За Веру, Царя и Отечество!

Глава 21. Контрзаговор

Суд назначили через две недели, на середину мая. Тянуть месяцами резину, ведя долгое и скрупулёзное следствие и подшивая материалы дела в десятки томов, никто не стал – нечего тут, мы не полиция. Я сначала было удивился такой оперативности, но когда узнал о суде офицерской чести поподробнее, расспросив Пашку с Сергеем Коротяевым и просмотрев пару книжек, которые подкинул мне Ребров, все встало на свои места. Все равно важнее, чем подготовка к суду, у меня дел не было. Вроде как… Но, откровенно говоря, после первоначального шока и обиды мне стало как-то все равно.

Задолбали! Почему я, боевой офицер, вообще должен оправдываться перед кем-то, как нахулиганивший подросток, которого грозят исключить из школы "за поведение"? Хотите судить – судите и выгоняйте пинком на мороз, раз уж вы так алчете Таниной крови, а я умываю руки… Может быть в этом мире я уже не нужен? Так я не против, контракт с высшими силами с моей стороны отработан честно, – думая, мысленно посылая всех на три буквы…

Но это все эмоции… Кроме них были у меня и иные соображения, чтобы предаваться показной тоске и грусти с печалью заодно. Которые я, однако, пока держал при себе. Для пользы дела, само собой.

Размышляя о предстоящем разбирательстве, я поначалу исходил из реалий моей прошлой жизни. А тут все было не совсем так. Офицер Российской Федерации в моем мире и русский офицер в этом мире существенно отличались. В моем бывшем мире офицер по факту просто армейский или флотский командир, который подчиняется уставу и начальству. И на этом все. А здесь это была совершенно реальная каста людей, со своими правами, обычаями и обязанностями. Или не каста, а рыцарский орден – как хотите. Специальный суд этому ордену был нужен, чтобы сглаживать противоречия и поддерживать единство среди своих членов, причем судили в нем не по писаным законам, а по "офицерским понятиям", что ли… И, на удивление, подобный архаичный обычай был довольно эффективен. Правда, он имел ряд существенных ограничений.

Число рассматриваемых вопросов в подобном суде было невелико: он собирался, только если была задета честь мундира или нанесено серьезное оскорбление одним офицеру другому. Правда, пресловутая "честь мундира" трактовалась очень широко, включая в себя и вменяемую мне "аморалку". Все остальное – вроде нарушений устава, воровства, взяток и тем паче уголовщины рассматривал обычный военный суд.

Также поддерживалось правило "доносчику первый кнут". Нельзя было просто так заявить на кого-то и проиграть дело. Если ты кого-то обвинил, доведя дело до офицерского суда, но обвиняемый был вчистую оправдан, то прощайте погоны. Любителей кляузничать не по делу или попусту оскорбляться в офицерской среде не любили.

Интересно решался вопрос с судьями – в офицерском суде не было военюристов. Судьями служили выборные представители, которых выбирали из своей среды сами офицеры. Но, естественно, неравенство в званиях никуда не девалось. Обер-офицеры не могли судить штаб-офицеров. А уж подполковника, да еще командира отдельного магического батальона должны были судить полковники, не ниже.

Ну и приговоры – в случае, если оказывалась задета честь мундира, их было всего три: об оправдании обвиняемого, о сделании ему строгого внушения, и об увольнении со службы. Если же дело касалось разбора оскорблений, и суд решал, что серьезные оскорбления действительно были нанесены, то в случае отказа сторон мириться, суд мог вынести решение о поединке.

Вообще всяких тонкостей было много – в том числе таких, которые сводили в некоторых случаях возможность добиться справедливости к минимальной. Скажем, если поссорились два подпоручика, то их дело разбирал суд из таких же как они выборных подпоручиков и поручиков в их полку или дивизии, то там могло по всякому повернуться. А вот если поручик швырнул обвинение полковнику – тут уже собираются представители округа в званиях от подполковника и выше. И скорее всего своего оправдают, а молодого офицера выпрут в отставку без пенсиона – никому скандалисты и правдорубы не нужны.

Но все же шанс добиться правды был у любого офицера. Если тебя довели до ручки, оскорбили, или кто-то ведет себя как самая последняя свинья, то можно подать рапорт в суд и попытаться восстановить справедливость. Если в Советской армии офицерский суд чести был, в общем-то, формальностью, а в Российской его и вовсе отменили в две тысячи первом году, посчитав пережитком прошлого, то здесь этот обычай реально работал.

Впрочем, читал я это все без особого интереса. Перегорел, что ли? Неинтересно стало все, включая мое собственное будущее…

Я взял отпуск и перестал ходить в училище. Снял, наконец, с себя мундир, повесив его в шкаф вместе с наградами, а взамен вытащил оттуда давно пошитую гражданскую одежду, которую за последний год носил лишь пару раз. В лавке недалеко от дома Авдотьи Павловны, я приобрел большой бесформенный теплый халат и, завернувшись в него как в одеяло, валялся один на диване в своей комнате и смотрел бездумно в потолок. Завтраки и обеды зачастую пропускал – аппетита не было. Разговаривать тоже ни с кем не хотелось, хотя Пашка с Юлей и пытались меня всячески ободрять и утешать.

Но и без моего участия события набирали ход.

Дело получилось очень громким, что там говорить. В первую неделю выбирали судей, причем сразу столкнулись с проблемой: а к какому роду войск относится отдельный батальон летающих боевых магов? Раньше магов приписывали к разным частям: одни работали в интересах пехоты, другие в интересах флота, третьи числились артиллеристами и авиаторами. А отдельный единственный маг-батальон спецотдела это кто? Ребров попытался использовать этот тонкий момент по полной и передать суд надо мной в свою же собственную юрисдикцию. Дескать, Дергачева маг из спецотдела, вот пусть ее маги с офицерами спецотдела и судят. Во главе с ним, естественно. Сами разберемся…

Но такой финт у него предсказуемо не прошел.

– Дело приобрело громкий общественный резонанс, находится на контроле генштаба, им интересуется председатель комитета правительства и лично его Императорское Величество. И вы, господин генерал-майор, хотите вот так все тихо и кулуарно порешать, оправдав свою подопечную? Дергачева оскорбила гвардейцев, поэтому их представители должны участвовать в суде, – заявил на совещании в штабе командующий гвардии генерал-лейтенант Родзинковский.

Присутствовавшие генералы с ним согласились. Но вместе с тем согласились и с Ребровым, который сказал, что отдать суд надо мной только представителям гвардии попахивает не справедливостью, а расправой. А поэтому решили: в намечавшемся цирке участвуют все – пехота, кавалерия, флот, артиллерия, гвардия и спецотдел, всего шестеро судей, выбрать которых предстояло штаб-офицерам всего Питерского округа и Балтийского флота.

Войны нынче не было, и в Питерском военном округе шла обычная жизнь на кораблях и в гарнизонах. А посплетничать и потрепать языками любят везде. Дело вышло громким, особенно в офицерской среде. Одни офицеры магов недолюбливали, другие наоборот, видели во мне героя, третьим было просто интересно поучаствовать в "движухе", но равнодушных было мало. Меня обсуждали морские офицеры в кают-компаниях кораблей, пехотинцы во время полковых собраний, на всевозможных пьянках и просто в курилках. И, надо сказать, общественное мнение склонялось в мою пользу. А что такого, собственно, сделала Дергачева? Говорят, что иногда пьет? А кто у нас вообще не пьет, господа офицеры, вы покажите пальцем? Двое хворых печенью и одна штабная подлюка- карьерист? Если мы всех уволим за пьянки, кто воевать будет господа? Надавала по мордасам гвардейцам? Велика проблема… Давно пора, между нами говоря, у них и так спеси многовато. Что они вообще делали втроем на гулянке магов, а? Дело-то мутное, на самом деле, что они в ресторан приперлись? Не знали, кто там гуляет? Правда? Ой, что-то тут нам темнят… А Дергачева офицер боевой, заслуженный, не то, что некоторые, которые пока прославились лишь кутежами.

Ну и газеты конечно… Всех не купишь. Вышло коллективное письмо магов триста второго батальона, которое мне неудобно было читать из-за избытка пафоса – ну нельзя так откровенно хвалить командира. Естественно, мои маги отрицали и мое "пьянство" и "вспышки ярости", и аморалку. Неожиданно вставили свое слово военные медики – те докопались до открытой бутылки коньяка на полу. На фотографии было видно, что оттуда не пролилось ни капли. А между тем, если бы девочка-подросток весом от силы в два с небольшим пуда выпила хотя бы половину бутылки коньяка, как утверждалось в обвиняющей ее статье, то она лежала бы в алкогольной коме, а не устраивала драки – писал полковник медицинской службы Иванихин, – и никакие магические способности ее бы от отравления не спасли.

Еще дальше пошел некий детектив Вейнер, из обрусевших имперцев, державший в Питере "агентство частных расследований Вейнера". Он опросил портье и прислугу, а потом отправился копаться в мусоре отеля, который по счастью еще не успели вывезти, добыв там ту самую бутылку и часть осколков вазы. А затем применил зарекомендовавшую себя в Райхе "имперскую полицейскую новинку" – метод под названием дактилоскопия. Так вот, уверял он, на бутылке найдены только крупные отпечатки пальцев, предположительно мужские. А вот мелких детских пальчиков, которые он снял со стула, за которым Таня сидела в ресторане, не нашлось ни на ней, ни на осколках вазы. Желающие могут ознакомиться с методикой и убедиться, что его выкладки верны. А если ему дадут откатать пальчики всех участников скандала, то он может сделать еще более точные выводы…

В общем, позиции обвинения начали трещать еще до суда. Как по мне, так инициаторы этой кампании, продумав детали, не учли главного – конфликт это всегда столкновение реальных, а не дутых авторитетов. Люди выбирают в нем не сторону того, кто формально прав и формально более авторитетен, а того, кому они сочувствуют. Был бы жертвой подставы, скажем, богатый и важный чиновник – простой народ бы поверил любой гадости, которую про него напишут, потому что реального авторитета у него нет и его никому не жалко. А вот в конфликте девочки-сиротки Тани, боевого офицера-орденоносца с кучей заслуг, и гвардейцев-аристократов, симпатии публики были скорее на стороне Тани. Как оказалось, я вполне себе народная героиня.

– А ведь все не так плохо Таня, – сказал мне через неделю Ребров, заглянув как-то утром к Авдотье Павловне. – Настроения такие, что до твоего увольнения дело вряд ли дойдет. Думаю, все обойдется строгим внушением.

– Обвинение рассыпается? – горько усмехнулся я, продолжая лежать на диване, закутавшись в халат.

– И это тоже. Хотя офицерский суд не столько смотрит на формальные доказательства, сколько решает вопрос доверия офицеру после произошедшего. Но и с тем что есть… В войсках тебе сочувствуют, во флоте – тоже, их представители тебя топить не будут. Аморалку по одной фотографии доказать трудно, а все остальное – сплетни. Оскорбление старшего по званию? Судя по материалам детектива Вейнера и показаниям портье – гвардейцы сами коньяк принесли и выпили, недаром они отказались сдавать отпечатки пальцев. Значит, были пьяны, а разбираться, что кому с пьяных глаз оскорбительного послышалось – дело сомнительное… Остается сам факт драки, что, конечно, плохо, но учитывая твои прошлые заслуги и то, что Ивачев и Калинский во время инцидента находились навеселе… Думаю, отобьемся.

– Ну-ну, – протянул я в ответ – спасибо, ваше благородие, за поддержку. Чайку не хотите?

– Чайку не хочу, – помотал головой Ребров. – А ты хотя бы встать с дивана не желаешь, пока с тобой командир беседует? Такое ощущение, что все, что я тебе говорю, тебе неинтересно.

– А зачем мне вставать, Матвей Филиппович? Я не при исполнении, мне и так уютно, – взял я отложенный на спинку дивана роман. – Лежу себе в тепле и покое, книжку читаю.

– И что за книжку изволит читать подполковник Дергачева, пока ее друзья бегают как взмыленные, решая ее проблемы? – В голосе генерала лязгнул металл, но я демонстративно не обратил на это внимания. Пусть покипит.

– Роман Гончарина "Обломов". – Показал я генералу обложку. – Занятная вещь, жизненная… Ладно, поговорили и хватит. Раз вы не хотите чаю, то спасибо за визит, Матвей Филиппович, до встречи, вас внизу слуга проводит… – Отвернувшись, я молча впился глазами в текст книги, буквально кожей чувствуя, как рядом злиться Ребров.

– Дергачева, блин, да что ты себе позволяешь!!! – Рявкнул побагровевший глава спецотдела, посмотрев на меня как солдат на вошь. Генерал активировал свой орб и заорал так, что стекла в комнате затряслись. – Что это такое?! Ты что делаешь, зачем хамишь?!

– Лежу, вашблагородие, – пожал плечами я. – Книгу читаю.

– Я вижу, что лежишь! Почему лежишь?! Почему ты в халате, а не в мундире?! Почему у тебя вид как у кисейной барышни!? Встать немедленно!!! Что это у тебя за сонная харя вместо бравой физиономии! Что за шуточки, Дергачева!!

– А вы на меня не орите, Матвей Филиппович, – спокойно ответил я, укутавшись в халат посильнее, когда генерал перестал кричать. – Мне, может, служить надоело, вот и привыкаю к гражданской жизни. Выгонят из армии и хрен с ним.

– Вот как? Надоело, значит, – нехорошо прищурился Ребров. – И куда ты пойдешь на гражданке? В империю к сестренке переберешься?

– Нет, – честно ответил я. – Здесь мне Николай личное дворянство пожаловал и неотчуждаемый орб, так что в России я себе на хлеб всегда заработаю. В Райхе же боевых магов не ценят совершенно, моя сестра тому примером. Мотается везде, закрывая собой все дырки на фронте, и всей радости ей с того – что майором досрочно сделали и цацку на грудь повесили. Зарплата у нее маленькая, да еще в качестве лабораторной крысы при тестировании оборудования используют. Нафига мне такой фатерлянд? Не хочу. Мне родные березки дороже!

– Слушай, Тань, ты это вообще серьезно? – Чуть успокоился генерал. – Ты правда сдалась? Вот так, перегорела и все? Поверить не могу, ты же характером боец, каких еще поискать. Я помню, как мы вместе Смольный брали, и ты вела нас за собой – глаза горят, вся в ярости – казалось, тебе ни Бог, ни черт не страшен. Но в последнее время… От боя над фьордом Орс ты уклонилась, сейчас вообще на диване валяешься как бревно, пока тебя судят. Тань, ты отлеталась, тебя можно списывать? Давай, скажи откровенно.

– Хотите откровенно? – Я резко сел на диване, а затем встал, путаясь в длинных полах халата. Уставился злым взглядом генералу в лицо и сказал. – Давайте откровенно. Только вам сказанное не понравится.

– Ничего, переживу, – качнул головой генерал. – Излагай.

– Я не перегорела, дело не во мне, – тихо начал я. – Дело в вас Матвей Филиппович. Вы меня очень разочаровали. Вы и все кто тогда был со мной и Корнилиным. С вами каши не сваришь, проще самой уйти.

– Ты это о чем? – Нахмурился Ребров.

– О том! – В этот раз настала моя очередь орать. – Какого хрена у вас до сих пор бардак в правительстве и генштабе?! Почему всем либералы заправляют!? Когда-то в училище перед штурмом Смольного я вам говорила, что единственное, чего я хочу – это послужить России. С тех пор для меня ничего не изменилось. Я служу стране, как могу. Ну а вы? Смерть Корнилина проморгали. Когда меня первый раз чуть не съели, вы меня отстоять не смогли – пришлось самой все сделать. Сейчас опять я под атакой, но это лишь их первый ход. Я же вас собой как щитом закрываю! Как только меня уберут, решив вопрос с магами, то тут же попросят из спецотдела тебя, генерал, неужели непонятно? Без лично преданных тебе магов твое влияние резко просядет и ты станешь легкой добычей. А после тебя уберут и остальных консерваторов-корнилинцев в комитете, останутся одни либерал-народники на радость Выпину. Я думала, ты это понимаешь и принимаешь упреждающие меры. Но что я вижу? Мышиную возню какую-то, вот что! Сбор доказательств, всякие игрища с журналистами. Вот ты пришел ко мне и сообщаешь как о великой радости, о том, что вместо отставки мне светит строгое внушение. Обрадовал, блин… Да кому это все надо?! Меня в суде валить будут наглухо, и я даже знаю, каким именно доказательством вины меня там размажут. Я тебе больше скажу, Матвей Филиппович, я в состоянии все эти планы разрушить и оправдать себя сама без всякой помощи. Но зачем? Чтобы ждать нового нападения пока вы бездействуете? Так мне в следующий раз без лишних сложностей пулю в спину из-за угла влепят, вот и все. А вы будете стоять на моих похоронах со скорбными рожами, но сделать так ничего и не сделаете. Мне на риск и на драку плевать, смерти я не боюсь, но с такими соратниками как вы у меня просто руки опускаются! Тьфу на вас, я лучше проиграю суд и свалю на гражданку в деревню. Хоть поживу там подольше, а если снова начнется война, родине еще раз пригожусь. Кур себе заведу, корову, молоко парное по утрам буду пить, детям вроде меня оно полезно… Надоело!

Ребров ошарашено смотрел на меня, не зная, что и сказать. Ну да, резковато получилось, но как его еще пронять? Он слишком привык играть по правилам и подчиняться начальству, вот в чем беда.

– Ты от меня чего хочешь, Дергачева? – Сделав пару глубоких вдохов, спросил Матвей Филиппович. – Мне что, плюнуть на присягу, поднимать магов и лететь снова арестовывать правительство? Этого добиваешься?

– Нет. Сейчас это, пожалуй, будет перебором. Скажи, кто организовал мою подставу? Мне не надо доказательств, только имена.

– Министр внутренних дел Язольский, – после короткой паузы ответил Ребров. – Почти наверняка он. Верный человек Выпина, да и с Родзинковским на короткой ноге. Они тебя и топят.

– Так соберите комитет, и проголосуйте за их отставку.

– Не так все просто, Таня, – поморщился Ребров. – Ты ничего не понимаешь в политике и расстановке сил в комитете. Да и мое влияние не столь велико, чтобы собирать комитет.

– Ошибаешься, Матвей Филиппович, – серьезно сказал я. – Кое-что я в политике понимаю, думаю, ты уже мог в этом убедиться. Моя ошибка была в том, что я понадеялся на вас с Корнилиным и дал когда-то слово в нее не лезть. А зря. Этакими темпами скоро нас всех уберут, и все наши успехи пустят под откос. В общем, так, – я активировал сеть и накрыл комнату полем защитного заклинания. – Сейчас мы гарантировано защищены от просмотра и прослушивания. Выбирай генерал: сейчас ты мне подробно, со всеми деталями, расскажешь, кто в правительстве чей человек и чем дышит, на кого можно опереться, а на кого – нет. И после того, как я вчистую оправдаюсь в суде, мы нанесем ответный удар по нашим врагам. Составим контрзаговор, если угодно. Или ты не решаешься на риск с активными действиями, и тогда я умываю руки. Подожду, когда суд отправит меня на гражданку, а он это сделает, несмотря на все твои усилия – я это знаю точно. Придется тебе снова выбрать: ты со мной или нет?

– Если мы провалимся, то можем уходом на гражданку не отделаться, – побледнев, ответил Ребров. – Оба. Заговор не шутка, случиться может что угодно, вплоть до трибунала, срывания наград и погон, каторги или расстрела. И для нас, и для всех кого мы втянем в это дело. Шансы…вообще-то шансы есть, Выпиным и его людьми многие обосновано недовольны. Но шансов мало.

– А тогда, во время революции, их разве было больше? – Улыбнулся я. – С нами Бог, так кто против нас? Решайся генерал!

– Я с тобой Таня, – подумав пару секунд, сказал Ребров. – С тобой. Раньше жалел, что не успел семью завести, а теперь думаю – оно и к лучшему, с тобой связавшись долго не проживешь. Но хотя бы объясни, на что ты рассчитываешь? Как ты собралась оправдаться?

– Отвернись командир, дай-ка я сначала свой мундир надену. Как меня достал этот халат, ты не представляешь…

– Мы маги, Матвей Филиппович, – ответил я через несколько минут. – Маги, понимаешь? Похоже, не совсем… Мы маги, и Клобич с Ваузе тоже маги. Фотография в газете – ерунда. Я убеждена, что они под прикрытием маскировочного поля вели запись всего происшествия в коридоре ресторана на свои орбы. А в суде сделают из нее нарезку, вырезав оскорбления гвардейцев и оставив только мои ответные слова и действия, чем меня и припечатают к позорному столбу. Но полная-то версия записи у них в орбах есть. Даже с компьютера тяжело бесследно удалить файлы без форматирования диска, а уж с орба…

– С чего удалить что? С комп…с комютера? Что такое файлы?

– Неважно, – отмахнулся я. – Это несущественные технические термины. Таким образом, задача становится чисто технической – скопировать полную версию записи с их орбов на мой. И я представляю, как это сделать. Но это еще не все, что я задумала, – нехорошо улыбнулся я. – Меня этой подставой крепко разозлили… Хотят судить? Мы им устроим нюрнбергский процесс.