Забвение

ГЛАВА 17

Хоуп смотрела на него глазами, полными ужаса. Ее бешено пульсировавшее тело раздирало невыразимое томление.

— Пожалуйста. — Она вцепилась в него. — Не уходи!

Клейтон что-то говорил. Кажется, он хотел знать, что происходит. Конечно, он имел на это право. Но Хоуп не могла ответить ему, потому что почти ничего не слышала. Все ее силы уходили на то, чтобы снова привлечь его к себе.

С таким же успехом можно было пытаться сдвинуть гору.

Испуганная Хоуп стиснула его так крепко, что Клейтон поморщился от боли, но ослабить хватку не могла. Она ясно понимала только одно: самый желанный мужчина в мире хочет уйти от нее. Как это может быть, если ее бедра еще двигаются сами собой, а напрягшиеся, зудящие соски требуют прикосновения его горячих губ?

Слейтер заговорил снова, но ее затуманенный мозг не воспринимал его слов.

— Клей, пожалуйста, — взмолилась Хоуп и тут же закусила губу: собственный задыхающийся голос показался ей чужим.

— Нет, Хоуп. Черт побери! — хрипло выругался Клейтон, когда она, обхватив ногами его талию, полностью раскрылась для самых интимных ласк.

Угрюмый Клейтон попытался руками отодвинуть ее бедра, но Хоуп прильнула к нему еще теснее.

— Пожалуйста, — повторила она. Нервное потрясение заставляло Хоуп говорить слишком пронзительно. При мысли об этом кровь бросилась ей в лицо.

Сейчас гнев и отвращение заставят его уйти, подумала она, и в испуганном ожидании закрыла глаза.

Он не ушел, но и не придвинулся ближе. Когда Хоуп рискнула поднять глаза, то не увидела в его взгляде и следа отвращения. Только вполне понятные ошеломление и горькая обида. Да еще неутоленное желание, сила которого не уступала ее собственному.

Хотя лицо Клейтона оставалось мрачным, его тугая плоть продолжала трепетать внутри Хоуп.

— Клей… — умоляюще прошептала она.

Он покачал головой и заскрипел зубами.

— Нет! То, как я овладел тобой… Черт побери, ты должна была мне сказать!

Он не хотел ее… Но жгучее желание, воевавшее с унижением, одержало победу; Хоуп приподнялась, прижалась открытым ртом к груди Клейтона и, следуя его примеру, лизнула плоский сосок.

Этот способ подействовал лучше, чем просьбы и мольбы: Клейтон застонал, чертыхнулся, опустился на локтях и снова погрузил пальцы в ее волосы. Хоуп на мгновение сжалась, ожидая нового острого жжения между бедрами, но этого не случилось.

Она успела уловить его ошарашенный, обиженный и гневный взгляд за мгновение до того, как их губы встретились вновь. Поцелуй был жаркий, возбуждающий и длился до тех пор, пока пальцы Хоуп не вонзились в мускулистую мужскую спину и она едва не потеряла сознание от нового приступа безумного желания. Когда Клейтон заглянул ей в лицо, выяснилось, что он испытывает то же чувство.

— Как ты? — срывающимся голосом спросил он. — Тебе очень больно?

Хоуп покачала головой, тронутая его заботой. При мысли о том, что эта забота последняя, у нее защипало глаза.

А затем он вновь начал двигаться — медленно, нежно, бережно, — и это было несказанно хорошо.

— Еще, — взмолилась она, и Клейтон внял просьбе.

Он опустился на Хоуп, тесно прижался грудью к ее груди, поцеловал, потом отстранился как можно дальше и начал раз за разом глубоко вонзаться в нее.

Страсть и голод, терзавшие Хоуп, росли и росли, пока ее тело не напряглось вновь. Чудовищность этого напряжения могла бы ужаснуть ее, если бы с Клейтоном не творилось то же самое.

— Все хорошо, — прошептал он. — Я с тобой.

Эти нежные и горькие слова сопровождались яростными поцелуями. Сладкая судорога свела ее тело. А Клейтон, вонзившись в Хоуп в последний раз, крепко стиснул ее и испустил низкий, гортанный стон.

Через мгновение он перекатился на бок, увлекая за собой Хоуп. Его лицо напряглось и побелело. Хоуп понимала, как ему больно, но не посмела открыть рот. Мокрые от пота, они долго лежали в обнимку и пытались отдышаться.

Господи, как хорошо… Ни о чем подобном она и не мечтала. Любовь и секс всегда отпугивали ее. Какая ирония судьбы, что она узнала и то, и другое в объятиях мужчины, который больше никогда не захочет ее!

Ошеломленная Хоуп не догадывалась о том, что по ее лицу текут слезы, пока Клейтон не стал вытирать их кончиком большого пальца.

— Хоуп, — виновато прошептал он. — Я сделал тебе больно…

— Нет, — шмыгнула носом она. — Нет, не поэтому.

Слейтер бережно укрыл ее пледом, сел, застонал и схватился за ребра. Его лицо было белым как простыня.

Ощутив на себе его тяжелый взгляд, Хоуп струсила и закрыла глаза. Ей бы очень хотелось провалиться сейчас сквозь землю.

Но земля не разверзлась. Удивительно нежные, крепкие мужские руки потянулись к ней, подняли, обняли ее лицо. Она со вздохом открыла глаза и не дрогнув встретила его взгляд.

— Ты имеешь представление, — спросил он хриплым, срывающимся голосом, — насколько я обескуражен?

— Я и сама… — Туман чувственности, только что окутывавший ее, бесследно рассеялся при мысли о неминуемом объяснении. От волшебного светлого сна осталось только сладостно-горькое ощущение потери, а еще постепенно стихающая боль утомленной плоти.

Хоуп почувствовала такое унижение, которого не испытывала никогда в жизни. Только этим можно было оправдать ее дальнейший поступок.

Она вскочила и бросилась бежать.

Захлопнув за собой дверь кабинета, она бросилась бежать по коридору и едва не споткнулась о Молли.

В стремлении оставить случившееся позади она миновала гостиную, выскочила в другой коридор и только здесь услышала, что Клейтон зовет ее.

Хоуп побежала еще быстрее, рискуя потерять еле прикрывавший ее плед. Вверх по лестнице, в крыло, где была ее спальня. Быстрее, быстрее, быстрее!

Как будто можно было убежать от стыда и отчаяния…

Хоуп едва успела открыть дверь своей спальни, как сзади снова послышался голос Клейтона. Она сморщилась и захлопнула за собой дверь.

Держать дверь, которая не имела замка, не имело смысла. Объяснение было неминуемым.

Едва она сбросила плед и потянулась к старому купальному халату, как дверь настежь распахнулась. На пороге стоял совершенно обнаженный, тяжело дышащий Клейтон. Слегка согнувшись в пояснице, он держался за ребра.

Это парадокс, вдруг подумала Хоуп, такое прекрасное, мощное, совершенное тело и покрыто такими безобразными синяками.

Клейтон был мрачен как туча. Голая туча.

Борясь с дурацким желанием захихикать, она закрыла лицо руками.

— Никогда бы не подумал, что ты будешь, как страус, прятать голову в песок, — достаточно громко, чтобы быть услышанным, заявил Клейтон. Он вошел в комнату, со стоном наклонился, подобрал брошенный плед, завернулся в него и сел на край кровати. Лицо его было пепельно-серым. — Ты что, убить меня хочешь?

— Боже мой, я забыла… — прошептала она больше себе, чем ему, и бессильно уронила руки. — Это ты виноват… — Она махнула рукой в сторону кабинета. — Я едва не лишилась рассудка и забыла…

— Забыла? Что ты вовсе не беременна?

Хоуп с трудом проглотила слюну и подумала, что шестое чувство впервые в жизни обмануло ее, не предупредив, чем закончатся поцелуи Клейтона.

Он поднял бровь и с усмешкой продолжил:

— И что ты девушка, тоже забыла?

— Я… О, Клей…

— Или ты забыла, что солгала?

— Да, — грустно сказала она. — Забыла все сразу.

— Хоуп… — Слейтер тяжело вздохнул и потер ноющие ребра. Проклятие, у него кружилась голова.

Хоуп была девушкой! Непостижимо! Он должен был догадаться. Ну да, она лгала, но все признаки были налицо. Он просто не обратил на них внимания, охваченный животной страстью. Все было для нее в новинку: его поцелуи, прикосновения рук к ее коже, к которой не притрагивался никто другой. Да, все было для Хоуп поразительно, ошеломляюще новым — каждая ласка, каждый поцелуй, каждый нежный взгляд, испытанный в его объятиях оргазм, от которого у Хоуп захватило дух… все это было у нее впервые.

И тут он понял, что глупо сожалеть о самом невероятном приключении в его жизни, хотя до этого готов был голыми руками задушить особу, которая сыграла с ним такую шутку.

— Я не знаю, с чего начать, — прошептала она.

— Начни с того, каким образом ты сумела забеременеть, если никогда не спала с мужчиной, и как ты умудрилась остаться девушкой при такой внешности и в таком возрасте.

— Я еще не такая старая.

Он покачал головой и тихонько хмыкнул.

Хоуп тяжело вздохнула.

— Ох, Клей, я много раз пыталась сказать тебе об этом. Я не беременна.

— Не ври.

— И мы никогда не были близки. Я имею в виду, до сегодняшнего вечера.

— Неправда.

— И… — Хоуп подняла огромные глаза и увидела его лукавый взгляд. — Ты смеешься надо мной!

— Нет, не смеюсь. От смеха у меня болят ребра.

Нет, Клейтон не смеялся, но если бы мог сделать это, то посмеялся бы прежде всего над самим собой. Он ввязался в игру, правил которой не знал, и, как и следовало ожидать, попал впросак.

— Ты сердишься, — тихо сказала Хоуп, на щеках которой проступили красные пятна. — И имеешь на это право. Я лгала тебе, Клей. Конечно, теперь ты захочешь уйти. — Она прикрыла лицо руками. — Я все понимаю. Если ты дашь мне минуту, я…

— Черт побери, ты ничего не понимаешь! Абсолютно ничего, если можешь спокойно говорить о моем уходе!

Хоуп подняла голову и замерла, уставившись на его губы.

— Что?

Слейтер чертыхнулся, но тут же устыдился этого, когда увидел ее задрожавшие губы.

— Я не ухожу, — громко и тщательно выговаривая слова, сказал он.

Она продолжала молча смотреть на него.

— Хоуп, я должен знать, что происходит. Ты ведь понимаешь это, правда? Ты сказала, что беременна от меня. — Клейтон смерил взглядом ее восхитительную фигурку, которую не мог скрыть даже дурацкий старый халат. В мозгу Слейтера отпечатался каждый дюйм ее прекрасного тела. — Почему, Хоуп? Можешь считать меня идиотом, но я этого не понимаю. Почему ты обманывала меня?

— В то время у меня была для этого причина, — искренне ответила она. — Вернее, мне так казалось. Но сейчас все выглядит по-другому.

В тихом голосе Хоуп слышалось искреннее раскаяние, но она смело выдержала его взгляд.

— В ту ночь была буря.

— Я помню. — Он никогда этого не забудет. Рвущую боль, холод и страх умереть в одиночестве. — Ты помогла мне.

— До того, как сделать это, я сидела здесь и ломала голову над тем, как мне жить дальше. Не могла уснуть… Трент передал мне свою первую угрозу.

Она говорила слегка дрожащим голосом, и Клейтон сразу забыл весь свой гнев. Да, он злился, что Хоуп намеренно обманула его, но еще больше его злило, что мерзавец Трент напугал ее и вынудил прибегнуть к обману.

— Мне не следовало впадать в панику, — не глядя на него, сказала Хоуп. Она глотала слова, говорила громче, чем обычно, и Клейтон понял, как ей нелегко. — Я хочу сказать… — она нервно засмеялась, — что он мог мне сделать?

При мысли о том, что Трент действительно мог с ней сделать, тело Слейтера инстинктивно напряглось.

— Я должна была…

— Нет!

— Это не принесло бы мне особого вреда…

— Перестань, — мягко сказал он, но это не помешало Хоуп вздрогнуть. Слейтер обругал себя и обуздал гнев. — Хоуп…

— Извини меня, Клей. Страх — недостаточная причина для того, что я натворила.

Сконфуженный Клейтон только вздохнул в ответ.

— В ту ночь я сидела здесь, — прошептала она, — и думала о том, какой чудесной могла бы быть жизнь. Я жила в доме, который любила, руководила клиникой, у меня были мои больные, мои животные… Жить бы да радоваться. Но радоваться я не могла. Я боялась его.

Слейтер снова вздохнул, чувствуя себя последним подонком. Почему она не захотела поделиться с ним? Он похлопал ладонью по кровати:

— Хоуп, иди сюда.

Она заколебалась, и он повторил жест. Хоуп затеребила пояс халата, затем подошла, села и вцепилась руками в край кровати.

Он поправил ей прядь чудесных пышных волос.

— Ты была напутана. Не могу об этом слышать. Я должен был что-то сделать.

Казалось, Хоуп не расслышала его слов.

— Я была в отчаянии, в полном отчаянии. — Она покачала головой. — Но не имела права впутывать в эту историю тебя. Я очень, очень виновата. Но Трент уже сказал отцу, что я беременна, и отец ему поверил. Я не могла вынести, что отец подумает, будто я… будто я… ну, ты понимаешь… с Трентом.

— Будто ты занималась с ним тем же, чем занималась со мной?

— Нет! — горячо воскликнула она и вздрогнула. — Мне думать противно о том, что с Трентом можно заниматься любовью!

— Это была бы не любовь, — угрюмо заверил ее Клейтон. — Не тот он человек. — При мысли о том, что Блокуэлл мог прикасаться к ней, у Слейтера зачесались руки.

— Но если бы отец узнал, что никакого ребенка нет и не предвидится, он заставил бы меня уехать из этого дома. — Она умолкла и посмотрела по сторонам с такой грустью и тоской, что Клейтон сразу смягчился. — Я не могу уехать отсюда. Понимаешь?

— Тебе и не придется.

Ее взгляд снова стал виноватым.

— А потом Молли потащила меня на улицу. Я думала, она нашла для меня еще одно раненое животное, но это был ты. Я так испугалась, увидев тебя…

— Слава богу, что ты все-таки нашла меня в такой дождь. — Слейтер содрогнулся, представив себе, что бы случилось с ним, если бы Хоуп не пришла, если бы он остался лежать в роще или если бы эти подонки закончили свою грязную работу.

— Увидев тебя, я пришла в отчаяние. — Глаза Хоуп были неподвижными, туманными, и Клейтон понял, что она вспоминает, каким он был в ту страшную ночь. — В глубине души я знала, что не имею права так поступать, что это плохо, очень плохо… — Губы Хоуп задрожали, и она поднесла руку к груди, словно желая унять боль. — Но какой-то еще более глубокий внутренний голос подсказывал, что я должна это сделать и что все будет хорошо. Что ты…

— Твоя судьба?

Она часто заморгала, нахмурилась и вздохнула.

— Это не довод, Клей. Я солгала, и ты никогда не простишь мне этого… Никогда.

— Будь добра, перестань говорить за меня.

— Извини.

— И перестань извиняться.

— Я… — Она умолкла и стала нервно теребить конец пояса. — Я же знаю, ты сходишь с ума, пытаясь вспомнить, кто ты такой. Откуда приехал и где работаешь. А все, что я могу тебе сказать…

— Хоуп…

Она подняла глаза, и Клейтон положил ладонь на ее руку, пытаясь успокоить ее. Да, он хотел знать, кто он такой, должен был знать. Но сейчас главнее было другое.

— Когда мы занимались любовью, я сделал тебе очень больно?

Она посмотрела на их переплетенные пальцы и потупилась.

— Нет. Не очень…

— Хоуп, это правда? Ты действительно в порядке? Неужели тебе не было больно?

— Только на минутку, — покраснев, призналась она. — Но до того и после… ты не сделал мне больно, Клей.

Он заботился о ней, тревожился, что был недостаточно бережен. Но Хоуп была такой страстной, что он утратил контроль над собой.

— Почему ты позволила мне лечь с тобой в постель?

Хоуп была явно смущена и долго не отвечала. Клейтон уже решил, что она его не расслышала, но тут Хоуп прошептала:

— Я не уверена, что смогу найти подходящие слова… но то, что случилось сегодня между нами, было поразительно. Ты заставил меня потерять голову. Я забыла обо всем на свете. Я никогда не думала, что это возможно, — с каким-то священным ужасом сказала она. — То есть я читала о таком в книгах, но мне и в голову не приходило, что это может случиться со мной.

— Почему?

Она пожала плечами.

— Мне кажется, я не из тех женщин, которые способны вызвать в мужчине такую страсть.

— Из тех, — засмеялся Клейтон, вспомнив о ее чудесном, теплом теле. — Именно из тех. Ты восхитительная женщина!

Она вспыхнула и тихо сказала:

— Ну, тогда ты первый, кто так думает.

Смешное мужское тщеславие тут ни при чем, думал Клейтон. Да, быть первым, конечно, приятно, но в случае с Хоуп не это было самым главным. Он стал первым, кто сумел преодолеть ее оборону. Именно эта победа доставила Клейтону удовлетворение и глубоко тронула его.

— Я не думала, что способна на такое, — с искренним изумлением промолвила она.

Слейтер наблюдал за ней и пытался разобраться в собственных мыслях и чувствах. Да, сначала он злился, чувствовал себя обманутым, оскорбленным, но теперь, когда он так близко, так хорошо узнал ее, все предстало перед ним в новом свете.

Хотел бы он так же хорошо знать самого себя… Вопросы, мучившие его днем и ночью, снова выплыли на поверхность. Нужно пользоваться моментом, пока Хоуп не отказывается отвечать.

— Что еще ты знаешь обо мне? — спросил он.

— Что ты не значишься в списках преступников.

— Уже кое-что. А еще?

— Твои родители уехали в двухмесячный круиз и, должно быть, еще не знают, что ты пропал. У тебя нет детей и…

Он увидел, хотя и мельком, на один миг, своих пожилых родителей. Нежных, заботливых… Увы, это был всего лишь миг.

— И?

— Ты не женат. — Хоуп посмотрела на Клейтона сквозь густые ресницы. — Думаю, это хорошо.

Он согласился.

Хоуп сосредоточенно рассматривала свои руки.

— Ты живешь в Сиэтле и имеешь собственное дело.

— Ничего удивительного, что эти многочисленные животные показались мне незнакомыми. — Он никогда не жил с ней… Теперь все встало на свои места. Они вообще едва знали друг друга. Слейтер потер висок. — Значит, никто не заявлял о моем исчезновении?

Хоуп внимательно следила за каждым его словом.

— Нет, — слегка поколебавшись, ответила она. — Я проверяла несколько раз.

— Тоже неплохо, — пробормотал он. — Значит, тех, кто на меня напал, я больше не интересую. — Если бы не Хоуп…

Он должен быть уверен, что не навлечет на нее беду. Он не вынесет, если эта женщина пострадает из-за него.

Последние несколько минут у Слейтера раскалывалась голова. Но это была совсем не та боль, которую он ощущал в первые дни пребывания здесь. Внезапно Клейтона затошнило, но он сумел подавить приступ. В мозгу лихорадочно зароились мысли, пульс участился.

— Хоуп, — выдавил он, хватаясь за голову, — я должен… на минутку прилечь…

Хоуп вскинула голову, прищурилась, соскочила с кровати и немедленно вспомнила, что она врач.

— Конечно. Я отведу тебя в постель.

— Нет, — прошептал он, морщась от очередного приступа внезапно нахлынувшей невыносимой боли, лег навзничь и заскрежетал зубами, когда его голова прикоснулась к подушке. — Прямо здесь. Я лягу… прямо здесь. Только на секунду.

— Клей…

Он слышал ее, но уже не мог ответить… В мозгу звучали злобные голоса…

— Выкинь его здесь, — сказал кто-то неприятным хриплым голосом и засмеялся. — Он утонет в реке.

— Не-а, — ответил другой мужчина, — тот самый, который злобно пинал Клейтона в ребра, пока у того не помутилось в глазах. — Он уже дохлый. — Мужчина нагнулся, прищурился и заглянул Клейтону в лицо. — Совершенно дохлый.

Они засмеялись и грубо выкинули его из машины.

Слейтер подавил стон. Нужно, чтобы они поверили, что он и в самом деле мертвый, — от этого зависит его жизнь.

— Теперь уж он не найдет дыру в системе защиты.

— Вот и хорошо.

— Большой начальник будет счастлив, и мы получим свои денежки.

— Наконец-то.

Голоса, звучавшие в мозгу, ослабели, оставив вместо себя пульсирующую головную боль, которая отдавалась в каждой клеточке дрожавшего тела Слейтера…

И ему было холодно. Чертовски холодно.

Он чувствовал, что Хоуп укрыла его одеялом, но озноб не проходил. Ладони Хоуп гладили его руки, растирали их и согревали. Огненная стрела снова вонзилась в голову Клейтона, и он услышал собственный стон.

— Клей, подожди минутку, сейчас я дам тебе что-нибудь обезболивающее, — сказала Хоуп, но он схватил ее за руку, не давая уйти. Клейтон знал, что занял ее кровать, но ничего не мог поделать: в глазах начинало меркнуть.

— Хоуп…

— Я здесь, Клей… — Его лба коснулась нежная рука, а потом губы. Во всяком случае, Слейтеру хотелось так думать.

— Они решили, что я мертвый.

— Тсс, — прошептала она. — Лежи смирно.

— Я не хотел умирать… но было нестерпимо больно.

— Ох, Клей. — Мягкие прохладные пальцы гладили его по лицу. — Не открывай глаз. Головокружение скоро пройдет.

— Мне нужна… секунда.

— О’кей, хоть сутки. Только отдыхай.

Этот тихий хрипловатый голос успокаивал его. Клейтона тошнило от пульсировавшей в голове боли. Наверное, слишком сильные эмоции ему пока не по зубам. Клейтон махнул на все рукой и потерял сознание, успев напоследок подумать о том, что предпочел бы снова быть зверски избитым, чем оказаться в таком состоянии рядом с Хоуп.