Зачем ты воскрес

– Пара версий у меня есть. Скорее всего, местные хулиганы. Надо поговорить с жителями микрорайона. Особенно со старушками. Они всех местных хулиганов знают. Вторая версия: супруга Хоменко наняла киллеров, тех же самых хулиганов. Но забить насмерть у них не получилось. Возможно, что что-то или кто-то их спугнул.

– Что теперь?

– А то! Ты расспрашиваешь местных жителей. Выясняешь, кто там у них числится в хулиганах. А я займусь гражданкой Хоменко. Ну, и возьму на себя больницу, то есть самого Хоменко. Возможно, что он заговорит и поведает нам о случившемся.

Мясников отправился на улицу Лазарева, на то место, где «скорая» забрала избитого Хоменко. Конечно, никакой крови там уже не было. По утрам проезжали моечные машины. Типичная девятиэтажка. Рядом детская площадка. Возле дома много легковых автомобилей. А говорят, что мы плохо живем. Еще лет десять назад такого представить было нельзя.

Заметил сидевших у подъезда старушек и решительно направился к ним.

– Здравия желаю, милые дамы! – отчеканил он и щелкнул каблуками. Настоящий гусар!

Дамы были польщены.

– Майор Мясников! Прошу любить и жаловать! Любить можно горячо и страстно. Можете меня звать просто Николай. Или даже Коля. А позвольте я присяду рядом с вами?

Старушки заулыбались. Всё-таки у молодости и погон есть своя магия, перед которой женские сердца не могут устоять.

– А чего же ты, Коля, на краешке? Мы уж подвинемся. Места тут еще на пять Коль хватит. Ты между нами только садись! Ведь каждой приятно посидеть рядом с таким молодцем, потереться о него бочком, вспомнить золотые годы молодости. Ведь мы же не всегда были старухами. Форма у тебя такая красивая! Да и сам ты расписной красавец!

– Не форма красит человека. Хотя и это тоже! Воздух-то какой! Люблю осень! Свежо! Красиво! «Осенняя пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса!»

– Нам, Коля, не надо баки пудрить! – сказала женщина, что сидела с ним бок о бок. – Не первый раз замужем. Всяких наслушались сказок и басен. Выше крыши! Хоть собрание сочинений издавай! Сразу к делу переходи! Что ты хотел спросить?

. – Ну, к делу, так к делу! Я рад, что вы такие проницательные. Вот у вас бы мудрости поучиться молодому поколению! Действительно, у меня к вам дело. На прошлой неделе у вас жестоко избили мужчину. Видно, думали чем-то разжиться. Или просто обкуренные. Есть основания подозревать, что сделали это местные хулиганы. Обычно они контролируют свой микрорайон и весьма недоброжелательно относятся к чужакам.

– К гадалке ходить не надо! – сказала женщина, которая сидела рядом с Мясниковым. – Это Пашка Сечкин. Его здесь Фиксой кличут. У него зуб с золотой коронкой.

– Фикса, значит?

– Ага! Не один, конечно, со своими дружками. Он у них за главного. Заводила такой.

– Почему вы думаете, что Фикса?

– Дак, они выпьют, нанюхаются там чего-то и идут приключений искать на одно место, побить кого-нибудь, деньги отобрать. Это у них вроде как ритуала стало.

– Что полиция, участковый?

– А ничего! Они же короли здесь, никого не боятся. Участковый с ними ля-ля, а они ха-ха.

– Так. Дамы! И где мне найти эту компашку?

– Да где? На обычном их месте. Они там завсегда собираются. Пьют, курят, матерятся. За той девятиэтажкой у нас небольшой парк. Его Пантеевским называют. Они и тусуются там. Если какая симпатичная девчонка мимо идет, обязательно за причинное место ухватят. И ржать начнут. Ох, не кончится это добром.

Мясников раскланялся, шаркнул ножкой и пошел в парк. У входа стояла тумба с афишами. Фиксу с компанией найти было несложно. Еще подходя к парку Мясников слышал коллективное ржание. Говорили громко, щедро пересыпая речь матерками. Мясников сразу выделил Фиксу. Лидер всегда занимает место в центре. Хотя в компании были и крупнее его, но он выделялся независимостью и презрением ко всему миру, разумеется, кроме собственной особы. Себя он, наверняка, считал незаурядной личностью. Смеялся и говорил он меньше всех. Но когда он начинал говорить, все замолкали и не смеялись. И смотрели только на него.

– Здорово, пацаны!

– Здоровей видали.

– Не сомневаюсь. Сразу видно, что люди вы тертые, опытные, Крым и рым прошли и медные трубы. Но разрешите представиться! Майор полиции Мясников. Головного убора не снимаю за неимением такого. Но даже, если бы он и был, не сделал бы этого.

– Я-то думаю, откуда это помойкой повеяло, – сказал худощавый пацан в спортивных штанах.

– Сразу давайте расставим фигуры! С юмором у вас слабовато. Самое большое, на что вы способны, на дебильные шутки.

Есть особая порода молодых людей, которым нужен кумир, лидер, идол. Тогда у них появляется цель в жизни, они находят свое место в жизненной цепочке. У них отсутствует ответственность, они никогда не проявят самостоятельность. Они хотят, чтобы за них все решал другой, тот, которому они доверяют.

Как бараны из Панургова стада они безумно и бездумно идут за вожаком, которому только и остается одобрять «Верным путем идете, товарищи! Так держать!»

В этом их опасность для окружающих. Каждый из них по отдельности может быть полным ничтожеством, но в стае это дерзкие и беспощадные хищники, для которых не существует никаких табу, которые беспрекословно выполняют приказы вожака. Но когда их выдергивают по одному, припугнут, они теряются, трясутся и расплываются как амебы, становятся беспомощными и жалкими, достойными только презрения.

Поэтому так легко распространяется сектантство, с ловкостью фокусника матерые уголовники сколачивают банды из зеленой молодежи. И в эти банды выстраивается чуть не очередь. Толпы подростков идут за самозванцами, которые приглашают себя пророками в отечестве. Заглядывают им в рот, ловят каждое их слово. Они даже не требуют достойной оплаты за свой неблагодарный труд. Им достаточно одобрения вожака. Снисходительного похлопывания по плечу: «Молодца! Так держать!» Только от этого они уже довольны донельзя. И готовы на любые новые антиподвиги.

Почему люди так легко отказываются от себя, передают другим возможность решать, что им делать, и при этом уверены, что те другие, гораздо лучше решат, что им делать?

Мясников поставил ногу на скамейку.

– Шутить буду только я. И вопросы буду задавать только я. А вам остается лишь отвечать. Честно и откровенно. И не дай вам Бог рассердить меня. Не советую категорически. Слушаем внимательно! Ухмылки убрали! Ты…

Он ткнул пальцем в вожака. Тот от неожиданности даже присел, подогнув колени.

– Паша Сечин. Погоняло Фикса. Создатель, организатор и руководитель преступной группы, которая на прошлой неделе жестоко избила гражданина Хоменко с целью ограбления. Побои наносились руками и ногами. Били даже лежащего. Сейчас вышеназванный гражданин находится в реанимации в бессознательном состоянии. И молитесь Всевышнему, чтобы он выжил. Иначе срок будет уже другой. Да еще и групповуха. Это очень тяжелая статья. Мало не покажется!

– Чо ты, начальник, пургу гонишь?

– Не ты, а вы. А ну-ка поднял ногу! Я сказал «Ногу поднял»! или ты непонятливый?

– Чо? Зачем?

– Я сказал «ногу поднял»!

Фикса приподнял ногу. Мясников наклонился и сфотографировал планшетом подошву.

– Другую задрал!

Фикса хотел огрызнуться, но передумал. Ему уже было понятно, что этот Мясников – серьезный мужик. Задрал другую ногу. То же самое Мясников приказал проделать и другим.

– Теперь объясняя для самых непонятливых. Вы, наверно, слышали про следственную экспертизу? На одежде и теле пострадавшего остались отпечатки обуви. Они неповторимы, как и отпечатки пальцев. У всех разная обувь, разной марки, разной степени изношенности. Не стоит никакого труда доказать вашу виновность. Для суда это веская улика. И вам уже никак не удастся отвертеться. Никак! Я уже не говорю о том, что у стен есть не только уши, но и глаза. и нашлись свидетели, которые видели, как избивали гражданина Хоменко. Они вас обязательно опознают. Ясно излагаю? Групповуха. А если еще пострадавший и умрет, срок ваш значительно увеличится. И будете вы сидеть на зоне, где таких гопников не очень уважают.

– Гражданин начальник…

В голосе Фиксы уже не было никакой борзости. Резкая смена интонации даже его подельников удивила. В его голосе были просьба и страх.

– Да мы же ничего! Мы совсем не собирались не то, что убивать, даже покалечить его. Закурить попросили. А он начал орать. А потом набросился на нас с нецензурной бранью и стал угрожать физическим действием. Мы напугались. Мы в порядке самообороны.

– Вообще мне сейчас нужно вызвать наряд, чтобы он вас скрутил и доставил в отделение. Причем с вами не будут церемониться. Удары дубинками по почкам гарантируются. Сначала вас закроют в обезьяннике, а потом переместят в СИЗО. Кстати, Фикса, вот за эту наколку будешь держать ответ перед серьезными людьми. Они к наколкам относятся с большим пиететом. Никаких вольностей не позволяют.

– Чо татуха-то?

– А то! Зачем ты, дурень, храм наколол с куполами? Ты что совсем дебил? Не знаешь, что это значит? Каждый купол – это ходка. Они у тебя были?

– Да не! Бог миловал. Да это мне один художник знакомый колонул. Ну, падла какая!

– Вот! Дадут тебе ножичек и будешь кожу соскабливать вместе с мясом без всякого наркоза. Дернешься, на хор поставят. Вот что ожидает тебя в ближайшее время. Такая приятненькая перспективка. Так что приготовься заранее. Хорошенько подмойся. Я добрый вообще-то. Наряд вызывать не буду. А знаешь, почему я добрый? Догадайся с трех раз. Продемонстрируй свою сообразительность, пахан недоумков!

– Не! Не знаю!

– Жалко вас, сопляков. Закон суров, но он закон. И я должен блюсти его. В этом мое предназначение. Посидеть придется. Ждите повестки. И не думайте слинять. Этим только усугубите. Всё равно вас найдут. И накинут срок. Сидите, как мыши под веником. Тебе, Фикса, как организатору, дадут больше всех. Так что идешь паровозом. Пускай мамка сухари сушит! Покедова, бармалеи! Я не прощаюсь.

В кабинет Мясников зашел с видом победителя.

– Ну, что, коллега, есть подвижки? Нарыл, накопал, выудил, завел очередное дело?

– Кое-что.

– У тебя кое-что, а у меня нечто. И какое нечто! Майор Мясников зря зарплату не получает. Эту банду, что Хоменко била, я отыскал. Будем брать?

– Тут вот, Коля, нужно мне к полковнику доложиться. Так что пока не гоношись!

– Это правильно! Премия нам не помешает.

– Да не в премии дело. Тут ситуация с Хоменко двусмысленная. Как бы по шапке не получить.

– Что ты имеешь?

– Как мы можем заводить дело, если пострадавшего нет? Это же абсурд! Согласен?

– Как нет?

– Ну, де-факто он есть, а де-юре его нет, числится в покойниках по документам. А на покойников дело не заводится. Не могли же хулиганы напасть на покойника, который никак не может ходить по улицам?

– Блин! А мне и в голову не приходило. И что теперь?

–– А то, что мы должны стоять на букве закона. Это наша священная обязанность. Пока Хоменко – покойник, никакого дела не может быть. Так что ты правильно сделал, что не вызвал наряд. Ну, и задержали бы мы их. А дальше что? Объекта покушения нет. Чтобы бы мы сейчас говорили, извиняясь перед этими подонками, прежде чем отпустить их? Ощущеньице еще то! Сам знаю, было однажды со мной. Надо идти к полковнику. Жираф большой, ему видней. Тоже подстрахуем свои задницы. Люди мы маленькие. Дадут приказ идти на запад, идем на запад. Дадут приказ идти в другую сторону, пойдем в другую сторону. А инициативу допускать не будем. Пока отдыхай, а я иду!

Полковник, выслушав Кузьмина, грохнул кулаком. Органайзер подпрыгнул. Хотя за свою жизнь он привык и не к такому.

– Мать вашу! Ты смотри: всё один к одному. Ты смотри, Кузмин, сразу предупреждаю, это служебная информация, поэтому за стены этого кабинета она не должна выйти. Усёк! Никому! Даже собственной тени!

– Так точно!

– Вчера у меня был омбудсмен. Тьфу ты! И придумают же пакостное название! Всё на Запад равняемся. Скоро свой родной язык начнем забывать. А что этот Запад? Плюнуть и растереть! В общем, это тот, что у нас по правам человека. И знаешь, что его интересовало? Думал, что сейчас заведет волынку о неправомерных задержаниях.

– А разве не так?

– Не догадливый ты, Кузмин. Хотя я тоже сперва-то так и подумал. И настроился на эту волну. А он меня сразу посадил в лужу. Совсем неожиданную тему затронул. Сразу меня посадил в лужу. «А есть ли у вас случаи «живых

что это еще за живые трупы. «Что за «живые трупы»? – спрашиваю. «А вот так. Числятся они в покойниках, а на самом деле живые. Живут себе поживают, а считаются мертвыми. «Такого, – отвечаю, – не припомнится. А вот противоположных случает сколько угодно. Считают, что человек живой, а его уже давно в живых нет. Мы разыскиваем живого человека, а находим труп. Такое у нас бывает». – «Нет! – говорит. – Меня интересуют как раз «живые трупы», которые проходят по бумагам как покойники, а они продолжают жить. Неужели ни одного случая?» – «Нет! – говорю. – Сколько работаю, такого не припомню. Чего не было, того не было. Да что же за интерес такой непонятный? Вы меня просто в тупик ставите». – «Ладно! Хорошо! Только вы о нашем разговоре никому. Знаете, зачем лишний ажиотаж. Журналисты любят жареные тем. Такая свистопляска начнется. Вам же этого не надо? Ну, вот! Поговорили и забыли. Вроде и разговора не было». Вот такие пирожки, Кузмин! А тут ты , как из этой самой на лыжах со своим, как там его…

– Хоменко.

– Вот-вот! Но как это могло случиться? Как он при жизни стал покойником? Растолкуй!

– Да вроде банальная история. У этого самого Хоменко появилась женщина на стороне. Ну, любовь-морковь там, в общем замутил с ней не по-детски, что и про дом, и про работу забыл. Вроде как пропал. Ни слуха, ни духа о нем. Живет у любовницы. Жена на третий день подает в розыск. Еще и намекает, что отношения у них очень плохие, часто скандалят. Причина – скверный характер мужа. Он не раз грозился наложить на себя руки. Облить себя бензином и поджечь. Почему-то чаще всего упоминал именно этот вариант. Видно, помешался на Джордано Бруно. Тут буквально на следующий день находят обугленный труп в лесополосе возле котлована. Разумеется, сразу вспомнили про слова жены Хоменко. А там головешка одна. Супруга в морге сразу опознала мужа.

– В головешке-то? Это каким же образом? Может быть, у него там зубы злотые сохранились?

– Про зубы не знаю. Ну, то сё. Выдают справку о смерти Хоменко. А на следующий день хоронят. И мадам Хоменко становится вдовой. А через неделю Хоменко объявляется живым. Приходит к жене просить развод. Она его не пускает.

– Что же так топорно сработали? Должны были отправить останки на экспертизу. Почему не сделали? Это же обычная процедура. Ну, работнички, твою мать!

– Этим не наш отдел занимался. Довольствовались опознанием. Вникать не стали.

– Опознание? Да ты же сам говоришь, что головешка была. Что там можно было опознать? Сейчас мы должны провести эксгумацию и убедиться, что захоронен не Хоменко. И кстати, установить, кто такой эта головешка. Представляешь? Эту дамочку жену Хоменко допросить как следует. На каком основании она утверждала, что эта головешка есть ее муж. А если она дала ложные показания, то и привлечь.

– Я занялся ей. Выяснилось, что сейчас у нее живет любовник, которого она в спешном порядке прописала. Мне кажется, что эта связь у неё началась давненько.

– Это же мотив! Козе понятно, что она уже давным-давно наставляла мужу рога. Отсюда у них такие неприязненные отношения. Конечно, она желала избавиться от него. Мы должны признать, что допустили следственную ошибку, была халатность, неисполнение должностных инструкций. За что вообще0то виновных нужно наказывать. Самое главное, что козлом отпущения буду я, ваш покорный слуга. Не проследил, не проконтролировал, пустил на самотек, переоценил профессионализм своих сотрудников. Дело приобретет резонанс, а у нас на носу выборы мэра. И никому не нужна газетная шумиха, особенно нынешнему мэру. Представляешь, какая пойдет свистопляска. Этим журналюгам только дай поплясать на наших костях. У вас под носом такое беззаконие, такое безобразие творится. А вы ничего не видите, не живете нуждами народа, оторвались от реальной жизни. Полетят погоны. Я чую.

– И что же делать, Александр Васильевич?

– Думать, Кузмин! Думать! Главное наше оружие – это наша голова. Надо быть выше и умнее других. Вот и думай, как нам с наименьшими потерями выйти из этого дурацкого положения. А лучше всего, чтобы вообще никаких потерь не было.

– Это не всё. Когда Хоменко шел от жены, на него напали хулиганы и жестоко избили. Сейчас он в больнице. Живой. Но думаю, что его серьезно покалечили. Сотрясение мозга там и прочее.

– Жить будет?

– Надеюсь. Но не говорит. Только хрипит что-то невразумительное. Возможна потеря памяти.

– Не говорит?

– Доктор сказал, что когда его пинали ногами, возможно, повредили какую-то часть головного мозга, которая отвечает за речь и за память. Может быть, ни речь, ни память к нему не вернутся. Мясников нашел этих хулиганов.

– Арестовал?

– Обещал вызвать повесткой.

– Значит так! Сейчас Хоменко овощ. Человек, который не говорит и ничего не помнит. Так что заниматься его воскрешением из мертвых сейчас не только затруднительно, но и бесперспективно. Нужно оставить всё, как есть. Не делать резких движений!

– Не понял.

– Что тут непонятного? Пока для нас и для остальных никакого Хоменко не существует. Он покойник. И он сам не может доказать, что он живой и что он есть Хоменко. Дело по нападению не заводить. К вдове не суйся. Пусть она там кувыркается со своим любовником, наверстывает за упущенные годы супружеской жизни.

– Если к Хоменко вернется память, и он заговорит? Да и врачам нужно, чтобы мы идентифицировали его. Им не нужен безымянный пациент. У них тоже отчеты, проверки.

– Кузмин! Что ты такой нудный? Если бы да кабы да во рту росли грибы. Не надо никаких сослагательных наклонений. С главврачом больницы я сам буду держать контакт. А ты покуда не суйся. Никакого «живого трупа» нет. И чтобы не слышал разговоров на эту тему. Забыл! Занимайся другими делам!

– Слушаюсь!

– Чо? – спросил его Мясников, когда он вернулся от полковника.

– Через плечо! Никакого Хоменко нет. Умер Хоменко, скончался, отправился в мир иной.

– Значит, дела не заводить? Ну, не заводить, так не заводить. Как говорится, баба с воза. Хотя бы тем упырям я бы хвост прижал. По ним давно тюрьма плачет. А так простим, Бог знает, что они еще натворят. Горбатого-то могила только исправит.

Кузмин промолчал. Он был зол. Начальство прикрывает свою задницу. Ему было жалко Хоменко. Мужик ему понравился, тихий, скромный. Только невезучий. За себя постоять не может. А вот баба его, то есть жена, стерва из стерв. Не повезло ему. А вот тут женщина встретилась. Хоть он ее не знает, но хочется думать, что нормальная женщина. Интересно, что чувствует его супружница. Она же знает, что Хоменко живой. Как она с этим живет? Похоронила живого мужа. Ничего не боится? Так уверена в своей безнаказанности? Что всё прокатит без сучка и без задоринки? Что никому дела нет до Хоменко?

Постучали. В дверную щель просунулась испуганная морда. Глаза зыркали по кабинету.

– Можно?

– Нужно? – рявкнул Мясников. – Заходь! Чего топчешься на пороге как неродной? Ну!

Через узкую щель приоткрытой двери протиснулся коренастый паренек. Боялся открыть дверь шире? То, что боится, это хорошо. С такими легко работать, колются как орехи.

– Здрасть!

– Знакомьтесь, коллега! К нам сам Фикса пожаловал. В миру Павел Сечкин. Скажите, какая честь! Сейчас от умиления зарыдаю.

– Я… это… явку с повинной, – пробормотал Фикса, скрестив ладони на паху. Боялся, что его с ходу пнут по самому болезненном месту?

– Какая сознательность! Да ты никак стал на путь исправления? Похвально! Совесть заела?

– Ну, типа этого… Мне можно это…

– Можно Машку за ляжку. А у нас нужно. Паша! Моя доброта не знает границ. Я решил тебя помиловать, потому что вижу, что ты сердечно раскаиваешься в своем неосторожном поступке.

– Это как?

– Не надо никакой явки с повинной! Понял! Пострадавший не стал писать на тебя заяву. А на нет и суда нет. Нет заявы, нет и дела. Может быть, он сам попросил вас, чтобы вы его побили. Можешь идти и сопеть в две дырочки. И благодарить всех богов, что так легко отделался. Но запомни, Паша! Еще что-нибудь утворишь, я упеку тебя всерьез и надолго. Всё! Пошел вон! Я уже устал от тебя.

– Дяденьки милиционеры… ой! Полицейские! Спасибочки! Я буду ниже травы! Зуб даю!

ХОМЕНКО

Хоменко догадывался, что в этот день в его жизни произойдет перелом. И этого перелома он не хотел, страшился его, желал только одного, чтобы он как можно дольше не наступал. Сестричка выглядела грустно и не занималась с ним.

– Ну, всё, миленький! Уезжаешь ты от нас. Забирают тебя. Веди себя хорошо, не огорчай врачей. Хорошо это или плохо, не знаю. Только я к тебе привыкла. Ты для меня почти родной стал. ты хороший человек. Если бы ты еще и говорил.

Хоменко улыбался ее словам. Снова протянул и положил руку на ее ладонь. Она была гладкая и теплая.

По ее голосу Хоменко понял, что он ее больше не увидит, что кто-то хочет их разлучить, оторвать друг от друга. Но почему его хотят разлучить с ней? Он привык к ее рукам, голосу, урокам. И он был уверен, что это будет длиться вечно, что она будет приходить каждый день. Ему хотелось рисовать с ней солнце, смешных человечков с тонкими линиями рук и ног, которые отличались друг от друга только размером. Ему нравилось рисовать эти смешные значки. И он уже знал, что каждый такой значок обозначает звук. Он даже запомнил звучание некоторых значков.

Он не умел произносить эти звуки. Как бы он ни старался, получалось очередное хрипение. Он сердился на себя. Ему так хотелось доставить удовольствие сестричке. Ах, как ему хотелось, чтобы из его гортани вылетали такие же красивые звуки, как и у нее. Но почему у него ничего не получается? Разве у него всё устроено иначе, чем у нее? Стал экспериментировать: выгибал по-разному язык, вытягивал, округлял и растягивал губы, сжимал и разжимал зубы. Хотя снова получался хрип, но каждый раз он был с другой окраской, другим тембром. Это радовало Хоменко. Если он будет стараться, то, в конце концов, у него будут такие же звуки, как и у нее.

Сестра принесла пакет и стала доставать из него одежду. Это была его одежда, выстиранная и отглаженная. Она складывала ее стопкой на прикроватной тумбочке. Он не знал, что это его одежда и с удивлением смотрел на черные брюки, на рубашку в мелкую полоску, на носки, джемпер с широкой белой полосой на груди. Не понимал, зачем это она ему показывает. Прохрипел. Сестра улыбнулась.

У главврача сидел другой главврач психиатрической клиники. Это был уже достаточно пожилой мужчина. Они были знакомы. Встречались на разного рода семинарах, сессиях городского совета, у мэра. Перекидывались друг с другом короткими фразами.

Сейчас они, не торопясь, пили кофе.

– Андрей Иванович! Вернемся к нашим овцам, – сказал главный психиатр. – Вопрос надо решить сейчас и кардинально, чтобы в последствии не возникло никаких недоразумений.

– Имеете в виду этого безымянного пациента?

– Именно. У кого возникла инициатива передать его к нам? И каковы причины этого?

– Это моя инициатива.

– Мои коллеги осмотрели его и не нашли никаких оснований переводить в психиатрию. По крайней мере, никаких патологических отклонений и заболеваний выявлено не было.

– Потеря памяти не является основанием?

– Но вы же сами утверждали, что вероятно во время избиения у него была повреждена та часть мозга, которая отвечает за память. Если что-то окончательно сломано восстановить это невозможно. Современная наука пока – увы! – не в состоянии регенерировать участки мозга. Поэтому возникает законный вопрос: чем мы можем помочь вашему пациенту?

– Владимир Иванович! Откуда мы можем знать, что там повреждено и повреждено ли. Это только наши предположения. Специалистов в этом направлении, как вы понимаете, у нас нет. А вот вы разберетесь лучше. Вам и карты в руки!

– Мне непонятно, почему этот пациент до сих пор не идентифицирован. Он у вас находится уже не первый день. Когда кто-то пропадает из близких, родственники начинают обзванивать больницы, морги, подают заявление в полицию, печатают объявление в газете, подключают волонтеров, ведут активный поиск. Сложно сфотографировать и определить по базе данных, которая есть в полиции?

– Думаю, что полиция вскоре установит его личность. Ну, а держать его в нашей больнице нет никакой нужды. Ничего хронического, переломов нет. Нам не от чего его лечить. То, что было, мы подлатали и устранили. Остается только мозг. Дело за вами, коллега.

– Хорошо! Будем считать, что вы меня убедили. Хотя какие-то кошки скребут на душе. Я знаю одного молодого психиатра. Он как раз пишет докторскую по этой теме. И конечно, ему очень интересны конкретные случаи. Я переговорю с ним. Для него это очень интересный объект изучения. Может, чем-то и поможет.

Кофе допито. Слова все сказаны. Главврач психиатрической больницы поднялся. Несмотря на возраст, выглядел он очень стройно. Спину держал прямо, не сутулился.

– Мы забираем вашего пациента. Кто знает, может быть, мы действительно сможем ему помочь. По крайней мере, будем надеяться на это. Как говорится, надежда умирает последней.

– Я не сомневаюсь в ваших возможностях. Ведь у вас работают настоящие профессионалы.

Пожали руки.

Добрая медсестра помогала Хоменко одеться. Сначала сняла его больничный халат. Он не понимал, зачем это она делает с ним. Хрипел, но повиновался. Он знал, что ничего плохого она ему не сделает.

– Вот миленький, забирают тебя от нас. Может быть, там тебе помогут. Там очень хорошие врачи. Ты всё вспомнишь и заговоришь. Обязательно заговоришь! Я верю в это.

Хоменко провели по длинному коридору, спустились на первый этаж. Возле крыльца стояла «скорая», куда его и усадили. С обеих сторон его поддерживали двое молодых мужчин. Когда захлопнулась дверь и исчезло лицо доброй медсестры, по его щекам покатились слезы. Он беззвучно шевелил губами, как будто шептал молитву. Напротив сидел врач, молодой мужчина, с густыми черными бровями. Полные его щеки и подбородок были синеватыми от щетины, которая росла у него очень быстро.

Пациент был спокоен. Поэтому решили, что особых мер предосторожностей не потребуется. В конце концов, у сопровождающего его врача был электрошокер, с которым он не расставался ни в больнице, ни за ее стенами. В машине трое взрослых мужчин, которые умеют быстро утихомирить самого буйного пациента. А потом смирительная рубашка и укольчик, который любого сделает шелковым. Пациент никаких фокусов не выкидывал. Поэтому врач успокоился и расслабился.

Хоменко сидел, зажав ладони коленями, и смотрел в окно. Мелькали городские улицы, прохожие, уродливо обрезанные тополя. Их обрезали, чтобы они во время ветра своими ветками не оборвали провода. Думал ли он о чем-нибудь оставалось загадкой. По крайней мере, по его лицу это определить было невозможно. Но то, что ему было грустно, это заметил бы любой, стоило только заглянуть в его глаза.

Его провели в палату, где теперь ему предстояло жить. Сколько? Никто не знал: ни врачи, ни тем более сам Хоменко. Он только чувствовал, что теперь от него ничего не зависит.

В палате были спокойные пациенты, которые не доставляли особых хлопот персоналу. Поэтому медперсонал заходил к ним не часто. Мужики не бузят, занимаются своими делами.

Когда его завели, все трое обитателей палаты приподнялись и с любопытством глядели на новичка. Всё какое-то разнообразие в их скучной монотонной жизни, где одно и то же, одни и те же лица.

– Кто будешь таков, мил человек? – спросил низенький старичок с очень живыми и любопытными глазами, которые бывают у детей, пока школа их не приучит ничему не удивляться.

Санитар подвел Хоменко к его кровати, которая стояла у окна. Хоменко это понравилось. Можно будет глядеть во двор, разглядывать деревья, людей, собак, облака. Хоменко поставил пакет с вещами на прикроватную тумбочку и сел на кровать. Улыбнулся. Глаза его радостно блестели, как бы говорили: «Я очень рад, что я рядом с вами».