Хьолд! Здесь только море, только тьма
Что рвут нам души и тела
Но мы гребем судьбе назло
И Смерти вновь не повезло
Фья во! Здесь за волной идет волна
Так будет завтра и всегда…
Мы одолеем все шторма
Ведь, что нам жизнь?..
Ей грош цена…
Корабль вопил многие месяцы. Вопил как новорожденный, брошенный ночным стаям.
Он назывался «Старая луна» и принадлежал к посыльным судам типа «дзета». Он не был гордым воякой и не предназначался для далеких путешествий в варпе, на что они могли бы надеяться, но их было немного, а у Лемана Русса не осталось лишних ресурсов.
Когда Русс поручил Фаффнру Бладбродеру задание, воин почувствовал, как гордость наполняет его сердце. Это задание возложил на VI Легион Сигиллит. Однако сердце Фаффнра упало, когда он понял, что это будет не крупная и опасная экспедиция из линкоров и боевых барж, а миссия для десяти волчьих братьев на скромном корабле в далекий Ультрамар.
Фаффнр сумел взять себя в руки, принял свиток пергамента, в котором было изложено задание, и поклонился примарху VI Легиона.
— Ойор хьолд. Я сделаю это, повелитель, — сказал он.
Они отправились в путь, дав клятву и посвятив себя одному из самых ужасных заданий, которое могли принять Легионес Астартес.
На третью неделю их путешествия варп потемнел и поднялся шторм, а корабль начал вопить. И с тех пор ни разу не переставал.
Большая часть экипажа — смертного экипажа — сошла с ума. Волкам Фенриса пришлось убить некоторых и запереть большую часть остальных ради их собственной безопасности. «Старая луна» помимо десяти воинов VI Легиона везла генетические образцы зерна и керамику. За один день ярость варп-шторма разбила всю керамику в трюмах. Вопль… Вопль был…
Он был таким, словно погибал мир. Легендарный Кровавый Закат, конец сущего, пожирающий собственный хвост волк, завершение великого цикла, за которым последует только восход холодной луны загробного мира. Фаффнр был вынужден привязать капитана корабля к его креслу. Бо Сорен по прозвищу «Секира» круглосуточно стоял на страже у капсулы навигатора с оружием наготове, чтобы даровать милосердие. Малмур Лонгрич с копьем в одной руке и болтером в другой охранял монотонно работающие двигатели. Шокай Ффин, Куро Йордровк, Гудсон Алфрейер, Мадс Лоресон и Салик «Плетенный» по очереди патрулировали пустые и гулкие коридоры израненного корабля, выслеживая проявляющихся демонов.
Битер Херек следил за носом.
Нидо Найфсон наблюдал за кормовыми отсеками.
Никто не остался без дела.
Кипящий варп порождал демонических тварей, которые преодолевали вопль и проникали сквозь обшивку корабля. Волкам задали работу. Чтобы прогнать варп-тварей, им пришлось взяться за оружие, удерживать позиции и обагрить клинки. Малмур две ночи сражался в сотрясаемом конвульсиями машинном отделении. Появившаяся из ниоткуда черная как смола пасть откусила Куро руку. Битер Херек расколол надвое топором бросившийся на него череп, повторяя это еженощно и так часто, что почти стало ритуалом. Когда первичные часы корабля били четыре, в носовой части появлялся свирепый череп, и Битер приветствовал его секирой, раскалывая на куски.
У каждого из них были истории, фрагменты саги, которые они никогда не смогут передать скальдам для пересказа.
Это был поход обреченных. Волки верили, что каждый день, отмечаемый все более и более ненадежными палубными часами потрепанного корабля, будет для них последним.
И тогда их поход и сага закончились самым неожиданным образом. Не в пасти гибельного волка и не в потоке крови, пролитой клинком или зубами врага.
Нет, их сага подошла к концу в свете маяка.
В надежде.
Так получилось, что преодолевая шторм, они стали друзьями. Иирон Клеве из X Легиона Железных Рук в черном траурном плаще и Тимур Гантулга из V Легиона Белых Шрамов, бледный как ледяная тундра.
Их пути пересеклись в Нериксе, где силы Клеве были перехвачены после исстванской резни, забравшей их возлюбленного примарха. Шестьдесят дней боев в астероидном поясе закончились после того, как Сыны Гора, вцепившиеся в глотку Клеве, были отброшены ударной группой Гантулги.
Сообщения о предательстве магистра войны уже начали распространяться, и силы Гантулги охотились на врагов. Командующий Белых Шрамов искал подтверждение информации о злодеянии и его вдохновителе. Гантулга получил его, обнаружив восемь боевых кораблей под флагом Гора, преследовавших поврежденную баржу X Легиона, подобно псам, травящих медведя.
Смерть Сынов Гора не была тихой. Зная, что предсмертные астропатические вопли быстро привлекут их братьев, Железные Руки и Белые Шрамы объединились и направились к Момеду, где по сведениям собирались другие части Железных Рук. Гантулга перебрался на баржу Клеве, перед тем, как сборный флот вошел в варп, чтобы поделиться разведданным.
Затем ударил шторм, и они потерялись. Начались их испытания.
Гантулга не считал ни часов, ни дней. Для него они были потоком.
— Время — это всего лишь расстояние между двумя объектами, — говорил он.
У Клеве не было выбора. Настройки в его оптических имплантатах автоматически показывали ход местного времени. Он называл Гантулге число, а Белый Шрам пожимал плечами, словно показывая, что, несмотря на практическую бесполезность данных, он ценил такое отношение.
Когда смерть Ферруса Мануса получила подтверждение, Клеве постановил, что его роты десять лет будут соблюдать траур. Но так как время было бессмысленно и непостоянно в пределах шторма, и всего лишь случайным отсчетом на периферии его зрения, Клеве также объявил, что траур начнется только после возвращения в реальное пространство, во временном потоке, признаваемом в физической вселенной.
Траур стал навязчивой идеей. Ни освобождением или избавлением, не бегством от шторма, даже ни поиском врага ради мести за павших братьев. Командир Железных Рук просто хотел закончить переход и вернуться в реальное пространство, чтобы сбросить показания таймера и начать траур.
В этот день, который знаменовал собой для преодолевающего бесконечный мрак варп-шторма и раскачивающегося корабля еще один отрезок времени, отмеченный для удобства на корабельных часах, Клеве нашел Гантулгу в верхней кают-компании. Тот обучал воинов из роты Клеве и группу летописцев чогорийскому боевому жаргону. Гантулга считал, что понимание Железнорукими секретного диалекта Белых Шрамов даст стратегическое преимущество, если воины двух Легионов будут сражаться в тесном взаимодействии против беспощадного врага, который знал все остальные имперские коды. Присутствующие летописцы должны были научиться ему, а затем стать наставниками для тех легионеров роты Клеве, которые находились на дежурстве. Клеве потребовал от своих летописцев отказаться от первоначальной роли, которая заключалась в прославлении Великого крестового похода. После предательства для летописей не осталось ничего чистого и достойного. Единственное, что, по мнению Клеве, заслуживало упоминания — это разрушенное прошлое до падения, поэтому летописцы добровольно стали мемуаристами.
Тем не мене, этот день, который был еще одной бессмысленной отметкой в размеренном хронометраже Клеве и еще одним неднем для Гантулги, станет знаменательным.
Железные Руки и мемуаристы поднялись, как только Клеве вошел в кают-компанию. Гантулга не встал. Клеве сразу обратился к нему.
— Это свет, — сказал он. — Маяк.
— Я слышал об этом, — ответил Гатулга.
— Мы направляемся к нему, — сообщил Клеве. — Я отдал приказ капитану корабля.
— Нам что-нибудь известно о моих кораблях? — спросил Гантулга.
Клеве покачал головой.
— Это огонь Терры? — спросил Гантулга, поднимаясь. — Астрономикон, свет Трона?
Клеве снова покачал головой.
— Данные неполны. Кажется маловероятным, что это свет Астрономикона. Исходя из анализа принцип работы схожий, но не тот же самый. Тем не менее, мы наполовину слепы, и едва ли можно полагаться на датчики.
— Мы должны направиться к нему, — согласился Гантулга. Он достал длинный слегка изогнутый меч и положил на стол перед собой. Затем опустил рядом ладони и молча благословил надежность и остроту клинка.
— Ты обнажил меч? — спросил Клеве.
— Я — охотник, — ответил Гантулга, — поэтому знаю, как действуют охотники. Это может быть свет Терры, может быть другой надеждой. Но также и приманкой. Так что давай направимся к этому свету, но при оружии, пока не узнаем, что он значит.
Они приходили из сердца шторма, на протяжении многих часов, затем дней, наконец недель: одиночные корабли, поврежденные суда, рассеянные флотилии и осколки флотов.
Они были сбившимися с пути и обреченными, выжившими и беженцами, людьми, бегущими от битв и жаждущими их, или просто астронавтами, ищущими убежище от безумия Гибельного шторма.
И они прибыли в Макрагг, к свету во тьме.
Некоторые корабли доставили столь необходимые товары и материалы из Пятисот Миров. У всех были новости или их обрывки. Многие корабли принадлежали к собственному Легиону Жиллимана, затерявшиеся в шторме при возвращении с бушующей на Калте Подземной Войны или ожесточенной кампании против предательских сынов по всему Ультрамару. На некоторых кораблях были воины разбитых Легионов — Железные Руки и Гвардия Ворона, горстка Саламандр. Рассказанные ими истории были самыми горькими.
— Приемный зал готов, повелитель, — тихо сообщила Ойтен.
Это стало ежедневной традицией: повелитель Ультрамара лично приветствовал представителей кораблей, которые свет привлек на Макрагг. В этой церемонии было некое утешение и радость, иногда встреча старых товарищей или же приветствие ценного воина. Но также имели место скорбь и отчаяние, а список сообщений о бесчестии и потерях постоянно рос. Жиллиман считал, что Калт закалил его сердце до такой степени, что оно подобно состоящему из тяжелых металлов звездному ядру расплавилось, привыкнув к боли. Ведь сердце может вынести только определенную степень страданий, после чего перестает что-либо чувствовать.
Он ошибался.
Примарх изучал огромный гололитический экран оборонительных систем: Макрагг и его орбитальная защита, расположение флотских соединений и недавно прибывших скоплений кораблей, внешние оружейные платформы и пустотные станции, звездные крепости и лунные станции, заграждения и суда-ловушки, минные поля, промежуточная система наблюдательных постов и сторожевые флотилии, охраняющие точку «Мандевилль», рыскающие патрули, терпеливые линейные крейсера, автоматические батареи. Прикосновением пальцев он корректировал определенные линии и менял позиции кораблей.
Ойтен знала, что это просто было машинальная и рассеянная работа мозга, которому едва ли требовалась концентрация для управления столь стратегически сложной системой.
Из долгого опыта общения она знала, что мысли Жиллимана где-то в другом месте.
— Милорд?
Жиллиман не поднял глаз.
— Трое мертвы, — мягко произнес он. — Лоргар не зря бахвалился. Трое.
— Милорд.
Жиллиман покачал головой, не отрывая взгляда от экрана.
— Я о том, что они рассказали мне, Ойтен. Что Гор и все остальные должны пойти против нас, против меня, против моего отца… Я не могу осмыслить происходящее. Мое единственное утешение… Вообще единственное утешение, почерпнутое в ходе ожесточенного боя с Лоргаром, заключается в том, что ими нечто завладело, отравило их. Варп в их головах. Это едва ли оправдывает действия братьев, но объясняет их. Они сошли с ума и больше не принадлежат себе.
Он взглянул на нее. Пожилая, прямолинейная и стройная женщина опиралась на высокий посох. Короткие волосы были такими же белоснежными, как и платье.
— Принять подобное тяжело, милорд, — сказала она.
— Я думал, это будет тяжелее всего, — согласился Жиллиман. — Но разве может сравниться предательство братьев со смертью трех верных сынов? Выжившие не могут опровергнуть эту информацию. Феррус мертв. Верные Коракс и Вулкан мертвы. Потом эти новости из уст других о Просперо. Магнус настолько ослушался отца, что на него натравили чертовых Волков. А теперь мы слышим сообщения из системы Фолл, подтверждающие, что и Пертурабо в самом деле предал нас…
Он встал.
— Что еще? Мне интересно, что еще произошло? Горит ли уже Терра? Мертв ли мой отец? Если половина моих братьев присоединилась к мятежу Гора, тогда, кто остался? Трое из тех, кого можно было считать верными, уже мертвы. Кто еще? Где Хан? Гибнет ли Дорн вместе с Террой? Говорят, что Сангвиний со своим Легионом пропал. Лев исчез во тьме. Удалось ли предателям выследить и разорвать на куски Волчьего Короля? Неужели я один?
— Милорд, вы…
Жиллиман поднял руку.
— Просто мысли вслух, Тараша. Перед тем, как войти в зал, я стану невозмутимым. Ты знаешь, что это так.
Она кивнула.
— Я могу рассчитывать только на подтвержденные факты, — сказал Жиллиман. — Макрагг по-прежнему стоит. Мой Легион по-прежнему боеспособен. Пока сохраняются эти факторы, Империум существует.
Повелитель Ультрамара накинул на широкие, заключенные в броню плечи плащ и закрепил застежку на горле. На нем был церемониальный вариант боевого доспеха с когтями. Во время сложившейся ежедневной традиции приветствия тех, кто прибыл из шторма на свет маяка, примарх не носил личного оружия.
Ойтен смотрела, как ее возлюбленный повелитель поправляет плащ. Сейчас, более чем когда-либо, он походил на монарха. Почему-то отсутствие оружие придавало ему еще более величественный вид.
— Мы можем рассчитывать только на себя, — сказал Жиллиман. — Мы ждали слишком долго и должны сказать свое слово. Мы больше не можем позволить себе терять время, ждать новостей о том, что Терра выстояла или мой отец все еще жив. Ради человечества и, несомненно, по воле моего отца Империум снова начинается здесь и сейчас.
Он направился к выходу из зала.
— И я лично убью любого ублюдка, который попытается остановить меня.