Часть первая Надежды

Ноябрь 1666 г. В Москву, по приглашению царя, на церковный Собор прибыли иноземные православные архиереи, в т. ч. патриархи МАКАРИЙ АНТИОХИЙСКИЙ и ПАИСИЙ АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ. Собор должен рассмотреть и вынести решение по делу патриарха Московского и Всея Руси НИКОНА[1]. Кроме того, на Соборе царь хочет заучиться поддержкой иностранных архиереев при проведении им церковной реформы, заключающейся в исправлении («справе») русских богослужебных книг и церковных обрядов, согласно греческим образцам.

Картина первая

Москва, Теремной дворец, кабинет царя. АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ, ПАИСИЙ.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Как непонятлив сей народ!

Меняется лишь форма…

Двенадцать лет уже идёт

Церковная реформа,

А толку что-то не видать —

Раздоры, слухи, сплетни,

Вот Аввакум[2] твердит опять,

Что дни грядут последни.

Как на Соборе он дерзил!

На пол улёгся смело,

Архиереям нагрубил,

Неслыханное дело!

И Никон взаперти хорош:

Ругает нас прилюдно!

Не ценит милости ни в грош!

Да, наше время чудно…

Расколы, споры без числа,

Болезни, глад, напасти,

Повсюду смуты и хула

Самодержавной власти.

Бунтарства тлеют угольки

И на Дону и в Клине,

Увы, ведь даже Соловки[3]

Царю перечат ныне!

Стоят все за Святую Русь,

За древние законы,

Но я о том же ведь пекусь!

Должны быть только оны

К единой норме сведены,

Иначе нет порядка…

Паисий!


(Паисий делает поклон)


Как со стороны,

Скажи, но только кратко,

Что патриархи говорят

О нашем балагане?


ПАИСИЙ:

Великий государь, скорбят

Они, что христиане

Прискорбно так себя ведут,

Перечат власти гордо.

И всё же патриархи ждут,

Что как и прежде твердо

Ты будешь справу продолжать…


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

А кто не подчинится?


ПАИСИЙ:

Еретиков искоренять!


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Но может кровь пролиться…


ПАИСИЙ:

Не нужно грешников жалеть,

Иуд исправит плаха!

Борьба с раскольниками есть

Обязанность монарха.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Об этом нужно мне, как встарь

Решение Собора.


ПАИСИЙ:

Его, великий государь

Иметь ты будешь скоро.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Что делать с Никоном? Совсем

Он стал неуправляем.


ПАИСИЙ:

Владыки думали над тем…

Другого мы поставим,

Его же в монастырь сошлём,

Подальше…


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Это верно.

Пускай помыслит обо всём,

Покается примерно.

Ещё проблема – Аввакум,

Он был уже в Сибири,

Но непокорный этот ум

Не думает о мире.

Всё учит ереси своей —

Двуперстию, Иисусу[4],

Уже немало есть людей,

Поддавшихся искусу.


ПАИСИЙ:

Анафему ему и им

Мы утвердим Собором.

Потом, что хочешь делай с ним,

Еретиком и вором.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

На том и порешим сейчас,

Поклон отцам-владыкам…

Иди же с Богом! В добрый час!


ПАИСИЙ:

(поклонившись)

В смирении великом.


Уходит, пятясь задом.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

(один):

Взвалил я ношу на себя,

Но нет пути обратно…

Святая Русь! Твой дух любя,

Я думал многократно,

Что ты под небом голубым?

Какое твоё место?

Ты – горний край, Ерусалим,

Ты – Божия невеста!

Царьград под турками живёт,

Рим – Папами захвачен,

Лишь ты одна Христа оплот,

Тебе путь предназначен

Святым Вселенским царством быть,

Все сокрушить невзгоды

И вере истинной учить

Заблудшие народы.

Они уже стучатся к нам —

Дон, Полоцк, Украина…

И Русь их не отдаст врагам —

Судьба у нас едина!

Текут границы наши вширь

Могучею волною,

Преображается Сибирь

Под русскою рукою.

Израиль новый восстаёт

Из пепла, словно чудо,

И православие несёт

Язычникам повсюду…

Ах, Русь, кружится голова

От твоего величья!

Одно лишь надо нам, сперва —

Все устранить различья,

Что накопились за века

В богослужебных нормах.

Я для того издалека

Призвал на Русь учёных.

Как славно начинали мы:

Над сводами писаний

Трудились лучшие умы —

Арсений, Епифаний[5].

Под Вонифатьева[6] крылом

Вся молодёжь собралась,

О деле думали одном,

Пока не передрались…

Встал Аввакум за старину,

За ним другой и третий,

В раскол направили страну

Борцы за правду эти!

Потом и Никон стал чудить,

Вдруг стал неблагодарным,

Хотел как Римский Папа быть,

Писался государем[7].

Крестьянский сын…Откуда в нём

Такое самолюбье?

Поставить Церковь над царём —

Латинское безумье!

Есть на Руси один лишь царь,

Помазанник Господний,

Так на Сионе было встарь,

Так на Руси сегодня.

А церковь – правильно блюди

Устав богослуженья…


Дверь приоткрывается, в неё просовывается голова ДЕМЕНТИЯ


ДЕМЕНТИЙ:

Великий государь!


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Войди!


ДЕМЕНТИЙ заходит и падает на колени, государь делает знак подняться.


ДЕМЕНТИЙ:

С Коврова донесенье.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Что там у них стряслось?


ДЕМЕНТИЙ:

Бегут

Крестьяне к капитонам[8]

Там объявился новый плут —

Друг нищим и голодным,

Вавила-старец. Он твердит,

(перекрестившись)

Что Церковь не от Бога,

И Крест и Таинства хулит,

И лается премного.

Люд толпами к нему идёт,

Скиты повсюду ставят…


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Сыскать разбойника! В тюрьму!

Пусть там его заставят

Назвать сообщников своих,

Покаяться всем сердцем.


ДЕМЕНТИЙ:

С крестьянами что делать?


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Их

Назад вернуть владельцам.


ДЕМЕНТИЙ:

Они наслушались про ад

И про земли кончину…


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Работать просто не хотят,

Но ищут лишь причину,

Чтоб убежать подальше в лес

И жить там, словно тати.

Пусть каются, целуют крест…

Скажи, Дементий, кстати,

Как монастырь на Соловках?

Мне говорили, будто

Монахи там забыли страх,

И назревает смута…


ДЕМЕНТИЙ:

Приплыл от них архимандрит,

Ждёт встречи с государем.

Монахи служат, говорит,

В церквях по книгам старым.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Послать комиссию туда,

Священников учёных.

Пусть разъяснят им навсегда

О вреде книжек оных.


ДЕМЕНТИЙ:

Всё будет сделано.


АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ:

Иди…

Меня купцы заждались.

За патриархами следи,

Ни в чём чтоб не нуждались.


ДЕМЕНТИЙ уходит.

Картина вторая

Несколько месяцев назад. Белое море. На небольшом рыбацком баркасе АФАНАСИЙ, МАРФА, ДУНЯ, НИКИТА плывут на богомолье в Соловецкий монастырь.


ДУНЯ:

(поёт, глядя вдаль):

Принесу жемчужину я

В Руки Вечного Владыки,

Разольются солнца блики —

Чистая душа моя.


Принесу жемчужину я,

Ту, которая дороже,

Всех богатств земных и всё же,

Господи, помилуй мя!


Принесу жемчужину я,

Положу пред Ним, склонившись,

На колени опустившись —

Господи, раба Твоя.


Принесу жемчужину я,

Разорвутся вражьи сети,

Ведь сильней всего на свете

Чистая любовь моя…


МАРФА:

Что, Дуня, снова о любви

Поёшь с утра пораньше?

Ты лучше Бога не гневи…


ДУНЯ:

А что быть может краше?


МАРФА:

Уж скоро будет монастырь —

Святых людей обитель.

Вот, лучше полистай псалтирь


(Даёт ей небольшую книгу),


Покайся…


ДУНЯ:

Рек Спаситель,

Тому, кто много возлюбит,

Грехов проститься много.


НИКИТА:

Она о Лёшке всё грустит…


МАРФА:

Побойся, Дуня, Бога!

В монастыре он третий год,

Когда его забудешь?

Он для Христа теперь живёт,

Неужто ещё любишь?


НИКИТА:

Земля! Земля!


АФАНАСИЙ:

Благой Творец

Сподобил нас добраться

К святому месту, наконец!


МАРФА:

Должны мы постараться,

Со страхом Божьим здесь ходить

И плачем безутешным

Спасителя благодарить

За милость к нам прегрешным.


Паломники осеняют себя крестным знамением и благодарят Бога.


МАРФА:

Прославим Бога, споём же:


ВСЕ:

Слава Тебе, Христе, Боже!


МАРФА:

Приидите, поклонимся Богу!


ВСЕ:

Приидите, поклонимся Христу!

Приидите к славному Его чертогу,

Припадите к честному Его Кресту!

Спаси нас, Божий Сыне,

Тебе поющих ныне:

Аллилуйя, Аллилуйя! (2 р.)

Картина третья

Большой Соловецкий остров. Семейство АФАНАСИЯ сходит на берег и идёт в сторону монастыря.


ДУНЯ:

Красиво как…


МАРФА:

Святым молись

Савватию, Зосиме[9],

Поклоны сотворяй, крестись —

Душою будешь с ними.


ДУНЯ и все остальные усердно крестятся и делают поклоны. Затем семейство подходит к воротам, возле которых стоят два монаха, и сидит юродивый, поющий заунывную песню.


ЮРОДИВЫЙ:

Древней вере на Руси

Больше не бывати,

Иноземцы приплывут

Монастырь разоряти.


О, горе! Горе! Горе!

Кровь вытекает в море!

Секиры, копья, пики,

Пожары, стоны, крики!


Афанасий с детьми со страхом смотрят на юродивого.


1-й МОНАХ

(показывая на юродивого):

Ивашка, Божий человек,

Лет пять уж нас тревожит,

Сидит здесь, в холод, дождь и снег,

Поёт одно и то же.


Семейство АФАНАСИЯ проходит ворота и вступает на территорию монастыря. Взору паломников открывается храм Благовещения Пресвятой Богородицы.


ДУНЯ

(МАРФЕ шёпотом):

Сестра, смотри, вот это да!

Какая церковь дивна!

Давай зайдём скорей туда…


МАРФА:

Там служба, ещё, видно,

Не кончилась…


ДУНЯ:

Пойдём, пойдём!


АФАНАСИЙ:

Сходи сама, Дуняша,

На паперти мы подождём…


МАРФА:

Когда сестрица наша

Уж повзрослеет, наконец…


АФАНАСИЙ:

По мне, так никогда бы!


МАРФА:

Ты слишком добрый с ней, отец —

Не вышло чего как бы.


ДУНЯ заходит в церковь, протискивается через толпу молящихся, разглядывает иконы и всматривается в лица монахов. АФАНАСИЙ с детьми ходит вокруг церкви. Внезапно из соседнего храма выбегает священник, за ним бежит толпа монахов и мирян, возглавляемая старцем:


ТОЛПА:

Иуда! Бей его! Держи!


АФАНАСИЙ:

Что сделал он худого?


СТАРЕЦ:

По новым книгам он служил…


Беглеца ловят и подводят к старцу.


СТАРЕЦ:

В тюрьму его! В оковы!


Священника уводят под улюлюканье толпы.


СТАРЕЦ

(АФАНАСИЮ):

Проникла, други, даже к нам

Латинская зараза,

Враги уже и тут и там,

От Никона указа

Пришло безумие на Русь —

Святых книг исправленье,

Вместо Исуса – Иисус,

Трёхперстное крещенье…


МАРФА:

А как же царь не уследил

За мерзостьми такими?


СТАРЕЦ:

Его антихрист окружил

Людьми везде своими.

Писали, били мы челом,

Но занят царь делами,

Ответа до сих пор мы ждём

И боремся с врагами.

Ну ничего, Бог сохранит

Державу от глумленья…


АФАНАСИЙ:

Очнётся царь и посрамит

Все ложные ученья!


СТАРЕЦ:

Аминь! Аминь! Да будет так!

Идите с миром, други!

Но помните, не дремлет враг,

Молитесь на досуге!


СТАРЕЦ уходит в сопровождении монахов.


АФАНАСИЙ:

(одному из мирян):

Скажите, кто сей старец был,

Муж крепкий и достойный?


1-й МИРЯНИН:

Сей старец – преподобный Нил,

Загрузка...