Забытые битвы империи

ОДИН ПРОТИВ ДЕСЯТИ

4 и 13 сентября в американской газете New-York Daily Tribune появились для статьи, посвященные эпизоду Восточной войны, а именно взятию русской крепости Бомарзунд французской армией и английским флотом. Бойкий журналист описал ход баталии, известной ему по английским газетам. Обе статьи представляли собой гимн европейскому оружию и содержали весьма пренебрежительные отзывы в адрес русской армии и русских вообще. Не побрезговал автор и откровенным передергиванием и подтасовкой фактов. Чтобы не быть голословными, приведем несколько цитат:

— население островов, убедившись, что союзники всерьез решили атаковать Бомарсунд, встретило их как избавителей от русского ига и, конечно, снабжало их всякого рода информацией и оказывало им всестороннюю помощь;

— русские, которые так гордились своими способностями к штурмам, от Перекопа и Очакова до Варшавы и Быстрицы, получали отпор при всех своих попытках взять штурмом полевые укрепления, а в боях за Силистрию не смогли даже взять полевое укрепление правильной осадой и были вынуждены отойти, хотя турецкий гарнизон крепости не получил никакой поддержки; с другой же стороны, в самом начале нынешней войны турки взяли штурмом долговременное укрепление русских — форт Св. Николая, а знаменитая крепость Бомарсунд была взята, едва удостоившись такой чести, как открытая траншея.

— огонь капитана Пелхема очень скоро раскрыл секрет русских гранитных крепостей. Нескольких выстрелов было достаточно, чтобы отделить от стены то, что ранее выглядело как монолитная гранитная глыба, но на деле оказалось лишь облицовочной плитой, толщина которой отнюдь не соответствовала ее высоте и ширине. Еще несколько выстрелов — и отвалились соседние плиты, и тут со стен с грохотом посыпалась лавина мусора, обнажившая самое сердце крепости. Стало ясно, что «гранит» был лишь видимостью;

— разочарование сэра Чарлза Нейпира, когда он увидел, из чего в действительности были построены эти укрепления, едва ли может сравниться с разочарованием, которое испытал царь, узнав, из чего состоит «гранит», за который он заплатил так много денег;

— гранитные стены Бомарсунда не что иное, как обман русских, — куча мусора под тонкой каменной облицовкой, которая не смогла сколько-нибудь долго противиться меткому и упорному огню... люди, строившие их, обманули Николая...

Впрочем, все это неудивительно для журналиста, живущего в Великобритании, имеющего британское подданство и пишущего свои заметки в разгар войны с Россией. Всякому свойственно хвалить своих и ругать неприятеля — на то и война. И информационная война — изобретение отнюдь не сегодняшнего времени.

Вряд ли сам автор придавал большое значение этим заметкам. Для него они были рутиной, средством заработка и не более того. И вряд ли он рассчитывал на то, что эти две небольшие заметки, написанные для американского читателя, станут основой для описания осады Бомарзунда в русской историографии. Ибо хотя историки часто при описании событий прибегают к источникам противоположной стороны, но чтобы полностью принимать точку зрения противника, да еще и малоосведомленного журналиста, — такого прежде не встречалось. Почему так получилось?

Ответ дает имя бойкого журналиста. Его звали Фридрих Энгельс. И две его статьи «Взятие Бомарсунда» весили для советских историков больше, чем тома исследований и подлинные документы эпохи.

Если открыть раздел «Библиография» в любой научной или научно-популярной книге по истории, изданной в советское время, то в первых же строчках мы увидим ссылки на труды классиков марксизма-ленинизма — Маркса, Энгельса, Ленина (а если книга издана до 1953 года, то и Сталина). Это был обязательный элемент, без которого книга никогда не получила бы разрешения печататься.

Как правило, в предисловии или во введении автор должен был указать, что именно говорили классики по рассматриваемой им теме. Понятное дело, что крут исторических тем гораздо шире аспектов, охваченных в трудах грех мыслителей, пусть и очень плодовитых, и на каждый случай конкретную цитату не подберешь. В таком случае брались общие цитаты. Пишет автор о купечестве Орловской губернии — должен привести цитату, что думал Ленин о российских капиталистах. Пишет о маньчжуро-китайском конфликте — упоминает «восточный способ производства» из трудов Энгельса. Пишет о Гражданской войне в США — обязательно надо упомянуть переписку двух «основоположников».

С точки зрения историка советского периода, чем меньше писали классики о событии — тем лучше. Подобрать общую цитату, выполнить ритуал, а дальше можно писать то, что считаешь нужным и что соответствует критериям научной достоверности. Если классик упомянул именно конкретное событие одной-двумя фразами, то надо обязательно их привести и сочинить соответствующий комментарий, порой сводимый к простой мысли, что изучаемое событие настолько важно для мировой истории, что сам классик марксизма счел своим долгом его упомянуть. Хуже всего для историка было, если классик действительно обратил внимание на конкретное событие и посвятил ему не фразу, не абзац, а целое произведение. Поскольку «учение Маркса (тоже относится к Энгельсу, Ленину, а до 1953 года и Сталину) всесильно, потому что оно верно», полемизировать с классиком не полагалось. Напротив, высказанные им оценки и мнения принимались как аксиомы и догмы, не подлежащие сомнению. И не важно, с какими целями и на основе какой информации писал основоположник свой текст. Идеология защищала их от критики, а вернее, даже от возможности высказывания сомнений в правоте.

Поэтому темы, о которых подробно писали классики марксизма, серьезные историки советского времени старались обходить стороной. А если уж не получалось, то ограничивались приведением фактов, совпадающих с мнением основоположников.

Среди таких тем русской истории — Крымская война в целом и оборона Бомарзунда в частности. Поэтому сложно удивляться тому, что очень многим даже название этой русской крепости ничего не скажет.

В современной Российской Федерации, правопреемнице СССР, в разных городах и весях стоит более 50 памятников Фридриху Энгельсу. Они занесены в соответствующие реестры, на их содержание и ремонт ежегодно выделяются изрядные средства из федерального, регионального и муниципальных бюджетов...

Но в России нет ни одного памятника защитникам крепости Бомарзунд. Русским и финским солдатам, что приняли неравный бой с десятикратно превосходящим противником и сражались до предела своих возможностей. Что ж, попробуем исправить эту историческую несправедливость.

ПЕШКОМ ПО МОРЮ, ИЛИ РОССИЯ ПРИХОДИТ НА АЛАНДЫ

Аландские острова — одно из самых живописных мест на Балтике. Каждый, кто побывал здесь, неизбежно попадает под очарование их низких холмов, сосновых лесов, скалистого берега и постоянного чувства моря. Море тут везде и во всем. В старинных церквях, что построены еще в XIII — XIV веках, рядом с алтарями висят модели кораблей. На многих могилах — рисунки якорей и маяков, море тут всюду, каждый порыв ветра несет соленый запах серого, древнего моря.

В настоящее время Аланды имеют статус автономной территории в составе Финской республики. Это официально, а реально — это маленькое государство в составе Финляндии, со своим флагом, парламентом и гражданством. Это замечаешь сразу, когда сходишь с парома на причал Мариехамна. На улицах слышна шведская речь, почти незаметная в континентальной Суоми, все надписи и указатели — только на шведском, и даже па автомобильных номерах вместо привычного Fin (Finland) стоит АХ (Aland Island). Шведские острова в составе современного финского государства — один из следов пребывания Финляндии в составе Российской империи.

Финский народ, несмотря на свою несомненную древность, вплоть до XII века не озаботился созданием собственной государственности. А дальше и заботиться не стало причин, так как финские земли попали под власть шведской короны. По воле своих воинственных повелителей финны приняли христианство, а потом и Реформацию. Территория Финляндии неоднократно становилась театром боевых действий во время многочисленных русско-шведских войн. Во время Северной войны (1700—1721) русские войска захватили все шведские крепости в Финляндии, но лишь одна из них — Выборг — осталась в составе Российской империи после заключения мира. Обеспечивая контроль над немногими дорогами, ведущими через Карельский перешеек, она защищала с северо-запада новую столицу Санкт-Петербург.

За следующее столетие русские и шведы дважды встречались на полях сражений (в 1741—1743 и 1788—1790 гг.), и хотя оба столкновения заканчивались поражениями скандинавов, это не привело к изменению территориального размежевания. Но в начале XIX века ситуация изменилась. В 1807 году после Тильзитского мира Россия была вынуждена формально присоединиться к объявленной Наполеоном континентальной блокаде Великобритании и, более того, заставить Швецию сделать то же самое. Неожиданно шведский король Густав IV Адольф отказался выполнять это требование, что привело к военному столкновению между Россией и Швецией. Помимо политических целей русское правительство стремилось и к территориальным приобретениям — было решено включить Финляндию в состав империи. Русский публицист и участник войны Фаддей Булгарин писал:

«Россия должна воспользоваться первым случаем к приобретению всей Финляндии для завершения здания, воздвигнутого Петром Великим. Без Финляндии Россия была неполною, как будто недостроенную. Не только Балтийское море с Ботническим заливом, но даже Финский залив, при котором находятся первый порт и первая столица империи, были не в полной власти России, и неприступный Свеаборг, могущий прикрывать целый флот, стоял, как грозное привидение, у врат империи».

Шведский король не ожидал этой войны. Поэтому, когда в феврале 1808 года три русские дивизии (Багратиона, Тучкова и Горчакова) под общим командованием генерала Буксгевдена перешли шведскую границу, сопротивление им было оказано весьма слабое и неорганизованное.

Помимо фактора неожиданности на ход событий оказало влияние и настроение шведского общества. А оно было в этот момент крайне негативно настроено но отношению к своему королю. Деспотичный и самолюбивый, Густав IV Адольф вел внешнюю политику, не оглядываясь на интересы Швеции. Участие шведской армии в антифранцузских коалициях, утрата позиций в Дании, а теперь еще и война с Россией — все это шведы ставили в вину своему государю. Шведская армия не слишком охотно сражалась за финские земли. По словам Дениса Давыдова (в ту пору адъютанта князя Багратиона), поход стал «вооруженною прогулкою войск наших почти до границы Лапландии и покорением первоклассной крепости слабыми канонадами да наскоками нескольких сотен казаков».

31 марта 1808 года отряд полковника Вуича из колонны Багратиона, не встречая сопротивления, занял Аландские острова.

И тут вступил в действие фактор, который совершенно не был предусмотрен русским командованием, — позиция финского населения Финляндии. 20 марта 1808 года русский царь специальным манифестом объявил о намерении России присоединить к себе Финляндию. Это решение способствовало мобилизации финнов для защиты отечества. Почему финны сражались за шведского короля? Ответ очень простой — потому что это был их король и другого они не знали. В результате русская армия столкнулась с настоящей партизанской войной, в которой финны проявили себя прирожденными мастерами.

Неожиданные набеги, удары по русским конвоям и гарнизонам, умелое использование лесистой и болотистой местности — все это превратило войну для русской армии из «вооруженной прогулки» в тяжелое испытание. Русский офицер вспоминал: «Нельзя было свернуть в сторону па сто шагов от большой дороги, чтобы не подвергнуться выстрелам, и это затрудняло нас в разъездах и препятствовало распознать местоположение... Это отзывалось уже Испанией».

Сопротивление финнов позволило шведской армии привести себя в порядок и активизировать действия против русских. Император Александр I принял ответные меры как военного, так и политического характера. С одной стороны, он перебросил на театр военных действий новые военные силы и произвел кадровые перестановки в командовании — Буксгевдена сменил Барклай де Толли, а Горчакова — генерал Каменский. С другой стороны, в Петербург были приглашены представители разных слоев финского общества, с которыми государь обсуждал будущее Финляндии. Пока шли эти переговоры, новый командующий генерал Каменский решительно взялся за дело.

Собрав армию в единый кулак, он нанес ряд чувствительных поражений шведским регулярным войскам и финским ополченцам. А чтобы «принудить Швецию к миру», был разработан план нанесения удара по собственно шведской территории.

Финляндию от Швеции отделяет Ботнический залив, который замерзает далеко не каждую зиму. Однако, к несчастью для шведов, зима 1809 года оказалась достаточно холодной и водная преграда была покрыта льдом. Именно этим обстоятельством и решило воспользоваться русское командование. Были сформированы три ударные колонны, которым предстояло перейти зал ив по льду и начать боевые действия на территории собственно Швеции. Одной из них командовал князь Петр Иванович Багратион, другой — Михаил Богданович Барклай де Толли, третьей — генерал Шувалов.

Войска князя Багратиона должны были наступать через Финский архипелаг и преодолеть сопротивление шведской группировки, сосредоточенной на Аландских островах.

Сами острова в то время представляли собой глухую и малонаселенную провинцию Шведского королевства. Здесь не было городов, только рыбацкие деревни и поселки, королевский губернатор жил в замке Кастельхольм, частично превратившемся в руины, а общее население островов составляло чуть более 1200 человек.

Однако, поскольку через Аланды проходил кратчайший путь к Стокгольму, шведское командование собрало там довольно значительные силы — до 10 тысяч солдат во главе с генералом Дебельном. Последний принялся деятельно готовить острова к обороне, строить батареи, засеки, эвакуировал население, уничтожал запасы.

В конце февраля 1809 года отряд князя Багратиона, разбитый на пять колонн, выступил из Або. Командующий хорошо позаботился о своих солдатах — все были одеты в полушубки, валенки и теплые шапки с наушниками, обоз вместо привычных фур составили сани. Авангардом корпуса командовал лихой гусар генерал Кульнев, прославившийся не только своей храбростью, но и своеобразным стилем своих приказов;

«На марше быть бодру и веселу, уныние свойственно старым бабам. По прибытие на Кумлинген — чарка водки, кашица с мясом, щи и ложе из ельника. Покойная ночь».

Шведские войска готовились к обороне главного острова архипелага — Большого Аланда. Неизвестно, сумел бы генерал Дебельн оказать достойное сопротивление князю Багратиону, так как он неожиданно получил известие из Стокгольма о произошедшем там государственном перевороте. Шведские офицеры во главе с командующим финляндской армией генералом Клингспором и генерал-адъютантом Адлеркрейцем отстранили от власти короля Густава IV Адольфа. Причиной переворота было упорное нежелание короля вступить в мирные переговоры с Россией, а также общее недовольство его правлением. Вскоре в Швеции собрался парламент — риксдаг, который отстранил от власти не только короля, но и всех его прямых потомков и изгнал монарха из шведских пределов.

К власти пришел дядя короля герцог Карл Зюдерманландский (будущий король Карл XIII), которые приказал генералу Дебельну немедленно вступить в переговоры с русскими о перемирии.

Князь Багратион, не имея полномочий на ведение переговоров, отправил генерала Дебельна к главнокомандующему финляндской армией генералу Богдану Федоровичу Кноррингу. Пока продолжались переговоры, русские войска продолжали идти вперед.

Русские колонны обходили Большой Аланд с нескольких сторон, создавая для шведского гарнизона угрозу окружения.

Шведы, не видевшие смысла в упорной обороне, лишенные командующего (бывшего на переговорах в Або), 5 марта подожгли вмерзшие в лед суда флотилии, склады и начали отступление, быстро перешедшее в бегство.

Авангард русской армии под командой неутомимого Кульнева преследовал их на протяжении 15 верст. На одном островков русские гусары окружили один из лучших полков шведской гвардии — Зюдерманландский, который после недолгого сопротивления сложил оружие.

Шведское правительство хотело перемирия — оно затягивало время до весны, когда в освободившийся ото льда Ботнический залив мог войти британский флот и прикрыть Стокгольм от русских атак, что серьезно усиливало позиции шведов на переговорах с русскими и могло сказаться на условиях заключенного мира. Это прекрасно понимало и русское командование, поэтому уже 7 марта полки генерала Кульнева двинулись по замерзшему морю с Аландских островов в сторону Швеции. Генерал, как обычно, подбодрил своих подчиненных очередным лихим приказом:

«Бог с нами, я перед вами, а князь Багратион за нами. В полночь собраться у мельницы. Поход до Шведских берегов венчает все труды наши. Сии волны — истинная награда, честь и слава бессмертия! Иметь при себе по две чарки водки на человека, по куску мяса и хлеба. Лошадям — по два гарнца овса. Море нестрашно. Отдыхайте, мои товарищи!»

Русская кавалерия перешла по льду Ботнический залив и около города Гриссельгама вступила в бой со шведскими войсками, защищавшими берег. Кульнев спешил казаков, и под прикрытием их меткого огня его гусары вырвались на берег.

Впервые со времен Петра Великого русские солдаты пришли в Швецию. Понимая незначительность своих сил, лихой генерал прибегнул к блефу — он потребовал от шведов очистить берег и город Гриссельгам, уверяя, что за ним идет весь корпус князя Багратиона.

Шведы, подумав, согласились, тем более что через день, 9 марта, на шведский берег около города Умео вышла колонна под командованием Барклая де Толли.

За этот зимний поход император Александр I произвел князя Багратиона и Барклая де Толли в генералы от инфантерии. Повышением в чинах дело не ограничилось — Барклай был назначен вместо Кнорринга главнокомандующим финляндской армией, Багратион — главнокомандующим молдавской армией, воевавшей против турок. Пути двух полководцев на время разошлись, чтобы снова сойтись через два года и навечно соединиться на страницах истории России.

Наступила весна 1809 года, шведское аристократическое правительство, управлявшее страной от имени короля Карла XIII, не спешило с заключением мира — в Ботническом заливе появился британский флот, отдохнувшие шведские войска готовились к наступлению в Финляндию с расчетом на поддержку местного населения, но этим расчетам не суждено было оправдаться.

Русская армия нанесла шведам ряд чувствительных поражений, а народная война на испанский манер, на которую так рассчитывали в Стокгольме, Лондоне и Париже, не началась,

Осенью 1809 года Швеции ничего не оставалось, как заключить мир и признать Финляндию и Аландские острова частью Российской империи.

ТАНЕЦ ИМПЕРАТОРА, ИЛИ КАК ПОКОРИТЬ СТРАНУ УЛЫБКОЙ

Примерно в 130 верстах от российской границы находится небольшой городок Порвоо (Борго)[8]. Тихие улочки, застроенные малоэтажными домами, дышат уютом и покоем. Особенно живописна старая часть города — Ванаа Порвоо, где вместо асфальта — мостовая, сохранилось много старинных домов, вдоль реки стоят старинные деревянные амбары. На улицах множество магазинчиков и кафе. Над всем этим возвышается здание большой кирхи, или как часто пишут в русскоязычных путеводителях — кафедрального собора.

Его не назовешь величественным, не блещет храм и архитектурными изысками, не дышит глубокой стариной, но именно он сыграл огромную роль в истории Финляндии.

Летом 1808 года император Александр I думал над тем, как удержать Финляндию в составе России. Сопротивление финнов сводило на нет военные успехи российской армии, к тому же империя не могла себе позволить держать здесь значительные вооруженные силы. Продолжалась война на Дунае, Тильзитский мир был весьма непрочен, и долговременная война в лесистой стране Суоми была совершенно ни к чему. Необходимо было привлечь финнов на свою сторону. Показать им, что с присоединением к России они не проиграют, а, напротив, выиграют. Как это сделать?

Осенью 1808 года в Петербурге были приняты делегаты от разных слоев финского общества — дворянства, духовенства, горожан и крестьян. Им была предоставлена возможность высказать свои пожелания относительно будущего Финляндии.

Император тщательно обдумал сказанное. В представлении элиты финского общества Россия была страной не то чтобы совсем дикой и варварской, но недостаточно европейской. Финское дворянство и купечество боялось двух вещей — утраты прав и привилегий, которыми они пользовались, пребывая в составе Швеции, и массового заселения финских земель русскими. Императору нужны были в Финляндии, говоря современным языком, военные базы и отсутствие на ее территории чужого влияния — шведского, французского, британского. Мудрость государя позволила ему понять, что эти интересы не противоречат друг другу.

В представленной на высочайшее имя мемории финляндские делегаты посчитали необходимым подчеркнуть, что они не являются представителями всего народа и в силу этого «не могут войти в суждения, принадлежащие земским чинам, созванным в обыкновенном порядке, предписанном конституцией». В связи с этим делегаты высказали пожелание о созыве «общего собрания земских чинов». Императору идея понравилась, и он дал согласие на созыв сейма.

Почти одновременно с походом русских войск «пешком по морю» к берегам Швеции 10 марта 1809 года в городе Борго начал работу первый в истории Финляндии сейм, на который собрались делегаты от всех провинций и сословий страны. Русский император прибыл на сейм почти без охраны, уже этим шагом выражая доверие к новым подданным. Открывая сейм, он подтвердил, что в стране сохраняются законы и общественное устройство, принятое при шведах. Новые законы могут вводиться только с согласия сейма, Финляндия вошла в состав России на правах автономной территории — Великого княжества Финляндского. На сейме царь дал больше, чем отобрали его войска. Финны не просто не потеряли того, что имели в составе Шведского королевства, но впервые в истории приобрели право самим влиять на собственную судьбу. Создавалась правительственная комиссия для решения текущих вопросов, через два года был создан Финский банк, которому Министерство финансов России предоставило беспроцентный двухмиллионный кредит.

Так было положено начало автономному существованию Финляндии в составе Российской империи, и одновременно началось строительство здания национальной финской государственности[9].

Но русский император не ограничился только политикой, он сумел сделать больше. Приняв клятву верности от делегатов сейма, государь с малым конвоем отправился в тогдашнюю столицу Финляндии — Турку (Або). Он проехал более 100 верст по той самой дороге, где еще недавно финские стрелки нападали из засады на русские колонны. Этот жест окончательно покорил финнов. На въезде в Турку императора встречала триумфальная арка с надписью «Александру I, войска которого покорили страну и кротость которого покорила народ».

Впрочем, император не только демонстрировал смелость на финских дорогах или мудрость на заседаниях сейма. Как полагалось в XIX веке, крупные политические мероприятия сопровождались светскими вечерами, балами и танцами. На этих неформальных раутах Александр Павлович своим добрым нравом и обаянием буквально очаровал финнов, став на короткое время самым популярным человеком в стране. Очаровал и сам был очарован финской дворянкой Уллой Мёллерсверд. Их знакомство началось с того, что на балу в Борго царь поднял оброненный красавицей веер, а йотом закружился с ней в танце... Роман государя длился недолго, но, как отмечают современные финские историки, эта «романтическая и любовная история сделала императора для финнов гораздо более известным, чем все политические и военные достижения».

На стене собора в Порвоо высечены в камне слова «обещания» русского императора, давшие начало финскому государству. Рядом — небольшая, но выполненная с большим мастерством статуя Александра Павловича. Государь изображен в момент своей знаменитой речи, шляпа снята и чуть отнесена в сторону, правая рука опущена в ораторском жесте.

Но это память официальная. А сохранилось ли что-нибудь от того впечатления, которое Александр Павлович произвел на финнов? Того обаяния, что оказалось сильнее штыков и сабель его армии? Или все это растаяло как дым и живет только на страницах исторических книг?

Идя по улице старого Порвоо, поневоле теряешь ощущение времени. Ведь эти дома и эта мостовая наверняка видели и русского государя, и съехавшихся на сейм делегатов, и очаровательную Уллу Мёллерсверд... И вдруг — на стене черный силуэтный портрет человека в старинном мундире и треуголке. Кто это? Неужели... Да! Размещенный под портретом автограф не даст ошибиться — император Александр I.

Портреты государя оформляют вход в небольшое кафе. Зайдем на минутку. Интерьер заведения выдержан в стиле начала прошлого века. Рекламы, чайные и кофейные коробки, надписи по-русски с ятями. Официантки говорят по-русски с легким акцентом, а в меню — блюда русской традиционной кухни. Очень уютно. Пожалуй, сам Александр Павлович тоже не отказался бы от чашечки кофе за этим круглым столиком...

В розовом здании бывшей ратуши города сейчас находится музей. В витрине — восковые фигуры, изображающие ту самую сцену: император поднимает оброненной барышней веер. Веер, кстати, подлинный, равно как и шуба с царского плеча, висящая рядом. Такова была сила обаяния и политической мудрости русского царя, что до конца не иссякла и сейчас, спустя два столетия.

Через буквально два года российско-финские отношения подверглись первому испытанию на прочность. Наполеон, готовясь к вторжению в Россию, засылал тайных агентов в Финляндию, в надежде возбудить там восстание народа против «русских оккупантов». Затея полностью провалилась. Более того, в княжестве были сформированы несколько егерских батальонов, общей численностью в 3000 человек. К концу 1812 года они были полностью готовы для участия в боевых действиях. Однако император Александр возложил на них обязанность нести караульную и охранную службу в столице империи Санкт-Петербурге, освободив для участия в боевых действиях гвардейские части.

Среди гвардейских полков был и недавно сформированный из подданных княжества лейб-гвардии Финляндский, прославивший свои знамена на поле славы России в Бородине.

ПРАВЫЙ ФЛАГ ЗАПАДНОГО РУБЕЖА ИМПЕРИИ

Вместе с собственно финскими территориями к России были присоединены и Аландские острова. На мелкомасштабной географической карте они изображаются как архипелаг из нескольких крупных островов, лежащий примерно посередине между Финляндией и Швецией. И может возникнуть вопрос — что привлекло империю в этих клочках суши? Однако вопрос сразу теряет смысл, если посмотреть на карту крупного масштаба. Дело в том, что между Аландами и финским побережьем тянется архипелаг из множества мелких и средних островков, густо покрывающих море. Этот архипелаг (который в XIX веке называйся Финским архипелагом, а сейчас — архипелагом Турку) тянется от самого Або (Турку), в тот момент столицы Финляндии и крупного порта, до острова Большой Аланд, Расстояния между островами порой столь невелики, что через отдельные проливы перекинуты мосты. Здесь проходит старинная почтовая дорога, которая позволяла всадникам и повозкам с помощью мостов и небольших паромов достигать Аландских островов. Таким образом, Аланды — это крайняя западная точка Финляндии, и оставить в чужих руках ее означало для России оставить на своей территории плацдарм для потенциального вторжения.

После Боргоского сейма 1809 года финское население стало относиться к русским войскам если и не доброжелательно, то, по крайней мере, не враждебно. А что же Аланды? Ведь на островах тогда, как и сегодня, жили шведы. Однако все оказалось даже спокойнее, чем в континентальной Финляндии. Русская власть не изменила привычного образа жизни немногочисленного населения островов, более того, появление русского гарнизона способствовало развитию торговли и вызвало положительное отношение у местного купечества.

О необходимости разместить на Аландах сильный гарнизонный полк писал еще в 1809 году Барклай де Толли, в то время — главнокомандующий русскими войсками в Финляндии. Через два года русское правительство выкупило под размещение военного городка деревню Скарпанс[10] и разместило на ее месте гарнизон, численностью до 2000 человек.

Тогда же возникла идея о постройке на островах крепости, которая могла усилить их оборону, в том числе и обеспечить безопасность базирования на острове флотилии береговой обороны.

Проект крепости было поручено составить инженер-полковнику и флигель-адъютанту Ивану Богдановичу Барклаю де Толли — брату прославленного полководца. В 1810 году он предпринял рекогносцировочную поездку по островам и составил подробное описание архипелага. Наилучшим местом для устройства крепости он избрал Бомарзунд — пролив между островами Большой Аланд и Престо. Здесь была удобная бухта для стоянки флота, а береговой рельеф позволял построить сильные укрепления. Тогда же был составлен и первый проект крепости. Он включал в себя несколько передовых позиций и линию береговых батарей.

В 1812 году построили одну «опытную» батарею на острове Гарен, орудия которой располагались в дерево-земляных казематах. Неизвестно, как оценило руководство инженерного корпуса итоги этого опыта, но больше земляных укреплений на Аландах не строили. Батарея простояла до 1847 года, когда была за ветхостью разобрана.

В 1816 году было решено приступить к строительству крепости. Руководить возведением укреплений назначали все того же Ивана Барклая де Толли, получившего к этому времени чин инженер-генерал-майора. Однако к работам так и не приступили. Причин было две — во-первых, средств в казне после разорительных Наполеоновских войн отчаянно не хватало, а во-вторых, было решено увязать строительство укреплений на Аландах с планами укрепления Финляндии в целом. Для этого в 1817 году был создан Комитет для сочинения проектов долговременных укреплений в Финляндии, или сокращенно — Комитет по финским укреплениям, который возглавил свиты Его Величества генерал-майор Барклай де Толли. Комитет успел составить подробную карту окрестностей Бомарзунда, провести ряд изысканий, обсудить некоторые вопросы и был закрыт в 1819 году вследствие смерти своего начальника.

Очевидно, именно Иван Богданович Барклай де Толли был основным сторонником строительства крепости на Аландах и проявлял наибольшую энергию в этом вопросе.

Тем временем в Скарпансе были достроены здания казарм, штаба и госпиталя, и вокруг гарнизона стал постепенно складываться небольшой городок. Как сообщают путеводители, его руины можно отыскать и в наше время.

К вопросу о сооружении крепости на Аландах вернулись в 1825 году по инициативе генерал-инспектора по инженерной части великого князя Николая Павловича, которому всего через год предстояло стать императором Николаем I. В этот раз решили делать все поэтапно — первоначально на островах предполагалось построить оборонительную казарму, которая потом могла послужить основой для будущих укреплений. На острова был командирован инженер генерал-майор Иван Христианович Трузсон 2-й. Изучив работы предшественников и осмотрев острова, он тоже пришел к выводу о Бомарзунде как оптимальном месте для постройки крепости. Свои предварительные наработки он представил на рассмотрение начальнику Главного штаба Его Величества барону Дибичу. В 1828 году последовало распоряжение о подготовке нового проекта крепости, который был представлен на рассмотрение государю императору Николаю I в начале следующего года. Государь, будучи военным инженером, рассмотрел представленные чертежи и модель укреплений весьма тщательно и лишь 8 июня 1829 года утвердил проект и отдал распоряжение о начале строительства крепости.

Проект Бомарзунда теперь тесно увязывался с разрабатываемой Инженерным департаментом программой укрепления западных рубежей Российской империи. Наполеоновские войны доказали необходимость укрепления границ, и военные инженеры разработали проект целой системы крепостей. Историк русской фортификации В.В. Яковлев отмечает:

«Главнейшее мероприятие при обороне страны при Николае I (с 1825 г.) состояло в реорганизации западной русской границы постройкой ряда новых крепостей, которые вместе со старыми, усиленными за это же время крепостями образовали три линии. В первой линии, на Висле, были построены крепости: Новогеоргиевск (преобразованный из Модлина), Варшавская Александровская цитадель и Ивангород; во второй линии был построен Брест-Литовск и в третьей были усилены старые крепости — Киев, Бобруйск и Динабург. В этот же период родились также проекты укрепления Гродны и других пунктов».

К числу этих «другах» пунктов относился и Бомарзунд. Утвержденный проект крепости включал в себя оборонительную казематированную казарму, игравшую роль цитадели, линию артиллерийских башен (уже не бастионов, но еще не фортов) и центральную ограду полигонального начертания. Часть башен стояла непосредственно на ограде, часть располагалась отдельно и была приспособлена к круговой обороне. Несколько башен должны были располагаться по другую сторону пролива на острове Преста, Всего крепость должна была иметь на вооружении 500 орудий и гарнизон в 5000 человек. Внутри обвода укреплений должен был располагаться город, получивший название Новый Скарпанс.

Кстати, название самой крепости в документах устояться так и не успело. Ее назвали и Скарпанс, и Аланд, и Бомарзунд. Последнее название во время Крымской войны использовала пресса (как российская, так и европейская), оно в итоге и закрепилось в исторической литературе[11].

Работы на строительстве крепости шли не быстро. Причиной тому были как объективные сложности — работы велись исключительно летом, так и отношение к Бомарзунду как не самому важному объекту. Основные силы и ресурсы инженерного департамента были сосредоточены на западных рубежах империи.

Отчасти это связано и с постепенным изменением политики наиболее вероятного противника крепости — Шведского королевства. В XVII — XVIII веках Швеция имела репутацию одного из наиболее сильных в военном отношение государств севера Европы. Армия воинственных скандинавов принимала активное участие в Тридцатилетней войне, обрушивалась на несчастную Речь Посполитую (в ее истории шведское вторжение осталось как «Потоп»), настолько успешно воевала с Россией, что в русском языке даже возникла поговорка: «С богатым не судитесь, со шведом — не деритесь». В Северной войне Швеция схватилась с альянсом из пяти североевропейских государств и воевала против них 21 год! Да и в XVIII веке маленькая Швеция дважды нападала на огромную Россию. Но уже Русско-шведская война 1808—1809 годов показала, что времена воинственности для Стокгольма миновали. Новый король Карл Юхан, основатель династии Бернадотов, в полном соответствии с пожеланиями своего народа, занимал в международных делах политику, близкую к самоизоляции. Поэтому угроза занятия архипелага шведами с каждым годом расценивалась как все менее вероятная.

По злой иронии судьбы первоклассные крепости западной границы — Новогеоргиевск, Ивангород, Брест и т.д. — не видели врагов под своими стенами вплоть до Первой мировой войны, а недостроенный Бомарзунд принял на себя удар неприятеля на полвека раньше.

Население Аландских островов проявило большой интерес к строящейся крепости. Местное купечество радовалось оживлению торговли и охотно селилось на территории Нового Скарпанса. Вместе с крепостными верками рос город, в котором говорили на русском, шведском, финском и еврейском языках, как называют его современные путеводители — первый центр международной торговли в истории архипелага.

В 1832-1842 годах была построена цитадель крепости. Она представляла собой двухэтажную оборонительную казарму, способную вместить в себя 2500 солдат. В казематах, обращенных в сторону моря и побережья, были подготовлены места для размещения 200 орудий. С тыловой, сухопутной части цитадели артиллерийских позиций не было. Здание было построено из особого фортификационного кирпича и снаружи облицовано гранитными плитами шестигранной формы. В горжевой части укрепления располагалась гарнизонная церковь — первый православный храм на Аландах (до нее были лишь походные храмы, расквартированных на островах батальонов).

В 1842—1845 года была построена первая из башен-фортов — башня Z[12] Престе, располагавшаяся на противоположном берегу пролива Бомарзунд на одноименном острове. Башня представляла собой круглое в плане укрепление, с небольшим внутренним двориком, имеющее два яруса казематов для размещения тяжелых орудий и приспособленное для круговой обороны. Она также была построена из кирпича и облицована гранитом.

Круглая форма в то время считалась оптимальной для укреплений, которые должны выдерживать прямой артиллерийский огонь — фортов и береговых батарей. Предполагалось, что неприятельские ядра будут рикошетить и не принесут ущерба стенам. Круглыми в плане были и береговые батареи Севастополя, и форт Александр I в Кронштадте, и знаменитый благодаря телевидению форт Баярд во Франции, и многие другие верки.

В 1845—1848 годах была построена башня U Нотвик, расположенная к северу от цитадели. Ее орудия, вместе с пушками башни Z, контролировали северный вход в пролив Бомарзунд. Укрепление было уязвимо для атаки со стороны суши, но предполагалось, что его оборона с этой стороны будет обеспечена огнем башни F, строительство которой намечалось на северной стороне центральной ограды крепости.

В 1848 году приступили к сооружению башни С Бреннклинт — единственного укрепления сухопутного фронта крепости, построенного перед войной. Ее артиллерия могла хоть как-то обеспечить прикрытие с тыла цитадели и башни U.

По окончании строительства этого укрепления, в 1852 году, приступили к постройке башни В и укреплений L и М, которые должны были сформировать южный прибрежный фронт крепости, но эти работы закончить не успели. Помимо укреплений в самой крепости на острове Престе был построен госпиталь, здание которого в дальнейшем тоже предполагалось укрепить.

Как мы видим, для строительства крепости не было сосредоточено таких больших сил, как в Бобруйске. Не было и спешки. Одни и те же люди, построив одно укрепления, переходили к следующему. В порядке строительства укреплений прослеживается некоторая логика — уже построенные верки занимали господствующие высоты и могли худо-бедно прикрывать друг друга огнем, хотя до полноценной связи между ними было еще далеко.

КРЕПОСТЬ ГОТОВИТСЯ К БОЮ

Эта война начала в 1853 году и получила название Восточной, или Крымской. Поводом к ее началу послужил конфликт вокруг контроля над святыми местами в Палестине, а причиной — геополитические противоречия европейских держав в Балканском регионе. Россия стремилась обеспечить контроль над черноморскими проливами (либо не допустить контроля проливов со стороны других держав), французский император Наполеон III мечтал о победоносной войне, которая, с одной стороны, отвлекла бы внимание общества от внутриполитических проблем, а с другой — стала бы реваншем за поражение от России в войнах его дядюшки; Британия считала необходимым противостоять усилению России и получению ею свободного доступа в Средиземноморье. Для слабеющей Османской империи открывался редкий шанс нанести поражение своему главному противнику чужими руками. Христиане, на радость туркам, готовились к большой войне друг с другом.

События развивались стремительно:

В феврале 1853 года в Стамбул прибывает российское посольство во главе с князем Меншиковым. Россия требует признание прав Греческой церкви на святые места в Палестине и напоминает о своих правах как покровителя христиан Османской империи.

В марте 1853 года в Эгейское море направляется французская эскадра.

В апреле 1853 года османское правительство подтверждает нрава Элладской церкви на святые места, но отказывается рассматривать Россию как протектора христианских подданных султана. Одновременно Османская империя получает дипломатическую поддержку Великобритании.

Это был ключевой момент кризиса. Удовлетворение требований России о святых местах позволяло империи отказаться от дальнейшего конфликта, сохранив лицо и потерпев лишь дипломатическое поражение. Но это означало отказаться от планов распространения русского влияния на Балканы и предательство интересов балканских христиан.

Поэтому Российская империя разрывает дипломатические отношения с Оттоманской Портой и вводит войска в так называемые Дунайские княжества — Молдавию и Валахию (нынешнюю Румынию). По итогам прошлой русско-турецкой войны Россия имела право на такое действие, но никогда им не пользовалась. В ответ на переход русских войск через Дунай британская средиземноморская эскадра сосредоточивается в Эгейском морс.

В Вене происходит международная конференция с участием представителей Великобритании, Австрии, Пруссии и Франции, которая обсуждает ситуацию. Среди правящих кругов европейских государств были не только сторонники войны с Россией, но и те, кто в этой войне смысла не видел, а видел большие риски, В итоге конференция выработала ноту, условия которой позволяли России и Османской империи выйти из конфликта без боевых действий и серьезного репутационного ущерба. В документе России предлагалось вывести войска из Дунайских княжеств, а Турции — признать за ней право на покровительство православным христианам.

Император Николай I принял условия венской ноты, но султан Абдул-Меджид отказался ее принять, не желая упускать случай вести войну против России руками западных держав. Если бы в элитах присутствовал бы консенсус по поводу нежелательности войны с Россией, то на Стамбул было бы оказано соответствующее давление, но такого согласия не было, и турки получили редкую возможность натравить христиан друг на друга.

27 сентября 1853 года Порта предъявила России ультиматум, требуя очистить Дунайские княжества в двухнедельный срок. Не дожидаясь ответа с русской стороны, турецкие войска начинают обстреливать аванпосты дунайской армии. 4 ноября Оттоманская Порта объявляет войну России.

Успешные действия русской армии и флота (в частности, уничтожение турецкого черноморского флота в сражении при Синопе) заставили Порту обратиться к западным союзникам с просьбой выполнить свои обещания о помощи. В начале 1854 года соединенная англо-французская эскадра вошла в Черное море. 17 января Наполеон III предъявил России ультиматум с требованием вывести войска из Дунайских княжеств и вступить в мирные переговоры с султаном. После отклонения ультиматума, 15 марта 1854 года, Англия и Франция совместно объявили России войну,

Стратеги союзников планировали нанести главный удар на южном театре военных действий, но для того, чтобы скрыть свои подлинные намерения и заставить русское командование рассредоточить силы, было решено, используя господство на море, атаковать побережье России весьма далеко от турецких рубежей.

Поэтому еще до объявления войны, весной 1854 года, в Англии и Франции началось формирование сил для удара по русским рубежам на Балтике,

К началу марта на Спидхэдском рейде уже была сосредоточена могущественная эскадра из 10 винтовых кораблей, 15 винтовых фрегатов и корветов, 7 парусных кораблей и 17 пароходо-фрегатов и пароходов, вооруженных 2344 орудиями. Большая и лучшая часть французского флота была отправлена в Черное морс, но император Наполеон не хотел отставать от своих союзников и в Балтийском море, а потому в течение зимы были приложены неимоверные усилия для формирования третьей, Балтийской, эскадры. В нее вошел только один винтовой стопушечиый корабль «Аустерлиц» и 7 мелких паровых судов; кроме того, было 8 парусных кораблей и 7 фрегатов. Эскадра эта была вооружена 1249 орудиями, и на ней находилось около 4000 морской пехоты. Командовал эскадрой вице-адмирал Парсеваль-Дешен. Общее командование экспедицией принял на себя английский адмирал Чарльз Непир, «имевший в обществе репутацию отважного, энергичного моряка, но находившийся в самых натянутых отношениях с Адмиралтейством». Соединенная эскадра уступала по численности кораблей и орудий русскому Балтийскому флоту, но имела значительное преимущество в числе паровых судов, а это, в свою очередь, давало ей колоссальные тактические возможности по сравнению с чисто парусным флотом.

Когда кризис в отношениях с Османской империей перерос в конфронтацию с европейскими державами, недостроенная крепость Бомарзунд была переведена на военное положение. Для усиления ее гарнизона в срочном порядке перебросили 139 крепостных орудий, которые разместили на уже построенных укреплениях.

ГАРНИЗОН КРЕПОСТИ СОСТОЯЛ ИЗ СЛЕДУЮЩИХ ЧАСТЕЙ (Название — Численность)

Инженерная команда — 20

10-й Финляндский линейный батальон — 965

Гренадерский стрелковый батальон — 389

Артиллерийский гарнизон — 180

Казаки (отряд 28-го Донского казачьего полка) — 38

Военно-рабочая рота — 178

Инвалидная команда[13] — 112

Арестантская рота — 102

Всего —1984

Десятый Финляндский линейный батальон был обычной регулярной частью русской пехоты и входил в состав расквартированной в Финляндии 21-й пехотной дивизии. Историки отмечают, что в его составе присутствовал значительный процент ссыльных и штрафных людей. По-видимому, эта часть, находящаяся в самом дальнем гарнизоне, использовалась в 21-й дивизии как штрафная.

Две роты гренадерского стрелкового батальона были наиболее боеспособными частями гарнизона. Эта элитная часть финской армии была сформирована в 1846 году из уроженцев Великого княжества Финляндского. Входила в состав элитного Гренадерского корпуса русской армии. Финские стрелки считались лучшими по меткости в империи. Рассказывают, что как-то раз во время проведения высочайшего смотра император Николай I приказал передвинуть мишени для стрельбы на расстояние в два раза большее, чем полагалось по уставу. После этого государь пообещал 10 рублей награды каждому солдату, поразившему мишень. Финские стрелки зарядили ружья и по командам своих офицеров открыли огонь, Вечером этого дня, подписывая распоряжение о выдаче 10 тысяч рублей наградных (ни один из 1000 солдат не дал промаха), Николай Павлович обратился к выстроенному во фрунт батальону: «Хорошо наказали! Молодцы!» «Рады стараться, ваше высочество!»[14] — ответили финны.

Ста восьмидесяти кадровых артиллеристов было, без сомнения, мало для того, чтобы обслуживать все орудия, имевшиеся в крепости. Поэтому в качестве прислуги использовали солдат линейного батальона и других частей.

Немногочисленные казаки были задействованы для патрулирования острова и в качестве посыльных.

Всего строевых солдат в крепости насчитывалось около 1600 человек.

Около 150 местных добровольцев (как их тогда называли «охотники») из числа жителей Аландского архипелага взяли в руки оружие и вступили в ряды гарнизона. Они не имели военной подготовки, но все были меткими стрелками.

Командовать обороной архипелага был назначен полковник артиллерии Яков Андреевич Бодиско. В молодости он принимал участие в Заграничных походах русской армии 1813 и 1814 годов, но с тех пор не воевал. Имел репутацию хорошего знатока своего дела, но не слишком энергичного командира[15].

Под его руководством крепость начала готовиться к бою. Цитадель была вооружена 68 орудиями (28 двадцатичетырехфунтовыми и 17 двенадцатифунтовыми пушками и 23 пудовым и единорогами); башня С— 16 двенадцатифунтовыми пушками, а башни U и Z каждая 18 орудиями (2 тридцатидвухфунтовыми и 12 восемнадцатифуитовыми пушками в казематах и 4 пудовыми единорогами на верхней платформе).

Если сравнить размещение артиллерии с возможностями укреплений, то видно, что они использованы далеко не полностью. Так, в цитадели можно поставить 115 орудий, а реально поставили в два раза меньше. 19 орудий из числа присланных на укрепления поставлены не были. Часть из них использовалась для вооружения временной батареи, поставленной на месте недостроенных укреплений L и М. Для остальных попросту не хватило расчетов.

Для того чтобы компенсировать недостроенное состояние укреплений и обеспечить в этих условиях надежную защиту крепости, ее гарнизон должен был быть не меньше, а значительно больше предусмотренного штатным расписанием (5500 человек). Сильный гарнизон смог бы быстро построить полевые укрепления, включая сухопутные батареи, и опираясь на немногие долговременные форты уверенно вести боевые действия. Именно так через полгода будет обстоять дело в Севастополе, где полевые укрепления и артиллерия сделают оборону города долговременной и устойчивой. Но Севастополь никогда не терял связи с остальной Россией, а снабжать крупный гарнизон в Бомарзунде было бы весьма сложно в условиях господства на море британского флота.

Имеющийся же гарнизон позволял крепости отбиться от случайного налета, не быть захваченной корабельным десантом, но был совершенно недостаточен, если неприятель предпримет специальную операцию против Бомарзунда, задействовав крупные сухопутные силы, тогда шансов у крепости нет.

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Эскадра адмирала Непира, прибыв на Балтику, оказалась в несколько затруднительном положении. Осознавая преимущество союзников в паровых кораблях, русский флот укрылся в хорошо укрепленных гаванях и в море не показывался. Попытки атаковать сильные морские крепости Кронштадт и Свеаборг обернулись полным провалом — артиллерия кораблей была бессильна против мощных фортов. Вдобавок у Кронштадта британские корабли наткнулись на морские мины, — «в конец отсталая Россия» была первым государством, использовавшим это грозное и современное оружие.

Между тем британская и французская публика ждали от действий союзной эскадры громкого успеха. Этого же ждало от Непира и Адмиралтейство, резонно полагая, что только крупное поражение заставит русских усилить группировку войск в Балтийском регионе, отвлекая тем самым силы от южного, главное театра военных действий.

Среди задач, стоявших перед английским адмиралом, было и стимулирование Швеции к вступлению в войну на стороне союзников против России. В качестве приза Великобритания великодушно соглашалась передать северному королевству Финляндию, утерянную почти за полвека до этого. Примечательно, что сторонники «принципа справедливости» и не подумали поинтересоваться у финнов, желают ли они сами сменить своего сюзерена. Поэтому британский командующий отправил в беззащитный Ботнический залив отряд кораблей под командой адмирала Плумриджа, который занялся «истреблением торговли», или, по-простому говоря, пиратством. Всего добычей англичан стали 46 судов (в основном рыбацких и мелких каботажных шхун). Им также удалось разорить несколько прибрежных селений. Однако когда «просвещенные мореплаватели» напали на маленький городок Гале-Карлебю, где имелся небольшой гарнизон, то потерпели поражение. Согласно официальным документам, «англичане отступили в полном беспорядке, потеряв баркас, флаг, орудие и 54 человека убитыми, 28 пленными и 21 ранеными». В обороне города помимо русских регулярных войск — солдат выборгской крепостной артиллерии и 12-го Финляндского линейного батальона — принимали участие и более сотни местных ополченцев, видимо, не желавших «освобождения» родного города британскими морскими пехотинцами.

Союзникам нужен был успех, поэтому эскадра решила предпринять решительную атаку против Аландских островов и крепости Бомарзунд. Выбирая эту цель, адмирал Непир рассчитывал решить сразу несколько проблем.

Во-первых, строительство крепости на Аландских островах вызывало недовольство Великобритании еще в 30-х годах.

«Владычица морей» не желала видеть новую базу российского флота в Ботническом заливе.

Во-вторых, захваченные Аланды предполагалось передать под контроль Швеции и тем самым спровоцировать ее на войну с Россией.

В-третьих, эскадре Непира нужна была громкая победа, чтобы успокоить общественное мнение Англии и Европы в целом. А Бомарзунд, известный английской публике уже более 20 лет, неплохо подходил для этого.

Начиная с мая 1854 года британские корабли начали вести разведку у островов. Захваченные экипажи рыбацких и мелких каботажных судов допрашивались в том числе и о состоянии крепостных укреплений и численности гарнизона. Собрав необходимые сведения и утратив надежду побудить Швецию принять участие в войне, английский адмирал решил проверить оборону крепости на прочность.

9 июня 1854 года паровой корвет «Гекла» под командованием коммодора Халля в сопровождении двух пароходофрегатов подошел к островам. Всего на британских судах было 96 орудий. Корабли подошли к крепости с южной стороны и подвергли обстрелу цитадель. Ее орудия не отвечали. Британцы сместились ближе и попали под огонь временной батареи, сооруженной на месте укреплений L и М. Помимо пушек с берега вели огонь и финские стрелки из гренадерского стрелкового батальона. Перестрелка продолжалась почти три часа, после чего батарея была повреждена и орудия прекратили огонь. По приказу командовавшего здесь подполковника Фуругельма артиллеристы отошли в форт. Уверенные в победе британцы приблизились к центральному укреплению и попали под меткий и точный огонь его орудий. Пожар на одном из фрегатов, подбитая корма другого судна и раздробленное колесо парохода заставили неприятеля удалиться, не причинив форту никакого существенного вреда.

Всего, по данным союзников, по крепости было выпущено более 2000 снарядов и ракет. Потери на кораблях составили около 15 человек убитыми и ранеными. Защитники крепости потеряли 4 человека убитыми и 15 ранеными.

На рапорте командующего войсками в Финляндии с описанием событий, государь император написал — «Опубликовать в газетах, дело хорошее, всему гарнизону по 1 рублю серебром». Полковник Бодиско был произведен в генерал-майоры, подполковник Фуругельм — в полковники, штабс-капитан фон Теше — в инженер-капитаны, капитан Краузольд был удостоен ордена Святого Владимира 4-й степени с мечами. Наиболее отличившимся солдатам были розданы знаки отличия Военного ордена (Георгиевские кресты).

В крепость через английскую блокаду дважды пробирался ротмистр Н.В. Шеншин, заслуживший этим поступком звание флигель-адъютанта. Первый раз он побывал в крепости в начале июля, а второй — в 20-х числа, доставив гарнизону награды и приказ о высочайшем благоволении.

В это время британские корабли постоянно появлялись в виду укреплений и обменивались с ними выстрелами.

С 10 по 27 июля союзный флот вел тесную блокаду Бомарзунда, полностью прервав сообщение крепости с внешним миром. Тем временем на английских транспортных судах из Булонского лагеря на Балтику спешно перевозилась французская пехотная дивизия под командование генерала Бараге д’Иллье, численностью в 12 тысяч солдат и офицеров. Она должна была составить ударную силу при осаде крепости.

Русское военное командование объективно оценивало возможности обороны крепости. Военный министр князь В. Долгоруков писал: «Моя мысль — защита Аланда не может продлиться долго, так как крепость недостаточно прочна, гарнизон малочислен, а неприятель очень силен. Мы не можем рассчитывать на тот успех, который желали иметь. Взятие Аланда, мне кажется, составляет цель кампании этого года».

Побывавший в крепости накануне ее осады ротмистр Шеншин в письме графу Орлову так описывал ситуацию вокруг нее:

«Бедный гарнизон Аланда выдерживает, быть может, последний натиск; погибнет он с честью. То, что для него были батареи, тем ему суждено быть для России, сначала полезная, хотя и временная защита, потом неизбежная жертва. При всей слабости недоконченных укреплений, Аланд в продолжение месяца сосредоточил па себе внимание двух соединенных флотов и тем принес пользу Отечеству».

Император Николай I тоже не испытывал иллюзий относительно возможности Бомарзунда сопротивляться атакам союзников:

«Долее 10 дней настоящей атаки не думаю, чтобы форт мог выдержать. Вероятно, придется зимой нам брать его обратно».

КРЕПОСТЬ ПРИНИМАЕТ БОЙ

Перед началом боевых действий англичане попытались воспользоваться осадной технологией, известной еще с античных времен. Еще отец Александра Великого македонский царь Филипп говорил: «Осел, нагруженный золотом, возьмет любой город». Адмирал Непир через захваченных на островах чиновников финской таможни попытался прощупать настроение гарнизона на предмет готовности к сдаче. Особые надежды он возлагал на финских стрелков полковника Фуругельма — не перейдут ли они на сторону союзников? По-видимому, рассуждения британской прессы о страдающих под русским колониальным гнетом финнах не прошли мимо союзного командующего. Однако даже предварительные беседы лишили англичан всякой надежды на такую возможность. Делать было нечего, надо было воевать всерьез.

Гарнизон крепости также знал о готовящейся высадке союзников на острова. По приказу генерала Бодиско временные батареи и небольшие полевые укрепления были оставлены, так как не было никакой возможности защищать их от многочисленной пехоты противника. Были также сожжены постройки Старого Скарпанса и госпиталя на острове Престе. Центрами сопротивления должны были стать уже построенные укрепления крепости.

27 июля французы и англичане начали высадку на остров. Ударную силу союзников составляла французская пехотная дивизия генерала Бараге д’Илльс (12 тысяч солдат и 18 полевых орудий), в помощь которой на берег сошли 3000 морских пехотинцев (из них 900 англичан), а также инженерная команда и несколько тяжелых орудий с расчетами из матросов. Всего союзники высадили на острова более 15 тысяч человек, т. е. добились почти десятикратного перевеса в силе над гарнизоном крепости.

Высадка этой массы войск продолжалась вплоть до 29 июля. Согласно выработанной диспозиции, англичане должны были наступать на левом фланге (где русских укреплений не было), французы — в центре, а флот — действовать на месте правого фланга.

Первой целью атаки союзников стала башня С (Бреннклинт), прикрывавшая подступы к центральному форту с запада. Удачно расположенная на господствующей высоте, она могла помешать десанту выйти к центральному форту с суши. Укрепление было вооружено 16 орудиями, гарнизон составляли 140 человек во главе с инженер-капитаном фон Теше. Первая попытка взять башню внезапной атакой была отражена метким огнем, и французы приступили к правильной осаде.

Поставленные в непосредственной близости от башни батареи тяжелых орудий, свезенных с кораблей, обрушили на укрепление ураган огня. Три дня продолжался этот обстрел. Огонь русских орудий наносил осаждающим чувствительные потери. К исходу 1 августа стены и своды укрепления были приведены в такое состояние, что в любую минуту могли рухнуть. Раненый комендант приказал большей части гарнизона покинуть укрепление, а сам во главе 30 солдат стал готовить его к уничтожению. Утром следующего дня французы ворвались в башню, перебив и пленив последних из ее защитников. Увидев на укреплении трехцветные флаги, орудия центрального форта открыли по нему огонь. Бомба из мортиры угодила в пороховой погреб устраиваемой французами осадной батареи. Взрыв уничтожил башню вместе с захватчиками[16].

Пока продолжались бои вокруг башни С, союзная эскадра подвергла центральный форт массированному обстрелу. Русские отвечали, и не без успеха. 28 июля английский паровой фрегат «Пенелопа», уклоняясь от огня, сошел с фарватера и сел на мель в 800 саженях от форта. Незавидное положение корабля усугублял огонь русских орудий (после боя во фрегате насчитали 9 больших и множество мелких пробоин). Сняться с мели «Пенелопе» удалось, только выбросив за борт собственные орудия. Как отмечал русский офицер, «если бы орудия наши имели больший калибр, то пароход “Пенелопа” неминуемо должен был бы погибнуть».

После взятия башни С осаждающие сосредоточили свои усилия на башне U (Нотвик). Ее гарнизон состоял из 180 человек под командой поручика Якова Зверева.

Большая часть из установленных в ней 18 орудий была обращена в сторону моря, а после взятия соседнего укрепления союзники получили возможность атаковать башню с суши. Они обстреливали башню с расстояния в 900 шагов из двух английских батарей — открытой пушечной, вооруженной шестью 32-фунтовыми орудиями, и маскированной мортирной. Вели огонь и корабли, но огонь их не приносил никакого вреда. Стрельба же с суши оказалась весьма эффективной. В стенах башни появилась огромная брешь, все орудия были выведены из строя, боеприпасы кончились. Вечером 3 августа, не имея возможности пробиться к главному форту, гарнизон выбросил белый флаг. Адмирал Непир выразил свое удивление при встрече с поручиком Зверевым, спросив его на немецком языке: «Как вы могли столь долго держаться против огня нашей батареи?» Офицерам башни были оставлены шпаги, раненым оказана медицинская помощь.

Теперь все усилия осаждающих были сосредоточены на цитадели. 3 августа, салютуя дню рождения императора Наполеона III, союзная эскадра и батареи подвергли форт обстрелу из 800 тяжелых орудий. Ядра и бомбы снесли кровлю здания.

Загоревшиеся стропила и балки тушили арестанты (перед осадой их перевели из острога в форт, а потом освободили под честное слово), своей храбростью состязавшиеся с солдатами, как скажет потом очевидец.

Три корабля союзников принялись обстреливать последнее внешнее укрепление Бомарзунда — башню Z (Престе). Но без особого успеха. Укрепление располагалось узком мысе острова Престе, и гарнизон, состоявший из 141 человека под командованием поручика Шателена, успешно отбивал все атаки на перешеек. Попытка высадить десант непосредственно на мыс также была отражена защитниками.

4 августа французы установили против горжевой части форта батареи тяжелых орудий и начали пробивать брешь в его стенах. На укрепление обрушились мортирные бомбы. Положение осажденных стало безнадежным. В час дня, по решению созванного им военного совета, генерал-майор Бодиско приказал поднять белый флаг.

Несмотря на всю тяжесть шестидневного беспрерывного обстрела и всю трудность своего положения, многие солдаты гарнизона не хотели складывать оружие. Комендант был вынужден усилить караул возле пороховых погребов, так как отдельные солдаты порывались «взорвать себя и форт, но не сдаваться на милость неприятеля». Офицеры 10-го Финляндского линейного батальона уничтожили знамя части, чтобы оно не досталось врагу. Многие финские стрелки ломали свои ружья или бросали их в колодец.

Французский генерал Бараге д’Иллье принял капитуляцию и из уважения к мужеству защитников крепости оставил офицерам их шпаги.

Последним центром сопротивления Бомарзунда осталась башня Z. Ее малочисленный гарнизон и не помышлял о сдаче, несмотря на интенсивный обстрел с моря и сосредоточение на острове отряда французской пехоты в 3000 человек. Однако положение маленького укрепления было безнадежным, и генерал Бодиско отправил его командиру приказ о сдаче. Получив оный, поручик Шателен вступил в переговоры с неприятелем и сдался, оговорив ряд условий, которые были приняты союзниками, — офицерам башни было сохранено личное оружие, и сам гарнизон должен был находиться в плену вместе.

В ночь после сдачи крепости около сотни русских солдат и финских стрелков, проложив себе путь оружием, достигли берега, где захватили несколько лодок. Часть из них направилась в сторону нейтральной Швеции, часть, обойдя британскую эскадру, сумели добраться до Або. Именно от них русский командующий в Финляндии узнал о падении крепости.

Остальные солдаты и офицеры гарнизона были вывезены в Англию, где некоторые из них пали жертвой эпидемии холеры. В 1860-х годах на средства государя императора Александра II в городке Луис (графство Суссекс) был поставлен небольшой памятник, который сохранился до нашего времени.

Потери русских войск при обороне крепости составили 56 убитыми и 36 ранеными (некоторые авторы приводят общую цифру потерь в 150 человек), потери интервентов оказались значительно больше. Англичане потеряли около 15 человек убитыми (главным образом на кораблях) и вдвое больше ранеными. Потери французов составили, по разным оценкам, от 200 до 600 человек. Если вспомнить, что взятие крепости нужно было в первую очередь англичанам, и посмотреть на потери, то сразу становится понятно, кто для кого таскал каштаны из огня в этой войне.

Союзная пресса подавала взятие Бомарзунда как грандиозную победу, хотя английское общественное мнение было разочаровано столь малым результатом деятельности эскадры Непира. Одна из британских газет посвятила адмиралу критическую статью под заголовком «Пришел, увидел и не победил». Французы, впрочем, не испытывали подобных сомнений. Император Наполеон III за взятие недостроенной крепости произвел генерала Бараге д’Иллье в маршалы Франции.

Государь император Николай I, узнав о падении Бомарзунда, писал князю Меншикову: «Аланд пал с честью после упорной обороны; подробности доходят к нам только от неприятелей и сколько из описаний их заключить можно, то долг исполнен по возможности».

ПОСЛЕ БОЯ

Захватив крепость, союзники направили в Стокгольм пароход с предложением шведскому правительству принять Аландские острова под свою власть. Одновременно они вошли в сношения с комендантом крепости Або и предложили ему организовать эвакуацию семей гарнизона. Русский пароход «Летучий» под белым флагом подошел к острову и принял на борт эвакуированных. Именно тогда русское командование получило возможность узнать первые подробности об обороне крепости.

Шведское правительство отказалось принять английский подарок. В Стокгольме хорошо понимали, что это означает войну с Россией, причем войну, которую в течение зимы придется вести один на один, без поддержки союзников. Там не забыли событий 1809 года и не испытывали иллюзий по поводу настроений финнов. Поэтому британское предложение оставили без ответа.

Командование союзной эскадры рассматривало возможность оставить в уцелевших укреплениях гарнизон, но отказалось от этой идеи. С наступлением холодов и в связи замерзанием Ботнического залива гарнизон был бы лишен всякой поддержки флота и вынужден принять бой с превосходящими силами русских. Поэтому укрепления крепости были взорваны, а союзная эскадра убралась восвояси. Уже в сентябре 1854 года на Аланды вернулась русская администрация.

По условиям Парижского мирного трактата 1856 года Аландские острова были объявлены демилитаризованной зоной. Здесь запрещались строительство укреплений, базирование военных кораблей, дислокация войск. Любопытно, что один из пунктов договора запрещал населению иметь стрелковое оружие (кроме полиции). Крепко же запомнили интервенты меткие пули аландских стрелков!

Так как согласно статье Положения о крепостях сдача укреплений, не имеющих брешей в стенах и не отразивших ни одного приступа, считалась преступной и за такую сдачу комендант укрепления подлежал смертной казни, то генерал-майора Бодиско и офицеров Бомарзундской крепости по возвращении из плена ждал военный суд. Следствие вела высочайше учрежденная комиссия, обосновавшаяся в Гельсингфорсе. В ходе следствия были допрошены все офицеры и чиновники Аландского гарнизона, некоторые солдаты и стрелки. Проведены очные ставки и выяснены все подробности обороны и капитуляции.

Тщательно расследовав дело, комиссия пришла к следующим выводам:

«— участь, постигшая Аландские укрепления, была неизбежна, так как верки крепости не были достроены и лишь в некоторых частях представляли крайне незначительную совокупную оборону;

— десант, наступавший с сухого пути, в шестеро превосходил число войск, находившихся в укреплениях;

— вне крепости гарнизон действовать не мог;

— хотя гарнизон и мог еще сопротивляться лишь самое короткое время, но это бездейственное сопротивление его имело бы последствием совершенное истребление гарнизона без всякого вреда неприятелю.

Из всего этого следует, что сдача Аландских укреплений одним днем раньше, по местному их положению, не могла причинить государству никакого вреда, между тем как сдача одним днем позже могла нести вред бесполезным истреблением нескольких сотен храбрых верноподданных Государю воинов.

По означенным причинам следственная комиссия признала, что генерал-майор Бодиско, употребив всевозможные от него зависящие средства продолжительнейшей защиты, сдал укрепления только вследствие крайней необходимости и что все гг. штабе и обер-офицеры, как равно и нижние чины, составлявшие гарнизон, исполнили свои обязанности по долгу и чести присяги.

Государь император Александр II согласился с решением комиссии и освободил от ответственности коменданта и офицеров крепости. Впрочем, сам генерал-майор Бодиско по окончании дела подал в отставку и более на службу не возвращался. Он умер в весьма преклонном возрасте в 1876 году.

ПАМЯТЬ

Как уже говорилось выше, в России нет ни одного памятника или памятного знака защитникам крепости Бомарзунд.

Так что для того чтобы воздать им долг памяти, придется ехать в Финляндию. Благо это совсем не сложно. После падения советского режима отношения между государствами заметно улучшились. Каждый год финскую границу пересекают миллионы граждан Российской Федерации с самыми разными целями — от деловых поездок до банального шопинга.

Чтобы попасть на Аландские острова, путешественник может воспользоваться удобными паромами, отходящими от гаваней Турку (Або) и Хельсинки. Огромные вместительные и быстрые суда компаний «Викинг лайн» (последняя, к слову, имеет аландскую юрисдикцию) и «Силья лайн» отходят от терминалов несколько раз в сутки. Больше всего в этих огромных гигантах поражают даже не размеры, а уровень организации. Огромный паром входит в гавань, где выгружает 2500 пассажиров и полтысячи автомобилей, а потом принимает на борт такое же количество новых. И уже через 40 минут отдает швартовы.

Все происходит так быстро, что, поставив машину на автопалубу, едва успеваешь подняться на корму, чтобы увидеть момент отплытия. Вот чуть сильнее заработали мощные двигатели, за кормой поднялись буруны, и древний замок Турку стал уменьшаться в размерах. Выйдя на трассу, судно развивает полную скорость и идет через серое морс, оставляя острова и островки Финского архипелага порой всего в 20—30 метрах от борта.

Несколько часов плавания, и корабль входит в морские ворота Аландских островов — Мариехамн, или в переводе со шведского — гавань Императрицы Марии. История этого города тоже связана с Россией.

После отказа от восстановления Бомарзунда местные жители и финские купцы обратились к государю императору Александру II с ходатайством разрешить строительство нового города-порта на главном острове Аландского архипелага. Чтобы выразить свои верноподданнические чувства, они предложили назвать новый порт в честь супруги царя императрицы Марии Александровны. 4 февраля 1859 года Высочайшим манифестом было всемилостивейше разрешено основание города Мариехамн.

Место для нового города было выбрано в южной части главного острова на берегу незамерзающего залива Свибю (глубокая бухта). О том, насколько тщательно подошли основатели города к выбору места постройки, свидетельствует тот факт, что небольшой по числу жителей город (11 146 человек на 2010 год) является третьим по пассажирообороту портом Финляндии.

План нового города разработал архитектор Георг Теодор Поликрон фон Шевитц, швед по происхождению, много работавший в Великом княжестве Финляндском. С 1852 года он работал в Або-Бьёрнеборгской губернии Финляндии и был архитектором города Або (Турку). Официально новый город был открыт 20 февраля 1861 года.

Современный Мариехамн — типичный североевропейский приморский город, в котором ничего на первый взгляд не напоминает о русском происхождении. На центральной улице Турггатан можно увидеть неоновую вывеску крупного торгового центра — Galleria Sitkkoff, а рядом — бронзовую статую человека в длинном сюртуке с цилиндром в одной руке и тростью в другом. Это памятник одному из основателей города — русскому купцу и общественному деятелю Николаю Михайловичу Ситкову.

Его отец, купец Михаил Ситков, перебрался в Финляндию вскоре после присоединения ее к Российской империи. Здесь же в городе Савонлинна родился и его старший сын Николай, продолживший дело отца. В 1834 г,оду Михаил Ситков перебрался в строящийся Бомарзунд. Разгром крепости, уничтожение значительной части имущества подкосило старого купца, и он передал дело сыну. Именно Николай Ситков стал одним из деятельнейших сторонников основания нового города на Аландах. Он входил в состав комиссии по формированию городской управы, занимал пост городского казначея и члена городского суда. Эти должности были выборными, что позволяет говорить о том, что русский купец пользовался доверием аландского общества.

Будучи судовладельцем, он много сделал для развития судоходства в Мариехамне. Обустройство порта, навигационное оборудование фарватеров, создание условий для моряков во многом его заслуга.

Он умер в 1887 году и был похоронен на городском кладбище. Писатель Владимир Лобынцев, побывавший на Аландах в 90-х годах XX века, решил проверить, знают ли местные жители, кто такой Николай Ситков:

«В светлые майские сумерки в кафе “У Ситкова” собирается молодежь. Снимаю, как мне кажется, незаметно, одну молодую пару. В ответ получаю явно дружественный взмах рукой. Подхожу, здороваюсь. “Кто это: аландец, финн?” — спрашиваю, кивая на бронзового человека.

— Нет, это — русский Ситков, он основал здесь торговлю, — слышу в ответ».

Значит, помнят.

В 2011 году Мариехамн торжественно отметил свое 150-летие. И первым событием стал выпуск аландской почтой марки с портретом императрицы Марии Александровны. Между прочим, единственной почтовой марки в мире с портретом этой государыни.

Дорога к Бомарзунду начинается в самом центре Мариехамна. Узкое шоссе с первоклассным покрытием пересекает главный остров архипелага. Мелькают по сторонам возделанные поля, пасущиеся стада белоснежных коров местной породы, небольшие села с аккуратными домиками. Где-то в середине пути с левой стороны можно наблюдать полуразрушенный древний замок Кастельхольм, в котором находится весьма интересный музей. К концу пути местность становится менее цивилизованной, по краям дороги подступает густой северный лес. Неожиданно шоссе выходит на открытое место, и перед путешественником открывается панорама руин бывшей цитадели. Дорога проходит прямо сквозь них к мосту через пролив, а мы свернем налево, где совсем рядом с остатками крепостного вала находятся автостоянка, небольшое кафе и уютный кемпинг.

Поднявшись на вал, можно оценить размер и величие центрального укрепления. Даже в виде кольца руин оно производит впечатление. Наверное, так взирали герои толкиеновского «Властелина колец» на руины крепостей Нуменора и Гондора. На гранитной облицовке — следы попаданий английских ядер. В одном из них — желтые цветы...

На валу — два чудом уцелевших крепостных орудия, поставленные на деревянные опоры.

Темный и холодный чугун стволов не несет никаких украшений, кроме изящных и лаконичных двуглавых орлов. На цапфах можно разобрать клеймо «Александровский завод»...

По другую сторону дорога — небольшой камень с надписью на русском и шведском языках: «Русским воинам, защитникам крепости Бомарзунд». Это единственный памятник гарнизону крепости, поставленный властями острова.

Неподалеку от памятника — большой информационный стенд. На нем — схема крепости, гравюра с изображением осады, компьютерная реконструкция внешнего вида форта и даже интерьера гарнизонного храма. Подробные надписи на четырех языках (шведском, английском, немецком и русском) коротко сообщают об истории крепости, несостоявшегося города и Аландских островов. Поднявшись на руины горжевой части форта, можно увидеть через пролив расчищенные археологами фундаменты башни Z.

Непосредственно в лесу за кемпингом можно встретить руины построек города. Дома и прочие строения были разрушены еще до начала осады русским гарнизоном, чтобы лишить неприятеля возможности незаметно подбираться к форту. После боев строительство города так и не было возобновлено. Еще чуть далее в лесу можно отыскать руины укреплений С и U. Особенно живописны первые — интервенты не стали взрывать уже уничтоженную взрывом боеприпасов башню, поэтому она сохранилась лучше прочих.

Что заставляет жителей Аландских островов бережно хранить руины чужой им войны? Величие событий? Ведь никогда прежде и никогда потом не проходили тут военные действия такого масштаба. Или еще и то чувство, что заставило полторы сотни мирных аландцев взять в руки оружие и встать в ряды русского гарнизона в далеком 1854-м? На флагштоке крепости Бомарзунд развевается аландский флаг — красно-желтый крест на синем поле. И хотя Аландские острова по-прежнему являются демилитаризованной зоной, а их граждане не служат в вооруженных силах и по-прежнему не имеют права приобретать стрелковое оружие, старая крепость находится под надежной защитой.

А самый величественный памятник защитникам Бомарзунда стоит в столице Финляндии Хельсинки. Каждый, кто бывал в этом городе, видел красивый краснокирпичный православный Успенский собор, что находится в гавани города. Строительство храма началось в 1862 году, и по высочайшему разрешению для возведения стен были использованы кирпичи от взорванных укреплений Бомарзунда. Пропитанные крепостью русского духа, они стали основанием стен крепости Православия в Финляндии. Среди посещающих Успенский храм в Хельсинки много приезжих из России. И хорошо бы им знать, что этот собор не только место служения Господу, но и памятник людям, которые, защищая русскую крепость от десятикратно превосходящего противника, исполнили свои обязанности по долгу и чести присяги.