Му-му. Заброшенная могила

Глава 6

– Сергей Андреевич, я сделал, что вы просили, – заглянул в кабинет к Дорогину Леонтьев.

Директор сыскного агентства, который в это время заканчивал говорить по телефону, приглашающе махнул рукой.

Заместитель уселся на стул и положил на приставной столик тонкую папку с несколькими листами бумаги.

– По кладбищам и ритуальным услугам вообще… картина вырисовывается неприглядная. Кругом криминал.

– Ладно, оставь, я посмотрю, – сказал Дорогин. – По руководителям кладбищенским есть что-нибудь?

– Есть. Непосредственно руководит всеми ритуальными услугами некто Хвостов Матвей Иванович. Недавно назначен. Бывший десантник, служил в разведке, долго был в Афганистане, ранен, потом работал в префектуре Северо-Западного округа. Судя по всему, человек честный. Мы неделю к нему присматривались, собирали информацию. Короче говоря, по отзывам, он прямой, как шпага. И такой же опасный. Был, во всяком случае. Один мой знакомый служил с ним в Афгане. Далее, курирует кладбищенский бизнес заместитель мэра Купцов Руслан Альфонсович. На этом «герое» клейма ставить негде. Как до сих пор не сел – непонятно. Скорее всего, где-то имеет очень волосатую лапу, в правительстве, а то и в Администрации Президента. На него никогда не заводилось ни одного дела, его никто не проверял, но у коллег из Конторы на него чемодан компромата. Видимо, этот Купцов принадлежит к тому кругу, членов которого трогать запрещается. Может, он сам на кого-то из очень больших людей имеет компромат…

– Так чем он занимается, этот Купцов? – спросил Дорогин. – Я имею в виду, не у себя в кабинете…

– «Крышу» делает.

– Это понятно. Кого же он «крышует»? По-моему, мы с ним никогда не сталкивались… Или сталкивались?

– Было однажды. Помнишь, Сергей Андреевич, «наезд» на бизнесмена Селиверстова? Ну, того, кто, кстати, венки и могильные памятники производит?

– Фирма «Память»? Как же, помню…

– Так вот, этот Селиверстов отказался платить некому большому чиновнику, и тот на него банду скинхедов натравил. Типа этот «изменник родины» дает работу «чернозадым эмигрантам». Скинов мы тогда прижали, а вот откуда ноги растут, так и не докопались. Я потом узнал, что Купцов «держит» весь кладбищенский бизнес. Это как в книжке про Таню Гроттер, ее сейчас Славка читает, так я заглянул, чего, мол, он так хохочет. Там одна девочка другой письмо пишет. Я даже выписку сделал.

Леонтьев достал из папки лист и прочитал, отодвинув бумагу подальше от глаз:

– «Живу у родителей, они с меня пылинки сдувают. Папашка сильно продвинулся: распределяет участки на кладбище. Оградки, скамеечки, обелиски, венки – все тоже идет через нашу контору. Хочешь работать – плати. Не хочешь – твои оградки нарушают эстетику кладбища, а венки создают пожарную опасность, так что вали отсюда». Вот примерно таким макаром. Только все гораздо жестче.

– Черт бы его побрал, – выругался Дорогин. – На костях бизнес делает… Ладно, прижмем со временем. Что по цыганскому барону?

– Пока ничего нового. За домом следим, дали сведения нашим друзьям из органов, они просили пока самостоятельно поработать.

– Хорошо. Работаем дальше.

В то самое время, когда в сыскном агентстве «Ольга» перемывали косточки заместителю мэра Москвы Купцову, этот самый Купцов преспокойно сидел в летнем кафе на Арбате в обществе Даниила Хвостова. У них тоже происходила своего рода планерка, где подчиненный отчитывался перед начальником о своих успехах.

Даниил явился на встречу в строгом костюме с галстуком, Купцов же щеголял в белых полотняных штанах и такой же рубашке.

– Я, понимаешь ли, в отпуске, – сообщил он Даниилу, который с некоторым удивлением оглядел своего «благодетеля». – Послезавтра улетаю в Индию, хочу на храм Каджурахо полюбоваться.

Хвостов-младший ухмыльнулся. В этом известном на весь мир древнем храме действительно было на что полюбоваться – многие тысячи вырезанных их камня человеческих (и не только) фигурок занимались сексом во всех его формах и проявлениях. В том числе, на взгляд европейца, и весьма странных. Например, представить себе ослицу в качестве сексуального партнера Даниил не мог. А какой-нибудь индус, судя по храмовой скульптуре, не видел в этом ничего экстраординарного. Хотя бы потому, вероятно, что ослы в Москве не водятся, а на полуострове Индостан их столько, сколько у нас бродячих котов.

– Значит, Камасутру поедете изучать? – полюбопытствовал Даниил. – Приятная, надо сказать, штука.

– Тебе-то откуда знать? – подколол его Купцов. – Жена ушла, секретаршу, насколько я знаю, ты прогнал…

– Дурой оказалась. Непроходимой, – вставил Даниил.

– Дур тоже трахать можно. Да и вообще, мне изучать что-то в этом плане не нужно. Хоть я и старый пень в сравнении с тобой.

– Ну, не прибедняйтесь…

– Да у тебя на лице эта мысль написана. А любви ведь все возрасты покорны. Твой папаша, например. Раненый-контуженый, никому, как говорится, не нуженный, а туда же…

Даниил вздрогнул. Это не ускользнуло от Купцова, который внимательно наблюдал за реакцией своего визави.

– А ты что, не знал?

– Я бы не хотел продолжать разговор на эту тему, – сквозь зубы пробормотал Даниил. – И вообще…

– Ну, вообще так вообще. Ладно, хватит про баб. Как сказал классик, о бабах не надо говорить, как о покойниках – или хорошо, или ничего; наоборот, о них только или плохо, или ничего. Согласен?

Даниил смотрел в сторону. То, что Купцов знал о некоторых сторонах личной жизни его отца, неприятно поразило его. Он решил сменить тему и подозвал официанта.

– Текила есть? Двести граммов и лимон. – Он вопросительно посмотрел на Купцова.

Тот хмыкнул:

– На такой жаре водку жрать? Извращенец… Мне пива холодненького.

Официант отправился выполнять заказ.

– На ваш счет в Швейцарии я перечислил пятьсот тысяч долларов, – сказал Даниил, доставая из дорогого кожаного портфеля файл с документами. – Все, как договаривались.

Купцов медленно поставил на стол запотевший бокал с пивом.

– А ты не ошибся, Даниил? – спросил он голосом, напоминавшим кладбищенскую речь чиновника на похоронах его бывшего начальника. – Мы не так договаривались…

– То есть? – не понял Даниил. – Полмиллиона…

– Да, но в какой валюте?!

Хвостов нервно поерзал на пластиковом стуле.

– По-моему, о долларах шла речь…

– О евро, Даниил, о евро. Пятьсот тысяч евро. У меня еще склероза нет.

Хвостов понял, что спорить и что-то доказывать бессмысленно.

– Хорошо. Я перечислю разницу.

– Вот и хорошо. Тогда это маленькое недоразумение мы забудем. – Он отпил пива из высокого фирменного бокала. – Как твои страховые дела? Многих застраховал от укусов летающих крокодилов?

– Сейчас больше страхуются от похищения инопланетянами, – принял его тон Даниил, довольный, что неудачная попытка надуть «благодетеля» не вылезла боком. – Короче говоря, на бизнес не жалуюсь. А как ваши могильные делишки? Покойнички не досаждают?

– Лежат, болезные… Кстати, анекдот есть сразу про мои дела и про твои. Приходит баба в страховую компанию: «Мой муж застраховался в вашей страховой компании от смерти на пожаре и вчера умер… Вы выплатите страховку?» – «А он умер на пожаре?» – «Нет, он отравился… Но я собираюсь его кремировать…»

Даниил усмехнулся.

– Я бы, конечно, выплатил ей страховку…

– Но по своей схеме, не так ли?

– Естественно… Кстати, неплохая идея. Справочку от врача… От МЧС… И все в ажуре!

– Вот, елки-палки, – поднял брови Купцов. – Правильно говорят, что в каждой шутке есть доля… шутки. Дерзай. Да, а что с твоим папашей? Он ведь не успокаивается… К епископу одному ходил, который за кладбища отвечает в Патриархии. Глядишь, скоро круглые столы начнет собирать с участием попов, ксендзов, мулл и раввинов.

– И генералов, если на то пошло.

– И генералов, ты прав. Вставляет твой предок мне палки в колеса. И ведь не уберешь его никак – креатура самого мэра. Ты уж извини, что я так про твоего папашу, но достал он меня капитально. Людей моих потихоньку убирает…

– Руслан Альфонсович, с отцом у меня натянутые отношения. Только одно могу сказать – есть очень мало способов как-то повлиять на него. Он ни Бога, ни черта не боится, это во-первых, а во-вторых, за свои дурацкие принципы готов отдать жизнь.

Купцов покачал головой.

– И как только таких людей земля носит? Вот, говорят, что эта самая земля на таких держится. Так и отправлялись бы под землю… Так нет же, ходят и жить мешают… Знаю я, Даниил, что батька тебе самому, мягко скажем, крылышки подрезать может. Если, конечно, узнает, чем ты на самом деле в своей страховой конторе занимаешься…

– Убьет, – сказал Даниил и залпом допил текилу. – А может, и в прокуратуру сдаст. С него станется.

– И позора не побоится?

– Если побоится, то убьет. «Я тебя породил, я тебя и убью».

– Тарас Бульба хренов…

– Хуже, Руслан Альфонсович. Тарас Бульба хоть сам жил, как хотел. У него один принцип в жизни был, а у моего батьки вся жизнь – один принцип.

– Ох ты, сам придумал? – спросил удивленно Купцов.

– Да не помню… Может, и вычитал где-то. И вообще, если бы он на меня эту гребаную фирму не повесил, все было бы по-другому.

– Что «по-другому»? – прищурился Купцов. – Детишек в школе Гоголя заставлял бы читать? А эти детишки, повзрослев, смеялись бы и говорили, что за любовь и Родину не жалко продать. Потому что превыше всего – любовь.

– А другие умные детишки с ними бы соглашались, но добавляли: «к Родине». Любовь к Родине… Блин, ну не к бабе же, действительно, а, Руслан Альфонсович?

Купцов фыркнул:

– Уел, капитально уел! Молодцом. Я тоже книжки в детстве читал. Правильные книжки. Про Павлика Морозова и Зою Космодемьянскую. А также про Гулю Королеву и Фею Убивающего Домика. Гарри Поттер тогда еще не родился. А больше всего я любил страшные сказки. Про покойников.

– Это заметно, – подколол Хвостов.

– Знаешь, как чудесно, – послушаешь на ночь сказочку в пионерском лагере, а потом снится, что ты в глухую безлунную полночь разговариваешь с мертвецами на заброшенном кладбище, а их руки проходят сквозь рыхлую землю и тянутся к тебе! И нужно поочередно коснуться каждой полусгнившей руки…

– А зачем?

– А так просто. Скажем, поздороваться. Мы же, пионеры, люди вежливые… Короче говоря, разбегаемся. А папашу твоего придется напугать. Не бойся, не до смерти. Пока.

Даниил не знал, что сегодня же вечером ему предстоит встретиться с человеком, о котором столь угрожающе говорил «благодетель». Вообще, последние годы он виделся с отцом довольно редко и лишь по необходимости. Не то, чтобы они ссорились, просто жизненные ценности у каждого настолько отличались, что говорить им было попросту не о чем. Оба понимали это, и ни разу не делали попыток поговорить, что называется, по душам, подсознательно чувствуя, что ни к чему хорошему это не приведет. Тривиальную сентенцию о том, что в спорах рождается истина, ни один, ни другой не принимали. Даниил вообще спорить не любил, предпочитая плыть по течению, не делать резких движений и вообще беречь дыхание. Отец же исповедовал постулат, гласивший, что в спорах ничего, кроме драки, родиться не может.

Конечно, Матвей Хвостов не был столь прямолинеен, чтобы не понимать, в каком мире он живет. Он просто делал все возможное для того, чтобы коррелировать мир внешний и мир внутренний с целью нанести как можно меньший ущерб и тому и другому. Впрочем, о столь высоких материях он даже и не задумывался – у него это получалось само собой. Таким уж он был человеком. Родись он где-нибудь в Тибете, из него вышел бы идеальный лама; но он родился в России, воевал в Афганистане, жил в эпоху перестройки, и поэтому принцип ничегонеделания трансформировался у него в принцип адекватного ответа. Он не собирался подставлять правую щеку, когда бьют по левой; наоборот, он считал себя вправе защищать от ударов щеки ближних.

Даниил тоже был не из тех, кто стал бы терпеть обиду. Но он старался не доводить жизненные ситуации до кризиса и уж, конечно, не бросился бы на защиту влюбленной парочки, идиллию которой нарушили уличные хулиганы.

Вернувшись после беседы с Купцовым к себе в офис, Даниил решил несколько неотложных вопросов, подписал нужные бумаги и собрался было ехать в один из столичных клубов, где частенько отдыхал от «трудов праведных», когда в кармане зазвонил мобильник. С удивлением и даже некоторым страхом он услышал голос отца.

– Даня? Ты занят сегодня вечером?

Даниил замялся, но, поняв, что у отца что-то важное, ответил:

– Всегда к твоим услугам, папа.

– Отлично. В таком случае давай пересечемся где-нибудь. Разговор есть.

– Где и во сколько?

– Сейчас восемнадцать двадцать. Давай через полчаса на Покровском бульваре. Помнишь то кафе, которое маме нравилось? Подъезжай туда!