II Природа символического языка

Предположим, вы хотите объяснить кому-то разницу во вкусе белого и красного вина. Это может представляться вам совсем простым делом. Вы очень хорошо знаете эту разницу, так почему бы вам с легкостью не объяснить ее кому-то другому? Однако вы встретитесь с огромной трудностью, пытаясь выразить словами разницу во вкусе. Возможно, вы в конце концов скажете: «Послушайте, я не могу вам это объяснить. Просто выпейте красного вина, а потом белого, и вы узнаете, в чем разница». Вы с легкостью объясните устройство самой сложной машины, и все же слова окажутся бессильны описать простое вкусовое ощущение.

Не сталкиваемся ли мы с такой трудностью каждый раз, когда пытаемся описать чувственный опыт? Представьте себе, что вы ощущаете себя потерянным, брошенным, мир кажется вам серым, немного пугающим, хотя на самом деле не опасным. Вы хотите описать свое настроение другу, но обнаруживаете, что подыскиваете слова и в конце концов чувствуете: ничто из сказанного вами не передает адекватно многих оттенков вашего настроения. На следующую ночь вам снится сон. Вы видите себя перед рассветом на окраине города, улицы пусты, за исключением фургона молочника, дома выглядят убогими, окружение вам незнакомо; здесь нет привычных средств передвижения, чтобы попасть в знакомые места, где, как вы чувствуете, вам место. Когда вы просыпаетесь и вспоминаете сон, вы понимаете, что чувство, испытанное вами во сне, в точности такое же ощущение одиночества и уныния, которое вы пытались накануне описать другу. Это всего одна картина, которая предстала перед вами меньше чем на секунду, и все же она – более живое и точное описание, чем вы могли бы дать, долго говоря о ней. Картина, которую вы увидели во сне, есть символ того, что вы чувствовали.

Что такое символ? Часто символ определяют как «нечто, обозначающее что-то другое». Такое определение несколько разочаровывает, но делается более интересным, если мы рассмотрим те символы, которые являются сенсорными выражениями увиденного, услышанного, обоняемого, чувствуемого на ощупь – обозначают «что-то другое», представляющее собой внутренний опыт, чувство или мысль. Символ такого рода есть нечто внешнее, символизирующее что-то внутри нас. Символический язык – это язык, с помощью которого мы выражаем внутренний опыт, как если бы он был сенсорным ощущением, как если бы это было нечто, что мы делаем или что делают с нами в мире предметов. Язык символов – это язык, в котором внешний мир становится символом мира внутреннего, символом наших душ и умов.

Если мы определяем символ как «нечто, обозначающее что-то другое», главным вопросом становится следующий: какова специфическая связь между символом и тем, что он символизирует?

Отвечая на этот вопрос, мы можем различить три вида символов: условные, случайные и универсальные. Как вскоре станет ясно, только два последних выражают внутренний опыт, как если бы он был чувственным ощущением, и только они содержат элементы символического языка.

Из трех видов символов лучше всего известен условный, поскольку мы пользуемся им в повседневной жизни. Если мы видим или слышим слово «стол», буквы С-Т-О-Л не обозначают что-то другое. Они обозначают предмет «стол», который мы видим, трогаем и используем. Какова связь между словом «стол» и предметом «стол»? Есть ли между ними какая-то внутренняя связь? Предмет «стол» не имеет никакого отношения к звуку слова «стол», и единственная причина того, что слово символизирует предмет, есть условность: данный конкретный предмет обозначают этим конкретным названием. Такую связь мы узнаем в детстве благодаря повторяющемуся опыту: слышим слово применительно к предмету, пока не сформируется длительная ассоциация, в результате которой нам не нужно задумываться, чтобы найти правильное слово.

Существуют, впрочем, некоторые слова, в отношении которых связь имеет не только условный характер. Когда мы говорим «фу», например, мы делаем движение губами, быстро выдыхая воздух. Это выражение отвращения, в котором участвуют губы. Быстрым выдыханием воздуха мы имитируем и таким образом выражаем намерение избавиться от чего-то, выбросить из себя. В этом случае, как и в некоторых других, символ имеет внутреннюю связь с чувством, которое он символизирует. Но даже если мы предположим, что изначально многие или даже все слова возникли по причине какой-то внутренней связи между символом и тем, что он символизирует, большинство слов теперь уже не имеют такого значения, когда мы учимся языку.

Слова – не единственная иллюстрация условных символов, хотя они наиболее распространены и лучше всего известны. Изображения тоже могут быть условными символами. Флаг, например, может принадлежать определенной стране, хотя никакой связи между страной и конкретными цветами нет. Они были приняты для обозначения этой страны, и мы переводим визуальное впечатление от флага в концепцию страны – опять же условно. Некоторые символы-изображения являются не вполне условными, как, например, крест. Крест может быть просто условным символом христианской церкви и в этом отношении ничем не отличается от флага, но в специфическом контексте обстоятельств смерти Иисуса или при интерпретации физического и духовного планов связь между символом и тем, что он символизирует, выходит за пределы всего лишь условности.

Прямо противоположен условному символу символ случайный, хотя у них есть и общее: внутренней связи между символом и тем, что он символизирует, нет. Предположим, что с человеком случилось неприятное происшествие в каком-то городе; когда он слышит название этого города, он легко свяжет его с грустным настроением, так же как мог бы связать с радостным настроением, будь происшествие приятным. Очевидно, что в природе города нет ничего печального или радостного. Именно личный опыт, связанный с городом, делает его символом настроения.

Та же реакция может возникнуть в отношении дома, улицы, конкретного платья, определенного пейзажа или любого предмета, который однажды был связан со специфическим настроением. Мы могли бы увидеть сон о том, что находимся в некоем городе. На деле никакого особого настроения с этим сновидением могло бы и не быть связано: все, что мы видели, – улица или даже просто название города. Мы спрашиваем себя, почему во сне нам случилось подумать об этом городе, и можем обнаружить, что мы уснули в настроении, схожим с тем, которое город символизирует. Картина, увиденная в сновидении, представляет его, а город обозначает настроение, когда-то в нем испытанное. Здесь связь между символом и пережитым опытом совершенно случайна.

В отличие от условного, случайный символ не может оказаться общим у нас с кем-то еще, если только мы не пересказываем события, с символом связанные. По этой причине случайные символы редко используются в мифах, сказках или трудах, написанных символическим языком, потому что они не передаются другим языком, если только автор не добавляет пространный комментарий к каждому используемому символу. В снах, однако, случайные символы встречаются часто, и позднее в этой книге я объясню, как их понимать.

Универсальный символ – это такой, в котором существует внутренняя связь между символом и тем, что он олицетворяет.

Мы уже приводили один пример – городских окраин. Сенсорное ощущение безлюдного, незнакомого, бедного окружения, безусловно, имеет значимую связь с тревожным настроением, чувством одиночества. Конечно, если мы никогда не бывали на окраинах города, мы не могли бы использовать этот образ как символ, так же как слово «стол» было бы для нас бессмысленным, если мы никогда не видели стола. Символ города понятен только для горожан и был бы бессмысленным для представителей культуры, не имеющей крупных городов. Впрочем, многие другие универсальные символы коренятся в опыте любого человеческого существа. Возьмем, например, символ огня. Нас завораживают некоторые свойства огня в очаге – в первую очередь его живость. Он постоянно меняется, движется и все же обладает постоянством. Огонь все время меняется, оставаясь при этом тем же. Огонь оставляет впечатление силы, энергии, грации и легкости. Кажется, что он танцует, обладая неистощимым источником энергии. Когда мы используем огонь как символ, мы описываем внутреннее ощущение, характеризующееся теми же элементами, которые замечаем при чувственном восприятии огня: настроение энергичности, легкости, подвижности, грациозности, радости; иногда преобладает один, иногда – другой из этих элементов.

Сходным в одних отношениях и непохожим в других является символ воды – океана или потока. Здесь тоже обнаруживается сплетение изменчивости и постоянства, вечного движения и неизменности. Мы также обнаруживаем качества живости, непрерывности и энергичности. Однако есть и различия: там, где огонь полон духа приключения, скорости, возбуждения, вода спокойна, медленна и устойчива. Огонь содержит элемент неожиданности, вода – предсказуемости. Вода символизирует живое настроение, но более «тяжелое», «медленное» и скорее утешительное, чем возбуждающее.

То, что феномен физического мира может быть адекватным выражением внутреннего опыта, что мир вещей может быть символом мира мыслей, неудивительно. Мы все знаем, что наше тело выражает наш разум. Кровь кидается в голову, когда мы в ярости, отливает, когда мы боимся, сердца бьются быстрее, когда мы сердимся; тонус тела, когда мы счастливы, отличается от него, когда мы печальны. Мы показываем свои настроения выражением лица, а свое отношение и чувства – движениями и жестами настолько точно, что окружающие судят о них правильнее, чем по нашим словам. Воистину тело – символ разума, и это не аллегория. Глубокое искреннее чувство и даже любая важная мысль выражаются всем нашим организмом. В случае универсального символа мы обнаруживаем такую же связь между психическим и физическим опытом. Определенные физические феномены по самой своей природе наводят на мысль о некоторых эмоциональных и психических переживаниях, и мы выражаем чувственный опыт на языке физических явлений, т. е. символически.

Универсальный символ – единственный, в котором связь между символом и тем, что он символизирует, не случайна, а содержательна. Ее основанием служит ощущение близости между эмоцией или мыслью, с одной стороны, и чувственным опытом – с другой. Такой символ может быть назван универсальным потому, что он воспринимается однозначно всеми людьми в противоположность не только случайному, который по самой своей природе носит исключительно личный характер, но и условному, восприятие которого ограничено группой людей, разделяющих одну и ту же условность. Универсальный символ коренится в свойствах нашего тела, наших чувств, нашего разума, которые являются общими для всех людей и, таким образом, не ограничены принадлежностью отдельному индивиду или группе людей. Действительно, язык, на котором говорит универсальный символ, – общее наречие, созданное человеческой расой, которое было забыто прежде, чем успело развиться в универсальный общепринятый язык.

Нет нужды говорить о расовом наследии, чтобы объяснить универсальный характер символов. Каждое человеческое существо, разделяющее с остальным родом человеческим основные качества ума и тела, способно говорить на символическом языке, основанном на этих общих свойствах, и понимать его. Точно так же нам не нужно учиться плакать, когда нам грустно, или краснеть, когда мы сердимся, – эти реакции свойственны не только какой-то части человечества. Свидетельства этого могут быть найдены в том факте, что символический язык в том виде, в каком он используется в мифах и сновидениях, может быть обнаружен и в так называемых примитивных, и в высокоразвитых культурах Египта и Греции. Более того, символы, используемые представителями этих различных культур, поразительно сходны, поскольку все они уходят корнями в древность, в базовый чувственный и эмоциональный опыт, разделяемый людьми всех культур. Дополнительные свидетельства этого дают недавние эксперименты, в которых люди, не имеющие познаний в теории интерпретации сновидений, были способны под действием гипноза с легкостью понимать символизм своих снов. После выхода из гипнотического состояния, когда их просили истолковать те же сны, они удивленно говорили: «Ну, в них нет никакого смысла – это просто ерунда».

Впрочем, сказанное нуждается в уточнении. Значение некоторых символов меняется применительно к реальным обстоятельствам различных культур. Например, функция и соответственно значение солнца в северных и в тропических странах различаются. В северных странах, где воды много, вся растительность зависит от интенсивности солнечного сияния. Солнце – это тепло, оберегающая и любящая сила, оно дарит жизнь. На Ближнем Востоке, где солнечный жар гораздо сильнее, солнце – опасная, даже угрожающая сила, от которой человек должен защищаться, в то время как вода воспринимается как источник всей жизни и главное условие произрастания растений. Мы можем говорить о диалектах универсального символического языка, определяющихся теми различиями в природных условиях, которые заставляют некоторые символы иметь разное значение в разных регионах земли.

Совершенно иначе, в отличии от этих «символических диалектов», следует понимать тот факт, что многие символы имеют не единственное значение в соответствии с разными видами опыта, связанного с одним и тем же природным феноменом. Давайте снова рассмотрим символ «огонь». Если мы смотрим на огонь в очаге, являющийся источником удовольствия и комфорта, ему соответствует ощущение радости жизни, тепла, уюта. Однако если мы видим горящий дом или лесной пожар, это зрелище вызывает чувство угрозы, ужаса, бессилия человека перед природной стихией. Огонь, таким образом, может быть символическим олицетворением жизнерадостности и счастья, но и страха, бессилия или собственных деструктивных тенденций человека. То же верно и для символа «вода». Вода может быть страшной разрушительной силой в шторм или когда река выходит из берегов. Следовательно, вода может быть символическим выражением как ужаса и хаоса, так и комфорта и покоя.

Другой иллюстрацией этого принципа является символ «долина». Лежащая между горами долина может вызвать у нас чувство безопасности и комфорта, защищенности от всех опасностей окружающего мира. Однако защищающие долину горы могут означать и изоляцию, не позволяя нам выбраться из долины; тем самым она делается символом заточения. Конкретное значение символа в каждом данном месте может быть определено только из всего контекста, в котором он появляется, и в терминах преобладающего опыта индивида, употребляющего символ. Мы вернемся к этому вопросу при обсуждении символизма сновидений.

Хорошей иллюстрацией функции универсального символа служит сюжет, записанный на символическом языке, известный почти каждому представителю западной культуры: Книга Ионы. Иона услышал голос Бога, повелевший ему отправиться в Ниневию и проповедовать ее жителям отказ от греховной жизни: иначе они будут уничтожены. Иона не может не слышать голос Бога: ведь он пророк. Однако он не хочет быть пророком, и зная, что ему следует делать, пытается уклониться от выполнения приказа Бога (или, могли бы мы сказать, голоса собственной совести). Ему безразличны другие люди. Он почитает закон и порядок, но лишен любви[1].

Как эта история выражает внутренние процессы в душе Ионы? Нам сообщается, что Иона отправился в Иоппию и нашел корабль, который доставил бы его в Фарсис. В открытом море поднялся шторм, и пока все остальные ужасались и стенали, Иона спустился в трюм и впал в глубокий сон. Матросы, решив, что Бог, должно быть, послал бурю, потому что кого-то на корабле следует наказать, разбудили Иону, и тот признался, что он пытался уклониться от выполнения веления Бога. Он предлагает матросам схватить его и бросить за борт: море тогда успокоится. Матросы (проявив замечательное человеколюбие, пробуют сделать для спасения все что могут, прежде чем последовать его совету) в конце концов хватают Иону и бросают в море, которое немедленно успокаивается. Иону проглатывает кит, и Иона остается в его чреве три дня и три ночи. Он молит Бога освободить его из этой темницы. Бог заставляет кита извергнуть Иону на сушу, и Иона отправляется в Ниневию, выполняет веление Бога и тем самым спасает жителей города.

История рассказана так, как будто события действительно произошли. Однако она написана на символическом языке, и все описанные реалистические события есть символы внутреннего опыта героя. Мы обнаруживаем последовательность идущих один за другим символов: Иона садится на корабль, прячется в трюме, впадает в сон, оказывается в открытом море, попадает в чрево кита. Все эти символы обозначают внутренний опыт: состояние защищенности и изоляции, благополучное избавление от общения с другими людьми; то же могло бы быть выражено другим символом: младенец во чреве матери. Как ни различны и ни реалистичны трюм, глубокий сон, океан, чрево кита, они олицетворяют одно и то же внутреннее ощущение: смесь защищенности и уединения.

События происходят в очевидной последовательности в пространстве и времени: сначала Иона садится на корабль, затем спускается в трюм, затем засыпает, затем его бросают в море, затем его глотает кит. Одно событие следует за другим, и, хотя некоторые из них явно нереалистичны, история обладает собственной логикой в терминах пространства и времени. Однако, если мы поймем, что автор намеревался рассказать нам не о последовательности внешних событий, а о внутренних переживаниях человека, который разрывается между укорами совести и стремлением заглушить внутренний голос, становится ясно, что его разные действия, следующие одно за другим, выражают одно и то же его настроение и что временна́я последовательность показывает растущую интенсивность чувства. В попытке избежать своих обязанностей перед ближними Иона все больше себя изолирует – до тех пор, пока в чреве кита защитный элемент настолько уступает страху перед темницей, что Иона больше не может терпеть и вынужден молить Бога об освобождении из узилища, в которое он сам себя заточил. (Это тот самый механизм, который так характерен для невроза. Установка принимается как защита от опасности, но затем она выходит далеко за пределы своей изначальной защитной функции и превращается в невротический симптом, от которого человек пытается избавиться.) Так бегство Ионы в защитную изоляцию кончается ужасом перед заточением, и он возвращается в ту точку, откуда началось его бегство.

Существует еще одно различие между логикой явного изложения и логикой скрытой истории. В первом случае имеет место причинно-следственная связь между внешними событиями. Иона стремится уплыть за море, потому что желает бежать от Бога; засыпает, потому что устал; его кидают за борт, потому что считают причиной бури, и его проглатывает кит, потому что в море плавают киты-людоеды. Одно событие происходит потому, что произошло предыдущее. (Заключительная часть истории нереалистична, но не лишена логики.) Однако в скрытой истории логика иная. Различные происшествия связаны друг с другом в силу своей ассоциации с одним и тем же внутренним переживанием. Что представляется случайной последовательностью внешних событий, олицетворяет связь ощущений, соединенных друг с другом по ассоциации в терминах внутреннего опыта. Это так же логично, как и сюжет явного изложения – однако логика тут другого сорта. Если теперь мы обратимся к исследованию природы сновидений, логика, управляющая символическим языком, станет более прозрачной.

Загрузка...