Антон
— Ломакин, помнишь, что сегодня ты должен лечь? На кону большие бабки.
Ворон навис надо мной, давя разворотом плеч и выдыхая пары выкуренной недавно сигареты мне в лицо. Поморщился и отвернулся, потуже затягивая боксёрский бинт. Запястье нещадно ныло, после вчерашней драки с очередным собутыльником матери. После боя следует в травму смотаться.
— Ты меня слышишь? — Ворон пальцами пощёлкал перед лицом. — Не как в прошлый раз. Бабки сам станешь выплачивать.
Я лениво покрутил головой, поочерёдно склоняя гудящую от усталости бошку то к правому, то к левому плечу. Хорошо вчера меня об стену урод приложил.
— Музыкант, — кулак Ворона встретился с моим плечом, — в зале сегодня серьёзные люди. С ними расплатиться в жизни не сможешь. Долги за мамашу тебе детским лепетом покажутся.
— Я тебя услышал, Ворон, — вскинул глаза на дующего от напряжения щёки Ворона. — Лягу. Хоть на первых секундах трупом прикинусь.
— Не нужно паясничать. Через двадцать минут бой.
С трудом удержался от того, чтобы послать Ворона к чёрту. Знал прекрасно, что от него зависит мою жизнь. Не только моя. Жизнь младшей сестры и матери. Без Ворона я не получу денег.
Ворон ушёл, а я уставился в зеркало. Рассматривал себя пристально, пытаясь понять, в какой момент жизнь пошла под откос. Когда я упал на самое дно социальной лестницы? Когда пришла похоронка на отца? Когда мать не смогла справиться с горем и стала сначала топить горе в алкоголе, а после нашла более надёжный способ забыться, спуская все деньги на таблетки? Когда Настю изуродовали собаки? Или когда…
Осёкся, запрещая себе даже думать о ней. Привычно выставил блок. Переключился мыслями на мелкую, думая о том, что первым делом после боя куплю её косметику. Тяжело девочке-подростку с уродливыми шрамами на лице.
Попытался отвлечься. Но ни черта не вышло. Под закрытыми веками вновь лицо бледное, с серыми глазищами. Губы пухлые. Лживые. Сколько лжи шептали.
Тварь.
Всадил кулак в стену. Взвыл от боли в повреждённом запястье. Лбом вжался в ледяную стену, чувствуя, как голый бетон забирает жар. А под закрытыми веками её лицо. Лживое. И по-прежнему, мать вашу, любимое.
Засунул руку под ледяную воду, смывая кровь с костяшек пальцев. Даже не находясь рядом, умудряется разворошить душу. Вывернуть наизнанку. При мыслях о ней боль дерёт внутренности. Больно. Три чёртовых года прошло, а всё кажется, что душу выхаркну на пол, так скручивает. Ломает. От её предательства. От осознания собственной ничтожности. Даже она выбрала его. Как и все, кроме мелкой.
Больной урод. Три года прошло. Три чёртовых года. Она уехала. Вычеркнула давно из жизни. Забыла. Братец уж точно постарался, чтобы забыла.
Выдохнул. С садистским удовольствием попытался вспомнить последний разговор. Но будто в насмешку надо мной сознание подкинуло совершенно другую сцену. Лестничную клетку. Сигаретный дым, которым провонялась не только куртка, но и волосы. И девчонка на пролёт выше с коробкой в руках. Светловолосая. В безразмерной одежде. И смотрящая на меня сверху вниз. Прищурился тогда, думая, что брежу. От батареи отошёл, думая, что перегрелся. Бредить стал. В ушах звон стоял, а в горле мигом пересохло.
Чёрт. Засунул голову под ледяную струю. Тут же затылок заломило от холода, но я простоял минуту, вымораживая к чертям собачьим все мысли. Нафиг.
— Музыкант. Ноги в руки и на ринг, — дверь с грохотом распахнулась. От неожиданности дёрнулся и затылком приложился о кран. Ледяная вода на спину и грудь змеями заструилась. Выругался. Вырубил воду и выпрямился. Увидел собственное отражение и криво усмехнулся. Глаза бешенные. Мокрый, точно пёс бездомный. Я и есть та псина, что, несмотря на пинки хозяина, ждёт его возвращения. И ласкового взгляда.
Видимо мозги отморозил, раз сравнения такие полезли. Что же ты наделала, Мишка? Что ты наделала?
В зале привычный рёв, кислый запах пота и крови. Вышел на ринг, взглядом смерив противника. В два раза больше меня. Усмехнулся. Жизнь подбрасывает в мой котёл всё больше и больше дерьма.
Детина оказался неповоротливым. С лёгкостью вычислил его слабые стороны. Но взгляд Ворона был предупреждающим, поэтому пришлось скакать по рингу, выводя из себя противника.
— Перегибаешь, Музыкант. В следующем раунде должен лечь, понял?
Я кивнул, вытирая лицо полотенцем и глотая воды. В горле всё драло.
Раздался удар гонга. Противник тут же ринулся вперёд, кулаком проехавшись по рёбрам. Захрипел. С трудом удержался на ногах. Подслеповато щурясь, кинул взгляд туда, откуда раздался вопль:
— Тошенька.
Всё же хорошо мудак приложил. Галлюцинации начались. Иначе как объяснить тот факт, что вижу сейчас бледное, мертвенно-белое лицо? Глаза серые, точно море зимнее. А в них слёзы. Точь-в-точь лёд у берега, стоит температуре опуститься ниже нуля.
Тряхнул головой. Но видение не исчезло. Сделал шаг. Почти упал на сетку, пальцами вцепившись в сетку. Повис. Ноги не держали. А она смотрела не отрываясь. И плакала, слизывая слёзы с покрасневших от соли губ. Чего плачешь, Мишка? Жалко стало? А три года назад не пожалела. Усмехнулся. Опустил веки. И тут же снова распахнул, не веря тому, что не брежу. Сердце колотилось в глотке. Не от страха. Не от того, что скакал вокруг неповоротливого медведя.
Она закричала. Подскочила, округляя глаза и смотря мне за спину. Тело действовало быстрее мозга. Увернулся от мощного кулака. Одного. Второй прилетел в челюсть, отправляя на пол. Казалось, что слышу её крик. Лежал, смотрел на белый свет прожектора. Блаженный. Судьи дали гонг об окончании боя.
Поднялся. Кинул взгляд на тот ряд, где девчонку видел. Напрягся, замечая, как она движется на выход. Ромыча заметил. Вот урод. Он её сюда притащил. Сомнений нет. Выдернул руку из захвата судьи, наплевал на носорожий ор Ворона. Ринулся следом на Мишкой. Сквозь толпу, расталкивая локтями. Чуть не навернулся на скользком полу холла. Успел заметить, как девчонка за угол свернула. Всю усталость будто рукой сняло.
Мишка
Родной город встретил меня проливным дождём и пронизывающим до костей ветром. Только в столице я смогла по достоинству оценить южный климат. Тёплая зима и долгое лето. Вот только главный минус, который тут же решил напомнить о себе — ледяной морской ветер. Порой и минус двадцать не ощущается так, как здесь плюс пять. Натянула шапку по самые брови и закуталась в шарф. Толкнула чемодан, двинувшись вдоль здания к автобусной остановке.
— Мишка, — услышала до боли знакомый голос, который последнее время раздавался лишь из динамика телефона.
Стала озираться по сторонам, желая убедиться, что не послышалось. У самого входа, подле раздвижных дверей увидела Полину и Рому. Высунула нос из шарфа, широко и счастливо улыбнулась, тут же почувствовав, как свело от холода зубы.
— Привет, — оказалась возле друзей. — Спасибо, что встретили.
— Привет, — Полина крепко меня обняла. — Я так по тебе соскучилась.
— И я,— призналась, сжимая руки вокруг талии девушки.
— И он скучал, — едва слышно шепнула на ухо мне подруга. — Безумно скучал.
Показалось, что по сердцу полоснули ножом. Всякий раз больно, стоит разговору зайти о нём. Стоит даже вспомнить. А вспоминала я постоянно.
— Поль, не нужно. Всё в прошлом, — отстранилась от девушки и обхватила себя руками за плечи.
Стало ещё холоднее. Даже почувствовала, что кончики пальцев на ногах онемели.
Зелёные глаза подруги смотрели пытливо, будто проникали в самую душу и считывали каждую эмоцию. Отвела взгляд. Уставилась на отходящий от остановки автобус.
Когда ехала сюда, знала, что разговоров о нём не избежать. Как и встречи.
— Малыш, прекращай это, — Рома склонился и поцеловал девушку в щёку. — Не наше дело. Не нужно лезть.
— Ром, ты же видишь, что с ним происходит! — Полина смешно надула щёки, походя при этом на милого хомяка. — И он не стеснялся лезть когда-то в наши отношения.
— Закрыли тему, Поль. Пойдём в машину, пока совсем не окоченели, — ловко перевёл тему разговора парень, взяв мой чемодан за ручку и покатив его в сторону белой машины.
Пока парень грузил мой багаж в багажник, я скользнула в салон, чуть не застонав от тепла, окутавшего с ног до головы. Так хорошо стало! Нет ничего прекраснее чувства, когда после мороза оказываешься в тепле.
— Ты где жить будешь? В старой квартире? — Полина села со мной на заднее сиденье, ладошкой тут же накрыв мои холодные пальцы.
— Да. Придётся ехать туда, — отвернулась к окну, боясь, что подруга заметит мои блестящие глаза. Слишком многое связано с тем домой, подъездом, лестничной клеткой и соседней квартирой. Тонкой, почти картонной стеной, которая пропускала почти каждый звук. Голос. Тихое пение. И игру на гитаре. Картинки одна за другой замелькали перед глазами, будто в очередной раз подсознание решило причинить мне боль. — Больше мне некуда ехать. Он всё ещё живёт там? — рассеянно стала водить пальцем по спинке переднего сиденья. Заведомо зная ответ.
— Да.
— А Игорь? — в голосе проскользнуло презрение. Никогда не знала, что могу настолько сильно ненавидеть человека. Испытывать такое чувство омерзения от одного вида. Так странно — два человека похожи как две капли воды. Одного любила до потери сознания. А другого ненавидела. И ничего за три года не изменилось.
— Уехал. Уже давно. Сразу после тебя, — Полина тщательно подбирала слова.
Я качнулась вперёд и вжалась лбом в прохладную обивку переднего сиденья. В груди всё пекло от понимания, что мне придётся столкнуться с Антоном. Тошей. Тошенькой. Моей первой любовью. Моей кровоточащей раной в сердце.
Три года назад я уехала вместе с мамой. Бежала, решив, что так будет лучше. Больше ничто не держало меня в этом городе.
Как же ошибалась. Только ступив с трапа самолёта на родную землю, осознала, что только сегодня вдохнула воздух полной грудью. Чётко поняла, что всё же оставила здесь своё сердце. В руках соседского парня.
— Сегодня у него бой, — низкий голос вырвал меня из круговорота мыслей. В голове вечно одно и то же.
— Что? — выпрямилась и поймала взгляд чёрных глаз Ромы в зеркале. — Какой бой? Он же перестал заниматься уже давно.
— Ты знаешь… — парень замялся. Он не любил обсуждать чужие проблемы и лезть в чужую жизнь.
— Мы поняли, что мать Тоши снова взяла таблетки в долг, — продолжила за своего мужа Полина. — К ним приходили. Настюшу испугали. Ему не хватает денег, поэтому снова вышел на ринг. У нас, сама знаешь, не возьмёт никогда. Мы Насте давали, он вернул, — Поля поджала губы.
— А канал? У него же хороший доход был, — я нахмурилась, сжала кулаки, чувствуя, как накатывает боль и отчаяние. Сколько всего приходится переживать этому парню. Сколько ещё ему предстоит пережить, чтобы обрести счастье? Чтобы жить спокойно, не боясь, что на улице нападут с ножом. Или что-то сделают с сестрой.
— Он забросил его. Три года назад, — взгляд подруги показался осуждающим. Будто она винила меня за то, что я уехала. Не осталась, чтобы доказать свою правоту и открыть глаза на правду.
— Когда я уехала? — сорвалось шёпотом с моих губ. Полина кивнула, а я откинулась на спинку сиденья и закрыла лицо ладонями, глухо и отчаянно застонав.
— Твоей вины в этом нет, — поспешила убедить меня подруга. — Твоя вина лишь в том, что ты не сказала ему правду.
— Я пыталась, Полина. Столько раз пыталась. А что получала в ответ? — горько усмехнулась, смаргивая непрошенные слёзы. — Он не хотел меня слышать. И вряд ли сейчас захочет.
Машина остановилась у моего подъезда. Я тут же вскинула глаза на окна квартиры Антона. Горел свет. Всё в груди сжалось. Он дома? Что сейчас делает? На гитаре играет? С сестрой делает домашнее задание? Или снова мать в чувства приводит?
— Я подниму чемодан наверх, — Рома вышел из машины, оставив нас с Полей в машине одних.
— Мишка, — Поля всем корпусом развернулась ко мне, — Тоша не жил все эти годы. Просто существовал. Он не показывал этого, скрывал за улыбкой, смехом, ты его знаешь. Тоша не показывает слабости. Никогда. Но я его изучила слишком хорошо, Миш. Настолько хорошо, чтобы видеть за улыбкой боль. Он тосковал по тебе. Безумно тосковал. Вам нужно поговорить.
Мишка
Резко обернулась и тут же поймала знакомый и наивный взгляд голубых глаз. Ключи в очередной раз выскользнули из рук и потерялись на дне сумки. Красавица моя, по ней я тоже безумно скучала.
— Привет, Настюша, — я расплылась в улыбке, смотря на девочку. За три года она выросла, почти догнала меня.
— Привет, — повторила она, вдруг сжимая кулаки и смотря на меня зло исподлобья. Я даже губу закусила, поразившись, насколько сильно она стала походить в этот момент на среднего брата. — Почему ты пропала?
— Насть… — я даже растерялась, не ожидая такой агрессии со стороны девочки.
— Ты оставила Антона! И меня, — сестра Тоши преодолела расстояние между нами и тонким пальцем тыкнула мне в грудь, приминая пуховик. — Просто взяла и исчезла.
— Я уехала с мамой, Настюш. Мне нужно было, — попыталась мягко объяснить ребёнку. — Я не могла остаться здесь без родителей.
— Ты ему нужна была, — девочка всхлипнула и заплакала. Рванула вперёд, уткнулась лицом в мой пуховик и заревела. Громко и так горько-горько, как умеют только дети. — Мне! Мне ты нужна была.
— Я не знала, — зашептала виновато я. — Настюш, не плачь. Я вернулась, слышишь? Вернулась, — поглаживала светлые волосы, пропуская тонкие и гладкие пряди сквозь пальцы. Её волосы пахли домом Тоши. Знакомый. Любимый запах. Сколько раз я зарывалась носом в его волосы, прикрывала глаза и дышала им?
— Насовсем? — вскинула голубые глаза.
Красивые. Как у её брата. Чистые, словно летнее небо в зной. А в глубине та же печаль. Глубоко засевшая в сердце. Я не удержалась, вскинула руку и провела по щеке, которую уродовали побелевшие со временем шрамы. Девочка дёрнулась. Опустила уголки губ, став тут же несчастной. Полагая, что мне противно её касаться.
Я качнулась вперёд и несколько раз коснулась каждого шрама губами. Невозможно объяснить ребёнку, которого дразнят за недостатки, что я шрамов её даже не замечаю. Что для меня она прекрасная и красивая девчушка, с живыми голубыми глазами и самой красивой улыбкой.
— Я пока не знаю, — ответила Насте честно. — Ты почему так легко одета? — заметила, что девочка облачена лишь в шорты и растянутую футболку.
— Я… — сглотнула и кинула взгляд на дверь, без слов давая мне понять, что в квартире происходит.
— Снова гости? — не смогла скрыть сочувствие.
— Этот у нас постоянный, — зло выплюнула девочка. — Очевидно, лучше всех колотит Тошу.
— Сильно? — задохнулась, будто чувствуя боль, которую чужие кулаки причиняли любимому человеку. Будто фантомные удары пришлись по внутренним органам. По сердцу. Заставляя мышцу сокращаться в агонии.
— Да, — Настя отвела глаза и поджала губы. — Я не хочу домой сейчас, — добавила, носком домашнего тапка шаркая по полу. — Они там… Ну… Того, — густо покраснела.
— А Антон… — голос сорвался. — Он дома?
— Нет. Ушёл где-то час назад. Сказал, что сегодня вернётся поздно. А я не хочу одна быть в квартире, без него. Ко мне цепляется мужик матери, — девочку передёрнуло. Я сжала кулаки и выдохнула сквозь стиснутые зубы. Почему дети должны страдать, когда мать выбирает мужское достоинство?
— Можешь у меня побыть, пока Антон не вернётся. Только у меня бардак. Давно не убирались в квартире.
— Пф… Думаешь, меня этим напугаешь? После гостей матери мы постоянно квартиру вычищаем.
Я снова нырнула рукой в сумку, достала ключи и открыла дверь в квартиру. Замерла на пороге, чувствуя, как вместе с запахом дома накатывают воспоминания. Как же давно я здесь не была. Но всё осталось таким же, как и три года назад.
— Проходи, — пропустила девочку в квартиру. Настя шмыгнула мышкой внутрь и замерла на пороге, ожидая дальнейших указаний.
Я затащила чемодан в квартиру и пошла включать перекрытые газ и воду, по пути проверяя всё ли в порядке.
— Ничего не изменилось здесь, — Настя прошла за мной, робко озираясь по сторонам. — Всё, как я помню.
Я слабо улыбнулась. С каждым новым мгновением на меня накатывала тоска. Сердце сжималось от боли. Оказывается, я даже не осознавала, насколько сильно скучала по Антону. Подошла к окну и выглянула во двор. Лавочка, на которой он так часто сидел и ждал меня. Скосила глаза на соседский балкон. Прикусила губу до крови. Вжалась лбом в холодное стекло, положив на него руку. Перед глазами Тоша, высунувшийся наполовину из окна и улыбающийся от уха до уха. Безбашенный. Счастливый. Родной.
— Мишка, — Настюша подошла ко мне со спины и обвила тонюсенькими руками мою талию, лбом вжавшись между лопатками, — Тоша скучал.
Я зажмурилась, не зная, что ответить. Как объяснить ребёнку, что произошло между мной и её братьями три года назад.
— Ты, как и Тоша, считаешь меня маленькой и глупой. Двенадцать лет не тот возраст, когда можно о любви разговаривать. Ведь любить умеют только взрослые… Когда ты переехала, он написал для тебя песню. Исполнил её. Сменил пароль на аккаунте и навсегда вышел с него. А потом попал в больницу, — я жадно вслушивалась в каждое слово девочки. — Он больше недели пролежал с высокой температурой.
— Заболел? — мой голос был слишком хриплым.
Мишка
Приехали мы к неприметному зданию, больше походящему на заброшенный завод. Все окна были заколочены, а кругом стояла практически кромешная тьма, рассеиваемая лишь фарами проезжающих машин. Только множество автомобилей, припаркованных подле здания, извещали о том, что сегодня здесь собралось много гостей. Я сомнением смотрела на длинное, кажущееся бесконечным здание, и пыталась понять, почему бои проходят здесь.
— Потому что нелегальные, — ответил Рома на вопрос, который я озвучила вслух. — Но это не мешает сотрудникам органов делать ставки.
— И что, большие деньги? — я пыталась разглядеть лицо парня в темноте.
— Баснословные.
— Зачем он дерётся? Других способов заработать нет? — кусала губы, пялясь в темноту.
— Он пашет. Деньги, которые государство за отца выплачивает, мать тратит сразу. В первый же день. А потом берёт в долг… Что Тохе остаётся? Только выплачивать его. А вся эта дурь немалых денег стоит.
— Но он же не может всю жизнь так… — мой голос сорвался.
— Всю жизнь не будет. Но ещё четыре года придётся. До шестнадцатилетия Насти. Там уже суд.
Боже. Сколько дерьма приходится переживать парню. За три года всё стало ещё хуже.
— А сейчас почему он не может забрать Настю?
— Антон пытался. Обращался в органы опеки. Заявление отклонили.
Меня затошнило и бросило в жар, будто каждая клетка тела запылала. Я дёрнула ручку двери и вывалилась на улицу. Закашлялась и с трудом сдержала сухие рвотные позывы. Будто мои сердце и душа решили вылететь на промёрзлую землю.
— Ты как? — Поля вылезла следом и тут же оказалась возле меня, закинув руку мне на плечо.
— Ты бы знала, как гложет меня вина, — виском прижалась к щеке подруги. — Я должна была остаться…
— Незачем жалеть сейчас, — Рома как всегда появился неслышно. — Пойдём, скоро бой начнётся.
Рома подхватил Полю за руку, а та, в свою очередь, сжала мою ладошку, увлекая следом за ними в здание.
Расположились мы на шестом ряду, откуда открывался вид на ринг. В какой-то момент осознала, что дрожу. Ладони вспотели, а тонкий свитер прилип к спине точно вторая кожа. Мне казалось, что я нахожусь в вязком тумане, поскольку всё воспринималось отрывками, а голова стала ватной. Пустой. Голоса доносились словно сквозь вату. В глазах двоилось.
А потом в себя резко пришла, словно вылили ушат холодной воды. Антона я узнала сразу. Стоило ему оказаться за сеткой, отделяющей зрителя от бойцов.
Даже не осознала, как подскочила на ноги. Как ладонь вжала в грудную клетку, пытаясь успокоить сердце, норовящее вылететь на пол. К босым ногам парня.
Он изменился. Стал ещё выше. Худее. Шире в плечах. Не сразу поняла, что в нём изменилось. Что царапало так сознание острым когтем. Только в тот момент, когда Тоша рукой провёл по голове, озарило, что он подстригся. Блондинистые волосы теперь казались темнее и торчали коротким ёжиком. Сжала кулаки, вспоминая фантомные прикосновения к его волосам. Как зарывалась пальцами в длинные пряди, когда он клал голову мне на плечи. Или когда привставала на носочки, чтобы ответить на его поцелуи.
— Эй, сядь, чего вскочила. Ты обзор загораживаешь, — кто-то грубо дёрнул меня за локоть.
Не оборачиваясь и не отрывая взгляда от профиля Антона, упала на жёсткое сиденье. Краем глаза увидела, как Полина протянула руку, но уронила её на колени, так и не прикоснувшись ко мне. Первый раунд я не дышала. Влажными пальцами сжимала низ свитера, растягивая ткань. Мне хотелось орать от беспомощности всякий раз, когда кулак огромного мужчины соприкасался с телом Антона. Мне казалось, что я чувствую боль на собственном теле. В тех местах, куда приходились удары. И мечтала забрать хоть часть его боли.
Удар гонга заставил задышать и расправить ткань свитера. Но не отвести взгляда от ринга, где Тоша жадно пил воду, с безразличным видом слушая высокого накаченного мужчину средних лет. Кивал, разминая плечи и полотенцем проводя по лицу. Мне так хотелось рвануть вперёд, оказаться возле него и умолять на коленях уйти из этого ужасного места. Не позволить больше себя бить.
Но я сидела на месте, точно замороженная, наблюдала за тем, как противник Тоши наносит удар. Парень согнулся, а я, не контролируя себя и собственное тело, подскочила и заверещала, срывая голос. Перед глазами всё плыло от слёз, но это не помешало видеть, как Антон тряхнул головой. Усмехнулся криво. А после голову вскинул и посмотрел прямо на меня. Безошибочно найдя взглядом в ревущей и беснующей толпе. Будто почувствовал меня.
Шаг. И он рухнул на сетку. Сжал пальцами. И всё смотрел, смотрел на меня, не отрываясь. Я даже цвета его глаз не видела со своего места, но отчего-то казалось, что в них застыло безумие. Я тонула, проваливалась в их глубину. Черноту. Понимала, что спасения не будет. И только шевеление противника за спиной Ромы заставило всполошиться и птицей вырваться из силков его завораживающего взгляда. Заорал громче прежнего, осознавая всю подлость противника, нападающего на Антона со спины.
Парень упал на пол. Железная хватка на предплечье не дала рвануть вперёд. На ринг. Туда, где лежал и не двигался Антон.
— Остынь, Михайлина, — чуть встряхнул меня Рома. — Он сейчас поднимется.
— Ром… Ром, ему же больно, — я смотрела в лицо парня и не понимала, как он может так спокойно смотреть на то, как бьют его друга. — Больно!
— Всё, он поднялся. Успокойся.
Перевела взгляд на ринг. Увидела, что Антон поднялся. И вдруг сильно испугалась.
Он заметил меня. Узнал, что я вернулась. И что видела его слабость.
Его тёмный взгляд слишком напугал. Вызвал желание поскорее скрыться. Спрятаться.
— Мишка, ты куда? — раздался уже в спину голос Поли.
Но я рванула на выход, надеясь, что смогу вызвать такси и уехать отсюда, пока объявляют победителя. Доставая телефон из сумки, бежала к выходу, по памяти вспоминая путь. Я не могла сказать точно, от чего бежала. От кого. От Антона и его взгляда. От своих чувств, которые сейчас раздирали сердце на лоскуты. От понимания того, что за три года мало что изменилось. Он как прежде ненавидит меня.
Мишка
Рома и Полина сели в машину, но трогаться с места парень не спешил. Минут пять я терпеливо ждала, нервничая с каждым мгновением всё больше и боясь, что Антон покинет здание и мне придётся вновь сталкиваться с ним лицом к лицу, а после не выдержала:
— Почему мы стоим? Почему не едем?
— Тоху ждём, — в голосе Ромы мне послышалась улыбка.
— Что? — на меня накатила паника.
Я только выдохнула после накала эмоций, а тут вновь придётся находиться подле него. Снова видеть его полные презрения и ненависти взгляды. Слушать гадкие слова.
— Мишка, мы же не можем Тошу оставить здесь. К тому же, нам по пути. Вас в один дом везти.
— Что вы задумали, Поля? — я подалась вперёд и пролезла между передними сиденьями, чтобы заглянуть в лицо подруги. В темноте с огромным трудом могла различить черты её лица, но всё же смогла разглядеть слабую улыбку, изогнувшую пухлые губы. — Поля!
— Ничего, Мишка. Тоша наш друг. Мы же не можем его здесь оставить, — девушка попыталась беззаботно пожать плечами, но я тут же уличила её во лжи.
— Тогда я на такси поеду.
— Мишка, не дури, а? Ты теперь бегать от Тоши будешь? Мне показалось, что ты…
Я смогла увидеть, как Рома положил ей руку на колено и сжал, обрывая речь жены.
— Так, ребята, — я хлопнула в ладоши, — я благодарна вам за помощь, но давайте договоримся, что в наши с Антоном отношения вы не станете лезть. Хорошо? Я знаю, что он ваш друг. Но, боюсь, вы только хуже сделаете. То, что происходит между мной и Антоном касается только нас двоих. На ваши с ним отношения это влиять не должно.
— Ты тоже наш друг, — быстро вставила Поля.
Хотела продолжить свою пылкую речь, но осеклась. Увидела, что Антон приближается к машине. Открыл заднюю дверь, заглянул внутрь, ухмыльнулся и плюхнулся на заднее сиденье. Мигом места в машине стало в два раза меньше. Я вжалась в дверь и отвернулась к окну, стараясь оставить между нами как можно больше пространства. Но это не спасло. Тоша развалился так, что его колено касалось моего бедра. Прожигало сквозь слои одежды. Меня трясло, будто в салоне автомобиля температура резко упала на десятки градусов. Ладошки стали влажными и ледяными. Зажала их между коленями, надеясь, что мой сосед не заметит моей нервной дрожи.
К моему удивлению Антон не произнёс ни слова. До нашего дома мы ехали в полном молчании. Только казалось, что щёку прожигал чужой испепеляющий взгляд.
Я выскочила из машины, даже не прощаясь с ребятами. Меня настолько переполняли эмоции, что сил с кем-то разговаривать не было совсем. Слышала как хлопнула дверь машины. Оглядываться, чтобы убедиться, что это Антон покинул автомобиль друзей, не стала.
Вбежала в подъезд и, увидев, что лифт на седьмом этаже, побежала наверх по лестнице. Слышала, что Антон вошёл в подъезд. Перегнулась через перила, глянула вниз. Чёрт. Он стоял, задрав голову. Ухмыльнулся и вздёрнул бровь. Злой взгляд впился в моё лицо.
— Хорошую тактику выбрала, золотце, — голос эхом отразился от стен подъезда. — Беги. Я всё равно тебя догоню. И получу своё.
На меня накатила ярость. Я выбросила руку вперёд, показывая ему средний палец. С трудом удержалась от того, чтобы ещё и язык показать.
— Да, пока таким способом можешь побаловать себя, золотце. Подготавливай себя для меня. Братец хоть выше, но его природа немного обделила с размером.
До моего мозга не сразу дошёл смысл его слов. Пошлый. Грязный. И такой постыдный. Я покраснела. Отпрянула от перил и, перепрыгивая через две ступени, помчалась наверх. Но это не спасло от слов, донёсшихся вслед:
— Побежала готовиться, золотце? Ну-ну!
Он рассмеялся зло. Смех парня эхом отражался от стен, ударяя по барабанным перепонкам.
Зажмурилась, чувствуя, как впервые за этот вечер мне захотелось зарыдать. Не от обиды. Не от боли. А от унижения и стыда. Слова были настолько грязными, не вяжущимися с образом Антона в моей голове, что они причиняли боль. Просто резали на части.
На лестничной клетке с первого раза смогла нашарить в кармане куртки ключи и вставить в замочную скважину. Попыталась открыть дверь, но ключ не проворачивался, свидетельствуя о том, что квартира закрыта изнутри на щеколду. Чёрт, совсем забыла, что Настюша осталась у меня. Стала звонить, нервно топая ногой и ощущая приливы страха и раздражения, поскольку лифт стремительно поднимался наверх.
Щёлк. Дверь открылась. Рванула ручку на себя.
— Что случилось? — девочка сонно хлопала глазами, жмурясь от света. — Ты чего такая? Как будто за тобой кто-то гонится, — Настя зевнула и прикрыла рот ладошкой.
Если бы ты только знала, Настюша, как ты оказалась права. Не отвечая, заскочила в квартиру.
Рывок. И Антон распахнул дверь, которую я не успела закрыть. Краем глаза увидела, как Настя ушла в комнату. Я нахмурилась, не понимая, почему девочка оставила меня наедине с братом. Неужели решила, что мы помирились?
— Что ты делаешь? — зашипела на парня, который нагло и бесцеремонно ввалился в мою квартиру, тесня меня вглубь и заставляя спотыкаться о чемоданы и обувь. — Какого чёрта ты творишь, Ломакин?
— Какого чёрта ты вернулась, золотце? — прохрипел Антон, обжигая меня взглядом.
— Тебя это не касается, Антон. Покинь мою квартиру. Сейчас же. Ты не имеешь никакого права так вламываться! — я резко остановилась, понимая, что мой страх его только забавляет. — Пошёл вон! — пальцем указала на закрытую рукой Ломакина дверь.
Никак не ожидала того, что он перехватит мою руку и дёрнет на себя, вжав мою ладонь в свою шею. Задохнулась от резкого удара, стоило моей груди соприкоснуться с его грудной клеткой. Красивое лицо оказалось напротив моего. Настолько близко, что кончиком носа Антон касался моей щеки.
— Тоша, — прошептала, тут же теряя голову от его запаха и горячего дыхания на лице. — Тошенька….
Пальцы Антона обхватили мою шею сзади. Сжали. Носом парень прошёлся по линии челюсти, шумно дыша и наполняя лёгкие моим запахом. Это вскружило голову. От этого кости в ногах превратились в желе, делая из меня безвольную куклу, готовую подчиняться любому движению пальцев хозяина. Близость Антона всегда кружила голову, выбивала почву из-под ног. Но три года назад я не хотела этого парня настолько сильно. Низ моего живота не скручивало спиралью желания. Я не желала почувствовать его в себе.
Парень ожидаемо промолчал. Только рывком стащил с моих бёдер джинсовую ткань.
— Антон, прекрати немедленно, — взбешённо стала биться в его руках, царапая до крови запястья соседа.
Напор и ярость парня меня пугали. Он всё ещё был взбудоражен после боя, на его лице покрасневшее после удара место медленно приобретало сине-фиолетовый оттенок. Я с испугом и ужасом смотрела в его глаза, в которых блестело безумие вперемешку с жадностью и желанием. И если последние эмоции вызывали жар внизу живота, то безумие меня дико пугало. До дрожи. До колючих мурашек ужаса по коже.
Рука скользнула под хлопковую ткань трусиков.
— Всё ещё любишь Тома и Джерри, — хрипло рассмеялся мне на ухо, лизнув мой подбородок.
— Тоша, прекрати, — сжала с силой ноги, чтобы проворная рука не пробралась к самому сокровенному. — Антон!
Но мои жалкие трепыхания никак не остановили парня от того, чтобы он подхватил мою правую ногу под коленкой и вздёрнул вверх, бесстыдно раскрывая.
— Стоило сопротивляться, Миш, если хочешь меня? — пальцами левой руки провёл по ткани трусиков, вырвав из моего горла странный животный звук, походящий на завывание. — Ты же мокрая.
Сквозь хлопок чувствовала жар его пальцев на нежной плоти. Сгорала от стыда и понимания того, что никто и никогда меня так не касался. Не видел меня в такой бесстыдной и открытой позе. Мне было жарко. Волны приятной дрожи расходились по всему телу от развилки между бёдрами. Удушающе сладкие. Запретные. Постыдные. И порочный, как глаза парня напротив.
Резкий рывок и ткань моих любимых трусиков затрещала. Бедро опалило жгучей болью, отрезвляя. Я зашипела. Опустила глаза вниз и увидела красную полоску на внутренней поверхности бедра.
— Хм… Не думал, что мой братишка любит джунгли. Раньше он отдавал предпочтение пустынному оазису.
Слова сказанный со злой и кусачей иронией были произнесены настолько хриплым голосом, что я сразу не осознала, что он имел в виду. Опьянённая его близостью и порочными прикосновениями поплыла, превратившись в безмозглую дуру.
— Что? — вскинулась и заскребла ноготками по стене позади, чувствуя, как частички обоев оставались под ногтями. — Боже… Ты… Как ты так можешь? — в глазах закипели слёзы. Стало больно. Так больно, что я согнулась, каким-то чудом вырвав колено из крепкой хватки.
Я пыталась держаться, пыталась позорно не разрыдаться от удушающего, сжимающего горло железной рукой стыда. От чувства унижения. Такого горького. Такого колючего. Я слышала много слов со стороны Антона. Многие ранили, заставляли плакать. Но ещё ни единого раза он не унижал меня настолько. Все его слова чаще всего не достигали цели, потому что я знала, что вины моей нет. Знала, что с его братом никогда и ничего меня не связывало. Антон никогда не касался моей внешности. До этого момента.
— Уйди, — глухо просипела, сползая на пол по стене и подтягивая колени к груди. Натянула свободный свитер так, чтобы полностью скрыл мою обнажённую пятую точку от чужих глаз.
Но Антон не шевелился. Стоял надо мной, чего-то выжидая. Я не спешила поднимать глаза. Зажмурилась. Уронила голову на колени. И тихо заплакала, стараясь не позволить ни единому всхлипу вырваться из груди. Не хотела показывать ему свою слабость. Не желала, чтобы он видел, что всё же смог растоптать всего одним предложением. Не грязными и необоснованными обвинениями.
Волос коснулись чужие пальцы. Дёрнула раздражённо головой, уходя от прикосновения. Скорее почувствовала, чем увидела, что Антон присел на корточки передо мной. Заправил волосы за ушко. Я вздрогнула и громко всхлипнула. Чёрт. Зажмурилась и затаила дыхание. Нет. Не желаю показывать ему свою слабость. Сколько он бил меня словами. Сколько пытался причинить боли.
— Наслаждайся, Ломакин, — просипела я, пытаясь вытолкнуть слова сквозь горло. — Пошёл вон из моей квартиры.
Антон со свистом выдохнул. Убрал руку с моей головы. Поднялся. Услышала удаляющиеся шаги. Не смогла сдержать всхлипа. Вскинула голову и столкнулась с Антоном взглядом. Он смотрел внимательно и, даже показалось, с сожалением.
— Пошёл. Вон.
Процедила сквозь зубы, впервые испытывая такое чувства ненависти к парню. Устала пытаться доказать ему что-то. Оправдываться перед ним.
— Я говорил про Игоря. Мне всё нравится.
Пожал плечами и, больше не смотря на меня и ничего не говоря, покинул квартиру. Снова уронила голову на колени, ударившись лбом, и заплакала, уже не сдерживаясь.
— Мишка, — голос Насти застал меня врасплох. Так эгоистично и глупо вновь забыла о присутствии девочки в своей квартире. — Мишка, — тонкие пальчики коснулись моей головы.
— Боже, Настюша, скажи, что ты ничего не слышала, — вскинула опухшие от слёз глаза на сестру Антона.
— Не слышала, — не моргнув глазом, сказала девочка. — Он тебя обидел? — Настя протянула руку и поочерёдно стёрла слёзы с моих щёк.
— Нет, Настёна, всё хорошо, — солгала я. — Просто день тяжёлый.
— Врёшь ведь, — Настя нахмурилась.
— Настёна, тебе домой пора, — я не спешила подниматься с пола, не желая, чтобы девочка увидела мои голые ноги. — Антон сейчас будет тебя искать.
— Ты права.
Сестра Антона кивнула и поднялась с пола. Нависла надо мной. Что-то хотела сказать, но передумала. Махнула рукой и к двери двинулась.
— Я завтра могу прийти? — уже открыв дверь и выйдя в подъезд, обернулась ко мне.
— Да, если хочешь, — вымученно улыбнулась.
И в этот момент дверь в соседскую квартиру распахнулась, и на лестничную клетку вышел Антон. Он остановился, замер, будто на стену налетел. Уставился на Настю, как на приведение.
— Тёна, ты что… Как ты здесь? Иди домой! — махнул рукой.
— Пока, Мишка, — девочка помахала мне рукой и шмыгнула мимо Антона в квартиру.
Парень двинулся следом. Я слабо улыбнулась и поднялась, чтобы закрыть дверь. Антон резко развернулся. Сначала в лицо моё заглянул. А после опустил взгляд на мои ноги, на которые я торопливо натягивала джинсы. Не стала застёгивать ширинку, рванула к двери. Демонстративно не глядя на Антона, закрыла дверь. Прижалась к ней пылающим лбом. Глянула в глазок, увидела, что лестничная клетка уже пуста.
Антон
Дверь в соседнюю квартиру захлопнулась. Дёрнулся, желая рвануть вперёд и вломиться в дом Михайлины. Замер на месте, сжимая с силой кулаки. Развернулся и вошёл в квартиру. Настя стояла у стены и смотрела на меня огромными глазами, полными испуга. Раздражённо дёрнул уголком губ.
— Что ты делала в её квартире?
— Спасалась от матери и этого… урода, — сестра поджала губы.
— Почему не предупредила? — скинул кроссовки и двинулся на кухню, где было подозрительно тихо.
— Тошенька, я всё слышала, что ты Мишке говорил, — Настя поймала меня за руку. — Зачем ты так с ней?
— Настя! Не лезь, — попытался заглушить поднявшую голову ярость. Появление девчонки всколыхнуло во мне целую бурю эмоций.
— Антон! Нам нужно поговорить, — Настя сложила руки на груди и топнула ногой. В голубых глазах увидел искры негодования.
— Потом поговорим, Настя. Иди в комнату.
— Антон! Ты уходишь от разговора!
— Настя! — не выдержал и рявкнул. — Быстро в комнату! Пока я не наказал за то, что ушла не предупредив.
— Дурак! — Настя сложила руки на груди и показала мне язык. — Ты не можешь меня наказывать! Ты мне не родитель.
Чёрт. Сжал с силой кулаки и прикрыл глаза. До чего херовый день. Мелкая ещё добить решила.
— Тёна, — присел на корточки перед сестрой, — не выноси мне мозги, прошу. Вот, — достал из кармана деньги и протянул Насте, — ты хотела косметику. Купи себе.
Сестра поджала губы и вскинула подбородок, не спеша принимать деньги. Вздохнул тяжело, подался вперёд и вложил деньги в карман её кофты.
— Всё, Настён, не дуйся. День выдался тяжёлым. Иди в ванную и ложись спать. Завтра рано вставать.
— Прости, Тоша, — сестра подошла ко мне и крепко обняла, уткнувшись лицом в плечо. — Тебе и так тяжело.
Поцеловала меня в щёку, после чего потёрлась влажным носом о скулу.
— Я мыться. Спасибо за деньги. Люблю тебя, — сестра убежала в ванную, а я двинулся на кухню.
Стоило только открыть дверь, как тут же в горлу подкатила тошнота и скрутило рвотным позывом.
— Сука, — пальцами зажал нос и двинулся к окну, переступая через тело матери. Распахнул балконную дверь и все ставни. Высунулся в окно и задышал, с жадностью глотая свежий ледяной воздух.
Вернулся на кухню, где в луже собственной блевотины лежала мать.
— Твою ж мать! Как же меня это заебало! — саданул кулаком в стену.
Стащил с себя одежду, оставшись в одних боксёрах. Выглянул в коридор, увидел, что Настя уже вышла. Брезгливо морщась подхватил мать на руки и понёс в ванную комнату. Уложил на дно ванной. Стащил мокрую одежду, с трудом сдерживая рвотные позывы. Закинул вещи в стиральную машину и запустил стирку. Несколько раз вымыл руки по самые локти, бросая взгляды на лишённую сознания мать. Волна ненависти поднялась в груди. Сука. Сколько блять можно издеваться? Взял душ и напором воды смыл блевотину в её лица, волос и шеи. Мать пришла в себя, открыла глаза и улыбнулась.
— Игорёша, ты пришёл, — протянула руку, которую я с брезгливостью отбросил в сторону.
— Твой Игорёша три года назад сбежал, мамуля, — выплюнул.
— Сынок, — мои слова до матери не дошли.
Взбесился ещё сильнее. Тварь. Все эти шесть ебучих лет я притаскиваю её домой, вытаскиваю из наркопритонов и расплачиваюсь за её долги. Бросил душ на дно ванной и покинул комнату.
— Игорёша, куда ты ушёл? — раздался слабый голос матери в спину.
В кладовке взял старую футболку и ведро. Двинулся на кухню, вновь морщась от отвратительного запаха. Набрал в ведро воды, налил моющего средства для посуды и шмякнул тряпку на пол. Стал натирать линолеум, в каждое движение вкладываю всю ярость.
— Антон, давай я помогу, — голос сестры вырвал из мыслей.
— Тёна, иди спать, — остановился, устало прижался виском к швабре.
— Тош, ты на ногах еле стоишь, — сестра поджала губы. — Давай я помогу.
— Ты уже помылась, Насть. Не спорь, пожалуйста. Сегодня не такой страшный погром. Иди спать.
— Ладно, — сестра спорить не стала, хоть и поджала недовольно губы.
Ушла в комнату, а я, переставляя мебель, выдраил пол кухни до блеска. Засунул грязную посуду в посудомойку, выбросил тряпку, шприцы и бутылки в мусорное ведро. Поставил на пороге и заглянул в ванную, где мать дрыхла. Вырубил воду и, уже не заботясь о том, что она замёрзнет или заболеет, пошёл в её комнату. Сука. Здесь воняло сексом. Простыни были заляпаны, на полу валялся использованный презерватив. Её дружка не наблюдалось. Открыл окно, сдёрнул грязное бельё на пол. Постелил застиранную простыню. Подхватил с полки ночнушку и замер. В горле застрял ком, стоило вспомнить, как десять лет назад мать в ней заходила к нам в комнату, чтобы пожелать доброй ночи. Тогда отец был жив. Тогда семья казалась идеальной. Запихнул ночнушку обратно в шкаф и взял растянутую футболку.
Вернулся в ванную, закинув грязное бельё в корзину. Мать спала. Худая. Походящая на саму смерть. От былой красоты не осталось и следа. Все руки синие. Во рту стало горько. Взял мочалку и, стараясь не касаться её кожи, стал её мыть. Давил в себе желание сжать пальцы на её шее. Или сдавить её кости, причиняя боль. Я ненавидел её. Ненавидел так, что даже не расстроился бы, если пришёл домой и обнаружил, что она сдохла. Стыдился своих чувств. Но ничего не мог с ними поделать. Она превратила мою жизнь в адский котёл. Вновь и вновь подбрасывала дрова в огонь. Если бы не Настёна, я бы давно уже свалил. Давно бы оставил её подыхать в этой квартире.
Вытащил её из ванной, натянул одежду и отнёс в кровать. Вооружившись щёткой и моющими средствами, надраил ванную и раковину, заменяя кислый запах блевотины запахом моющих средств. И только тогда залез под струи горячей воды, позволяя ей смыть усталость. Прикрыл глаза. Под закрытыми веками тут же образ Мишки увидел. Огромные глазища. Приоткрытые влажные губы. Взъерошенные моими пальцами волосы. И длинные стройные ножки. В паху стало тяжело. Вжавшись лбом в холодный кафель с ползущими по нему каплями воды, сжал член рукой. Почувствовал её запах и понял, что в полной заднице. Я хочу её. Хочу вонзиться в нежное тело на всю длину. Хочу оставлять синяки на её бёдрах, заставлять раз за разом выкрикивать своё имя, пока она не забудет моего братца. Пока не сотру его прикосновения с нежной кожи. Пока не вылижу каждый участок её тела.
Мишка
Проснулась я не от звонка будильника, а от того, что стала слышать тихие голоса за стеной. Сонно моргая, оглядела комнату, не сразу поняв, где нахожусь. Только вчера утром просыпалась совершенно в другом месте. Села на кровати и потёрла глаза, кидая взгляд за окно, где было ещё темно. Поёжилась и закуталась в одеяло по самый нос. Стала прислушиваться к голосам за стеной, но разобрать ничего не смогла. Слишком тихо разговаривали соседи. Только различала низкий голос Тёмы, заставляющий мурашки бегать по коже. За ночь обида ушла вместе со слезами. Показалось, что вчера в глазах Антона увидела сожаление и раскаяние. Сейчас же дико сильно желала увидеть его. Убедиться, что мне не показалось.
Голоса стихли. Я вскочила с кровати и, поджимая пальчики, побежала к входной двери. Прильнула к глазку и, затаив глаза, наблюдала за тем, как Тоша вместе с сестрой покидают квартиру. Антон закинул красный рюкзак сестры на плечо, закрыл входную дверь, пока Настя ушла в сторону лифта. Задохнулась, когда Антон развернулся всем корпусом в сторону моей квартиры. Я плохо видела выражение его лица, но почему-то была уверена, что голубые глаза смотрят именно на мою дверь. Будто Тоша почувствовал меня. Моё присутствие за железной преградой. Прикусила губу и переступила с ноги на ногу, чувствуя, как холодеют пальчики. Боялась до дрожи в груди, что он холодно усмехнётся.
Брат и сестра скрылись в лифте. А я не смогла сдержаться. Вместо того, чтобы вернуться в кровать, поспешила к окну. Приоткрыла маленькую щелочку, надеясь, что меня не будет заметно. Затаила дыхание и стала ждать, когда Тоша и Настя выйдут из подъезда.
Сегодня Антон был одет в красную куртку, под которой виднелась чёрная толстовка. Его волосы в полумраке показались ещё темнее, чем вчера. Прильнула к окну, наплевав на то, что меня заметят, прижалась лбом к стеклу и положила ладони, желая прикоснуться к нему. Ревность заставляет говорить глупости. Вчера он приревновал. Желал оскорбить и причинить мне боль и у него это вышло.
Я говорил про Игоря. Мне всё нравится.
В голове в который раз эхом прозвучали его слова.
Следила с тоской за тем, как Тоша и Настя двигались в сторону припаркованных машин. Приоткрыла в удивлении рот, когда парень открыл заднюю дверь белой машины. Сверху не видно было марки, но в груди всё от радости сжалось. Тоша давно хотел свою машину. И я так счастлива, что хоть одна его мечта сбылась.
Антон закинул на заднее сиденье рюкзак, дождался, когда Настя сядет в машину и захлопнул дверь. Замер будто над чем-то раздумывал, а после голову вскинул. Как будто снова почувствовал мой взгляд. Я не успела отпрянуть от окна и спрятаться за шторой. Замерла, словно заяц увидевший волка. Ждала его реакции.
Парень вдруг руку поднял и махнул. От удивления приоткрыла рот. Я всё ещё сплю? Или мне мерещится? Несмело махнула рукой в ответ. Показалось, что парень улыбнулся. Обошёл машину и укрылся от моего взгляда в салоне. Машина скрылась из виду, а я ещё некоторое время стояла возле окна, вжимаясь в холодное стекло лбом и смотря на дорогу.
В груди всё распирало от эмоций. От радости. От надежды. От любви. От желания выбежать из квартиры и босиком броситься следом за машиной. Заглянуть в голубые глаза и увидеть в них ответы на все вопросы.
Отошла от окна, забралась обратно на кровать, поджав ледяные ноги под себя. Растерянно заскользила взглядом по своей комнате. За три года ничего не изменилось. Все книги и альбомы всё ещё стояли на полках. Взгляд упал на пол. Увидела белый кусок картона, торчащий из-под стола.
Скользнула на колени, с трудом подцепила кусок картона. Подняла и задохнулась. Когда в спешке собирала вещи, не заметила, что фотография упала под стол, да так и осталась там.
На куске картона я и Тоша. Прекрасно помнила этот день. Каждая минута перед глазами пронеслась. Смех Тоши, его перепачканное мороженым лицо, наигранно хмурый взгляд. Пальцами провела по фотокарточке, огладив овал лица Антона. В тот день он был счастлив. А тем же вечером ему пришлось забирать мать из больницы, куда её с улицы забрала скорая, поскольку добросердечный прохожий не смог прощупать пульс.
Положила фотографию на край стола. Снова преисполнилась решимости доказать Антону, что то, что он тогда увидел, было лишь досадным недоразумением. Ведь с какого-то раза он мне услышит. Выслушает.
Кинула взгляд на кровать и поняла, что спать уже не хочу. Слишком взбудоражилась. Двинулась на кухню, чтобы позавтракать, заглянула в холодильник и осознала, что там даже мыши вещаться негде.
Пришлось идти в магазин. В ближайшем супермаркете набрала полную корзину продуктов, в глубине души надеясь, что смогу всё дотащить до квартиры.
— Мишка? Золотарёва? — кто-то окликнул меня, когда я рассматривала стенды с шоколадом, не зная, какой взять для Насти.
Обернулась и тут же расплылась в улыбке, когда увидела свою бывшую одноклассницу, с которой когда-то хорошо общалась.
— Привет, Юль.
— Так давно тебя не видела, — молодая девушка заключила меня в крепкие объятия, заставив меня зажмуриться от резкого и слишком сладкого запаха духов. — Ты надолго приехала?
— Пока ещё не знаю, — вежливо отстранилась и отошла на несколько шагов к своей тележке, дыша свободнее и стараясь не морщиться от запаха чужих духов. — Пока безвременно.
— Это чудесно. Ты, конечно, партизанка! Приехала и ничего не сказала. Обязательно нужно встретиться и где-нибудь посидеть. Поболтать. У меня столько всего нового. Кстати! Пока я не забыла! У Галины Викторовны юбилей завтра вечером. Мы в ресторане классом планируем собраться, ты сможешь?
— Я пока не знаю. Я только приехала, планы пока не строила. Сейчас ответ нужен?
— Нет, — Юля махнула рукой. — Ты мне дай свой номер телефона, я тебе скину адрес, куда приезжать. Если приедешь, будем только рады.
— А подарок? — уточнила, после того, как девушка вбила в свою телефонную книгу мой номер.
Мишка
В три часа дня в дверь позвонили. С опаской глянула в глазок. За дверью стояла Настя. Я открыла дверь и тут же стала улыбаться, видя взволнованное лицо сестры Тоши.
— Привет, Мишка, — девочка прерывисто меня обняла, поцеловала воздух возле моей щеки.
— Привет. Ты только со школы? — закрыла входную дверь и обернулась к Насте.
— Да, — девочка вдруг шмыгнула носом и заплакала, закрыв лицо руками.
— Ты чего? — я испугалась, не понимая, из-за чего сестра Тоши плачет. — Тебя кто-то обидел? — кивнула. — В школе? — снова кивок. — Кто? Что-то обидное сказали?
— Даня, — вскинула на меня несчастный, полный боли взгляд.
— Кто такой Даня? — расстегнула на Насте куртку и стащила с худых плеч, вещая верхнюю одежду на крючок.
— Он мне нравится. Очень, — ладонью провела по носу, шмурыгая.
— Что он тебе сказал, солнце? — опустилась на мягкий пуфик.
— Он сказал… — сглотнула и запрокинула голову, часто хлопая глазами, — что мне на Хэллоуин не нужно наряжаться. А запахом изо рта я отгоню даже мёртвых.
Хотелось выругаться. Пришлось прикусить язык и подождать, когда пройдёт приступ ярости.
— Давай я тебя после школы завтра встречу и уши ему откручу.
— Ты что? — вскинула на меня испуганный взгляд. — Мало того, что страшная, так ещё и стукачка? Не нужно!
— Ладно. С чего он вообще к тебе лезет?
— Я на него смотрела, — Настя покраснела. — Он заметил и стал издеваться. А я бутерброд с сыром ела…
Отсюда и шутки про запах изо рта. Ясно. Утырок малолетний.
— Почему он тебе нравится? — склонила голову к плечу и за руку Настю подтащила ближе к себе. Гладила большим пальцем запястье, успокаивая девочку.
— Он красивый, — голубые глаза заблестели. — И самый классный. А ещё он поёт.
— Крошка, ты ведь понимаешь, что за внешность людей не любят? — я улыбнулась. — Если он тебе говорит такие гадости, зачем он тебе нужен?
— А тебе Тоша говорил вчера гадости, ты ведь всё равно его любишь? — Настя криво улыбнулась, став похожей в этот момент на Тошу.
Признаться честно, я растерялась. Я привыкла к тому, что Настя тихая, немного зашуганная девочка. Маленькая девочка. А тут своими словами она загнала меня в тупик.
— Так, — поняла, что тему разговора продолжать не могу, — я там вишнёвый пирог печь собралась, уже тесто раскатала. Мой руки, если хочешь, можешь мне помочь. Я пока чайник поставлю.
— Любимый пирог Антона, между прочим. Ты помнишь?
Я сделала вид, что не услышала её вопроса. Конечно, я помнила. Я всё помнила о том, что касалось Тоши. И слишком часто питалась вишнёвым пирогом эти три года. Хоть так была ближе к нему.
На кухне поставила чайник и убедилась, что духовка уже разогрета. Подправила форму пирога и отправила его в духовку. Сегодня я особо старалась. Я хотела отнести пирог Тоше. Знала, что он может снова начать говорить ранящие вещи, но мне хотелось порадовать его хоть такой мелочью. Уже слышала, что у его матери гости. По громким стонам и мужскому рычанию.
Антон уехал сразу, как я зашла в подъезд, заставив меня испытать чувство негодования. Его руке нужен покой. Оставалось только надеяться, что парень не поехал на бои.
Каждые десять минут выглядывала в окно, проверяя, не появилась ли белая машина во дворе.
— Так вкусно пахнет, — Настя зашла на кухню. — Можно будет у тебя попросить кусок пирога для Тоши? Хочется его хоть чем-то порадовать. Он вчера полночи приводил квартиру в порядок, — я прикрыла глаза и гулко сглотнула, чувствуя, как к горлу подкатывают слёзы. Тоша ненавидит жалость. Но я не могла выжечь это чувство из груди. — Тоша мне вчера денег дал на косметику, а я даже не знала, что покупать. А сегодня снова сказали, что нужно сдавать на ремонт туалета.
— Ты отдала деньги?
— Ну да, — девочка пожала плечами. — Я сначала хотела продуктов купить.
— А косметику? — плеснула чай в чашку и поставила перед Настей чашку с обезьянками.
— Потом куплю. Шрам всё равно я не смогу спрятать, я уже пробовала маминым тональным кремом закрасить. И знаю, что это вызовет ещё больше насмешек.
— С чего ты взяла? — села напротив, сжав в руках чашку.
— У моей одноклассницы прыщи. Когда она накрасилась, стали ещё сильнее издеваться. Так они пальцем потыкают, поржут и забывают. А если накрашусь, будет новый повод поиздеваться.
— Настюша, может, тебе в другую школу перейти? Не везде одноклассники такие грубые.
— Да ну? — девочка фыркнула и закатила глаза, не веря.
— Хочешь верь, хочешь не верь, но я одиннадцать лет проучилась в одном классе. У меня были прыщи. Никто ничего не говорил. У нас был хромой мальчик. Ему только помогали и защищали, если кто-то что-то говорил про него. Настюша, может, тебе в другую школу перейти? У тебя есть друзья?
— Не знаю. Я подумаю, — пробурчала себе под нос, прячась за чашкой. Снова напомнила мне брата. Не смогла сдержать улыбки. Всё же очень они похожи.
Видя, что Настя не настроена сейчас разговаривать, включила телевизор. Отправить девочку домой не могла. Понимала, что она уже наслышалась и насмотрелась, но всё равно было жалко детскую психику. Да и зачем лишний раз ребёнку испытывать стресс?
К моему удивлению Настя допила чай, поглядывая в экран, после чего ушла в коридор и вернулась с тетрадями и пеналом.
— Ты же не будешь против, если я у тебя позанимаюсь?
— Нет, конечно!
— Просто дома редко бывает тихо, — Настя прикусила губу. — А за плохие оценки классная вызывает родителей. Тоша и так ходит на собрания. Классная меня постоянно спрашивает про мать. Я боюсь, что меня заберут, — девочка низко склонила голову. — Мне бывает страшно дома, но я знаю, что Антон всегда меня спасёт. А там… В детском доме мне никто не поможет.
— Давай не будем о плохом, — я натянуто улыбнулась. — Может, я могу тебе с уроками помочь? Что-то объяснить?
— С английским, если можно. У нас новое время, а я совсем не понимаю.
Тоша
Моё чёртово наваждение. Моя слабость. Каждую чёртову минуту думаю о девчонке, о её губах. Сладких. Ещё слаще, чем я помнил. Бесит. Как же меня это бесит. Её глаза невинные. Невинные. Усмехнулся. Кому я лгу? Лживые. Но это не мешает тонуть в них, забывать обо всём. Кроме потребности обладать. Присвоить. Утвердить свои права. Заставить забыть её о всех, кто был до меня. Кто касался. Кто трахал её. Кто заставлял её кончать. От этих мыслей свело скулы, а в груди будто взрыв произошёл. Чёртова девчонка. Как пробралась в моё сердце три года назад, так и господствует там.
— Тоша, хватит курить, — Настя сложила тонкие руки на груди и уставилась на меня исподлобья.
— Мелкая, почему не спишь? — нахмурился, по-детски пряча сигарету за спину.
— По той же причине, что и ты. Думаю, — Настя прошаркала домашними тапочками по лестничной клетке, закуталась в махровый голубой халат матери и плюхнулась на ступеньки рядом.
— Встань. Придатки застудишь, — дёрнул её за руку.
— Тоша, да нормально всё, мне не холодно, — попыталась возразить.
— Не спорь со мной, — потянул мелкую себе на колени, носом уткнулся в светлые волосы, пахнущие шампунем.
— Тоша, я уже не маленькая, — надула губы сестра, вопреки своим словам прильнув ко мне ближе и устроив голову на моём плече. — Так почему ты не спишь? Чего куришь здесь? Обещал, что бросишь.
— Бросил я, — буркнул, оправдываясь. — Просто… Нервничаю в последнее время.
— Ясно, — хмыкнула понятливо сестра. — Нервничаешь ты по той причине, что Мишку постоянно обижаешь?
— Тёна, я ведь просил тебя не лезть, — строго свёл брови вместе и ущипнул девочку за бочок. — Мы сами разберёмся.
— Ага… Сами… Слышала, как разбираетесь, — забормотала сестра едва слышно.
Усмехнулся, но отвечать ничего не стал. Знал, что мелкая начнёт со мной спорить, доказывать, что я не прав.
— Тёна, иди спать. Час ночи. Завтра в школу. И так у Миши задержалась.
— Спать пойду только с тобой. Ты опять курить будешь, — сестра надула губы.
— Иду, — отправил недокуренную сигареты в банку и поднялся вместе с мелкой на руках. — Ты косметику себе купила?
— Нет. Прости. На другое потратила, — замерла и уставилась немного испуганно огромными голубыми глазами.
— Хорошо, — улыбнулся и пожал плечами. — Твоё дело, как распоряжаться деньгами.
Настя просияла и поцеловала меня в щёку. Обвила шею тонкими руками и прижалась ко мне всем тельцем. Прикрыл глаза и застыл на пороге, в очередной раз убедившись в том, что готов выгребать каждый день дерьмо за матерью, если эта маленькая мартышка всегда так открыто и чисто будет меня любить. Отнёс Тёну в кровать, накрыл одеялом, поцеловал в лоб и вышел из комнаты, погасив свет.
Вышел на кухню, где сидела мать. Молча прошёл к столу, налил себе стакан воды и залпом выпил.
— Антон, — раздался слабый и тихий голос матери за спиной. Взбесился тут же. Сжал стакан и с грохотом поставил его на стол. Говорить с матерью не горел желанием. — Сынок, родной мой, посмотри на меня. Пожалуйста.
Медленно, сжав с силой челюсти, обернулся. Мать смотрела на меня полными слёз глазами. Скривился. Раньше бы поверил. Повёлся бы. Сейчас её слёзы не вызывали ничего кроме ярости и раздражения.
— Антон, сынок, у меня сапоги совсем истончились. Дай денег мне на новую обувь.
— Деньги тебе на карту пять дней назад перечислило государство. Где они сейчас?
— Щенок дранный! Как ты смеешь со мной так разговаривать? Молоко на губах не обсохло, а уже матери дерзишь? — заверещала на высокой ноте.
— Рот закрой, Настя спит, — холодно обрубил.
— Ты мне рот не затыкай, ушлёпок, — мать подскочила из-за стола, её трясло, глаза лихорадочно блестели, каждое движение было дёрганным и нервным. Каждые пять секунд высовывала язык и нервно облизывала левый уголок рта. — Я тебя родила, ты меня содержать должен.
— Да ты что? — холодно усмехнулся, перехватывая ладонь женщины, которой она прицельно била в лицо. Сжал. Не так сильно, как хотелось бы. Брезгливо отшвырнул. — Почему же твой любимый и драгоценный Игорёша тебе денег не даёт? — процедил сквозь зубы.
— Да как ты смеешь про Игоря так говорить? Ты! Игорь гордость семьи! Он в Москву уехал! Он ценный специалист!
— Специалист по пизд*больтсва? — оскалился, с очередной раз чувствуя, как в грудине всё режет от боли. А ядовитая ненависть подкатывает к горлу.
— Заткнись, — снова визг, бьющий по перепонкам.
Оттолкнул мать от себя. У неё была ломка. Знаю, что сейчас она особо агрессивна. И предчувствие меня не обмануло. Мать сделала рывок к столу, схватила нож и наставила его на меня.
— Дай мне денег.
Напряжённо замер, готовясь отразить удар, но спокойно и холодно, глядя в блёклые глаза, ответил:
— Нет. Ты все просрала.
— Я знаю, что у тебя есть деньги, — ножом махнула в воздухе. — Дай мне денег на новые сапоги.
— Что-то новое придумай, — осторожный шаг влево, к двери. — У меня нет денег.
— Врёшь! — женщина зашипела, сощурив глаза и лихорадочно облизывая губы. — Неужели ты сможешь смотреть на то, как твоя любимая мама ходить в рваных сапогах, как бомжиха? — заюлила, бегая глазами по кухне.
— Ты ведь спокойно смотришь на то, что у твоей дочери шрамы на щеке. По твоей вине.
— Антошенька, ты же знаешь, что я не виновата, — мать отбросила нож к раковине, закрыла лицо руками и зарыдала. — Я заснула. Я не слышала. Я не видела. Я не виновата. Не виновата. Не виновата.
— Ты вообще ничего не слышишь и не видишь. Ты вообще не виновата. Превратила в ад жизнь дочери. Настя каждый ёбаный день видит, как тебя ебёт очередной алкаш. И совсем не виновата, что с ножом гонялась за ней три недели назад. Проще закрыть глаза и не замечать, что органы опеки грозят забрать твою несовершеннолетнюю дочь. Да батя в гробу переворачивается и в агонии бьётся. Он, сука ты такая, на войне погиб. До конца жизни тебя обеспечил.
— Антон… Прекрати… Прекрати… — мать опустилась на пол и стала открытыми ладонями бить себя по голове. — Это сумасшествие. Что же я натворила? Что натворила?