любой бедой. И все будет хорошо. Сейчас она вернется в тепло дома, они с дедом отметят Новый год, а потом станут разговаривать обо всем на свете. И ей будет радостно и спокойно, как в детстве! Шестого января в Бабаево приедут родители, и они все вместе встретят Рождество! А спустя время все-таки наступит счастливое, безмятежное лето (каким оно всегда бывает в Бабаеве), ведь не век длится зима! Нет, несмотря на неудачи уходящего года, она счастливый человек! Олеся протянула ладонь, на которую села и заплясала идеально прекрасная снежинка.

Раздался телефонный звонок. Олеся достала из кармана куртки телефон, посмотрела на экран (звонили с незнакомого номера) и ответила.

— Леська, привет! С наступающим! — сказал Сергей.

Кого-кого, а бывшего жениха Олесе хотелось слышать меньше всего. Вот прямо совсем не хотелось!

— Зачем ты звонишь?

— Поздравить тебя с Новым годом!

— Мы вроде уже поздравили друг друга, — усмехнулась Олеся. — Даже пожелали нового счастья! — Слово «нового» она намеренно подчеркнула.

— По-прежнему обижаешься? Зря! — тоном дипломатического работника заметил Сергей. — Это не рационально!

Ну да, конечно, он же во всем рационален! Олеся почувствовала, что начинает закипать. Красивая снежинка на ее ладони сморщилась и исчезла.

— Сергей, почему бы тебе не заняться Викиным воспитанием? И не поздравить с Новым годом ее?

— Леся, я понимаю, в тебе говорит обида! Но вот что я тебе скажу… — начал Сергей. Судя по вступлению он заранее подготовил речь и она обещала быть долгой.

— Нет, — решительно сказала Олеся. — Ты не понимаешь. Дело не только в том, что вы с Викой… Просто нас с тобой вообще ничего не связывает. Нет любви, понимаешь? А без этого нет смысла. Ни в чем! И пожалуйста, не звони мне больше…

— Я буду тебе звонить! — крикнул Сергей. — Снова и снова!

Олеся покачала головой и отключила телефон. Кончено. Все неудачи оставим в старом году. Она несколько раз повторила это как мантру, как заклинание, однако не помогло — после разговора с Сергеем настроение было испорчено. Удивительный человек — как легко и непринужденно он может все испортить!

Она вернулась в дом печальная и слегка раздраженная.

— Что-то случилось, Леся? — забеспокоился дед Василий.

Он всегда, как никто другой, чувствовал ее настроение. Олеся покачала головой — ничего, все в порядке…

— Давай накрывать на стол! Скоро начнем провожать старый год! — улыбнулся Василий Петрович.

Олеся включила телевизор. На центральном канале шла «Ирония судьбы». Этот фильм Цветковы, как и миллионы соотечественников, конечно, знали наизусть (не только слова, но и интонации героев), и все-таки Олеся не стала переключаться на что-то другое, поскольку очень любила песни и музыку из «Иронии». Особенно тему «Снег над Ленинградом».

Посматривая на экран, она украсила большой обеденный стол в гостиной белой кружевной скатертью и принялась доставать из шкафа праздничный сервиз. За ее действиями сосредоточенно наблюдали Пират и Полковник. И вот когда Олеся протирала полотенцем огромную старинную супницу, в доме вдруг вырубили свет. Неожиданно и коварно! Раз — и дом погрузился в полную темноту, в которой светились только зеленые глаза Полковника.

— Дед! — крикнула Олеся и впотьмах побрела на кухню. По пути она успела опрокинуть пару стульев и наступить на что-то мягкое, — судя по мгновенно раздавшемуся вою, на Пирата.

— Да что они там, с ума посходили? — возмутилась Олеся. — У людей Новый год, а они?!

Она и сама не знала, кого имеет в виду под «ними» и кому, собственно, адресует претензии — небесам или электрикам.

— А сейчас так бывает, — откуда-то из темноты отозвался дед Василий. — Последние дни постоянно ерунда со светом — часто гаснет. В электросетях говорят, что это из-за большой нагрузки на фазу. У нас с тетей Ниной и с новыми соседями, теми, что купили красный дом, одна линия электросетей, и если у кого-то из них включено слишком много приборов, то вышибает пробки.

— Ничего себе! — фыркнула Олеся. — И что с этим делать?

— Электрики обещали после праздников приехать посмотреть, ну а в новогодний вечер, понятно, что никого из них не дождешься. Единственный выход — снизить нагрузку на сети, скажем, не включать обогреватели, микроволновки…

— А мы и не включаем!

— Возможно, соседи что-то включили!

— Ты же говорил, что тетя Нина на Новый год уехала в Москву?!

— Точно, ее нет. Но может, приехали новые соседи? — предположил Василий Петрович.

И тут дом озарился светом.

— Так-то лучше! — обрадовалась Олеся. — Не хотелось бы встречать Новый год в темноте!

Она расставила столовые приборы. Горел голубой экран, Лукашин уже спрашивал у ясеня, а дед Василий вынул из духовки пирог размером с футбольное поле. На минуту Олеся отвлеклась, выглянула в окно: ну и ну, настоящая вьюга!

— Ох, не позавидуешь сейчас тому, кто в пути! — покачал головой дед Василий. — В такую погоду только дома сидеть, чай пить!

Олеся обратила внимание на то, что в соседнем доме свет горит во всех окнах, и подумала: «Вот из-за них и нагрузка большая на эти… фазы!»

— Дед, а кто живет в соседнем доме? Ты с ними знаком?

— Этот дом, как ты знаешь, купили год назад, — сказал дед Василий. — Я как-то разговаривал с новым хозяином, приятный мужчина. Правда, они здесь почти не бывают.

— На Новый год, однако, приехали! — неодобрительно заметила Олеся. — Везде свет повключали, горит, как на электростанции! Из-за них все и вырубается.

Она взяла пирог, понесла его в гостиную, и в этот момент свет опять погас. От неожиданности Олеся едва не выронила блюдо из рук и впотьмах кое-как добрела до стола.

— Похоже, такая котовасия на целую ночь! — вздохнул Василий Петрович.

— Да что же это такое? — взвилась Олеся. — Безобразие!

— Ничего не поделаешь, Леся, зажжем свечи!

— А «Ирония»?! А бой курантов? И вообще, почему мы должны сидеть в темноте, как кроты? Хотят испортить нам Новый год?!

Олеся была так возмущена, что даже погрозила в темноту кулаком.

— Вот что, дедушка! Пойду-ка я к этим новым соседям! Попрошу их не включать все сразу.

— Смотри, не ругайся там! — сказал дед Василий. — С соседями нельзя ругаться!

— Хорошо, — кивнула Олеся. — Я и не собираюсь скандалить, просто вежливо попрошу, поздравлю с Новым годом и уйду!

Она набросила на себя висевший в прихожей дедушкин пуховик, замоталась в платок, нырнула в валенки и вышла из дома.

Утомленные великой русской литературой, финн и датчанин валялись на полу в отключке.

Им не повезло. Пока сыр да бор, пока Рыков повел поить других правозащитников водкой «Лапландия», пока провели ночную поверку, пока хватились недостающих иностранцев, пока нашли их (в библиотеку догадались заглянуть в последнюю очередь), прошло ох как много времени!

Зато повезло Бешеному с Философом.

— Вот свезло, так свезло! — ликовал Саня.

— Думаешь, повезло? — удивился Философ. — Это еще как посмотреть! Ну, выбрались мы из колонии. Вот вертухаям потом наваляют! Это ж надо так прошляпить! Нас с этими фраерами спутали! Но дальше что? Сань, у тебя план-то есть?

Саня молчал — потому что плана у него не было.

Поначалу все действительно складывалось удачно — они спокойно вышли через КП, охранники даже отдали им честь на прощание. Заприметив на парковке яркий фургон правозащитников, Саня направился прямо к нему.

— Ты что удумал? — ужаснулся Философ, представив, сколько ему добавят за побег, нападение на иностранных граждан и угнанную машину.

— Спокойно! Поедем на такси! С комфортом! — ухмыльнулся Саня и взялся за работу. Он был большим специалистом по угону авто и один срок мотал как раз по этой статье. Ему не сразу удалось вырубить сигналку («Теряю квалификацию!» — огорчился Саня), однако это все же получилось.

— Ну, все! — удовлетворенно сказал Бешеный. — Садись, Аркаша. Такео подано!

По Саниным расчетам, у них в запасе было несколько часов до того момента, как в колонии поднимется кипеж.

…Они проехали по трассе километров триста, а ночью, когда уже пересекли границы области, заметили, как промчавшаяся по встречной полосе машина помигала им фарами.

— Что бы это значило? — озадачился Философ.

— Впереди менты — вот что это значит! — сплюнул Саня. — Сидят в засаде!

Его подозрение подтвердилось, когда и вторая машина посигналила им. (О, это солидарность русских автовладельцев, объединяющая их в ненависти к сотрудникам ДПС!)

— Что будем делать? — спросил Философ.

Саня не ответил — он и сам толком не знал, что делать. В его планах был единственный пункт — добраться до Москвы, потому что там у него было важное дело, ради которого он, собственно, и подорвался из колонии. Но он прекрасно понимал, что на краденом, слишком приметном фургоне до Москвы не добраться (их повяжут на ближайшем посту ГАИ).

Вправо от трассы имелся указатель перед поворотом на Мишкино. Зная, что Мишкино — районный центр, где есть железнодорожная станция, Саня решил попробовать сесть в Мишкине в какой-нибудь товарный поезд, идущий до Москвы.

В Мишкино решено было идти утром, а пока напарники заехали в лес, надеясь переждать ночь в теплом фургоне.

— Ну все, светает! — Саня толкнул спящего Философа. — Вылезай, Аркаша. Дальше пойдем ножками.

Философ застонал — выходить из фургона в лес и холод зимнего утра не хотелось. Он простодушно признался:

— Я бы здесь и остался!

— Смысла нет, — отрезал Бешеный. — Горючка на нуле, а потом, скоро все прочесывать будут и, как пить дать, найдут фургончик!

Саня осмотрел содержимое карманов финской куртки. Он радостно присвистнул, увидев пухлый бумажник: похоже, финн — парень зажиточный, шоколад ест плиточный! Но оказалось, что в бумажнике совсем нет наличности, а только бесполезные банковские карты веером. Подкачал и датчанин — в его бумажнике зэки нашли все те же бессмысленные кредитки.

Саня скривился и застонал:

— Идиоты! Кто ж так делает! Чтоб совсем денег с собой не носить! У, чурки чухонские!

— И на что нам рассчитывать, без денег и документов? — уныло промямлил Философ.

— На нашу воровскую удачу! Слышь, Философ, хорош ныть, и без тебя тошниловка. Айда в Мишкино, там сядем в товарняк и к вечеру будем в столице. А в Москве схрон найдем. Только вот видок у нас… — Саня сокрушенно покачал головой.

Иностранная одежда и впрямь была слишком яркой. Красная куртка с финского плеча, с вышивкой в виде огромного орла на спине, и красная шапка с помпоном придавали Сане франтоватый вид, что для беглого было совсем лишним. Особенно Бешеному не нравилась птица: «Ровно бы у меня на спине мишень нарисовали!»

Еще хуже дело обстояло с Философом — от датчанина ему в наследство перепали клетчатые штаны и какой-то невообразимый пуховик. «Во цирк! — недовольно пробурчал Философ. — Ну я это взял у датчанина, а он у кого? С огородного пугала стянул?» Напарникам было ясно, что в Мишкине так не ходят и они в этой одежде будут там как бельмо в глазу.

Тем не менее, делать было нечего. Приятели оставили машину и потопали в Мишкино.

Саня пытливо осматривал товарняк, прикидывая, как бы им забраться в этот вожделенный поезд. «В Москву, в Москву!» — стучало Санино сердце, словно бы у какой-нибудь чеховской героини. Но, как известно, судьба играет человеком, а человек играет на трубе! И Санины планы добраться до Москвы оказались беспощадно сломаны жестокой реальностью.

— Глянь! — охнул Философ, указывая Бешеному на подъехавшую к вокзалу полицейскую машину.

— Похоже, прочухали! — процедил Саня. — Ориентировки получили. Первым делом по всем вокзалам разошлют, гаишным постам.

Из машины вышли трое полицейских. Один направился в здание вокзала, двое прогуливались по перрону, откуда прекрасно просматривался облюбованный Саней товарняк. Пути к поезду были перекрыты.

— Дело ясное — операция «перехват», и финита, мля, комедия! — угрюмо резюмировал Саня.

— А че делать, Саня? — заволновался Философ.

— Схрон искать!

— Где?

— А я знаю? — рявкнул Саня.

— Денег нет, схрона нет, — закручинился Философ. — Гиблое дело!

— В леса надо идти, — выдохнул Саня. — Деревню какую-нибудь тихую найти! Дом глухой — схорониться пока.

— Ну, пошли в народ, как почвенники, — понурил голову Философ. — Правда, эти хождения в народ никогда ничем хорошим не заканчивались…

— У нас, один хрен, выбора нет. Выберем дом, хозяев вырежем, и можно жить!

— Ты что? — испугался Философ.

— Шутка! — сказал Саня. — Чо тут вообще в округе имеется? Ты карту смотрел?

— Какое-то Марьино, — прошептал Философ.

Когда они только подошли к вокзалу, Аркадий, заприметив в здании большую карту района, на всякий случай изучил ее.

— Далеко?

— Километров пятнадцать отсюда!

— Марьино, говоришь? Потянет! Айда в Марьино!

Снег скрипел под ногами и искрился, деревья приоделись в иней, будто их расписали узорами.

— Вот ради этого я и затеял весь сыр-бор с побегом! — расплылся в улыбке Саня.

— Ради чего? — не понял Философ.

Бешеный развел руками:

— Чтобы вдохнуть вольный морозный воздух!

— Ага! Вдохнуть и не выдохнуть! — хмыкнул Философ. — Мы на этом морозном вольном воздухе скоро совсем задубеем!

Они уже два часа брели по лесу, а никакого намека на Марьино не было. Обоим хотелось есть.

— А в колонии небось на завтрак мандарины давали! — мечтательно вздохнул Философ.

— Все одно — клетка! — сказал Бешеный. — А мы на воле! Тут и голодуха не страшна!

— Ну как сказать… — протянул Философ. — Голод, знамо, не тетка. Голод, он и на воле — голод.

Они шли и шли, проваливаясь в снег, но Марьина не было. Вместо него был нескончаемый лес, и все только лес… и снега…

— Ойе! — взвыл Саня, когда после четырех часов бесцельных блужданий по лесу и его неукротимый оптимизм стал иссякать.

— Сама природа против нас! — тоскливо сказал Философ. — Метель начинается. Засыплет нас, Саня, такие дела…

— Не дрейфь! Прорвемся! — не очень уверенно сказал Бешеный.

Но «прорваться» никак не получалось. Дремучий лес стоял стеной, да метель завывала диким зверем. Начинало темнеть.

Теперь обоим беглецам было ясно, что они заплутали, и в какую сторону идти — непонятно.

Философ устало присел в сугроб.

— Ты че? — крякнул Саня. — Вставай! Надо идти! Замерзнем!

— Отдохну маленько! Устал! — взмолился Философ.

— Ну, давай, двадцать минут отдохнем, как Штирлиц учил, и снова в путь?! — предложил Саня, присаживаясь в сугроб рядом с напарником. — Слышь, Аркаша, сказани что-нибудь умное и в тему.

Философ поежился и выдал:

— Если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть на тебя!

Саня вздрогнул — бездна подступала со всех сторон и готова была поглотить несчастных беглецов.

— Давай что-нибудь повеселее! — попросил он.

— Певец вселенского пессимизма Шопенгауэр любил приводить пример из физиологии Бурдаха о «перкарин эфемера». Мол, до десяти утра в водоеме еще не видать ни одной инфузории, а в двенадцать часов ими кишит вся вода. Вечером они умирают, а на следующее утро рождаются другие. Это явление в течение шести дней подряд наблюдал Ницше. Поразительно, не правда ли?

— Нормально, — пожал плечами Бешеный. — А ты к чему это?

— К тому, что одним зэком больше, одним меньше — какая, в сущности, разница! — горестно улыбнулся Философ. — Завтра наши койки в колонии займут другие зэки, а послезавтра о нас вообще забудут.

Саня понурил голову — мысль о том, что вечный схрон они найдут в густом лесу и про них никто и не вспомнит, наполнила его глубокой печалью.

— Не расстраивайся! — сказал Философ. — В сущности, это все иллюзии. Ибо нас — нет.

— Как это — нет? — не понял Бешеный.

— А так… На самом деле мы — симулякры.

— Да ну, гонишь? — не поверил Саня.

— Век воли не видать!

С минуту Саня обдумывал услышанное, а потом почему-то разозлился и вскочил:

— Ну, я пока еще есть! Саню Бешеного так просто не сожрут — подавятся!

Он схватил Философа за шкирку:

— А ну пошли! Рано сдаваться!

Они прошли еще с километр, когда Философ вдруг увидел на горизонте какие-то огни.

— Сань, смотри, огни!

— Точно! — обрадовался Саня.

И Бешеный с Философом пошли на огни.

Леша Макарский вздохнул: все-таки Новый год, как ни крути, праздник не для одиноких людей. Ну да ничего не поделаешь, не пристало двухметровому мужику, капитану полиции и чемпиону района по самбо грустить, как барышне. Хорошо, что есть возможность заявиться в гости к брату, тем более что у Сереги уже наверняка накрывают на стол. В гостеприимном доме брата всегда много гостей, там весело, шумно, можно выпить водочки, покричать «ура», попеть любимые песни под гитару и заночевать у родственников до утра.

Алексей взял большую сумку с подарками для многочисленных племянников, гитару, банку соленых груздей — сам собирал, сам солил, — водку, загрузил все в машину и поехал к двоюродному брату в соседний поселок Марьино.

У Сергея уже вовсю готовились к празднику, до Нового года оставалось несколько часов. Лешу приняли исключительно радушно, усадили за стол. Пока жена Сергея с подругами готовили салаты на кухне, мужчины курили и разговаривали. По ТВ ненавязчивым фоном шла «Ирония судьбы».

И вот где-то посередине всенародно любимого фильма, когда Надя и Женя уже почувствовали друг к другу неодолимую симпатию, а Лешин брат Серега, устав ждать жениных салатов, раскрыл запотевшую бутылку водки и готовился развернуть бутылку по кругу, Лешин телефон зазвонил.

Увидев номер дежурного РОВД, Леша извинился перед гостями и вышел из-за стола.

— Здорово, старлей! С наступающим! Что там у тебя? Что-о-о?!

Вернувшись в комнату, Леша извиняющимся тоном сообщил:

— Мужики, такие дела… Я отъеду на пару часов.

— Ты че, Леха? — удивился Сергей и подмигнул, указывая на Лешину рюмку водки: — Куда ты? Впереди все самое интересное!

— Внеплановое ЧП! Получил сообщение из района. Из колонии сбежали двое зэков, мать их! Тоже мне, нашли время для побега! А фургон, который они угнали, только что нашли в Мишкинском районе! То есть они где-то у нас крутятся! Если, конечно, не нашли себе другую машину и не поехали дальше — Россия-то большая! В общем, меня вызывают в район, объявлена операция «Перехват».

— Какой перехват? — расстроился Серега. — А как же Новый год?

— Ничего не поделаешь, служба! Ладно, смотаюсь в РОВД по-быстрому, — вздохнул Леша. — Может, быстро дадут отбой и к двенадцати я успею вернуться. Эх, хорошо, что выпить еще не успел, за руль сяду «чистым»!

Серега развел руками, сомневаясь в том, а хорошо ли это…

— Какие зэки в такой снегопад? — сокрушенно заметила Таня, жена Сергея. — На полметра ничего не видать из-за снега. Давай-ка, Леш, я хоть еды тебе с собой соберу, на всякий случай…

В машине Лиза включила радио. Популярная радиостанция крутила песню Андрея о снежинках. С минуту Лиза слушала песню, но, услышав слова «Счастье рядом, счастье близко, руки протяни!», почувствовала вдруг такое раздражение, что выключила радио.

Ну конечно, как все складно! — усмехнулась Лиза. Но не спешите верить! Вот она, например, как только руки ни протягивала, а счастье к ней не шло! И вообще, знали бы вы, что человек, написавший эту песню, бесчувственный чурбан и в любви ничего не смыслит! Эх, если бы она с самого начала это поняла, не стала бы тратить на него столько времени и душевных сил!

От нахлынувших переживаний Лиза затянула любимую песню, которую ей в детстве часто пела бабушка:

Душещипательная песня соответствовала драматизму ситуации — впереди перед Лизой расстилалась долгая дорога. Леса и снега — на многие километры, это вам уже не ближнее Подмосковье!

Лиза проехала большую часть пути, когда вдруг началась метель. Видимость была плохая, дорога не просматривалась, к тому же стало темнеть. Она ехала интуитивно, буквально угадывая направление, как сапер по минному полю.

«Ну и ну! Кто бы мог подумать, что на Новый год я отправлюсь в такую тьмутаракань?! — вздыхала Лиза. — Ирония судьбы — какое-то Бабаево!» Впрочем, за все время пути у нее ни разу не возникло желание повернуть обратно в Москву. А в самом деле, что она там забыла? Новый год, если сказать честно, ей все равно встречать не с кем.

Последние несколько лет она существует в круге отчуждения и одиночества. У нее в доме даже гостей не бывает. Друзей детства у нее никогда не было, студенческие — как-то потерялись (тут ее бывший муж постарался — быстро всех отвадил), а новых не завелось. И то правда — в ее возрасте новая дружба уже не складывается, да и боялась она заводить с кем-то близкие связи, всякий раз думала, что всем от нее что-то нужно — ее денег, связей. Какие уж там искренние отношения?!

Когда-то у нее была подруга Оля, их связывала настоящая дружба — они вместе жили в общежитии, делились друг с другом последним, прошли через испытания огнем и медными трубами (то бишь безденежьем, неудачами, через которые неминуемо проходят начинающие актрисы), а вот испытания успехом не выдержали. Так часто бывает — женская дружба именно на этом ломается. Лизе повезло больше — она вышла замуж за известного режиссера, ее стали снимать, пришла популярность, большие деньги, а Олю не оценили — она перебивалась с хлеба на квас, подрабатывая в массовке, и вскоре, не выдержав трудностей, уехала в свой городок. Прощаясь, подруги обещали не теряться — звонить, встречаться, но — не сложилось. У Лизы было неприятное чувство, что Ольга словно обижается на нее за успех. Наверное, надо было спросить напрямую, попытаться поговорить по душам, но… Лиза была так занята в тот период — изматывающие съемки, бесконечные репетиции в театре… Последние восемь лет она об Ольге ничего не слышала. Собственно, не знала даже ее нынешнего адреса.

Лиза иногда вспоминала Олю, и это всегда были болезненные, печальные воспоминания, потому что ей не хватало подруги-сестры.

Недавно она сказала, что не верит в женскую дружбу, дескать, все равно рано или поздно бабская дружба разобьется — мужика не поделят или зависть встанет поперек! Но черт его знает, может, ей так было проще — приказать себе в это поверить и этим успокоиться?!

Как бы там ни было, в графе «подруги» у нее жирный прочерк. А других граф, получается, нет… И единственный человек, с которым у нее по-настоящему теплые отношения, — домработница Тоня. Не густо…

И сейчас, когда Лиза Барышева, Блестящая Колючка, как звали ее в киношном мире, об этом подумала, она вдруг почувствовала себя маленькой, обиженной девочкой, совсем как много лет назад в грустный новогодний вечер…

В тот вечер, встречая Новый год вдвоем с бабушкой, в маленькой глухой деревне, Лиза очень ждала, что 31 декабря к ним приедет мама. Лиза прождала ее целый день, а незадолго до Нового года, поняв, что мать уже не приедет, вышла на крыльцо дома и тайком, чтобы не расстраивать бабушку, горько заплакала.

И в ней до сих пор жила та восьмилетняя Лиза и те боль и растерянность перед огромным, непостижимым и оттого враждебным миром. И пусть кому-то кажется, что мир так щедр к ней, — обласкал ее славой, деньгами, а главное, талантом, успехом в любимой профессии, — все равно она чувствует себя, как в детстве, очень одинокой.

Вот и в личной жизни полный минус, даром что вокруг уши прожужжали — какая она красавица! Но почему ей так не везет? Один ее бывший муж чего стоит!

В Москву, поступать в театральный, она приехала из Сибири. В то время Лиза была большая, толстая, закомплексованная. Она самой себе казалась неуклюжим сибирским медведем. А вскоре, во время учебы в театральном, она встретила будущего мужа — известного режиссера. Увидев Лизу в первый раз, седовласый мэтр (он был старше ее на тридцать пять лет) задумчиво сказал: «Какая аппетитная девица! Интересная фактура!»

В женских фактурах он знал толк, так как был женат шесть раз. С каждым разом его жены становились все моложе…

Уже после развода Лиза шутила, что ее муж, как Кощей Бессмертный, питался молодостью юных женщин.

Первым делом он посадил ее на диету. Вторым — женился на ней. Так Лиза потеряла десять килограммов веса, обрела московскую прописку и заманчивые кинематографические перспективы.

Муж охотно снимал Лизу, и ее карьера быстро шла вверх. Но счастья не было. Все десять лет, что они были женаты, муж лепил из нее Галатею.

И так лепил и этак, диктовал, что ей делать, у кого сниматься, а у кого — нет, ограничивал ее в еде из-за фигуры, страшно ревновал, устраивал скандалы и выволочки по самым ничтожным поводам.

А в тридцать Лиза поняла, что Галатеей быть не хочет и роль послушной девочки при вздорном старце ей опротивела. И она ушла от него. Потом долго восстанавливалась после полного эмоционального истощения, лечилась от депрессии. А бывший муж ничего — вскоре женился снова. Лиза смотрит на его нынешнюю жену: тоже без пяти минут народная артистка — и очень несчастная женщина.

И за все это время — ни одного достойного мужчины Лиза так и не встретила… Кроме Андрея…

Подумав об Андрее, она вдруг почувствовала такую обиду, что разволновалась и от некстати нахлынувших эмоций на минуту потеряла контроль над дорогой, и этой роковой минуты оказалось достаточно. Лиза допустила ошибку, машину повело на снежной дороге, закрутило и понесло на встречную полосу.

«Ну все! Это конец!» — только и успела подумать Лиза, когда ее машина перевернулась и полетела в кювет.

Огни, светившие им в темноте, как маяки, оказались огнями деревни.

— А вот и Марьино! — улыбнулся Саня, когда они вышли из леса. — Ну, видишь, выбрались! Я ж говорил!

Философ прочел табличку на доме, ближе всех стоявшем к лесу, и сказал:

— Ага, дошли! Только это не Марьино, а какое-то Бабаево!

Саня пожал плечами:

— Какая разница? Хрен редьки не слаще! Бабаево так Бабаево! Гляди, человек!

У соседнего дома крутился дед.

— Чего он тут трется? Подозрительный, однако! — пробурчал Философ.

Саня махнул приятелю и пошел к незнакомцу.

— Слышь, селянин, — сказал Бешеный, — а это правда Бабаево?

— Оно самое! — ответил незнакомый дед и вдруг просиял: — Так вы к нам?

Саня задумался, но на всякий случай зачем-то согласился:

— Ага, мы к вам!

Дед всплеснул руками:

— С Севера?

И тут поддакнул Философ:

— Точно! С него самого!

— Так я — Цветков! — обрадовался дед.

— Ну! — вежливо кивнул Бешеный.

— Юра предупредил, чтобы я вас принял! — пояснил дед. — Проходите в дом, гости дорогие! Как раз к столу!

Бешеный и Философ застыли.

— Идемте! — не унимался дед. — За стол! Пора провожать старый год!

Бешеный подхватил Философа и решительно пошел в дом за дедом.

Часть 2 Новогодняя метель

До Нового года оставалось три часа. В детстве у Андрея, как у любого ребенка, Новый год был любимым праздником.

Андрей с теплотой вспоминал эти милые праздники. Отца, переодевавшегося в Деда Мороза, подарки (родители, несмотря на ограниченные финансовые возможности, всегда старались порадовать его, дарили то, о чем он мечтал). А самым незабываемым, ярким воспоминанием детства стала новогодняя ночь, которую он с родителями провел на Севере, где отец работал в геологической экспедиции. Бытовые условия в поселке, в котором они жили, были очень скромными, из продуктов только самое необходимое — никаких изысков, но в Новый год отец удивил маленького Андрея, подарив ему целый ящик вафель. Позже выяснилось, что отец специально ездил в райцентр за подарками к Новому году, но и там ничего особенного найти не удалось, разве что вафли… И он купил шоколадные вафли — много, чтобы всем хватило. Андрей часто вспоминал, как взрослые тогда пили шампанское, закусывая вафлями, а в полночь все вышли во двор, и вместо огней на елке у них было северное сияние в небе. И это была самая красивая праздничная иллюминация…

Вкус тех вафель Андрей никогда не забудет, для него это вкус Нового года. С молодости у него завелась одна новогодняя традиция — на праздник он покупал вафли. В память об отце. Пачка вафель и две рюмки водки — себе и бате… С Новым годом, мама! С Новым годом, отец! Их уже не было на свете, но пока жил он сам — они тоже были живы.

Повзрослев, он перестал относиться к празднованию Нового года стрепетом. Исчезло особенное настроение и ожидание чуда. А потом, когда у него появился сын, Андрей снова полюбил этот праздник. Ему хотелось устраивать для Саши настоящие новогодние чудеса, придумывать что-нибудь необыкновенное, запоминающееся, и он радовался вместе с сыном, как мальчишка.

А после того как он остался один, новогодний праздник потерял смысл, превратившись в чехарду не самых приятных дней, наполненных ненужной суетой и невеселыми мыслями.

Вспомнив о сыне, Андрей, как всегда, почувствовал боль. В последнее время ему не удавалось поговорить с ним даже по телефону — трубку брала бывшая жена, и на просьбы позвать Сашу она находила тысячи причин для отказа:

«Мальчик на занятиях… в клубе… в кино… в парке!» Сегодня он собирался позвонить в Лондон, но потом решил не делать этого — слишком болезненные чувства вызывал у него разговор с бывшей.

Андрей решил заглушить некстати нахлынувшие переживания и размяться в небольшом, специально оборудованном Игорем тренажерном зале на первом этаже.

Он с удовольствием поиграл гантелями, взял эспандер… Для Андрея Савицкого, в прошлом мастера спорта по атлетической гимнастике, спорт по-прежнему оставался важной частью жизни. Хотя когда-то ему пришлось сделать выбор между спортом и музыкой. Заниматься и тем и другим профессионально было невозможно. Андрей выбрал музыку. Но никогда не бросал любительские тренировки.

В детстве он был щуплым, невысоким, из-за чего отчаянно комплексовал. А с нотной папкой в руке и вообще выглядел классическим задохликом. Но быть «ботаником» в глазах одноклассников ему не хотелось, и, поставив цель окрепнуть физически, подкачаться, он серьезно занялся спортом. Семь лет в спорте привили ему дисциплину, чувство товарищества, а главное — упорство в достижении поставленной цели. Привыкнув осуществлять все свои планы, Андрей с юности считал, что человек всегда получает то, чего хочет; а если не получает — то, значит, сильного желания не было.

Именно потому, что он привык добиваться намеченных задач работоспособностью и упорством, неудача с «Рождественской симфонией» его огорчила.

Он и сейчас, во время тренировки, яростно ускоряясь на беговой дорожке, снова и снова проигрывал в голове злосчастный финал симфонии, пытаясь выжать из себя гармоничную концовку. И вдруг к пульсирующим в голове нотам добавились другие звуки — совершенно посторонние, неприятные. Со двора доносился какой-то шум.

Остановившись, Андрей прислушался. Да, так и есть — кто-то что есть мочи барабанил в ворота. Он нахмурился: что за дикие люди — не могут позвонить в звонок? Выходить во двор, вообще видеть кого-то, разговаривать ему не хотелось. Он выждал еще минуту, в надежде, что незваные гости исчезнут волшебным образом, но гости исчезать не собирались и, судя по усилившемуся шуму, намерены были выломать ворота. Андрей поискал свои очки, которые снял на время тренировки (от природы он был близорук), но очки — вот досада! — куда-то запропали; в конце концов решил идти без них и как есть — в майке и спортивных штанах, слегка потрепанный после тренировки, — пошел открывать.

За воротами стояла женщина. В темноте было не разобрать, какого возраста, но, судя по бесформенным очертаниям фигуры, валенкам и платку на голове, — пожилая.

«Изрядно пожилая!» — мысленно добавил Андрей, услышав старческий, словно надтреснутый голос незнакомки, когда та поздоровалась.

Он вежливо поздоровался в ответ.

— Вы наши новые соседи? — уточнила старушка и закашлялась.

Андрей на минуту задумался: что, в самом деле, отвечать? Рассказывать про Игоря, его отъезд? Слишком долго. И пожал плечами:

— Ну как сказать… В какой-то степени.

Он улыбнулся, поскольку вообще был человеком вежливым, к тому же старался быть приветливым с соседями Игоря хотя бы из уважения к другу — ему ведь тут еще жить.

А соседка вдруг стала говорить о том, что, видите ли, по его милости идет какая-то нагрузка на фазу, отчего лично этой женщине почему-то плохо. Андрей, который в фазах, нагрузках и психологии пожилых женщин не очень разбирался, не сгоняя с лица вежливой улыбки, мягко ответил, что не понимает, о чем идет речь.

Въедливая соседка вновь принялась что-то рассказывать о перепадах электричества и проводить параллель между этим фактом и своим Новым годом.

— Понимаете, из-за вас мы Новый год не встретим! — прохрипела она.

Андрей озадачился, не зная, как совместить бабулькин Новый год с собственной персоной. И предположил: может, бабуля, того… самого?!

Он еще более мягко сказал, что дама может не беспокоиться — лично он ей мешать встречать Новый год не будет. Дескать, успокойтесь, идите с миром! Я не потревожу ваш одинокий праздник.

И тут старушка раздраженно выкрикнула:

— Вы что, издеваетесь надо мной?

— И в мыслях не было, — растерялся Андрей. — И вообще… Я вас не задерживаю. С наступающим, всех благ!

— Ах так?! — взъярилась женщина. — Разве я прошу о чем-то невозможном? Всего лишь о том, чтобы мы с дедушкой могли нормально встретить Новый год!

Андрей почувствовал, что начинает закипать: вот и идите бабушка к своему дедушке! К тому же он почувствовал, что замерзает, поскольку выскочил на улицу в одних джинсах и майке.

— Ну так что? — выпалила бабуля и закашлялась так, что с крыльца слетело полтонны снега.

— Хорошо! — выдавил Андрей, так и не поняв, чего от него хотели. — Я постараюсь вам не мешать.

Бабуля радостно затрясла головой:

— Спасибо! С наступающим! — И потопала к соседнему дому.

«Ну, я попал, — тоскливо охнул Андрей, закрывая калитку. — Мало мне в Москве невротиков, так еще тут, под боком, персональная шизофрения… Боевые бабушка с дедушкой! Ничего себе тихое Бабаево!»

Саня Бешеный потащил Философа за собой. Когда они шли в незнакомый дом, Философ отчаянно притормаживал и делал Сане большие выразительные глаза, как бы говоря, что идти в дом — верная смерть и, по всей видимости, дед у ворот прохаживался не случайно, а караулил их в засаде. Но Саня пер за дедом, как танк, и Философ смирился.

Внутри дом оказался таким же красивым, как и снаружи. На полу ковры, на стенах картины, фотографии. Горел камин, а в центре гостиной стоял огромный сервированный стол. Приятелям хватило пяти минут, чтобы оценить обстановку взглядом профессионалов: дом зажиточный, одним словом, буржуйский! Бешеный пристально оглядел хозяина — дед, даром что в возрасте, был крепким, широкоплечим (Саня даже предположил, что тот в прошлом не иначе спортсмен).

— Василий Петрович! — представился хозяин. — Я — отец Юры!

Саня на всякий случай уверенно кивнул, дескать, как же — припоминаю, и зачем-то уточнил:

— Вы спортсмен?

— Я — физик, — ответил Василий Петрович. — Доктор физико-математических наук. Последние годы преподавал в университете.

— А скажите, вы здесь один? — поинтересовался Философ.

Саня наградил приятеля выразительным взглядом — дескать, с такими бесхитростными вопросами быстро спалимся!

— Нет! — улыбнулся Василий Петрович. — Нас здесь, получается, четверо.

Гости переглянулись: четверо — это плохо. Но хозяин тут же добавил, что пошутил и что имел в виду двоих животных.

— А так в доме только я и Олеся!

Саня с Философом опять переглянулись: дед и какая-то Олеся — это не так страшно…

— А вас как зовут? — спросил Василий Петрович. — Мой сын Юра, когда звонил и предупреждал, что к нам приедут два геолога с Севера, к сожалению, не сказал, как вас зовут.

— Сан Саныч, — представился Бешеный.

— Аркадий! — Философ протянул Василию Петровичу руку.

— Кстати, а где Юра? — спросил Бешеный.

— В Европе с женой. Вернется шестого января, — ответил Василий Петрович.

— Очень жаль — не свидимся! — ухмыльнулся Бешеный.

— Действительно, жаль, он про вас столько хорошего рассказывал! Отличные, говорит, ребята! Героические, самоотверженные люди!

Саня скромно улыбнулся, как бы подтверждая правильность прозвучавших характеристик.

Василий Петрович обратился к Бешеному:

— Сан Саныч, а вы кто в экспедиции?

— Пахан я! — ответил Бешеный и быстро поправился: — В смысле, главный!

— Начальник экспедиции? — обрадовался Василий Петрович.

— Точно! — подтвердил Саня.

— А я бухгалтер! — встрял Философ.

— Главный бухгалтер экспедиции? — уточнил Василий Петрович. — Ну, как там у вас на Севере?

— Холодно, — лаконично ответил Саня.

— Северное сияние, олени, — добавил Философ.

— А вообще чем занимается ваша экспедиция? — спросил Василий Петрович.

— Мы забираем у земли ее богатства и отдаем людям! — подумав, сказал Саня.

— Очень хорошо, — кивнул Василий Петрович. — Замечательная у вас работа, товарищи! Вы пока располагайтесь, а я на кухню. У меня там жаркое в духовке!

Как только дед скрылся из глаз, Философ подскочил к столу и сильно взволновался: стол ломился от непомерного количества изысканной, разнообразной снеди, а в центре этой гастрономической вселенной высились бутылка «Советского шампанского» и запотевший лафитник с водкой.

Философ восторженно воскликнул:

— Бытие, как ни крути, определяет!

Ему хотелось упасть в этот стол лицом и больше никогда не вставать.

— Сань, жрать будем? — возбужденно зашептал он. — Жрать охота, страсть! Кажется, лет сто не жрал! Вот правильно Адлер говорил, что инстинкт голода — первейший инстинкт. А Фрейд был не прав, ох не прав. Ведь ежели человек не ел суток трое, то какой там секс? Кому он нужен вообще?!

— Закрой пасть! — цыкнул Бешеный. — И от стола пока отвали. Жрать будем, когда пригласят! Мы — культурные люди, понял? Иди вон, книги посмотри!

Философ с тоской отошел от стола и, последовав Саниному совету, подошел к высоким шкафам, заполненным книгами. Философ присвистнул — это была серьезная, прекрасно подобранная библиотека.

— Любите книги, Сан Саныч? — обрадовался вернувшийся в гостиную Василий Петрович.

— А как же! Знание — сила! — усмехнулся Бешеный.

— Сейчас Леся вернется, и начнем провожать старый год! — сказал Василий Петрович. — Вы пока садитесь за стол!

Саня и Философ уселись за стол. Философ, как загипнотизированный, медитировал на огромный салатник с «оливье», а Саня, засмотревшись в окно на падающий снег, обдумывал, как же ему осуществить то заветное желание, ради которого он затеял побег. И вдруг к Бешеному из-под стола на колени прыгнуло что-то большое и черное. От неожиданности Саня дернулся, как от выстрела.

— Полковник! — крикнул Василий Петрович.

От крика Василия Петровича Бешеный с Философом в ужасе так и подскочили, вспомнив своего незабвенного полковника Рыкова. Но здешний Полковник оказался котом. Котяра бесцеремонно расположился у Сани на коленях, подставил ему огромную башку и заурчал.

— Ну как не стыдно, Полковник, что за фамильярность? — пожурил кота Василий Петрович.

— Нормально, — сглотнул Саня. — Я котов люблю.

— Чувствует хорошего человека! — улыбнулся Василий Петрович. — Вы не думайте, Сан Саныч, этот кот абы к кому не пойдет.

— Ясное дело! — кивнул Саня.

— У вас и собачка имеется. — Философ поглядел на Пирата. — Собака — друг…

Он не успел договорить, потому что хлопнула входная дверь. Саня с Философом насторожились, но увидев женщину, замотанную в платок, успокоились.

— Здравствуйте, а вы кто? — удивилась незнакомка.

— С Севера мы! — коротко бросил Саня.

— Олеся, это же наши долгожданные гости, геологи! — вступил в разговор Василий Петрович.

Женщина сняла платок и пуховик, и перед Бешеным с Философом предстала тоненькая девушка с золотыми волосами.

— Ух ты! — простодушно воскликнул Саня. — Какая вы красивая! А я сначала думал…

Он было хотел признаться, что сначала признал в ней дедову бабку, но спохватился и промолчал.

— Сан Саныч, Аркадий, познакомьтесь, моя внучка Олеся! — сказал Василий Петрович. — Представляешь, Леся, тебя долго не было, я забеспокоился, вышел за калитку, уже сам собирался за тобой идти к соседям и вдруг вижу — по улице два человека идут к нам! Я сразу понял, что это же наши геологи!

Олеся приветливо кивнула гостям:

— А мы вас с дедушкой ждали! Это замечательно, что вы будете встречать с нами Новый год!

— Леся, а мы тебя ждали, чтобы садиться за стол! — спохватился Василий.

— А мы с дедушкой столько еды наготовили в расчете на вас! — улыбнулась Олеся. — Уважаемые гости с Севера, надеюсь, вы нам поможете с ней справиться!

— Ну так, — с готовностью заверил Философ, — с радостью!

На следующие полчаса Саня с Философом были потеряны для общества. Как известно, хорошие едоки — лучшая похвала хозяину дома, так вот таких, как бы это сказать, благодарных едоков Цветковым еще видеть не приходилось. «Геологи» ели все — салаты, горячее, десерты, причем одновременно.

Первые десять минут Олеся еще спрашивала, что им положить, потом стала накладывать уже без всяких вопросов. А Василий Петрович только и делал, что подносил из кухни новые блюда и наполнял опустошенные салатники. Пират из своего угла изумленно наблюдал за геологами, не сказать, что одобрительно — пес смекнул, что после таких гостей лично ему поживиться будем нечем.

— Давно не ели! — виновато промычал Философ где-то между пельменями и салатом «мимоза».

Василий Петрович ободряюще улыбнулся, приглашая есть, сколько душе угодно, и предложил:

— Водочки, шампанского?

— Водочки! — слаженно воскликнули Саня с Философом.

Василий Петрович взглянул на часы — до Нового года оставалось чуть больше двух часов — и предложил выпить за уходящий год. Геологи дружно поддержали его и выпили.

— Кстати, Леся, как ты сходила к соседям? — поинтересовался Василий Петрович. — Познакомилась?

Олеся возмущенно повела плечами:

— Да был там один неприятный тип… Смотрит бестолково и улыбается. Я ему объясняю человеческим языком про нагрузки на фазу — Полковник и то бы давно понял, что к чему! — а он глаза выпучил и молчит. Я так и не поняла — то ли он притворяется, что не знает, о чем речь, а то ли действительно такой тупо… недалекий!

— Профессор Ганнушкин говорил, что есть особый сорт людей — конституционально глупые! — подсказал Философ.

— Ага! Ну тогда он яркий представитель этой категории! — не сдержалась Олеся.

— Леся, как тебе не стыдно! — укоризненно заметил Василий Петрович. — Может быть, человек действительно не понял?!

— Да! А может быть, человек уже усиленно отмечает Новый год и вообще не способен что-либо понять! — усмехнулась Олеся. — Этот сосед, кстати, выскочил на улицу в одной майке и трениках! Ему только пивной бутылки не хватало!

— Будет тебе! Перестань! — примиряюще сказал Василий Петрович. — Лучше посмотри, какой у нас торт!

— «Наполеон»?! — ахнула Олеся, увидев многослойный воздушный дедов шедевр.

— «Наполеон»? — мечтательно выдохнул Философ. — Так это же настоящий праздник! Вот мандарины, «оливье» и «Наполеон»!

— Представляете, Сан Саныч, — Василий Петрович обратился к Бешеному, — если бы мне в пору моей научной деятельности сказали, что я когда-нибудь буду печь торты, и делать это с удовольствием, — ни за что бы не поверил! А может, даже и обиделся бы!

— Фирменный торт — наша семейная традиция! — улыбнулась Олеся. — Друзья, а еще у нас в семье есть другая традиция: в новогодний вечер выходить в сад к нашей любимой ели, которую посадили в год, когда я родилась. Мы с дедушкой сейчас пойдем в сад, к елочке. Приглашаем и вас выйти вместе с нами!

От мысли, что нужно опять выйти на холод и подставить лицо колючему снегу, Саня и Философ вздрогнули (им живо припомнились недавние блуждания по лесу).

— Ой, знаете, мы тут давеча столько елочек насмотрелись… Вы идите, а мы пока тут посидим! — вежливо отказался Бешеный.

— Хорошо! Мы быстро! — кивнула Олеся. — Вы пока ешьте!

Машину закрутило и понесло в кювет. «Это конец!» — подумала Лиза и от сильного удара потеряла сознание.

Очнувшись, она увидела, что сидит в завалившейся набок машине. Лобовое стекло было разбито. Подушки безопасности сработали, очевидно, это и спасло ее. Лиза попыталась выбраться, но дверь заблокировало. Оставалось только вылезать через окно, что она и попробовала осуществить. Причитая, Лиза подтянулась и вылезла из машины.

Прикоснувшись к лицу, она увидела кровь и, нащупав в сумке зеркало, осмотрела себя. Под глазом была ссадина, нос разбит. Душераздирающее зрелище!

Оглядев траекторию, которую преодолела ее машина, Лиза охнула — она была на волосок от смерти. Можно сказать, что смерть поджидала вон за тем столбом и простирала к ней руки! Это счастье, что на встречке, куда ее вынесло, не оказалось машин. Получается, что она выполнила самый настоящий каскадерский трюк — в фильмах, где она снималась, их отрабатывали профессионалы, отчаянные смельчаки, и, глядя на них, Лиза всякий раз охала: умеют же люди! А теперь она сама невольно стала каскадером.

Лиза вытерла капли пота со лба — странное дело, когда ее несло, она даже испугаться не успела, настолько все быстро произошло, липкий страх только сейчас сковал тело. Она будто оцепенела от ужаса. Но постепенно, минут через пять, страх отпустил, и появилось новое чувство — какой-то эйфории: пронесло! «Значит, буду жить, — всхлипнула Лиза, — повезло!»

Она огляделась по сторонам — темнота и лес…

Повезло? Да тут небось на сто верст ни одной живой души! Смерть протягивала руки из-за того столба? Да она теперь тянет к Лизе руки из-под каждой березы! Машина разбита, перевернуть ее она не сможет, рассчитывать на эвакуатор тоже не приходится (кто поедет в эту глушь в новогодний вечер?), голосовать и ловить удачу на обочине также не вариант — может быть, и до самого утра никто не проедет мимо.

Есть только один выход: надо срочно звонить Андрею, пусть он немедленно приедет и заберет ее! Она выхватила из сумки телефон и попыталась набрать номер Андрея. Но та самая судьба, которую Лиза недавно горячо благодарила, приготовила ей ужасный сюрприз. Ее дорогой модный телефон, подключенный к сети «очень надежного оператора», здесь не работал.

— Не ловит! — потрясенно прошептала Лиза, и эти слова прозвучали как приговор. Не ловит! И значит, она никому не сможет позвонить. Ни Андрею, ни своему директору, ни в Службу спасения, ни Господу Богу!

Происходящее казалось ей дурным сном, наваждением. Она почему-то вспомнила, как пару лет назад снималась в историческом фильме из «дворянской жизни». Девятнадцатый век, русская зима, барская усадьба, мороз и солнце — день чудесный! Ее, одетую в роскошную шубу, посадили в сани вместе с кудрявым сериальным красавцем. Согласно сценарию, они должны были жарко целоваться и лететь в санях навстречу предполагаемому счастью. И вся эта картинка была гимном русской зиме с ее снегами, морозами, забавами. А как только дубль сняли, Лиза оттолкнула партнера, выскочила из саней и побежала в трейлер отогреваться горячим чаем, потому что, несмотря на шубу, все-таки промерзла до самых костей.

Она огляделась по сторонам и даже потерла глаза, изо всех сил желая очнуться. Лес, сугробы, сумерки — это лишь роль в очередном кино, декорации «Мосфильма». Сейчас съемки закончатся, ее отпустят, и она поедет домой. Дома, вытирая слезы, она пожалуется доброй Тоне на то, как устала сегодня на съемках и какой это, в сущности, был страшный фильм! А Тоня будет участливо смотреть на нее, утешать: «Ну-ну, Лиза, ничего, все образуется!» — и отпаивать горячим чаем с малиной.

Но наваждение, злой метельный морок, не исчезало, и в этот раз никакого уютного трейлера с удобствами не было. Здесь вообще ничего не было, кроме безжалостного холода и лютой метели. И когда Лиза поняла, что это не кино, а все взаправду(!), и осознала ужас своего положения, она отчаянно заголосила на весь лес. Но угрюмый лес поглотил ее крик. Лишь где-то, словно издеваясь, каркнула ворона. Кричи — не кричи, толку не будет, поняла Лиза.

Ей оставалось только одно — идти к людям. И, проваливаясь в снег, она стала выбираться на трассу.

М-да, платье от Армани не было предназначено для пробега по снежным русским лесам вблизи Бабаева. Сеньор Армани явно о Бабаеве и знать не знал и уж, конечно, не думал, что его вечернее платье станут эксплуатировать в таких условиях. Когда Лиза пробиралась через какие-то заросли, кусок «Армани» (долларов на триста) зацепился за куст и повис.

— Вот черт! — завопила Лиза и тут же подвернула ногу, отчего каблук на изящном замшевом сапоге сломался.

Становилось холодно — ноги в капроновых колготках быстро замерзали, а эффектное манто «автоледи» годилось лишь для выпендрежа. Странная штука жизнь — сейчас бы Лиза отдала какие угодно деньги за теплый душевный ватник и бабушкины гамаши.

Ковыляя, приволакивая ногу, Лиза вышла на трассу. Она плакала, размазывая тушь на ресницах и уже мало заботясь тем, как сейчас выглядит.

И вдруг она увидела, как вдалеке засияли огни фар какой-то машины.

Капитан Алексей Макарский ехал в своей «Ниве» в Мишкинское РОВД и время от времени, вспоминая, как славно было у брата в гостях, вздыхал: «А так хорошо сидели!» Обиднее всего было то, что до самого хорошего так и не дошло. И Новый год ему теперь придется встречать в лучшем случае в родном отделении, а в худшем гоняясь за беглыми заключенными по лесам и полям.

«Ну и работенка у тебя, Леха! — сказал ему на прощание брат Сергей. — Ни выходных, ни праздников!» Алексей кивнул в ответ: да, ничего не попишешь, служба! Ни выходных, ни праздников! Сам к этому стремился, жалеть не о чем!

Впрочем, тут как посмотреть… То ли Леша себе такую службу выбрал, то ли и не было у него особенного выбора — ведь все в его семье по батиной линии были кадровыми офицерами. Начиная с того самого знаменитого прапрадеда, которому принадлежала усадьба в Бабаеве. Понятия офицерской чести, патриотизма, служения Отечеству, как и фраза «Есть такая профессия — Родину защищать!», для Алексея никогда не были пустыми словами, а значили что-то естественное, само собой разумеющееся, как алфавит, нотная грамота, таблица умножения, — вот это так и не может быть иначе.

Единственное, о чем думал Леша после окончания школы, так это куда поступать: в военное училище или институт МВД? В итоге выбрал второе, хотя и повоевать ему тоже довелось (три раза отправляли в командировки в «горячие точки»).

«Макарский, ты, видать, в детстве в войнушку не доиграл!» — с иронией сказала ему бывшая жена незадолго до развода. И на Лешин вопрос: «А что в этом плохого?», его очень умная жена, между прочим, дипломированный психолог, ответила, что Лешин случай это как раз тот хрестоматийный пример, когда наши недостатки являются продолжением наших достоинств. Макарский этой хитрой фразы не понял и попросил жену разъяснить, а что конкретно она имеет в виду. Жена ему вполне конкретно и разложила все по полочкам: «Твоя наивность, Леша, и горячечная неугомонность — юношеский инфантилизм, а твое якобы бескорыстие — говоришь, что деньги для тебя не главное?! Похвально! Но о семье ты подумал? — на самом деле — махровый эгоизм!» И сразила его, добавив, что про таких, как он, интересно смотреть фильмы, но жить с таким человеком, не зная, на какую войну его пошлют в следующем месяце и вернется ли он оттуда, — невыносимо.

И они разошлись. Люда уехала в Москву, вышла замуж. Леша поначалу запил с тоски, но, поскольку с его работой особо не забалуешь, пришлось взяться за ум, и вместо того, чтобы квасить по вечерам, он стал тренировать местных ребятишек.

Бывшая жена иногда звонит ему и отчитывает тоном старшей сестры: «Хороший ты парень, Лешка, но дурной!»

Сто к одному, что, если бы его бывшая жена сейчас узнала, что он на ночь глядя (и в какую ночь — новогоднюю!) сорвался из-за стола и отправился на поиски беглых зэков, она бы этого не одобрила. «Так что, может, и к лучшему, что я парень холостой! — вздохнул Леша. — По крайней мере, испортил Новый год только себе, и никому больше!»

Чтобы как-то скрасить долгую дорогу, Макарский запел любимую песню: «Вдоль дороги Смоленской, как твои глаза-а…»

Ну и ночка — ни зги не видать! Леша сбавил скорость — в этих условиях попасть в аварию — легче легкого. Темень, метель поземкою… В такой вечер нормальные люди по домам сидят — пережидают непогоду, и только волки рыщут в округе… да беглые зэки.

И вдруг откуда ни возьмись, из метели, на дорогу, чуть не под колеса его машины, выскочил некто в чем-то черном, длинном и замахал руками. Макарский ударил по тормозам. Странное существо, с виду похожее на женщину, бросилось к нему и застучало в стекло машины.

Леша Макарский был парень не робкого десятка — человек все-таки в «горячих точках» служил!

Но в этот момент испугался.

Тут дело в чем: людей Леша не боялся — мог в атаку сходить, как нечего делать, завалить рецидивиста, но вот всяких там мистических сущностей он боялся.

«Кто его знает, что за баба… — выдохнул Леша. — Может, женщина, а может, только притворяется женщиной?!»

Существо завыло и еще сильнее затарабанило в окно. Открывать Леша не спешил.

«Водится в лесах всякая нежить!» — подумал Макарский и достал пистолет.

Когда за хозяевами закрылась дверь, Бешеный метнулся к окну и проследил, куда те отправились.

— Может, догадались, какие мы, к черту, геологи, и за подмогой ринулись? — предположил Философ.

— Нет, — сказал Саня. — Они дерево пошли проведать. Стоят в саду, с елкой разговаривают. Вот чудики!

— Сань, зачем мы сюда зашли? — пробормотал Философ. — Спалимся, ясен пень.

— Не дергайся, Аркаша! Ты кушай, не пей только много — нам надо быть в тонусе! Геологи мы, понял? На том и стоим!

— А если настоящие геологи придут?

— Да кто придет в такую погоду? Всех, кто шел, — волки сожрали, — хмыкнул Саня. — К тому же Новый год на носу. Кому надо было, тот уже пришел!

— Ты про нас? — не понял Философ. — Сань, ну а если все-таки эти геологи появятся?

— Разберемся! — заверил Бешеный. — У меня, Аркаша, на воле есть одно дело, ради которого я на все готов!

— Что за дело такое?

Бешеный недовольно мотнул головой:

— Об этом потом!

— Что про хозяев думаешь? — спросил Философ.

— Дед — лопух, по всему видать, да и девица тоже.

Философ занервничал:

— Сань, а ты их того… в расход пустишь? Жалко вроде…

— По обстоятельствам! — отрезал Саня.

Ель качала ветками, словно приветствовала деда с внучкой. Звенели елочные игрушки, сверкали шары.

— Ну вот, Леська, еще один год прошел, — сказал Василий Петрович. — А наступающий обязательно будет хорошим, вот увидишь!

— Этот год пролетел так быстро, — вздохнула Олеся, — я и заметить не успела!

— Что уж тогда мне говорить?! — рассмеялся Василий Петрович. — В моем возрасте не дни — месяцы мелькают, словно вагоны стремительно несущегося — заметь, под гору! — поезда. Да и годы проскочили, как взбесившийся поезд! Веришь — будто бы вчера сажал эту ель, а теперь она чуть не в небо упирается!

— Здорово, что у нас есть наша елочка! — улыбнулась Олеся. — Это ты хорошо придумал — посадить ее!

— Вот родится у меня внук — обязательно еще посажу елочку, рядом с этой!

— Дедушка, перестань! — покраснела Олеся. — Кстати, посмотри, там под елкой что-то виднеется… Не иначе новогодний подарок для тебя!

Василий Петрович нагнулся и вытащил большой пакет, доверху наполненный внучкиной любовью: тут были и свитер, и шарф, и теплый клетчатый плед, и много других заботливо подобранных мелочей.

— Ну зачем ты, Леся! — смутился Василий Петрович. — Столько денег потратила! Спасибо! А я тебе в подарок готовил камелию, выращивал специально для тебя, редкий сорт «Звезда Рождества». Но она пока не расцвела. Так что этот подарок будет чуть позже.

— Спасибо, дедушка, ты всегда умеешь придумать что-то волшебное! — обрадовалась Олеся.

— В общем, про камелию ты помни, а пока посмотри, что это там на ветке…

Олеся углядела на ближней ветке бархатную коробочку, припорошенную снежинками. Она сняла ее, раскрыла и вскрикнула:

— Ой! Это же старинные бабушкины серьги с изумрудами! Она их так любила…

— Представляешь, я прекрасно помню, как когда-то, вот в такой же снежный новогодний вечер, подарил их твоей бабушке Гале. Это был наш первый совместный Новый год, и в тот вечер я сделал ей предложение. Изумруды удивительно шли к ее зеленым глазам. Мне эти серьги достались от моей матери, а маме — от ее матери, моей бабушки, так что, в каком-то смысле, это семейная реликвия. Теперь они должны быть у тебя.

— Дедушка, я часто вспоминаю бабушку, — призналась Олеся. — Ее улыбку, фантастический голос…

— А я теперь только и живу воспоминаниями, Леся, — тихо сказал Василий Петрович. — У меня перегружена память. Знаешь, считается, что функции прошлого времени у человека связаны с правым полушарием мозга, а будущего — с левым. Пока время является будущим, его использует наша левая половина. А потом оно как бы перетекает в правую половину мозга. И на определенном жизненном этапе правое полушарие изрядно переполняется прошлым. Что до меня, то мое правое полушарие раздуто до размеров земли, а левое… совсем усохло. Его скоро не станет вовсе. Памяти, прошлого так много, что правая часть моего мозга скоро лопнет от невыносимого напряжения, и время начнет выливаться из моей головы, как… молоко из кувшина. Все в прошлом, Леся… А будущее… связано с тобой.

Василий Петрович хотел добавить что-то еще, но промолчал. Олеся задохнулась от нежности к деду — ведь это были самые искренние слова любви.

— Ну что, идем к нашим гостям? — предложил Василий Петрович. — Неудобно оставлять их надолго одних.

Увидев в метели фары проезжающей машины, Лиза, не помня себя от радости, бросилась ей навстречу. А поскольку больше всего Лиза боялась, что машина промчится мимо, она, позабыв о всякой опасности (и чувстве собственного достоинства, какое там!), буквально бросилась под колеса.

Она замахала руками, умоляя водителя остановиться. Ее усилия увенчались успехом — автомобиль остановился. Но то, что произошло потом, мгновенно лишило Лизу радости — из машины вылез огромный мужик и вместо приветствия молча навел на нее пистолет. Причем в свете фар пистолет показался Лизе автоматом.

«Ааа!» — вопль Лизы пронесся над бабаевским лесом. Так громко и убедительно актриса Барышева не кричала даже в роли жертвы из леденящего душу хоррора, в котором она снималась в прошлом году. От ее крика закачались березы, и где-то из спячки восстали медведи, а незнакомый мужик согнулся пополам и обхватил голову в шапке-ушанке руками.

— Ты кто? — шепотом спросил мужик.

— А ты? — так же тихо спросила Лиза.

— Капитан Макарский!

— Так вы из полиции? — обрадовалась Лиза.

Алексей Макарский с ног до головы оглядел гражданку, бросившуюся ему под колеса. М-да… При беглом осмотре странной дамочки у Макарского закрались худшие подозрения — одета, ишь, как несуразно и вычурно, платье до пят, подол висит какими-то клоками, сама размалевана, под глазом синяк, нос разбит. Ну, дело ясное.

— А вы что здесь делаете, уважаемая? — усмехнулся Макарский. — Клиентов ждете?

— Каких клиентов? — не поняла Лиза.

Макарский покачал головой:

— Проститутка?! И не стыдно так на жизнь зарабатывать?!

— Что? — взвизгнула Лиза. — Да как ты смеешь? Хам! Я — приличная женщина!

— Ну да! — угрюмо хмыкнул Макарский. — Интересно, а что приличная женщина в полуголом виде делает в лесу ночью?

— Я здесь случайно оказалась! — закричала Лиза. — Я актриса!

— У меня таких актрис знаешь сколько в отделении! — Макарский невозмутимо пожал плечами: — Документы давай, актриса!

— Пожалуйста, сейчас! — вскинулась Лиза и тут же осеклась, вспомнив, что ее документы остались в разбитой в машине. — А пойдемте к моей машине, тут недалеко!

Этой безобидной фразы хватило, чтобы Макарский вновь навел на Лизу пистолет.

— Ах ты сволочь! — ругнулся Алексей. — Вот, значит, как вы работаете?! Баба заманивает людей в лес, а там уже ждут подельники?

— Да кто ждет?… — тоскливо забормотала Лиза. — Там, кроме волков и леших, никто не ждет.

— А ну пошла! Веди к машине! — приказал Макарский и направил на Лизу пистолет.

Лиза брела, проваливаясь в снег, и подвывала от страха: кто его знает, что за хрен с горы этот мужик, может, он вообще к милиции имеет косвенное отношение, например, висит там на стенде «Их разыскивает милиция»! Вот сейчас пустит пулю ей в спину, а потом закопает в лесочке — никто никогда и не узнает!

— Долго ль идти-то? — хмуро поинтересовался Макарский, которому вся эта ситуация казалась тщательно спланированной провокацией.

Наконец Лиза привела его к месту аварии, где разбилась ее машина.

— Ну! Теперь видите! — Она махнула в сторону завалившейся набок машины. — Документы там! Можете достать!

— Сама доставай! — отрезал Макарский.

Всхлипнув, Лиза просунула руку через разбитое стекло и подтянула к себе сумочку с документами.

— Смотрите! — Она протянула Макарскому права и паспорт.

Внимательно изучив ее документы, Алексей хмуро сказал:

— Допустим, с документами все в порядке. Но с какой целью, однако, вы, гражданка Барышева, колобродите ночью по лесам?

— Я ехала к жениху в Бабаево! Встречать Новый год!

— Значит, в Бабаево к жениху? Кто такой, как зовут? — спросил Алексей, который знал всех бабаевских.

— Андрей Савицкий! Композитор!

— Никаких композиторов, гражданочка, в Бабаеве отродясь не было! — отчеканил Алексей.

— Да это не его дом, ему друг уступил, а сам уехал, — загорячилась Лиза.

— Кто такой, как друга зовут?

Лиза поникла:

— Я не знаю!

— Ну, плохо, — вздохнул Макарский. — Несвязуха какая-то. А может, все иначе было? — Он грозно посмотрел на Лизу: — Признавайся, ты их ждешь?

— Кого — их? — обмерла Лиза. Ее подозрения во вменяемости Макарского начинали усиливаться.

— Бешеного с дружком? Вы тут условились встретиться?

— Ты че, мужик? Совсем больной? — вспыхнула Лиза.

— Будто не понимаешь, о чем речь?! — злорадно ухмыльнулся Алексей.

— Я действительно не понимаю! — крикнула Лиза, уже едва ли не в истерике.

— Признавайся, где подельники? — прикрикнул Макарский, который тоже умел громко кричать.

От отчаяния, страха и возмущения Лиза бурно разрыдалась. Ей нестерпимо хотелось выключить кнопку с этим страшным фильмом и сделать так, чтобы этот ужасный безумный мужик, зачем-то притворявшийся капитаном полиции, исчез.

— Не реви! — строго одернул ее Макарский. — На меня эти штучки не действуют. Рассказывай, как дело было!

— Да так и было! Я поехала в Бабаево к Андрею, — размазывая тушь по щекам, промямлила Лиза. — В дороге началась метель, машину занесло, меня выкинуло на встречку, и все! Больше рассказывать нечего!

— А Бешеный с подельником? — усмехнулся Макарский.

— Не знаю я никакого Бешеного! — заголосила Лиза. — И знать не хочу!

Макарский уставился на нее, прикидывая, можно ли ей верить. Потом, видимо, все-таки решил, что можно.

— Ну что ж, гражданка Барышева! Будем считать — разобрались. Можете ехать, куда собирались! — Он развернулся, намереваясь уйти.

— Куда мне ехать? — взбеленилась Лиза.

Макарский пожал плечами:

— В Бабаево, к жениху!

— Вы издеваетесь надо мной? На чем я поеду? Вон на той сосне? Вы же видите, в каком состоянии моя машина?!

— Ну, пусть ваш жених за вами приедет! Вы извините, мне некогда, я на задании. Кстати, будьте осторожны! Вчера ночью из колонии бежали зэки. Угнанный ими фургон нашли в нашем районе, так что они могут быть где-то в окрестностях.

Макарский пошел в сторону трассы.

Лиза с минуту стояла, оцепенев, обдумывая полученную информацию. Беглые каторжники в кандалах и убийцы с топорами мерещились ей под каждым кустом. Наконец она очнулась от жуткого морока и что есть мочи припустила за Макарским.

— Товарищ капитан! — истошно завопила Лиза. — Не бросайте меня!

— Ну что вам еще, гражданка? — крикнул недовольный Макарский.

— Я боюсь! — честно призналась Лиза.

— Ну а я чем помогу?

— Отвезите меня в Бабаево! К жениху!

— Гражданка Барышева, вообще-то я из полиции, а не из такси! И развозить чужих невест по женихам не обязан!

— Все равно отвезите! — Лиза вцепилась в куртку Алексея, ни за что не желая его отпускать.

— Я еду в Мишкино, это в другой стороне! И, между прочим, спешу на задание! Мне с вами нянькаться некогда! — сурово сказал Макарский и сделал попытку отцепить от себя экзальтированную дамочку. — Мне надо зэков ловить.

— Ну, хоть машину мою вытащите! — взмолилась Лиза. — Если она на ходу, я сама в Бабаево дальше поеду!

— Я не ДПС, я другое ведомство! — вздохнул Алексей. — У меня в районе ЧП, понимаете вы?! А я теряю с вами время!

— А как же я? Замерзну, пропаду, зэки изнасилуют! — завыла Лиза.

Макарский беззвучно ругнулся: «Вот навязалась на мою голову!»

— Ладно, попробую вытащить вашу машину. Ждите здесь, сейчас подъеду!

— Ага! — кивнула Лиза и побежала за Макарским: — Ждать здесь? Ну уж нет!

Увидев неотстающую гражданку Барышеву, Алексей только махнул рукой и сдержанно попросил:

— Куртку мою отпустите!

На «Ниве» Макарского они подъехали к перевернутой «Ауди». Задумчиво посмотрев в овраг, откуда надо было тащить Лизину машину, Алексей прикинул: вроде не должны застрять. Авось пронесет!

Но это типично русское упование на неведомый и волшебный «авось» не сработало. Съехать в овраг Леша еще смог, а вот подъехать к разбитой машине у него не получилось. «Нива» забуксовала, все глубже закапываясь в снег.

— Да ну к лешему! — испугался Леша. — Надо выбираться отсюда поскорее!

Но выбраться из занесенного снегом оврага не очень-то получалось. А вернее сказать, совсем не получалось. В конце концов рев двигателя буксующей «Нивы» перекрыл отчаянный выкрик Леши Макарского, самым приличным словом в котором было надрывное «Е-мое!».

Когда Макарский вылез из машины, к нему бросилась Лиза.

— Ну что, довольна? — не сдержался Макарский. — Застряли теперь! Капитально! Идиот! И зачем я с тобой связался?!

— А мы тут это… хорошо сидим! — приветствовал вернувшихся хозяев Философ. — Ну как там на улице?

— Морозно! — сказал Василий Петрович. — И метель только крепчает. Так пойдет дело — к утру поселок от трассы отрежет. И все! Только МЧС вызывать!

— Не надо никого вызывать! — подал голос Саня.

— Впрочем, вам, северянам, должно быть, такая непогода не в диковину? Вот когда я на Севере был… — Василий Петрович принялся повествовать о своих северных впечатлениях.

«Геологи» слушали и закусывали. Потом Саня не выдержал:

— Слушай, Петрович, такое дело… У вас чай есть?

— Конечно! — кивнул Василий Петрович. — Вам какой? Есть китайский коллекционный зеленый «Лунцзин», бирюзовый «улун»…

Саня с Философом переглянулись.

— Давай нашего черного да замутку сделай, шоб донышка не видать! — попросил Саня.

— Хорошо, Сан Саныч! — кивнул Василий Петрович. — Сейчас сделаем!

— Чаек, главное, что? Правильно «подорвать!» — облизнулся Саня, когда Василий Петрович принес заварку.

Заметив удивленный взгляд Олеси, Бешеный пояснил:

— У нас, у геологов, так принято. В экспедициях бывает одна радость — чайку подорвать, в смысле попить!

— Не надоедает вам все время на Севере-то? — улыбнулась Олеся. — Наверное, тянет на Большую землю?

— Еще как тянет! — закручинился Философ. — Бывает, такая тоска по воле — это мы так Большую землю называем, — что прямо невмоготу!

Саня выпил правильного «подорванного» чайку и крякнул от удовольствия:

— И впрямь, хорошо сидим! Помните, мультфильм такой был? Там пес попал на свадьбу и нажрался до отвала. И так ему было хорошо, что он сказал: «Щас спою!» Вот я щас спою!

— А спойте, Сан Саныч! — обрадовалась Олеся.

— Слышь, Сань, не надо! — забеспокоился Философ, который был хорошо знаком с Саниным репертуаром, малоподходящим для исполнения в доме доктора физико-математических наук.

— Может, позже, — смутился Бешеный.

— Ловим вас на слове! — подмигнула Олеся.

Василий Петрович принес еще одну бутылку шампанского и налил себе и внучке («геологи» предпочитали водочку).

— А давайте телевизор включим? — предложила Олеся. — Час назад «Иронию» показывали, правда, наверное, она уже закончилась.

Философ щелкнул пультом, экран зажегся — шли финальные титры «Иронии».

— Ну вот, — опечалился Саня, — я этот фильм сто лет не смотрел… потому что был на Севере!

Философ переключил другой канал.

— А здесь фильм только начинается! — обрадовался Бешеный, увидев знаменитую сцену в бане. — А ну оставь!

И тут свет в доме погас. Дом поглотила абсолютная тьма.

— Так я и знала! — торжествующе крикнула Олеся. — Это он нарочно издевается!

Саня пнул Философа под столом и тихо спросил:

— Че за цирк? Поганку, что ль, нам закручивают?

— Друзья, не волнуйтесь! Сейчас я зажгу свечи! — сказал Василий Петрович. — Это у нас с электричеством постоянные проблемы!

— Вроде натурально все! — прошептал Сане Философ. — Кажись, на подставу не похоже!

Комната осветилась светом свечи.

— Представляете, это все из-за нашего соседа, к которому я ходила! — возмущенно сообщила Олеся.

— Который тупой? — уточнил Философ.

— Именно! Ходит там… высокий, как оглобля, а глаза черные и как уголья горят! — сказала Олеся.

Василий Петрович удивился:

— Хозяин красного дома? Я с ним летом разговаривал — мне он показался коренастым, плотным блондином.

Олеся фыркнула:

— Ну, уж не знаю! Может, он с лета так изменился?! Вообще, у меня чувство, что я его словно бы где-то видела!

— Может, во сне? — пошутил Василий Петрович.

— Скажешь тоже! — вспыхнула Олеся. — Главное дело, этот тип задумчивый такой, насмешливый! Ему говоришь, а он от тебя как от мухи отмахивается! Будто не слышит! Он там один!

— Точно один? — на всякий случай спросил Бешеный.

— Да, один! — подтвердила Олеся. — Спрашивается, зачем одному человеку столько света?

— Леся, а ты его к нам пригласи! — посоветовал Василий Петрович. — И человеку приятно, и свет не будет гаснуть.

— К нам? Еще чего! — возмутилась Олеся. — Я лучше проведу в полной темноте весь остаток жизни!

— Не понимаю, что на тебя сегодня нашло? — удивился Василий Петрович.

Но Олеся никак не могла успокоиться:

— Вот сейчас пойду и скажу ему все, что о нем думаю!

— Не надо никуда ходить, Леся! — попросил Василий Петрович. — Ну поругаешься, разве тебе от этого станет легче?

— Да! — с вызовом сказала Олеся. — Определенно станет легче! Надо сказать хаму, что он хам!

— Как думаешь, отпустить ее? Не наведет на нас? — шепнул на ухо Бешеному Философ.

— Да пусть идет! — махнул рукой Саня.

Андрей обыскал весь дом, но очки так и не нашлись. Он огорчился: «Ну вот, теперь в телескоп мало что увижу!»

Налив крепкого чаю и подвинув ближе тарелку с вафлями, Андрей настроил телескоп, близоруко прищурился, но только его глазам предстал Юпитер в окружении своих спутников: Ио, Европы, Ганимеда и Каллисто, как на земном горизонте возникло досадное, неопознанное явление — некто стучал в дверь дома. Андрей вздохнул: видимо, он забыл закрыть ворота, и незваный бесцеремонный гость прошел по двору к дому. Пришлось Андрею отвлечься от любимого занятия и идти открывать.

Его худшие подозрения подтвердились — за дверью на крылечке обнаружилась все та же безумная бабуля. Андрей даже рта не успел раскрыть, как гражданка взяла с места в карьер и с апломбом заверещала на всю округу:

— Как вам не стыдно? Вы же мне обещали?!

— Что я обещал? — устало выдохнул Андрей.

— Не мешать нам с дедушкой!

— Да о чем вы говорите? — нервно сказал Андрей. — Может быть, это я прихожу к вам и барабаню в калитку? Я сижу, никого не трогаю, мне нет никакого дела до вас и ваших родственников.

— Уточним — вы сидите со светом! — хрипло расхохоталась бабушка.

— И что?

— Вы издеваетесь или действительно такой тупой? — прокричала старушка.

Андрей остолбенел, поскольку ненавидел хамство в любой форме. Он не позволял себе хамства ни в быту, ни за рулем, ни на работе. И не терпел грубости и фамильярности от других. Его бывшая жена говорила, что, когда он сталкивается с хамством, у него лицо совершенно растерянного человека.

«Вот это бабуля! — возмутился Андрей. — Да это не бабушка, а какая-то просто… вредная бабка!»

— Не понимаю, чем я вам мешаю? Я ведь не шумлю, голым при луне, извините, не танцую! Я вообще встречаю Новый год в одиночестве!

Бабуля тут же не преминула поинтересоваться:

— А чего вы, кстати, встречаете Новый год в одиночестве?

Андрей нахмурился: вот любопытная Шапокляк, какое ее дело? Но вслух, естественно, этого не сказал (проклятое джентльменство!) и выдавил какую-то общую дурацкую фразу: дескать, так уж сложилась жизнь.

— Ну, это ваше дело, с кем встречать Новый год! — милостиво разрешила бабуля.

— Спасибо, сударыня! — поклонился Андрей.

— Пожалуйста! Но иллюминацию свою выключайте! — категорично заявила бабушка. — Чтобы и другие люди встречали праздник со светом! Вон у вас и на первом этаже везде свет, и на втором!

— А почему я должен выключать?

— Да это из-за вас нагрузка на фазу! — Бабуля так разнервничалась, что топнула ногой в валенке, поскользнулась на крылечке, да так неловко, что упала Андрею прямо в ноги.

Андрей бросился ее поднимать, но бабка сурово отстранилась.

— Ушиблись? — сочувственно спросил Андрей.

— Ушиблась! — проворчала она, поднимаясь с крыльца. — Вы что, специально крылечко поливаете водой?

— Конечно, для вас старался, — обиделся Андрей. — Вы уж совсем! Такое ощущение, что у вас температура или вы вообще…

— Ну? — сердито спросила старушка.

— Слегка не в себе!

— Так вы еще и хамить мне будете! Да я… сейчас дедушке расскажу!

Представив, что по его душу придет еще и безумный дедушка, Андрей, теряя всякое терпение, уже не владея собой, сказал:

— Послушайте, бабушка…

— Что?! — взревела бабуля так, что Андрей отшатнулся. — Да как вы смеете?!

— Бабушка, я вовсе не хотел вас обидеть!

— Назвать меня бабушкой?! — Незнакомка разволновалась так, что сначала бурно закашлялась, а потом разрыдалась.

«Вот я дурак! — ругнулся Андрей. — Конечно, может, ей лет пятьдесят, и любые намеки на «бабушек» воспринимаются болезненно!»

— Бабушка? Да я вообще… девушка! — выпалила незнакомка, развернулась и побежала прочь.

— Как вам будет угодно! — растерянно бросил Андрей и вздохнул: «Это какой-то сумасшедший дом! Смогу я наконец спокойно выпить чаю с вафлями, или и дедушку ждать в гости?»

Перед тем как войти в дом, Олеся вытерла слезы — нельзя, чтобы дед Василий увидел, как она расстроена; если он узнает, что его внучку обидел какой-то хам, непременно пойдет выяснять отношения! Она попробовала успокоиться, но внутри все так и кипело! Каков наглец этот сосед! Глаза насмешливые, смотрит на нее, как на пустое место, и разговаривает с ней, как с идиоткой! И вот странное дело — ощущение, что она прежде где-то видела его, теперь только усилилось. Но где, при каких обстоятельствах, она никак не могла вспомнить.

Подумать только, он назвал ее бабушкой!

Олеся подошла к зеркалу в прихожей, придирчиво оглядела себя и всхлипнула, позабыв, что не хотела огорчать деда. Выглядела она, конечно, не лучшим образом: лицо от болезни бледное, под глазами круги, на голове мамин пуховый платок, который та носит в деревне, дедовский пуховик полностью скрывает фигуру и махом добавляет ей килограммов двадцать весу. А на ногах… ах ты, господи, валенки! Неподшиты, стареньки… Хоть сейчас на огород выставляй — ворон пугать! И чего это она, в самом деле, так махнула рукой на свой внешний вид?! Она ведь думала, что, кроме деда и Пирата с Полковником, ее никто сегодня не увидит, поэтому и не стала утруждать себя насчет нарядов и причесок. А тут вот как вышло…

Олеся потерла место ниже спины (копчик болел, потому что шлепнулась она на соседском крыльце душевно) и вошла в гостиную.

Геологи и дед сидели за столом и разговаривали.

— О! Не зря бегала! — подмигнул ей Сан Саныч. — Свет включили!

Дед Василий пригласил Олесю посидеть с ними, но она отказалась — сказала, что пойдет переоденется во что-нибудь праздничное. Оставаться в таком виде ей теперь было неудобно даже перед геологами.

Она поднялась на второй этаж и пересмотрела одежду, которую привезла из Москвы. Ей хотелось взять реванш за свой бабушкин образ в дедовском пуховике, валенках, потертых джинсах перед геологами и перед… «Да мне, в сущности, наплевать на этого соседа! И совершенно безразлично, что он обо мне думает, но все-таки хорошо бы ему доказать…» Тут Олеся запнулась, поскольку сама не знала, что ей хотелось ему доказать. Но определенно хотелось, потому что она стала перебирать в уме варианты изящной сатисфакции — то бишь в каком виде ей бы следовало предстать перед ним, чтобы он понял, что она, между прочим, не бабушка! И не надо гнусных намеков!

Эх, жаль, из Москвы она захватила только будничную одежду — джинсы да свитера. Вот если бы красивое платье! И тут Олесю озарило — в доме ведь есть платья бабушки Гали, которая, между прочим, была популярной артисткой оперетты и известной модницей. К счастью, у Олеси бабушкина фигура — такая же миниатюрная, хрупкая.

Олеся поспешила в бабушкину комнату.

Удивительно, но здесь все осталось, как было при жизни бабушки — дед Василий ревностно сохранял комнату в неизменном виде, словно всегда ждал, что в любую минуту сюда может войти хозяйка.

Олеся открыла просторный шкаф, откуда засияла разноцветная радуга. Бабушка Галина, обладая безупречным вкусом, шила наряды у известных портних. Здесь были платья из фактурного бархата, благородного шелка, изысканной тафты, воздушного шифона.

Сначала Олеся выбрала изумрудное вечернее платье — тяжелый королевский бархат в пол, декольте, открытые плечи, но потом, разглядывая себя в зеркало, передумала — слишком вычурно, а пожалуй, и нелепо. Наконец, она выбрала легкое белое платье из крепдешина в черный горошек. В нем было очарование шестидесятых — рукава «фонарики», юбка колоколом, кружевная нижняя юбка. Если в бархатном платье Олеся была похожа на ослепительную женщину (так, что сама застыла: полноте, да я ли это?!), то в платье в горошек она была похожа на саму себя, правда улучшенную. К платью она подобрала лаковые туфли на каблучках.

Олеся распустила волосы и с помощью косметики сделала чуть поярче лицо. Немного пудры, румян — и вот уже исчезла болезненная бледность, тушь помогла подчеркнуть глаза, а помада завершила шаманский обряд преображения.

Увидев в зеркале цветущую девушку, Олеся торжествующе хихикнула:

— Так-то лучше! Уж на бабулю теперь не похожа!

— Как ты похожа на бабушку! — ахнул Василий Петрович, увидев внучку.

— В каком смысле? — испугалась Олеся. — Я что, действительно выгляжу старой?

— Я говорю о том, что ты похожа на бабушку Галю! — улыбнулся Василий Петрович. — Это платье тебе очень идет!

Саня Бешеный, глядя на прекрасно преображенную Олесю, выдохнул:

— Красота неземная! Это же надо — совсем другой человек!

— Так лучше, да, Сан Саныч? — застенчиво спросила Олеся.

— Не то слово! — заверил ее Саня. — Я сначала, когда ты была в платке и валенках, подумал, что ты в возрасте…

Лицо Олеси омрачилось.

— А потом вижу — девушка! — добавил Саня. — А теперь смотрю — красавица! Олеся задумалась: желание предстать перед заносчивым соседом в «припудренном» виде, а главное, разузнать, где она прежде могла его видеть, в ней все более укреплялось. Но надо же, однако, найти какой-то повод!

— Ты похожа… Понял! — обрадовался Философ. — На Люсю Гурченко! В «Карнавальной ночи»! Такая же красивая!

— Она еще и поет хорошо! — подмигнул Василий Петрович.

— А спой нам! — попросил Философ.

Олеся печально вздохнула:

— Это я когда-то пела хорошо, в другой жизни. А теперь не в голосе. Петь не могу — точно ворона каркаю.

— Не расстраивайся, выздоровеешь — голос восстановится! — утешил внучку Василий Петрович.

Олеся пожала плечами: дескать, голос, может, и восстановится, а жизнь?! Она уселась за стол и с грустью подцепила на вилку какого-то салата — есть совсем не хотелось.

Раздался телефонный звонок. Василий Петрович подошел к телефону. Вернувшись через несколько минут, он рассказал, что сейчас звонил его знакомый, сторож усадьбы Бабаево Трофимыч, и сообщил, что недавно в усадьбу позвонили из районного отделения полиции и передали, что где-то в области из колонии сбежали заключенные, в связи с чем население просят проявлять бдительность.

— Во дела! — крякнул Философ и выразительно посмотрел на Саню.

— Значит, будем бдить! — спокойно сказал Саня.

— Заключенные? — испуганно переспросила Олеся. — В наших лесах? Какой кошмар! А как вы думаете, Сан Саныч, они опасные?

— Смотря за что сидели, — усмехнулся Саня. — Ежели серийные маньяки, то очень может быть, что при случае сразу возьмутся за старое!

— А что, и такие бегут? — растерялась Олеся.

— Все бегут! — с задумчивым видом изрек Философ.

— Ой, как хорошо, что вы с нами, — улыбнулась Олеся. — Без вас, Сан Саныч, и без вас, Аркадий, нам с дедушкой было бы не так спокойно!

— Не бойся, девушка, — хмыкнул Саня. — Мы на Севере к зэкам уже привыкли. Они сбегают, а мы их ловим. Мы их тут быстро скрутим, если что!

— Да ерунда это все! — сказал Василий Петрович. — Трофимыч сам толком ничего не понял. Вроде это в соседней области произошло, так что вероятность того, что они тут объявятся, как говорится в физике, стремится к нулю.

— Значит, ничего страшного? — успокоилась Олеся.

Василий Петрович ободряюще улыбнулся внучке.

Олеся поднялась из-за стола:

— Я, пожалуй, пойду!

— Куда ты? — изумился Василий Петрович.

— К нашему соседу! — смутилась Олеся.

Василий Петрович пытливо взглянул на внучку:

— Зачем?

— Да я забыла ему кое-что сказать. — Олеся махнула рукой, не зная, что бы такое придумать. Ну не говорить же, что ей надо доказать этому олуху, что она не бабушка?!

— И ты для этого надела платье? — добродушно рассмеялся Василий Петрович. Внучка покраснела и выбежала из комнаты.

На этот раз Олеся не стала надевать пуховик — до соседнего дома она добежит и в платье.

— Вот зачем я с тобой связался! — горестно вздохнул Макарский. — Надо было ехать мимо и не отвлекаться на посторонние предметы!

— Это я, что ли, посторонний предмет? — возмутилась Лиза. — Как так можно говорить о живом человеке? Тем более о женщине! А еще работаете в полиции! Там все такие бездушные?

— Ну, я и получил за душевность! — сказал Макарский. — И кому теперь хорошо? Тебе или мне? Нам теперь обоим хре… плохо!

— Сам виноват, водить не умеешь! — огрызнулась Лиза.

— Я смотрю, ты водить большая мастерица! — Алексей кивнул в сторону перевернутой «Ауди».

— Ужасные погодные условия! — буркнула Лиза.

— Вот и я об этом! — вздохнул Алексей.

— Может, у тебя лопатка есть? Снег откопать?

Макарский усмехнулся:

— Лопатка-то есть в багажнике, не проблема. Только мне ею проще две могилки для нас выкопать, чем машину откопать. Тут тягач нужен.

— Тягач? — печально воскликнула Лиза. — Где ж его взять?

— Трактор тоже бы подошел, — заметил Алексей, — дак и трактора нет.

— И трактора нет, — унылым эхом повторила Лиза.

Наконец Макарский прервал этот содержательный диалог:

— Ладно, попробуем прорваться! Давай так: я буду толкать вместо тягловой силы, а ты садись за руль!

Лиза кивнула и уселась в машину Макарского.

— Нууу! — взревел Алексей и поднажал.

Лиза с удивлением смотрела, как могучий капитан Макарский вытаскивает на себе «Ниву». Мощью Алексей походил на трактор. Машина тряслась, раскачивалась, но только глубже просаживалась в снег. Макарский сражался с техникой минут двадцать, и это была битва титанов. В итоге победила бездушная техника. Осознав тщетность своих усилий, красный, потный Макарский бросил машину и отошел в сторону.

Лиза подошла к нему и насмешливо спросила:

— Ну что? Неужели не получается?

Алексей только выразительно посмотрел на нее: дескать, идите, гражданка!

— Может, еще попробовать? — доброжелательно посоветовала Лиза.

— Пустое! — отрезал Алексей. — А впрочем, попробуйте! Вдруг у вас получится!

— Не ерничайте! — одернула Лиза. — Не забывайте, что с женщиной разговариваете!

Макарский с чувством всплеснул руками:

— С женщиной! От вас, женщин, одни беды!

— Как вам не стыдно! — вспыхнула Лиза. — Так говорите, будто я на вас налетела и нарочно вашу дурацкую машину толкнула руками в сугроб.

— Ну, в каком-то смысле так все и было! — хмыкнул Алексей. — Впрочем, что теперь причитать. Сам виноват.

— Правильно, — кивнула Лиза. — Настоящий мужчина всегда берет ответственность за свои поступки!

Макарский потянулся в машину за рацией и выругался:

— Ах ты, черт… рация не ловит! И телефон.

— И у меня!

— Ясно. Зона, значит.

— Какая зона? — удивилась Лиза.

Макарский снисходительно посмотрел на нее и ничего не ответил. Но по его взгляду Лизе стало ясно, что «зона» — это что-то серьезное, не сулящее ничего хорошего, и что лучше бы в эту самую загадочную зону приличным людям не попадать, уж тем более в новогоднюю ночь.

— Самое неприятное знаете что? — спросил Макарский.

— Что теперь Новый год накрылся? — подсказала Лиза.

— Да бог с ним, с Новым годом! Самое страшное, что я теперь так и не доеду до РОВД. И провалю задание!

— Зэков не поймаете?

Алексей горестно вздохнул.

— Слушайте, капитан, а может, нам как-то привлечь к себе внимание?

— Интересно, как? Сигнальных ракет у меня нет, да если бы и запустить их, люди подумают, что это салют в честь Нового года. Огонь разводить — вряд ли кто увидит. Вообще, так посмотреть — Новый год опасная штука!

— Почему?

— Потому что в эту ночь везде такая кутерьма, что нормально никто не работает. Будь сейчас не тридцать первое декабря, с нами бы этого всего не случилось! И связь была бы в порядке, и вообще…

— И что же нам теперь делать?

Макарский пожал плечами:

— Ну что… Либо пешком идти в поселок, либо…

— А идти долго? — оживилась Лиза.

— Я бы, может, к утру дошел, с учетом метели. А ты вряд ли.

Лиза поникла и вдруг вспомнила:

— А извините, вы не договорили про второй вариант.

— Другой вариант — ждать, пока связь не появится. Тогда я ребятам маякну, и нас заберут. Есть еще третий вариант — если кто-то проедет мимо и поможет нам.

— А у нас же пистолет есть! — обрадовалась Лиза. — Давайте мы, как увидим, что кто-то едет, остановим его с помощью пистолета: мол, выходи, а то будем стрелять!

— Фильмов, что ль, насмотрелись про бандитов? — хмыкнул Макарский. — Пока проблема в том, чтобы вообще кто-то ехал мимо. В это время нормальные люди уже сидят дома с семьей под елкой.

Пока они разговаривали, Лиза очень замерзла. На нее даже напала неудержимая икота. Лиза попыталась вдохнуть глубже и задержать дыхание, но вдруг икнула так сильно, что сама удивилась.

Макарский, услышав громкий звук непонятного происхождения, нервно оглянулся и спросил:

— Вы слышали?

— А? Что такое? — испугалась Лиза и тоже оглянулась.

Но в ту же секунду она снова икнула, и тут уже Алексей понял, что это она — источник странных звуков, и едва не прыснул со смеху.

— Замерзла? — догадался Макарский. — А ну давай, залезай в машину! Пока горючки хватит — будем греться.

Лиза мигом заскочила в машину. Внутри было тепло.

Макарский сел рядом. Он оглядел Лизу и скептически заметил:

— Одеты вы, извините, как-то по-дурацки!

Лиза вспыхнула:

— Что? Да у меня платье от Армани!

Макарский снял с себя теплый шарф и набросил его на роскошное декольте Лизы:

— Вот так значительно лучше! Может, свитер дать?

— Спасибо, пока не надо! Давайте, что ли, познакомимся… Капитан Макарский, вас как зовут?

— Алексей! — Он протянул ей большую крепкую ладонь.

— А меня Елизавета.

— Можно просто Лиза? — уточнил Алексей.

— Можно. А вас — просто Леша, — сказала Лиза. — Мы с вами в таких обстоятельствах, что уж какие тут формальности!

— Ну, тогда перейдем на «ты»?

Лиза кивнула:

— Давай!

— К жениху, говоришь, спешила? Небось он там с ума сходит!

— Вряд ли, — через силу улыбнулась Лиза. — Он и не знает, что я к нему поехала.

— Как это? — удивился Алексей.

— Я не стала предупреждать его о своем приезде, потому что хотела сделать сюрприз! — Она с горечью добавила: — Вот и сделала, отличный сюрприз — встречаю Новый год в лесу неизвестно с кем…

Макарский не обиделся и философски заметил:

— Что ж, бывает… Я тоже, между прочим, хотел встретить Новый год по-другому.

— И как же?

— Думал отметить у брата. Там большая семья, много детей, шумно, весело. Я все это люблю… Только сели за стол, а тут про зэков сообщили. Меня вызвали, ну и закрутилось! — Макарский развел руками.

— А вот вы говорили про этих беглых зэков. — Лиза с тревогой посмотрела на лес. — А если они на нас нападут?

— Вряд ли, — пожал плечами Алексей, — нелогично.

— А вдруг?

— Отобьемся. — Леша похлопал себя по карману, где лежало его табельное оружие. — Если что, я дам тебе пистолет, будешь отступать в лес!

Лиза взглянула на него с ужасом, но, увидев, что он улыбается, спросила:

— Смеешься? Мне вот совсем не смешно!

— Положим, и мне не до смеха, но что ж теперь, рыдать, что ли?! Знаешь, меня бабушка так учила, что, если все равно ничего нельзя изменить, надо расслабиться и получить удовольствие. А главное — ко всему относиться с юмором.

— Интересно, какое удовольствие здесь можно получить? — усмехнулась Лиза.

— Ну пока нас не сожрали волки, что-то все же можно придумать! — подмигнул Леша.

Лиза вспыхнула и от негодования резко перешла на «вы»:

— Да как вы смеете?! Даже не думайте об этом!

— О чем? — не понял Макарский. — Я про еду! В смысле, у меня полный багажник еды, можно перекусить! А ты о чем подумала?

Лиза смутилась.

Очки обнаружились на столе в гостиной. Оказывается, все это время он искал их по всему дому, а на столе посмотреть не догадался! Андрей надел очки и почувствовал уверенность, какую обретает близорукий человек, когда к нему вдруг возвращается зрение. Теперь было самое время заняться телескопом. Но только он поднялся в мансарду, как в ворота в очередной раз забарабанили.

«Тихое местечко, ничего не скажешь! Вероятно, в Москве и то было бы спокойнее! — усмехнулся Андрей. — Интересно, кто там на сей раз? Надеюсь, это не та самая бабушка с приветом или, что еще хуже, со своим дедушкой!»

Он пересек заснеженный двор, открыл калитку и опасливо отступил, готовясь к самому худшему. Но, даже увидев сводный отряд дедушек и бабушек, он бы удивился меньше, чем когда увидел перед собой тоненькую девушку в белом легком платье. Андрей застыл и в изумлении уставился на гостью. Она была похожа на снежную фею или эльфа…

— Вы кто? — сказал Андрей.

— Память короткая? — фыркнула эта фея эльфов.

— Не понял?! — честно признался Андрей.

— Я и вижу, что вы ничего не понимаете! — заявила девушка. — Я к вам давеча уже приходила!

— Так это вы… с дедушкой? — глупо переспросил Андрей.

Представить, что та недавняя бабушка превратилась вдруг в цветущую девушку, было невозможно. Ежели она так невообразимо меняет свой внешний облик по несколько раз на дню, то закрадывается опасение: а кто его соседи? Ох-хо!

Девушка, видя его замешательство, пояснила:

— Да это я бабушкино платье надела!

— А! Значит, то была ваша бабушка? — просиял Андрей. — А вы, стало быть, внучка?

Девушка посмотрела на него как-то очень грустно.

— Так что у вас со светом? — поинтересовался Андрей.

— Нормально. Свет есть.

Она закашлялась, и он всполошился:

— Вы почему ходите по морозу в легком платье? С ума сошли? А ну, заходите, быстро!

Андрей схватил девушку за руку и потащил за собой во двор.

— Входите в дом!

Когда незнакомка переступила порог дома, он получил возможность разглядеть ее при свете: кудрявые русые волосы, огромные серые глаза с каким-то очаровательным кошачьим разрезом, вздернутый нос, ямочки на щеках.

«Очень красивая девушка, вот только голос… — улыбнулся Андрей. — Точно в сказке — злая волшебница отняла у принцессы голос и наложила злые чары, наградив красавицу надтреснутым, старческим голосом».

— Как вас зовут?

— Олеся.

Она опять закашлялась.

— Что с вами? Простыли? — испугался Андрей. — Я же говорил, почему вы зимой ходите в платье?

— Да это ничего. — Олеся махнула рукой. — Я давно простыла, еще несколько дней назад. Слышите, какой у меня голос?

— Ужасный! — согласился Андрей и тут же осекся.

Олеся взглянула на него с печальной укоризной.

— Так это у вас голос простуженный? А на самом деле другой? — почему-то обрадовался Андрей.

— Разумеется! — удивилась Олеся.

— А я подумал, что у вас злая волшебница отняла голос!

— Вообще-то это был злой волшебник! — фыркнула Олеся.

— А хотите, я вас вылечу? — предложил Андрей.

— А вы что, добрый волшебник?

— Я только учусь, но кое-что уже умею!

На самом деле он привез с собой в Бабаево бутылку спиртовой травяной настойки, которую еще осенью вручил ему ударник из его оркестра. Михалыч каждый год ставил такую мудреную настойку и раздавал потом знакомым и коллегам по работе. Вот и Андрею перепала бутылочка. По поводу зелья Михалыча в оркестре много шутили, но шутки шутками, а настойка действительно прекрасно помогала при простуде, в чем Андрей не раз убеждался.

— Я сейчас принесу волшебной настойки, вы непременно должны ее выпить, и вам сразу, вот увидите, станет легче! — засуетился Андрей.

— Спасибо, я не хочу! — отказалась Олеся.

Она смотрела на него как-то испытующе, отчего он смутился.

— Простите, а что вы на меня так смотрите? Что-то не так?

В это время где-то в глубине дома зазвонил телефон. Андрей вздрогнул.

— У вас телефон звонит! — сказала Олеся.

— Ах да, я и забыл, что здесь есть домашний телефон!

— Не возьмете трубку?

— Я потом отвечу. Сейчас придется искать, где он стоит, — отмахнулся Андрей. — Здесь столько комнат!

— Вы не знаете, где у вас телефон? — изумилась Олеся.

Андрей смущенно кивнул.

Олеся задумалась и после паузы спросила:

— Скажите, а где у вас электрический щиток? Давайте посмотрим, почему пробки все время выбивает!

Андрей пожал плечами:

— Если честно — я понятия не имею, где он. Дело в том, что это не мой дом. А хозяина нет…

— А где хозяин дома? — почему-то шепотом спросила Олеся.

— Хозяин… уехал, — машинально, в тон ей, также шепотом ответил Андрей.

— А вы как здесь оказались?

— Да, можно сказать, случайно! Забрался в чужой дом, чтобы здесь встретить Новый год!

Андрей хотел пошутить, но по выражению лица Олеси понял, что шутка не удалась, и забормотал:

— Конечно, не то чтобы забрался, а меня пустили хозяева…

— Вы же сказали, что хозяева уехали!

— Ну сначала привезли меня, а потом уехали… В общем, это долгая история! Олеся, что же вы стоите на пороге, вы проходите в гостиную!

Олеся попятилась и чихнула.

— Вы совсем больны! — огорчился Андрей. — Нет, я все-таки должен напоить вас этой настойкой. Непременно! Подождите, я сейчас вернусь!

Он умчался на второй этаж, но, когда вернулся, в гостиной уже никого не было.

— Олеся! — растерянно крикнул Андрей.

Девушка в белом платье исчезла.

Андрей выскочил из дома — открытую калитку раскачивал ветер. «Видение? — улыбнулся Андрей. — Снегурочка?»

Олеся неслась по улице как угорелая, и только оказавшись на своей территории и захлопнув калитку, она перевела дух. «Уф! Ну и дела! С этим соседом явно что-то не так!»

Сначала все было в порядке. Ей удалось произвести на него впечатление, и смотрел он на нее в этот раз не как на пустое место, а как на женщину! Но не успела она насладиться заслуженным триумфом, как он пригласил ее пройти в дом и настойчиво, пожалуй, слишком настойчиво, стал уговаривать выпить какой-то настойки. И тут она обмерла — да ведь он, верно, хочет ее чем-нибудь опоить!

Этот тип вел себя очень странно — например, оказалось, что он не знает, что в его доме есть стационарный телефон, и он не смог ответить на простейший вопрос (заданный Олесей с умыслом), где у него электрический щиток. Из чего следовало, что в этом доме он явно посторонний! Кроме того, Олеся вспомнила, что дед Василий в недавнем разговоре упомянул, что их сосед — коренастый блондин среднего роста. А неадекватный незнакомец в доме был высоким худощавым брюнетом. Да и само то, что человек в новогоднюю ночь сидит один, как отшельник, сразу наводит на разные недобрые мысли…

И когда она его в лоб спросила, где хозяин, он растерялся и сказал, что попал в этот дом случайно, можно сказать, забрался в чужой дом…

«Забрался?» — переспросила Олеся. «Ну, я не так выразился, конечно!» — поспешил добавить тип, но это уточнение ему не засчитывалось, потому что Олеся уже сделала главное умозаключение: «С хозяином дома что-то случилось! А этот тип… Так это же он и есть беглый заключенный!»

«Я, пожалуй, пойду!» — Она попятилась к дверям. — «Подождите, я вам сейчас принесу настойки!» — ласково улыбнулся бандит.

«Знаем мы вашу настойку!» — подумала Олеся и, как только странноватый тип исчез на втором этаже, развернулась и пулей выскочила из дома.

Кстати, в этот раз, когда незнакомец был в очках, она убедилась, что действительно где-то прежде видела его, не почудилось, не показалось!

Перебрав в уме все гипотезы, в том числе, что глазастый брюнет в очках — преступник, которого показывали по телевизору в криминальной хронике, она так и не смогла понять, где и при каких обстоятельствах его видела.

Перед Олесей встал и другой вопрос: что теперь делать? Сообщить в полицию о странном мужчине, забравшемся в соседний дом, или поделиться своей догадкой с дедом?

Геологи смотрели «Иронию». Олеся сделала знак деду Василию и, когда он вышел из гостиной, рассказала ему о загадочном человеке, непонятно на каких основаниях пребывающем в соседском доме. Дед выслушал внучку и улыбнулся:

— Леся, ну с чего ты взяла, что он в этом доме, как ты говоришь, посторонний?

— Потому что он там явно ничего не знает! Ну разве нормальный человек не будет знать, есть у него телефон или нет?! Сам подумай!

— Предположим, он действительно не хозяин… Кстати, а ты его спрашивала, где хозяева?

— Конечно! Первым делом спросила. Но он так уклончиво ответил, что у меня сразу появились разные мысли… одна страшнее другой.

— Какие, например?

— Что хозяин… лежит в подвале!

— А может, он забулдыга, бомж, который забрался в чужой пустующий дом, чтобы с комфортом встретить Новый год? — предположил дед Василий.

Олеся вспомнила тонкое лицо незнакомца, очки, ироничную улыбку и покачала головой:

— Нет, на забулдыгу вроде не похож! Точно, непохож! Скорее вот именно на такого… убийцу, но не примитивного, а с затеями! Дед, а вдруг он и есть сбежавший каторжник?!

— Какой каторжник? Зэк, что ли?

— Ага! Забрался в дом, хозяев того… а сам сидит…

— И чего делает? — хмыкнул дед Василий.

— Пережидает! Дед, давай в полицию позвоним?

— Ну уж нет! Может, там человек на законных основаниях Новый год встречает, а мы сразу в полицию… Давай-ка для начала сами проверим.

— Давай! А как?

— Ну как… Пойду к нему, познакомлюсь.

Для «задушевного разговора» с соседом Олеся предложила деду взять охотничье ружье, которое хранилось в сейфе в кабинете. Дед Василий не был охотником («Жалко мне зверюшек жизни лишать!»), но держать ружье в деревне он считал отнюдь не лишним — мало ли что? Пусть будет!

— С ружьем разбираться будет сподручнее! — заметила Олеся.

— Ой, Леська, на что ты меня толкаешь? — Дед Василий улыбнулся.

— Может, геологов взять для поддержки? — предложила Олеся.

— Не надо! Еще их впутывать! Пусть люди отдыхают! Сам разберусь, только так: со мной не ходи. Жди меня у наших ворот. Обещаешь?

Олеся кивнула.

…Разумеется, ждать у калитки она не стала — мало ли как будут развиваться события?! С улицы она увидела, что соседняя калитка распахнута и дед Василий прошел по двору к входной двери соседского дома. Олеся понеслась за ним.

— Я же сказал тебе! — прикрикнул на нее дед. — А ну, иди отсюда!

Но дверь уже открыли.

— Нет, спасибо! Есть совсем не хочется! — отрезала Лиза. — Как вообще можно есть в таких условиях?

Леша хотел было сказать, что ему приходилось есть, и притом с аппетитом, и в более суровых условиях. («Скажите, гражданка Барышева, а вам не доводилось бывать на войне? Там, знаете ли, иногда постреливают, а самое страшное — там нет джакузи!»)

Но, взглянув на недовольное лицо гражданки Барышевой, Макарский ничего говорить не стал — видно же, что на войне ей бывать не приходилось. Тем не менее после ее насмешливых слов лезть в багажник, греметь кастрюльками с едой, заботливо собранными женой брата, Леше не хотелось.

Лиза достала зеркальце и попыталась привести себя в порядок. Для начала она вытерла платком тушь и размазанную помаду, причесала волосы. Хуже всего дело обстояло с синяком, полученным при аварии, — в этом случае даже пудра не помогала. Поэкспериментировав с цветом синяка — от синего к бордовому — и наконец остановившись на благородном фиолетовом, Лиза с остервенением захлопнула крышку пудреницы. Макарский улыбнулся.

— Ничего смешного! — сердито воскликнула Лиза. — Представь, обычно я выгляжу гораздо лучше! И вообще… Не надо на меня смотреть, как на идиотку! Я давно заметила, что ты смотришь так, будто при этом думаешь: ну надо же, какая дура! А я вовсе не…

— Это хорошо! — невозмутимо перебил ее Макарский.

Лиза посмотрела на него вопрошающе: дескать, чего хорошего?

— Если спички закончатся, от тебя можно будет прикуривать. Ты такая… огнеопасная! Загораешься с пол-оборота.

— Слушай, капитан, — отчеканила Лиза, — ты эти дурацкие шуточки оставь для своих подследственных. Ясно?

Алексей пожал плечами — пожалуйста!

Оба надолго замолчали. В тишине было слышно, как завывает вьюга.

— С ума они там посходили, что ли! — с чувством сказала Лиза, глядя в окно. — Снег все идет!

— Кто «они»? — не понял Леша.

Лиза махнула рукой, указывая на небо, не ясно кому адресуя недовольство.

— А… на небе, — хмыкнул Макарский. — Видать, забыли с нами посоветоваться!

— Интересно, эти дороги кто-нибудь чистит? Здесь в принципе знают про снегоуборочную технику?! — Лиза вздохнула: — М-да… Этакая глушь! Тут, наверное, только медведи да волки!

— Кстати, да! Местная флора и фауна представлена разнообразно!

Лиза поежилась:

— Вот не хотелось бы повстречаться с ее представителями! Подумать только — Бабаево! Как здесь вообще люди живут, в такой тьмутаракани?!

— Представь себе, хорошо живут! — обиделся Леша. — Работают, любят, детей рожают! Лучше живут, чем в этой вашей Москве!

— Чем тебе Москва не угодила?

— Да у вас там ничего не понятно. — Макарский достал сигарету и, спросив у Лизы разрешения, закурил. — Непонятно даже, кто кем работает. Вот я спрашивал в Москве у ребят, с которыми раньше в армии служил, чем они сейчас занимаются, но так ничего и не понял. Один служит вышибалой в каком-то банке, второй в казино охранником (кого охраняет — загадка), третий, прости господи, в стилисты подался. И все в Москву бегут за легкой жизнью!

— А с чего ты взял, что в Москве легкая жизнь?

Леша на вопрос ответил вопросом:

— Ну, вот ты, например, где работаешь?

Лиза фыркнула: однако, это забавно, он действительно не знает, кто она такая! А она-то была уверена, что ее кудри изрядно примелькались на всех телеэкранах.

— Ты что, телевизор не смотришь?

Макарский улыбнулся:

— Телевизор? На что он мне сдался?! Да и некогда — много работаю. Досуг — спорт, баня. В выходные — на лыжах.

— Надо же… какой ты продвинутый!

Леша пожал плечами:

— Да тут и продвигаться особо не надо — всего лишь антенну выдернуть и жить своей головой. Те, кто все время у ящика просиживает, давно уж сами в телевизоры превратились, головы квадратные, ничего не соображают. Иногда, бывает, в отделении парни включат этот ящик, а там постоянно что-то обсуждают, и все такие нервные, прямо как ты! Словно бы сейчас порешат друг друга, тьфу! Кто с кем, зачем, почем, и так по своему дерьму, как по кругу… В общем, я вовсе от этого телевидения отказался.

— Ну вот я на телевидении и работаю. Ну и так по мелочам — кино, театр. — Она усмехнулась: — Театр тебя тоже не интересует?

— В театр я бы ходил, но у нас театров нет! Значит, ты артистка? И что, известная?

Лиза кокетливо поправила белокурую прядь.

— Кстати, про телевидение ты зря. Надо просто выбирать программы по интересам. Ну а ты, значит, капитан полиции?

Макарский с достоинством кивнул.

— И что заставило?

Алексей уловил некую иронию в ее вопросе, но не обиделся — он привык к тому, что многие его не понимают, и рассказал ей про своего прадеда, имевшего награды царской армии, про деда и отца — кадровых офицеров.

— Ну сама подумай, был у меня выбор-то? Да и вообще, это же самое правильное мужское ремесло!

— Какое?

— Защищать Родину, людей.

— От чего?

— От всего плохого! — Он застенчиво, по-детски даже, улыбнулся.

Лиза взглянула на него с интересом — у нее к Алексею был какой-то непривычный интерес, как к диковинному зверю.

Теоретически она знала, что такие мужские экземпляры где-то встречаются: есть же всякие мужественные спасатели МЧС, пожарные, хирурги — современные рыцари без страха и упрека, которые честно кого-то спасают за небольшие деньги, но ей казалось, что на практике эти мужчины давно вымерли, как мамонты или гладиаторы времен Рима. Хотя, так подумать, какая у нее практика? Весьма специфическая киношная среда.

Она повернулась к Алексею и, пожалуй, впервые с момента встречи посмотрела на него внимательно. Широкоплечий капитан статью и мощью походил на былинного богатыря; но в его случае словно бы к богатырской фигуре Ильи Муромца в качестве шутки прилепили лицо Алеши Поповича — нежное, румяное… У Макарского были светлые волосы и голубые глаза. А еще капитан был смешлив — где-то в уголках его губ постоянно мерцал огонек улыбки.

Лиза пришла к выводу, что в образе Макарского есть весьма симпатичное сочетание брутальности и природного обаяния, но тут же заключила: «Совершенно не в моем вкусе!» Ей никогда не нравились такие прямолинейные простаки, ее тип — загадочный, тонкий, сложносочиненный мужчина, как Андрей, например…

Тем не менее слушала она Алексея с интересом.

— Платят, наверное, мало? — поинтересовалась Лиза.

— Мне хватает! — с достоинством ответил Макарский.

Она спросила, не хотелось ли ему уехать куда-нибудь из этих глухих мест — в ту же Москву. Но Алексей так зыркнул, что Лиза не стала настаивать на ответе.

Наконец, военные байки Макарского ей наскучили, и Лиза с тоской взглянула на часы — до Нового года оставалось всего ничего. Она вновь (кажется, уже в сотый раз) проверила, не появилась ли сотовая связь. Увы… Ах, если бы сейчас вместо этого вояки здесь оказался Андрей!

— Ты Новый год любишь? — спросила Лиза.

Макарский расплылся в улыбке:

— Очень люблю!

— Почему?

— Ну как? Это же из детства! Вот я был маленький, и мне Дед Мороз дарил конфеты и мандарины. А потом, новогодняя ночь — это же такая ночь, когда все немного пьяные. Царит легкая неразбериха и сумятица, и возможно то, чего в обычной жизни не бывает, — с воодушевлением сказал Макарский. — Короче, от этой ночи всегда ждешь чего-то особенного!

Лиза пожала плечами:

— А я не люблю Новый год.

— Да ну? — Алексей даже расстроился.

— Ага. Видишь ли, это мой профессиональный праздник. Я его обслуживаю. В декабре у меня самый напряженный график — не продохнуть: съемки, корпоративы. Я к концу декабря страшно устаю. Чувствую себя загнанной лошадью. А в этом году решила: все, в праздник работать не буду, встречу Новый год с любимым мужчиной… — Лиза замолчала, а про себя с горечью добавила: «Только ему это оказалось совершенно не нужно!» — Мне гонорар предлагали за новогоднюю ночь знаешь какой?!

— Какой?

— Тридцать тысяч!

— Да ну? Моя месячная зарплата! — вздохнул Макарский.

— Долларов, — снисходительно уточнила Лиза.

Алексей удивленно воззрился на нее, прикидывая, все ли у гражданки в порядке с головой и не привирает ли она, часом.

Кажется, Лиза что-то поняла и заверила Алексея:

— Правда. Я серьезно!

Какое-то время они просто молчали и смотрели на снег.

— Знаешь, я бы никогда не подумала, что со мной может такое случиться! Я, звезда, артистка, известная всей стране, застряла в какой-то глуши, как… — Лиза запнулась в поисках подходящего определения.

— Как Белоснежка! — насмешливо подсказал Макарский.

— Ну! И меня сожрут волки!

— А чего? Им-то небось все равно, артистка ты или нет! — усмехнулся Макарский.

Андрей услышал стук в дверь и обрадовался: наверное, вернулась та снежная фея в белом платье!

Точно — первой он увидел как раз ее.

— Олеся! Вы вернулись! — улыбнулся Андрей.

— Ага! — как-то странно сказала Олеся. — Но не одна!

И тут Андрей заметил рядом с ней пожилого мужчину.

— Это мой дедушка! — объявила Олеся.

— Входите! — заторопился Андрей.

— Нет, мы входить не будем! — отчеканила Олеся. — Документы ваши предъявите!

Андрей растерялся:

— Не понял?

— Сейчас поймешь! — многозначительно пообещала Олеся, указав на ружье в руках деда.

Андрей с минуту изумленно смотрел на ружье, потом повернулся к Олесиному деду:

— Что ж я вам такого сделал, что вы пришли меня расстреливать?

Василий Петрович представился и вежливо объяснил, что у его внучки возникли опасения на счет того, что в этот дом забрался посторонний человек, и чтобы разрешить недоразумение, может быть, Андрей будет любезен, покажет свои документы? «Простая формальность. Мы посмотрим, извинимся и сразу уйдем!»

— Значит, вашей внучке показалось, что я преступник? — усмехнулся Андрей, — А с чего вдруг? Какая-то нелепость! Мой друг Игорь Бондарев, хозяин этого дома, предложил мне у него пожить. Уверял, что здесь тихо, спокойно. Ха-ха! Сам Игорь с женой на Новый год уехал на Мальдивы.

— Вы нам зубы не заговаривайте! — сказала Олеся. — Документы несите!

— У вас в Бабаеве так принято? — возмутился Андрей. — Сразу требовать паспорт? А у кого паспорта нет — тому сразу расстрел без суда и следствия?! Ну хорошо, уважаемые соседи, я принесу свои документы! Абсурд!

Он ушел в дом, а когда вернулся, протянул паспорт Василию Петровичу.

Олеся, заглянув деду через плечо, прочла в паспорте: «Савицкий Андрей Валерьевич».

— Савицкий? — переспросила она.

— Да, — сдержанно поклонился Андрей. — Ознакомьтесь также с водительским удостоверением. Моя машина стоит во дворе, можете проверить. А если будете настаивать и придете с автоматом, я вам и страховку предъявлю. И справку с места работы!

— Андрей Валерьевич, извините нас! — сказал Василий Петрович. — Ошибка вышла… С праздником вас! Заходите в гости, если что!

Андрей промолчал.

— Внучка, ты бы извинилась перед человеком! — шепнул Василий Петрович Олесе. — Я пойду. Подожду тебя у наших ворот.

Василий Петрович пошел к своему дому.

— Так, значит, вы — композитор Савицкий? — Олеся была потрясена. — Вот почему ваше лицо сразу показалось мне знакомым… Я видела вас по телевизору и на афише… Представляете, а я вашу песню хотела исполнять на кастинге!

— Какую песню? — хмуро спросил Андрей.

— «Снежинки»!

— Вы что же, поете?

— Да. Я певица! — прокаркала Олеся своим хриплым голосом.

Какой кошмар! — содрогнулся Андрей. Он настолько устал от писем, звонков и бесконечных демо, которыми его забрасывали начинающие артисты, что нервно реагировал, когда в радиусе ближайших десяти метров появлялся какой-нибудь певец, а в особенности певица. А тем более такая… безумная, как эта.

— А вы… жених актрисы Барышевой? — вырвалось у Олеси.

— А вы откуда знаете?

— Так об этом все говорят!

Андрей застыл, не зная, что ответить.

— А что же вы один встречаете Новый год?

— Не слишком ли много вопросов, девушка? — вспыхнул Андрей. — Я хотел встретить Новый год в одиночестве и тишине, не подозревая, что это скромное желание в вашем Бабаеве недостижимо! Какой тут покой! Вы все время приходите ко мне (заметьте, сами!) то ругаться, то спросить про мою личную жизнь, то вообще с ружьишком зашли, по-доброму так, по-соседски!

— Я не к вам пришла! — запротестовала Олеся. — Я и не знала, что вы композитор. Я думала, вы беглый зэк.

— Кто? — вытаращился Андрей. — А я похож на беглого зэка?

Олеся пожала плечами.

— Ну, теперь, когда вы знаете, что я не бандит, вы оставите меня, наконец, в покое?

— Чего вы на меня кричите? — возмутилась Олеся. — Мне вообще до вас нет никакого дела!

И вдруг вышло так, что она, не сдержавшись, оглушительно чихнула.

Андрей усмехнулся:

— Хотите сказать, чихать вы на меня хотели? Понял!

— Я, между прочим, не виновата, что простужена! А вам, конечно, хорошо рассуждать! Стоите тут… — Олеся запнулась, но быстро нашлась: — Здоровый, как конь! Можете не беспокоиться — я к вам больше не приду!

И тут судьба во второй раз подложила бедной Олесе персональную банановую кожуру в виде злополучного оледенелого крыльца. На сей раз Олеся оступилась и, смешно замахав руками, полетела с крыльца вниз по ступенькам. Андрей изумленно наблюдал за ее фантастическим кульбитом и эффектным приземлением.

— Вы специально приходите сюда тренироваться в прыжках? — рассмеялся он.

— Вы, вы… Да вы просто хам! — крикнула Олеся, поднимаясь.

— С наступающим! — сказал Андрей. — Заходите, если еще что почудится! Олеся с чувством хлопнула калиткой.

— И чего мне дома не сиделось! — вздохнула Лиза. — Как бы я хотела сейчас оказаться в своей теплой уютной квартире! Зажечь свечи, подойти к окну с бокалом шампанского и, глядя на башню…

— У меня в багажнике водка есть! — не к месту вставил Макарский. — А шампанского, извини, нет.

Реплика Алексея вернула Лизу к неприятной реальности, и она с раздражением посмотрела на капитана:

— Спасибо, я водку не пью!

— Вот я не понял, — снова подал голос Алексей, — а чего ты к жениху поехала в такую непогоду? Видно же было, что метель, заносы на дорогах… Зачем рисковать? Он — мужчина, пусть бы сам к тебе ехал или бы забрал тебя к себе.

Эта в общем безобидная фраза, произнесенная Лешей без всякого умысла, неожиданно привела Лизу в ярость. В ней вдруг проснулась та стервозная дива, гнева которой боялись не только костюмерши, но и продюсеры.

— Слушай, ты, вояка за веру, царя и Отечество, — хорошо поставленным голосом сказала Лиза, — чего ты лезешь не в свое дело? Тебе-то что — зачем да почему? Или я у тебя на допросе и должна отвечать на твои бестактные вопросы?

— Ну зачем же так? Я просто спросил, обидеть вовсе не хотел.

— А ты никогда не думал, что, прежде чем что-либо спрашивать, надо бы прикинуть, а стоит ли?! И вообще, что за фамильярность? Если мы тут с тобой вынужденно проводим время вместе, то это не значит, что кое-кто может забываться и вести себя так, будто мы старые приятели! Я с тобой на брудершафт не пила и не собираюсь. И давай-ка полегче на поворотах!

— Это ты так изящно напоминаешь, что ты известная всем артистка? Звезда, сошедшая с орбиты Первого канала? — хмыкнул Леша.

— Молодой человек, не забывайся! — высокомерно отрезала Лиза.

— Тоже мне — столичная штучка!

— Грубый мужлан! — прошипела Лиза.

Макарский невозмутимо пожал плечами:

— Хе-хе, на меня эти приемы не действуют! Я тебе не твоя гримерша или личный массажист.

— Почему массажист?

— Ну а кто у тебя в штате имеется? С ними и разговаривай так, а я не твоя челядь.

— Ишь ты, какой гордый! — фыркнула Лиза.

— Да, бывают и такие! — спокойно сказал Макарский и вышел из машины.

Лиза смотрела на огонек Лешиной сигареты, который горел в метели, как маячок. Скажите, пожалуйста, какие мы гордые! Что она такого ему сказала?! Хотя, может, и впрямь переборщила…

Она приоткрыла стекло:

— Эй! Ну ладно, возвращайся! Объявляю перемирие!

— У меня, между прочим, есть имя! — крикнул Макарский.

— Леша, иди сюда! — позвала Лиза. — Поговорим!

Огонек потух. Макарский потопал к машине.

— Извини, — бросила Лиза. — Нервы.

— Я и говорю, что вы в вашей Москве все нервные, — вздохнул Алексей. — Большой город, стрессы… Я в Москве долго не могу быть — устаю. Злые какие-то все, и каждый сам по себе.

— А в Бабаеве все добрые и живут большой дружной общиной? — усмехнулась Лиза.

— По крайней мере, в деревне еще помнят о том, как должно быть и как правильно.

— И как правильно?

— А ты не знаешь? Ну вот, извини, за нескромный вопрос, тебе сколько лет?

Лиза смутилась и соврала, скостив себе четыре года:

— Мне… тридцать пять.

— А ребенок есть?

— Нет! — окончательно смутилась Лиза.

— А чего ждем? — тоном гинеколога районной консультации спросил Макарский. — Когда полтинник стукнет?

— Как ты смеешь?!

— Не обижайся, просто лучше сказать правду, а то потом поздно будет. Похоже, некогда тебе ребенка завести? Главное небось деньги, слава, роли… И что потом?

— Что потом?… — прошептала Лиза.

— Останешься одна на старости лет — вот что! — сказал Макарский с интонацией зловещей Кассандры.

— Ты это… не каркай! — нервно крикнула Лиза. — Да я вообще детей не хочу! Тоже мне счастье — носы сопливые подтирать! А вырастут эгоисты неблагодарные, все равно от них ничего хорошего не дождешься!

Макарский схватился за голову:

— Какая же ты женщина после этого! Вот все вы так, городские, рассуждаете, забывая, что главное предназначение женщины — любить, быть любимой, растить детей! А у вас там, в городе, один разврат! И все очень просто — сегодня один, завтра другой! Романы крутят, как белка колесо! Опять же, в деньги все упирается. Все хотят легких денег, вот так чтобы быстро, и при этом желательно без лишних движений!

Лиза стала закипать: вроде этот принципиальный капитан говорил как бы в общем — «хотят», «крутят», но выходило так, что все это он адресует ей, говорит про нее.

— Капитан, да что ты себе позволяешь? — возмутилась Лиза. — Ты же меня совсем не знаешь! Может, я как раз серьезно отношусь и к профессии, и к отношениям? Думаешь, тоже мне работа — актрисулька! Вышла, перед камерой повертелась и денег загребла?!

Леша молчал, но как-то красноречиво. Было понятно, что именно так он и думает.

— Легко, зарабатываю, да? А сниматься в военном фильме, когда в начале мая я делаю дубли в ледяной воде, легко?! А под палящим солнцем в гриме и корсете — легко? А когда утром репетиция в театре, днем съемки, а вечером спектакль — легко? А на диете сидеть годами легко? А до седьмого пота в спортзале себя изнурять легко? А ждать у телефона — позвонят, не позвонят — и бояться, что, может, про Барышеву давно забыли, легко?

— Да ладно, что ты раскипятилась, — буркнул Макарский, который уже и сам был не рад. — Я на город чего так взъелся… Понимаешь, у меня жена в город сбежала… Не устраивала ее деревенская жизнь!

Но оказалось, что Лизу теперь не остановить и до сбежавшей капитанской жены ей нет никакого дела.

— Я свои деньги честно зарабатываю, понял? Каторжным трудом!

— Я ведь не имел в виду тебя лично, — примиряюще сказал Макарский.

— А стареть, думаешь, легко? Нет, понятно, что всем трудно, но представь, как это хреново для актрисы!

— Куда тебе стареть-то? Ты еще молодая!

— Спасибо за неуклюжий комплимент. Но понятно же, что все мы там, как говорится, будем. И вот я жду — сколько мне осталось? А что потом? Возрастные роли тетушек, маменек главной героини? Бабушек вообще? — Лиза всхлипнула.

— Ну что ты… — заерзал Леша.

Он не терпел женских слез. От женских рыданий он нервничал и терялся. Желая утешить Лизу, он ляпнул:

— Ну и что? Кому-то ведь надо и бабушек играть!

От таких изящных слов ободрения Лиза завыла белугой.

— Не переживай! Тридцать пять — разве возраст? Все успеешь! Отвезем тебя утром к жениху, в наступающем году поженитесь, детишек народите… — неловко забормотал Макарский. — Все у тебя будет хорошо!

— Нет! — Лиза подняла мокрое от слез лицо. — Не будет!

— Да почему?

— А мне в личной жизни не везет! Мне попадаются не те мужчины! И ничего не получается! Нет любви! Понимаешь?

Макарский не понимал и потому робко предположил:

— Может, сама виновата?

Уж лучше бы он оставил свои предположения при себе, потому что его слова сработали, как чека на гранате. Словно бы из Лизы Барышевой вдруг выдернули запал, и она взорвалась:

— Эх ты, деревенский медведь! Взял и неуклюже, по-медвежьи, наступил разом на все больные мозоли!

Лиза почувствовала, что внутри нее будто прорвало какую-то плотину, и слезы потоком полились наружу. Здесь было все — накопившаяся за последний год усталость и, конечно, обида на Андрея.

— Хватит, не могу больше! — закричала Лиза. — Я устала!

Она выскочила из машины и, проваливаясь в снег, побежала в лес.

В этот момент сильнейшего внутреннего надлома, настоящего нервного срыва ей было наплевать на подстерегающие ее в лесу опасности. В этом состоянии ей вообще было наплевать на все. В том числе и на свою жизнь.

— Куда ты? — закричал Макарский. — Вернись! Замерзнешь!

Когда Цветковы вошли в гостиную столь эффектно — с ружьем, — Саня с Философом привстали, предположив, что ружьишко появилось неспроста и предназначено для них, родимых. Но Василий Петрович повесил ружье на стену над диваном и извинился перед гостями за недолгое отсутствие.

— Вы что же, на охоте были? — Саня внимательно посмотрел на хозяев.

Олеся пояснила, что они с дедом ходили в соседний дом — разобраться с соседом.

— Ну и как? Разобрались? — мрачно поинтересовался Саня.

— Разобрались! — махнула рукой Олеся.

— Неужели это вы его только за то, что свет не гасит? — покачал головой Философ. — Суровые у вас тут нравы!

— А вы, Аркадий, с юмором! — улыбнулся Василий Петрович. — Мы с соседом разошлись мирно. Посмотрели его документы, извинились да ушли. Правда, теперь совестно — обидели хорошего человека! Говорил я тебе, Леська, что ты ерунду городишь? Все какие-то преступники мерещатся под каждым столом!

— Дед, ты ведь сам рассказывал про беглых зэков и что нужно соблюдать бдительность… — растерянно пролепетала Олеся.

— Это Трофимыч балабонил! Небось выпил старик по случаю Нового года, вот и ему тоже… мерещится. Да ну вас! — Василий Петрович с досады крякнул.

Олеся тоже чувствовала неловкость — очень глупо вышло! Она приняла известного композитора Савицкого за преступника, проникшего в чужой дом! Олеся вспомнила насмешливые глаза Андрея и зарделась от стыда: «Представляю, как он сейчас надо мной потешается! Жених Барышевой… Такой же надменный и неприятный, как эта вздорная актриса!»

Раздался телефонный звонок. Василий Петрович поднял трубку и хмыкнул: «Трофимыч? Легок на помине! Долго жить будешь! Ну что там у тебя на сей раз? Что?! Угнанный фургон нашли у нас в лесу? Пропал капитан Макарский? Наш Леша? А почему думаешь, что пропал? Может, человек где-то в гостях встречает Новый год?»

Но пьяненький Трофимыч, который всегда любил несколько преувеличить масштаб событий, уверял профессора, что на самом деле из колонии сбежал целый отряд вооруженных до зубов заключенных. «У них автоматы, профессор, и их человек десять! А Лехи Макарского, видать, и на свете уже нет. Нарвался в лесу на засаду, тут ему и крышка!»

Вернувшись к гостям, Василий Петрович, посмеиваясь, пересказал свежие новости от Трофимыча.

— Зачем этот сторож беса гонит? — возмутился Саня. — Какой отряд, какие автоматы?

— Трофимыч у нас известный сказочник! — пояснил Василий Петрович. — Расспросите его про рыбалку, и он расскажет, каких рыб размером с гиппопотама ловит каждый день! К тому же товарищ явно передернул водочки по случаю праздника. Так что все его сообщения надо перепроверять. Вот он утверждает, что Леху Макарского убили беглые зэки…

— Какого Леху, в натуре? — горячо перебил Саня.

— Макарский — капитан полиции нашего РОВД, — ответил Василий Петрович. — Говорят, он поехал в район, но в отделении так и не появился. Ну и что? Может, человек где-то в гостях застрял или еще какая причина… А Трофимыч уж сразу разводит форменный кинематограф! Говорю же — не стоит его слушать! Возможно, какие-то заключенные и впрямь сбежали, и фургон нашли где-то поблизости, но уж остальное больше похоже на кино!

— Точно, это в кино все время зэки сбегают! — поддакнул Философ.

— Хотя я где-то слышал, что в реальности бегут еще чаще, — заметил Василий Петрович. — Каждый год где-нибудь случается ЧП. С завидным постоянством бегут! И из колоний, и из тюрем! Вот не пойму: куда бегут? Зачем бегут? Все равно ведь поймают! Исход один.

— Вы так думаете? — хмыкнул Саня.

— Ну да! Они бегут — их ловят. Так всегда было, — пожал плечами Василий Петрович.

— А если, скажем, чудо? — спросил Философ.

— Какое чудо? — не понял Василий Петрович.

— Новогоднее! — сказал Саня. — Разве не бывает?

— Не знаю, Сан Саныч, я по чудесам и зэкам не специалист! — развел руками Василий Петрович. — Давайте лучше, гости дорогие, есть пироги. Сейчас я еще чаю заварю, крепкого, как вы любите.

Василий Петрович ушел на кухню.

— А как вы думаете, Сан Саныч, беглые зэки могут податься в дома, к людям? — поинтересовалась Олеся.

— Ну, зачем им идти в дома? — усмехнулся Саня. — Сдавать себя… Глупо! Они в лесу где-нибудь сидят, метель пережидают.

Олеся подошла к окну, из которого был виден лес, и поежилась. Воображение живо нарисовало ужасных убийц и висельников, рыскающих по лесу. И вообще она почему-то вдруг вспомнила «Собаку Баскервилей»: болота, беглые каторжники, бррр… «Остерегайтесь ночью выходить на болота, когда силы зла властвуют безраздельно!»

Олеся перевела взгляд на вошедшего в гостиную деда и улыбнулась: «Да ну, ерунда! Какие болота и злодеи, когда мы в надежном, защищенном доме?! Горит огонь в камине, рядом дед и бравые геологи… А еще добродушнейший Пират!»

И вдруг Пират вскочил и оглушительно залаял. Кто-то стучал в калитку.

От неожиданности Олеся вскрикнула:

— Кто это?

— Пират чует незнакомых! — сказал Василий Петрович. — Пойду посмотрю, кто к нам пожаловал.

— Всем сидеть! Я сам! — прикрикнул Саня так грозно, что все удивленно взглянули на него.

В руках у Сани было ружье профессора Цветкова.

— А зачем вы взяли мое ружье, Сан Саныч? — удивился Василий Петрович.

— Защитить вас, в случае чего! — ответил Саня и быстро вышел из комнаты.

Он вернулся через пять минут и сообщил, что к Цветковым пожаловал сосед:

— Видать, тот самый, ваш любимый!

— И что ему нужно? — вскинулась Олеся.

— Просил позвать Олесю! — ухмыльнулся Саня.

— Так зовите его за стол, Сан Саныч! — обрадовался Василий Петрович.

Олеся недовольно буркнула: «Еще чего!» — и нехотя пошла к дверям.

Андрей Савицкий стоял в прихожей и виновато переминался с ноги на ногу. После недавних событий Олесе совсем не хотелось разговаривать с этим зазнайкой, и она гордо прищурилась: дескать, что вам нужно?

— Извините, теперь у меня света нет! Вырубило! — сказал Савицкий. — И свечей не могу найти. Сижу в полной темноте… Может, одолжите немного свечей?

— Может, и одолжу, — не слишком дружелюбно ответила Олеся. — Подождите, я сейчас!

Она принесла ему свечи, всем видом показывая, что не расположена к беседе. Савицкий сдержанно поблагодарил ее и ушел.

Олеся вернулась в гостиную и только было собралась выпить чаю, как вдруг ее осенило: а ведь этот Савицкий небось ничего не знает про сбежавших зэков! Надо бы его предупредить, чтобы был осторожнее… В конце концов, это ее гражданский долг!

Поскольку идти к соседу в очередной раз ей не хотелось, Олеся решила позвонить в соседский дом, но, когда подошла к телефону, выяснилось, что он не работает.

— Дед, — крикнула Олеся, — а телефон-то не работает!

Дед Василий удивился:

— Странно, полчаса назад, когда звонил Трофимыч, с телефоном все было в порядке.

На самом деле ничего странного в этом не было, просто Цветковым и в голову не могло прийти, что телефонная связь в их доме исчезла вскоре после того, как уважаемый геолог Сан Саныч выходил на двор покурить и со словами: «Ну, о чем им разговаривать? Много говорить — вообще вредно!» заботливо перерезал хозяевам телефонный провод.

А вот то, что и у Олеси, и у Василия Петровича неожиданно перестали работать сотовые телефоны, было действительно странно. В том числе и для Сани Бешеного.

— А почему связи нет? — растерялась Олеся, отшвырнув в сторону бесполезный мобильник. — Сан Саныч, у вас тоже не ловит?

— Не, не ловит! — покачал головой Саня.

— Из-за непогоды, должно быть, — предположил Василий Петрович. — И потом, в новогоднюю ночь обычно такая перегрузка! Все друг другу звонят, вот операторы, наверное, и не справляются…

— Ну, делать нечего, — вздохнула Олеся, — раз позвонить невозможно, придется опять идти в этот дом!

Проследив глазами за внучкой, Василий Петрович улыбнулся:

— Что-то ты туда зачастила, Леся! Может, все-таки соседа к нам позвать? Отмечать Новый год?

— Нет уж, дудки! — фыркнула Олеся. — Я мигом — туда и обратно!

«Встречать Новый год при свечах, конечно, очень романтично! — усмехнулся Андрей. — Вот они, прелести сельской жизни! Прямо хоть спать ложись. А может, и впрямь, ну его этот Новый год…»

С улицы раздался шум, и Андрей пошел во двор со свечой в руках. Открыв калитку и увидев забавную соседскую девушку, он обрадовался — обычно любое ее появление превращалось в эстрадно-цирковой номер.

— И снова здравствуйте! — хмуро сказала Олеся.

— Добрый вечер! — приветливо ответил Андрей. — Я вам так благодарен за свечи! Без вас я, можно сказать, блуждал впотьмах!

— Ну-ну… Свечой только в окно не светите. Не советую! — выпалила Олеся.

— Это почему? — удивился Андрей.

— А то потянутся на ваш огонек беглые каторжники! Как в фильме «Собака Баскервилей»!

Андрей растерянно посмотрел на девушку — что-что, а удивлять она умела! Как скажет что-нибудь этакое…

— Я так и думала, что вы ничего не знаете! — вздохнула Олеся.

— А что я должен знать?

Олеся разъяснила Андрею, что он должен знать о собственной безопасности в ситуации, когда из ближайшей колонии сбежали вооруженные бандиты.

— Закройте дом и не высовывайтесь!

— Какой-то, извините, бред! — пожал плечами Андрей. — Беглые преступники в лесах… Ну, допустим… Но я-то здесь при чем?

— Мы все очень даже при том! — назидательно сказала Олеся. — Где-то же эти бандиты ходят? Вполне возможно, что рядом с нами!

— Это маловероятно, — усмехнулся Андрей. — Леса большие, и на свете ведь не одно Бабаево! Так что вероятность этого совпадения ничтожно мала…

— Ой, в жизни такие совпадения случаются, что диву даешься! Вот, например, разве я могла представить, что композитор Савицкий приедет встречать Новый год к нам в Бабаево?!

— Да я и сам еще неделю назад не мог такое представить. М-да… Надо признаться, что этот бабаевский Новый год я не забуду никогда! Вы мне скучать не даете! — Андрей рассмеялся.

Олеся тоже засмеялась, да так заразительно, что чуть не оступилась на роковом крыльце. Андрей схватил ее за шкирку и удержал.

— Вы на крылечке-то поосторожнее! А то опять полетите вверх тормашками! У вас это лихо получается!

— Не смейтесь! — вспыхнула Олеся. — И отпустите меня!

— Я не смеюсь! Спасибо, что пришли предупредить. Я постараюсь быть осторожнее: закрою двери на засовы, а сам до утра пережду в подвале!

Олеся посмотрела на него с укоризной:

— Опять шутите?! Ладно, мне пора. Прощайте!

— Уже уходите? — огорчился Андрей. — Может, пройдете в дом?

— А смысл? У вас там темно, как в погребе!

Андрей вздохнул:

— Темно… Я даже решил лечь спать до полуночи. Придется обойтись без Нового года…

Олеся растерялась — как же так, без Нового года? Отменить праздник и лечь спать? Ей стало жаль его. Какой-то он взъерошенный, и глаза грустные…

— А вы электрический щиток смотрели? Может, в вашем доме пробки выбило и это можно исправить?

Андрей смущенно признался, что щиток так и не нашел. Олеся рассмеялась — во дает человек! Взяла у Андрея свечу, куда-то полезла, приказала Андрею ей посветить, что-то подкрутила, и в доме загорелся свет.

— Огромное вам спасибо! — просиял Андрей. — Вы просто волшебница! Пришли и спасли меня! Проходите, я покажу вам дом. И вообще… давайте отметим новогодний вечер!

Лиза бежала по лесу так отчаянно, словно хотела скрыться от себя самой. Ветки хлестали по рукам, снег забивался в сапоги — ей было все равно.

Она дошла до такого запредельного отчаяния, что ей хотелось только одного — перестать быть…

Капитан Макарский бежал за Лизой и умолял вернуться в машину.

Наконец он нагнал ее и схватил за платье. Лиза рванулась, вырвалась, и в Лешиных руках остался кусок подола многострадального Армани. Растерянно вытаращившись на черный обрывок ткани, Леша чертыхнулся и тут же продолжил безумную гонку за безумной гражданкой Барышевой.

Ему все-таки удалось поймать ее и прижать к себе. Но Лиза забилась в его объятиях.

— А ну пусти! — кричала она. В конце концов она изловчилась и тщательно наманикюренными ногтями, длинными, как шпаги, расцарапала Алексею лицо.

— Да ты совсем рехнулась? — Леша охнул от боли и разжал объятия.

Лиза бросилась бежать от всех своих несчастий, а заодно и от Леши Макарского. Наконец какая-то яростная пружина, которая раскручивалась у Лизы внутри, словно бы раскрутилась до предела, щелк — и замерла. Лиза остановилась, как подкошенная рухнула под какую-то березу и заплакала уже без сил, тоненько и совсем отчаянно. Тут к ней подошел Макарский, взял ее на руки и понес в машину.

Он усадил ее на заднее сиденье, сел рядом и долго гладил по голове, будто ребенка.

— Да разве можно так переживать? — вздыхал Леша. — Ну что ты как маленькая?! Все образуется, вот увидишь!

Она всхлипнула:

— А когда? Я все жду, жду…

— Да вот в Новом году и образуется! — заверил Леша и вытащил из кармана носовой платок.

— Точно? — Лиза с чувством высморкалась в Лешин платок.

— Точнее не бывает! — Макарский бережно вытер ей слезы.

— Понимаешь… Я несчастна!

Макарский помолчал, а потом осторожно, с несвойственной ему деликатностью, уточнил:

— Ты действительно несчастна или чувствуешь себя несчастной?

Как известно, если вопрос задать правильно, в нем уже будет заключаться ответ. Лиза задумалась.

— А это не одно и то же? — наконец очнулась Лиза.

— Абсолютно нет! — сказал Макарский. — Быть несчастным и чувствовать себя несчастным — совершенно разные вещи. Во втором случае переменить это состояние легче легкого — нужно просто пересмотреть свое отношение ко многим вещам. Ну или просто сказать: «Я не хочу быть несчастным и не буду!»

— Так просто?

— Конечно.

— Это вас в МВД этому учат? — усмехнулась Лиза.

— Это богатый жизненный опыт! — сказал Макарский так уверенно, что Лиза ему поверила.

И она призналась ему, что долгое время счастье представлялось ей в виде успеха («Нет, ты не думай — дело не только в деньгах и славе, мне было важно реализоваться в профессии!»), но недавно что-то изменилось — главным образом ее представление о счастье. То женское счастье, над которым она раньше посмеивалась: семья, любимый муж, сопливые ребятишки — вдруг стало представляться ей действительно счастьем и главным смыслом жизни.

Макарский молчал. Лиза отметила, что Леша оказался отличным слушателем, что, с ее точки зрения являлось весьма редким качеством, особенно в мужчине.

Леша достал из бардачка термос и протянул ей стаканчик горячего чая. Лиза сделала глоток и удивилась — вкусно.

— Я на травах чай завариваю, — пояснил Леша. — Мята, чабрец, ромашка, листы смородины, малины. Ромашка, кстати, успокаивает хорошо. При поносах и нервах — первое средство!

Несмотря на недавние слезы, Лиза не сдержалась и прыснула со смеху.

— Пей, тебе сейчас как раз надо! — заботливо приговаривал Леша.

— Мне такой чай бабушка заваривала. В детстве! У меня бабушка была деревенская!

— Да ну? — удивился Леша. — А я думал, ты на Красной площади родилась.

— Я родилась в маленьком северном городе. А детство провела у бабушки в сибирской деревне! — Лиза вздохнула. — Там было много снега, и зима длилась долго-долго. И знаешь, Леша, мне никогда потом не было так хорошо, как в те зимние вечера, когда мы с бабушкой садились у печки, пили чай и она рассказывала истории и сказки. Тогда я очень любила непрерывную череду праздников от Нового года до Святок. Разве забудешь бабушкины пироги из русской печки, гадания с соседскими девчонками и огромные звезды над нашим домом в рождественскую ночь? Мы с бабушкой всегда справляли Рождество — одни из немногих в деревне. Ходили с ней в местную сельскую церковь… Знаешь, я так любила свою бабушку… Больше всех на свете… И она меня любила больше всех…

Леша неуклюже улыбнулся:

— Ага, бабушки, они такие… Я тоже — бабушкин внук…

— А с тех пор как бабушка умерла, у меня такое чувство, что меня никто не любит… Я — в любви сирота! — Лиза опять расплакалась.

— Не переживай! — утешил Леша. — И тебя кто-нибудь полюбит.

— Думаешь?

— А почему нет? — Он внимательно оглядел Лизу.

Она даже смутилась от его оценивающего мужского взгляда.

— Ты красивая, — благосклонно изрек Леша. — Отмыть, причесать, и будешь вполне ничего!

Лиза открыла было рот от возмущения, но промолчала.

— Тебе бы только гонор убавить! А то твой Первый канал у тебя прямо на лбу нарисован. А в душе, я думаю, ты другая… И кому ты душой откроешься, какая ты есть настоящая, тот тебя и полюбит. Хотя… с тобой небось мороки много. Запросы, капризы. То, се…

— Это точно! Мороки со мной много! — гордо сказала Лиза. — У меня высокая планка, и снижать ее я не собираюсь!

— Вот видишь, — усмехнулся Леша. — Надо, наверное, быть очень смелым, чтобы такую, как ты, полюбить. Потому что твой дракон в тебе сидит.

— Какой дракон? — изумилась Лиза.

— Ну как в сказках… Чтобы получить принцессу, надо что сделать? Победить дракона, правильно? Тогда приз — принцесса и чего там к ней еще прилагается. А ты такая принцесса, которую, чтобы получить, надо сначала приручить. А дракон-то и живет в ней самой…

Лиза покачала головой:

— А ты не так прост, капитан Макарский!

— Иванушка-дурачок в сказках оказывался самым смекалистым героем, — подмигнул Леша.

— Кстати, о героях! Слушай, капитан, — не выдержала Лиза, — а вот ты такой сильный, невозмутимый, опять же — смекалистый! И про женщин все знаешь… Прямо насквозь положительный герой, да? У тебя вообще есть недостатки?

— Есть ли у меня недостатки? — искренне удивился Макарский. — Да полно! Я ленивый, дома у меня почти всегда не прибрано, и еще это… поесть люблю.

— А еще ты скромный, Макарский! — фыркнула Лиза. — Не мужик, а чистое золото!

Леша обаятельно улыбнулся:

— Что есть, то есть!

— Правда, с лицом у тебя сейчас тоже проблемы! — злорадно хихикнула Лиза. Макарский посмотрел в автомобильное зеркало и охнул — его физиономия была щедро разукрашена царапинами, полученными при задержании гражданки Барышевой в лесу.

— Завтра пойду поставлю сорок уколов от бешенства, — сказал Леша. — Ну, ты даешь! Дикая, бешеная кошка!

Лиза посмотрела на него так выразительно, что Макарский испугался:

— Ладно, молчу! Эх, женщины, страшные создания! Как, в сущности, хорошо, что я холостой!

— Смотри, до Нового года меньше часа, — заметила Лиза, взглянув на часы.

— Да, до утра еще далеко! — Леша потянулся, посмотрел на спидометр и присвистнул: — Плохие дела, Лизавета!

— Что такое? — вскинулась Лиза.

— Горючки мало… Боюсь до утра не протянем! Замерзнем, и поминай как звали!

Внутри соседский дом оказался очень красивым. Он был похож на корабль — интерьеры отделаны благородным деревом, лестницы витые, в гостиной огромный стол, рояль. А больше всего Олесе понравилась фантастическая коллекция моделей парусников, которых здесь было много. Андрей рассказал, что его друг Игорь, купив дом, сразу сделал грандиозный ремонт. Поскольку хозяин любит море и корабли, в доме обустроили кают-компанию, а в детских комнатах окна круглые, как иллюминаторы.

— Тут есть все, что нужно для счастья, — улыбнулся Андрей, — я даже по-доброму завидую другу. Жаль, он не живет здесь…

Олеся рассмотрела Андрея при свете (украдкой, чтобы он не заметил): в жизни он отличался от того, как выглядел на своих фото в журналах и на афишах. Высокий, нервное лицо, темные длинные волосы, нос крупноватый, с горбинкой, и большие карие глаза, выразительные и живые — кажется, в них все-все отражается. Красивым Савицкого не назовешь, он скорее — некрасив, но в его небанальной, своеобразной внешности есть определенное обаяние.

Увидев концертный рояль, Олеся обрадовалась: наверное, здесь композитор сочиняет свои волшебные песни! Эх, набраться бы смелости и попросить сыграть что-нибудь для нее… Может, чуть позже?!

— Поднимемся на второй этаж, я вам кое-что покажу! — предложил Андрей.

Надеюсь, не спальню! — Олеся внутренне напряглась. Но когда они поднялись в мансарду на втором этаже, Андрей подвел ее к внушительному телескопу и торжественно объявил, что здесь его ЦУП — центр управления полетами. У Олеси на душе просветлело: ого, телескоп — это здорово!

Композитор Савицкий оказался совершенно повернутым на астрономии (Олеся даже назвала его про себя «звездочетом»). Он так увлеченно, горячо рассказывал ей об астрономии, что в этот момент был похож на мальчишку, получившего в руки любимую игрушку.

— Хотите, погуляем среди звезд, Леся?

Олеся прильнула к телескопу, и Андрей устроил для нее целую экскурсию по звездному небу.

— В нынешнем декабре главный персонаж на карте звездного неба — Юпитер! Глядите, Леся, он вон там, в созвездии Тельца, рядом с Альдебараном! Чуть-чуть поверните голову, вот так…

— Красиво! — выдохнула Олеся.

— А там созвездие Ориона… Видите? Семь его звезд образуют фигуру охотника: три ярких звезды дзета, эпсилон и дельта образуют пояс Ориона, над ним находятся красноватая звезда Бетельгейзе и горячая звезда Беллатрикс — плечи охотника, а внизу яркая белая звезда Ригель и звезда Саиф. На небе Орион окружен несколькими животными, заметили? Выше Охотника находится созвездие Тельца. Кажется, что бык рассержен и нападает на Ориона, но храбрый охотник не боится — он замахнулся на быка дубинкой. А там внизу, под ногами Ориона, — небольшое созвездие Зайца, а слева от него — созвездие Большого Пса. Его главная звезда, Сириус, является одной из самых ярких на ночном небе. Другая верная собака Ориона, Малый Пес, озарена ярким Проционом. Между Сириусом и Проционом расположено созвездие Единорога. Через созвездия Возничего, Близнецов, Тельца, Ориона, Единорога и Большого Пса проходит Млечный Путь. Хотите, мы с вами как-нибудь прогуляемся по Млечному Пути?

Волнение и радость Андрея передались и Олесе. Названия планет и созвездий, произносимые им, звучали как стихи или музыка: Волосы Вероники, Волопас, Ворон, Гончие Псы, Северная Корона, Единорог, Малый Лев, Пегас.

— А вон там, Леся, очень красивая двойная звезда Альбирео. У нее два компонента: один оранжевого, а другой — голубовато-зеленого цвета. Альбирео представляет собой голову Лебедя или основание Северного Креста.

Олеся спросила, откуда Андрей все это знает, и он ответил, что изучать звездное небо — его самая большая радость в последнее время.

— Это занятие как нельзя лучше помогает мне не забывать об истинном масштабе. В сравнении со звездным масштабом все земное кажется таким мелким и, как бы это сказать, сильно удаленным.

Ей понравилось, как он это произнес — серьезно и с долей самоиронии. Кстати, она отметила, что у него красивый голос — низкий и глубокий. Как певица, Олеся придавала большое значение голосу. Она даже шутила, что может влюбиться в голос, не видя человека. Олеся подумала, что, если бы она услышала голос Андрея, она бы, пожалуй, могла…

— А теперь мы пойдем пить чай! — сказал Андрей.

Олеся вздохнула — ей хотелось еще немного побродить среди звезд. Андрей улыбнулся:

— Если захотите, мы сюда потом вернемся!

…Они спустились на кухню и расположились за огромным дубовым столом. Андрей поинтересовался, как Олеся себя чувствует. Она честно призналась, что кашель и насморк изрядно портят жизнь. Андрей опять предложил ей выпить некое чудодейственное средство от простуды.

Олеся покатилась со смеху и призналась ему, что в прошлый раз подумала, будто он хотел ее отравить.

— Вы серьезно? — Андрей расхохотался. — Уверяю вас, что я не отравитель. И не беглый преступник. Из моих рук вы можете пить смело!

Олеся задумалась: согласиться? Ну теперь, когда она знает, что настойка не на цианиде, почему бы и не выпить?

— Давайте! Кстати, а на чем вы ее настаивали?

— Настойку готовил не я, а наш музыкант Михалыч, и рецепт он держит в строжайшем секрете.

Андрей достал из буфета пузатую бутылку с зеленовато-желтой жидкостью. Он налил стопку и приказал Олесе выпить, желательно залпом.

— А вы точно знаете, что это можно пить? — пролепетала Олеся.

Но, услышав его категоричное «Пейте!», она смирилась и выпила. Ооо! Уж лучше бы это был цианистый калий! От ядреной, наикрепчайшей настойки Михалыча, настоянной, как подозревала Олеся, на водке с чесноком и лимоном, ее зашатало, а из глаз брызнули слезы.

Андрей заботливо протянул ей вафлю:

— Закусывайте!

После вафли стало легче. Олеся выдохнула и тревожно прислушалась к себе — внутри жгло, как огнем. Но постепенно этот огонь начал униматься, по телу разлилось блаженное тепло. И она вдруг почувствовала, что задышала. В буквальном смысле. Дышать стало легко, как раньше, до болезни.

— Лучше? — догадался Андрей.

Олеся радостно кивнула.

— Теперь крепкий чай, и вы забудете о простуде! — пообещал Андрей.

Андрей невольно задержался взглядом на гостье чуть дольше приличного — ей удивительно шло это белое воздушное платье в горошек.

Красивая девушка! Хрупкая, как статуэтка, кудрявые волосы уложены прядями в ретро-стиле, лицо словно светится.

Его новая знакомая была невероятно женственной, нежной, забавной. Она часто смущалась, что ему нравилось (как настоящий мужчина он считал, что застенчивость украшает девушку), а главное, в ней была какая-то искренность, непосредственность, ребячливость.

Он сам не заметил, как разговорился, что ему, человеку закрытому, молчаливому, было не свойственно. Собственно, он давно ни с кем, не считая Игоря, не беседовал по душам. А тут вдруг разгорячился, как мальчишка.

Они пили чай на кухне. Андрей виновато признался, что у него совсем не празднично — только еда из магазинной кулинарии в пластиковых контейнерах и вот вафли к чаю…

А вафли к чаю хорошо подошли, да под душевный разговор! Он объяснил Лесе, почему вафли для него самое что ни на есть праздничное новогоднее блюдо, нечто вроде салата «оливье»; рассказал ей и про Новый год на Севере, и про отца, и про детство.

— Как сейчас помню — Север, молодые родители, Новый год, чай с вафлями… С тех пор на каждый Новый год отец в шутку дарил мне вафли. А после того как отца не стало, я их сам себе покупаю! Вместо торта!

Узнав о том, что отец Андрея был геологом, Олеся оживилась и сказала, что у них в доме сейчас гостят два геолога с Севера, приятели отца.

— Такие интересные типажи — один, Аркадий, очень умный, прекрасно разбирается в философии, а другой, Сан Саныч, с чувством юмора, настоящий артист! Хотите, я вас потом познакомлю?

Андрей вежливо ответил, что был бы не прочь вспомнить прошлое и поговорить с настоящими геологами, но, может, как-нибудь в другой раз? На самом деле ему было хорошо здесь и сейчас и совсем не хотелось куда-то идти.

Он попросил Олесю рассказать о ее детстве, и она призналась, что для нее почти все детские воспоминания связаны с Бабаевом.

— В детстве я очень любила болеть, потому что на это время меня из Москвы всегда увозили в Бабаево — к деду! Он за мной ухаживал, лечил. Самые лучшие детские воспоминания: зима, в окна дома видно, что идет снег, а я валяюсь в кровати; рядом лежит огромная стопка книг, которые теперь наконец-то можно читать, наплевав на уроки и школу, впереди целый день для счастья и блаженного безделья! Я читаю запоем Конан Дойля, Жюля Верна, Грина, а дед приносит мне горячее молоко и пироги!

— Я заметил, что вы весьма привязаны к своему дедушке, — улыбнулся Андрей.

— Конечно, — засияла Олеся. — Он замечательный! Я его очень люблю. Хотите, я вам открою тайну? Я хочу стать певицей, чтобы он мог мной гордиться. Он у меня самый-самый! Профессор физико-математических наук, преподавал в университете. Представляете, когда я была маленькой, он вместо сказок рассказывал мне о физике!

— Это как? — удивился Андрей.

— Ну, я требовала от него сказок на ночь, а дед их не знал, и тогда он вместо сказок каждый вечер стал рассказывать мне о том, что такое время, пространство, скорость света.

— А вы что-нибудь понимали? — хмыкнул Андрей.

Олеся взглянула на него с обидой:

— Конечно, понимала! Дети вообще понимают куда больше, чем взрослые! Самое сильное впечатление на меня в детстве произвело утверждение, что, если тело достигает скорости света, оно исчезает и становится светом. Вы только вдумайтесь! — От воодушевления она даже стукнула кулаком по столу. — Это же формула смерти, формула возвращения! Умирая, человек достигает скорости света и превращается в свет. И да здравствует новое пространство, в котором больше нет времени!

Глядя на взволнованную Олесю, Андрей подумал, что для того, чтобы так видеть мир и приходить к подобным открытиям, нужно обладать особенным восприятием мира — музыкальным, поэтическим.

Он улыбнулся:

— Девочка, которая выросла на таких сказках, должна превратиться… в необыкновенную девушку!

— А еще дед всю жизнь любил одну женщину, — помолчав, сказала Олеся. — Мою бабушку. После ее смерти он так и не женился. Это одна из самых трогательных историй любви, которые я знаю. Правда, есть еще одна удивительная история любви — хозяев княжеской усадьбы Бабаево. Я вам, может быть, потом расскажу…

«А он простой, — с радостью отметила Олеся, — человечный, искренний… И ничуть не надменный, как можно было подумать вначале… В нем нет звездных закидонов и манерности». Особенно ей понравилось, что, когда Андрей говорил об отце, у него было проникновенное лицо и он рассказывал о своем детстве так искренно, словно бы доверял ей.

За разговорами они незаметно съели пачку вафель. Андрей посетовал, что привез с собой из Москвы мало продуктов. («Извините, Леся, ведь я не знал, что в эту новогоднюю ночь у меня будут гости!»)

«Значит, он действительно собирался встречать Новый год в одиночестве, — заключила Олеся. — А как же его невеста Барышева?» Но спрашивать Савицкого про Барышеву было неприлично. Она отважилась только на один вопрос: не скучно ли Андрею отмечать праздник одному. Но он уверил ее, что любит уединение и не нуждается в шумной компании.

Олеся попросила показать ей макеты парусников, и они отправились в гостиную. Оказалось, что море и корабли — еще одна страсть композитора Савицкого, и эту роскошную корабельную коллекцию они с хозяином дома собирали на пару. Андрей увлеченно рассказывал ей о системе набора корабля, о том, чем фрегат отличается от бригантины, и байки про известных пиратов.

«С ним интересно! — подумала Олеся. — О чем бы он ни говорил — о звездах, кораблях, Севере, где провел детство, — все выходит живо и увлекательно, так что, слушая, забываешь о времени…»

— Забавно, — улыбнулся Андрей. — Как это вам удалось меня разговорить? За прошедший час я наговорил больше, чем за последние полгода! Кажется, под вашим влиянием из хмурого типа я превращаюсь в балагура!

Она смутилась:

— Возможно, это потому, что мне на самом деле интересно вас слушать!

Олеся подошла к роялю, коснулась клавиш — она окончила музыкальную школу по классу фортепиано, но играла только дома, для себя. Играть в присутствии профессионального композитора она бы, конечно, не решилась. Набравшись смелости, она попросила Андрея: может быть, он сыграет? И сразу по его виду поняла, что лучше было не просить. Он как-то переменился в лице и замкнулся.

— Я люблю ваши песни, — призналась она.

— Понимаете, Леся, — вздохнул Андрей, — популярная музыка — это мое прошлое… Иногда бывает так, что ты над чем-то долго работаешь и делаешь это искренне, с верой в то, что это и есть твое призвание, но потом, в определенный момент, вдруг понимаешь, что ты уже и свое творчество, и себя того перерос. И получается, что от прошлого ты отвернулся, а что-то новое еще не родилось, и ты пока не знаешь, каким оно будет, каким будешь ты сам… И этот период роста, становления нового очень тяжелый.

— У вас сейчас такой, да? — участливо спросила Олеся.

— Ну, в каком-то смысле! — усмехнулся Андрей.

— Значит, вы больше не будете писать песни? Жаль… Они очень хорошие!

— Может быть, я напишу еще что-нибудь хорошее, только совсем другое.

— А мне так нравятся ваши «Снежинки»! — простодушно призналась Олеся. — Это одна из моих любимых песен… Помните, я говорила, что хотела исполнить ее на кастинге? Хотите, я вам спою?

Андрей в ужасе отшатнулся:

— Не надо!

Олеся задохнулась от обиды и растерянности: можно подумать, она предложила ему что-то непристойное — и выпалила:

— А, вы, наверное, только Барышеву любите слушать?

Андрей поморщился:

— Ну при чем здесь Барышева? Вот мы с вами так хорошо разговариваем: корабли, звезды, сказки о скорости света, а вы зачем-то говорите ерунду!

— Ах, извините, — поникла Олеся.

Она отвернулась, чувствуя боль. «Все-таки он заносчивый! Да что там — настоящий хам! И вообще… зачем я здесь? Он небось Барышеву ждет. Вот она сейчас приедет, а тут я… Выйдет исключительно глупо! А я-то, дура, уши развесила — звезды, планеты! И он тоже хорош — ишь, соловьем заливается! А не надо, будучи женихом одной женщины, показывать звезды другой!» И неожиданно поняв, что ревность колючей злой снежинкой уколола ее в самое сердце, Олеся испугалась: «Да что это со мной? Что я вообразила? Зачем размечталась?! Какой такой дурман-настойкой он меня опоил?!»

Она разозлилась на себя, ну, а дальше девичье раздражение перекинулось на источник волнений — вот на этого задумчивого, большеглазого, такого талантливого, умного, обаятельного… «Все, даже не думай об этом!» — зареклась она.

— Что с вами? — мягко спросил Андрей. — Обиделись, что я не захотел слушать, как вы поете? Ну, извольте, спойте… Я послушаю!

Ей совсем не понравилась интонация, с которой он произнес эти слова. Словно равнодушный, уставший от прослушивания продюсер на кастинге, настроившийся на то, что там, в коридоре, еще сто человек ждут своей очереди.

— А вот не буду я вам петь! — возмутилась Олеся. — Хоть упрашивайте теперь!

— Вы так интересно на все реагируете! Непосредственно, искренне… Сколько вам лет, Леся?

— Много! Невежливый вопрос! — отрезала Олеся.

Андрей улыбнулся:

— Вы еще совсем ребенок!

Она взорвалась:

— А вы… сухарь! Даже смешно, как такой сухарь может писать песни и музыку о любви?! Что вы о ней знаете?! Извините, я пойду, мне пора!

Он хотел было что-то сказать, остановить ее, но она пресекла его порыв решительным «Не надо!» и выбежала, хлопнув дверью.

Смешная девочка ушла, кажется, обидевшись на него… Неужели ее так обидело, что он не захотел послушать, как она поет? Жаль, он совсем не хотел ее обидеть, просто побоялся увидеть перед собой очередную безголосую певицу и не захотел, чтобы ее очарование рассеялось, если она запоет.

На прощание она успела сказать ему нечто важное, хоть и резкое. Ее фраза прозвучала беспощадно правдиво, точно пощечина: как можно писать музыку, ничего не зная о любви?

Андрей вдруг вспомнил слова апостола Павла: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто».

Его симфония не получается, да и не получится, потому что он, как сухое дерево, на котором ничего не растет, — внутри пусто, все высохло… Как он может написать «Рождественскую» — гимн любви, любви самого высшего порядка, когда в нем самом нет любви? Когда он во всем и всюду — посторонний?

Он подошел к окну. Метель немного стихла, но снег по-прежнему падал. Сердце сжало ощущение ледяного одиночества…

И тут его телефон зазвонил. Он взял трубку и, услышав голос бывшей жены, застыл.

— Здравствуй, Андрей! С Новым годом! — сказала Катя.

Часть 3 Снежинки правильной формы

— Бензина мало? — встревожилась Лиза.

Леша горестно развел руками:

— Ага, я сегодня заправился по минимуму!

Лиза поморщилась:

— А чего ж ты не залил полный бак?

— Денег не было, на Новый год все спустил, — честно признался Макарский. — Родственникам на подарки. А ты не знаешь, что так бывает — нет денег, и все тут?!

— Когда-то знала, — вздохнула Лиза.

Леша хмыкнул:

— Конечно, если бы я мог предвидеть, что буду встречать Новый год в лесу с симпатичной актрисой, то прихватил бы с собой пару запасных канистр! Но только мне такое и в страшном сне не приснилось бы…

— А если из моей машины слить бензин?

— Твой мы оставим как НЗ, на самый крайний случай. Используем, когда совсем худо будет. А пока побережем.

— А теперь-то что делать прикажешь?

— Собирать веточки, сучья, шишки!

— Зачем это? — вскинулась Лиза.

— Будем разводить костер! Согрелась в машине? Ну, тогда выходи! Но прежде надень хоть что-нибудь теплое!

Леша снял с себя свитер. Огромный полосатый свитер Макарского, который надела Лиза, был теплый, как пальто, но в этом облачении она походила на беглого зэка.

— Точно! Они сразу примут тебя за свою! — подмигнул Макарский.

Лиза с унылым видом бродила по лесочку, собирая ветки для костра. Вскоре она принесла Макарскому пару шишек.

— Не густо, — улыбнулся Леша. — Ладно, иди в машину, актриса. Я позову, когда все будет готово.

В машине она задремала и проснулась от того, что Макарский позвал ее. За это время он разжег большой костер. Капитан посадил Лизу на пенек («Вот вам шикарное кресло, дама!») и приказал греться.

Алексей достал из багажника огромный баул и за каких-нибудь пять минут накрыл волшебную скатерть-самобранку. Тут были и крепкие соленые груздочки, и красная икра, и вареная картошечка, и налитые огурчики, и какие-то немыслимые рулеты. А в салатниках весело позвякивали салаты, приготовленные женой его брата.

— Ешь! — широко улыбнулся Леша.

— Я не могу, — грустно сказала Лиза. — Мне нельзя…

— Почему? Больная, что ль? — участливо поинтересовался Леша.

— Диета! — выдохнула Лиза. — Надо беречь фигуру!

— Плюнь! Это полная ерунда!

— Ты так считаешь? — обрадовалась Лиза, подозревая, что, видимо, Леша прав. Один черт замерзать в этом лесу, и какая ей разница — помирать худой или толстой?

Алексей кивнул и сунул ей вилку с уже наколотым на нее груздем. А в другую руку — рюмку с водкой.

— Что это? Водка? — поморщилась Лиза.

Макарский пожал плечами:

— Это мне нельзя, а тебе можно — ты ведь не на задании!

А она в самом деле не на задании! И Лиза махом осушила рюмку. Отлично пошло — по телу мгновенно разлилось блаженное тепло, на душе стало хорошо и спокойно, лес показался приветливым, «случайный попутчик» капитан Макарский симпатичным, а волки не страшными!

— Хи! Не страшно совсем! — хихикнула Лиза. — Лес такой… уютный! И чего я поначалу боялась? Представляешь, у меня с самого детства лес вызывал необъяснимый ужас. Мне казалось, что он живой!

— Он и есть живой!

— Ага! И в нем водится всякое… Ну, знаешь, разные там существа…

— А они на самом деле водятся! — хмуро сказал Леша.

— Да брось ты! — рассмеялась Лиза. — Ну волки, медведи, это я понимаю… А мифические сущности — это все детские сказки…

— Ой, не скажи, — поморщился Леша. — Тут много кто живет…

Последний раз такие «страшные» истории Лизе приходилось слышать много лет назад в пионерском лагере, когда одна девочка из их палаты повествовала всему отряду про летающие перчатки-убийцы и ужасные зеленые глаза на стене.

Так вот той девочке у капитана Макарского еще было чему поучиться. Во-первых, капитан рассказывал все эти страсти про леших абсолютно серьезно, словно бы сам несокрушимо верил в правдивость своих историй, а во-вторых, его истории выходили очень красочными и живыми, будто бы он не просто рассказывал, а будто писал повадки и обычаи нетопырей и всякой другой живности.

— Лешаки, нетопыри, лесные девки-ведуньи, — прилежно перечислял Леша, — еще лизун есть.

Тут уж Лиза не сдержалась и покатилась со смеху:

— Кто-кто?

— Лизун. Маленький такой, зеленый.

— Ты шутишь, что ли?

— И в мыслях не было, — серьезно ответил Леша и с опаской прибавил: — С лизуном небось не пошутишь!

— Вот откуда в тебе столько суеверия? — изумилась Лиза. — Большой сильный мужчина, а рассказываешь всякую чушь… Лешаки, лесные девки — бред какой-то…

Макарский покачал головой:

— Считаешь, глупость? Смеешься? Ну-ну… Ты бы поостереглась так говорить! А то, не ровен час, накличешь беду…

— Да ладно тебе! — улыбнулась Лиза. — Давай ври дальше!

Костер потрескивал, освещая деревья… Вдруг в свете костра за спиной Макарского возникла чья-то тень.

От ужаса Лиза закричала.

Саня Бешеный досматривал «Иронию судьбы», буквально приклеившись к телевизору. А когда услышал песню «Я спросил у тополя, где моя любимая…», его глаза подозрительно заблестели.

Философ удивленно взглянул на приятеля:

— Сань, ты плачешь, что ли? Ты же у нас кремень?!

— Отвали! — сердито бросил Саня.

Он встал из-за стола и отвернулся к окну, не желая, чтобы кто-то видел проявления его слабости.

Главной слабостью Сани была любовь к жене Марине, которую он не видел с тех пор, как попал на зону, — уже три года. Последнее время Марина часто ему снилась. В этих снах жена ругала Саню и плакала, а он оправдывался перед ней и уговаривал простить его. А с недавних пор Сане снился один и тот же сон. Дело в том, что однажды Саня увидел по телику, как из американской тюрьмы заключенного выкрала его жена. Дамочка прилетела на территорию тюрьмы в вертолете, который угнала, наставив пушку на пилота, и забрала своего дружка. В том же вертолете парочка покинула колонию. Романтичная история с побегом запала Сане в душу, и с тех пор он мечтал о том, что его жена Марина когда-нибудь вот так же прилетит за ним. В вертолете. В Саниных снах так и происходило, и это были такие прекрасные сны, что Сане не хотелось просыпаться. Но в реальности Марина не то что в вертолете, а даже на автобусе на свиданку в колонию не приезжала. Потому что очень на него обиделась.

Перед последней Саниной ходкой у них был договор жить по-честному. Бешеный клялся жене, что завязал с прошлым и больше никогда не возьмется за старое. Но вышло так, что договор он нарушил, не сдержал слова, накуролесил и получил очередной срок.

«Ты обо мне подумал? — возмущалась Марина. — Ну?! А почему я теперь о тебе думать должна? Возить тебе на зону чай и теплые носки? Не дождешься!» — «Подожди, — отчаянно кричал Саня, — не в носках дело! Ты просто приезжай — я хочу тебя видеть!» Но Маринка такая — сказала, как отрезала, и ни разу не приехала в колонию. Его письма она не читала — они возвращались нераспечатанными.

Он потому и замутил сейчас эту историю с побегом — чтобы прийти к жене и успеть, пока менты не поймают, поздравить любимую женщину с Новым годом, сказать ей самое главное. И может быть, тогда она его простит? Вот ради этого решающего объяснения Саня и стремился попасть в Москву, к Марине! Но только на этот раз ему выпали не фартовые карты, все планы оказались нарушены. И как теперь добраться до Москвы?!

На дворе мело, вьюга выла то разозленным зверем, то подвывала маленьким, обиженным зверьком. Саня загрустил — где-то далеко-далеко, за снегами, за лесами, была сейчас его любимая женщина, и когда теперь им доведется свидеться, и доведется ли вообще?!

— Андрюша, прости меня… Я очень перед тобой виновата! — сказала Катя.

Сначала Андрей хотел насмешливо поинтересоваться, что это на нее вдруг нашло — не перепила ли она, часом, шампанского, а может, ее футболист некстати подвернул ногу? Но тут же осекся, одернул себя: не смей! Ирония здесь неуместна. Катя говорила взволнованно и искренне.

— Я поняла, что ты должен видеться с Сашей! Ребенку нужно общение с отцом! Я бы хотела, чтобы в наступающем году ты приехал к нам, а потом Саша поехал бы в Россию, погостил у тебя. Ты не подумай, у меня с мужем все в порядке… Я не поэтому позвонила… Пойми правильно! Просто я поняла, что была не права.

Справившись с волнением, Андрей выдохнул:

— Катя, спасибо тебе! Ты не представляешь, как я рад твоему звонку и как это важно для меня…

После разговора с Катей он почувствовал, что в нем словно бы раскрутилась тугая закрученная спираль, и сразу стало легче — отпустило.

Обида на бывшую жену, болезненное ощущение себя посторонним все эти годы жило в нем, ядом отравляя кровь. Но этот новогодний звонок изменил все. Андрей знал, что внешне в его жизни ничего не изменится, Катя никогда к нему не вернется, и тем не менее что-то, безусловно, изменилось — он простил, отпустил свои обиды. Он больше не чувствовал себя посторонним.

— Спасибо, — улыбнулся Андрей, обращаясь неизвестно к кому, — в эту новогоднюю ночь все главное уже случилось!

В дверь позвонили. Увидев на пороге Олесю, Андрей обрадовался, в чем сразу ей честно признался:

— Леся?! Это здорово, что вы вернулись! Если бы вы не пришли, я бы сам к вам пошел… знакомиться с геологами!

Смущенная Олеся подняла на него огромные глаза:

— Это правда?

— Правда! — подтвердил Андрей. — Я переживал, когда вы ушли. И хотел извиниться…

— А я вам пирог принесла. Я ходила домой за едой! — простодушно сказала Олеся.

— А я подумал, что вы на меня обиделись!

— Да нет… Вы же голодный сидите… А у нас пироги, торт… Давайте пить чай? Ой, а что это с вами?! — Она испуганно отшатнулась. — У вас глаза сияют. Выпили, что ли?

Андрей рассмеялся — после разговора с Катей он чувствовал небывалую легкость, ему хотелось шутить и смеяться.

— Слушайте, Леся, а вы очень милая. Ну входите! А то вы все время приходите, и мы ругаемся — это ужасно глупо. Предлагаю объявить перемирие. В самом деле, зачем ссориться? Будем принимать друг друга такими, какие мы есть.

— Это правильно! — согласилась Олеся.

…Она смотрела на Андрея и находила, что в нем произошли перемены. Глаза сияют, голос взволнованный. Олеся не выдержала и спросила, не случилось ли чего за то недолгое время, пока ее не было.

— Мне звонила жена, — признался Андрей.

— Вы женаты? — удивилась Олеся.

— Понимаете, Леся, у меня когда-то была жена… — начал Андрей и сбился. Наконец, он выдавил: — Но потом ее не стало…

— Она умерла? — Олеся схватилась за сердце и чуть сама себе не дала по шапке — вот дура!

— Почему умерла? — улыбнулся Андрей. — Она здорова, успешна и, надеюсь, вполне счастлива. Просто однажды она сообщила, что полюбила другого человека и ушла к нему. Вернее, даже — уехала. Далеко.

— И вы так просто ее отпустили?

Андрей пожал плечами:

— Я ее любил.

— Разве это любовь, если вы спокойно отпускаете любимую женщину? Отдаете без борьбы?! — возмутилась Олеся.

— Что же, я должен был ее зарезать, как Рогожин Настасью Филипповну? Я хочу, чтобы она была счастлива. И если она может быть счастлива с кем-то другим, я должен принять это.

Он замолчал. Олеся тоже молчала, постукивая ложечкой по столу, хотя ей ужасно хотелось узнать продолжение истории.

— Мы долгое время не общались с Катей, и для меня эта ситуация была непонятна и, что скрывать, болезненна. А сегодня, вскоре после того как вы ушли, моя бывшая жена позвонила, мы объяснились, и у меня с души будто груз упал.

— Вот я и смотрю, что вы какой-то… не такой, — заметила Олеся. — А скажите… Вы ее до сих пор любите?

— Все прошло, — усмехнулся Андрей. — Теперь уже все прошло. И хватит об этом. А знаете что, Леся?! Идемте гулять! Покажите мне ваше Бабаево!

Олеся растерялась:

— Гулять? А это не опасно сейчас? Вдруг где-то в нашей округе действительно бродят беглые зэки? — Она тут же сама ответила на свой вопрос: — Хотя черт с ними, с зэками! Знаете, я верю, что в новогоднюю ночь ничего плохого случиться не может!

— Почему? — удивился Андрей.

— Уж такая это ночь! Представляете, я как-то летела в самолете в рождественскую ночь и была спокойна, как никогда, хотя обычно нервничаю в полетах. Просто я знала, что в Рождество ничего плохого не произойдет и с самолетом все будет в порядке! Потому что миллионы людей на земле в эту ночь устремляют к небу молитвы, и от этого в атмосфере земли что-то, конечно, меняется!

«А ведь и впрямь, — улыбнулся Андрей. — Вот о чем мне стоило бы подумать во время работы над «Рождественской»!»

— И в новогоднюю ночь такая же прекрасная, волшебная атмосфера, исключающая зло! Все люди радуются, как дети, поздравляют друг друга, смеются!

— Ну, не все радуются… — пожал плечами Андрей,

— Вообще, да, не все, — поникла Олеся, мгновенно вспомнив свои недавние переживания.

— У вас сегодня тоже не самая веселая новогодняя ночь? — догадался Андрей.

Она вздохнула и рассказала, что незадолго до Нового года рассталась с женихом. Андрей спросил о причине их разрыва.

— Помните, вы говорили, что переросли себя в профессии? А у меня, наверное, получилось так, что я выросла из тех отношений, — призналась Олеся. — Я ни о чем не жалею, но все равно больно…

Андрей кивнул:

— Понимаю… Это сложное, болезненное время — к старому возврата нет, а новое еще не случилось.

— И что же делать?

— Ждать. Нового счастья. Тем более в новогоднюю ночь! Ну так что, идем гулять?

Он взял ее за руку. Олеся улыбнулась.

От вопля Лизы Макарский вскочил и оглянулся.

К костру вышел мужичок небольшого роста. Кустистые брови, усы, борода — мужичок как мужичок, только одет почему-то явно не по погоде: белая рубаха с напуском, коротковатые черные брюки.

В знак приветствия незнакомец поклонился. Макарский положил руку в карман, где лежал его табельный пистолет.

— Зачем же так орать? — спросил незнакомец у Лизы.

— Испугалась, — хрипло сказала Лиза, — вы так неожиданно появились!

— А чего вы Новый год в лесу встречаете? — поинтересовался мужичок.

Лиза торопливо начала рассказывать про аварию, закончив робким предположением, что, может быть, мужчина будет столь любезен и поможет им вытащить застрявшую машину…

— Нет, — сказал мужичок, — в этом я вам помогать не буду!

Лиза так удивилась, что даже не стала спрашивать почему.

— Значит, застряли? Костер развели… — заметил незнакомец.

— Ну, развели, а что, нельзя? — усмехнулся Макарский, не вынимая руку из кармана.

— Почему нельзя? Я не лесная инспекция, — хмыкнул мужичок. — Грейтесь… Я бы тоже погрелся, если не возражаете.

Леша пожал плечами: дескать, не возражаем. Незнакомец сел к костру.

— А вы кто? — спросил Макарский.

Мужичок молчал и смотрел на огонь.

— Я задал вопрос, — напомнил Макарский.

Незнакомец подмигнул Леше:

— Здешний я!

Макарский хотел было с профессиональной въедливостью полицейского попросить гражданина назвать ФИО и паспортные данные, но незнакомец будто услышал обращенный к нему вопрос и так зыркнул на капитана, что Леша осекся, поняв, что вопросов лучше не задавать — чай, не у себя в отделении. «Это правильно!» — ясно отразилось в глазах незнакомца, словно бы он и на этот раз услышал Макарского.

— А вас как зовут? — обратилась к незнакомцу Лиза.

— По разному кличут! — буркнул мужичок и перевел взгляд на Макарского, как бы закрывая тему.

— Скажите, а вам не холодно в этой одежде? — потрясенно прошептала Лиза.

Вместо ответа незнакомец уставился на нее. Он смотрел так пытливо, словно оценивал. От его пристального взгляда Лизе стало жутко. Поначалу она хотела брякнуть, дескать, чего вытаращился, но что-то подсказывало ей, что с мужичком этим надо быть осторожнее, и вернее всего, помалкивать в тряпочку, не лезть на рожон. В незнакомце чувствовалась какая-то опасная сила. Лиза вспомнила, как в детстве бабушка рассказывала ей, что в старину на Руси новогодние праздники считались самым опасным временем, потому что в эти дни якобы открываются границы потустороннего мира и разные существа «заходят» в гости, тревожа людей. «Ох, непростой дяденька!» — поежилась Лиза и отвернулась. Тяжело ей было под его взглядом, словно скалой придавили. Наконец незнакомец отвел от нее свой взгляд.

— Товарищ, извините, у вас телефон есть? — пискнула Лиза.

Мужичок прыснул со смеху:

— Нет! Мне без надобности.

— Жаль, — поникла Лиза. — А то у нас связи нет.

Мужичок кивнул:

— Понятное дело!

— Почему понятное? — вскинулся Макарский.

— Зона! — отрезал незнакомец, перестав улыбаться.

— Тут — так.

— А вы слышали, что из колонии сбежали зэки? — спросила Лиза.

Мужичок не выказал интереса к теме и не ответил.

Капитан предложил незнакомцу отужинать и, получив утвердительный ответ, накормил странного гостя. Тот ел охотно, с чувством, не отказался и от водки.

Закусив и выпив, незнакомец поднялся.

Лиза всполошилась:

— А вы куда?

— Дела у меня! — ласково сказал мужичок. — Ну, бывайте!

— Стойте… Если встретите людей, пошлите сюда, нам нужна помощь! — попросила Лиза.

— Людей?… — насмешливо протянул мужичок. — Какие тут люди? Да и куда вам спешить? Посидите, подумайте, поговорите друг с другом… Может, и договоритесь до чего…

— До чего? — растерялась Лиза.

— Ну, кто знает, — усмехнулся незнакомец.

Лиза всхлипнула:

— Да мы тут замерзнем скоро!

— К утру выберетесь! — строго промолвил незнакомец. — Если… любовь спасет!

Он хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и потопал в ту сторону, откуда пришел. И вскоре пропал, будто не было.

Лиза сжала Лешину руку:

— Ты видел?! У него ноги босые…

— Угу, — кивнул Леша, — и следов на снегу он не оставил!

Они прошли все Бабаево, но ни зэков, ни местных жителей не встретили. Андрей подумал: в Москве сейчас, наверное, сверкают и грохочут фейерверки, а здесь поразительная тишина и с неба вместо огней падают снежинки. Олеся сказала, что в Бабаеве всегда тихо, поселок-то небольшой…

Оглядевшись, Андрей польстил Олесе, подчеркнув, что места здесь красивые.

Она фыркнула:

— Подождите! Вы еще не видели нашу усадьбу! Я вам скоро покажу. А пока идемте в парк. Да, да! Не смотрите так удивленно — у нас и парк имеется. Да какой — роскошный, пейзажный, с водопадами и каменными мостиками! Что, не верите? Ну, так сами увидите!

Она схватила его за руку и потащила за собой.

Он не переставал поражаться ее непосредственности и открытости. В ком-то другом, может, это его и раздражало бы, но только не в Лесе. У нее все выходило как-то удивительно мило, очаровательно. И в словах, и в жестах, и в мыслях, как свет, сияла искренность. Леся могла запросто выдать что-нибудь этакое! Например, по пути в парк она совершенно огорошила его, выпалив: «Ой, вы такой интересный и некрасивый!» Андрей удивился, поскольку Лиза ему часто повторяла, что он красивый (а сам он никогда об этом не задумывался: красивый — не красивый, ему-то что). «Вы похожи… — Олеся задумалась. — О! На Паганини! Вы нервный, и глаза у вас так горят!.. И что-то породистое есть во внешности…» — «Как у пса?» — усмехнулся Андрей. «Как у принца!» — улыбнулась Леся.

Они подошли к огромной ледяной горке. Оценив масштаб ее крутизны, Андрей присвистнул:

— Надеюсь, вы не скажете, что мы должны с нее скатиться?

Олеся увидела валявшуюся у склона забытую кем-то ледянку и подмигнула Андрею:

— Вот то, что надо! Прокатимся?

— Нет, Леся! — в ужасе отказался он. — Я не хочу. Тут потом костей не соберешь! Здесь вообще кто-нибудь катается?

— Конечно! Эта ледянка тому доказательство!

— Угу. Интересно, а куда делся ее хозяин? — пробурчал Андрей.

— Здесь всегда были ледовые горки — катальни, еще при первых владельцах усадьбы. И мы в детстве бегали на эту горку кататься! — Она сунула ему ледянку.

Андрей поднимался за Лесей на гору, а сам думал, как бы ему отказаться от такой сомнительной и явно рискованной забавы. Наконец они влезли на самый верх. Вид с вершины впечатлял еще больше, и Андрей взбунтовался:

— Извините, это какой-то слалом! Я не хочу!

— Да бросьте вы! — уговаривала Леся. — Знаете, это так здорово, когда летишь с высоты, а в груди сердце ухает! Такой восторг! Ну хотите, я сяду к вам на колени и мы поедем вместе?

Андрей задумался — с ней на коленях он, пожалуй, согласен. Он неловко уселся. Леся устроилась у него на коленях.

Перед тем как поехать, она успела сказать ему:

— Вот увидите, как это весело! Ой, я в детстве так любила этот спуск! Правда, я однажды сломала здесь руку.

— Руку? — испугался Андрей. — А ну вставайте, я не поеду. Мне нельзя ничего ломать, у меня руки — рабочий инструмент!

Но Олеся, расхохотавшись, оттолкнулась, и они полетели.

Да, она была права — в груди действительно ухало! И захватывало дух, и ветер свистел в ушах! И конечно, был восторг и шальная радость полета, как в детстве, когда и страх и восторг сливаются в одно большое чувство.

Скатившись, Андрей облегченно выдохнул и тут же предложил съехать еще раз. Леся обрадовалась:

— Ну, я же говорила, что вам понравится!

— Только, чур, опять с вами! — сказал Андрей.

Они снова скатились, а потом опять повторили спуск. Но в третий раз, когда они летели с горы, ледянка зацепилась за какой-то бугорок, отчего Леся сорвалась с колен Андрея и полетела дальше в свободном падении. А сам он, неудачно приземлившись, стукнулся головой об лед.

Испуганная Олеся бросилась к Андрею:

— Ушиблись?

— Ничего, — улыбнулся он, потирая голову, — легкая контузия. А вы, говорите, умудрились здесь руку сломать?

— Ага! Полетела, вот как вы сейчас, и пожалуйста, закрытый перелом!

— Не повезло, значит!

— Да что вы! Еще как повезло! Представляете, я сломала руку в последний день зимних каникул. На следующий день надо было возвращаться в Москву, ну там школа, будни, праздникам конец — а это всегда грустно, согласитесь! А тут с рукой все так удачно сложилось. Я сама себе продлила зимние каникулы! Меня свозили в Москву, надели на руку гипс, и родители меня увезли в Бабаево, к деду, на два месяца. О, это было счастье! Я прекрасно приспособилась жить со сломанной рукой, и даже кататься с горы! Представляете?

Андрей покачал головой:

— Ну вы даете!

— У меня почему-то все самое хорошее всегда связано с Бабаевом, — доверчиво призналась Олеся.

Андрей улыбнулся: что ж, можно только позавидовать. Наверное, у каждого человека должно быть свое Бабаево. Для счастья. Просто место на земле, где ты корнями пророс в эти края, с которыми у тебя все связано… И куда ты можешь вернуться в самые трудные дни, хотя бы даже мысленно.

Жаль, что у него нет такого места на земле. Он любит Москву, где родился, но ассоциировать понятие Родины с этим огромным мегаполисом лично у него не получается.

Андрей взглянул на часы — до Нового года оставалось всего ничего. Он спросил, не торопится ли Олеся и согласна ли она встретить Новый год с ним. Та ответила, что никуда не спешит, но он должен ей пообещать, что потом зайдет к ней домой.

— Поздравите дедушку и немного посидите с нами?

Андрей кивнул.

Олеся принялась рассказывать о новогодних и рождественских традициях их семьи.

— На Новый год мы всегда парим-жарим, так что стол ломится, и обязательно выходим к нашей елочке в сад. На Рождество ходим в церковь — она рядом с усадьбой. В ней меня крестили, когда я была маленькой, и в ней я бы хотела венчаться и крестить своих детей! Ее купола видны прямо с дороги, когда еще только подъезжаешь к Бабаеву. Это так красиво — золото на голубом, сноп света, пронзающий небо. Когда я смотрю, у меня всегда выступают слезы… Я знаю, что, пока в небе плывут эти купола, у меня и моей семьи все будет хорошо. Понимаете?

Олеся рассказала об еще одной важной новогодней традиции, с незапамятных пор придуманной ею и дедом Василием:

— Первого января, проснувшись, мы с дедом идем в лес и долго гуляем. Голова гудит от бессонной праздничной ночи, а мы идем по снежному лесу… Снег, воздух звенит, вокруг чисто, тихо! Мы уходим далеко-далеко. И вот постепенно в голове проясняется, и ты наполняешься какой-то особенной радостью, энергией на весь год! Гулять надо столько, чтобы немного замерзнуть, проголодаться и заскучать по дому. И так хорошо потом с мороза вернуться домой, где с праздника осталось много еды: и недопитое шампанское, и судки с салатами, и вкуснейший торт на двенадцать коржей! И мы садимся за стол, и праздник продолжается. Это очень важно — провести первый день Нового года в радости!

— Замечательная традиция! — сказал Андрей. — Этим утром тоже пойдете в лес?

— Обязательно! Знаете, последние несколько лет я встречала Новый год в Москве с друзьями и поэтому пропускала нашу с дедом главную в году прогулку… И сейчас я думаю: может, у меня в жизни все пошло наперекосяк, потому что я в какой-то момент изменила добрым семейным традициям? Я только недавно поняла, что главная ценность — это твоя семья, и решила, что всегда буду приезжать на Новый год в родительский дом. Я знаю, что, если утром первого января мы с дедом отправимся на прогулку, — весь год у нас обязательно будет хорошим! А у вас есть семейные традиции?

Андрей растерялся — особенного-то и нет ничего, разве что вафли себе покупает.

— Самое главное — это вы, Леся, правильно сказали — встречать Новый год с семьей! Потому что это семейный праздник, и в этом его прелесть. Но у меня семьи нет…

И тут Олеся не сдержалась и спросила о том, о чем давно хотела спросить:

— А как же Лиза Барышева?

Андрей усмехнулся: конечно, этого вопроса нельзя было избежать. И пусть лучше он сейчас скажет ей правду.

— Лиза? Гениальная актриса, замечательная женщина, тонкий, ранимый человек. Мне искренне жаль, что у нас не сложились близкие отношения. Это полностью моя вина…

Он закончил на грустной ноте, но Олеся, странное дело, после его признания заметно повеселела. Она слепила снежок и бросила его в Андрея. Он едва успел увернуться.

— Я до сих пор люблю играть в снежки, представляете? — рассмеялась Олеся. Андрей ничуть не удивился — все дети любят играть в снежки, а Леся такой ребенок…

— А еще я люблю делать в снегу бабочку!

— Это как? — не понял Андрей.

— Надо раскинуть руки и упасть в снег! Вот так!

Олеся толкнула его, и он улетел в снежный сугроб.

Она протянула ему руку. Андрей сделал вид, что принимает помощь, приподнялся, но потом коварно потянул ее на себя, и Олеся повалилась прямо на него. Когда она, смеясь, упала, он вдруг, сам не понимая, как осмелился, поцеловал ее. И без того огромные глаза Леси от изумления стали еще больше.

— Вы чего хулиганите? — прошептала она.

— Не знаю, не сдержался, — честно признался Андрей.

— Больше так не делайте, ладно? Мне, знаете ли, неловко было бы влепить вам пощечину!

— А вы не стесняйтесь! — улыбнулся Андрей. — Можете дать — я не возражаю! Они встали, отряхнулись от снега. Оба чувствовали смущение.

— Кстати, а почему бабочка? — сказал Андрей, чтобы разрядить напряжение. — Я так и не понял!

— Отпечаток в снегу, который вы оставили, и называется бабочкой, — пояснила Леся. — Вон ваша — длинная и нелепая!

— А маленькая и толстенькая — твоя!

— Значит, мы теперь на «ты»?

— А ты против?

— Нет. Смотри, вот фонтан! Ты не представляешь, как здесь хорошо летом! Фонтан был укрыт метровым слоем снега.

— Водяные струи сверкают на солнце, и в знойный день так приятно посидеть здесь, вдохнуть свежесть… — мечтательно сказала Олеся. — Я часто прихожу сюда с книжкой и читаю или просто слушаю, как журчит вода. А вон там мостик… С него открывается потрясающе красивый вид на парк!

Андрей испугался, увидев, что она намерена забраться на обледеневший мостик.

— Куда ты? Упадешь!

— А! Ерунда! — крикнула Леся и понеслась вперед.

Андрей обреченно потопал за ней. Примерно посередине мостика Олеся потеряла равновесие на льду и смешно заскользила, отчаянно балансируя ногами.

— Намечается очередной фирменный кульбит! — возликовал Андрей. — Как я их люблю!

— Да помоги же мне! — разозлилась Леся.

Андрей схватил ее и прижал к себе.

— Держишь?

— Держу! — подтвердил он. — Можешь не сомневаться — не отпущу!

Через пять минут Олеся все же сделала слабую попытку освободиться, и Андрей, не без сожаления, отпустил ее.

Оперевшись о перила мостика, они смотрели, как падает снег.

— Какие мы все-таки счастливые! — вздохнула Олеся.

— Кто «мы»?

— Россияне! Ты только представь — половина людей на земле никогда не видели настоящего снега! Бедные!

— А ты любишь зиму?

— Конечно! Какой же русский человек не любит зиму? — убежденно сказала Леся. — Хотя бы даже из-за чудесных новогодних праздников! Обычно я начинаю ждать их уже в ноябре. Готовлюсь к ним, создаю себе настроение. Ну а в этом году все оказалось как-то скомканно… Ладно, надеюсь, Рождество будет светлым и радостным! Кстати, я слышала, у тебя в эти дни состоится премьера? Я видела афишу! Кажется, шестого января?

Андрей мгновенно погрустнел и признался, что считает «Рождественскую симфонию» сырой, недоработанной.

— Я понял, что финал не получился и надо все переделать, но нет ни сил, ни настроения!

— Тебе нужно влюбиться! — заявила Олеся.

Андрей опешил:

— Ты это серьезно?

— Совершенно серьезно! Влюбишься — и вдохновение появится! Точно говорю!

— В тебя, что ли, влюбиться?

— Ну почему обязательно в меня? — смутилась Олеся. — На свете много хороших девушек!

Андрей отшутился, что непременно найдет себе прекрасную вдохновляющую музу.

Дорогу к усадьбе освещали фонари.

— Знаешь, а у нас в Бабаеве самые красивые снежинки! — сказала Леся. — Представляешь, ученые говорят, что в природе не существует двух одинаковых снежинок. Они все разные! Согласно одной легенде, снежинка была создана из слез богини Деметры, оплакивавшей уход своей дочери Персефоны в подземный мир. Ой, смотри, Андрей, у тебя на воротнике пляшут сотни снежинок! Кстати, у язычников снежинка считалась зимним символом любви.

Андрей помолчал, потом снял с воротника снежинку и протянул ее Лесе на ладони.

— Мне страшно, — прошептала Лиза. — Кто это был?

— Лешак, должно быть, — серьезно ответил Макарский.

Лиза схватила его за руку:

— Давай вернемся в машину! Двери заблокируем, и…

— И что? — хмыкнул Макарский. — Перестань, похоже, мы ему понравились, коли сразу не тронул, теперь, считай, пронесло. Да не щиплись ты, всего меня исцарапала.

Он обнял Лизу. Она и не думала сопротивляться — в сильных Лешиных руках было не так страшно.

— Чего испугалась? — усмехнулся Макарский. — Полчаса назад собиралась с жизнью кончать, волков звала, а теперь за жизнь боишься?

— Это разные вещи! — отрезала Лиза. — Тут мистика какая-то… А я всего мистического боюсь. Леш, а чего он про любовь говорил?

— Сказал, что, может, и выберемся из зоны этой, если любовь спасет!

— Какая любовь?

— Настоящая! — улыбнулся Леша. — Та, которая обыкновенное чудо. Так, чтобы навсегда!

— Странная история… А вдруг нас уже ничего не спасет? Выйдет еще какой-нибудь лизун. Помнишь, ты рассказывал…

— А ты не думай об этом. Давай разговаривать, — предложил Леша, — тогда и не страшно будет, и время быстрее пойдет. Расскажи мне о себе.

— А что тебе интересно?

— Все, — честно признался Макарский.

И Лиза стала рассказывать…

Раннее детство Лиза провела у бабушки в деревне, а потом, когда ей исполнилось семь и наступила пора идти в школу, мать забрала ее в город, который на самом деле был чуть больше бабушкиной деревни.

Их домик окнами выходил на железную дорогу. Да и вся жизнь семьи Барышевых так или иначе была связана с железнодорожной станцией, где мать Лизы, а когда-то и ее бабушка работали путевыми обходчицами.

В окна родительского дома Лиза могла наблюдать поезда, проносящиеся мимо. Большинство из них даже не останавливалось на их крохотной станции. Но когда это случалось, Лиза с любопытством смотрела на пассажиров, прогуливающихся по перрону, и думала о том, что, может быть, когда-нибудь сядет в поезд и уедет отсюда навсегда. Там, далеко, были города, где, как казалось Лизе, ждало ее счастье.

Этот городок словно убаюкивал жителей. Его жизненный уклад был устоявшимся и монотонным, здесь слишком рано ложились спать, и здесь ничего, решительно ничего не происходило!

Лиза, как могла, пыталась раскрасить эту монохромную жизнь яркими цветами и почти все время проводила в школьном театре. На сцене она забывала обо всем, полностью вживаясь в образы своих героинь. В те минуты она была полностью счастлива, но репетиция или спектакль заканчивались, и Лиза шла домой по улице, где в девять часов вечера уже не горел ни один фонарь.

После окончания школы она решила ехать в Москву — за счастьем! Ну и так, второстепенный пункт — поступать в театральный. Мать, узнав о решении дочери, ахнула: «С ума сошла! У тебя никаких шансов! Москва тебя сожрет и не подавится!» Но Лиза знала, что это — ее единственный шанс вырваться из дремотной провинции. Нужно только набраться смелости, сесть в проходящий ночной поезд и уехать отсюда. Иначе вся жизнь пройдет здесь — у этого окна, с растущей на подоконнике геранью.

Макарский слушал внимательно и только кивал иногда.

— В Москву я приехала с маленьким чемоданом и большим вагоном комплексов. Мои бывшие одноклассники постарались! Они десять лет говорили мне, что я урод. Представляешь, я тогда была неуклюжая и толстая!

— Да ну? — удивился Леша.

— Ага! Такой и приехала в Москву, поступать. А там меня заприметил будущий муж, режиссер, который сидел в приемной комиссии, как в засаде, — высматривал молодой интересный материал. А потом столько всего было, Леша, что и не пересказать! А вот счастья-то, о котором мечталось и которое, как мне казалось, в большом городе рассыпано всюду, как снега зимой — много и даром, для всех! — не было…

Она сникла. Макарский деликатно молчал.

Вдруг Лиза спохватилась:

— Ой, смотри, скоро двенадцать! Чуть Новый год не пропустили! У меня в машине шампанское, принеси!

Леша достал из разбитой «Ауди» бутылку шампанского и пошутил:

— Ну, видишь, как раз охлажденное! Как в лучших домах Парижа!

Он торопливо налил ей шампанского в пластиковый стаканчик.

Лиза фыркнула:

— Боже, как изысканно! А ты разве не будешь?

Леша покачал головой:

— Нельзя мне! Ну разве что глоток из твоего хм… бокала!

Он пригубил шампанского и отдал стаканчик Лизе.

Она взглянула на часы:

— Ну вот, без пяти двенадцать… Мы с тобой, как поется в одной песне, за пять минут до января! Жаль, не услышим, как бьют куранты! Для меня бой часов на Спасской башне — подтверждение, что я дома. Я ведь живу совсем рядом!

— Специально для тех, кто живет на Красной площади, но волею судьбы встречает Новый год в лесной чаще! — торжественно продекламировал Макарский. — Бой кремлевских курантов! Бом-бом-бом!

Эти «бом-бом» у Макарского выходили так забавно, что Лиза невольно рассмеялась.

— Да ты шутник, капитан! Добавим к твоим бесчисленным достоинствам еще и чувство юмора.

— Тогда, может, на брудершафт? — подмигнул Леша.

— С Новым годом! — Лиза поцеловала Макарского в щеку.

— С новым счастьем! — засиял Леша.

Вдали появился белоснежный трехэтажный дворец в классическом стиле. Андрей отметил его благородную, сдержанную красоту и гармоничность — ничего избыточного, аляповатого, оскорбляющего взор.

Олеся рассказала, что дворец является памятником архитектуры, функционирует как музей, и, кроме того, здесь проводятся концерты и конференции.

— Жаль, что ты не увидишь его прекрасные интерьеры!

Андрей вздохнул: дескать, ничего не поделаешь!

Олеся задумалась и вдруг выпалила:

— Хочешь встретить Новый год, как в сказке? — И, не дожидаясь ответа, приказала: — Бежим быстрее, чтобы успеть!

Андрей припустил за ней, посмеиваясь:

— Первый раз бегу за женщиной, не спрашивая куда!

Подбежав к центральному входу, Олеся позвонила в дверь. Андрей понял, что их рассматривают в видеокамеру. Наконец дверь открылась, и на крыльцо дворца вышел пожилой мужчина.

— Трофимыч, с наступающим! — кинулась к сторожу Олеся.

— Леська, внучка Василия Цветкова? — обрадовался Трофимыч. — И тебя с наступающим!

— Трофимыч, миленький, такое дело! — забормотала Олеся. — Вот товарищ, известный композитор из Москвы, очень хочет посмотреть наш дворец. Пусти нас, а?

Трофимыч отбивался от Олеси, уверяя, что «никак нельзя, не положено, сие — государственный объект, а не какая-нибудь, понимаешь, частная лавочка!», потом плюнул и сдался: «Ладно! Только ненадолго, и никому об этом не рассказывай!»

Он попытался сказать Олесе еще что-то про зэков, но она, крикнув: «Потом, Трофимыч, нам некогда!» — понеслась вверх по парадной лестнице, таща за собой ошеломленного Андрея.

…Огромный зал поражал прекрасной лепниной потолка и роскошью паркета. Старинная мебель, картины на стенах, мраморный камин, а в центре зала — великолепная наряженная елка. Со слов Трофимыча, елку нарядили перед Новым годом, когда в усадьбе проводили фуршет для иностранной делегации.

— Ну вот, пожалуйста, настоящее новогоднее чудо! — торжественно объявила Олеся. — Представь, что мы с тобой на балу! Сударь, я приглашаю вас танцевать!

Андрей стал отнекиваться, но Леся настояла, и они закружились в вальсе. Леся двигалась легко, непринужденно, и Андрей залюбовался ею — какая она изящная, пластичная…

После танца он церемонно поцеловал ей руку. Олеся присела в реверансе.

Они подошли к огромному окну, в котором весь парк был виден как на ладони. Олеся рассказала Андрею историю любви первых хозяев дворца — князя Петра и его жены Марии.

— Говорят, они встретились здесь, в рождественский Сочельник. Вот в этом самом зале был устроен бал, они танцевали всю ночь, а утром решили пожениться. Удивительно, да? Разве бывает так, что можно полюбить человека за одну ночь?

Андрей улыбнулся:

— В жизни все бывает!

Она вздохнула:

— Знаешь, я иногда думаю вот о чем… Как это страшно, что столько людей никогда не встретились! Ну, то есть люди прошли мимо друг друга — разминулись в пространстве и времени. Страшно… Я бы всем людям пожелала никогда не разминуться в жизни со своим самым главным человеком. Вот такое у меня для всех новогоднее пожелание!

Углядев в зале рояль, Олеся рассмеялась: «Надо же! Рояль в кустах!» — и попросила Андрея сыграть что-нибудь для нее, мстительно добавив: «Если не хочешь, чтобы я тебе спела!»

Андрей согласился, правда, с условием, что он сыграет не сочинение композитора Савицкого, а произведение Шуберта.

— Я уверен, что во времена настоящих балов Шуберт не раз звучал в этом зале!

В этой музыке была чистота, душевная теплота, радость и светлая проникновенная грусть. Она летела над дворцом, парком, лесами, ввысь — к звездам, о которых Олеся столько узнала этой ночью. И больше не было времени — Олеся видела, как танцуют на их первом балу молодой князь и красавица Мария.

Андрей встал из-за рояля, подошел к Лесе и увидел слезы на ее глазах.

— Что с тобой? Ты плачешь? Неужели я так плохо играл?

— Слишком хорошо! — проворчала она.

Он перевел взгляд на большие напольные часы. До полуночи оставалось пять минут.

— Смотри, через пять минут наступит Новый год!

Олеся всполошилась:

— Ой, надо поздравить друг друга! Я желаю тебе вдохновения, новой прекрасной музыки и чтобы твоя «Рождественская» симфония удалась!

Андрей взял ее за руку:

— А я желаю, чтобы у тебя сбылось все, чего ты хочешь, и чтобы потом, когда все сбудется, оказалось, что это именно то, что тебе нужно.

Дворцовые часы пробили двенадцать.

— Леш, — смущенно протянула Лиза, — у тебя там такой вкусный салатик был… «оливье»…

Леша улыбнулся:

— Положить?

— Давай!

— Вот видишь! — обрадовался Макарский. — Значит, в тебе еще есть что-то человеческое, и не все потеряно! А то заладила, как дурной попугай: диета, фигура!

Лиза потупилась:

— Но ведь и впрямь диета! Испорчу фигуру, растолстею, кто меня полюбит?

— Кто полюбит — тот и толстой тебя будет любить! Тебе бы, кстати, вообще не помешало стать… попышнее!

— Ты так думаешь? — удивилась Лиза.

— Ну! А то уж больно тощая! Килограммов двадцать накинуть, и станешь красавицей! Попала бы ты в мои руки — я бы тебя откормил!

Лиза покатилась со смеху. Леша заботливо положил ей в тарелку «оливье».

— Ешь! Сейчас вся страна лопает этот салат и поздравляет друг друга… Эх! — вздохнул Макарский. — Жаль, что телефон не ловит. Я даже не смогу поздравить с Новым годом родственников и ребят-сослуживцев!

— А жену? — лукаво улыбнулась Лиза.

— Я бы поздравил, да, боюсь, она не обрадуется! — развел руками Леша.

— Почему?

— Потому что… бывшая…

— Не повезло тебе с бывшей-то, Леха?

Она, конечно, задала вопрос с умыслом — ей было интересно, что скажет капитан о бывшей жене. Это вообще отличный тест для мужчин, потому что настоящий мужчина никогда не скажет про бывшую плохо, в крайнем случае он сделает такое вдребезги трагическое лицо, на котором будет ясно читаться, что его бывшая — ведьма, каких поискать, стерва и исчадие ада. Макарский же выказал себя исключительно благородным мужчиной. Он сказал, что его бывшая жена — прекрасная женщина, умница и красавица, а это он дурак и потерял ее по глупости.

Молодец, Леша Макарский! — отметила Лиза и задумалась: а кого бы она сейчас хотела поздравить, если бы связь чудесным образом появилась? И на ум ей пришла только Тоня. Обычно Лиза в новогоднюю ночь, в какой бы точке мира ни находилась, всегда звонила домработнице, чтобы поздравить ее.

Тоню Лиза забрала с собой, когда уходила от мужа-режиссера, потому что успела к ней привязаться. Искренняя, настоящая Тоня напоминала Лизе ее бабушку. Объявив Тоне о разводе с мужем, Лиза сразу предложила ей работу: «Я тебе буду больше платить, чем мой муж!» — «Я уйду с вами, — сказала Тоня, — но не из-за денег!» Лизе стало интересно, что Тоня имеет в виду, и та пояснила: «Потому что вам я нужнее…» Лиза поняла, что сердобольная Тоня знает про ее одиночество и жалеет ее. Но это была не унижающая жалость, а та искренняя, теплая жалость — сочувствие, какое испытываешь к очень близкому человеку.

— Ну, а ты бы кому позвонила сейчас? Поздравить с Новым годом? — осторожно спросил Леша.

— Своему жениху! — насмешливо ответила Лиза. — А еще домработнице. Правда, она мне не столько домработница, сколько, за давностью лет, родная, любимая тетушка!

Лиза рассказала Макарскому, как испугалась, когда Тоня недавно попала в больницу, — всех знакомых врачей поставила на уши, нашла лучшую больницу, отменила съемки, чтобы ухаживать за Тоней.

— Представляешь, когда я забирала ее из больницы, она так меня благодарила… А за что? Я ведь и не сделала ничего. Ну, только то, что любой бы сделал. — Лиза расплакалась.

— Что плачешь-то? — удивился Леша.

Лиза пожала плечами и вообще разрыдалась.

Макарский долго смотрел на нее, а потом сказал:

— Так вот ты какая на самом деле!

Лиза смутилась:

— Ты это сказал с интонацией «так вот ты какой, северный олень»!

Леша погладил ее по голове:

— Ты хорошая, добрая… притворяешься только маленькой разбойницей.

— Почему притворяюсь?

— Боишься, наверное, что обидят, — пожал плечами Леша.

Лиза совсем расчувствовалась и подумала вдруг о своей подруге Оле. Где та сейчас, как сложилась ее жизнь? А получается, что, кроме Ольги, подруг у нее больше не было.

— Я бы еще одному человеку позвонила, — вздохнула Лиза. — Подруге юности.

— Ну, завтра позвонишь! — сказал Леша. — Вот выберемся отсюда, наладится связь…

— Да нет, — махнула рукой Лиза. — Связь-то, может, и наладится, а жизнь вряд ли… Не думаю, что Оля обрадуется моему звонку. Я перед ней виновата.

— Тогда тем более обрадуется! Да и тебе станет легче! — рассудил Леша. — И вообще в Новый год можно делать всякие глупости! Взять и позвонить кому-то из прошлой жизни. Я сам так поступил. Два года назад напился в новогоднюю ночь и позвонил бывшей жене!

Лиза заинтересовалась:

— И что?

— Ну что… Ругаться она не стала, но я понял, что зря напомнил о себе. Поздно! Прошлое таким быльем поросло… А тебе советую — позвони! Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал!

— Я и телефона ее не знаю… И адреса, — сникла Лиза. — Да и потом, как ты говоришь, — поздно! Эх, Леха, почему самые важные вещи понимаешь только с годами?

Макарский кивнул.

Лиза взглянула на него с благодарностью — вот уж никогда не думала, что с мужиком можно так хорошо и душевно обо всем разговаривать.

Он спросил, приезжала ли она потом в свой родной город. Лиза ответила, что была там лет восемь назад, когда заболела мать — обычно та сама приезжала к ней в Москву, — и родные места произвели на нее удручающее впечатление.

— Дремотный какой-то, неказистый городишко. Там люди проживают жизнь, из которой страстно мечтают вырваться.

Макарский хмыкнул:

— Это ты так потому говоришь, что никогда этот город не любила. Может, тебя в нем сильно обидели?

Лиза промолчала.

— Наверное, кто-то и на мое Бабаево так посмотрит… — опечалился Макарский. — А ведь можно увидеть все иначе!

— Ну и как?

— Не знаю, смогу ли объяснить… — Леша мечтательно улыбнулся. — Здесь у нас такая тишина, что воздух можно пить, настолько он чистый! Можно сбежать в лес и бродить в нем до одури! А потом на берегу маленького лесного озера захлестнет вдруг таким ощущением счастья от понимания того, что ты дома, что вот это — твоя Родина! Ведь это и есть настоящая Россия, а ты, наверное, думаешь, что Россия — это Тверская? А Россия это… Встать осенью рано и встретить рассвет в лесу… Утро прохладное, на траве роса, а деревья все в золоте — словно бы кто-то долго вырисовывал, смешав самые красивые краски, и ты вдруг застынешь посреди этой красоты, голову запрокинешь и охнешь: хорошо-о! И когда выпьешь рюмку холодной водки под груздочек, который сам собирал, — хорошо! Или увидеть, как на закате лошади идут на водопой… На Родине — хорошо, понимаешь?!

Лиза насмешливо смотрела на Лешу — эвона как! Тоже мне — крокодил Данди и Тарзан в одном флаконе!

— Я тебе, Лизавета, расскажу одну историю.

— Опять страшилку какую-нибудь? — усмехнулась Лиза.

— Нет. Про любовь!

Андрей с Олесей поблагодарили Трофимыча и вышли из дворца.

Андрей в шутку спросил, чем еще удивит его Леся в эту волшебную новогоднюю ночь. Подумав, та спросила, хочет ли он прямо сейчас попасть в лето. Андрей кивнул — кто же не хочет!

Она провела его по двору, заметенному снегом, открыла дверь в оранжерею деда, и через минуту они оказались среди цветущего летнего сада, поражавшего палитрой красок и благоуханием.

Олеся хмыкнула, увидев, каким восторгом загорелись глаза Андрея. Взяв его за руку, она провела для него целую экскурсию, показав ему пальмы, акации, цитрусовые, мушмулу, кружевные папоротники, розы, эрики, вересковые.

— Это зимний сад моего деда, здесь всегда поддерживается определенная температура, комфортная для растений. Там скамейка, присядем?

Они присели на резную скамеечку под огромным изумрудным фикусом. Андрей признался, что ей удалось его удивить — зеленое буйное лето среди зимы!

— Ты не видел наш летний сад! — улыбнулась Олеся. — Это такая красота, что, когда по нему гуляешь, от радости хочется петь!

Она неловко замолчала, вдруг вспомнив, как Андрей болезненно прореагировал на ее предложение спеть ему.

— Кстати, Леся, я хотел попросить, чтобы ты спела, — сказал Андрей. — Невежливо тогда получилось… А мне хочется тебя послушать. Даже интересно…

— Сам просишь? — недоверчиво взглянула Олеся.

— Да, сам прошу. Спой, пожалуйста.

Она отвернулась и запела.

Андрей изумленно смотрел на нее — это было чудо. Ее сильный, глубокий голос был чудом, она сама была чудом. Удивительно, минуту назад перед ним стояла очаровательная, забавная, милая девушка, которая ему нравилась, но сейчас он увидел ее такой, какой Лесю задумал Бог — талантливой, невероятно красивой. Он подумал, что от ее пения будут расцветать цветы.

Она смотрела на него, смущенно улыбаясь, но он и теперь видел ее теми глазами, которые смогли увидеть красоту и талант. Чудо осталось. Возможно, раз уж это настоящее чудо — то оно навсегда.

Кроме восхищения, он чувствовал радость — Леся спела песню, которую он написал когда-то в юности, поспорив с приятелем, что сочинит песню за полчаса. Он давно забыл о ней, а вот сейчас, услышав ее в Лесином исполнении, понял, что в песне есть искренность и неподдельная радость.

— Так вот что я тебе скажу, Леся! У тебя действительно мощный, чистый, глубокий голос. Конечно, тебе еще нужно учиться, но инструмент замечательный!

— Спасибо. Но это ты, наверное, из жалости говоришь.

— Вовсе нет!

— Ну, тогда ты ничего не понимаешь в музыке, — поникла Олеся.

— Я ничего не понимаю в музыке? — Андрей расхохотался. — В принципе, пару раз мне приходилось слышать подобное утверждение от самых желчных критиков, но все-таки что-то я все же понимаю… Например, то, что у тебя талант! Настоящий, природный!

Ее лицо засияло:

— Я сочту твою похвалу авансом, который мне еще придется отработать. Но после твоих окрыляющих слов, думаю, я смогу свернуть горы!

За спиной раздалось чье-то деликатное покашливание. Андрей с Олесей обернулись и увидели стоящего в дверях Василия Петровича.

— Доброй ночи! Не помешал? А я увидел, как вы прошли по двору в оранжерею! — Профессор Цветков пожал Андрею руку: — Кажется, нам пора познакомиться поближе, молодой человек? Приглашаю в дом, к столу! Там наши геологи заскучали!

Проходя к дверям, Олеся вскрикнула:

— Дед! Смотри! Камелия расцвела!

Василий Петрович остолбенел — его камелия «Звезда Рождества», которую он готовил внучке в подарок, расцвела раньше положенного срока.

— Такая красота! — ахнула Олеся. — Эта ночь точно волшебная — столько чудес!

— Хочешь, срежем цветок для тебя? — предложил Василий Петрович.

— Нет, что ты! Пусть цветет, — улыбнулась Олеся.

В доме Цветковых Андрея приняли радушно — усадили за стол, усиленно потчевали праздничной едой. Правда, как показалось Андрею, геологи поначалу отнеслись к нему настороженно, выспросили, кто он и что, но потом потеплели, включились в разговор. Они предложили ему выпить водки, но Андрей отказался — он и так чувствовал себя слегка пьяным и совершенно ошалевшим от происходящего.

Вспомнив детство, он принялся расспрашивать гостей Олеси о современной геологии, с гордостью сообщил, что его отец был геологом. Но Сан Саныч и Аркадий разговор о геологии отчего-то не поддержали. Сан Саныч даже с досадой крякнул: «Мне эта геология уже вот где!» — и сделал характерный жест в области шеи.

Василий Петрович спросил Андрея, кому принадлежит соседский дом и почему он все время пустует. Андрей рассказал про своего друга Игоря. Упомянул он и о том, что недавно Игорь предложил ему купить дом.

— А ты что? — заинтересовалась Леся.

Андрей из вежливости ответил, что решил подумать, и добавил, что вообще он человек не сельского склада и, наверное, смог бы жить только в Москве.

Олеся всплеснула руками:

— Да ты что? Еще думаешь покупать или нет? Какая Москва? Да у нас в Бабаеве определенно лучше! Если где-то и жить — то только здесь! Вот, представляете, Сан Саныч, — она повернулась к Сане, — бывает, зимним вечером выйдешь на крылечко дома и долго, до головокружения, смотришь в небо на звезды и Млечный Путь! А когда голова закружится, переведешь взгляд, увидишь, как светятся окна твоего дома, и почувствуешь вдруг такую радость!

Андрей не отрываясь глядел на нее и улыбался — какая она красивая, изящная. В ней столько жизни и искренности!

— А как рассказать про наш сказочный зимний лес?! — вдохновенно продолжила Олеся. — А про нашу весну? Когда словно какой-то волшебник плеснет всюду зеленой краски, и в волшебном дедушкином саду все начинает расцветать! Яблони, сирень, рододендроны, жасмин… А жасмин у нас такой… — она запнулась на минуту, — что под ним только сидеть с томиком любимых стихов или целоваться с любимым человеком! Такой это прекрасный жасмин!

Саня издал странный булькающий звук и смахнул слезу с глаз:

— Я что-то это все представил, и так прямо за душу взяло! Пробрало до слез!

— Сан Саныч, у вас на Севере, наверное, и цветов нет? — участливо спросила Олеся.

— Да какие цветы?! — горько усмехнулся Саня. — Моя бы воля — я бы своим домом зажил, на природе. Вот как вы!

— Ну, так и перебирайтесь к нам, Сан Саныч! — предложил Василий Петрович. — У нас тут участки продают.

— Дак куда нам с Севера-то… — вздохнул Саня.

— Да уж! — поник Аркадий.

Андрей пошутил, что Лесе надо быть продавцом загородной недвижимости — у нее лихо получается выписывать чарующие образы.

Олеся обиженно фыркнула:

— Не смешно! Я тебе от всей души советую, а ты…

— А я сугубо городской человек! — развел руками Андрей. — А потом, на природе хорошо жить, если у тебя большая семья, а когда один…

— Одному везде не фонтан! — покачал головой Саня и погладил кота, дремавшего у него на коленях. — Эх, позволяли бы условия, я б тоже кота завел! Здорового, мордастого, вот как этот пес! — Саня указал на дремавшего неподалеку Пирата.

— Зачем он тебе? — удивился Аркадий.

— Для радости! — отрезал Саня. — Я животных больше людей люблю! Когда бездомных собак вижу — я им в глаза смотреть боюсь, потому что мне стыдно. За людей стыдно и что я человек — стыдно! Вот вы можете это понять?

Андрей улыбнулся:

— Думаю, да.

У Сани было какое-то особенное лицо — видно было, что он расчувствовался, а может, слегка перебрал с водкой.

— Сань, ты перепил, что ли? — удивился Аркадий.

— А может, у меня душа раскрывается? — вздохнул Саня.

— Ну, извиняй, Сань! — попросил Аркадий.

Олеся не преминула сообщить гостям, что Андрей — известный композитор и пишет замечательные песни.

Саня оживился и вдруг предложил:

— А хотите я вам песню спою? Душевную!

Олеся принесла из соседней комнаты гитару отца, и Саня, с надрывом и чувством, запел неожиданно приятным баритоном:

Олеся обратила внимание на реакцию Андрея, когда Сан Саныч запел, — он заметно разволновался.

— Это твоя песня? — шепотом спросила Олеся.

Андрей кивнул, но по его взгляду Олеся поняла, что он не хочет, чтобы кто-то об этом узнал.

Саня отложил гитару.

Олеся зааплодировала:

— Сан Саныч, спасибо! Кстати, у вас голос приятный! Вы прямо… душой поете! Саня вздохнул:

— Да просто мне эта песня очень нравится, я ее, можно сказать, каждый день пою. Жаль, не знаю, кто написал. Я бы с этим фраером выпил!

Олеся многозначительно посмотрела на Андрея: дескать, вот видишь! Ты считаешь, что пишешь легковесные ерундовые песенки, а кто-то с твоими песнями идет по жизни!

— Сердце — одно на двоих! Разве про любовь лучше скажешь? Ну? — Саня ткнул Аркадия в бок.

Аркадий склонил голову в знак согласия:

— Хорошо сказано. Об этом еще Платон говорил в теории об андрогинах. Любой из нас — это половинка человека, когда-то рассеченного на две части, и поэтому каждый всегда ищет соответствующую ему половину.

— Кстати, Аркадий, хотел спросить, где вы так хорошо изучили философию? — поинтересовался Василий Петрович.

— Так у нас на зо… — чуть не проговорился Аркадий, — э… в экспедиции времени свободного много, развлечений никаких — вот я и читаю книги!..

— Выйдем на улицу, я хотела тебе еще кое-что показать… — шепнула Олеся Андрею.

Они вышли во двор.

— Смотри, какие огромные звезды! И без телескопа видны! — сказала Олеся. — Ты мне потом что-нибудь покажешь в твой телескоп? Мне так понравилось гулять с тобой по звездному небу!

Андрей улыбнулся:

— Конечно, покажу. Все-таки удивительно — где мы только сегодня ни побывали! И в космосе, и попутешествовали во времени, оказавшись на балу, а потом переместились в лето!

— Волшебная новогодняя ночь! Мне кажется, за эту ночь я прожила целую жизнь!

— Заметь — она не кончилась! Даже не знаю, чего еще от нее ждать.

— Идем! — Олеся повела Андрея за собой.

Они прошли по садовой дорожке.

— Я хотела показать тебе свою любимую летнюю беседку… Смотри, вон она! — Олеся махнула рукой в глубину сада. — Жаль, что туда не пройти — провалимся в снег.

Она рассказала ему, что летними днями любит читать в этой беседке книги.

— Сколько любовных романов я здесь прочла, ты не представляешь! Переживала за Скарлетт и Джейн Эйр, плакала, читая сцену объяснения Татьяны с Онегиным, а вечерами, глядя на закат, мечтала, что и в моей жизни когда-нибудь случится что-то большое, настоящее, как в этих книгах…

Глядя на ее взволнованное лицо, Андрей понял, что вот сейчас она скажет нечто важное, и… испугался.

— Я ждала, что когда-нибудь в наш волшебный сад придет герой и в этой беседке признается мне в любви! Почему-то мне казалось, что это случится летом… А случилось зимой. В новогоднюю ночь… Сегодня!

Он окаменел, не зная, что сказать.

У нее задрожали губы:

— Ты… молчишь?

Он смотрел в ее огромные глаза, полные надежды, и чувствовал растерянность: что он вообще может предложить этой девушке? Признаться в ответных чувствах, сделать ей предложение? Но сумеет ли он не обмануть ее ожидания? Будет ли честно и правильно по отношению к ней воспользоваться ее наивностью, доверием?

Он кашлянул — черт, как трудно! — и, путаясь в словах, как в паутине, начал:

— Леся, я очень благодарен судьбе за сегодняшнюю ночь, за то, что узнал тебя… и поверь, я всегда буду помнить все, что было сегодня. Ты — лучшее, что случилось в моей жизни за долгие годы. Но… увы, я далек от образа сильного мужчины. Я погряз в рефлексии, чувстве вины, сомнениях… Тебе нужен не такой мужчина.

— Я сама знаю, кто мне нужен! — убежденно сказала Леся. — И зачем ты говоришь о себе так? Андрей, ты не понимаешь… Ты очень сильный! Твоя сила в таланте!

— Я — мрачный, запутавшийся тип, — вздохнул Андрей. — И я намного старше тебя… Что я могу дать юной прекрасной девушке? Разве что испортить ей жизнь!

Леся вздрогнула, как от боли:

— О чем ты? Ведь я говорю, что… люблю тебя…

— Ты меня совсем не знаешь, — мягко сказал Андрей. — Мы знакомы несколько часов, ты придумала себе мой образ, но поверь, в реальности я другой.

— Я знаю тебя очень давно! — улыбнулась Олеся сквозь слезы. — Мне кажется, я всегда знала тебя. Просто ты долго не приходил… Но сегодня ты появился, и я сразу тебя узнала!

— Леся, ты еще очень молода… В этом возрасте свойственно ошибаться! — Он разозлился: «Какую я несу чушь!»

— Ты считаешь меня глупой девчонкой? Все это выглядит глупо, да? Я сама знаю, что глупо! Вот я дура! — всхлипнула Леся.

Андрей попробовал объяснить ей, что у него сейчас сложный жизненный период, что он не знает, что его ждет завтра — возможно, в этом году он вообще уедет из России на несколько лет в Америку, и он не вправе пока связывать себя какими-то обязательствами.

Выслушав его нелепые объяснения, Олеся развернулась и побежала прочь.

Андрей бросился за ней:

— Подожди!

— Не надо! Я все поняла! — крикнула Леся. — Прощай!

Андрей посмотрел ей вслед, вздохнул и побрел к дому Игоря совершенно потерянный.

— У нас в Бабаеве есть усадьба невиданной красоты. Ее в девятнадцатом веке построил известный московский архитектор, а принадлежала она моему прапрадеду!

Лиза с подозрением уставилась на Лешу — признать в нем аристократического наследника, принца голубых кровей было не просто. Уловив недоверие в ее глазах, Макарский сначала смущенно, а потом с гордостью принялся рассказывать, что его прапрадед Петр участвовал в войне 1812 года, с которой вернулся с ранениями и наградами. После войны молодой князь обосновался в родовом имении, потому что хотел жить в окружении природы и тишины, вдали от шумной, светской жизни. Вскоре он выстроил в Бабаеве красивейшую усадьбу, наладил крепкое хозяйство — в имении имелись ферма, ремесленные мастерские, разбил вокруг огромный пейзажный парк с каменными мостиками и фонтанами. В округе осушались леса, строились приусадебные дороги. Всего за несколько лет Бабаево полностью преобразилось. Крепостные уважали князя, а тот радел об их благополучии.

Однажды в усадьбу приехал приятель Петра, видный петербургский чиновник, вместе со своей сестрой Марией, первой красавицей Петербурга. По случаю их приезда (а было это на Рождество) в усадьбе устроили рождественский бал. Красавица Мария в свете слыла гордой и заносчивой царевной-несмеяной. Сколько блестящих женихов к ней сваталось — всем отказывала! Ее отец уже отчаялся выдать дочь замуж. А тут вдруг Мария удивила близких, да что там — весь светский Петербург! — приняв предложение руки и сердца от князя Петра, которое он сделал ей буквально на следующий день знакомства, можно сказать, наутро после рождественского бала. «Да когда же вы успели узнать друг друга?» — изумился ее брат. А влюбленные ответили ему, что всю жизнь знали друг друга, просто познакомились этой ночью. Вскоре они поженились. Понимая, что для князя его имение значит очень многое, Мария, эта блестящая светская дама, решила оставить Петербург и переехать к мужу.

Лиза обратила внимание на то, какое вдохновенное лицо было у Макарского, когда он рассказывал свою сказку. А капитан-то, оказывается, романтик!

— Вот она так прямо взяла и все бросила? Столичную жизнь, балы, салоны и пожелала жить в глухомани? — усмехнулась Лиза.

— Конечно! У нее, как говорится, не было шансов на спасение. Любовью сразило, как выстрелом! Прапрадед был невероятный красавец — высокий, плечи — во! Кудри! Кстати, говорят, я на него похож, — скромно прибавил Леша.

— Кто бы сомневался! — фыркнула Лиза.

Но Леша не заметил иронии и увлеченно продолжил:

— А главное, понимаешь, для нее это решение не было подвигом, а чем-то… само собой разумеющимся. Она хотела прожить жизнь с тем, кого любила. Это не жертва, а счастье. Говорят, они были очень счастливы… А через два года она умерла от тяжелых родов, родив девочку. Петр больше никогда не женился, так и жил в усадьбе, воспитывал дочь. В парке он поставил памятник жене — юная красавица на скамье с книгой в руках. Вот такая история…

— Красиво. — Лиза вздохнула. — Но это давно было. В те времена. Теперь так не бывает!

— Почему?

— Не знаю почему! Всеобщая девальвация чувств, понятий… Номинал не тот. Любовь тогда и любовь сейчас — разные понятия. Это раньше в Сибирь, в ссылку за любовь — не вопрос! Все бросали, и за любимым хоть на край света!

Макарский пожал плечами:

— Разве это от времени зависит? Скорее, от человека! А ты бы поехала в Сибирь, Лизавета, если бы полюбила?

— Не за кем мне ехать! — отрезала Лиза. — И не надо мне сказочки про любовь рассказывать. В жизни все по-другому!

— Ну зачем ты такая колючая? — вздохнул Леша. — Словно бы ждешь, что тебя в любой момент кто-то может обидеть. И ты готова дать отпор: ух, ко мне не подходи! А я не собираюсь тебя обижать! Я ведь по-хорошему…

Она растерялась и от растерянности зачем-то упрямо и зло выпалила:

— А не надо по-хорошему! Я тебя об этом не просила!

— Опять твои звездные капризы? — помрачнел Леша.

— Не нравится — я тебя не держу!

— Ладно, тогда до свидания! — вспыхнул Макарский. — А ты иди в машину, заблокируй двери и сиди там!

— А ты куда? — вскинулась Лиза.

— Куда надо! — сердито бросил Макарский и ушел.

Увидев, что Леша скрылся в лесочке, Лиза не на шутку разволновалась. Каторжники, лесовики и сводный отряд лизунов наполняли недобрый лес. Без Макарского ей стало очень страшно.

— Лешенька, — запричитала Лиза, — вернись! Богом прошу!

Минуты, что его не было, показались ей вечностью. Она сто раз повторила, что будет нежной и покладистой, только бы он пришел! Пожалуй, она никого и никогда так не ждала в своей жизни.

Увидев Макарского, Лиза, не помня себя от радости, бросилась к нему на шею, приговаривая:

— Лешенька, ты вернулся!

Леша даже опешил.

— Я думала, ты навсегда ушел! — всхлипнула Лиза. — Бросил меня тут одну!

— Да я… это… до ветру ходил, — смутился Леша.

— Ты не бросай меня! — Лиза уткнулась лицом в могучую грудь капитана.

Они пили чай и смеялись, вспоминая обстоятельства их знакомства и перипетии этой такой странной новогодней ночи. Лиза предложила как-нибудь еще раз встретить Новый год вместе. На что Леша, посмеиваясь, сказал, что вряд ли судьба когда-нибудь сведет их снова:

— Слишком мы разные, Лизавета, да и потом, это ты сейчас так говоришь… А завтра вернешься в Москву и забудешь про наши лесные приключения!

— Ну что ты, Леша, — серьезно сказала Лиза, — этот Новый год я запомню навсегда!

Ей захотелось сделать для него что-то хорошее, и, сбегав к своей машине, она принесла оттуда подарок, который везла Андрею.

— Это тебе. — Лиза протянула Макарскому коробку.

Макарский раскрыл праздничную упаковку.

— Часы? Спасибо, но у меня есть, «командирские»!

— Возьми, они дорогие. Тридцать тысяч стоят.

— Да ты что? Тридцать тысяч рублей? — охнул Леша. — Ну, тогда точно не возьму! Куда мне такие?

— Долларов, — улыбнулась Лиза. — Мне будет приятно, что у тебя что-то останется на память обо мне.

Леша протянул часы Лизе:

— Забери! Ты ведь их не мне собиралась дарить, а чужого мне не надо.

— Дурак ты, Леха!

Макарский пожал плечами.

— Ладно. Я понимаю. Тогда подарок за мной, — сказала Лиза. — Я придумаю что-нибудь именно для тебя. И подарю. Потом, когда мы встретимся. Ну, если мы еще когда-нибудь встретимся… Слушай, Лех, а иди ко мне в водители? Я буду тебе сто тысяч платить!

Макарский гордо отчеканил:

— Ты мне, кадровому офицеру, будешь платить деньги за то, что я тебя должен у всяких салонов и магазинов ждать? Да никогда в жизни!

— Поглядите, какой гордец! — фыркнула Лиза. Но про себя подумала, что это слова настоящего мужика и Макарского есть за что уважать! И… любить…

— Ну, тогда женись на мне! — ляпнула Лиза.

— Вот это пожалуйста! — серьезно сказал Леша.

Она посмотрела на него так внимательно, словно только сейчас увидела его и поняла про него что-то важное. Она коснулась рукой его лица. Он поцеловал ее пальцы с нежностью, которую трудно было угадать в таком великане.

Метель улеглась, с неба падали красивые снежинки — тысячи снежных парашютистов… И Лиза вдруг поняла, что это новогоднее чудо и есть самое настоящее и лучшее, что случилось в ее жизни.

И ничего странного не было в том, что она сама предложила Леше вернуться в машину.

— Ты же говорил, что мы оставим бензин на крайний случай? Считай, что он уже наступил.

Леша покраснел.

— Я мигом, только бензин перелью и вернусь! — сказал он.

Сидя на заднем сиденье в Лешиной машине, Лиза услышала, как тренькнул ее телефон. Заботливые операторы оповестили о том, что они проснулись, и сотовая связь заработала. Увидев, что Макарский уже бежит к машине, она улыбнулась и отключила телефон.

Смущенный капитан подошел к передней дверце.

— Куда ты садишься, Леша? — сказала Лиза. — Иди сюда. Ко мне…

Объятия и поцелуи капитана Макарского были жарче костра. Тепло его рук согревало Лизу после холода последних лет…

Олеся вошла в гостиную и без сил опустилась на диван. Все, волшебные полеты к звездам закончились. И совершенно непонятно, как жить дальше…

— А что у тебя с лицом? — спросил Саня.

— А что у меня с лицом? — машинально повторила Олеся.

Саня пояснил:

— Раньше было такое, как будто на нем сияло солнце, а теперь — словно бы вдруг все заволокло тучами!

Олеся пожала плечами:

— Просто совершенно непонятно, как жить…

— А где композитора потеряла? — поинтересовался Саня.

— Он ушел спать, — усмехнулась Олеся. — А может, уехал в Америку, у него там какой-то важный контракт и куча всяких обязательств… И вообще он взрослый, умудренный жизнью человек, ему не до наших глупостей!

— Ясно! — Василий Петрович проницательно посмотрел на внучку.

— А что вам ясно?! — Олеся не выдержала и расплакалась. — Да, представьте, мне во всем и всегда не везет! Прямо приклеилось какое-то хроническое невезение, как липучка…

— Да ладно, не расстраивайся! — испугался Саня. — Бывает… Жизнь — зверь полосатый: сегодня так, завтра — этак!

— У меня, Сан Саныч, — всхлипнула Олеся, — жизнь — не полосатый зверь, а черный, как наш Полковник!

— Вообще, мне тоже так про себя кажется! — признался Саня. — Всюду какая-то непруха… Философ, чо молчишь? Скажи что-нибудь ободряющее, умное! Ты же у нас по этой части!

Аркадий растерянно развел руками и промямлил:

И нет в творении творца!

И смысла нет в мольбе!

Саня доверительно шепнул Лесе:

— Лично мне особенно не везет в любви!

Олеся кивнула — дескать, как я вас понимаю!

Она спросила у деда:

— А ты что скажешь?

Василий Петрович улыбнулся:

— Утро вечера мудренее! Ты устала, ложись спать, а завтра, возможно, все предстанет в ином свете.

— И в самом деле, — вздохнула Олеся, — пойду-ка я спать!

— Я принесу тебе травяной чай с мятой, чтобы лучше спалось! — сказал Василий Петрович и вышел на кухню.

Олеся подошла к камину, чтобы забрать подаренные дедом бабушкины серьги с изумрудами. Раскрыв коробочку, она вздрогнула — драгоценностей не было.

— Как же так?… — пробормотала Олеся. — Ведь я их сюда положила, я точно помню…

Она обыскала полки в шкафу, поискала в буфете — ничего!

— Ищешь чего? — спросил Саня.

— Да вот, Сан Саныч, сережки пропали… — ответила безмерно огорченная Олеся.

— Ценная вещь? — поинтересовался Аркадий.

— Да, старинные серьги с изумрудами, но дело не в этом… Они дороги как семейная реликвия, это серьги моей бабушки! Куда они могли деться, не понимаю… Вы не представляете, как расстроится дед, когда узнает, что они пропали!

Олеся разревелась.

— Может, надела да потеряла? — подсказал Аркадий.

— Я не успела их надеть! — прорыдала Олеся.

Саня выразительно посмотрел на приятеля. Под его суровым взглядом Философ виновато съежился.

— Слышь, Аркадий, выйдем, покурим? — сказал Саня.

Геологи ушли курить во двор.

Вскоре они вернулись. Саня заглянул на верхнюю полку шкафа и воскликнул:

— А ну-ка, барышня, глянь! Там что-то блестит!

Олеся воскликнула:

— Это же мои серьги! Как они там оказались?

— Нельзя быть такой рассеянной, милая девушка! — строго сказал Философ и вздохнул с явным сожалением.

— Ну, видишь, цацки твои нашлись, и в остальном все наладится! — подмигнул Саня.

— Спасибо, Сан Саныч, спокойной ночи! — грустно улыбнулась Олеся.

Лиза спала, положив голову Леше на плечо, и во сне чему-то улыбалась. Он погладил ее по волосам и вздохнул:

— Красивая! Слишком красивая для тебя…

Он уже знал, что связь появилась и можно хоть сейчас позвонить ребятам или брату, который приедет и вытащит его, но… он не спешил. Потому что хотел еще хоть немного отсрочить прощание с Лизой. Ведь утром она уедет, и он больше никогда ее не увидит. Разве что на Первом канале! Новогодняя ночь закончилась, Лиза вернется к своему жениху. Сказки бывают только в фильмах, книгах, ну иногда, как у его прапрадеда, в жизни, но это очень редко.

А он не понимает, как ему теперь жить без нее после всего, что случилось между ними этой ночью. Эх, схватить бы ее, украсть, унести к себе и никогда никому не отдавать! И прожить рядом с ней всю жизнь…

Лиза заворочалась во сне, и Леша замер, боясь ее разбудить.

«Ну не могу же я удерживать любимую женщину силой!» — подумал он, тяжело вздохнув. И поцеловал ее:

— Лиза, уже утро. Просыпайся…

Андрей вернулся домой, попытался успокоиться, но ничего не получалось: перед глазами стояло лицо Леси — сначала радостное, сияющее, а потом, после его слов, искаженное болью.

Сейчас он стыдился своих слов, собственной нелепой реакции на ее признание. Надо было как-то по-другому… Вообще все должно быть иначе! Он ни в коем случае не хотел обидеть ее, причинить боль, а вышло… «Геометрия лома в хрустальных стенах»! Грубо и глупо. Надо признать, что он попросту струсил и в итоге наговорил ерунды… Бедная девочка, каково ей было выслушать эту отповедь!

Он испугался обрушившихся, как лавина, чувств — ее, своих… Удивительно, оказывается, он может чувствовать, переживать так интенсивно! С тех пор как он встретил Лесю, мир как будто заиграл красками, стал ярче, сложнее, интереснее… Андрей уже знал, что этой ночью в его жизнь пришло что-то огромное, красивое, сверкающее, как звезда… То, что теперь пребудет всегда, то, над чем не властно время.

Но неужели он больше никогда не увидит Лесю?

— Никогда! — повторил он себе несколько раз и содрогнулся.

Да как же так? Не увидит эти огромные сияющие глаза? Не услышит ее чудесный голос? Не напишет для нее самую лучшую песню? Но зачем тогда все?

Андрей вдруг понял, что, если откажется сейчас от этого волшебного подарка, он пройдет в жизни мимо чего-то главного. Без чего все остальное не будет иметь никакого смысла.

Дверь в дом Цветковых оказалась открыта, и Андрей прошел в гостиную. Василий Петрович с геологами сидели за столом. Профессор Цветков пригласил Андрея к столу.

— О! Еще один с погасшим лицом! — заметил Саня.

— Что, простите? — не понял Андрей.

Саня улыбнулся:

— Да вот у вас, товарищ композитор, давеча было солнце вместо лица, а теперь вы словно потухли.

— А где Леся? — Андрей обвел глазами гостиную.

Василий Петрович ответил, что внучка пошла к себе в комнату.

Андрей спросил у геологов, есть ли у них чего выпить.

— А надо? — расстроился Саня.

— Да! Для храбрости! — пояснил Андрей.

Саня с Аркадием виновато развели руками:

— Дак это… выпили уже все. Чего раньше ломался? Надо было соглашаться, когда предлагали!

Василий Петрович внимательно посмотрел на Андрея, как будто о чем-то догадывался и сказал:

— Есть еще бутылка!

Он достал бутылку водки и налил Андрею сто граммов. Андрей залпом выпил.

— А что случилось-то? — поинтересовался Саня.

Андрей вздохнул:

— Да как вам сказать, Сан Саныч…

— Ну, как есть и скажи! — отрезал Саня.

— Хорошо, попробую сказать, как есть… — задумчиво произнес Андрей. — Сегодня я встретил девушку, которую искал всю жизнь.

— Ну, — благосклонно кивнул Саня. — Повезло, значит.

— Повезло, — подтвердил Андрей. — Даже не знаю, за что мне так повезло.

— Ну, — снова кивнул Саня. — Так радоваться надо!

— Вот я и радуюсь, — печально сказал Андрей и налил себе еще водки.

— А что-то ты не выглядишь шибко счастливым, — заметил Саня. — В чем проблема-то?

— Во мне, — честно сказал Андрей. — Понимаете, эта девушка такая замечательная и достойна самого лучшего… А я не знаю — смогу ли сделать ее счастливой?

— Не понял? — удивился Саня. — Композитор, ты о чем? Чего ты боишься?

— Сделать ее несчастной! — признался Андрей. — Что, если я не смогу соответствовать ее ожиданиям?

— А это можно проверить только эмпирическим путем! — промолвил Аркадий. — То есть опытным. Вот поживете с этой девушкой годик, а лучше — лет десять, а для чистоты эксперимента — всю жизнь, тогда и станет понятно. Ху ис ху, как говорится!

— Аркаша, не выражайся! — поморщился Саня. — Но вообще Философ прав — это не Сбербанк, а жизнь. Тут гарантий никто не даст!

— Но я должен быть уверенным! — вздохнул Андрей.

— Уверенным можно быть только в том, что Коперник умер! — усмехнулся Аркадий.

— Что-то у вас, у композиторов, все больно сложно! У нас, у геологов, любишь девушку — женись, — хмыкнул Саня. — Ты, конечно, меня извини, но я тебе как геолог — сыну геолога скажу: ты дурак! Тебе счастье привалило — такая девушка от Деда Мороза! Аты не оценил, кочевряжишься зачем-то…

— Но вдруг она придумала себе мой образ? А потом разочаруется, столкнувшись с реальностью! — с отчаянием воскликнул Андрей. — Понимаете, я сложный человек…

— Не дрейфь! — ободрил его Саня. — Все будет путем! Под Новый год чудеса случаются, слышал про такое?

— Слышал, — сказал Андрей, — но не верил.

— Без веры нельзя. Надо верить! — строго изрек Саня.

Андрей задумался, а потом словно бы на что-то решился:

— Спасибо вам, Сан Саныч! И вам, Аркадий! И впрямь, чего это я?… Засомневался и чуть было не прошел мимо своего счастья!

Он повернулся к хозяину дома:

— Василий Петрович, благословите!

— Удачи! — улыбаясь, напутствовал профессор.

Андрей попросил:

— Пожалуйста, скажите Лесе, что я буду ждать ее в саду!

«Ну вот, теперь все решится! — подумал Андрей. — И если Леся останется со мной, я откажусь от контракта и не поеду ни в какую Америку… А что касается моих недавних опасений насчет того, сумею ли я сделать ее счастливой, то это выяснится, как говорил Аркадий, эмпирическим путем, спустя жизнь, одну на двоих…»

И, придя к этому решению, он почувствовал невероятную легкость, будто бы у него с души свалилась гора, такая же огромная, как та, с которой они катались с Лесей.

Из дома вышла Леся и тихо спросила:

— Мне передали, что ты меня ждешь?

— Да! Я тебя жду! — решительно сказал Андрей, сам удивляясь своей смелости.

— Ну и зачем ты меня ждешь? Мы вроде бы объяснились…

Она смотрела на него с обидой, настороженно.

— Нет, не объяснились! А ну, пошли в беседку!

— Какую беседку? — испугалась Леся. — Туда сейчас не пройти!

Андрей схватил ошеломленную Олесю на руки.

— Ты выпил? — догадалась она. — А ну поставь меня, уронишь!

Но Андрей, невзирая на Лесины протесты, не выпуская ее, побежал к беседке, увязая в снегу. На полпути он провалился в снег по колено, но устремился дальше.

В беседке тоже был снег — ну и ладно! Андрей поставил изумленную Лесю прямо в снежный сугроб, можно сказать, воткнул в него, и попросил:

— Пожалуйста, забудь все, что я говорил тебе час назад!

Из сугроба, испуганно округлив огромные глаза, на него смотрела Олеся.

— Считай, что у меня тогда была контузия — помнишь, я ушибся головой, когда мы катались с горы? А теперь все прошло! Так вот… Я тебя давно искал. И все, что я когда-то писал, — все это для тебя. И то, что напишу, — тоже для тебя…

Олеся так растерялась, что у нее невольно подогнулись колени и она села в сугроб. Андрей рассмеялся, поднял ее и поцеловал.

— Я люблю тебя!

И от этих слов Олесе вдруг показалось, что в ее беседке сейчас не зима, которой еще так долго сыпать снегом, а самое настоящее изумрудное лето с его звонкой оглушающей радостью; и шмели, и стрекозы, кусты сирени, жасмина, любимая ель — все-все радуется вместе с ней.

Но от волнения она не могла ничего сказать.

Андрей испугался:

— Почему ты молчишь? Ты… не любишь меня?

— Я очень тебя люблю, Андрей! Очень люблю… — прошептала Леся.

Он смотрел на Лесю и видел, как от ее слов распускаются, словно цветы, самые красивые снежинки. И в эту снежную ночь, среди зимы и вьюги, в нем что-то оттаяло, зазвучало по-весеннему, зазеленело — какая-то живительная энергия, радость. И в нем уже звучала прекрасная музыка. Теперь он знал: «Рождественской» симфонии, этому торжествующему гимну жизни, любви, вечного Возрождения — быть!

— Поздравляю! — сказал Саня, когда Олеся с Андреем вернулись в гостиную. — У вас опять такие физиономии, хоть улицу освещай вместо фонаря!

— А все-таки приятно, когда в новогоднюю ночь случаются чудеса. На то он и Новый год, — улыбнулся Василий Петрович, глядя на сияющую, счастливую внучку. — Ну что, будем пить чай?

Но тут у Василия Петровича зазвонил сотовый телефон.

— Надо же — связь появилась! — удивился профессор и ответил на звонок: — Да, Юра! И тебя с Новым годом! Как мы? Все хорошо! Леся здесь, да… И геологи у нас! Так точно, приехали! Спасибо сын, благодаря тебе мы познакомились с чудесными людьми! Кому передать привет?! Что?! Да, передам…

Василий Петрович положил телефон на стол.

— Дед, ты чего? — встрепенулась Олеся.

Василий Петрович повернулся к Сане и Аркадию и растерянно сказал:

— Вам привет от Юры. Только он почему-то называл вас Сергеем и Владимиром…

На лицах Сани и Философа застыли улыбки, похожие на оскал.

Андрей уставился на татуировку на Саниной руке и вдруг все понял.

— Сан Саныч, — осторожно сказал Андрей, — а сдается мне, ты не геолог?

— Не-а, не геолог! — ухмыльнулся Саня.

— И ты, Аркадий, не геолог? — спросил Андрей у Философа.

Философ покачал головой и сделал шаг к стене, где висело ружье профессора Цветкова.

— А кто же вы? — изумилась Олеся.

— Хорошие вы люди, — покачал головой Саня, — но такие наивные! Ну какие геологи? Зэки мы!

— Кто?! — вскрикнула Олеся.

— Беглые зэки! — выпалил Саня.

Философ бросился к стене и схватил ружье.

— Молодец, Аркаша! — сказал Саня, подходя к Философу. — Хорошая реакция, хвалю! А ну, дай его сюда!

Он взял у напарника ружье.

Олеся испуганно ойкнула.

Саня усмехнулся:

— Чего «ой»?!

— Чехов говорил, что, если в первом акте пьесы на стене висит ружье, в последнем оно должно выстрелить! — прошептала Олеся и понурила голову.

— Спокойно! У нас другое кино! Про Новый год! — сказал Саня и повесил ружье обратно. — Чего испугались? Ничего мы вам не сделаем… Давайте чай пить!

— Сан Саныч, Аркадий, — растерянно промолвил Василий Петрович, — зачем же вы сбежали из колонии?

— Да так, дернули по дури! — пожал плечами Саня. — Я, если честно, ради жены сбежал — хотел с ней Новый год встретить, а потом пусть бы повязали! Но тут снег, метель, оказалось, что до Москвы не добраться, и все к чертям полетело! Глупо вышло. Я ж говорю — не везет. Мне всю жизнь в физиономию дует встречный ветер!

— А что вы теперь будете делать? — спросил Василий Петрович.

— Да ничего, — хмыкнул Саня. — Куда идти-то? Везде снега… Обратно вернемся, может, за доброволку скидка будет.

Он повернулся к Философу:

— Аркадий, а как тебе лучше? Я ж тебя на побег подбил. Что скажешь?

Философ улыбнулся:

— А мне все равно. Делай, как знаешь, Сан Саныч. Помнишь, я тебе повторял слова Марка Аврелия: «Всюду, где можно жить, — можно жить хорошо»? Вернусь на зону в свою библиотеку, еще столько книг не прочитано!

— Понял! Ну тогда ладно! — кивнул Саня и попросил Андрея: — Товарищ композитор, одолжи мобильник, мне бы в Москву позвонить!

Андрей протянул ему свой телефон.

Саня набрал заветные цифры. Услышав родной голос, Саня вздохнул — он как-будто увидел жену, ее рыжие кудрявые волосы, зеленые глаза.

— Ну, здравствуй, жена! — сказал Саня. — С Новым годом!

— Саша! — воскликнула Марина. — Тебя ищут!

— Я знаю, — прервал ее Саня. — Об этом потом. Я хотел сказать, что виноват перед тобой. Но я все исправлю, ты только дай мне шанс.

— Саша, наш разговор прослушивают, — предупредила Марина, — они найдут тебя!

Саня хохотнул:

— Прослушивают? Тогда с Новым годом, менты! Прием, как слышно? Короче, диктую адрес: деревня Бабаево, схрон на Второй лесной улице, дом крайний к лесу. Тока так — хозяева ни при чем, они ничего не знают, их сюда не втягивать! Считайте, были в заложниках. И без стрельбы. Добровольно сдадимся, по-тихому. Жду!

Марина разрыдалась:

— Саша, да как же это?

— Маринка, сердце — одно на двоих, поняла? — крикнул Саня.

— Поняла! — всхлипнула Марина.

Саня нажал кнопку «отбой» и подмигнул Философу:

— Ну, все, Аркадий, сейчас нам менты такого Аврелия покажут!

Олеся потрясенно выдохнула:

— Сан Саныч, что ж теперь с вами будет?

Саня усмехнулся:

Лиза проснулась от прикосновения Лешиных губ. Поцелуй был долгим. Пока целовались — рассвело.

— Ну вот, утро! — Леша неловко развел руками.

Он выглядел растерянным и грустным. И Лиза догадывалась почему. А в ней самой растерянности не было, напротив, она чувствовала легкость и уверенность, потому что именно теперь все встало на свои места и для нее многое прояснилось. Она знала, что за эту удивительную новогоднюю ночь в ней что-то навсегда изменилось, и сейчас она наконец-то стала собой настоящей, без озлобленности и фальши, без сильной обиды на мир, — той Лизой, которая, выйдя на крылечко домика в маленьком сонном городе, мечтала о чем-то, грустила, радовалась. И открыть себя — настоящую, ей помогла новая, такая внезапная, обрушившаяся как тонны снега в эту ночь, любовь.

В это утро нового года она поняла, что тогда, в Нью-Йорке, глядя на сверкающий шар, она загадывала не встречу с Андреем, а встречу вот с этим простым, бесхитростным, принципиальным Лешей Макарским, который и есть ее настоящий суженый. Какая странная судьба — чтобы встретиться с Лешей, ей пришлось пройти столько путей, ведущих совсем к другому человеку; и в итоге за пять минут до Нового года она оказалась на единственно правильной и нужной дороге.

А еще Лиза знала, чего ей ждать от наступившего года. Они с Макарским поженятся, он переедет к ней в Москву, она устроит его в солидную контору под названием ФСБ, где он будет зарабатывать приличные деньги, и у них родится ребенок. Разумеется, сын! Такой же сильный и уверенный, как Леша.

Лиза посмотрела на Лешу — он курил и тоже о чем-то думал. Она вздохнула, понимая, что на самом деле решать все будет, конечно, сам Макарский, потому что он настоящий мужик.

Леша позвонил в РОВД (выяснилось, что по зэкам дали отбой — на их задержание уже отправили спецгруппу), а потом брату — тот пообещал, что немедленно выезжает с эвакуатором.

— Ну вот, скоро выберемся отсюда! — без всякой радости сказал Леша. — Так что, везти тебя к твоему жениху?

— К какому жениху? — рассмеялась Лиза. — Ты вроде обещал на мне жениться! Или ты передумал?

Капитан Макарский посмотрел на нее так, что Лиза поняла — этот не передумает никогда.

Лиза нежной кошкой свернулась на коленях капитана. Ей было хорошо и спокойно. Леша молчал, наматывая на палец ее золотые локоны. Лиза вдруг подумала, что все происходящее с ней похоже на сказку, в которой злую заколдованную принцессу расколдовали, и она стала мягкой, доброй, хорошей. Только эта чудесно преображенная принцесса страшно боится: как ей жить такой незащищенной?

— И как мне теперь такой жить? — вслух повторила Лиза.

— У тебя есть я, и я обо всем подумаю, — невозмутимо сказал Макарский.

Лиза позвонила Тоне и поздравила ее с наступившим Новым годом. Она не стала рассказывать Тоне о событиях этой ночи — все потом! — просто сказала, что это была самая странная и счастливая ночь в ее жизни. Закончив разговор, она улыбнулась — Тоня станет самой лучшей няней для их с Лешей сына.

Макарский осторожно напомнил Лизе, что она хотела позвонить еще кое-кому.

— Я бы позвонила, — опечалилась Лиза, — но не знаю ни адреса Ольги, ни ее телефона…

— ФИО знаешь? — мгновенно откликнулся Леша.

Лиза испуганно кивнула.

Макарский набрал чей-то номер и попросил:

— Слышь, Толя, срочно пробей данные одной преступницы… Нам для следствия надо… Ага, записываю!

Лиза нервно комкала в руках бумажку с телефонным номером Оли. Выдохнуть в трубку «Здравствуй!» оказалось совсем непросто. Пауза, наполненная длинными гудками, за которую Лиза пережила бог весть что, и вот наконец ответили… А дальше было легче, потому что уже по первой фразе и интонации Олиного голоса Лиза поняла, что та ей рада. Они обе плакали, говорили друг другу какие-то простые, искренние слова и пообещали, что обязательно встретятся в наступившем году.

От волнения и переполнявших ее эмоций Лиза после разговора с подругой разрыдалась.

— Лешка, как хорошо, что я позвонила… Веришь — теперь так легко на душе!

…Они вдохновенно целовались, и приехавший с эвакуатором Серега Макарский стал свидетелем лирической сцены.

— Здрасте! — смущенно промолвил Сергей.

— С Новым годом! — рассмеялась Лиза.

Леша сказал растерянному брату, указывая на Лизу:

— А я вот чего в лесу нашел! Главное, еду себе по трассе, а она выскочила прямо на меня! Вот это называется — судьба!

Серега обалдело глядел на парочку, не зная, что сказать, потом выдавил:

— Дак куда вас везти? Может, к нам домой, раз такое дело?… Опять Новый год встретим!

Братья Макарские смотрели на Лизу, ожидая ее ответа.

Она улыбнулась:

— Ну, раз такое дело… Поехали отмечать Новый год!

Вскоре совсем рассвело.

— Вот и новогодней ночи конец! — сказал Саня. — Спасибо вам, что дали встретить Новый год по-человечески! — Он подмигнул Олесе: — Дед у тебя, барышня, мировой! Если б у меня такой дед был, я бы небось на зону не попал! Извиняйте, если что не так, хозяева дорогие! Не поминайте лихом, плохого-то мы вам не сделали ничего, разве что обожрали изрядно!

— Это не страшно! — заверил Василий Петрович. — Хозяевам приятно, если у гостей хороший аппетит!

— Сан Саныч, — не выдержала Олеся, — я хочу вам сказать, может быть, это важно: ту песню, вашу любимую, написал Андрей!

— Да ну? — обрадовался Саня и пожал руку Андрею: — Надо же, с таким человеком выпил! Теперь будет что вспомнить! Спасибо вам за все! Понимаете, Новый год… он ведь для всех! Каждый заслуживает подарка на Новый год… даже если ты его… не заработал!

— А чего бы ты хотел, Саня? — спросил Философ.

— Жену Марину увидеть. Хотя бы на пять минут! — улыбнулся Саня.

Оглушительно залаял Пират. Со двора донеслись звуки подъезжающих машин, рев двигателей.

Саня хмыкнул:

— Аркадий, это не иначе за нами «такси» прислали!

С улицы раздался пронзительный женский крик:

— Саша, ты только не стреляй! Сдавайся добровольно!

— Маринка! — побледнел Саня.

Выбежав во двор, он увидел ту самую картину, что снилась ему много раз: с неба спустился вертолет, из которого выскочила его жена Марина.

Жена побежала ему навстречу. Саня бросился к ней. Они крепко обнялись, и он, пока к ним не подскочили полицейские, все-таки успел сказать ей самые важные слова о любви. И она успела ответить, что любит его и прощает. Полицейские потащили Саню к машине.

— Подождите, — крикнул Андрей, — дайте людям поговорить! Они же добровольно сдались!

— Мы добровольно! — спокойно подтвердил Философ, подняв руки.

— У хозяев дома нет к ним никаких претензий! — заверил полицейских профессор Цветков. — Никто нас в заложниках не удерживал!

Капитан Кузин, которому было поручено руководить операцией захвата, остановился и кивнул, как бы разрешая Бешеному пару минут поговорить с женой. На самом деле Кузин изо всех сил пытался казаться трезвым, и у него это отлично получалось. Вот только в одном все-таки сказывались три выпитые им за новогоднюю ночь рюмки — обычно суровый капитан сейчас был чувствителен и сентиментален, и, глядя на плачущую рыжеволосую Марину и взволнованного Саню, он чувствовал к ним едва ли не сочувствие. И когда Саня попросил его:

— Начальник, можно жену поцеловать? Поздравить с Новым годом? — Кузин махнул рукой и отвернулся — пусть поцелуются люди, чего уж…

— Саша, — заголосила Марина, — я буду ждать тебя! Я приеду, Саша!

— Не реви, — строго сказал ей Саня, — ты приезжай! Мне это нужно.

Он хотел сказать что-то еще — важное, нежное, но промолчал и пошел к полицейскому «уазику». Перед тем как сесть в машину, Саня задержался на минуту, посмотрел в небо и улыбнулся.

Марина смотрела вслед уезжавшей машине и плакала.

— А вы как здесь оказались? — спросила у нее Олеся.

Марина пояснила, что после телефонного звонка Сани к ней приехали полицейские. Они подозревали, что беглые заключенные удерживают хозяев дома по указанному Саней адресу в заложниках, и взяли ее с собой для ведения переговоров с Саней, если это понадобится. Она их сама об этом просила: «Я уговорю его сдаться, вот увидите!»

Олеся успокоила плачущую Марину:

— Не убивайтесь вы так, ну выпустят его через… Кстати, а когда его выпустят?

— Через три года, — ответила Марина.

— Ну, через три года приезжайте к нам встречать Новый год! — предложила Олеся.

— Если ему за побег не накинут! — прорыдала Марина.

— Мы оформим, что они добровольно сдались! Это зачтут! — заметил куривший поодаль капитан Кузин.

— Правда? — сквозь слезы улыбнулась Марина.

Капитан кивнул и спросил, не подбросить ли Марину до райцентра.

— Подождите! — крикнула Марине Олеся. — Я сейчас!

Она опрометью бросилась в оранжерею и вскоре вернулась, держа в руках прекрасную камелию «Звезда Рождества».

Олеся протянула ее изумленной Марине:

— Это вам! В новом году все будет хорошо, вот увидите!

Андрей с Олесей стояли на крылечке дома Цветковых.

— Устала? — спросил Андрей, обняв Лесю. — Ночь-то выдалась бессонная… Знаешь, я тут подумал… В Новый год люди должны дарить друг другу подарки, правильно? А я, выходит, не очень-то подготовился к празднику, так ничего тебе и не подарил. Хотя у меня есть оправдание — я ведь не знал, что встречу тебя! То есть я знал, что когда-нибудь обязательно встречу, но что именно сегодня — не знал! — Он рассмеялся. — Но я догадываюсь, как исправить эту оплошность. — Андрей указал на дом Игоря: — Вот мой новогодний подарок тебе!

Олеся растерялась:

— Я не понимаю?…

— Этот дом будет твоим. Нашим! Ты ведь очень привязана к этим местам, да и я в них влюбился! К тому же твои близкие рядом, мы будем ходить друг к другу пить чай и на пироги к Василию Петровичу. Так что, ты принимаешь мой подарок?

— Но ты, кажется, говорил, что дом принадлежит не тебе?

— Пока не мне. Но мы этот вопрос быстро уладим. Три дня назад Игорь предложил мне купить его, и он еще не знает, что я согласился. А что скажешь ты?

Олеся рассмеялась:

— Ну ты же знаешь, как я люблю этот поселок! Хотя я всегда знала, что любовь к Бабаеву меня погубит!

— Ура! — закричал Андрей. — Я теперь настоящий этот… бабай или бабаевец?!

— Подожди, а как же Америка? Ты решил отказаться от контракта?

Андрей улыбнулся:

— Думаю, здесь я смогу написать больше хорошей музыки.

Леся поцеловала его.

— У меня есть к тебе одна просьба, — сказал Андрей. — Можно я сегодня пойду в лес вместе с вами? Я тоже хочу праздник утра нового года!

Он знал, что, вернувшись с этой прогулки, извинится перед Олесей и сядет не за стол, а к роялю, где ждет его «Рождественская», которая уже звучала в нем — осталось только сесть и записать.

…И у всех этих таких разных людей было нечто общее, что их, бесспорно, объединяло: все, что им было нужно, — это только любовь. Как самый главный подарок на каждый Новый год их жизни.

И когда люди думали о любви, говорили о любви, чувствовали любовь, миллионы самых прекрасных снежинок идеальной формы сыпались с неба, отчего земля становилась необыкновенно красивой.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.