Шишков, Шихматов, Шаховской…

Угрюмых тройка есть певцов –

Шихматов, Шаховской, Шишков,

Уму есть тройка супостатов –

Шишков наш, Шаховской, Шихматов,

Но кто глупей из тройки злой? –

Шишков, Шихматов, Шаховской!

Современником Пушкина, Некрасова и Фета был поэт и издатель Фёдор Богданович Миллер. Сейчас, пожалуй, никто не вспомнит эту фамилию, но любой процитирует бессмертную строчку из его нетленки: «Раз, два, три, четыре, пять – вышел зайчик погулять…»


А. С. Шишков. Гравюра И. Пожалостина с оригинала И. Боровиковского


Шихматову, Шаховскому и Шишкову повезло куда меньше. Можно смело утверждать, что никто не вспомнит ни слова из трудов перечисленных авторов. Если бы не Пушкин и его эпиграмма, то не видать бы тебе, читатель, даже этих немудрёных строк, напоминающих о Шишкове, Шихматове и Шаховском, никто бы так и не озадачился вопросом относительно злости, угрюмости или иных качеств упомянутой супостатной тройки. Не будь Александра Сергеевича, не нашлось бы места под солнцем и для литературных творений Ших-матова, Шишкова и Шаховского. Но благодаря Пушкину, «солнцу русской поэзии», такое место «под солнцем» для них нашлось, и притом далеко не самое неосвещённое.

Пожалуй, Пушкин имел больше причин думать о Шишкове, нежели Шишков о Пушкине, который относился к Александру Сергеевичу спокойно, признавая за последним лишь «особенную чистоту языка и всегдашнюю ясность». Конечно, имеется в виду не Александр Ардалионович, поэт-романтик, обожавший Пушкина и подражавший ему, а дядя Александра Ардалионовича – тот самый су-постатный Шишков, что вместе с Державиным основал фундаментальный кружок «Беседа любителей русского слова». Пушкин внимательно следил за Александром Семёновичем, никогда не забывая отметить письменно или всуе деяния отставного бравого адмирала. Считается даже, что в восьмой главе «Онегина» за тремя звёздочками сокрыто имя Шишкова.

…Всё тихо, просто было в ней,

Она казалась верный снимок

Du comme il faut… (***, прости:

Не знаю, как перевести.)

Отчего ж придирчивое воображение поэта с таким неизменным постоянством будоражил наш Александр Семёнович Шишков?

А Александр Семёнович, и в самом деле, был человеком далеко не ординарным. Доблестный морской офицер и пламенный патриот, Шишков верно служил царю и Отечеству, служил бескорыстно, все свои силы отдавая этому служению. Какие бы должности он ни занимал, а судьбою ему были уготованы очень высокие государственные посты, везде Александр Семёнович держался с людьми просто, без заносчивости и самодовольства, заслуженно сыскав себе славу правдолюбца и нестяжателя.

Приведём для любознательного читателя хотя бы часть из его послужного списка, дабы почувствовать масштаб этой весьма незаурядной фигуры. Вот некоторые вехи его карьеры: флаг-офицер командующего флотом, эскадр-майор Его Величества, капитан-командор, контр-адмирал, вице-адмирал, директор Адмиралтейского департамента морского министерства, полный адмирал, руководитель Государственной канцелярии, Министр народного просвещения, Президент Российской Академии…

Да, Шишков переживал и периоды опалы, однако его отдаление от Двора не означало его отстранения от должностей, высшая власть уважала в Александре Семёновиче верного государственника, ценила его ревностное стремление послужить России в любом качестве и на любом посту.

Надо сказать, что Александр Шишков жил исключительно на своё жалование. Павел Первый, любивший Шишкова, подарил ему около трёхсот душ крепостных, для которых такая передача стала настоящим манифестом вольности, ибо Шишков, сам будучи стеснённым в средствах, не брал с них ни копейки. Спустя более десяти лет сами крестьяне приехали в Петербург просить своего барина назначить им хоть какой-нибудь оброк, чтобы не смущать крестьян-соседей и не гневить помещиков-крепостников, недовольных таким поведением Александра Семёновича.

Ярем он барщины старинной

Оброком лёгким заменил;

И раб судьбу благословил…

Это всё о нём, о супостате Шишкове…

Логично спросить, тогда в чём же, собственно, являл себя супостатом наш достойнейший Александр Семёнович, так любивший ягоды и фрукты, обожавший птиц и панически боявшийся лошадей…

А дело в том, что Александр Семёнович был ужасный ретроград. Причём ретроград активный, публично отстаивающий свою исключительную позицию. Большего антизападника и славянофила и представить себе было невозможно. Заметим, что слово «славянофил» было запущено в оборот во времена Шишкова, и все современные ему и последующие за ним славянофилы почитали Александра Семёновича за одного из «отцов-основателей» почвеннического направления.

На ниве антизападничества Шишков трудился тяжело и много. Зимой он просыпался в семь утра, летом в шесть и сразу же включался в работу. Помимо своей государственной службы, а её он соблюдал исправно, литературным трудам он посвящал порядка восьми часов в день. Те, кто имел возможность видеть его рабочий кабинет, утверждали, что кипы исписанных им бумаг невозможно было бы вывести на одном возу – столь продуктивен и неутомим был их автор.

В этой бумажной вселенной одно из центральных и почётных мест занимала внушительная подборка малоизвестных и вышедших из употребления слов, которым Александр Семёнович придавал особенное значение, пытаясь вновь ввести их в речевой оборот, особенно там, где возникали заимствования из русифицированных галлицизмов.

Сергей Аксаков вспоминал, с каким воодушевлением и душевным волнением Шишков читал стихи с архаической лексикой или со словами из церковного обихода. «Какое великолепие! Какая красота! Какое знание языка славянского, то есть русского! Вот что значит, когда стихотворец начитался книг священного писания!» – мог воскликнуть Александр Семёнович.

В кругу молодёжи, к которой в то время относился Аксаков, общение с Шишковым на тему русского языка и назначения литературы считалось делом утомительным и даже невыносимым, выдержать которое было под силу немногим. Когда такое общение затягивалось или Александра Семёновича ожидали важные государственные дела, его жена Дарья Алексеевна бесцеремонно прекращала вдохновенного оратора: «Этому чтению и конца не будет. Фёдор! подавай одеваться Александру Семё-нычу…»

Как-то раз с Александром Семёновичем на почве антизападничества приключилась совсем некрасивая история, подвигнувшая Пушкина к написанию стихотворения «Возрождение».

Художник-варвар кистью сонной

Картину гения чернит.

И свой рисунок беззаконный

Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуёй;

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой…

Принято считать, что это стихотворение написано по случаю реставрации картины Рафаэля и оттого есть определённые сомнения в его точной датировке. Однако Пушкин очень хорошо знал, что произошло с альбомом Тур-суковой, и был немало озадачен случившимся событием.

Рисовальный альбом Марии Ардалионов-ны Турсуковой содержал в себе множество рисунков и живописных листов. Среди авторов альбома помимо рисунков дилетантов, с обычным в то время высоким уровнем художественной образованности, встречались работы больших мастеров, таких как Кипренский, Кольман, Корнеев… Этот рисовальный альбом был известен по всей Европе и, безусловно, представлял собой большую художественную ценность. Только все фамилии художников были написаны там по-французски. Непатриотизм рисовальщиков сильно не понравился Александру Семёновичу. Он вымарал все фамилии, написанные на иностранный манер, и своим крупным, аляповатым почерком нацарапал надписи по-русски. По сути это был акт вандализма. Потребовались сверхусилия всех заинтересованных сторон, чтобы привести альбом в первозданный вид. Его отправили в Париж, где все варварские надписи вывели тамошние химики. В альбоме остался нетронутым лишь лист со стишком Александра Семёновича, который он написал в оправдание своего поступка.

Впрочем, эпиграммы и сатирические стихи на Шишкова писали и другие литераторы, в этом отношении Пушкин был далеко не одинок. Была широко известна пародия стихотворения Жуковского «Певец в стане русских воинов», написанная Константином Батюшковым. Можно даже сказать больше: любой, кто остро высказывался по поводу Александра Семёновича Шишкова, имел в свете непременный успех. Партия славянофилов в пушкинские времена пребывала в явном меньшинстве.

Думается, что Пушкин язвил по поводу Шишкова не только по причине «модного» противостояния с приверженцами архаики. Он, безусловно, причислял себя к сторонникам Карамзина, выступавшим за языковое и общественное обновление, и идея общественного разворота к «Домострою» была ему чужда и антипатична. Но в чём-то ему был симпатичен Александр Семёнович. Ведь он сделал на посту Государственного секретаря во время наполеоновского нашествия очень и очень много. Вся идеологическая кампания против врага держалась на нём, на Александре Семёновиче Шишкове. Скорее всего, за это и любил Пушкин Шишкова, как было написано в Высочайшем рескрипте на пожалованный Шишкову орден Александра Невского – «за примерную любовь к Отечеству». Недаром же Александр Сергеевич написал впоследствии о нём:

Загрузка...