Забавы уединения моего в селе Богословском

Анакреона лиру

Хотел бы я иметь,

Чтобы мою Плениру

Достойнее воспеть;

Горе подобно — Веки

На лиру ту легли;

Анакреон и Греки

Исчезли от земли! —

Быть так и жить в приюте

Без славы, но с душой;

Вверять своей Анюте

счастье и покой;

И лирною игрою

Не громы возбуждать;

Но в сумерки с струною

Раздумье разделять.

Все преходит в жизни тленной,

Горесть в годы, радость в миг;

Всяк тщетою, лишь пременной,

Предводим в путях своих;

Чувство силой не правдится.

Тем, что есть, должно явиться

И является — мечтой.

Свет исполнен суетой!

В нем любовь — обман, я знаю,

Но приятный! — Ей вручаю

Сердце, душу, разум свой;

Жертвую любви собой!

Горе нам искать, иною

Страстью страсть ту заменять!

Нам устроено судьбою

Иль любить, иль не дышать.

Так, Лизета дорогая!

Я люблю одну тебя;

Мне не может льстить иная,

Если жизнь во мне твоя.

Пусть и реки и пустыни

Разделят меня с тобой,

Пусть ужасные твердыни

Станут между нас горой;

Сердце, мысли понесутся

К мыслям, к сердцу твоему;

Мысли с мыслями сольются,

В сладость духу моему.

Но теперь мы под одною,

Лиза! кровлею живем;

Поспешим же мы собою

Дать пример любови всем;

Иль разлука подвернется,

Или старость на крылах;

Сердце с холоду очнется

Не на розе, на иглах.

Должен вянуть цвет веселья!

Путь исполнит сей закон,

Пусть же вянет, блекнет он

От сердечна наслажденья!

Лирой громкою иные

Славят сильных на бою;

Очи черны — голубые,

Вам я песенку спою;

И в награду я мечтаю,

От любви себе цветок:

Я ногами попираю

Кровью купленный венок.

Я народом не владею,

Я на троны не гляжу,

Участь лучшую имею,

Меж красот — судьей сижу.

Сердце страстно разбирает,

Что прелестнее для нас

И что более пленяет:

Голубой иль черный глаз?

Очи черные проворны,

Душу вмиг они язвят;

Голубые ж нежны, томны,

Тихо в плен они манят.

У Венеры взгляд небесный

Черных глаз огнем горит;

Взор же Грации прелестной

Томность милая живит.

В глазках черных светит искрой,

Да желанно — иль отказ;

Речью скромной, а не быстрой,

Отвечает нежный глаз:

Страсти буйство в глазе черном;

Страсти нежность в голубом;

Мил восторг в глазу проворном;

А чувствительность в другом.

Очи черны, вы прекрасны!

Но — я Лизы не видал:

Взоры Лизины опасны,

Я любовь в них прочитал.

Очи черные, прельщайте

Не меня вы, а других;

Чувства сердца возглашайте:

Нет прелестней голубых!

Не прибавит знать и слава

К милой страсти ничего;

Ты души моей забава,

Друг ты друга своего.

Много есть тебя знатнее,

Кто пригожее тебя?

Кто тебя добрей, милее?

Кто счастливее меня?

Иль не придешь в мысли миру

Красоту венцом почтить?

Он тебя тогда в порфиру

Пожелает нарядить.

Лиза милая в короне

Будет Лизою моей;

Средь величия на троне

Сердце не изменит в ней.

Славьтесь грудью ледяною

Люди видом, не душой,

Вашей твердостью пустою,

Не пленяется дух мой.

Вам лишь видно, что Лизета

Без красы и не умна;

Я в ней вижу прелесть света:

Словом — Ангел мой она!

Будь ты, милый друг! Лизета,

Для спокойства моего,

Ангелом — красою света

Лишь для друга своего.

Прочим людям не кажися;

Будь несносна даже им,

Их хулою веселися,

Чтобы богом быть моим!

Нет слов — иль не умею,

Прекрасную хвалить;

Но сердце я имею,

Чтоб милую любить.

Словами, коль не можно

Тебя мне величать,

Я чувствами не ложно

Тебе могу сказать:

Одна ты мне мила,

Есть, будешь и была!

Так петь начну с зарею;

В день стану продолжать;

Встречаяся с луною,

То ж буду напевать.

И после, засыпая,

В утеху я себе,

Тобой во сне мечтая,

Промолвлю то ж тебе;

Одна ты мне мила,

Есть, будешь и была!

Тогда совсем забуду

Припев я сей пропеть,

Когда в объятьях буду

Тебя своих иметь.

Забуду я словами,

Восторгом страсть явлю,

Я страстными глазами

Скажу тебе: люблю!

Ты мне одна мила,

Есть, будешь и была!

Я лиру томну взял;

Петь Лизу начинал.

Как по струнам играла,

Рука моя дрожала;

И вдруг слеза из глаз;

И в тот же самый час

Все струны застонали,

Уныло мне сказали:

Далеко уж она,

Та, кто тебе мила!

Далеко уж она!

Вдруг эхо подхватило

Несносные слова

Те, сердце повторило,

Забилось, замолчало!..

Но все — округ вещало:

Далеко уж она! —

О Лизанька моя!

Все будешь мне мила;

Душа во мне твоя.

Далеко уж она!

Ей песня не слышна!

И тут слеза упала;

И лира лишь сказала:

Ей песня не слышна!

Замолкла вдруг струна.

Подруга дорогая!

Молчи струна златая!

Покуда я не с ней —

Не с Лизою моей!

Парой севши на кусточке,

Ворковали голубочки;

Вдруг носками страстно чок —

И с голубкой голубок

Друг на друга посмотрели,

Встрепенулись, полетели

И оставили меня!

И под тем самым кусточком

Также соловей с дружочком

На своем гнезде сидел,

Для подружки нежно пел.

Пел он нежно, пел он страстно,

Подле милой пел прекрасно;

Не был он, как я, — один!

Песнью тою — восхищаюсь!

Сам за лиру принимаюсь;

Но лишь в мысли, что она

Не со мною, то струна,

Петь не смогши, лишь стонает

И с прискорбием вещает:

Что мне петь, коль ты один?

Не один я! — здесь с собою,

С горестной своей душою,

Здесь о Лизе я тужу,

На слезу свою гляжу.

Каплют слезы! скука злая!

То для Лизы, вображая,

Я как будто не один!

В поднебесье раздается

Звонкий, нежный голосок.

Резво птичка в верхах вьется,

Там летает, где прудок:

И порхает,

И виляет

Книзу, вдоль и поперек;

И туда,

И сюда.

Сиза ласточка, здорово!

К нам с тобой утеха нова.

Май является с тобою,

Чтоб забавы воскресить.

Ты летай всегда над мною,

Вей гнездо, где буду жить

Я весною,

С дорогою;

Ты ж весну ведешь с собой!

Ты мила,

Как весна!

Сиза ласточка, здорово!

Мне с тобой утеха нова.

Белокрылый голубочек

И с голубкою своей

Сел на разовый кусточек

Перед Лизою моей;

Он подружку,

Я пастушку

Стали страстно целовать;

Он в носок,

Я в роток!..

Сиза пташечка, здорово!

Мне с тобой утеха нова.

Над душистыми цветами

Пестры бабочки летят

И узорными крылами,

Игры, смехи к нам манят.

Тут лилеи;

Им милее

Розы Лизаньки моей.

Игры с ней,

Смехи к ней! —

Сиза пташечка, здорово!

Мне с тобой утеха нова.

При лесках о Эхо мило!

Мило Эхо! что любило

Нежны песни повторять,

Ах! пришло теперь молчать;

Иль молчать, или уныло

Жалку песенку твердить:

Удалилось то, что мило;

Мне нельзя веселым быть!

Был я весел, наслаждался,

Всей природой восхищался;

А теперь? пришло страдать,

Нежны песни забывать.

Мне ль забыть, как я с пастушкой

К Эху в гости приходил,

И пред милою подружкой

Я люблю, люблю твердил?

Я люблю и раздавалось,

По лесам, долинам мчалось,

Доходило до меня!..

Где ты, Лизанька моя?

Как рассталась ты со мною,

Песен нежных не пою;

Эхо вторит лишь с тоскою,

Что люблю я и терплю.

Я страсти не таю;

Добру нейдет таиться.

Я искренно люблю;

Любовью дух гордится!

Люблю красотку я простую,

Приятную, младую;

Красы — вот титлы все ея;

Но с нею счастлив я!

Иная предками гордится,

А в знатности сравниться

Нельзя с красавицей моей:

Амуры братья ей.

Друзья мои! влюбляйтесь,

Коль ваш предмет как мой,

Любви не удаляйтесь,

Воспойте вы со мной:

«Двоим в беде милее,

Чем в счастье одному!» —

Ты ж, песенка! скорее

Мчись к другу моему.

Страсть моя все вопрошает;

И все страсти отвечает:

Лиза друг твой пригожа.

Ты, невинная душа!

Ты одна себя не знаешь,

Общей речи не внимаешь

И не думаешь, как я,

Что любезней нет тебя. —

Ротик малый, миловидный,

Ал, как роза, и завидный

Поцелуй сулит он мне;

Роза с лильей на челе;

Глазки с искрой, не притворны;

Бровь дугой и кудри черны;

Все ль тут прелести ея?

Нет! теряюсь в счете я. —

Очи Лиза потупляет

И румянцем отвечает:

Как румянец не хвалить!

Или нему должно быть. —

Тут Лизета прерывает

И сквозь слезы продолжает:

«Коль умеешь ты любить,

Знать ты должен, что хвалить».

«Я красою не горжуся,

Я любовию хвалюся,

Что имею от тебя,

Вся утеха в ней моя!

Так воспой мое стремленье,

Сердца милое биенье,

Слезы, вздохи, взора страсть!..

Пой счастливу нашу часть!»

Глаза в глаза и сердце к сердцу,

Уста к устам, а страстну душу

От друга к другу посылать;

То живу быть, то обмирать!..

В сей миг утехи райской,

Как друга называть?

О, Милая!

О ты! которую назвать

Прямым я именем не смею;

Едину только власть имею

Тебя в душе своей скрывать.

Беру перо — писать к тебе!

Я в вестники определяю,

Дитя прекрасно; мило мне:

Его я вздохами питаю,

И тем питать я вечно рад;

Им жизнь я жизнию считаю;

Им в ней открылась тьма отрад;

Ценить тебя им познаваю.

Эрот — его так свет зовет;

Свет в заблуждении, не знает

Сердечный, милый мне завет:

Эрот твой брат, душа вещает!

Согласен буду я с душой:

Эрот красив — и ты прекрасна;

Эрот, все говорят, презлой;

О Лиза! меньше ль ты опасна?

С тех пор как я тебя узнал,

С тех пор что вздох, что слезы знаю!

С тех пор покой я потерял;

С тех пор я сердце ощущаю, —

Бедою страсть нельзя назвать:

Беда, где грусть без утешенья;

Бедою можно ли считать,

Где даже горести — веселья!..

Но я писать к тебе хотел,

Чтоб сердцем страстно изъясняться;

А только, только разумел,

Тобой и страстью величаться.

И что же мне? — Я был с тобой;

Ты, верно, занималась мной;

Страсть милая пером водила;

Эрот твой брат округ порхал;

Тобой одною я мечтал;

Письму конец — слеза сложила!

Весна! я по Зиме суровой,

В двадцатый вижуся с тобой:

Не знал чувств роскоши я новой,

Не знал встречать тебя — с слезой.

С Природой прежде возбуждаясь,

Красой наружной лишь пленяясь,

Я прыгал, глядя на цветки;

Я пеньем птичек забавлялся,

Тревожил веткой ручейки

И как дитя всем восхищался.

Теперь на почки ль налитые

Взгляну? Цвет зрю, листы густые,

Зрю тайны, скрыты тенью их,

Любовный шепот, лобызанья,

Всю негу дум и все мечтанья

Вмещаю я в очах своих.

Я понимаю птиц влюбленных,

Ручьев журчанье внятно мне,

Есть глас у чувств моих прельщенных,

Я сам Гимн воспою Весне.

Я сам в хор общий поступаю,

Я сам в природе не один,

С подругой я, природе сын;

И вкупе с Миром возглашаю:

Да будет здесь любовь одна!

И с ней да здравствует Весна!

Солнце в окны! — я мечтаю

Милым образом твоим;

Сей мечтой я поздравляю

С праздником себя своим.

На двадцатый год вступаю,

Но два года лишь живу;

Года два тобой пылаю,

Их и жизнию зову.

О года мои любезны!

Продолжайтесь долго вы,

Столь же милы и прелестны

Удаляйте злость судьбы;

Удаляйте ту минуту,

В кою должность загремит,

И разлуку с милой люту

Грозно мне определит. —

Мне ли в праздник мой такою

Мыслью душу огорчать?

Ты со мной, а я с тобою!

Нам ли горе вображать? —

Вы, друзья мои! примите

Излияний нежных часть;

Вы, конечно, мне простите,

Что я вспомнил прежде страсть.

Вы чувствительны и нежны,

Нежны столь же, сколь и я;

Столь же чтить любовь прилежны,

Сколь ту чтит душа моя.

Вас люблю, люблю душою,

Всем пожертвую вам я;

Лизе ж жертвую собою:

Вы не Лиза — лишь друзья.

Лиза? Царь моих желаний!

И душа, моей души! —

Предрассудок! излияний

Сердца страстна не глуши.

Не тверди мне, что Лизета

Не богата, не знатна;

Ах! она на трон полсвета

Стоит быть возведена.

Лучше ты прети пленяться

Славой мира, суетой:

Мне ли? мне ли восхищаться

Признаком его, мечтой!

Сердце, если не довольно,

Что богатство? что чины?

Сердце в выборах невольно!

Для любви мы созданы.

Лиза! к клятве ненадежный

Прибегает завсегда;

Но любовник прямо нежный

Не клянется никогда.

И без клятвы я уверен

Вечно друга обожать…

Знай, коль буду я неверен,

Клятвой стану уверять.

Мечтал себя я быть на троне:

Я правил сильною страной,

В порфире был я и в короне…

И власть — делил я с дорогой!

Ах! лесть не вовсе миновалась.

Моей являл мне Лизу сон;

Была моя — моей осталась!

И что ж утратил я? Лишь трон.

Не грустно мне по пышном троне,

На дерне с ней я трон найду;

Из рук ее златой короне

Простой венок я предпочту.

Цари! народами владейте.

Себя я Лизе отдаю,

Карать смертями власть имейте!

Я милой Лизе жизнь даю.

На тронах страхом охраняют

Царя хранители Царей;

Коварство, злобу отдаляют

Блестящим острием мечей.

Амуры нас оберегают;

У нас любовь любови щит;

От сердца то лишь отстраняют,

Что нежности его вредит.

Царей венчанных почитаю,

Пред ними я колена гну;

Царицей сердца признаваю,

О Лизанька! тебя одну.

Не бью челом я пред тобою;

Тебе язык мой не польстить,

Тебя люблю, люблю душою;

Тебе страсть правдой говорит.

Под розой, разметавшись

На мягкой мураве,

С Лизетою обнявшись

Я — троны на траве,

Побоищ честь кроваву

И свет весь забывал;

Лишь тихую забаву,

Лишь Лизу вображал.

Вдохнувши лире страстной

Приятный голосок,

На лире сладострастной

Повесил я венок.

Венок из роз сплетенный

Рукою дорогой;

От сердца оживленный

Пролитою слезой.

Но — лишь к струнам рукою,

Лишь вздумал я сказать:

В утехах с дорогою,

Век буду провождать! —

Вдруг вихри засвистели,

И порвалась струна,

И громы загремели!..

Неслась над мной война.

Тут вспомнил я, чем Свету,

Чем должен я Царю;

Взглянул я на Лизету,

На Лизаньку свою!

И лиру я поспешно

Поставил под кустом:

Петь песни неутешно,

В прощаньях со дружком! —

Иду я вслед герою

Отечеству служить;

Победу за собою,

Герой привык водить.

С ним лавром увенчаюсь,

С ним буду человек,

Я смерти посмеваюсь,

Той час даст жить мне век!

С сим словом, меч хватая,

Стать к знамю я хотел;

Но, шлем приподнимая,

Гнездо под ним нашел.

Птенцов в нем согревала

Голубка под крылом,

Умильно ворковала,

Целуясь с голубком.

Взглянув на птичек нежно,

Слезу я уронил;

Их к Лизаньке поспешно

В колени посадил;

Глядел — и сердце билось;

Я Лизу прижимал;

И слава позатмилась,

И лавр пред мной завял. —

Вдруг снова раздалися

Гром бранный, трубный звук.

«Со мною хоть простися,

Мой милый, милый друг!» —

Мне Лиза говорила.

Сказал и я — прости!

Прости, она твердила,

Прости, меня люби! —

Я Росс! иду сражаться

И легче расстаюсь;

Тогда ли сокрушаться,

Как с славой спознаюсь?

Злодеи! трепещите!

Отмщу вам за любовь! —

Мне милые! простите! —

Кипи геройска кровь!

О Грации! любимицы сердец!

Эфир у вас красуется во взоре,

И белый цвет невинности в уборе;

И на главе из белых роз венец,

Гирляндою, из ландышей сплетенный,

Обнявшися, в прогулках по вселенной;

Ваш след заря, иль месяц в полноте;

Вы временем под кров уединенной,

Приотдохнуть идете к простоте;

Теперь ваш час! — вечерняя дремота

На наш полшар с луною разлилась;

Склонилась к сну сварливая забота,

Богини! вам природа поддалась. —

О Грации! взгляните на меня. —

Я вас пою, и лунный луч играет,

По комнате рисуя серебром.

Он, мнится мне, сей песенке внимает.

Я вас пою, разлегшись под окном!

— О милые подруги юных дев!

Вы часто там, где горлицы воркуют;

Воссели вы под тению тех древ,

Друг друга где пернатые целуют.

— Вы часто там, где в сереньком пушочке

С птенцами мать на гнездышке сидит;

Сидит и друг поблизости дружочка

Поет, поет и в скуке веселит.

— Вы часто там, при свете лунной ночи,

Под веткой той, где свищет соловей,

В унынии густой зеленой рощи,

Влечет слезу мелодией своей.

— Вы чаще там, при детской колыбели,

Где нежна мать пробудки сына ждет;

С улыбкой он ложится к ней в колени,

У ней в грудях из роз млеко сосет.

— Вы чаще там, невинность где краснеет;

Дивится где палящу грудь огню;

Сидит с дружком, сидит и онемеет,

Как ей придет ему сказать: люблю!

— Вы были там, там с вами я спознался,

Милену где любезную узнал;

Видавшись с ней, не с вами ли видался?

Ее за вас я часто принимал.

Бывали вы в тех ямочках прелестных,

Рождает что улыбка на щеках;

Видал я вас в лазури глаз небесных;

Желал ловить на розовых устах. —

Вы с ней еще! но нет ее со мною!

И вас давно я, милых! не видал.

Я вас манил — печальною слезою, —

Но ветер стон в долинах разметал!

Не вижу вас! — но только ощущаю,

Когда один по рощам я гуляю;

Под плеском волн бываю на брегах

Иль пенью птиц внимаю на полях.

Но милой вздох! — и прочь вы побежите.

Уже ли ей сказать вы то спешите?

Когда бы так!.. О божества благия!

С хвалою вам искать иду во сне

Себе покой. — О Грации другая!

Миленою во сне явитесь мне.

Февралем, под вечерочек,

У окошка я сидел,

Теплый веял ведерочек,

Я на Немень посмотрел.

Взор на Немень, вздох из сердца

К милой родине послал,

Где любезная осталась,

Где от кровных я отстал. —

Гневно Немень перед мною

Ледяные цепи рвет;

Волну гонит он волною

И все далее течет.

Все подале… Я привязан

К незнакомой стороне,

Цепью должности обвязан,

Удален от милых мне!

Тут из глаз слеза невольно

Пала в Немень из окна;

Грустно сердцу! сердцу больно!

Мчит мою слезу волна.

Не пойдешь, слеза родная!

Ты на родину ко мне;

Мчит тебя волна лихая

К дальней, к чуждой стороне. —

Я от Неменя чужого

Взор унылый отвратил,

Стал читать письмо родного

И окошко затворил.

На темно-голубом эфире

Блеснул сребристый, кроткий луч;

И в бледно-палевой порфире

Луна явилась из-за туч.

Тогда, при Немене широком,

Влюбленный Трубадур лежал.

Он на луну взглянул со вздохом;

В глазах — луч кроткий заиграл.

И страстна арфа зазвенела;

Влюбленный Трубадур запел:

И в Немене волна кипела;

И ветер — в берегах шумел.

Шумел, — но песня раздавалась,

Влюбленный Трубадур вздыхал.

Любовь! любовь им прославлялась,

Красу тех мест он воспевал.

«— О ты! кого не называю,

Одной кем только я дышу,

Кого люблю я, обожаю,

Твои черты в душе ношу.

Ношу и ими заниматься

Хочу с тобой и без тебя,

Тобою буду оживляться,

Тобою чувствовать себя.

Тобой, — но ты, души мученье!

Твой дар есть яд — то страсть моя!

Ах! подари ты облегченье

Тому, кто терпит от тебя?

Судьбой в край здешний завлеченный,

Я, чести шествуя вослед,

И блеском славы восхищенный

Мнил счастие — в венце побед.

Оно в тебе, теперь то знаю;

Милей быть счастливу тобой,

Тебе я сердце посвящаю,

А честь? ей меч с моей рукой». —

Так пел, и руки опустились;

Вздохнул влюбленный Трубадур,

Ручьями слезы покатились,

Он встал — и с ним вспорхнул Амур.

Любимицы небес благия!

Краса и жизнь природы всей

Излейте взоры голубые

Во глубину души моей;

Наставьте, Грации! меня;

Вдохните сердцу песнь согласну;

В твореньи вашем славлю вас! —

Пол кроткий, милый! пол прекрасный!

Тебе в полночный тихий час

Сложил я песнь: прими ее.

Прими с улыбкой дорогою

Подарок мой, утешь меня!

Так майский нежный цвет росою

Лелеет утрення заря. —

О милые! ваш взор небесный

Всему наградою прелестной,

Всегда, везде и всякий чтет.

Для вас и воин умирает;

Надежда воина питает,

Что лавр у вас в сердцах цветет;

Любовью, славой ополченный,

На лаврах рыцарь пораженный

Вскричал, как с кровью жизнь текла:

«Когда б здесь милая была!..» —

Для вас на арфе страсть играет,

Резец каменьям жизнь дает,

И кисть полотна оживляет,

Для вас на свете все живет. —

О милые! какою ж силой

Вы правите природой всей?

Велики, сильны силой милой,

Священной слабостью своей;

И теми важными правами,

Что с мукой вам и со слезами

Судьбе угодно было дать,

В себе жизнь нашу помещать;

Быть первой пищей твари слабой,

Подпорой в ангельски лета,

Единой зрелых лет отрадой,

Подругой милою, — всегда.

О вы! которых сотворила

Любовь для блага жизни всей!

Ужель любовь вас научила

Быть злою казнью наших дней?

Ах! нет. — Я слышал, что шептала

Она любимице своей;

И вот чему ту поучала:

«Цвети, мила, как роза в поле;

Как та, цвети для одного;

Одно ты сердце, а не боле,

Счастлив подарком своего.

Стыдись богатствами прельщаться;

Тебе ли ими восхищаться?

Или не все сокровища с тобой:

Милее богатить собой.

Не позволяй, чтобы иная,

Не ты, не мать его родная

Кормило нежное дитя;

Питай его, питай собою,

Слезу смывай своей слезою,

Являй ты матерью себя:

Или не сладко восхищаться

Улыбкой первою его;

Или немило удивляться

Затеям сына своего?

Немило взор им утешать,

Когда при груди отдыхает,

Лилеи розами сжимает?

Немило сердцу созерцать

В лице незлобности спокойной

Черты любимца своего;

В чертах любезных образ сходный

Встречать с родителем его?» —

О милые! давно бы должно

Урок любови протвердить;

Давно он дан, и было можно

Урок тот добрый позабыть.

Уже любовь святая правит

Летами юности одной:

Едина юность только славит

Небесную любовь хвалой;

Летами зрелыми забвенна,

Она химерой сочтена;

В красе без злата, что? презренна!

Где злато, там приятств толпа.

Уже невинность не находит

Свой щит в невинности своей;

И верность к дикому уходит;

Не грустно ль, милые! по ней? —

О ты! горжусь я чею властью,

В чьих взорах Грация живет,

И горе от кого напастью

Душа влюбленная не чтет.

Почто несходны все с тобою?

Тогда бы в милых невозможно

Пороков было находить;

Их добродетель было б должно,

Их прелести всегда хвалить;

Любя хвалить или молчать.

Позволь в час мирного досуга

С тобой не о себе тужить,

О тех, кто не имеют друга

И сами не хотят любить;

О тех душах окаменелых,

Распутством сердце что мертвят;

В глазах, слезою покровенных,

Слезой любви лишь слабость зрят.

Любовь сердец, любовь прелестну,

Химерой смеют называть;

Названьем бредней страсть небесну

Они дерзают унижать.

В постыдной неге утопая,

Лишь в тине светской ищут жить;

В сердечной пустоте зевая,

Они с собой бояться быть;

Презрев любви дары простые,

Ценят высоко счастья дар:

Венки с полей или златые

Дают спокойствию удар?

Любовь, спокойство возмущая,

Тогда же сладостью манит;

Тщеславье, тоже разрушая,

Что сердцу мертвому сулит?..

— Жаль вас! но вы того хотите:

Толпитесь вкруг богов своих!

Улыбку получить ищите

Вельмож в отменах золотых!

Что в них искать себе? не знаю! —

Искать ли знатности пустой?

Я их и знатность не сравняю

С моей Миленою драгой! —

Я принял меч, щитом закрылся,

Шлем гордый на главу надел

И в поле ратное пустился;

Быть мил любезным я хотел.

Для них за славою гонялся!

Теперь вся цель моя в одной;

И для любезной лишь остался

Милены друг, блистать войной!

Чтоб ты, Милена! не краснела

Нигде за друга своего;

Сказать чтоб право ты имела:

«Узнать там можете его». —

А там создать трофей потщуся,

Хотя и кровью тот облит;

Щитом я слабых там явлюся,

Чтоб в их сердцах трофей мог быть.

Сражусь ли в поле я с врагами,

И в поле враг падет попран,

В ножны и ярость пусть с мечами,

И пусть слеза кровь моет с ран,

Пусть сердце к пленным сострадает,

Пусть слезы с пленными прольет;

Героя вздох не унижает,

И лавр живей от слез цветет.

Но жатвы лавров мы лишенны:

Итак, в бездействии ль вздыхать?

Стезя к добру не затворенна

В себе Милену украшать.

Украшу сердце постоянством,

Чтоб ты, Милена! не могла

Своим душевным всем убранством

Его верней найти стекла.

На шлеме буквами златыми,

Любовь и честь! я написал:

Завет священный сей своими

Досель делами сохранял.

Потщусь хранить! чтобы мне вверить

Могла Милена свой залог —

Невинно сердце, — и уверить

Ее своим я сердцем мог. —

Когда б ты, милая! со мною

На здешних берегах жила,

Меня б кратчайшею стезею

К желанной цели ты вела:

Шаг каждый взором ободряла,

Сближала бы мечты конец,

Успех улыбкой награждала

И тот же час дала венец.

Плети его, плети в разлуке,

И пусть судьбина все вершит!

В награду подвигу и муке

Его она мне подарит…

И мзду заслуга украшает;

И благу зло цену дает! —

…Тобою друг твой день кончает;

Последню мысль тебе он шлет.

Немень! Немень мой любезный!

Друг тоскующей души!

Дай раздаться песни слезной,

Шумом волн ту не глуши;

Чтобы эхо повторяло

Песнь унылую со мной:

Хоть бы эхо сострадало,

Сокрушенному бедой.

На брегах уединенных,

Пеной белой орошенных,

Милых дикою красой

Ты мне возврати покой.

Дай дрожащею рукою

Милый вензель начертать;

Окроплю его слезою:

Те слезы не смей смывать!

Их тебе бы я поверил;

Ты далек от дорогой,

Не туда течешь, назначен

Путь иной тебе судьбой. —

Если ж здесь опять драгая

Снова будет обитать:

На брегах твоих, гуляя,

Верно сядет отдыхать;

Погони волну волною,

Шумно их начни струить,

Чтоб заняв ее собою,

Страсти след моей явить. —

Ель столетня наклоненна

Над твоей висит водой;

Ель увидишь оживленну,

Горлиц страстною четой;

И не в горестной пустыне

Потекут твои струи:

Будет образ тут отныне

Постоянства и любви.

За сини дальних гор хребты

Лучи златые закатились;

Ближайши сердцу красоты

Унылым вечером явились.

Луна скользит на струйках чистых,

Сребрит зеленые поля

И, зыбляся в древах пушистых,

Алмазы сыплет вкруг себя.

Нет ветров буйных: не дерзают

Свистеть в брегах, клонить древа.

Древа стоят и отдыхают

В объятьях ароматна сна.

Все спит и тенью все одето. —

Приятно мне! душа полна!

Тесней тень сблизила предметы,

Роднит с природою она!

Роднит? Но будто сердцу страстну,

Окроме милой, есть родня!

Дружит, — чтоб в участи злосчастной

Был друг в природе у меня.

Мой друг! отрада всех влюбленных!

Луна! прошла ты весь эфир.

Скажи мне, что в пространствах тленных

Тебе являл наш бедный мир?

Луна! ты видела ль Милену?

Ах! помнит ли она меня?

Храня в глазах слезу священну,

Она взглянула ль на тебя?

Главою на руку склоняясь,

Она вздыхала ли тогда?

Шепнула ль, в думу погружаясь,

Что мил я буду ей всегда?

Скажи! — чтоб сердце не томилось,

Скажи скорей, и слезу в дар!..

Вдруг облако — луна сокрылась.

О рок! за что мне сей удар?

Ах! слезы чувствия драгие,

Уже мне не с кем проливать;

Хотя б луны лучи благие

Могли в глазах их осушать!..

О рок! о рок! или ты вечно

Меня к несчастью осудил?

Нет! нет! ты сжалишься, конечно,

Надежды если не лишил.

Благословенная сень мира!

Храм меланхолии благой!

Тебе хвалу, уныла лира,

Хвалу гласить своей струной.

Под кровом древ твоих кудрявых

Я встретил некогда любовь;

И вместе с кипом вод тут рьяных

Во мне вскипела юна кровь:

Клубились волны и шумели,

А я под плеск их отдыхал;

Амуры, вдруг порхая, пели;

А я — души в себе искал!

Искал! — Милена белокура,

Резвясь с подругами, бежит;

Стан Грации и вид Амура!..

Душа за нею вслед летит. —

Я счастлив был и все с тобою

Свои восторги разделил;

Я на сосне тогда ж рукою

Мне милый вензель начертил:

Он тут! он тут! и если взглянут

Сердца влюбленны на него,

Гулять без чувствия не станут

В твоих пределах, круг его. —

Была весна и удалилась;

Был счастлив я — и счастья нет:

Милена с нами разлучилась! —

Но в сердце у меня живет!

О ты! убежище спокойно!

Храм меланхолии благой!

Еще в твоих пределах вольно

Мне душу утешать тоской:

Везде предметы все постылы,

Меня с Миленой не ближат;

Твои пребудут вечно милы,

Они про друга мне твердят.

Милена в сердце обитает;

Пребудь ты в мыслях у меня;

И пусть душа не разделяет,

Мою Милену — и тебя!

Зарделось солнце, покатилось

За верх ближайшего холма:

Все тише, тише — и спустилась

Глубока всюду тишина.

И я, с природой унывая,

Свет взором томным провожал;

И взоры в дальность устремляя,

Мечтами душу восхищал. —

Смотрел на дальние равнины,

На лес, на горы и поля,

И на реку, и на стремнины;

Гулял далеко взором я!

Гулял, и сердце вдруг забилось;

И будто облако к глазам;

И нечто в дальности явилось…

Является Милена там!

Является в слезах, уныла,

И ищет будто бы чего:

Искала близ — не находила…

Как будто друга своего.

И друг хотел бежать поспешно

К прелестной, к милой, к дорогой!

И тут — о горе неутешно!

Я зрю — мечту лишь пред собой.

Ах! кстати, кстати сокрываться

В тенях природа начала;

Со мной в унынии равняться

Как будто мысль она взяла.

Лазурь небесна почернела;

Темно в душе — везде темно!

Природа траур свой надела.

Я встал и затворил окно.

Позвал с стены гитару страстну;

Снимал дрожащею рукой,

Чтобы воспеть любовь злосчастну,

И пел: слеза текла рекой!

Тут вдруг стихии взбунтовали,

Грозою рушился покой;

Во мраке молнии летали,

Клубясь извивистой стрелой;

И ветры бурные ревели,

И гром со треском упадал;

На цитре струны онемели.

Внимать чтоб буре, я привстал. —

Но ясно небо, как и было!

Еще от звезд своих светлей.

Где ж туча черная ходила?

Где ж буря та? — В душе моей!..

В душе, души своей лишенной;

В душе лишенной дорогой;

Драгой! иному покоренной;

Иному! варварской рукой. —

Теперь себе не доверяю;

Я был игрушкою мечте;

Луна! тебя я умоляю,

К твоей прибегнул красоте!

Видала ль ты меня с Миленой?

Сливалась ли у нас в глазах?

Играла ли в слезе влюбленной?

И множила ль ты страсть в сердцах?

С ней счастлив был ли я весною?

И был ли счастлив я когда!

Прошу тебя, прошу с слезою,

Уже ли все одна — мечта? —

Ах! нет. — Мне грусть то подтверждает:

Был друг у сердца моего! —

И страстно сердце изнывает,

Утратив друга своего!

Познал чрез горесть разлученья,

Лишь то мечта, что веселит;

То истина и без сомненья,

Что камнем на сердце лежит.

Крылья сизы распуская,

Вздевши кольцы на носок,

Из рук хитрых вылетая,

Появился голубок.

Ах! вот горлик! — горлик милый!

Стало слышно вдруг везде. —

Уже ль, горлик сизокрылый!

Не был виден ты нигде?

Иль не ты в лесах воркуешь

Возле миленькой своей;

Иль не ты, не ты горюешь,

Разлучен бывая с ней!

Иль тогда ты нам невидим?

Знать, слепое сердце в нас;

Красота, знать, между нами

Не для сердца, а для глаз!

Забавляйтесь голубочком!

Величайте голубка!

Я сперва спрошу дружочка,

Не лишен ли он дружка?

Иль птенцом он в злые руки,

К каменным сердцам попал!

Для разгнанья нашей скуки

В жизни жизнь он потерял:

Он не ведал, что такое

Быть любиму и любить. —

Если ж милой сердце злое

Возмогло его лишить?..

Жалок бедный!.. но не можно,

Чтоб остался жив без ней;

Он бы умер. — Нам лишь в силу

Пережить своих друзей.

Дам спасибо я слезою,

Милый горлик! за тебя;

А тебе я всей душою

Жить желаю для себя.

Извини! твой род не знает

Для себя на свете быть;

Сизый горлик понимает,

Как ему для друга жить.

Будь же награжден, как должно

Наградить судьбе тебя;

Вечно счастлив будь неложно;

Будь счастливее меня!

Наживи себе Милену

Ты такую, как моя;

Лишь не знай судьбы премену —

Жить далеко от нея, —

Жить далеко, в разлученьи,

В грусти тяжкой и в слезах…

И к несносному мученью

Ту терять — почти в глазах!

В час полночный, сердцу милый!

Арфа скромная! играй.

Ты мелодией унылой

Душу к думе наклоняй!..

Пой! как с розой расцветала

В сердце юном страсть весной;

Счастье с розой вмиг увяло:

Я остался сиротой.

Тише, струны золотые!..

Дайте тоны вы глухие,

И умильною игрой

Погрустите вы со мной!..

И луны лучи благие

Пусть блестят в моих слезах! —

Любовалась ты иными,

О Луна! в моих глазах.

Те не горестны бывали,

Под окном когда с драгой

Мы друг друга занимали

И собою и тобой?

Боле нет их! истощились

Все с весеннею росой…

По щекам теперь катились

Слезы горести одной! —

Скоро ль, арфа! друг мой милый!

В час полуночи унылый,

Под мелодию твою

Думу с другом разделю?

Весны певец ничто пред соловьями,

Но мил он тем, вспевает что весну;

Ничто и я пред славными певцами,

Кем пета ты; пою тебя ж одну!

И страха нет тревожить мне струну.

С весной своей давно ты распростилась,

Чтобы увять, с тем роза и цвела;

Цветки весны в плоды переменились;

И в осень дней ты все еще мила!

В плодах одних нет ложного добра.

Орган ты свой, как чувством заменяла;

Как ум ты свой должна была явить

В играх ума: тот ум, кем сотворяла

Аркадию, иль там рекла ей быть;

Тогда узнал, что Феи могут жить.

О! сколько же тобою восхищались

Все витязи, седящи вкруг тебя!

Хвалы тогда ж тебе сии слагались!

Твой ум родил, чем славлю я тебя;

И лира чем горда теперь моя.

Умолкну я! — тебе одной возможно

Без скуки всех собою занимать.

Свою цену восчувствовать мне должно;

Тебя не мне достойно выхвалять!

Моя хвала — в восторге быв, молчать!

Пример ничтожности земной!

Училище души младой!

Край, сердцу моему любезный,

Прости надолго! край прелестный! —

Унылой полночи дождусь,

Пойду на холмы отдаленны;

Рукой там слабой обопрусь

На камни снегом занесенны:

На Вильну милую взгляну,

Взгляну потом и на луну!

Из глаз две слезы покатятся:

Слезам на камнях оставаться! —

И дам я клятву — не любить.

Свод голубой улыбкой день румянил:

А бедный я! грустил наедине;

Грустил! вздыхал!.. как будто что оставил.

Оставил я? Но все мое при мне:

И щит, и меч, и честь моя со мною.

Со мною все! но сердце сиротою!

К чему и честь? На что и меч, и щит?

Мой щит меня в минуты злобны боя

Не шифром чьим, лишь сталью защитит;

Мечу в ножнах быть ржаву от покоя;

А честь? И ту нет с кем мне разделить:

В одном себе, увы! как горько жить.

Взлюби меня! ты жить мне дай собою:

И меч, клянусь, в ножнах бы не лежал,

И щит меня б хранил везде тобою,

И чести б я тобой цену познал,

И был бы я и славен, и счастлив!

От сладостных утех, от тени мирт зеленых

Иду в дыму, в огнях со смертию играть:

И в сих странах, теперь войне порабощенных,

И в сих хочу еще любовь к тебе питать.

В разлуке ты со мной меня не забывала;

Ты грустью нежну грудь томила без меня;

Ах! если же любовь любезну сокрушала,

Могу ль после сего еще щадить себя?

Ты! сердце нежное терзай, о Лель! на части;

Коль хочешь жертвы две неси на свой алтарь:

Лишь томность страсти ей, мне ж дай ты все напасти,

И в гневе таковом пребудешь все, мой Царь!

Царь сердца моего! уже ли за терпенье

В правдивости своей наград не положил?

Надежду мне питать позволь ты в утешенье,

Что с милою меня невечно разлучил;

Что будут дни сиять безоблачны и ясны

Для друга, для меня, для верных двух сердец;

Хоть шагом, но пройдут туманны дни ненастны;

Не скоро, но придет моей беде конец:

И буди, что велишь! — Не плачусь на Судьбину;

Уверен, что она все к лучшему творит. —

Лить слезы, кто себе в отраду чтит едину,

Тот грустью таковой судьбину не гневит:

Катись, моя слеза! не каплей, а рекою!

Живи, ты милая! хоть мыслями со мною!

Уже час за полночь пробил,

И шумный город засыпает;

Он спит. — Дух бодрствовать желает!

И я лампаду засветил.

Другая, Промыслом возжженна

Для странников и для любви,

На тверди светит утвержденна,

Оттоль лья белые огни:

При ней-то, сидя под шатрами,

Где Еридан и Альпы где,

Клялся служить — драгой слезами! —

Я чести и любви везде.

И здесь от той же свет лампады;

И те же бранные наряды

Раскиданы округ меня;

И здесь не с новым сердцем я:

И здесь то ж чувство ощущаю! —

Гитару — друга призываю,

Чтобы утешила меня.

Под той аккорд скажу так я:

«Луна! Пленира мне свидетель!

Клянусь здесь прелестьми ея!

За честь, любовь и добродетель

Нигде не пощадить себя.

И если жизнь моя свершится

На славной битве таковой,

Да юна дева прослезится

Над той могилою простой,

Где мирным сном благословится

Прах бренный, но священный мой!

И прах мой тем да насладится,

Как на зарях трава росой!»

В чистом поле, под шатрами,

В простоте души живут;

Там нехитрыми словами

Речи правдою ведут:

Нехитро и я сбираюсь

Открывать любовь свою.

Я краснею, запинаюсь,

Говоря: тебя люблю!

Я Царю клялся душою

За него губить себя;

У тебя прошу тобою,

Жить тобой и для тебя.

В летний зной бывал я в поле;

В холод зябнул я зимой;

Не роптал в беспечной доле

Ни на стужу, ни на зной.

Есть от зноя избавленье

У студеного ручья;

И от стужи есть спасенье

Перед пламенем огня.

Где спасенье? чем укрыться?

Коль откажешь ты любить! —

Я не в силах разлюбиться;

Но по силе мне — не жить.

Где ты, Ласточка! летаешь?

Где ты, сизая! живешь?

Что, кружася, попеваешь? —

— Мир ты дней своих поешь!

Страсть свою! свои утехи! —

Ты счастлива! — нет помехи

Перепархивать тебе

С густой липки на кусточек:

За тобою твой дружочек

Иль тебя манит к себе.

На той липке, где родилась

И любви урок берешь;

Только, только оперилась,

А сам-друг уже живешь.

Незнакома ты с зимою;

Чуть лишь холод, всей семьею

Отлетаешь в теплый край.

Нет зимы, кто в страсти верны;

Где они, там непременны

И любовь и милый Май!

Лишь весна здесь улыбнется,

Ты сюда назад летишь;

Через море, степь несешься;

К родине своей спешишь:

Где родилась и любила,

Липу ту не позабыла,

Снова хочешь там любить! —

Я, ни степью, ни водою,

Разлучен с моей страною;

Но — на родине не жить!

Завтра, завтра жизнью новой

Май природу подарит;

Завтра тот же вид суровой

Дух веселости лишит;

Завтра розе бледно-алой

Май красу родит росой;

Незабудок пук завялый

Завтра я смочу слезой;

Завтра в мире все четою

Маю песни воспоет;

Завтра в паре я с тоскою

Выйду к Маю на рассвет.

Я взгляну на свод небесный;

Как он голуб! как он мил!

Взор таков ее прелестный,

Милый взор ко мне постыл!

Ты! для Майской хоть погоды

На меня взгляни милей;

Хоть для праздника природы

Дай отрад рабе твоей,

Той несчастной, что душою

Названа во мне живет:

И во мне живет тобою

И тобой тьму терпит бед!

Из цветов, что, всех прельщая,

В дар подносит нам весна,

Незабудка голубая

Чувствам нежным отдана.

Их она, мечтою нежа,

Им о милых все твердит;

Чаще страсть, а дружба реже

С незабудкой говорит:

Не забудь меня!

Нет прекрасной — дух страдает!

И любовник молодой

Свой печальный взор бросает

На цветочек голубой;

Лишь взглянул — и зрит Прелестну:

Прочь от сердца грусть бежит,

Слышит речь ее небесну,

В полголос за ней твердит:

Не забудь меня!

Коль за счастьем выбегает

Из семьи супруг младой,

Пусть в пути он повстречает

Нежный цветик голубой:

Он вспомянет добродетель,

Он вспомянет свой обет;

Гимен, клятв его свидетель,

На ушко ему шепнет:

Не забудь меня!

Чем пленил и утешает

Дружбу цветик голубой?

Силой чудною прельщает;

Дружба ведает какой.

В свете — все где забывают,

Где в премене нет стыда,

Где себя все обожают,

Молвить нужно иногда:

Не забудь меня!

Ты! с кем дружбою спознался

В младости еще своей,

Хоть с тобою я расстался,

Ты живешь в душе моей!

Из цветов цветок бесценный

Пред тобою пусть стоит;

Светлым днем и ночью темной

Пусть всечасно говорит:

Не забудь меня!

Промолвь еще словцо любезно:

На выговор легко оно;

Для слуха, для души прелестно

И мне принадлежит давно.

Промолвь его перед луною,

Как стихнет все; лишь соловей

Один под липою густою

Петь будет для души своей.

Промолвь его, когда с гитарой

Сама приятно запоешь;

В садочке, на заре румяной

Всех птичек в зависть приведешь.

Промолвь его ты той порою,

Как слезы над Аталлой льешь,

И глазки, будто под росою,

От книги к другу возведешь.

Люблю! есть то словцо прелестно!

Люблю, когда ты говоришь,

И речь, а больше ты любезна;

И мне блаженство ты даришь!

Их я слышал; прилетели!

Над проталиной, в полях

Песнь весеннюю воспели.

По утрам и на зарях

Милы жавронки вещают,

Что сюда весна спешит!

Белы снеги изнывают,

Мраз с оглядкою бежит. —

Всем весною жить утешно;

Все сам-друг навстречу спешно,

К доброй матери пойдут.

Пестры бабочки проснутся,

С розой дружбу заведут;

К небесам орлы взнесутся,

В облаках гнездо совьют;

Соловей в глуши лесной,

Пчелка в липе молодой,

Всё с подругою любезной

В неге страстной и прелестной

Жизнь завидную начнет:

О мой друг! Мой друг бесценный!

С нами только наших нет. —

Оба мы осиротели:

Но терпеть бы лишь умели,

То увидимся с весной,

Не Апрелем… а зимой.

«Без друга я весну встречала,

Без друга лето провела

Без друга в осень горевала,

И без него зима прошла.

Как без души, без друга мила

На белом свете тошно быть:

А мне судьбина присудила

И целый век свой так влачить!»

«Любовь! беда и утешенье!

Гроза и солнце наших дней!

Себя питай моим мученьем,

Меня ж надеждою своей.

Мани возвратом жизни прежней,

Мани протекшим счастьем мне;

Еще с дружочком скромным, нежным!

Сходить на встречу дай к весне».

Так пела в теплый вечерочек

Присевши Лина под окном;

А соловей, тоски дружочек,

Ей вторил тихим голоском.

Любезна Лина, как цвет в поле,

Как сиза горлица, нежна,

Не меньше той в своей неволе

Сердечному дружку верна.

Ласточка! лети скорее

К полуденной стороне;

Сизая! снеси вернее

Другу весточку о мне:

Ты скажи, как я страдаю,

Друга моего любя;

Ночью день себе желаю;

Днем конец не вижу дня.

Ты увидишь: кто прекрасен,

Как лилея на полях;

Взор имеет нежен, ясен;

Розы дышут на щеках;

В чувствах кто нелицемерен;

Кто, как сизый голубок,

Страстен так же, так же верен:

Тот есть милый мой дружок!

Там услышишь: кто милее;

Кто любезен и любим;

Беспомощными скорее

И всех более хвалим;

Нет сомненья никакого,

Он друг сердцу моему!

В нем найдешь души родного!

Весть о мне подай ему.

Скоро ль, скоро ль можно будет

В деревеньке мне зажить!

Свет меня там позабудет:

Свет легко и мне забыть.

Узеньким путем к пустыньке

Только дружба поведет;

И по маленькой тропинке,

Кто захочет, тот пройдет.

Тень густа в моих лесочках,

Струйка чистая в ручье,

Розы алы на кусточках,

Голубки со мной в семье:

И воркуют перед мною,

И милуются они;

Знают, с доброй кто душою

Не похулит та любви.

Я собачку приучила

Неотступно быть при мне,

Дружбу верную сманила

В сотоварищи к себе;

И нельстивую подругу

Постоянна назвала;

Голубою лентой друга

Я по шейке убрала.

Мне желалось бы с собою

И Амура пригласить;

Я люблю дитя душою,

Жаль! что станет он шалить.

Не глядит он на угрозы;

Он упрям, весь свет твердит;

Он потопчет алы розы

И ручей мой возмутит.

Живучи в своей пустыньке,

В мыслях и меня имей;

Чтоб иметь, то при тропинке

Незабудочки посей;

Голубой цветок весною

Отцветет весь при тебе;

Хоть и краткою порою,

Но напомнишь ты о мне.

Мой лазоревый цветочек!

Что ты медлишь, не растешь?

О любезный василечек!

Скоро ль, скоро ль расцветешь?

Я пошла бы в чисто поле

И вас много нарвала;

Другу в милую неволю

Василькову б цепь сплела!

Нет! не цепь. — То не по нраву,

Не неволю я любить:

Сей венок совью в забаву,

Чтобы друга подарить.

Я дождусь, как солнце сядет,

Месяц светленький взойдет:

Мой дружок меня вспомянет,

Посидеть ко мне придет.

Он во двери, я на шею

Прямо кинуся к нему,

Кинусь к другу, не к злодею!

И промолвлю так ему:

Вот лазоревый веночек!

Я сама цветы брала;

Василек есть мой цветочек,

А венок тебе плела. —

С голубым венком дождуся

Друга к сердце своему;

Перед ним с душой явлюся,

Будет весело ему.

Или стыдно быть мне страстной?

Нет стыда в любви прямой.

Страсть увидит — месяц ясный!

А восчувствует — друг мой!

Недолга хоть, но счастлива

Жизнь малюточки моей!

Дней ея — весна едина,

Стоит жизни нашей всей…

Ты — и любишь, и пленяешь,

В наслажденьях утопаешь;

Счастие твое, не тень;

Для тебя, не за горою,

Ах! везде, всегда с тобою

Друг, гнездо и Майский день!

Как гнездышко у ней совьет

Крылатый мальчик, мой божок!

Весна ко мне тогда придет;

Зеленый расцветет лужок.

Пора уже божку пристать:

Он скоро сядет отдыхать;

Где ж лучше? Но… я жду давно…

А не свилось еще гнездо!

Я с зеркалом предстану ей;

Скажу: смотри, как ты мила!

Люби — чтоб вдвое быть милей,

Живи — досель ты не жила;

Живи! но что мне в жизни той,

Коль будет счастливым иной?

Клянусь, мой друг! клянусь тебе!

Не найдешь в страсти равных мне.

Видали розу вы в садах?

У ней в груди, красивей той,

Там две еще цветут в щеках,

На губках, и — и все с иглой;

С иглой! узнал то по себе:

Одна запала в сердце мне.

И Лина ими не бедна,

Сидит, где роза, там их тьма.

И роза, что в садах цветет,

Лишь может жить один денек:

Родится вмиг и миг живет:

Поблекла в тот же вечерок.

Но те, что у красотки злой,

Имеют век совсем иной;

Осьмнадцать лет на стебельке,

А только, только что в пучке.

О вы! что молоды, как я!

В опаску вам скажу о ней:

Злодейка милая моя,

Бесстрастности самой страшней.

Она — с предобрым сердцем, зла;

Она — насильно всем мила;

Она — везде милее всех;

Она — и мать, и дочь утех!

Ангел — глазки голубые,

С нежной томностью живые!

Милый ангел красоты!

Мне вечор вещала ты:

Вниз по Волге как гуляя,

Путь с семьею совершая,

Шла ты в град Златой Орды;

Чтобы брачные цветы

Там твою сестру венчали,

Счастьем той блаженство дали

Ангельской душе твоей.

Робкой кистию моей

С милой повести картинки

Я дерзнул образовать.

Где с Волгою Ока стремится

Соединить свой быстрый бег,

Волна там над волной крутится,

Стоит в опушке пенной брег;

И близ него суда убранны,

Как будто для царей созданны,

Смеются яростным волнам.

С семьею старец к ним подходит,

Свою супругу он предводит,

За ним две нимфы по следам.

Одну — знать счастие имею;

Небес красу списать не смею,

В восторге знаю лишь молчать.

Другой портрет напрасно начинать;

Все знают: Грации сестра

И быть должна, и есть мила.

Май, сын весны любимый,

Денек веселый, милый

Природе посулил;

Корабль от брега отвалил,

И с борта залпы возвещают,

Что в путь свой Грации вступают. —

И серный гром еще гремит!..

И кто ж у медных жерл лежит?

Одна из Граций сих — Милена!

Ударом в робость приведенна.

— Чей слух лишь к шепотам привык

Зефиров Майских иль Амуров,

Для той не без труда навык

Ко гласу яростных перунов.

Лежит Милена, а Эрот

Ручонкой слезы утирает,

Другой главу ей поднимает

И поцелуем жизнь дает;

Претит палить — и та очнулась! —

На лильях роза улыбнулась;

И все к веселью расцвело!

Но роза скоро опадает;

Но счастье скоро пробегает;

И неба ясность недолга.

Судьба к нам, бедным, здесь строга. —

Вмиг тучи небеса покрыли,

И ветры в парусах завыли;

Перуны грозные гремят;

Змиями молнии летят;

Трещит корабль и рвутся снасти;

Пловцы, среди такой напасти,

Бегут, кричат и слезы льют,

На помощь небеса зовут.

Но кто же бодрость не теряет?

Милена — та, что умирает

От пушечных громов пустых.

Когда среди валов седых

Беда прямая угрожала,

На ближних зев свой разевала,

Ее вся мысль была о них;

О всех опасностях своих,

Она не думала — и не страшилась,

Надеждой к небу укрепилась;

И туча черная… прошла.

Два дни та буря бунтовала,

Глубоку Волгу колебала.

Смягчилось небо над тобой;

Твоею ангельской душой

Брегам сим солнце возвратило:

И Волга с вами примирилась.

Милена — Ангел! Ангел мой!

Что может быть в войне с тобой?

Казань руками восплескала,

Как подплывали Нимфы к ней;

Толпа Амуров тут играла,

Спешили в срет красе твоей:

Они всех птичек возбудили,

Чтоб торжество тебе творили

Приятной песнею своей.

На самой мачте соловей,

Три раза свиснув и вздохнувши,

К подруженьке своей порхнувши,

Для ней тебе лишь изменил.

Зефир все розы распустил. —

О! кто сей юноша счастливый,

Что Майской розой, первой, милой,

Тебя Милена! подарил?

Твою улыбку получил?

О! часть жестокая моя!

Почто там не было меня?

Пусть чернь любовников на розах ищет спать;

Пусть нежит на цветах себя роскошной ленью;

Тибул встает от сна, чтоб друга величать!

О сласть! о мила честь! во храмы к Незабвенью,

От кущ Венериных след ровный пролагать!

Вспрянув лишь с лона упоенья,

И славу тотчас повстречать!

Ты не умрешь, мой друг! бессмертие дает

Любови и стихов двойное исступленье;

Веков завистливых крушительный полет

Ему не в пагубу, а служит в прославленье.

Стих нежный не умом жив; нашею душой!

Чертою огненной ложится

По тени смертной, вековой.

Ты здесь! ты здесь, навстречу Маю,

Малютка-ласточка моя!

Ты, верная родному краю,

Любови отдала себя;

Чтоб вместе с нею и с дружком

На гнездышке пожить родном,

Пока лихой борей нагрянет;

С лилеей счастие завянет!

Тогда вспорхнуть и вдаль пуститься,

С холодной стороной проститься,

Лететь весну везде встречать,

Пример любви всему давать.

И ты при нас! — а за тобою

Весна с румяною зарею

Спешит в нас чувство возродить;

И в бальзам цветов душистых,

Под хором птичек голосистых

Спешит — фиалкой подарить.

— Здорово, ласточка моя!

Я друг любви! люблю тебя.

Кто ты? Небесный цвет играет,

Как в зеркале, в твоих глазах;

И будто роза расцветает

На миленьких твоих устах;

По круглым щечкам полосами

Румянец Майския зари;

Тебе все жертвуют сердцами;

Кто ж ты? не ангел ли любви!

Кто ты? с тобою появилась

Зелена травка на лугах;

Здесь холод был: все оживилось

Твоим приходом на полях.

Но фьялочка не расцветает;

И роза, красоты дружок,

Еще собою не пленяет:

Для нас ты первенький цветок!

Кто ты? Над нашей стороною

Вдруг гимн весенний загремел,

Как будто следом за тобою

Хор милый птичек прилетел;

Они поют, хоть ты не слышишь,

Как в белом платьице одна

В весеннем утре счастьем дышишь;

Что, в виде смертном, ты Весна!

Ты ангелом любви явилась;

Цветочком первым нам дана.

И милым птичкам полюбилась,

Весной, — ты ими почтена;

А нам — тиха, мила, прекрасна,

Блаженством мнишься сердцу быть;

Ах! будем ли мы с чем согласны,

Коль станем в споре с сердцем жить?

«Молнией летит веселье,

У беды лишь крыльев нет;

Но с душою, в услажденье,

Вспоминание живет:

Им я милую подругу,

Сохранила при себе:

Отняла у смерти друга!

В мыслях он живой при мне!»

«Вспоминаю, как весною

Я сидела под окном:

Друг! лежал ты под рукою,

И свернувшися клубком;

А меня раздумье брало;

Сердце нежное мое

Развлекалось, трепетало,

Прижимался к тебе!..»

«Ласковой меня игрою,

Ты при вечере встречал;

Но без ласки, а с тоскою,

Ты из дому провожал.

В одиночестве душевном

Не жила я при тебе;

При дружке моем любезном,

Я сам-друг была везде».

«А теперь? прости любезный! —

До свиданья! — Смерти нет,

Кто любовью здесь не лестной

Или дружбою живет».

Так прекрасна горевала, —

Из Амуровой семьи;

По собачке тосковала;

Я подслушал издали.

В том краю то прилучилось,

Где утешно было жить;

Где спокойство не взлюбилось,

И мне вздумалось любить.

Польшей милой называют

Край, что создан для любви;

Сходны всюду все бывают:

Есть любовь и на Руси!

В наших сторонах родимых

Также девушки живут,

И собачек кротких, милых

Нежным именем зовут;

И собачки смерть вкушают;

Смерть есть общий всех закон!

Добрые по них вздыхают:

Добры кто… тем — мой поклон!

Трава, густей где и живее,

Луна ложится, где бледнее,

Там — друга моего покой.

Иду к нему всегда с тоскою;

И прах его я чту слезою,

Сердечной, пламенной слезой!

Он верности служил примером:

И мог ли быть он лицемером?

Он не жил между злых людей;

Он взрос у ней, а жил со мною;

Дышал моею он душою;

А слыл — собачкою моей!

С неба синего светлее

Лейся белою рекой;

О луна! блистай милее

Над спокойной стороной;

Ты дари росой прохладу

Травке, древу и цветкам;

А задумчивость в отраду

Страстным подари сердцам.

Чу! там в рощице зеленой

Свистнул глухо соловей;

Ближе, — голубок влюбленный,

Средь засеянных полей,

Носик к груди и тоскует,

Что при нем подруги нет;

Он воркует, все горюет,

Милую к себе зовет;

И твой друг, о мила Хлоя!

С ними в паре. — Под окном

Он сидит один с собою,

Подпершися локотком;

Мыслит: скоро в лес зеленый

Будет к соловью дружок;

Будет скоро и влюбленный

Жить с подругой голубок:

Только я, о мила Хлоя!

Без надежды должен быть;

Я расстался с той страною,

Где тебя могу любить! —

О! воркуй, мой голубь страстный!

Воспевай, мой соловей!

Ты же, месяц полный! красный!

Посмотрись в слезе моей!

В тихий вечер, милым Маем,

Сидя в липе молодой,

Соловей, весной внушаем,

Свистнул разик и другой.

И листы чуть-чуть шептали,

Как вспевал весенний друг;

Свежим ландышем дышали

Ветерки, резвясь вокруг.

Свистнут раз и смолк, внимает

Легку шороху вблизи,

К ветке нежной прилегает;

Милый друг моей души!

Начинай ты песнь прекрасну,

Друг природы всей! воспой.

Милая подруга страстна

Жить готовится с тобой! —

С нею ты! Катись живее

Кроткий луч луны златой!

Разливайся поскорее

Здесь по липе ты густой;

В ней любови трон. — В листочках

Два любовника младых;

Соплелися их носочки,

Сердца трепет в крыльях их. —

Нова трель! Себя поздравил,

Видно, милый соловей,

Иль подругу позабавил,

Он прилег поближе к ней.

Им тут мило, тут их двое:

А двоим и горя нет.

Горя нет им! молви ж, Хлоя!

Наш Май скоро ли придет?

Где тень от лип лежит темнее,

Где стелется трава густее,

Фиалка там в глуши цвела;

Одна цвела! лишь ветерочек

Лелеял скромненький цветочек;

Фиалка для себя жила.

Но аромат ее был с нею;

Вечерней Майскою зарею,

Под громкой песнью соловья,

Нашел, нашел фиалку я! —

И ты не скроешь, друг мой милый!

Под флером скромности стыдливой

Все прелести души твоей.

Густой ресницей ты своей

Подернула, но не закрыла

Лазурь небесного эфира,

Душевный признак красоты,

Что у тебя в глазах сияет,

И ясно так ко всем вещает;

Вот ангела любви черты! —

Не мне рукою дерзновенной

Тебя сорвать, цветок священный!

Еще побудь в лесной глуши:

Покуда придет друг души. —

Ты будешь с ним! а я — с тобою!

Взгляну на фьалку и на Хлою;

Один взор брошу на цветок;

А два приманит мой дружок!

Нет ландыша! увялый

На стебельке висит;

Он на заре румяной

Собой не подарит. —

Что жил ты, ландыш белый?

Лишь Май цвел в красоте.

Твой век есть миг — веселый!

Наш доле, но в беде! —

Невинность! взором ясным

Взгляни на цветик свой;

Что сделалось с прекрасным,

Тому быть и с тобой:

Но цвет своей весною

Исполнил свой предел;

Под травкою густою

Кувшинчиком он цвел. —

И бабочка, бывало,

Садилась на цветок;

И пчелка прилетала

Душистый брать медок;

А ты? — Спеши, любезна!

Бежит твоя весна!

Теперь мила, прелестна,

А будешь… лишь умна.

Лишь птичка в лесочек,

А я на кусток;

В зеленых садочках

Прельщаю собой;

У Лизы на щечках

Играю всегда. —

Живал ли с глазами

Кто в свете большом,

Такой в оборотах,

Наверно, смышлен;

Пусть потрудится он

Над мною теперь,

Пусть он меня ставит

Назад передом:

Увидит названье

Он рожи дурной;

Увидит названье

Он верных друзей.

Меня же поставя

В стаканчик к себе,

Он мною утешит

Прелестну свою.

А я, без утайки,

Вам молвлю теперь,

Я лучше желаю

К Лизете на грудь!

У Лизы любезной

Глазочки черны!

У Лизы сердечко,

Как Майский денек!

И верен, как горлик,

У Лизы дружок;

Тоскует, горюет,

Живя без нее;

Другой не полюбит;

Лишь любит ее!

Простите, Красотки!

Довольно сего. —

Цветите, любезны!

Подоле, чем я;

Морозы не страшны

Для ваших приятств.

Я скоро увяну! —

Любите меня!

Куст! милый зеленью густою

И сладкой ягодой своей,

Котору при себе иглою

Хранишь от лакомства людей!

Вечерней тихою порою

Красавица к тебе придет

И снежно-белою рукою

За веточку тебя возьмет.

Наклонит ту небрежно, смело,

Начнет твои плоды срывать;

А ты, прельстясь рукою белой,

Забудешь плод свой защищать;

Уклонишь голову смиренно,

Представишь сам плоды свои;

Мужайся, куст! — и дерзновенну

Иглой жестоко уязви.

Вскричит — и скорыми шагами

Красавица домой пойдет;

А с легкими Зефир крылами

Ей вслед — так на ухо шепнет:

«И вы мужчинам легковерным

Сулите счастьем беспримерным,

Дарите их одной бедой!

И вы, красавицы! с иглой».

Вот за ягоды приятны

Вам корзиночка цветов. —

Все цветочки ароматны,

Дар приятен для богов!

Сестры Грации прелестны,

Также жители небесны:

А у вас, как и у них,

Что-то есть в чертах младых.

Есть в глазах лазурь небесна;

Есть улыбочка прелестна:

И по признакам таким,

Ваш подарок принимая,

Благодарность вам являя,

С сердцем молвил я своим

Без ошибки на сей раз:

То от Граций иль от Вас!

Где делся тот, что величавой

Взносился к облакам главой?

Где дуб широкий и кудрявый?

Считал веками век он свой;

Еще и ныне он гордился;

И ныне с ветром он играл;

Прошел я мимо: дуб свалился. —

Бесславен на земле лежал! —

Какою же чудесной силой

Сей Царь лесной низвержен стал?

Нашла гроза, взвыл вихрь бурливый,

Ударил в дуб, и — дуб упал.

Тот пал, под тенью чей почтенной

Себе прохладу находил

От зноя странник утружденный;

Тот пал, на ветви чей любил

Орфей лесов, певец Весны,

Вечернею зарей качаться,

С своей подругой миловаться,

При свете полной петь луны;

Тот пал, чей кров благословенный

И сиру бедность презирал,

И юноше с душой влюбленной,

Счастливу быть не воспрещал.

Он пал! — не сетуй на судьбину,

О дуб! Коль хищною косой

Смерть не щадит Екатерину.

Утешься — тленностью земной!

К тебе весна стократ вращалась;

Но к нам единожды идет;

Как быстрая река течет,

Прошла… и навек распрощалась!

Надмен красой своих брегов,

Меж гор песчаных протекающ,

И стены древних городов

Своей волною опеняющ,

О Днепр! ночною тишиной

Я с огорченною душою

Взойду на берег твой крутой;

На нем пробуду долго-долго!

Я вспомню Немень, вспомню Волгу,

Их вспомню пламенной слезой! —

Тебя ж, душе моя чужая!

Река широкая, большая!

Тебя мне нечем вспомянуть.

Реви — и продолжай свой путь.

Я буду здесь, коль здесь судьбами

Предписано мне в скуке быть:

Здесь юный ратник не с врагами,

Со скукой в брани будет жить!

На лире, чувству посвященной,

И лестию не посрамленной,

Тебе я песней не начну;

Но, глядя на тебя, — вздохну!

Под шум твоей волны бурливой,

Шепну я вслед волне гневливой,

Шепну я вслед волне седой:

О Днепр! и ты ли мне чужой!

Когда, весь сталью ополченный,

Строй ратный в молниях стоит;

Когда вдоль строя конь надменный,

Как вихрь, со мною полетит,

Когда железом я играю,

Перунами повелеваю,

Тогда расстаться жаль с мечом:

Иной награды не желаю,

Иной кончины не мечтаю,

Как лечь с ним в поле под бугром.

Когда ж в тот час отдохновенья,

Как ночь сливается со днем,

Один сижу, без исступленья,

И мыслю в сиротстве своем:

Что там за синими горами,

За лесом дальним и водами

Лежит родная сторона;

Меня любовь в ней ожидает;

Меня к ней дружба подзывает;

Тогда, что службы долг? — мечта.

Опять, опять я возвратился,

К крутым Днепровским берегам!

Заре на всходе поклонился,

Старинным города стенам,

Поросшим мхами и травою:

Где друг мой с кроткою душою,

Как пчелка у себя в улью

Жужжит и жалом лишь играет,

Дня праздностью не убивает;

Всегда иль с лирой, иль в строю.

А я — подобен птичке сирой,

Лишенной друга и гнезда.

Без друга сам, с душой унылой

Бреду, не ведая куда;

Скучаю там, где все смеются;

Миг весел я, резвлюсь! скачу!

А после? после слезы льются;

И в них отрады не сыщу.

На флейте ли я заиграю,

Иль песню нежную сложу,

Кого я флейтой забавляю?

Кому я песней услужу?

Кому? Кому? — Кто сиротою

На белом свете жить начнет,

Тот зябнет летнею порою,

Тот скуку и в Раю найдет. —

Не все бывал я нищ и странен,

Я жил Царем, я счастлив был!

Я был и весел, и забавен,

И женщинам приятен, мил!

Тогда я, ими ослепленный,

Любил одну, а всех считал

За Ангелов; душе прельщенной

Я ими счастье обещал.

Не знал тогда, что с сердцем страстным

Занять их можно лишь — на час;

Что сим чудовищам прекрасным

Нельзя жить долго без проказ;

Что сердце их стрелой летает

От добрых к счастливым скотам,

И к умному, и к дуракам,

И только разве отдыхает

На кучах золота больших. —

Ты молод, друг мой! дней драгих

Не трать в вздыханьях бесполезных;

Люби в плутовках сих любезных

Люби себя ты, а не их;

И в праздности часов своих

Играй ты ими, как игрушкой

Или как ветерок пером…

Не все с красивою подружкой

Сидеть, обнявшись под окном,

Иль на диване прохлаждаться:

Наш долг — отечеству служить;

Нам часть — на сторонах скитаться

И где что найдешь, то любить.

Прекрасная собою!

Прекрасная душою!

О божество души моей!

Явись мне в красоте своей!

Весення первая заря,

По белым щечкам полосами

Рисуется, стыдясь себя;

Ты, видно, в дружбе с небесами,

Ты их лазурию глядишь;

Любовь с невинностью дружишь;

На ротик алый, миловидный

Ты все утехи созвала;

На груди нежной трон завидный

Амуру-богу ты дала;

Ты все… умолкни, дерзновенный!

Тебе ль за трон его священный,

Тебе ль взор бренный устремлять?

Твой долг — в молчанье обожать.

Прекрасная собою!

Прекрасная душою!

Жизнь милая души моей!

Явись мне в красоте своей!

Пусти ты легкими волнами

По белой шее волоски;

И между русыми власами

Завей ты с розой васильки;

Ты приоденься в платье бело,

И чтобы платье то не смело,

Твой стройный, милый стан скрывать,

Лишь стан старалось рисовать;

И платье лентой голубою

Пониже груди подтяни;

И вместе с кроткою луною

Ко мне в диванную вступи.

Ты вступишь, сядешь на колени,

Прижмешь меня к себе;

А глазки будут прямо

Как зеркало к луне;

Ты ротик миловидный

Приставишь к моему,

И поцелуй завидный

Дашь другу своему;

Ты голову уклонишь

Потом к груди моей,

Руке своей дозволишь

Меня прижать сильней;

И тут — душа мятется,

И сердце сильно бьется! —

Я — с добрым ангелом моим!

Весенний благодатный гром

Из туч по тверди разразился!

Тебе я, сидя под окном,

О грозный! низко поклонился. —

Твой ужас жизнь всему дарит,

От сна он землю пробуждает,

Листом он древо одевает,

Он души добрых веселит.

Тебя бестрепетно встречала

Овсянок стая на домах;

Прибравшись к кровлям щебетала,

Глася тем радость, а не страх.

— Кого ж гроза твоя смутила?

Кто спешно в комнату бежит?

Вбежала, окна затворила,

Легла на пух и вся дрожит!

Дрожат Хитраны мило-злобны.

Как бог лицом; не то — душой.

Манить в любовь и льстить способны;

А любят — только бисер свой.

Хоть раз, о небо справедливо!

Твори предчувствье их правдиво,

Направь свой гром к Хитранам сим;

Да мстит за нас он вечно им!

Тогда от зла добро родится:

Любовь прямая водворится,

Измены мы не будем знать

И Даши мне не потерять!

Москва! Москва престольная!

Лежит она, как Рим другой,

На многих ли горах крутых;

Бессмертная! в величии!

У Русских всех во памяти!

Ее верхи все в золоте;

А Кремль ли тот, как белый Царь!

Красавицы, как маков цвет!

Богатству же и сметы нет!

Прости, Москва прекрасная,

И ты прости, прелестница!

Простите, все красавицы!

Жестокие волшебницы,

До витязя заезжего!

Заехал он на муку к вам;

Завидев вас единый миг,

Ему тужить уж целый век.

Дождусь ли я полуночи:

Пойду тогда во Кремль златой,

Оттоль взгляну на град Москву;

Взгляну потом я на луну:

Падет тогда из глаз слеза,

Моя слеза горючая!

Остаться ей, слезе моей,

На камнях тех бесчувственных,

Веками что накиданы;

Расстаться мне с Москвой родной,

Без памяти любовныя!

Беда, беда заезжему,

Носить в душе чувствительность!

Прости, Москва опасная!

Москва моя любезная!

Была ты мне родимою;

За что ж теперь, несчастному,

Ты сделалась чужбиною?

Зари я вижу просвет милый;

Я слышу свежий ветерок.

Где ж ты, давнишний мой дружок,

С твоей гармонией унылой?

Проснись, молчавшая давно,

Проснись, прелестница драгая,

Подруга, арфа золотая!

Присев в час ночи под окно,

Прошу игрой твоей волшебной,

В воспоминаньи незабвенной,

Мой дух унылый усладить

И мрак окрестный оживить!

Зови ко мне мою супругу

Из хладных недр земли сырой,

Да прежнюю мою подругу

Узрю в красе ея земной! —

О сладость!.. Зефир повевает!

Святый я трепет ощутил!..

Не твой ли дух с небес слетает?

Сожитель кроткий Горних Сил!

Явися мне, душа небесна!

В сияньи Ангела любви

Шепни: люблю, …слова прелестны!

И другом сердца назови! —

Не ты ль… и в звездочке сребристой,

Не твой ли след сей след огнистый,

Что взор мой на небе ловил?

О! — сколько дух мой ни уныл —

Едва увижу взор небесный,

Услышу голос твой прелестный,

Что ты мой друг — и что не век

В несчастьях страждет человек;

Что рано ль, поздно ль, но с тобою

Я буду жить одной душою:

Утешен я в единый миг,

И нет уж слез в глазах моих! —

И в виде бабочки прекрасной

Не ты ль к светильнику летишь?

Лети, спеши к душе несчастной,

Ты в ней надежду возродишь:

Надежду, что в пределах вечных

Бессмертие она найдет

С тобой, и в узах бесконечных

Союз наш тленный оживет. —

И луч, что в густоте древесной

От полный луны скользил,

Не твой ли свет? твой взор прелестный

На лире струны осребрил!

Что ж медлишь, милая супруга!

Явися в образе своем,

Мой благодетель, друг, подруга,

В ничтожном, мрачном мире сем!

Мой Ангел! там — где все нетленно,

Все свято, вечно, непременно,

Душа твоя и красота…

Где жизнь есть жизнь — а не мечта!

Явися с черными власами,

Что мило падали волнами,

И с лентой алой на главе;

Приятность Майска на челе;

И брови тонкие дугою;

Глаза с ресницею густою;

Румянец бледный на щеках;

Улыбка кротка на устах;

Явись… и белою рукою

Окинь грудь страстную тобою;

Ты на колени мне садись;

Ты к сердцу моему прижмись!..

Прошла минута исступленья!

Но память сладка заблужденья

Пребудет надолго со мной:

И ей пройти! тогда слезой

Начну с судьбою примиряться.

Утратив истину, — мечтою утешаться.

Наклонность милая, печали услажденье,

Блаженство горестных, отчаянных спасенье,

Где краски нежные, достойные тебя?

О меланхолия, Волшебница моя!

Мила с улыбкою, мила ты и с слезою;

Есть прелесть и в беде, когда грядет с тобою.

Отчаянье себе, коль слезы возвратит,

Их меланхолии вверять оно спешит,

Чтоб горесть усладить и с горестью остаться,

К несчастным лишь Она умеет приласкаться;

Умеет милое приветство сотворить;

Печаль утешить их и скорби утолить.

Приятный перелив от горя к услажденью!

Утехи с нею нет, но есть конец мученью;

Утеха вся вдали, отчаянье ж… бежит;

Дочь скорби вид родства един в себе хранит.

В какие времена, в каких местах священных

И памятью какой мечтанье мило Ей?

Ах! сердце весть дает: в приютах сокровенных,

От света отстранясь, чуждается людей;

Дика, и бегая их шума беспокойна,

И в тихом уголке и сумерком довольна,

Внимает издали, с приятностью большой,

Плеск волн, порогов шум, рев моря, ветров вой.

Пустынные леса — вот где Ее утехи,

С собою размышлять там сердцу нет помехи.

Отрадный для нее Природы томный вид;

Союз таинственный с тоской ее творит.

Она перед луной, воссев, молчит, мечтает

И на любовный свет с любовию взирает.

Ей мил и сладостен не блеск весны живой,

Не лета красота глаза обворожает;

Но осень бледная, как нехотя рукой,

С венка поблекшего лист по листу срывает.

Пусть мчится буйная толпа людей туда,

Где радость грубую ждет грубое желанье;

Словно иль имя чье, а часто лишь мечтанье,

Вот пища сладкая душе ея всегда.

В беседах городских, на шумных тех пирах,

Под громом музыки, при праздничных огнях,

Где всюду искры, блеск, сиянье в видах разных,

То в молниях ума, то в радугах алмазных

Она, задумавшись, присела в уголке,

Ресницы опустя, главу склонив к руке,

Воспоминанием себя там угощает. —

О прелесть милая! тебя мой глас взывает!

Тебя, душа искусств и верный друг любви!

Кто много пел тебя, тому во все ты дни

Пребудь сопутницей, давай свое внушенье!

Будь лета моего едино восхищенье!

Любовь, восторг души и взора пламень нежный,

Все другу милому как долг я отдавал;

Себя ценив по нем и на себя надежный,

Бессмертием мечтал.

Ты брось мечты пустые!

Мой друг мне говорит:

Любовь собой блестит,

Не ей венцы златые;

Ей мил с лужка цветок:

А тем, кто страстные забавы

Поют от страсти, не для славы,

Бессмертный им венок,

Любовь!