Забавляйся сейчас... убьешь позднее

Глава 1

Это было одно из самых крупных частных владений в Бель-Эйр, и уютное ощущение незыблемого благополучия висело над ним, подобно гигантскому золотому зонту. Все здесь выглядело чертовски здорово вылизанным и аккуратным, начиная с расчищенной и политой подъездной дороги и кончая изумрудной пышной травой, окаймляющей ее с обеих сторон. Я припарковал машину у большого приземистого сельского дома в псевдоанглийском стиле и с трудом подавил внезапное желание швырнуть камень в ближайшее окно, чтобы проверить, не исчезнет ли вся эта идиллия.

Как только я поднялся на крыльцо, филенчатая дверь распахнулась, и в проеме возникла любимая прислужница современного египетского фараона: высокая элегантная девушка в шелковом костюме. Черные и белые поперечные полосы, чередуясь, бежали по узкому лифу без рукавов и плиссированной юбке. У незнакомки были маленькие округлые груди, а стройные ноги вполне заслуживали названия “источника наслаждений”.

Прямые черные волосы, разделенные посредине ровным пробором, обрамляли лицо. Лишь самые их кончики слегка загибались внутрь, подчеркивая изящную линию скул и подбородка. Добавьте к этому загорелую шелковистую кожу и, огромные желто-зеленые глаза, прямой аристократический нос и довольно крупный рот, в складке губ которого ясно читалась надменность.

Возможно, за этой безукоризненно-лощеной оболочкой скрывается страстная натура, подумал я, так что со временем было бы весьма любопытно попробовать до нее докопаться.

— Вы — Холман? — Голос у нее был низкий, энергичный и совершенно равнодушный.

— Да, Рик Холман, — согласился я.

— Вас вызвал мой отец. — В том, как она это сказала, чувствовалось, что мне дают отставку. — Он передумал. Вы можете прислать счет за потраченное впустую время.

— Меня пригласил ваш отец, — раздраженно ответил я, — а стало быть, он может лично сообщить, что у него изменились планы.

Она поджала губы:

— К вашему сведению, я дочь своего отца.

Я пожал плечами:

— Это его проблемы.

— Я не очень часто захлопываю дверь перед чьей-то физиономией, но для вас, Холман, сделаю исключение.

— Антония? — донесся откуда-то из глубины дома низкий мужской голос. — Если это мистер Холман, проводи его в гостиную.

В зеленых глазах мелькнула досада, но девушка взяла себя в руки, повернулась и молча провела меня через обширный холл в гостиную.

Тот, кто поднялся с огромного кожаного кресла и шагнул мне навстречу, не мог быть никем, кроме Рейфа Кендалла. Крупная широкоплечая фигура, увенчанная головой викинга, густые светлые волосы с легкой проседью на висках, умные голубые глаза, длинный прямой нос и слегка насмешливый рот. Это лицо я сотни раз видел в газетах и журналах. Интересно, что за фантастическая комбинация генов подарила ему дочь-брюнетку с зелеными глазами?

К пятидесяти годам Кендалл успел завоевать репутацию крупного современного драматурга-гуманиста, являя собой редкое сочетание: несомненный художественный талант и процветающий бизнесмен.

— Мистер Холман, — он пожал мне руку и неторопливо улыбнулся, — садитесь, пожалуйста. Вижу, вы уже познакомились с моей дочерью.

— Я пыталась дать ему от ворот поворот, — невозмутимо заявила Антония, — но не преуспела.

— Тогда во искупление вины приготовь нам что-нибудь выпить, — отмахнулся Кендалл. — Мистер Холман?

— Бурбон со льдом, благодарю, — ответил я, усаживаясь в кожаное кресло напротив хозяина дома.

Брюнетка, двигаясь с необычайной грацией, прошествовала к бару в противоположном конце комнаты. При этом плиссированная юбка вызывающе колыхалась на бедрах. Я долго следил за ней глазами, потом снова повернулся к Кендаллу.

— Мой близкий друг Роберт Джайлс, английский актер, однажды назвал мне ваше имя, — заговорил тот. — Он уверял, что, если у меня когда-нибудь возникнут личные проблемы, которые я пожелаю разрешить не только успешно, но и без всякого шума, надо обратиться к Холману. Это э-э.., ваша профессия, как я понял?

— Совершенно верно.

— Я как раз столкнулся с проблемой... — Он на мгновение умолк, раскуривая видавшую виды трубку. — Антония не согласна, что ее надо разрешить таким способом, но я твердо решил последовать совету Джайлса. Деньги не имеют значения, мистер Холман, важен положительный результат.

Подошла его дочь с бокалами, затем уселась на кушетке, скрестив свои потрясающие ноги. На какое-то мгновение у меня мелькнула мысль: как бы она выглядела совершенно нагой на барке, спускающейся вниз по Нилу? Лицо Антонии было абсолютно спокойным, большие зеленые глаза смотрели так отрешенно, словно мысли ее витали где-то далеко, в другом конце света. Но я-то ни секунды не сомневался, что ушки у барышни, как говорится, на макушке, а все это безразличие сугубо напускное.

— Моя последняя пьеса идет на Бродвее уже четыре месяца и пользуется огромным успехом, — ровным голосом заговорил Кендалл. — Осенью ее будут показывать в Лондоне. Права на экранизацию проданы за солидную сумму, моя доля равна приблизительно четверти миллиона долларов... — На физиономии драматурга промелькнуло виноватое выражение. — Я упомянул обо всем этом не для того, чтобы произвести на вас впечатление, я лишь хотел показать, что выручка за пьесу составит около миллиона долларов.

— Ты делаешь из мухи слона! — неожиданно вмешалась Антония.

Кендалл пропустил ее слова мимо ушей. Какое-то время он сосредоточенно попыхивал трубкой, сверля меня взглядом.

— Три дня назад мне позвонил какой-то тип, назвавшийся Боулером, и обвинил в плагиате, заявив, будто моя последняя пьеса целиком списана с оригинала, сочиненного кем-то другим. Сначала я подумал, что это очередной розыгрыш — даже незарегистрированный телефон не всегда спасает от подобных штучек, но потом сообразил, что дело серьезное. Боулер уверял, что может документально подтвердить факт плагиата, и, если только я не соглашусь на его условия, передаст дело в суд и разоблачит меня в глазах общественности. — Насмешливая улыбка искривила губы драматурга. — Боулер соизволил признать, что мое имя и репутация помогли пьесе увидеть свет, поэтому он милостиво разрешает мне удержать двадцать пять процентов заработанной суммы. Остальное перейдет к неизвестному автору, чьи интересы он представляет.

— Иными словами, малый требует добрых три четверти миллиона долларов?

— А то и больше.

— Разрешите мне угадать ваш следующий вопрос, мистер Холман, — с нажимом заметила Антония. — И ответ будет “нет!”. Отец не занимался плагиатом и ни у кого не заимствовал сюжеты для своих пьес! — Она яростно затрясла головой. — Разумнее всего было бы поручить все это нашим собственным адвокатам, но, по непонятным мне соображениям, отец не желает этого делать!

В словах Антонии звучал неприкрытый вызов, и Кендалл слегка приподнял голову.

— Мы уже говорили на эту тему, — вежливо возразил он, — но ради мистера Холмана я готов повторить все с самого начала. Антония права, пьесу я, конечно, написал сам. Но, как любой человек, зависимый от публики, я не могу не считаться с общественным мнением, а потому не испытываю ни малейшего желания, чтобы меня публично обвинили в плагиате. Подобные инсинуации не проходят бесследно, всегда найдутся сторонники теории “нет дыма без огня”. Так что, прежде чем предпринимать какие-то шаги в этом направлении, рискуя вызвать огласку, я хочу точно знать, с чем имею дело. Вам это ясно, мистер Холман?

— Разумеется. Вам надо выяснить, что за фрукт этот Боулер: просто псих или же профессиональный вымогатель, который может оказаться опасным.

— Совершенно верно! — Кендалл энергично закивал в ответ. — Этот человек весьма уверенно говорил, что располагает документами, подтверждающими факт плагиата. Я знаю, что это невозможно, но вдруг он каким-то образом ухитрился состряпать достаточно убедительную подделку? Я не сомневаюсь, что выиграю судебный процесс, но к моменту слушания дела моя репутация все равно будет весьма и весьма подмочена.

— Что вы ему ответили по телефону?

— Сказал, что это вранье, разумеется. Боулер расхохотался, заявив, что с радостью предъявит мне доказательства. Но время и место встречи он назначит сам. Он дал мне неделю на размышления и предупредил, что, если за этот срок я не позвоню, он посоветует своему клиенту обратиться в суд.

— Боулер дал вам свой адрес?

— Нет, только номер телефона, по которому я могу с ним связаться. Я его записал.

— Я позвоню ему и договорюсь о встрече, — заявил я.

— Прекрасно! — Кендалл снова энергично кивнул. — Я отправлюсь вместе с вами.

— Нет! Возможно, этот тип подготовил для вас какую-нибудь ловушку.

— Холман прав! — воскликнула Антония. Я невольно посмотрел в ее сторону:

— Как скажете!

Кендалл глубоко затянулся:

— Но, допустим, Боулер откажется предъявить вам эти так называемые доказательства?

— Значит, это обыкновенный псих, и вы можете спокойно про него забыть, — ответил я, — но, судя по тому, какое сильное впечатление он на вас произвел, я не склонен считать Боулера безобидным недоумком.

— Понятно. — Кендалл задумчиво почесал затылок. — Что еще вы хотели бы узнать, мистер Холман?

— Скорее кое-что уточнить. Если кто-то пришлет вам свою пьесу по почте, вы станете ее читать? Он заулыбался во весь рот:

— Мой поверенный научил меня правилам литературной жизни! Любая корреспонденция подобного рода возвращается отправителю невскрытой.

— На всякий случай: где и когда вы писали эту пьесу?

— Писал я ее здесь, в этом доме, но основную идею вынашивал довольно долго, так что, собственно, на писанину ушло всего три месяца. А дело было приблизительно год назад, если не ошибаюсь.

— Прекрасно. Дальнейшие вопросы мы отложим до того времени, когда я выясню, какими так называемыми доказательствами располагает Боулер.

Отворилась дверь, и в комнату вошел высокий сухощавый малый лет тридцати пяти. Его светлые волосы уже начали редеть, к тому же их следовало бы подстричь месяца два назад, а теперь с такой работой справилась бы разве что сенокосилка. Космы торчали над уныло вытянутой физиономией, светло-голубые глаза смотрели надменно, не по-мужски, маленький рот кривила обиженно-капризная ухмылка. Ярко-голубая вязаная рубашка отнюдь не гармонировала с шортами лимонного цвета. А сочетание тощих ног с узловатыми коленками напрочь исключало наличие у этого типа элементарных представлений о мужском достоинстве.

— О? — Он без особого интереса посмотрел на нас троих. — Я вам тут не помешал?

— Вообще-то нет, — ответил Кендалл. — Это мистер Холман. — Он кивнул в сторону костлявого типа. — А это мой добрый приятель Брюс Толбот. Он поэт.

— Ха! — фыркнула Антония. На физиономии Толбота промелькнула откровенная неприязнь, но он и не подумал оставить жеманный тон.

— Холодная дева сомневается в достоинствах моей музы? Что ж, я мог бы писать и дребедень, доступную ее умишку. — Он пристально посмотрел на меня. — Уверен, если я не позабочусь объяснить, какое положение занимаю в этом доме, мистер Холман, Антония с удовольствием сделает это. — Толбот отвесил Рейфу Кендаллу низкий поклон. — Рейф мой патрон, а это замечательное старомодное слово сразу наводит на мысль о благотворительности! Так уж получилось, что он верит в мой талант и поддерживает меня. Поэтому я могу творить, а не тратить время, зарабатывая хлеб насущный в качестве клерка или чернорабочего.

— Это излишне, Брюс, — спокойно оборвал его Кендалл. — Мистера Холмана не интересует...

— Но я настаиваю! — Толбот упрямо затряс головой, и его волосы разлетелись в разные стороны, подобно чахлым колосьям пшеницы, выросшей на неудобренной почве. — Я хочу внести абсолютную ясность в положение дел. — Он вновь посмотрел мне в глаза. — Я ручной менестрель этого дома, мистер Холман. За крышу над головой, трехразовое, порой излишне растянутое питание и совершенно безвозмездно в смысле денежного вознаграждения я всегда под рукой. Скажите, что вам требуется, сэр, и я, не щадя сил, сделаю все, дабы услужить вам в меру своих возможностей.

— Брюс, — снова вмешался Кендалл, — я не думаю...

— Чего изволите, сэр? — продолжал паясничать Толбот, не обращая внимания на слова Кендалла. — Оду, сонет или, возможно, корейское “сихе”? Или же вас больше устроят изящные стансы, посвященные моему благородному патрону? — И он принялся декламировать фальцетом:

Восславим Рейфа Кендалла,

Чья муза пьесам жизнь дала

Для новых поколений.

Ну, разве он не гений?

Полагаю, — повысил голос Кендалл, — с нас вполне достаточно!

— Хорошо! — Толбот снова затряс головой, и его физиономия скривилась от обиды. — Раз уж меня отсылают прочь, как слугу...

Повернувшись на каблуках, он строевым шагом вышел из комнаты; нелепое сочетание лавандово-синей майки и ядовито-желтых шорт делало его похожим на оскорбленного в лучших чувствах бойскаута-дальтоника.

После того как за ним закрылась дверь, в комнате на несколько секунд воцарилось молчание. Наконец Кендалл кривовато усмехнулся:

— Брюс, как я понимаю, принадлежит к весьма чувствительным натурам.

— Он не только никуда не годный поэт, но и бессовестный лодырь, привыкший жить за чужой счет! — заявила Антония. — Лично я уверена, что ты зря позволяешь ему торчать в доме, сочиняя идиотские вирши, хотя парню давно следовало бы заняться каким-то делом... Впрочем, клерк из него выйдет тоже никуда не годный.

Кендалл несколько раз затянулся, пока не сообразил, что трубка погасла; тогда он принялся шарить по карманам в поисках спичек.

— Если ты настаиваешь, мы обсудим этот вопрос как-нибудь в другой раз, — уныло проворчал он.

— Я уже давно перестала затевать подобные разговоры, поскольку они все равно не приносят проку, — пожала плечами Антония. — Но если мистеру Холману приятно сидеть тут и наблюдать, как мы играем в “счастливую семью”, я готова.

Я на лету поймал камешек в свой огород.

— Да нет, мне пора идти, — объявил я, поднимаясь на ноги и ставя пустой стакан на столик рядом. — Вы дадите мне телефон Боулера?

— Естественно. — Кендалл достал бумажник, извлек из него листок бумаги и протянул мне:

— Надеюсь, вы уведомите меня о результатах встречи?

— Разумеется.

Он взглянул на дочь:

— Будь добра, проводи мистера Холмана, Антония.

— В этом нет необходимости. — Девушка нарочито медленно встала. — Ведь он практически вломился сюда...

— Лучше в ты хоть раз нагрубила мне, — почти прошептал драматург, — вместо того чтоб рычать на всех подряд без разбору.

— Ты хочешь сказать, что я должна быть предельна мила со всеми, дабы не бросать тень на образ великого гуманиста? — В ее глазах мелькнул холодный огонек. — О'кей, как насчет вот этого? — Антония двинулась ко мне, да так решительно, что на долю секунды у меня мелькнула мысль: уж не собирается ли юная особа пройти сквозь мое бренное тело; но нет, она все-таки остановилась в паре дюймов, ухватила меня под руку и так тесно прижала ее тыльной стороной к собственному боку, что я ощутил упругую округлость маленькой груди. Пару раз взмахнув длинными ресницами, девушка одарила меня на редкость неискренней улыбкой. — Знакомство с вами, мистер Холман, доставило мне огромное удовольствие, — проворковала она. — Любой друг моего папочки, великого американского драматурга, становится и моим другом. Если у вас есть какие-то критические замечания по поводу его пьес, пусть самые пустяковые, почему бы вам не юркнуть в мою постель и не обсудить их приватно? Не сомневаюсь, я сумею уговорить вас изменить мнение.

Раздался какой-то глухой звук — это Кендалл сердито выколачивал трубку. Антония громко захохотала и, чуть ли не отшвырнув мою руку, вернулась на прежнее место.

— Мой отец, несомненно, предпочитает, чтобы вы сами нашли дорогу отсюда, мистер Холман.