Забытая деревня [СИ]

— Дядь Дим, а ведь война в этих местах шла, да? — поинтересовался Сергей, перепрыгивая лужу.

— Угу. — Дима, худощавый мужчина лет сорока, щурясь, посмотрел на солнце. — Аккурат по осени сорок первого немцы сюда подкатились. И даже дальше прошли — их почти на окраинах города остановили.

— А, ну да… — Сергей, конечно, знал про обелиск на границе города, но даже никогда не останавливался у него, предпочитая пролетать на велосипеде мимо. В День Победы от обелиска шел «Бессмертный полк», но 16-летнему парню это было малоинтересно. Он и сейчас-то задал вопрос больше от безделья — поход по грибы явно займет пол-дня, а то и больше, так что с дядей Димой надо налаживать контакт — друг отца, как-никак. Жаль, что отец приболел и не пошел в лес…

— Вот-вот, — тема войны была у Димы одной из самых любимых, но он старался себя осаживать и не играть в учителя истории — большинство знакомых уже минут через пять объявляли его занудой и старались свернуть разговор на другую тему. В конце концов — кому интересно, где именно оборонялась в сорок первом спешно собранная с бору по сосенке бригада морпехов?

Впрочем, у Сергея проснулся интерес:

— Так здесь, наверное, в земле чего только не валяется? И автомат при желании найти можно?

Дима полуобернулся:

— Автомат? Вряд ли, здесь после войны много чего перелопатили. Хотя винтовочную гильзу я, помнится, почти у самого обелиска нашел — в твоем возрасте был на военных сборах, мы там окопы себе копали… М-да, были времена…

— Ну а все-таки, — не унимался Сергей. — Если хорошенько поискать? Ну там с миноискателем?

— Кости найдешь, Серёж. Много костей, — вздохнул Дима. — Знаешь, сколько здесь народу полегло?

— Где кости — там и оружие, — мечтательно протянул Сергей. Похоже, мимоходом высказанная мысль его самого заразила. — А может, и награды…

Дима скрипнул зубами. Он уже пожалел, что согласился взять с собой Сергея, когда Пашка, Серёгин отец, сказал, что не пойдет по грибы — простыл.

— Помолчи, — только и сказал он. — Сам не понимаешь, что говоришь…

— Зря вы так, дядь Дим, — Сергей парил в облаках. — Это ж и продать можно. Или себе на память, чтобы, как это… помнить и гордиться, да!

Дима промолчал. Хотя вмазать сопляку хотелось от всей души.

Они пересекли просеку и вышли на прогалину в лесу. В густой траве вился ручеек, дальше виднелись дома — вероятно, одна из многочисленных брошенных деревень.

— Блин. — Дима остановился. — Мы, похоже, слишком далеко на юг забрали. Это же, как ее… — название деревни, какое-то несуразное и смешное, совершенно вывалилось у него из головы. — Надо на просеку вернуться.

— Смотрите-ка, могила! — послышался Серёгин голос.

Да, действительно, тут был небольшой монумент — из тех, что ставили годах в семидесятых. Сварная металлическая пирамида, краска с которой давно облупилась, со звездой на вершине — как ни странно, до сих пор красной. Перед ней лежало несколько бетонных плит, густо поросших травой и мхом — видно, давненько сюда никто не забредал.

Дима подошел поближе. Сергей, присев, пытался прочесть текст на табличке — судя по всему, когда-то он был написан краской на эмали, но та давно облупилась. Мужчина тоже присел, опершись Сергею на плечо, и потрогал звезду…

Изо рта вырвался клуб пара.

Густого леса не было.

Было подболоченное поле, покрытое снегом, небольшие перелески, впереди виднелись дома деревни — правда, они не выглядели брошенными. Дул ветер, но холод нес не он — мороз словно пронизывал насквозь, до костей, но в то же время не было холодно. Стиснув звезду, Дима перевел взгляд на Сергея и понял по его лицу — тот тоже ЭТО видит.

Траншея в нескольких шагах — монумент словно нависал над ней. Неровная, явно выкопанная наспех, кое-где укрепленная горбылём.

И люди. Люди в несуразных, кургузых серых шинелях. Небритые. С лицами, землисто-серыми от мороза и усталости. Погон нет, на шинелях малиновые петлицы — сорок первый год, машинально отметил про себя Дима. Винтовки, у всех винтовки — другого оружия вообще не видно. Люди собирались небольшими группками, при этом распределившись по длине траншеи. Кто-то, негромко матерясь, ровнял саперной лопаткой место перед траншеей — видимо, для лучшего обзора. Кто-то вязал в связку гранаты с головками, похожими на консервные банки. Кто-то набивал патронами обоймы-скобы. Несколько человек курили с отрешенным видом, укрывая папироски (или самокрутки?) в кулаке от ветра. Прямо напротив монумента парень с медицинской сумкой на плече бинтовал голову пожилому солдату — было видно, как тот стиснул кулаки… но винтовку прижимал плечом — не выпускал ни на секунду.

— Что это, дядь Дим? — прошептал Сергей.

— Не знаю, Сережа, — так же шепотом ответил Дима. — Не шевелись…

По траншее продирался еще один серошинельный. Каска, затянутая под подбородком ремешком, болталась на голове, то падая чуть не на нос, то задираясь на затылок. Вот он не выдержал, выбрался из траншеи, извозив в снегу бриджи, когда-то синие, но сейчас скорее грязно-серые, и, пригнувшись, пошел почти на монумент. Дима и Сергей замерли, но серошинельный словно смотрел сквозь них. Шеврон на рукаве шинели — командир, не боец.

Холод стал почти невыносимым, и Сергей еле удержался, чтобы не заорать — прямо СКВОЗЬ них с Димой откуда-то из-за их спины навстречу командиру вышел еще один человек, в фуражке с черным околышем и кожаной куртке, вытертой кое-где до подложки. Уши его были явно обморожены и свисали, словно перезревшие сливы.

— Нету брони! — сипло сказал он.

— Найди, дорогой! Хоть что-то найди! — голос командира был не лучше. — У нас по гранате на человека максимум. Пэтээров нет вообще. Один пулемет. Рядом моряки, у них вообще одни винтовки. Они… — он гулко закашлялся, — …они вообще воевать не умеют, смелые, но нету у мужиков опыта! Если опять танки — мы все здесь ляжем! Понимаешь, все!

— А то я не знаю… — кожаный словно выплевывал слова. — КэВэ есть, успеем — перегоним сюда, если связь не оборвало. Два «двадцать шестых», оба битые.

— Сделай! Хоть что-то сделай! Ты знаешь, как они, — движение головы в сторону траншеи, — аж цветут, когда видят, что рядом наши танки? Пусть танк не выстрелит ни разу — давай, родной! Парням даже погибать будет краше! С надеждой, понимаешь?

Кожаный явно всё понимал. Он кивнул, несильно ткнул серошинельного кулаком в грудь, повернулся и пошел вдоль траншеи, то и дело оступаясь.

Время то ли остановилось, то ли бежало вскачь, то ли падало, словно снежинки с мрачного серого неба — Дима и Сергей этого не знали.

Взрёвывание танкового мотора. Осторожный взгляд в сторону, чтобы не разрушить эту то ли иллюзию, то ли призрак — вот он, зеленая угловатая громада, вся в налипшем снегу, неуклюже разворачивается, в люке башни видна голова в танковом шлеме. Несколько командиров рядом они жестикулируют, долетают отдельные слова — «…скрыться… неожиданно… засада…»

Лица бойцов в траншее светлеют прямо на глазах. Появляются робкие улыбки, потом радости уже не скрывают — слышно хриплое, еле слышное: «Урааааа… Выдюжим!»

Снег. Снег вьется в воздухе, и призрачный мир становится еще более призрачным. Сколько мы здесь? Час? Месяц? Год? Время будто остановилось…

«Танки!..»

Вот они, растянулись вдоль сумрачного горизонта. Идут колонной, чуть сверни в сторону — и болота, тут на танках особо не поездишь. Силуэты небольшие — или «двойки» с авиапушками, или прихватизированные у чехов «Праги». Один, два… больше дюжины. Слишком много для бойцов, вооруженных одними винтовками.

И — цепи солдат. Много солдат…

Взрыв!

И концевой танк колонны словно вскрывает консервным ножом. Трехдюймовка КВ — верная смерть для любого легкого танка. Поднимается клуб дыма, ветер прибивает его к земле. Цепь солдат озаряется вспышками выстрелов, звучат они с этого расстояния как сухие щелчки. Из траншеи гулко и скупо бьют трехлинейки тех самых изможденных бойцов в несуразных серых шинелях…

Еще один взрыв! Головной танк судорожно дергается и, накренившись, замирает. Ветер раздувает огонь на его корме.

Нервы танкистов сдают — колонна начинает расползаться. Судорожно пробуксовывая узкими гусеницами, «Прага» вываливается из строя, пытаясь перестроиться в строй фронта, но почти сразу ухает одной гусеницей то ли в яму, то ли в топь. Орудие глупо задирается куда-то вбок.

Еще один взрыв! Сквозь стелющийся дым видно, как еще один танк — кажется, «двойка» — сворачивает и, пройдя полсотни метров, замирает на заболоченном поле…

— Уррррааааа!

И траншея взрывается треском выстрелов трехлинеек — пехоту отсекают от танков. Где-то на фланге раздается длинная трель пулемета…

Они выдержат, понял Дима. Выстоят. ЭТИ люди, замерзшие, полуголодные, уставшие — остановят врага. И остановят, и погонят назад. Пройдет время — и они по льду Невы ворвутся на позиции фашистов, прорывая Блокаду. И пройдут по Украине, Белоруссии, Польше, Германии, сметая с лица земли эту нечисть.

Они СПРАВЯТСЯ.

Он стиснул руку, и ее пронзила боль. Поднес руку к лицу — да, он стиснул звезду на монументе так сильно, что пошла кровь. Красная, как и сама звезда.

Он и Сергей опять были у полузаброшенной деревни, в теплом осеннем лесу. Слышалось угуканье кукушки, раздался треск дятла.

Сергей был бледен как полотно.

Не сговариваясь, они оба тяжело рухнули на густую траву, не заботясь о том, что вымокнут куртки. В ушах еще звенели отзвуки выстрелов и словно замирало в лесу эхо, похожее на далекое «ураааааа»…

Сергей первым нарушил молчание. Голос его был непривычно тихим.

— Дядь Дим… Расскажите, как шла война в этих местах…