Задача со всеми неизвестными

Глава 4. #думаю #культпросвет #очень_странные_дела

Я считаю себя хорошим человеком. Ну, нормальным. Ладно: я просто не считаю себя плохой. Пока что я не делала ничего, за что могла бы сказать своему отражению в зеркале: «Ну ты и дрянь».

До утра я ворочалась в кровати, вспоминая бабушкины слова; мне то представлялась осунувшаяся раздражительная Настя и ее печальное: «Пролетела я, Полякова», то яркими вспышками возникали картинки со страниц статистики канала «0 чтений за сегодня».

А потом я вообще вообразила себе двадцатилетнюю Гаврюшу, которая провалила третью попытку поступления в театральное училище. Или получила очередной отказ от какого-нибудь режиссера, не слишком даже именитого. Или сыграла всего одну роль, и ту без слов, но надеялась, что когда-то обязательно будет текст, а через несколько лет она станет примой… Не стала, но в театр была настолько влюблена, что согласилась бы чистить красную ковровую дорожку, лишь бы там.

Честно говоря, я была плохо знакома с ее биографией, поэтому любая версия могла оказаться правильной.

В любом случае, так Гаврюшу становилось чудовищно жалко. С другой стороны, так кого угодно стало бы жалко – про каждого ведь можно придумать грустную историю.

Часа в четыре утра я решила, что обязательно позвоню Гаврюше сама – вот как проснусь, так и позвоню. И, возможно, даже не буду закатывать глаза, когда она начнет заново рассказывать душераздирающую историю о трагической ошибке: я почти слышала, как Гаврюша называет соседа «невинным страдающим мальчиком», а себя – «чудовищем, которое прощения не заслуживает».

Но, как любит говорить Леша: «Не крути себе мозги, жизнь сама за тебя все решит» – у меня не получилось ни нормально поспать, ни набрать Гаврюшин номер, потому что она позвонила сама.

Звонила Гаврюша настойчиво: я успела помычать в подушку, лениво стечь с тахты и вытащить из-под нее тапки, пройтись по всей квартире в поисках трубки – самое обидное, что трубка нашлась на своем привычном месте.

– Это просто невыносимо, Таточка, – чуть не плакала Гаврюша, очевидно, приняв мое сонное «Алло» за бабушкино. – Он снова пропал, я чувствую себя такой виноватой…

– Наталья Гаврил…

– …если бы я вчера была сдержаннее, возможно, ничего бы не случилось, Таточка!

– Бабушки нет до…

– А вдруг у него сердечный приступ? Он ведь жаловался на бессонницу!

– А какая связь между бессонницей и сердечным приступом? – Я решила не доставать Гаврюшу лишними уточнениями. И правда, какая разница, бабушка ее выслушивает или я?

– Как же? – возмутилась Гаврюша. – Недостаток сна негативно влияет на сердечно-сосудистую систему.

Надо же, как удачно: у меня как раз был явный недостаток сна – телефонный звонок раздался в половине десятого, а уснула я около шести. Хотя бы буду знать, на что же это негативно повлияет.

Гаврюша вдруг что-то поняла и спохватилась:

– Таточка, это ведь ты?

– Нет, Наталья Гавриловна, это Леся.

– А что же ты сразу не сказала?

– Я пыталась.

– Девочка моя, пытаться мало, – Гаврюша горестно вздохнула. – Когда-то и я пыталась: мечтала сыграть Раневскую, было даже несколько удачных прослушиваний… Между прочим, ты читала «Вишневый сад»?

– Еще нет.

– Лесенька, это безобразие! Ты такая интеллигентная девочка!

– А у нас в программе по литературе его еще не было, – зачем-то стала оправдываться я, хотя с трудом понимала, как мы пришли к теме культурного просвещения интеллигентной меня.

– Чехов, Лесенька, вне всех программ, – назидательно проговорила Гаврюша. – У меня есть дивное издание, приходи, моя девочка, я тебе подарю.

В принципе, против Чехова я ничего не имела, но, если быть откровенной, съесть яичницу под шортсы с пандами и снова уснуть мне хотелось немножечко больше, чем читать «Вишневый сад».

– Наталья Гавриловна, спасибо большое, обязательно на днях зайду! – вдохновенно выдала я и поспешила сменить тему: – А вы бабушке по какому поводу звонили? Все в порядке, что-то передать?

Гаврюша на мгновение затихла и продекламировала:

– «Неладно что-то в датском королевстве…» Страшные дела творятся, моя девочка. Приходи за книжечкой, все расскажу.

– Гаврюша – просто коварство во плоти, – звучал голос Насти у меня в наушниках. – И дела страшные, и книжечку подарю – так и заманила двух несчастных школьниц в гости.

Я уговорила Настю пойти к Гаврюше вместе и, пока каждая из нас шла от своего дома к дому Гаврюши, мы болтали по телефону.

– Ну, заманила она только меня, – уточнила я. – А я уже сама тебя заманивала.

– Это ты так вежливо напоминаешь, что меня там никто не ждет?

– Нет, это я Гаврюшин адвокат. Типа меньше жертв – меньше срок.

– Защита, ваш протест отклонен, – хмыкнула Настя. – Вчера Гаврюша совершила акт массового убийства психики: твоей, твоей бабушки, несчастного соседа и участкового. Кстати, я тебя вижу.

– А я тебя нет!

Я закрутилась по сторонам, пытаясь разглядеть Настину русую макушку, и продолжала вертеться до тех пор, пока ко мне не подошла девица с потрясающей рваной стрижкой на синих-синих волосах и не сказала Настиным голосом:

– Ты видела, как ужи иногда крутятся? Очень похоже. Привет.

– У тебя синие волосы. – От удивления ничего другого я из себя выдавить не смогла.

– Ты очень внимательный человек, Полякова.

– Учусь у лучших, Куликова. Ты когда успела? Ночью в салон записывалась?

– Нет, это Лешка.

– Лешка? – вытаращилась я, потянув на себя тяжелую дверь Гаврюшиного подъезда. – Как ты его уломала?

– Это он меня уломал. Рылся вчера ночью в шкафу, нашел краску и пристал: давай, ты же вылитая Мальвина – вечно меня воспитываешь. Постриг, правда, криво, да?

– Друг мой, в крутых салонах это называется «креативная стрижка».

– Мне тоже нравится.

Гаврюша открыла, стоило мне дотронуться до кнопки звонка. Выглядела она отлично: длинное платье с рисунком жар-птицы, припудренное лицо, тщательно завитые волосы. И это несмотря на вчерашние переживания! Если однажды на нашу планету нападут гуманоиды-киборги, Гаврюша окажется самой красивой пленницей: пока остальные дураки будут пытаться спастись, она накрасится.

– Ты пришла, девочка моя, – с надрывом произнесла Гаврюша и, переведя взгляд на Настю, уже самым обычным голосом добавила: – Здравствуй, Настенька, смелый эксперимент, тебе идет.

Настенька терпеть не могла, когда ее называли Настенькой – хуже только Настена. Но не зря Леша иногда говорил, что у нее выдержка – чисто для разведки: она поблагодарила Гаврюшу за комплимент и даже улыбнулась.

– Право, не знаю, можно ли вам здесь находиться, – говорила Гаврюша, прижимая ко лбу тыльную сторону ладони. – Смею ли я впутывать невинных детей в столь жуткое дело? Но как же быть мне, растерянной одинокой женщине с тонкими вибрациями души? Я этого не вынесу!

– Чего именно не вынесете, Наталья Гавриловна? – спросила я.

– Череды необъяснимых событий!

Мы проследовали за Гаврюшей в кухню, она рухнула на стул, не забывая при этом драматично постанывать, и я сказала:

– Так вроде бы вчера все события объяснили. И полиция приходила, и сосед ваш нашелся…

– А теперь снова исчез! – Гаврюша схватила со стола, застеленного белой ажурной скатертью, маленький пузырек и потрясла им – почему-то у Насти перед носом. – Вот, видите?

– «Настойка успокаивающая, 30 миллилитров», – послушно прочла этикетку Настя.

– Именно! – кивнула Гаврюша и со стуком опустила бутылочку на стол. – Левушка оказался таким чувствительным мальчиком, у нас случилась такая душевная беседа…

По-моему, Левушкой можно было называть кудрявого карапуза лет семи, а Гаврюшиному соседу такое имя не подходило совсем. Хотя ему и имя Лев не подходило. Бывает же.

– Левушка пожаловался, что в последнее время совершенно потерял сон, и я, как неравнодушный человек, предложила ему помощь. – Гаврюша указала пальцем на пузырек с настойкой. – Но, увы, память меня порой подводит: я напрочь позабыла, куда дела эти проклятые капли! Я так огорчилась, просто до слез!

– В общем, пока ничего необычного, – еле слышно пробормотала Настя, а я закусила губу, чтобы не заржать.

– Левушка, добрая душа, принялся меня утешать и сказал, что сегодня проведет весь день дома, – улыбнулась Гаврюша. – Словом, дал понять, что я могу занести ему капли, когда мне будет удобно. И что же?

– Он и так хорошо выспался, и капли не понадобились? – предположила Настя.

– Нет, девочка моя, – Гаврюша вздернула подбородок. – Он просто не открывает дверь. Более того, он не отвечает на мои звонки. Можете себе представить?

Мы с Настей переглянулись и, судя по ее выражению лица, она тоже легко могла себе представить, как кто-то не отвечает на Гаврюшины звонки.

– А в чем проблема? – пожала плечами Настя. – У человека поменялись планы. Собирался провести день дома, а его на работу дернули, почему нет?

– Потому, моя девочка, что я названиваю ему с половины восьмого. Не могли же его, как ты выразилась, «дернуть» глубокой ночью.

– Могли, – не согласилась я, – и не обязательно на работу. Может, какой-нибудь его друг в аварию попал, вот он и поехал.

У Гаврюши опустились обычно прямые плечи, она вся как-то скукожилась и медленно проговорила:

– Конечно, разумеется. Я ведь могу вообразить невесть что, я разыгрываю драму на пустом месте. Но я ведь слышу, что там происходит. Там кто-то есть.

Словно в подтверждение ее слов, в квартире сверху что-то застучало. Гаврюша побледнела и спросила:

– И что вы мне прикажете думать?

– А что тут думать? – Настя перепрыгнула через две ступеньки и оказалась прямо перед дверью грустного Льва. – Достала его Гаврюша, не хочет он с ней разговаривать. Я бы тоже не хотела общаться с тем, кто мне звонит в семь утра. Человеку, у которого бессонница!

– Тебе лень этажом выше подняться?

– Мне – лень. Потому что это самый бессмысленный подъем на этаж в моей жизни. Чего ты хочешь?

Честно говоря, я сама не знала. Я просто была не против, чтобы Гаврюша успокоилась, поэтому предложила: может, мы с Настей сами сходим, проверим, что там с Левушкиной квартиркой? Я с трудом представляла, что и как мы будем проверять, но мало ли.

– Если проблема в Гаврюше, то нам он откроет, логично? – выпалила я и позвонила в дверь.

В квартире стояла тишина, прозвучала только электронная трель и…

– Ты слышишь? – шепнула я Насте.

Она прижалась ухом к кожаной обивке и тоже шепотом ответила:

– Музыка какая-то, что ли? Чилит наш Левушка, капельки не нужны?

– Тише. – Я снова прислушалась. Через несколько секунд музыка оборвалась, последовала недолгая пауза, и мелодия снова заиграла. – Это не музыка, это рингтон. Повторяется один и тот же фрагмент и обрывается. Телефон звонит.

Настя даже задержала дыхание и прикрыла глаза, а потом снисходительно улыбнулась:

– Ну, все понятно. Левушка куда-то сорвался и забыл мобильный.

– То есть дома никого нет? А что тогда стучало?

– Какая разница? Ваза упала, кот пробежал, опять банки взорвались – миллион вариантов.

– А если не так: ему стало плохо и он там лежит в обмороке?

– Тоже может быть. Гаврюша ведь поэтому вчера собиралась в чужую квартиру вломиться? Полякова, возвращайся к реальности.