— Джан! Привет! Как я соскучилась! — Ее крепко сжали в объятиях. Женщина почувствовала, как в нее упирается выпуклый живот. «Кристалл на… пятом? Кажется, на пятом месяце… или шестом? Больно дышать, очень больно.»
— Привет, дорогая! — Ривера любила бывать у пока еще немногочисленной четы Гордонов. Любила и не любила. Тут она видела то, что могла бы иметь, до чего так и не дошло у них с Этаном. Завещание на ее имя… «Зачем мне дом, в котором я не могу находиться? Держи себя в руках.»
— Правда, Нью-Йорк лучше, чем Лос-Анджелес? — Джан пожала плечами. В Лос-Анджелесе она тоже не могла находиться. Он ее добивал. Добивал каждой улицей, каждым метром — всем. Это было так, словно, тебе засадили нож и медленно его проворачивали. Внутри снова все сжалось. «Возьми себя в руки, Джан!» Женщина пожала плечами:
— Здесь не так жарко.
— Крис, проводи Джан в комнату. Она уже… Сколько ты не спала, Ривера? — Та пожала плечами.
— Я ночевала в мотеле недалеко от Биллингса.
Джек покачал головой:
— Биллингса? Каким тебя ветром занесло в Монтану?
— За мной следили.
— Но Монтана! — Джек покачал головой. — Иди, оставь свои вещи в комнате и возвращайся сюда. Как долго ты не ела? Хотя нет, не отвечай, я и сам знаю, что давно.
Она кивнула. А Кристалл была сейчас похожа на наседку:
— Джан! Если бы я так вздумала себя так вести!.. Не есть, не спать, — жена Джека недовольно покачала головой.
— Только попробуй. Тебе вообще положено есть за двоих!
Сдавило горло. Такие пустые споры были у нее с Этаном. «Что же это такое!? Два года, а мозг отказывается верить. Когда я смогу смириться?»
Джан провела на работе больше суток. Усталость ощущалась… Она была по всему телу. Голова отказывалась соображать, тело шевелиться. Она разулась и упала на кровать: немного полежу и в душ…
Женщина открыла глаза: в дверь звонили. «Не в домофон. На улице уже светло…» Она поднялась и поплелась к двери. Вчерашняя… Позавчерашняя одежда была вся измята. Была измята и Джан. Она открыла дверь и повисла на ней.
— Куда ты пропала!?
— И тебе привет. — Ривера пропустила мужчину в квартиру.
— Когда тебя нет больше двенадцати часов — надо предупреждать! — «Он раздражен?» Это было приятно. Приятно, когда тебя ждут… о тебе беспокоятся…
— У меня не было времени.
— Не верю, что за целые сутки у тебя не нашлось и минуты, чтобы позвонить!
— Ты приехал меня отчитать? Тогда дай выспаться, а потом я тебя выслушаю.
Этан прищурился:
— Ты так и спала? А ты ела вообще? — Джанелла открыла было рот, чтобы ответить, что она не голодна… — Только не ври! — «А есть на самом деле хочется. Почему я вчера голода не чувствовала?» Женщина вздохнула:
— Я не ела.
— Иди переодевайся. Есть. Потом спать. — Ривера поморщилась и что-то пробубнила себе под нос. — Что-то не так, лейтенант?
Она тут же выпрямилась:
— Все так, — и поплелась в комнату.
Джан еле осилила свою порцию. Обычно бы и не стала доедать. Но под пристальным глазом Джека не осмелилась. Кристалл улыбалась… Женщина больше не могла видеть всего этого:
— Я пойду спать.
— Спокойной ночи, дорогая. Я надеюсь ты выспишься: у тебя очень усталый вид.
— Благодарю, Крис.
— Выспись, Джан.
— До завтра.
Душ. Все тело болело. Все-таки стоило чаще останавливаться. В машине все затекло. Затем перелет… Ривера легла на кровать и уставилась в потолок. Сон не шел. Снова было ощущение, что за ней наблюдают. «Это, наверняка, из-за переутомления. Я так долго его уже ощущала, что, наверное, привыкла к этому чувству.» Она закрыла глаза.
— Я уеду.
— На долго? — Джан никак не могла предположить, что она так расстроиться! Это было для нее новостью. И даже было непонятно приятной ли!
Этан довольно улыбнулся:
— Будешь скучать?
Женщина не хотела признаваться в этом самой себе, не то что ему. Она пожала плечами:
— У меня будет чем заняться. Так что сильно мне скучать не придется.
Его лицо изменилось. Он притянул ее к себе:
— Неужели в этом так страшно признаться? — В его голосе явно чувствовалось раздражение. Джан молча смотрела на него. — Ладно, ничего не говори. — Она уткнулась носом ему в грудь и тихо и смущенно проговорила:
— Буду. — Мужчина глубоко вдохнул и поцеловал ее в висок:
— Я тоже, очень.
Она снова стояла в аэропорту Нью-Йорка. Сколько прошло со вчерашнего? И не разберешь: ощущение, что целая вечность.
— Может, все-таки задержишься в Нью-Йорке?
— Нет, Джек. Я хочу видеть. Это мне надо. Я не знаю зачем. Но мне надо. Я два года жила только тем, чтобы увидеть, как его упакуют и отвезут в тюрьму. Кто у меня сзади? — последняя фраза была сказана тихо почти не шевелящимися губами с фальшивой улыбкой на лице. Она смеялась, пока Джек просматривал зал аэропорта. Он поцеловал ее в щеку и тихо проговорил на ухо:
— Никого.
— Я чувствую.
Он ее крепко обнял:
— Знаю. Но я никого не вижу.
— Тогда пока. Крис — привет.
— Ты же приедешь на Рождество?
Она покачала головой:
— Не знаю… Мама просила их навестить. А если она узнает, что я была в Монтане, а к ним… Она меня придушит.
— Мы хотели крестины устроить перед Рождеством, так что у тебя будет оправдание для родителей. — «Уж не известно что хуже: быть у родителей на Рождество или у Гордонов.»
— Я не знаю, Джек.
— Ты обещала быть крестной.
— Я помню, но…
— Возражений не принимается.
— До Рождества еще очень долго… Блондин, рост 180–185, лет тридцать на вид.
Джек снова пристально оглядел зал.
— Один… два. Два подходят. Три.
— Волосы почти до плеч.
— Чет… Тогда два. Один с девушкой. Левый дальний угол. И справа у окна. Обними меня.
Женщина «жизнерадостно» кинулась на своего спутника, тот ее закружил.
— Его тут нет. Он следил за мной до Вайоминга, там я оторвалась… За мной следит еще кто-то. Я это чувствую. Он ее поставил на пол:
— Береги себя, Ривера.
— Ладно, Джек. Я пойду.
— Если что — сразу звони. И… Не забудь про Рождество. — «Рождество.» Женщина кивнула и прошла в терминал.
Джанелла вошла в огромную гостиную:
— Я все-таки не понимаю, как ты тут можешь жить!? Он такой огромный! Тут даже эхо есть!
— Я тебе уже говорил: переезжай ко мне. Вдвоем веселее. Глядишь, и эха не будет.
— Так продукты все готовы? — Она сделала вид, что не услышала последнюю фразу, а он сделал вид, что не заметил, как она сменила тему.
— Я бы все-таки не маялся с готовкой, а что-нибудь бы заказал и все.
— Нет-нет-нет! Так не интересно! Хватит того, что я не уехала в Монтану, где снег, где нормальный праздник!
— Зачем вообще куда-то уезжать из дома?
— Ну, тут трудно сказать… — Женщина пожала плечами. — Я все же скучаю по своим.
— А почему бы нам тогда не махнуть к ним?
У Джан все сжалось. Уже девять месяцев, а она все еще ничего не рассказывала матери. Совсем ничего. А теперь взять и привезти Этана… Она… Она очень этого хотела. Хотела, чтобы он познакомился с мамой и с отчимом, хотела, чтобы близнецы его донимали расспросами. Хотела валяться с ним в снегу, украшать елку. Настоящую, живую ель, а не пластиковое подобие. Но… Что заставляло ее упираться — она сама не знала.
Он прищурился:
— Почему?
Она покачала головой:
— Я не знаю. Просто что-то… — Что ей мешало? Если бы она знала.
— Джанелла, я хочу быть с тобой. Надеюсь: ты хочешь быть со мной. В чем дело?
— Я не знаю, Этан. Просто я еще ни с кем не знакомила родителей. Если я сейчас тебя привезу…
— …Это будет очень много значить. Но что не так?
Она прижалась к нему.
— Я не знаю. Я не знаю что это такое.
— Успокойся. Не хочешь…
И тут что-то переключилось. Она хотела быть в это Рождество с ним и с семьей. Джан подняла глаза:
— Я хочу поехать. — Его радостная широкая улыбка раскачивала столп ее самообладания. Его поцелуи были… Они были самые невероятные. Нежность, страсть, они заставляли забыть ее обо всем. Она готова была раствориться в нем…
Женщина улыбнулась.
— Что такое?
— Я тут вспомнила… — Она провела рукой по его груди.
— Только не говори, что у тебя есть какое-то дело — не поверю.
— Нет у меня никакого дела.
— Тогда что? — Джан погладила его по щеке.
— Ты обещал, что на Рождество вернешь мои сережки.
Мужчина явно смутился:
— Ты говорила, что у тебя от них болят уши. Они тебе не нужны.
— Этан! Это мои сережки! — «Как такое может быть? Почему так приятно?» — Не думала, что ты так сентиментален!
— Ну… я мог бы сказать, что просто забывал тебе их отдать… или забочусь о твоих ушах… Но тогда бы я соврал. — Он посмотрел ей в глаза. Одна пара черных глаз смотрела в другую пару таких же бездонных, черных, как обсидиан. — Я чувствую себя идиотом. Что ты со мной сделала, лейтенант?
— Ничего. — Она шептала, словно их кто-то подслушивал. — Я себя чувствую…
— Безвольной?
Она удивленно уставилась на него:
— Откуда…
— Я чувствую то же. Неужели ты думаешь, что я и впрямь, обычно оставляю себе сережки на память? — Он глубоко вдохнул. — Ты пахнешь лимоном.
— А ты коньяком.
— Тогда мы отличная пара. — Комната закружилась. Сильные руки прижимали ее, не давали упасть. Он стал наступать, положил ее на диван. Поцелуй не прекращался. Она кружилась в счастье. Голова кружилась. Душа парила. Было так хорошо, как никогда не было. «Наверное, я его люблю.»